сербы и русские история
Как Россия помогала Сербии в XIX веке
Мы привыкли говорить о глубоких исторических связях между Сербией и Россией, о традиционных братских отношениях наших народов. Однако среди части сербского общества — и еврофилов, и тех, кто причисляет себя к патриотам Сербии, и разумеется, в сербских СМИ — применительно к России и русским порой используют поговорки Кад нам је то Русија помогла?! («Это когда это нам Россия помогла?») и Тешко је оном кога Кинез храни, а Рус брани («Горе тому, кого китаец кормит, а русский защищает»). При этом в комментариях в соцсетях оппонирующие им русофилы часто оставляют комментарии в стиле Можда Руси нису помагали, али нису ни одмагали («Русские, может, и не помогали, но и не были против нас»), Можда нису помагали, али нас нису нас бомбардовали («Русские, может, и не помогали, но никогда нас не бомбили»). В чем же корни такого несправедливого отношения?
У части сербского общества традиционно существует установка на то, что Россия должна помочь в любой ситуации. Начиная с избавления России от татаро-монгольского ига и ее становления как независимого сильного государства, — со времен Ивана III, — сербы обращались за помощью, поддержкой и защитой сначала к московским великим князьям, а потом, перед лицом османской агрессии, к царям.
Если посмотреть на карту, становится ясно, что реально помочь сербам избавиться от турецкого ярма московские князья и цари не могли никак. В гораздо большей степени можно было бы уповать на помощь Австрии (и к ней тоже ходили на поклон). Тем не менее с определенного момента в Москву стали ездить чуть ли не чаще, чем в Вену, — и помощь там, конечно, получали, например, пожертвования сербским монастырям – и Хиландару, что на Святой горе Афон, и монастырям в самой Сербии. Москва также предоставляла сербам богослужебные книги и отправляла к ним учителей. Здесь можно вспомнить, например, миссии Максима Суворова и других русских просветителей, чья деятельность во многом обеспечила ренессанс сербской культуры в XVIII веке и возникновение славяносербского письменного языка.
Подробнее: Славяносербский язык: эпоха, когда русские и сербы снова стали писать на одном языке
Сербские восстания и восстановление государственности с помощью России
Традиция обращаться за помощью к Москве, как к единственному (на тот момент) независимому православному государству, зародилась в Средние века и прошла через всю историю русско-сербских отношений, преодолев серьезные испытания. Одним из них стало Первое сербское восстание.
Россия его поддержала, оказав повстанцам финансовую и дипломатическую поддержку, периодически присылала свои военные части на помощь Карагеоргию, а также проводила самостоятельные военные операции против турок. Боевые действия Российской империи против османов вылились в целую очередную Русско-турецкую войну (1806-1812). Разумеется, русские войска несли потери в боях. В Сербии погибли русские генералы Егор Цукато, Иван Исаев, Иосиф Орурк и другие. При этом исходившие от русских предложения начать переговоры с турками и установить перемирие сербы встречали негативно.
«Сам я был подвержен опасности сделаться жертвою отчаяния сербов и еле успел сам и посредством приверженных мне мало помалу успокоить умы и оные обратить по-прежнему на прямой путь», – писал в 1807 году российский уполномоченный в Белграде Константин Родофиникин, приехав туда сразу после заключения Россией Тильзитского мира.
Подробнее: Константин Родофиникин — «русский грек» среди восставших сербов
В 1811 году, после победы Кутузова над турками у Рущука и заключения Бухарестского мира и в преддверии вторжения Наполеона, сербы снова оказались «брошенными», несмотря на то что Россия ушла из Сербии не просто так.
Петербург закрепил в договоре с Портой пункты об амнистии всем участникам восстания и автономии Белградского пашалыка, заложив таким образом основы обновленной сербской государственности. Но турки, пользуясь войной России с Наполеоном, проигнорировали договор и в 1813 году подавили сербское восстание. Как бы то ни было, России, набравшей мощи и только что разгромившей Наполеона, достаточно было просто обозначить жесткое давление на Стамбул в ходе Второго сербского восстания (1815-1817). Таким образом она напрямую поспособствовала официальному обретению Сербией автономии в рамках Турции, — то есть окончательному восстановлению сербской государственности.
