стихи о биографии человека
Автобиография
Родился я в сороковом,
Когда войне гимн пушки пели,
И жены волосом белели,
Услышав слово “почтальон”.
От счастья, пачкая штанишки,
Рыгая сыто молоком,
Дрых обленившимся котом.
Война – плохая штука!
Вначале с батюшкой разлука…
Все наступал и наступал.
Познав судьбы лихой удел,
Мы из Воронежа бежали,
От страха животы дрожали…
Осколок мимо пролетел.
Простая девушка из жизни,
Что шла вперед, но неспеша.
Любила верить в силу мысли
И тихо так судьбу ждала.
Она любила, понимая,
Что не коснется милых губ.
И ожиданий не бросала,
Но голос сердца слишком груб…
Она ждала, жила с улыбкой
И в мир хотела что-то дать
Душа играла пьяной скрипкой,
Твердив, что счастья не видать.
Глотала воздух очень жадно,
Гналась за прошлым далеко.
Твердив: « Не любит?! Ну и ладно…»
Хоть жить ей было нелегко.
Надежда сеялась с печалью,
Дая все.
Ты пленён, ты вновь родишься. набело.
В этот.
Я живу отрыжками сухих веток жизни
Кормлю кота Фаню, и думаю не о чем
Каждый день сублимирую поток мысли
И очень редко пью черный ром
Отрицаю порядок и хаос
В своем встроенном мозгу
Любитель таинственных пауз.
И не любитель рагу
Зимней ночью в селенье далёком,
Когда волк завывал за окном,
При коптилке в избе одинокойНачала я невидимый том
Станной жизни, с другими не схожей,
Безграничной, но внешне скупой,
Злая девочка с тонкою кожей,
С оттопыренной нижней губой.
Мне светили несмелые звёзды,
Незабудки толпились в полях,
Рассыпала черёмуха гроздья,
Серый тальк осыпался в горах.
Я бродила по галькам покатым,
Запах снега вдыхала зимой,
Я была бесконечно богата
Детской радостью, жизнью самой.
Пустые будни, трудный хлеб,
Глухой подвал, свою трущобу
Я не сменю на красный серпИ чёрный молот юдофоба.
Я буду знать, что не по мне
Тоскует лагерь или плаха,
Уж лучше быть чужим в стране,
Чем слыть своим и гнить от страха.
И родина моя, как гость,
Ко мне приходит в снах тяжёлых,
Страна, где лживо всё насквозь,
Где королей не видят голых,
Где стыдно быть самим собой,
Где личностью прослыть опасно
И где в загоне цвет любой,
А доминирует лишь красный,
Где благоденствия не.
В Свердловск я ехала тогда,
Меня влекла литература,
Манили люди, города,Сияла жизни амбразура.
Увидела я в первый раз
И телефон, и поезд скорый,
Проезжих у вокзальных касс,
И всё ждала лихого вора,
Шёл над Свердловском летний дождь,
Трамваи в парки уползали,
Впервые охватила дрожь
Меня на жизненном вокзале.
Я уходила из тепла,
Из честных рук в чужое море
И.
Нас встретил солнцем и теплом
Старинный город с куполами,
С садами над седым Днепром,С каштанами и тополями.
Оживший вновь после войны,
Дышал он мягкой чистотою
И после северной зимы
Пленял покоем и весною.
О нём всегда мечтала мать,
Как о каком-то светлом крае,
А мне ни думать, ни писать
Не хочется об этом рае.
Нам дали комнату одну
С соседями в квартире новой,
Но с ними вечную войну
Вести мы были не готовы.
От постоянных передряг,
Скандалов, жалоб, пересудов
Подкрался.
Уснула я тяжёлым сном
После волнений перелёта,
А утром за чужим окномУвидела людей в заботах.
Шёл дождь над Веной в этот час,
Вели детей за ручку мамы,
И поняла я в первый раз,
Что этот мир всё тот же самый,
Пусть лавки фруктами полны
И улицы чисты, как залы,
Но райской нет нигде земли,
Здесь те же будни и печали.
