пушкин и даль история отношений
Пушкин и Даль
С В.И.Далем Пушкин познакомился заочно, прочитав в 1832 году его первый литературный труд
«Русские сказки казака Луганского». Этот псевдоним говорит о месте рождения Даля: Луганск.
Бабушка по материнской линии Владимира Ивановича — Мария Ивановна Фрейтаг — происходила из рода французских гугенотов де Мальи, занималась русской литературой. Известны её переводы на русский язык. Дед Христофор Фрайтаг — коллежский асессор. Был недоволен филологическим образованием будущего зятя и фактически вынудил его получить медицинское образование, поскольку считал профессию врача одной из немногих «доходных и практических профессий».
Первичное образование Даль получил в семье, а в возрасте 13 лет поступил на учебу в морской кадетский корпус, который закончил в 1816 году. Однако морскую службу пришлось оставить из-за допущенной им дерзкой выходки в форме эпиграммы на главнокомандующего Черноморским флотом вице-адмирала А.С.Грейга. Владимир Даль поступил на медицинский факультет Дерптского университета.
Как блестящий военный врач Владимир Даль показал себя в ходе сражений русско-турецкой войны 1828—1829 и польской кампании 1831 года.
С марта 1832 года В. И. Даль служит ординатором в Петербургском военно-сухопутном госпитале и вскоре становится медицинскою знаменитостью Петербурга.
Даль был женат дважды. Первой его женой была Юлия Андре (1816—1838). У них родилось
двое детей.
Овдовев, Даль женился в 1840-м году на Екатерине Львовне Соколовой (1819—1872),
дочери героя Отечественной войны 1812 года. С ней он нажил четырех дочерей и сына.
В семье царила дружеская атмосфера. Дом Даля всегда был местом встреч творческих людей.
Знакомство Даля с Пушкиным носило мимолетный характер, несмотря на их творческий интерес друг к другу. Они долго обращались на «Вы», между ними не было переписки.
По-настоящему они сблизились перед смертью поэта. Лишь однажды они провели три дня вместе. Это случилось в 1833 году, когда Пушкин прибыл в Оренбург для сбора материалов
к «Истории Пугачевского бунта». Даль с женой Юлией принимал Пушкина у себя дома, сопровождал его в поездке в слободу Берды.
Закончив сбор материалов, Пушкин по пути домой завернул в свое имение Болдино, где написал несколько сказок. Видимо этот творческий импульс к данному жанру возник под влиянием сказок Даля.
Раненый Пушкин встретил его словами: «Плохо, брат!».
Все дни Даль как врач находился у постели Пушкина. Именно тогда они подружились и перешли на «ты». Ночью Даль дежурил один у постели умирающего поэта. По словам Даля, Пушкин взял его руку и спросил:
— Никого тут нет?
-Никого.
— Даль, скажи мне правду, скоро ли я умру?
— Мы на тебя надеемся, Пушкин,- сказал я.
Пушкин благодарно пожал ему руку и сказал облегчённо: «Ну, спасибо».
Даль пытался ободрить раненого, но тот отвечал: «Нет, мне тут не житьё, я умру, да водно, так уж надо». Не отпуская руки Даля Пушкин говорил, словно исповедуясь:»Ах, какая тоска! Сердце изнывает!» На предложение Даля не сдерживать стоны Пушкин отвечал: «Нет, не надо стонать; жена услышит; и смешно же, чтобы этот вздор меня пересилил; не хочу».
Утром последнего дня страдания слабеющего поэта немного утихли. Иногда он впадал в забытье. «Тогда умирающий, — вспоминал Даль, — несколько раз подавал мне руку, сжимал и говорил: «Ну, подымай же меня, пойдем, да выше, выше, ну пойдем!». Опамятовавшись, сказал он мне: «Мне было пригрезилось, что я с тобой лезу по этим книгам и полкам — и голова закружилась. » Взглянув на книги, он произнес: «Прощайте, друзья!» Жить ему оставалось не более часа.
Владимиру Далю умирающий Александр Сергеевич передал свой золотой перстень-талисман с изумрудом со словами: «Даль, возьми на память». А когда Владимир Иванович отрицательно покачал головой, Пушкин настойчиво повторил: «Бери, друг, мне уж больше не писать». Впоследствии по поводу этого пушкинского подарка Даль писал поэту В.Одоевскому: «Как гляну на этот перстень, хочется приняться за что-либо порядочное». Владимир Иванович пытался вернуть его вдове, но Наталья Николаевна запротестовала: «Нет, Владимир Иванович, пусть это будет вам на память. И ещё я хочу вам подарить пробитый пулей сюртук Александра Сергеевича».
В 1856 году декабрист И.И.Пущин, возвращаясь из ссылки, встретился с Далем в Нижнем Новгороде, чтобы узнать подробности дуэли и смерти своего лицейского друга. Даль показал ему простреленный сюртук Пушкина и сообщил, что намерен передать его в дар Академии или Публичной библиотеке.