Затем, в течение последующих десятилетий, Петербург твердо поддерживал братьев-славян: достаточно вспомнить, например, Аккерманскую конвенцию 1826 года и Адрианопольский мирный договор 1829 года, где каждый раз прописывалось обязательство Османской империи соблюдать автономию Сербии.
Независимость в результате русской победы над турками 1878 года
В 1876 году началась сербско-турецкая война, и в Сербию приехало большое количество русских добровольцев — и военных, и гражданских. Кто-то приехал помогать сербам воевать за независимость, — например, генерал Михаил Черняев возглавил сербскую армию, — кто-то прибыл с гуманитарной миссией.
Впрочем, невероятный народный порыв русских споткнулся о то, что мало кто из этих людей, приехавших и моментально получивших какие-то посты в сербской армии, вообще знал, что из себя представляют Сербия и Балканский регион. Да, это был именно народный порыв, хотя Черняев на каком-то уровне был поддержан графом Н.П. Игнатьевым и престолонаследником Александром. Однако в самой Сербии чистосердечные намерения русских были восприняты как должное. Это то, что по-сербски называется узимати здраво за готово.
Черняев пожертвовал огромное количество денег, даже продал свою газету, чтобы помочь сербам. А на него повесили все беды сербской армии, которые случились не из-за русских добровольцев, а из-за того, что человек, только что приехавший в Сербию, никак не мог руководить сербской армией. Возможно, он должен был отказаться от этого предложения.
А может быть, более ценным оказалось дипломатическое давление, нежели приезд огромного количества добровольцев. Так, 31 октября 1876 года именно ультиматум российского императора Александра II остановил окончательный разгром сербской армии. Согласно позиции царя, в случае если Османская империя в течение 48 часов не заключит перемирие с Сербией и Черногорией, то 200-тысячная группировка русских войск в Бессарабии может перейти границу через Прут. Турки не захотели рисковать и отступили. А уже через полгода Россия начала свое последнюю войну с Турцией, закончив ее эпическим разгромом Порты.
Именно итоги этой блестящей победы вернули Сербии долгожданную независимость после 500-летнего перерыва, признанную всеми великими державами, — как бы сербы ни относились к результатам Берлинского конгресса, как бы ни ревновали к Болгарии, которая по Сан-Стефанскому договору должна была стать балканской супердержавой (но так и не стала из-за вмешательства других великих держав).
Вообще, симпатии царской России к Болгарии в те годы во многом могли стать следствием неудачных попыток оказать помощь сербам в их войне с Турцией. Нас не поняли, не оценили, а мы нашу кровь проливали… Славянофильская партия внутри российского руководства, которая за это время стала еще сильнее, чем в 1876 году, не простила сербскому правящему дому того, например, что Черняева из Сербии выгнали и даже отняли орден, который сами же вручили.
Этот исторический эпизод иллюстрирует то, как сербы и русские, явно искренне желая другу добра, не понимают друг друга. А непонимание идет от недостаточного знания. Увы, тогда в России мало кто разбирался в балканских делах. А сербы, в свою очередь, о России знали и того меньше.
Еще одна причина неоправданных ожиданий состояла в том, что когда Сербия в нас нуждалась, нам самим в этот момент было довольно тяжело. Так было, например, в 1812 году, и такое повторилось в 90-е годы. А когда мы приходили на помощь сербам, они не всегда понимали, до какой степени эта помощь России была связана с какими-то жертвами.
Вот такое драматическое несовпадение.
Никита Бондарев,
канд. ист. н., доцент РГГУ
Текст – обновленная русскоязычная версия материала Russia Beyond
Две сестры родные: Сербия и Россия
Осенью 2001 года между мастер-классами семинара по византийскому искусству в Новом саду мы ходили по этому, университетскому, городку и часто слышали такие комментарии: «а вот эти мосты, их бомбили американцы», «а там погибли дети, но зачем было убивать детей?»…. Из Нового Сада я отправилась в Белград. Словно во сне, поднималась от вокзала к центру города по разбитой улице, похожей на кадры из советских фильмов о Великой Отечественной войне, только всё было наяву. В том же 2001 году на конференции по Средним векам в Будапеште я не удержалась и спросила почтенного американского профессора – «Ну как же вы могли бомбить Сербию бомбами с пожеланиями «Счастливой Пасхи?!» В ответ он рассмеялся, думаю, от неловкости: «that’s amazing, я ничего не слышал об этом».