Вся многоликая земля
Так, в сущности, однообразна,
Здесь от себя уйти нельзя,
И жизни нет другой и разной.
Бродя, кочуя целый век
По тёплым и холодным странам.
Биографии
Жизни биография — вся в одной странице,
Жизни биография — срок меж двумя датами.
Первая — когда, на Земле родился,
О второй не думаю — с ней всё непонятно мне.
Дата та вторая — для нас всех загадка.
То ли окончание, то ли дверь к Нему.
Иль за нею сон всего и уснём мы сладко.
Тайна неподвластна та, в мире никому.
Жизни биография — даты в ней как вехи,
Жизнь они меняли круто мне всегда.
Подарив в ней новым, горе иль успехи,
Остаются в памяти этим навсегда.
Я вечно портил родственникам нервы,
Ведь рос мальчишкой сорванцом,
И влезть на дерево – был первым,
Гордился сильно на брови рубцом.
Ну а теперь – я лошадь иноходец –
Не выхожу на общаковский тракт,
Ведь иноходцы – очень злой народец –
И вечно всё проделают не так.
Я не хочу идти со всеми в ногу,
За эту непохожесть на корню –
Я говорю теперь – спасибо Богу.
Альбомы старые они как биографии
Где наши жизни словно на ладони
Недавно я увидел фотографию
Девчонки маленькой на чёрно-белом фоне
В кудряшках милых вся её головка
Сандалики на ножках,строгая одежда
И стало мне слегка неловко
Когда в глаза взглянул ей нежно
Я там увидел душу чистую как небо
Любовью налитое сердце и добро
Я захотел туда,где никогда я не был
Туда, где счастье,радость и тепло.
Теперь она уж девушка в цвету
Фигура,грация и локоны до плеч
Одна лишь мысль о ней.
Автобиография в стихах!
Сам я в декабре родился,
Двадцать первого числа,
В год Дракона появился,
И в созвездии Стрельца.
На характер год Дракона,
Очень сильно повлиял,
Стал приверженцем Закона,
И за правду пострадал.
Так случалось не однажды,
Честным людям трудно жить,
Умереть пришлось мне дважды,
Мне такое не забыть.
Ведь всегда найдутся люди,
Кто желает навредить,
Но такие мне не судьи,
Сам я знаю кем мне быть.
Не желаю о печальном,
Долго говорить сейчас,
Разговоры о банальном,
Раздражают часто нас.
Лучше расскажу немного,
Что вообще мне жизнь дала,
Сам воспитывался строго,
И родителям хвала.
Мне коммерческую жилку,
Дал Стрельца Созвездия знак,
И пройдя в торговле стирку,
Верю я в свой Зодиак.
Впрочем я начну с рождения,
Был тогда ещё «застой»,
Он достоин уважения,
Брежнев был тогда главой.
Жили все одной семьёю,
То Союз Советский был,
Были мы одной страною,
И народ богато жил.
Получить образование,
Мы могли бесплатно все,
Только было бы желание,
И тебя возьмут везде.
Я как все учился в школе,
И училище прошёл,
Собирал картошку в поле,
И специальность приобрёл.
На заводе поработал,
С ЧПУ станки пускал,
Опыт,навык наработал,
И шофёром позже стал.
А ещё в ВИА играл я,
При ансамбле заводском,
В нём искусство познавал я,
С музыкой теперь знаком.
Довелось служить Отчизне,
Много Армия дала,
Там почти лишился жизни,
Но меня судьба спасла.
Дослужил, домой вернулся,
«Перестройка» началась,
В кооперацию втянулся,
Жизнь моя наладилась.
Обзавёлся я патентом,
Горбачёв издал указ,
Пользоваться стал моментом,
И работал под заказ.
Хоть трудился тоже честно,
Не могли меня понять,
Почему живу чудесно,
И от куда мог всё взять.
«Перестройка» и свобода,
Людям многое дала,
Вместе с тем страну большую,
До развала довела.