Фотография Памятник Пушкину и Далю в Оренбурге.
Автор: Виктор Александрович Погадаев (20 ноября 1946, село Сакмара, Оренбургская область) — российский востоковед, историк — специалист по Юго-Восточной Азии, лексикограф, переводчик.
Альберт Обгольц «Русские писатели и немцы России» (2010). Том 2-ый.
Даль и Пушкин
С В.И.Далем Пушкин познакомился заочно, прочитав в 1832 году его первый литературный труд
«Русские сказки казака Луганского». Этот псевдоним говорит о месте рождения Даля: Луганск.
Бабушка по материнской линии Владимира Ивановича — Мария Ивановна Фрейтаг — происходила из рода французских гугенотов де Мальи, занималась русской литературой. Известны её переводы на русский язык. Дед Христофор Фрайтаг — коллежский асессор. Был недоволен филологическим образованием будущего зятя и фактически вынудил его получить медицинское образование, поскольку считал профессию врача одной из немногих «доходных и практических профессий».
Первичное образование Даль получил в семье, а в возрасте 13 лет поступил на учебу в морской кадетский корпус, который закончил в 1816 году. Однако морскую службу пришлось оставить из-за допущенной им дерзкой выходки в форме эпиграммы на главнокомандующего Черноморским флотом вице-адмирала А.С.Грейга. Владимир Даль поступил на медицинский факультет Дерптского университета.
Как блестящий военный врач Владимир Даль показал себя в ходе сражений русско-турецкой войны 1828—1829 и польской кампании 1831 года.
С марта 1832 года В. И. Даль служит ординатором в Петербургском военно-сухопутном госпитале и вскоре становится медицинскою знаменитостью Петербурга.
Даль был женат дважды. Первой его женой была Юлия Андре (1816—1838). У них родилось
двое детей.
Овдовев, Даль женился в 1840-м году на Екатерине Львовне Соколовой (1819—1872),
дочери героя Отечественной войны 1812 года. С ней он нажил четырех дочерей и сына.
В семье царила дружеская атмосфера. Дом Даля всегда был местом встреч творческих людей.
Знакомство Даля с Пушкиным носило мимолетный характер, несмотря на их творческий интерес друг к другу. Они долго обращались на «Вы», между ними не было переписки.
По-настоящему они сблизились перед смертью поэта. Лишь однажды они провели три дня вместе. Это случилось в 1833 году, когда Пушкин прибыл в Оренбург для сбора материалов
к «Истории Пугачевского бунта». Даль с женой Юлией принимал Пушкина у себя дома, сопровождал его в поездке в слободу Берды.
Закончив сбор материалов, Пушкин по пути домой завернул в свое имение Болдино, где написал несколько сказок. Видимо этот творческий импульс к данному жанру возник под влиянием сказок Даля.
Раненый Пушкин встретил его словами: «Плохо, брат!».
Все дни Даль как врач находился у постели Пушкина. Именно тогда они подружились и перешли на «ты». Ночью Даль дежурил один у постели умирающего поэта. По словам Даля, Пушкин взял его руку и спросил:
— Никого тут нет?
-Никого.
— Даль, скажи мне правду, скоро ли я умру?
— Мы на тебя надеемся, Пушкин,- сказал я.
Пушкин благодарно пожал ему руку и сказал облегчённо: «Ну, спасибо».
Даль пытался ободрить раненого, но тот отвечал: «Нет, мне тут не житьё, я умру, да водно, так уж надо». Не отпуская руки Даля Пушкин говорил, словно исповедуясь:»Ах, какая тоска! Сердце изнывает!» На предложение Даля не сдерживать стоны Пушкин отвечал: «Нет, не надо стонать; жена услышит; и смешно же, чтобы этот вздор меня пересилил; не хочу».
Утром последнего дня страдания слабеющего поэта немного утихли. Иногда он впадал в забытье. «Тогда умирающий, — вспоминал Даль, — несколько раз подавал мне руку, сжимал и говорил: «Ну, подымай же меня, пойдем, да выше, выше, ну пойдем!». Опамятовавшись, сказал он мне: «Мне было пригрезилось, что я с тобой лезу по этим книгам и полкам — и голова закружилась. » Взглянув на книги, он произнес: «Прощайте, друзья!» Жить ему оставалось не более часа.
Владимиру Далю умирающий Александр Сергеевич передал свой золотой перстень-талисман с изумрудом со словами: «Даль, возьми на память». А когда Владимир Иванович отрицательно покачал головой, Пушкин настойчиво повторил: «Бери, друг, мне уж больше не писать». Впоследствии по поводу этого пушкинского подарка Даль писал поэту В.Одоевскому: «Как гляну на этот перстень, хочется приняться за что-либо порядочное». Владимир Иванович пытался вернуть его вдове, но Наталья Николаевна запротестовала: «Нет, Владимир Иванович, пусть это будет вам на память. И ещё я хочу вам подарить пробитый пулей сюртук Александра Сергеевича».