А может быть, правда, кто-то ещё не слышал о том, что несколько тысяч мирных граждан было убито, свыше 6000 ранены во время 77 дней агрессии НАТО; разрушены около 60 храмов и монастырей, 66 мостов, 16 вокзалов, 7 аэродромов, уничтожено и повреждено несколько тысяч хозяйственных и жилищных объектов (обзор гражданских последствий агрессии НАТО и разрушений на территории Югославии с 24.03.1999 по 08.06.1999 см. http://www.kosovo.ws/archive/destrlist.htm). Впрочем, о статистике натовской агрессии в эти дни и недели напишут многие. А мне бы хотелось поговорить о другом, а именно о любви Сербии к России, явлении, аналогов в истории межнациональных отношений не имеющем.
Если кому-то из вас уже довелось побывать в Сербии, вы с вдохновением приметесь рассказывать о том, что «так нас, русских, нигде и никто не любит». «Нас и руса триста миллиона», – улыбаются сербы и добавляют, – «а без руса пола камиона» (т.е. «а без русских пол грузовика»). Вспоминаю свою первую встречу с таким к нам, русским, отношением. Осенью 2001 года мне предстояло изучить несколько греческих рукописей в Белградской Национальной Библиотеке. В день приезда в Белград я оставила вещи в университетском общежитии и пошла в гости, в семью одного сербского профессора. Вернулась поздно, ключи от комнаты были заперты у консьержки, которая ушла ночевать домой. Окраина незнакомого города, темнота, холодно, друзей никого (есть телефоны профессоров, но ни звонить же им в столь поздний час!). Растерянно я брела по улице. «Эй, о чем ты там задумалась?» Я подняла глаза. На меня, улыбаясь, смотрела девушка. Пришлось на смеси русского, сербского и английского объяснять. «Сейчас мы домой пойти не можем, потому что у нас встреча клуба гусляров, но мы постараемся сегодня закончить пораньше, ты устала». Далеко за полночь мы добрались домой, в скромное и теплое жилище на другой оконечности Белграда. А после целых три дня Мила Котлайя (кстати, единственная девушка – гусляр в Сербии!) за руку водила меня по городу – и в библиотеку, и кофе пить… и всё потому, что я была гостем из России.
Итак, Сербия и Россия. Три диалога о любви из радиопрограмм, записанных в разное время в разных местах.
Диалог первый со славистом, председателем сербско-русской дружбы, членом Союза писателей России Ильёй Михайловичем Числовым: «Больших друзей, чем сербы, у нас нет» (Москва, Россия)
— Илья Михайлович, чем Вы можете объяснить такую невероятную, ничем не заслуженную любовь сербов к России? Кажется, логического объяснения тут нет?!
— Если говорить о любви Сербии и сербов к России, то ни в одной другой славянской православной стране мы не встретим к себе такого тёплого, родного, несмотря на расстояния, отношения. Собственно, Россия, Украина, Белоруссия – это единое целое, поэтому мы не говорим о частях единой неделимой России. А вот если взять братские славянские народы, то у нас нет бОльших друзей и братьев, чем православные сербы. И так было на протяжении всей сербской истории.