«Путч», народные волнения,
Много жертв невинных в них,
Всё достойно сожаления,
Не забыть нам дней таких.
Горбачёв ушёл в отставку,
Его Ельцин подменил,
И в политике поправку,
Сделал Он что было сил.
Стал Союз былой крошиться,
Разлетелся в пух и прах,
Эра новая вершиться,
Начала как на дрожжах.
Так Страна где я родился,
Вновь Свободу обрела,
Коренной народ гордился,
Независимость пришла.
Ликовал народ но всё же,
Видимо другого ждал,
Стало всё кругом дороже,
Сейм надежд не оправдал.
Смена денег, «пирамида»,
Незаконный капитал,
И продажная Фемида,
От всего народ устал.
Впрочем я заговорился,
И от главного ушёл,
Сам как прежде я трудился,
И по жизни дальше шёл.
Самому мне приходилось,
Думать где чего достать,
Много ездить доводилось,
Для других «снабженцем» стать.
Но зато жила безбедно,
Моя милая семья,
Зарабатывал конкретно,
И горжусь всем этим я.
Тут случился казус странный,
Разделили всех опять,
Для политиков желанный,
Снова стал народ страдать.
Нас на Граждан поделили,
Или Жителей страны,
Русским жизнь определили,
Стали мы им не нужны.
По цветам и документы,
Стали людям выдавать,
Неприятные моменты,
Нам пришлось лишь выживать.
Дальше продолжал трудиться,
На свободной ниве я,
Опыт мой мне пригодился,
Честно вам скажу друзья.
На кранах ещё работал,
В Лиепаю возил металл,
Денег много заработал,
Бед по прежнему не знал.
Вообщем многого добился,
Как и много повидал,
Этим я всегда гордился,
В жизнь чужую не влезал.
Что имел с людьми делился,
Добрых,честных уважал,
Иногда как все сердился,
Что-то в жизни потерял.
Обожал семью родную,
Тем кто рядом помогал,
Жизнь любил свою такую,
И другим жить не мешал.
Время наше быстро мчится,
Мы вступили в Новый Век,
Если суждено случиться,
Будет счастлив человек.
Но за счастье нам придётся,
Биться до последних сил,
И не всем нам удаётся,
Доказать что честно жил.
В год две тысячи четвёртый,
Латвия вошла в «альянс»,
Статус может и почётный,
Что же ждёт теперь всех нас?
Плохо что за нас решают,
Что нам делать,где нам жить,
Нам границы открывают,
Но рабами нам не быть!
P.S.
Я с Анжеллой обвенчался
В восемнадцатом году,
С жизнью прежнюю расстался,
И теперь хвалю судьбу.
Бога сильно уважаю,
Много дал Он мне даров,
Путь по жизни продолжаю,
Бодр, Счастлив и Здоров.
Биография в стихах-1
НЕЧТО О НЕЗНАЧИМОМ
Биография в стихах
. Ты слышишь, вечность,
Мои слова?
Они – не залежь,
Они судья.
И ты узнаешь,
Что значу я!
(Из ранней поэмы)
Что значу я? – я ничего не значу.
И всё же вязью слова обозначу
Мелькнувшей жизни призрачные дни.
И эхом вдруг откликнутся они:
Что значу я? – я ничего не значу.
В рассветный час рожденья моего
Не изменилось в мире ничего.
Всё так же солнце за рекой вставало,
И тонким ободком луна сияла
В рассветный час рожденья моего.
А там, на западе, война гремела,
Рвались снаряды, цепь бойцов редела,
Страна к победе всем нутром рвалась.
Великой кровью ей война далась,
Но уж на западе она гремела.
А на востоке, здесь, где я родился,
Народ без сна и отдыха трудился,
И с брёвнами очередной аврал
Мать у меня надолго отнимал
Здесь, в городке речном, где я родился.
В реке ловили летом лес сплавной,
И женщины, понятно, ни одной
От этой чести не освобождали,
И даром дети малые страдали –
В реке ловили летом лес сплавной.