В 1856 году декабрист И.И.Пущин, возвращаясь из ссылки, встретился с Далем в Нижнем Новгороде, чтобы узнать подробности дуэли и смерти своего лицейского друга. Даль показал ему простреленный сюртук Пушкина и сообщил, что намерен передать его в дар Академии или Публичной библиотеке.
Фотография Памятник Пушкину и Далю в Оренбурге.
Автор: Виктор Александрович Погадаев (20 ноября 1946, село Сакмара, Оренбургская область) — российский востоковед, историк — специалист по Юго-Восточной Азии, лексикограф, переводчик.
Альберт Обгольц «Русские писатели и немцы России» (2010). Том 2-ый.
Пушкин и Даль
Александр Сергеевич Пушкин и Владимир Иванович Даль
Их знакомство должно было состояться через посредничество Жуковского в 1832-ом году, но Владимир Даль решил лично представиться Александру Пушкину и подарить один из немногих сохранившихся экземпляров «Сказок…», вышедших недавно. Даль так писал об этом:
Я взял свою новую книгу и пошел сам представиться поэту. Поводом для знакомства были «Русские сказки. Пяток первый Казака Луганского». Пушкин в то время снимал квартиру на углу Гороховой и Большой Морской.
Я поднялся на третий этаж, слуга принял у меня шинель в прихожей, пошел докладывать. Я, волнуясь, шел по комнатам, пустым и сумрачным — вечерело. Взяв мою книгу, Пушкин открывал ее и читал сначала, с конца, где придется, и, смеясь, приговаривал «Очень хорошо».
Пушкин очень обрадовался такому подарку и в ответ подарил Владимиру Ивановичу рукописный вариант своей новой сказки «О попе и работнике его Балде» со знаменательным автографом: Твоя отъ твоихъ!
Пушкин стал расспрашивать Даля, над чем тот сейчас работает, тот рассказал ему все о своей многолетней страсти к собирательству слов, которых уже собрал тысяч двадцать.
Так сделайте словарь! — воскликнул Пушкин и стал горячо убеждать Даля. — Позарез нужен словарь живого разговорного языка! Да вы уже сделали треть словаря! Не бросать же теперь ваши запасы!
Пушкин поддержал идею Владимира Ивановича составить «Словарь живого великорусского языка», а о собранных Далем пословицах и поговорках отозвался восторженно: «Что за роскошь, что за смысл, какой толк в каждой поговорке нашей! Что за золото!»
Пушкин вдруг замолчал, затем продолжил: «Ваше собрание не простая затея, не увлечение. Это совершенно новое у нас дело. Вам можно позавидовать — у Вас есть цель. Годами копить сокровища и вдруг открыть сундуки перед изумленными современниками и потомками!» Так по инициативе Владимира Даля началось его знакомство с Пушкиным, позднее переросшее в искреннюю дружбу, длившуюся до самой смерти поэта.
Через год, 18—20 сентября 1833-его В. И. Даль сопровождает А. С. Пушкина по пугачевским местам. Пушкин рассказывает Далю сюжет «Сказки о Георгии Храбром и о волке». Вместе с Далем поэт объездил все важнейшие места пугачевских событий. В воспоминаниях Владимира Даля:
Пушкин прибыл нежданный и нечаянный и остановился в загородном доме у военного губернатора В. Ал. Перовского, а на другой день перевез я его оттуда, ездил с ним в историческую Берлинскую станицу, толковал, сколько слышал и знал местность, обстоятельства осады Оренбурга Пугачевым; указывал на Георгиевскую колокольню в предместии, куда Пугач поднял было пушку, чтобы обстреливать город, — на остатки земляных работ между Орских и Сакмарских ворот, приписываемых преданием Пугачеву, на зауральскую рощу, откуда вор пытался ворваться по льду в крепость, открытую с этой стороны; говорил о незадолго умершем здесь священнике, которого отец высек за то, что мальчик бегал на улицу собирать пятаки, коими Пугач сделал несколько выстрелов в город вместо картечи, — о так называемом секретаре Пугачева Сычугове, в то время еще живом, и о бердинских старухах, которые помнят еще «золотые» палаты Пугача, то есть обитую медною латунью избу.
Пушкин слушал все это — извините, если не умею иначе выразиться, — с большим жаром и хохотал от души следующему анекдоту: Пугач, ворвавшись в Берды, где испуганный народ собрался в церкви и на паперти, вошел также в церковь. Народ расступился в страхе, кланялся, падал ниц. Приняв важный вид, Пугач прошел прямо в алтарь, сел на церковный престол и сказал вслух: «Как я давно не сидел на престоле!» В мужицком невежестве своем он воображал, что престол церковный есть царское седалище. Пушкин назвал его за это свиньей и много хохотал…
вернулся домой и быстро написал «Историю Пугачева». Признательный за помощь, он в 1835 году выслал в Оренбург три подарочных экземпляра книги: губернатору Перовскому, Далю и капитану Артюхову, который организовал поэту отличную охоту, потешал охотничьими байками, угощал домашним пивом и парил в своей бане, считавшейся лучшей в городе.