Связь Сербии и России начинается ещё со святого Саввы. Величайший святитель братской сербской земли принял монашеский постриг на Афоне в русском монастыре святого Пантелеимона. Позднее существенными были два южнославянских влияния на Русь, затем поддержка Россией сербских братьев и совместная их борьба на поле боя. Во всех войнах, которые вела Россия, сербы были её союзниками. Если взять новейшую историю, то не в качестве противопоставления и не для того, чтобы упрекнуть в чём-то других наших православных братьев – болгар, но информации ради заметим, что Болгария в двух мировых войнах оказывалась во враждебном лагере (хотя, конечно, против русских болгары никогда бы воевать не стали, поэтому немцы их ни в Первую, ни во Вторую мировую войну на Восточный фронт не отправляли). Воевали против нас православные румыны; они не были жестоким врагом, но как факт – воевали. А вот сербы всегда были с нами и даже в Русско-японскую войну: за тридевять земель находилась Япония от сербских границ, но одно из тогдашних сербских государств, Черногория, объявило войну Японии. Во Вторую мировую войну сербы подняли восстание в Герцеговине, а затем и в других сербских краях, едва узнав о нападении Гитлера на Советский Союз, который всегда считали Россией. По своей наивности они думали, что придёт конец немецкой оккупации и на балканской земле, потому что уже через 3-4 дня здесь появятся русские танки. Заметьте, когда Гитлер 22 июня 1941-го года напал на Россию, вся Сербия поднялась на борьбу с оккупантами. Вот значение русского фактора в сербском сознании!
Христос на небе, Россия на земле
Сербы всегда осознавали себя щитом России, в том числе и в эту последнюю войну 1999-го года. Вспомните надписи на сербских домах во время бомбардировок Белграда – «Русские, не бойтесь, Сербия с вами!» Здесь, конечно, был ещё и элемент вызова, то, что в сербской традиции называется «пркосъ», одного корня с русским словом «наперекор». Сербы всегда шли «наперекор» современному миру иллюзий. Именно к ним относятся слова Христа: «Не бойся, малое стадо». Сербы всегда были малым стадом и отстаивали истинную веру, но при этом, как сказал один сербский писатель: «Мы, сербы, всегда верили в двух Богов – в Христа на небе и православную Россию на земле».
Это трепетное, благоговейное отношение Сербии к России существовало во все времена, даже когда российские власти оказывались для неё, мягко говоря, не лучшими друзьями.
Россия – подножие престола Господня
По словам сербского писателя: «Россия – подножие престола Господня», она была для них живым земным воплощением небесного идеала. Вот это отношение сербов к России, тем более, что никогда они не были от нас зависимы, не входили в единую социалистическую систему, не просились в состав Советского Союза. Хотя, с другой стороны, в новое время, когда Россия сама переживала и переживает не лучшие времена, и многие, в первую очередь, восточно-европейские страны (не народы, но их правительства), от неё отвернулись, сербы готовы были войти в состав союзных государств вместе с Россией и Белоруссией, аще возникнет таковое. Так что ничего не изменилось в Сербии со сменой власти. Нынешняя демократическая Сербия точно так же, как и Сербия Милошевича, точно так же, как Сербия под властью богоборческого режима Тито и Моши Пияде, синими очами Неманичей смотрит на свою старшую православную сестру Россию.
Диалог второй с тележурналистом Радмилой Войнович: «Всему миру светят русские, как ангелы» (Новый Сад, Сербия)
Впервые с Радмилой Войнович мы познакомились в монастыре Прасквица в Черногории. Однажды в жаркий день с моими спутниками зашли в прохладный византийский храм и попросили рассказать о нём находившуюся там сербку. Она начала свой рассказ, но быстро перешла на тему России. Вновь мы встретились уже в Новом Саду, где Радмила ведет православную рубрику на телевидении Нового Сада, пишет публицистические очерки.
— Вы часто пишете о небесной России…
Приезжайте, помогите духовно нашему многострадальному и многогрешному народу! В России много священнослужителей, которые воспитывают народ для Царства Небесного. Господь даёт разные послушания в жизни, но не забывать о Боге – это самое главное послушание. Россия – учительница для всего мира в этом смысле. Люди у нас видят в России стремление к чистоте, поэтому так и любят её. Мы – форпост России, русские патриоты. Так нас учили наши предки: если человек православный, служит Богу, готов отдать жизнь за Него – он «русский».