Со мной водилась дочь соседки нашей,
Кормила соской с водянистой кашей,
А днем носила к матери меня
На полчаса. И так день ото дня
Со мной водилась дочь соседки нашей.
За лето я отвык от молока,
Но лишь учую хоть издалека
Летучий душ рассыпчатой картошки,
Смеюсь и бью от радости в ладошки,
И на дух мне не надо молока.
Но молока милее и картошки
Мне песни были. Вот уже ночь в окошке,
И от печурки свет, и мать поет,
И теплота, что сердце обоймёт,
И молока милее и картошки.
И песенки ласкающий мотив,
Всегда спокоен, тих, неприхотлив,
Так бережно неся и поднимая,
Мне кажется теперь, – касался рая
Той песенки ласкающей мотив.
“. Баю-баюшки, усни,
Угомон тебя возьми.
Станет ветер прилетать,
Колыбель твою качать.
Будет, милый мой сынок,
Путь твой светел и высок.
Словно ветер, полетишь,
И над миром воспаришь.
И оставишь на земле,
Что не надобно тебе. ”
Не стал мой путь ни светлым, ни высоким,
И не сроднился с небом я далеким,
Но странником иду лишь по земле.
Что надо и не надо – всё при мне,
И путь не стал ни светлым, ни высоким.
Но в те мои далекие года
Мне даже не казалось иногда,
А ясно виделось, что я умнее
Всех сверстников мои; сказать точнее –
Так верилось мне в те мои года.
Я верил, что не совершу ошибок,
И мир мой будет прочен и не зыбок.
Вон Петькка вечно спорит, а потом
Его отец – ему же и прутом.
Но я таких не совершу ошибок.
Я верил, что с таким умом моим
Я стану не великим, так большим,
Каким-нибудь художником, ученым
Или вождем, признаньем обечённым, –
С таким всевидящим умом моим.
Но чтобы состояться, получиться,
Решил я постараться так учиться,
Чтоб знания и мысли в виде слов
Где надо отлетали от зубов.
Чтоб состояться, чтобы получиться.
И вот уже четверки и пятерки,
Как будто бы в известной поговорке,
Обильно как из рога потекли.
А вот уже и славу принесли –
Заслуженно – четверки и пятерки.
Строжайше-недоступный педсовет
Шлет нам по почте закачной конверт,
А в нем письмо,
чтоб мать с отцом дитяти
Создали все условия. И кстати,
Не кто-нибудь просил, а педсовет.
Прочтя письмо, отец не удивился:
“Вот, мать, и в нашем роде появился,
Быть может, очень знатный человек,
Который и прославит нас вовек. ” –
Прочтя письмо, отец не удивился,
Но матери строжайше наказал,
Чтоб никакой меня не отвлекал
Домашний труд от школьного ученья,
И жизнь вошла в привычное теченье,
Как мой отец строжайше наказал.
И в это время странный приключился
Со мною случай. Летом поселился
В наш старый дом еще один жилец,
Худой и желтый, вылитый мертвец.
И перед тем, как случай приключился,
Уж он немалым чудаком прослыл.
Подвыпив, он соседям говорил,
Что жить ему осталось две недели,
А сам всё жил да жил, и дни летели,
И он за это чудаком прослыл.
Он с язвою своей боролся спиртом.
Придет с рентгена хмурым и убитым:
“Ну всё! недели две осталось жить. ”
И с горя начинает спирт глушить –
Так с язвой он своей боролся спиртом.
А через месяц на рентген пойдет,
Врач и намёка язвы не найдет,
И наш жилец дней пять живёт примерно.
Но язва вдруг, и это достоверно,
Откроется, лишь он к врачу пойдет.
Однажды вновь, суровый безотрадный,
Он говорил, пугая люд оградный:
“Едрёна мать! неделька – и помру,
Схороните, уж коль не ко двору,
В такой же день, суровый, безотрадный. ”
Он вынес книгу толстую во двор
И, мне ее отдав, слезу утёр:
“Мне скоро на покой, в глухую замять,
А это от меня, мальчонка, память”, –
И грустно оглядел притихший двор.