В конце 1836 года Даль приезжал в Петербург. Пушкин радостно приветствовал возвращение друга, многократно навещал его, интересовался лингвистическими находками Даля. Александру Сергеевичу очень понравилось услышанное от Даля, ранее неизвестное ему слово «выползина» — шкурка, которую после зимы сбрасывают ужи и змеи, выползая из нее.
Зайдя как-то к Далю в новом сюртуке, Пушкин весело пошутил: «Что, хороша выползина? Ну, из этой выползины я теперь не скоро выползу. Я в ней такое напишу!» — пообещал поэт. Не снял он этот сюртук и в день дуэли с Дантесом. Чтобы не причинять раненому поэту лишних страданий, пришлось «выползину» с него спарывать. и здесь присутствовал при трагической кончине Пушкина.
Даль участвовал в лечении поэта от смертельной раны, полученной на последней дуэли, вплоть до смерти Пушкина 29 января (11 февраля) 1837 года. Узнав о дуэли Поэта Даль приехал к другу, хотя родные не пригласили его к умирающему Пушкину. Застал погибающего друга в окружении знатных врачей.
Кроме домашнего доктора Ивана Спасского поэта осматривал придворный лейб-медик Николай Арендт и еще три доктора медицины. Пушкин радостно приветствовал друга и, взяв его за руку, умоляюще спросил: «Скажи мне правду, скоро ли я умру?» И Даль ответил профессионально верно: «Мы за тебя надеемся, право, надеемся, не отчаивайся и ты».
Пушкин благодарно пожал ему руку и сказал облегченно: «Ну, спасибо». Он заметно оживился и даже попросил морошки, а Наталья Николаевна радостно воскликнула: «Он будет жив! Вот увидите, он будет жив, он не умрет!»
Под руководством Н. Ф. Арендта он вёл дневник истории болезни. Позже И. Т. Спасский вместе с Далем проводил вскрытие тела Пушкина, где Даль писал протокол вскрытия.
«Пуля пробила общие покровы живота в двух дюймах от верхней передней оконечности подвздошной кости правой стороны, потом шла, скользя по окружности большого таза, сверху вниз, и, встретив сопротивление в крестцовой кости, разбила ее и засела где-нибудь поблизости». Дантес выстрелил на расстоянии 11 шагов крупнокалиберной свинцовой пулей.
Пуля проскочила между тонкими и слепой кишкой «в одном только месте, величиной с грош, тонкие кишки были поражены гангреной. В этой точке, по всей вероятности, кишки были ушиблены пулей»
Владмиру Далю умирающий Александр Сергеевич передал свой золотой перстень-талисман с изумрудом со словами: «Даль, возьми на память». А когда Владимир Иванович отрицательно покачал головой, Пушкин настойчиво повторил: «Бери, друг, мне уж больше не писать».
Впоследствии по поводу этого пушкинского подарка Даль писал поэту В.Одоевскому: «Как гляну на этот перстень, хочется приняться за что-либо порядочное». Владимир Иванович пытался вернуть его вдове, но Наталья Николаевна запротестовала: «Нет, Владимир Иванович, пусть это будет вам на память. И еще я хочу вам подарить пробитый пулей сюртук Александра Сергеевича». Этот был тот самый сюртук-выползина. В воспоминаниях Владимира Даля
Мне достался от вдовы Пушкина дорогой подарок: перстень его с изумрудом, который он всегда носил последнее время и называл — не знаю почему — талисманом; досталась от В. А. Жуковского последняя одежда Пушкина, после которой одели его, только чтобы положить в гроб.
Это черный сюртук с небольшою, в ноготок, дырочкою против правого паха. Над этим можно призадуматься. Сюртук этот должно бы сберечь и для потомства; не знаю еще, как это сделать; в частных руках он легко может затеряться, а у нас некуда отдать подобную вещь на всегдашнее сохранение [я подарил его М. П. Погодину].
Светлые дали В.И. Даля и А.С. Пушкина
1. И. Смольников «Путешествие Пушкина в Оренбургский край», В. Вересаев «Пушкин в жизни», В распечатке пьеса С. Тишкиной «Напутное на все времена»
3. А.С. Пушкин (1799-1837). Портрет работы худ. В.А. Тропинина. 1827 год
К теме этой публикации меня подвигла уважаемая на сайте «Завтра» писательница Светлана Тишкина, луганчанка, своим материалом «В.И. Даль и родной международный язык«. По моей просьбе автор статьи выслала мне электронный вариант пьесы «Напутное на все времена«, которая и стала опорой для первой части моей работы. С благодарностью Светлане Эдвиговне я предложила ей быть и моим соавтором.