Диалог третий с митрополитом Черногорским и Приморским Амфилохием: «Одна Церковь – одна душа» (Цетинье, Черногория)
— Знаете, владыка, наверное, каждый русский человек, который приезжает в Сербию и Черногорию ощущает их в каком-то смысле продолжением России, потому что чувствует себя здесь дома …
— Это и есть дух Церкви Божией, которым мы дышим и в Сербии, и в Черногории, и в России. Чем ближе мы к этому духу Церкви, тем ближе мы друг к другу. Церковь пробуждает любовь и преображает нас, становится основной причиной добрых отношений. С другой стороны существуют исторические связи, подлинные, глубинные, идущие от святых Кирилла и Мефодия – эта особая сближающая нас славянская стихия.
— Владыка, будучи семинаристом в Белграде, Вы учились у русских профессоров — эмигрантов, встречались со священниками и прихожанами русской церкви Святой Троицы? Какие воспоминания сохранились у Вас о них?
— С любовью вспоминаю своих милых профессоров: моего отца Павла, диакона, пусть мы и спорили иногда, но я ощущал, что он меня любит. Когда у меня были трудности (я уже окончил факультет), то понял, к кому надо обратиться за советом. Я написал ему письмо. И он мне сразу ответил. Сразу! Понял мою ситуацию. Отец Викентий преподавал у нас историю Церкви. Так он просто жил ею: рассказывал о Первом Вселенском Соборе, словно сам был его участником! И в Швейцарии я снова общался с русскими: помню отца Петра Парфёнова, царского офицера, владыку Антония (Бартошевича) и его брата Леонтия, они учились у нас, в Сербии, а потом были епископами Зарубежной Церкви. Владыка Антоний, когда видел меня, всегда шутил, вспоминая слова митрополита Иосифа из Закарпатья, сказанные между двумя войнами: «Мы – дураки сербы, и вы – сумасшедшие русские». Потом в Риме я встретился с Александром Солженицыным, его в то время выслали из страны, и подарил ему крестик с Афона со словами: «Александру-крестоносцу афонский крест». Потом он мне рассказал, что этот крест имел особую силу. Наш духовный отец архимандрит Иустин (Попович) исповедовался у митрополита Антония (Храповицкого), потом у отца Виталия Тарасьева в русской церкви Святой Троицы. Отец Виталий был в Белграде самым любимым священником и среди русских, и среди сербов.
— Владыка, на Ваш взгляд, в чём истоки столь сильной любви Сербии и России?
— Одна Церковь – одна душа. А страдания только помогают сблизиться нам, славянам, понять друг друга. Церковь Божия, словно печь, опаляя огнем Божиим, возрождает и исцеляет души. И дай Бог, чтобы расширялся и укреплялся дух всеправославный.
Фотографии А.М.Лидова, Л.Гачевой, А.Никифоровой.
Русские, мы и Запад
Воспоминания из сербского анклава в Косово
Деян Бальошевич, житель Ораховца, что в Косово и Метохии, рассуждает об отношениях сербского и русского народов: почему мы называем их братскими и почему нам не всё равно, что происходит за несколько тысяч километров друг от друга.
Отношения сербов и русских всегда привлекали к себе самое пристальное внимание Запада. Пристальное и, я бы сказал, прицельное. Т.е. смотреть на нас предпочитают через прицел. На наши родственные связи всегда смотрели с подозрением, и всегда же старались порвать их. То, что этот взгляд сквозь прицел не изменился и сегодня, показывает небольшой отрывок из моей беседы с представителями международных организаций в Косово и Метохии несколько лет назад. Таких представителей и такие организации, насколько мне известно, вы, русские, сейчас не без иронии называете «нашими дорогими партнерами». Нам, косовским сербам, эти «партнеры» тоже обходятся недешево. Во всех смыслах.