Та книга, без конца и без начала,
В былые времена в себя вмещала
Все сочиненья Пушкина. Она
Обложкою была защищена,
И был конец, и было в ней начало.
Но и потрёпанный имея вид,
Как мне сегодня память говорит,
Она моей настольной книгой стала
И радостей мне принесла немало,
Хотя потрёпанный имела вид.
Я бережно листал ее страницы,
И оживали были, небылицы,
Волнение, признания в любви,
Смирение и гнева желчь в крови, –
Всё, всё рождали старые страницы.
“В поле чистом серебрится
Снег волнистый и рябой,
Светит месяц, тройка мчится
По дороге столбовой. ”
“. Петушок кричит опять,
Царь скликает третью рать
И ведет ее к востоку
Сам не зная, быть ли проку. ”
“Я помню море пред грозою:
Как я завидовал волнам,
Бегущим бурной чередою
С любовью лечь к ее ногам. ”
И вот уж сам я стихотворцем стал.
Чуть утро, покидал я наш подвал,
Тайком на крышу дома забирался
И нечто в рифму сочинить старался,
Поскольку тоже стихотворцем стал.
Сначала (вот ведь мука!) сочиненье
Имело слишком тихое теченье:
Ни строчки – строчка – две иль три строки.
Как осенью чуть видный ток реки,
Мое напоминало сочиненье.
Как я старался жизнь словам придать!
Как с рифмами старался совладать!
Как мысли выстроить свои старался,
Чтоб стих, хотя б один, из них создался!
Как я старался жизнь словам придать!
Но вот в плену рассветного затишья
Я всё же написал четверостишье,
И, словно в темном уголке цветок,
Возрос мой первый, хилый, но стишок
В удачный миг рассветного затишья.
Я гордо шел в то утро по двору,
Где у калитки: ”Ох, друзья, помру!”, –
Опять вещал недавний мой даритель.
Я был, почти как Пушкин, сочинитель
И гордо шел в то утро по двору.
А вскоре мы писали сочиненье,
И я молил явиться вдохновенье,
Молил, молил, и вот оно пришло,
И радостно мене стало, и светло,
И написал в стихах я сочиненье.
“Тёмно-свинцовые тучи
Вновь над землею легли.
Молнии лентой летучей
Вьются в туманной дали.
Ливень потокам влаги
Хлещет утеса гранит.
Эхо несется в овраги,
Гром, разрываясь, гремит.
Верный поклонник мечтанья,
Я на утесе стою.
Бурным потоком желанья
Грудь наполняют мою.
К тучам хотел бы я взвиться,
Бурей хотел бы я быть,
Чтобы с грозою сродниться,
Чтоб, пробуждая, светить. ”
И вновь письмо родителям пришло.
В нем обо мне возвышенно-тепло
Учительница старая писала.
И я в семье стал вроде идеала.
А как иначе? – вновь письмо пришло!
Когда в окошках наших ночь сгущалась,
Как сладко мне мечталось, сочинялось,
А мать в каморке нашей мыла пол,
А батя у крыльца дрова колол,
Когда в окошках наших ночь сгущалась.
Однажды (я запомнил этот день –
Весна, ручьи, сиянье, голубень)
Стихи мои и обо мне, поэте,
В районной напечатали газете.
Я навсегда запомнил этот день.
С газетой мать соседей обежала,
Те ахали и охали сначала,
Покуда наш чудак не объяснил:
“Я Пушкина мальчонке подарил. ”
Мать и к нему с газетой забежала.
А он, как повелось, к врачу ходил
И снова подтвержденье получил,
Что язвы нет, и снова был он весел,
И малость выпил, и дошел до песен,
И знали все, что он к врачу ходил.
В те дни и я был весел, как сосед.
Подумать только! – я талант, поэт,
Мои стихи, читают, изучают,
И, видимо, души во мне не чают.
В те дни я счастлив был, как наш сосед.