. до чего смешно сказал Даль:»Каждый располагает собой
и временем своим, как ему лучше»! Будто не знал, будто
на себе не испытал, что человек лишь предполагает.
Предполагает, строит планы, не предвидит многих
событий, которые произойдут через несколько лет
и за тысячи. А они тут как тут, большие события,
они происходят своим чередом, и им оказывается дело
до каждого человека; они ломают и поворачивают его жизнь».
Владимир Порудоминский «Даль»
Пушкин и Даль. Два столпа русского языка. Современники.
Всего три встречи на короткой, в пять лет, общей дороге жизни.
У Владимира Ивановича Даля, его иностранная фамилия, имеющая северо-германское или скандинавское происхождение, по словам Владимира Прудоминского, автора книги «Даль» из серии ЖЗЛ, ощущается многими как прекрасное широкое и вольное русское слово.
Этот же человек вдруг представляется дубом среди той долины. Наверное, как в песне Алексея Фёдоровича Мерзлякова (1778—1830), тоже Даля и Пушкина современника:
Среди долины ровныя,
На гладкой высоте,
Цветёт, растёт высокий дуб
В могучей красоте.
В пушкинское и далево время дорога входила в жизнь, становилась её частью.
Долго ль мне гулять на свете
То в коляске, то верхом,
То в кибитке, то в карете,
То в телеге, то пешком.
Как два путешественника по дорогам России, они обязательно должны были встретиться. И это случилось!
Удивительным образом сложились обстоятельства, что Пушкин и Даль в жизни встретились всего три раза. Какое же загадочное число «3» в русском языке! Не мудрствуя лукаво, забыв про треклятость нерадостных дел, будем считать число «3» счастливым, памятуя, что «Бог троицу любит«.
1—3. Работы оренбургского графика А.Ф. Преснова
1. Первая встреча, знакомство, В.И. Даля и А.С. Пушкина в Петербурге. 1832 год
2. Вторая встреча В.И. Даля и А.С. Пушкина в Оренбурге. 1833 год
3. Третья, последняя встреча, у постели умирающего. 1837 год
I. Первая встреча, личное знакомство
Первая встреча Даля и Пушкина, находящихся в добром здравии, состоялась в конце 1832 года в Петербурге в доме на углу Гороховой и Большой Морской, где квартировала семья Пушкиных. Об этой встрече прозой пишут беллетристы Порудоминский и Бессараб в своих книгах, выше названных. А вот в драматургических произведениях для театра и кино о Пушкине Владимир Иванович Даль в равноценной поэту роли до сей поры перед глазами публики не представал. Устранить эту несправедливость и взялась современная писательница Светлана Эдвиговна Тишкина в своей пьесе «Напутное на все времена«, спроецировав в ней историю далевых времён на современность. Одну из сцен пьесы, касающуюся темы уже моей публикации, ещё раз с удовольствием прочту вместе с заглянувшими к нам на огонёк.
Даль. Александр Сергеевич, простите великодушно за визит, решил подарить вам сказки свои. Очень мнение ваше интересует. Вы – любимый поэт мой. Да не только мой…
Пушкин. Спасибо, Владимир Иванович, проходите, чувствуйте себя свободно. За книгу – спасибо! С удовольствием почитаю.
(Пушкин прихрамывает на правую ногу. Он усаживает Даля в кресло, а сам устраивается на диване. Сунул подушку под бок. Левую ногу поджал, правую, больную, вытянул бережно. Даль отметил легкое, изящное движение, которым Пушкин, садясь, откинул фалды фрака. Фрак был дневной, серо-голубой (сизый), не новый. Свежая сорочка была с широким отложным воротником, без галстука).
Пушкин. Уж простите, замучил с осени «проклятый рюматизм»…
(Открывает сказки, выборочно читает отрывки).
Пушкин. (Читает вдумчиво). Сказка про Шемяку, судью неправедного, – у этого, где суд, там и расправа. За увёртки да проделки посадили Шемяку на воеводство, сделали «блюстителем правды русской»… Сидит Шемяка на почётном месте, правой рукой крестится, левую в чужие карманы запускает; а царь не всевидящ, бумага терпит, перо пишет, а напишешь пером, не вырубишь топором. Остро! Умно! (Восклицает в восхищении А.С.). Вот и живём: «беда на беде, бедой погоняет, беду родит»… Очень хорошо.
(Перелистывает страницы, опять зачитывает отрывок).
. Сказка про чёрта-послушника Сидора Поликарповича, отправленного из преисподней к нам на землю. Сперва пошёл черт в солдаты, «думал переиначить всю службу по-своему, да и опростоволосился крепко»: на первом же смотру отделали новобранца «так круто и больно», что бросил и службу, и ранец, и ружьё, и суму, «удирал трое суток без оглядки»…
(Просматривает всю книгу. Видно, что она производит на Пушкина колоссальное впечатление. Глаза у поэта блестят, он показался Далю очень красивым).