Смотреть на нас предпочитают через прицел
Итак, мне, бывшему в то время представителем интересов местной сербской общины, было задано несколько вопросов со стороны международных организаций, действовавших на территории Косово и Метохии. Для них было совершенно логично провозглашение «независимого Косова» со стороны албанцев – они же его во многом сами и подготовили. Абсолютно нелогичным для «партнеров во имя мира» было упорное нежелание сербов числить в их партнерских делах русских – ну, не верили и не верят сербы, будто «братушки» встанут в эти сомнительные ряды. Как показало время, мы были правы. Вопросы были такие:
Первое, что я сделал, это убрал кавычки в третьем вопросе, чем вызвал неодобрительные взгляды интервьюеров. Впрочем, терять было нечего. Мои ответы были:
– У сербов и русских много общего. Общая православная вера. Общее происхождение: мы – славяне. Похожие – язык, культура, обычаи. Одинаковое письмо – кириллица. Общая, неразделимая, наполненная страданиями и подвигами – духовными и ратными – история, которая, если вы повнимательнее с ней познакомитесь, убедит вас, что мы всегда были союзниками, и объяснит, почему мы считаем русских не «как», а именно – братьями. Могу еще сотни примеров привести, почему мы считаем, что и русские воспринимают нас точно так же, без «как», и почему им небезразлична судьба сербов как народа, а Косово и Метохии – как земли. Да, русские всегда защищали сербов и Сербию, и сейчас тоже они видят, что правда на нашей стороне. Русские – они такие. Они, видите ли, за правду. Сербы ни на кого не напали – мы обороняемся. Мы защищаем суверенитет своей страны, а это, кажется, законное право любого народа. Вот, в принципе, то «малое», что нас объединяет.
Потом я позволил себе задать вопрос уже самим «партнерам», при чьей миротворческой помощи мой народ на моих глазах терял свою землю, был изгоняем из своих домов, убиваем, презираем:
– Скажите мне, что вы, люди с Запада, имеете общего с косовскими албанцами, которых объявляете хозяевами чужого дома? Предварительно вы этот дом, правда, разбомбили, а его жителей согнали в гетто или вовсе убили. С шиптарами у вас разве общий язык? Общая, может быть, культура? Происхождение? Одинаковая вера?
Эти мои вопросы прозвучали в полнейшей тишине – ответа не было, да и быть не могло. Тогда я ответил за них:
– У вас единственное общее – это ваш враг. Т.е. мы, сербы с русскими. Вся ваша медийная шелуха о «великих западных ценностях», которые вы несете сюда, обернулась ничем иным, как еще одним шагом к созданию их «великой Албании» и вашему продвижению на Восток. «Ценности» ваши мы увидели. И не то чтобы сильно оценили.
«Ценности» ваши мы увидели. И не то чтобы сильно оценили
Слышу, кто-то из сотрудников этого международного сборища задвигался. Поднимается и, кривя рот в усмешке, произносит:
– У России хватает своих проблем сегодня, и не стоит ожидать, чтобы она, завязшая в них по горло, сможет или захочет заниматься вашими. И я не понимаю ваших надежд на эту страну. В конце концов, Россия не в браке с Сербией, и ничем она вам не обязана. А и была бы обязана – кто ж ее пустит? – добавил он с едкой ухмылкой.
Мне было больно, конечно. И не только за Сербию. Ответил:
– У любого народа и государства бывают трудности, но сильные народы и страны сами их и решают, не отказываясь от своих основных обязанностей и интересов. И я верю, что русские в состоянии решить свои проблемы, – были примеры в истории, доказавшие это. А если вы предлагаете мне рассуждать об отношениях стран в семейном контексте, то, поверьте, уж наш-то брак с русскими – по любви. Это у вас с шиптарами – по расчету. Мне кажется, в первом случае мы можем говорить о чистоте морали, а вот в вашем – гм, вряд ли. Да и недолговечны такие браки.
Когда расходились, реакция была разной: кто-то смотрел на меня как на «серба-фанатика, которого ничем не убедишь», кто-то – с откровенной враждой. А кто-то – с уважением и даже с пониманием. Вероятно, тоже учили историю.
P.S. Дорогие читатели, мы продолжаем инициативу по оказанию помощи косовским сербам и храмам и монастырям Косово и Метохии. Если вы хотите и можете оказать помощь, вот номер карты Сбербанка, на которую можно перечислить пожертвование:
5469017709235086, Петр Михайлович Д. (обязательна пометка: «Помощь Косово»).