Конечно, знал я, что мои творенья
Пока лишь только местного значенья,
Что классики на ней густой налёт,
Что мелковаты, как на речке брод;
Но и другое знал я, что творенья,
Лишь годы возмужания придут,
Российскую мне славу принесут,
А вместе с ней, глядишь, и мировую,
И Пушкиным, пожалуй, прослыву я,
Лишь годы возмужания придут.
И с улицы на дом наш деревянный
Повесят знак, давно народом жданный,
Что здесь с таких-то до таких-то лет
Жил на весь мир прославленный поэт.
Да! с улицы. на дом наш деревянный.
Но время шло, сверкая и журча.
И вот редактор “Искры Ильича”,
Лишь в школе отгремел звонок заветный,
Мне предложил пополнить штат газетный.
И время шло, сверкая и журча.
Однажды то привычное журчанье
Редакторское вспенило заданье –
Начать с соседней церковью борьбу,
Чтоб нашу общую крепить судьбу,
Чтоб жизни нашей ширилось журчанье.
Да вот беда! – простецким языком
Сказать вам, я был с темой не знаком.
Ни Библии, ни древних многословных
Житей Святых, ни прочих книг церковных
Я не читал – простецким языком.
В те времена в высоких разговорах,
Признаться, не нуждались мы, в которых
Слова встречались: Бог, молитва, грех;
В те времена таких понятий, вех
Мы как-то избегали в разговорах.
Лишь только как-то раз отец сказал
И пальцем в высь над речкой показал:
“Теперь Его любой малец ругает.
Но ты тихонько верь. Не помешает. ”, –
Так на рыбалке мне отец сказал.
Да был еще такой забавный случай.
Однажды летом в дивный час игручий
Забрались мы гурьбой на сеновал,
И Петька, дав сигнал нам, прошептал:
“Гляди-ка, ребятня! – вот это случай. ”
Меж гряд картофельных Ращупкин-дед
Стоял, в рубаху новую одет,
На купола церковные молился;
Наверно, целый час молебен длился.
Такой уж был чудак Ращупкин-дед.
Редакторское получив заданье,
Решил я написать повествованье,
Как дед молился, впрок, исподтишка.
А церковь-то снесли. И на века. –
Решил и, в общем, выполнил заданье.
И был опубликован мой рассказ
С рисунками, заметно, напоказ.
А чуть позднее и стихи о съезде
Верху листа, на самом видном месте.
Стихи я помню, но забыл рассказ.
“Что написать в минуты эти,
Когда летит сквозь сердце весть,
Когда вниманье всей планеты
К себе приковывает съезд?
Я не держал в руках винтовку,
Был от сражений в стороне,
Лишь потому, что было только
В то время меньше года мне.
И вот когда в жару и стужу
За коммунизм идут бои,
Я знаю, Партия, я нужен
И становлюсь в ряды твои.
И мне ли силы не утроить
И новых песен не сложить,
Ведь мне мечту людскую строить,
И мне при коммунизме жить!”.
В тот день и гонорар мы получили.
Мои друзья-приятели вручили
Сосновый мне венок – и в ресторан.
У нас тогда совсем простой был план,
Поскольку гонорар мы получили.
Сидели мы за водкой и пивком
И об успехе творческом моем
Почти без остановки говорили,
И за успех, понятно, ели, пили.
А как же? – ведь за водкой и пивком.
Всяк говорил, владел кто языком там:
“Дежурные стихи, так ведь экспромтом!
Ну, а рассказ – шедевр, а не рассказ!
Тебе одна дорога – на Парнас. ” –
Всяк говорил, владел кто языком там.
Ах, если б кто похлопал по плечу:
“Задатки есть, а впрочем – помолчу,
Ведь выразить словами мысли, чувства –
Еще далековато от искусства”.
Ах, если б кто похлопал по плечу!
А впрочем, был, кто по плечу похлопал.
Но вгорячах я авторучкой об пол,
И вот уж повод, чтоб опять напасть
На лживо-реформаторскую власть.
Но был он, был, кто по плечу похлопал.