Пушкин. Сказка сказкой, а язык наш сам по себе, и ему-то нигде нельзя дать этого русского раздолья, как в сказке. А как это сделать, – надо бы сделать, чтобы выучиться говорить по-русски и не в сказке. Да нет, трудно, нельзя ещё!
(Даль слушает, поражаясь… )
Даль. Точно так. Это справедливо!
Пушкин. А что за роскошь, что за смысл, какой толк в каждой поговорке нашей! Что за золото! А не дается в руки, нет!
Даль. Спасибо, Александр Сергеевич, за мысли ваши ясные. Поразили вы меня! Подобное и мне на ум приходило…
Пушкин. А над чем сейчас работаете, Владимир Иванович?
Даль. Да вот, не знаю, как и описать дело всей моей жизни. С самого отрочества записываю я слова новые, да их толкование, что они обозначают. В багаже уже тысяч двадцать по тетрадям собрано. А всё началось с ямщика под Зимогорьевским ямом, разъяснил он мне тогда, как тучки замолаживают небо, да откуда пошло само слово ямщик, все с того же яма. Дальше – в походах военных по вечерам у солдатских костров грелся, с людьми из разных губерний Руси нашей необъятной разговаривал, слова да поговорки записывал. И сейчас продолжаю, не остановить уже, в привычку вошло…
Пушкин. (Внимательно слушает, но, не выдержав, перебивает Даля) Так сделайте словарь!
Даль. (Неуверенно переспрашивает) Словарь?
Пушкин. Ну да! Нам позарез нужен словарь живого разговорного языка! Да вы уже сделали треть словаря. Не бросать же вам свои «запасы»!
Даль. (Радостно улыбаясь). Конечно. Как это я не догадался?!
Пушкин. Мы словно забыли, что творец языка – народ! Есть же у нас свой язык…
Даль. (В запале перебивает Александра Сергеевича) Которого мы не знаем.
Пушкин. Вот именно. Так смелее же, смелее! Обычаи, истории, песни, сказки. (Поднимает подаренную книгу). Письменный язык от этого очень выиграет. Вам никак нельзя бросать словарь неизданным. Надобно довести его до конца.
Даль. Непременно доведу! Мне сейчас самому удивительно, что мысль о словаре не приходила мне ни разу в голову.
Пушкин. Ну, рано или поздно вы бы это всё равно увидели. Скажите, Владимир Иванович, это ваша первая книга? (Листает сказки).
Даль. Да, первая. Скоро в типографии Греча выйдет ещё одна, техническая книжка «Описание моста, наведённого через Вислу», с приложением чертежей.
Пушкин. Удивили вы меня широтой ваших знаний. Рад был познакомиться. Приходите в наш литературный кружок, пора вам познакомиться с нашим вдохновителем Владимиром Федоровичем Одоевским.
(Даль поднимается, пора было и честь знать).
Даль. С удовольствием! Спасибо за то, что приняли, уделили внимание.
Пушкин. (На прощание). Ваше собрание – не простая затея, не увлечение. Это совершенно новое для нас дело. Вам можно позавидовать – у вас есть цель! Годами копить сокровища и вдруг открыть сундук пред изумлёнными современниками и потомками!
Даль. Не могу поверить. Это такая честь для меня!
(Обнимает Александра Сергеевича и, расчувствовавшийся, уходит. )
Расстались теперь уже лично знакомые Пушкин и Даль ненадолго, чтобы в следующем году вновь встретиться в очередном путешествии за две тысячи вёрст от столицы империи.
II. Вторая встреча, совместное путешествие по историческим пугачёвским местам
. бедный Оренбург, перенесенный
с места на место до трех раз,
судьбы своей не миновал:
он наконец-таки расположился
в безлесой и голой пустыне.
Даль «Бикей и Мауляна»
О возможной встрече в Оренбурге в 1833 году наши герои, возможно. и не подозревали. Каждый из них прибыл в те края со своею миссией.
Здесь надо поделиться открытием нескольких лет назад ещё одного писателя-пушкиниста, прозаика и поэта Игоря Фёдоровича Смольникова (род. 1930г.) (https://www.livelib.ru/author/126105-igor-smolnikov). С полки нашей домашней пушкинианы на меня сейчас смотрят три его книги «Дороги и вёрсты Пушкина«, «Путешествие Пушкина в Оренбургский край» (на фото заставки) и «Болдинская осень«.
Он-то и будет нам освещать прозой вторую встречу и совместное путешествие Пушкина и Даля.
Что же в этот раз заставило поэта отправиться в столь далёкий путь?
Поэт работал в государственных архивах с историческими документами для своего планового труда о Петре I, который обещал быть эпохальным. Попутно встретились интересные ему материалы времён Екатерины II и Пугачёва, которые дали толчок его второстепенному труду. Он начал писать «Историю Пугачёва» и «Капитанскую дочку«.
При этом Александр Сергеевич почувствовал необходимость в уточнении некоторых фактов и обстоятельств тех грозных событий, захотел увидеть своими глазами исторические места, записать рассказы людей, живших в то время. Но для такой дальней поездки необходимо было получить высочайшее разрешение Царя. Оно было получено.
Выехав из Петербурга 17 августа 1833 года и проехав через всю европейскую часть России, Пушкин приехал на Южный Урал, в Оренбург, 18 сентября 1833 года. Остановился он вначале в загородном доме губернатора В.А. Перовского, знакомого ему ещё по Петербургу. А потом перевёз его к себе в дом после нежданной, негаданной встречи Владимир Иванович Даль. Он и сопровождал Пушкина по историческим и пугачёвским местам.
Однако, прежде о гигиене. Пушкин очень любил баню. В одном из писем жене он даже назвал ее «нашей второй матерью». О бане в Оренбурге рассказал ему Даль. Он познакомил Пушкина с инженером-капитаном К.Д. Артюховым, возглавлявшим военное училище. Баня «стояла во дворе училища (Артюхов жил там же, на «казенной» квартире). Снаружи – терем. Любезный хозяин кидал на каменку из особой кадки воду, настоянную на степных травах, предложил два рода веников – мягкий, березовый, и более жесткий, из дубовых веток, потчевал домашним пивом и медом. Не баня – рай, да ещё после долгой, утомительной дороги…
Пушкин осмотрел военное училище, которое готовило офицеров для казачьих частей.
Поэта поразило в Оренбурге одно здание. Для купечества внутри города построен каменный гостиный двор четвероугольный…Но в отличие от большинства подобных сооружений галерея…в гостином дворе… сделана не снаружи, а внутри…Почему так, а не иначе. В оборонительной идее, то есть в идее, которая позволяла бы это торговое сооружение с толстыми стенами, построенное в виде каре, без труда, быстро превращать в крепость…Иными словами, крепость в крепости.
Оренбург Пугачев не взял.
В слободе Александр Сергеевич беседовал с Ириной Александровной Бунтовой, ей тогда было 73 года. Она помнила рассказы своего отца. И не скрывала симпатии к вождю народного восстания. Подобной информации нельзя было почерпнуть ни в печатных, ни в рукописных источниках.
В результате общения со свидетелями и участниками пугачевских событий Пушкин приходил к выводу…: «Весь черный народ был за Пугачева. Духовенство ему доброжелательствовало…Одно дворянство было открытым образом на стороне правительства».
Вечер 19 сентября Александр Сергеевич провел у Даля. Владимир Иванович «позже вспоминал, говоря о Петре, Пушкин изумлялся огромности «этого исполина» и хотел, кроме исторического труда о нем создать «и художественное в память его произведение»; делясь планами на будущее, уверял: О, вы увидите: я ещё много сделаю! Ведь даром что товарищи мои все поседели да оплешивели. А я только перебесился…Вы не знали меня в молодости, каков я был; я не так жил, как жить должно; бурный небосклон позади меня, как оглянусь я…
После Оренбурга Пушкину и Далю предстоял путь в Уральск.
Прав был Даль, сказав: «…нигде более в России природа не красуется так, как здесь, в степях оренбургских».
20 сентября путешественники выехали из Оренбурга..
Первоначально Александр Сергеевич поездку в Уральск не планировал, но в Оренбурге он решил, что невозможно не посетить колыбель пугачёвского восстания.
В Уральске Пушкина ждали. Его встречал сам атаман, полковник Покатилов. За столом, конечно же, было много разговоров о пугачевских временах.
… Разговоры со стариками, рядовыми казаками, которые помнили восстание, а кое-кто принимал в нём участие на стороне Пугачёва. А было их 46 казаков и 24 казачки. Они «наперерыв давали» поэту необходимые ему известия. Этот странный штатский человек проявлял неподдельный интерес к их жизни, к прошлому, которое не умирало, не затухало в их памяти.
Многое Александру Сергеевичу стало яснее в Уральске: судьба Пугачёва, его личность и отношение к нему простого народа – казаков.
Ведь отношение к личности Емельяна Пугачёва было неоднозначным. Народ и здесь считал его руководителем народного восстания. В главе третьей «Истории Пугачёва» Пушкин пишет: «Пугачёв не был самовластен. Яицкие казаки, зачинщики бунта, управляли действиями прошлеца… Он ничего не предпринимал без их согласия; они же часто действовали без его ведома, а иногда и вопреки его воле… Пугачёв скучал их опекою. Улица моя тесна, говорил он…».
«Имена многих пушкинских собеседников не сохранились. Но сохранилось переданное ими отношение к Пугачеву, которое так верно и бережно отразил Пушкин как на страницах «Истории Пугачёва», так и в романе «Капитанская дочка»».
Благодарность и Игорю Смольникову за его исчерпывающий материал в книге-путеводителе.