Однажды мы узнали поутру
Про новую новую кремлёвскую муру:
Что низовых газет подразделенье
Вторично ожидает сокращенье –
Однажды мы узнали поутру.
И между тем как ленинская “Искра”
На диво реформировалась быстро, –
Стоял неколебимо Божий храм,
Который так закрыть хотелось нам.
И между тем как ленинская “Искра”
В глубины отошла небытия,
Всё креп да креп коварный враг ея,
И дед Ращупкин перестал бояться
Ходить туда и Богу поклоняться,
По сути, божеству небытия.
Увы, антицерковных дел крушенье
Меня не навело на размышленье
О крахе атеизма. Верил я
По-прежнему, что наций всех семья,
Пройдя религий мировых крушенье,
Сплотится по закону братских уз
В один коммунистический союз,
И люди всей вселенной, словно боги,
Сойдутся на космической дороге
Всё по закону тех же братских уз.
Понятно, это будет в даляъ чистых,
Ну, а пока в стране волюнтаристов,
В стране мащан бездумных и чинуш,
Мечать приходится о чистке душ,
Мечтать приходится о далях чистых.
Мы снова в ресторане собрались,
Вновь разговоры вольные велись,
И я друзьям без прежнего смущенья
Из-под пера прочёл стихотворенье,
Поскольку вместе всё же собрались.
“Тяжело, когда тебе не верят
И об этом говорят в глаза.
Словно в будущее закрывают двери,
Словно с мачт срывают паруса.
Верьте в человека, верьте, верьте
И надейтесь на его звезду.
Никогда не думайте о смерти,
Только жизнь достойна наших дум.
Но она не лёгкая дорога,
Но она большой и сложный путь,
И понадобится очень много
Сил душевных, чтобы не свернуть.
Пусть поддержка будет в вашей вере,
Высказанной дружески в глаза.
Распахните в будущее двери,
Прикрепите к мачтам паруса!”
Крестьянкин Вася тост поднял за парус
И радостно добавил, заикаясь:
“Т-тебя в газету н-новую берут,
Н-наверно, за хороший п-прежний труд,
Н-ну и за то, чтобы н-не рвался п-парус!”
Так снова я попал в газетный штат,
В семью способных, пишущих ребят.
Что только стоил очеркист Андреев,
Трудяга, корифей из корифеев.
Так снова я попал в газетный штат.
Я матери получку отдавал,
Но помогать по дому забывал,
Частенько забывал и о сестрёнке;
Так тихо и росла она в сторонке.
А вот получку – сразу отдавал.
Отец, надев костюм, бежал за пивом
И в настроеньи радостно-шутливом
Брал в руку с колбасою бутерброд:
“Ну, мать! вот и дожили до щедрот,
И с колбасой живем теперь, и с пивом.
Я говорил тебе всё время, мать,
Условия, мол, надо создавать
Для роста, для учебы ребятишкам,
Вот и живем – и не с одним пивишком.
Я говорил тебе всё время, мать. ”
“Он говорил! –
с усмешкой мать вступала. –
А я, считай, одна и создавала.
Тебя то на рыбалку унесет,
То отобьет от дома огород!” –
С усешкой в перепалку мать вступала.
“Да ладно вам!, – мирила их сестра.
Она была на язычок остра. –
В раздоре-то забудете о Боре,
А ведь ему уж и в дорогу вскоре”, –
Мирила перебранщиков сестра.
91.
А я и впрямь в дорогу собирался,
В свердловск, в УрГУ, и месяц оставался
До испытанья. Примут или нет?
Конечно, примут – общий был ответ,
Ведь медалист
к ним поступать собрался.
И вот уж медалист зачислен в вуз,
Сын енисейских мест, питеомец муз,
Глубинки вызревающей любимец,
Почти уже почётный минусинец,
В известнейший в России принят вуз.
И всё! – Как будто кто укоротил
Мне крылья. Если раньше я парил,
Как ветер, возносился и летал я,
Здесь, на Урале, как подранком стал я,
Как будто крылья кто укоротил.