III. Третья, последняя встреча, у постели умирающего поэта
При появлении в кабинете Пушкина к полудню 28 января только что узнавшего о трагическом событии Даля, прибывшего в Петербурге из Оренбурга по служебным делам в конце 1836г., к переписке находящихся рядом с больным добавляются фрагментарными отрывками воспоминания и вновь прибывшего.
— К полудню (28-го) Пушкину сделалось легче, он несколько развеселился и был в духе. Около часу приехал д-р Даль. Пушкин просил его войти, и, встречая его, сказал:
– Мне приятно вас видеть не только как врача, но и как родного мне человека по общему нашему литературному ремеслу.
Он разговаривал с Далем и шутил.
— (Около 2 час. дня 28 янв.). У Пушкина нашел я толпу в зале и передней, – страх ожидания пробегал шепотом по бледным лицам. – Гг. Арендт и Спасский пожимали плечами. Я подошел к болящему, – он подал мне руку, улыбнулся и сказал:
Я присел к одру смерти – и не отходил до конца страстных суток. В первый раз Пушкин сказал мне ты. Я отвечал ему также – и побратался с ним за сутки до смерти его, уже не для здешнего мира!
B. И. Даль. Записка. Щеголев, 200.
– Даль, скажи же мне правду, скоро ли я умру?
– Мы за тебя надеемся, Пушкин, право надеемся!
Он пожал мне крепко руку и сказал:
Но, по-видимому, он однажды только и обольстился моею надеждою: ни прежде, ни после этого он не верил ей.
В. И. Даль. Щеголев, 202.
И. Т. Спасский. Щеголев, 199.
— Эту ночь всю Даль просидел у его постели, а я, Вяземский и Виельгорский в ближней горнице.
В. А. Жуковский – С. Л. Пушкину. Щеголев, 184.
– Долго ли мне так мучиться! Пожалуйста, поскорей!
Почти всю ночь продержал он меня за руку. Собственно от боли страдал он, по его словам, не столько, как от чрезмерной тоски.
– Ах, какая тоска! – восклицал он иногда, закладывая руки за голову, – сердце изнывает.
В. И. Даль. Щеголев, 201–203.
— Пульс стал упадать приметно и вскоре исчез вовсе. Руки начали стыть. Ударило два часа пополудни, 29 янв., – и в Пушкине оставалось жизни – только на 3/4 часа!..
B. И. Даль. Щеголев, 203.
— Скоро подошел я к В. А. Жуковскому, кн. Вяземскому и гр. Виельгорскому и сказал: «отходит!».
Раза два присматривался он пристально на меня и спрашивал:
– Что это я не мог тебя узнать.
Немного погодя он опять, не раскрывая глаз, стал искать мою руку и, потянув ее, сказал:
– Ну, пойдем же, пожалуйста, да вместе!
B. И. Даль. Щеголев, 203.
Пушкину делалось все хуже и хуже, он видимо слабел с каждым мгновением. Друзья его: Жуковский, кн. Вяземский с женой, кн. П. И. Мещерский, А. И. Тургенев, г-жа Загряжская, Даль и Данзас были у него в кабинете.
— Минут пять до смерти Пушкин просил поворотить его на правый бок. Даль, Данзас и я исполнили его волю: слегка поворотили его и подложили к спине подушку.
– Хорошо! – сказал он, и потом, несколько погодя, промолвил: – Жизнь кончена!
– Да, кончено, – сказал д-р Даль, – мы тебя поворотили.
– Кончена жизнь, – возразил тихо Пушкин.
Не прошло нескольких мгновений, как Пушкин сказал:
То были последние его слова. Оставаясь в том же положении на правом боку, он тихо стал кончаться.
И. Т. Спасский. Щеголев, 199.
— Я не сводил с него глаз и заметил, что движение его груди, доселе тихое, сделалось прерывистым. Оно скоро прекратилось. Я смотрел внимательно, ждал последнего вздоха; но я его не приметил. Тишина, его объявшая, казалась мне успокоением. Все над ним молчали. Минуты через две я спросил: «что он?» «Кончилось», – отвечал мне Даль.
В. А. Жуковский. Щеголев, 189.
Перед тою минутою, как ему глаза надобно было навеки закрыть, я поспел к нему. Тут был и Жуковский с Михаилом Виельгорским, Даль и еще не помню кто. Такой мирной кончины я вообразить не умел прежде.
П. А. Плетнев – В. Г. Теплякову, 29 мая 1837 года. Истор. Вестн., 1887, № 7, стр. 21.
Диван, на котором лежал умиравший Пушкин, был отгорожен от двери книжными полками. Войдя в комнату, сквозь промежутки полок и книг можно было видеть страдальца. Тут стояла княгиня Вяземская в самые минуты последних его вздохов. Даль сидел у дивана; кто-то еще был в комнате. Княгиня говорит, что нельзя забыть божественного спокойствия, разлившегося по лицу Пушкина.
П. И. Бартенев со слов кн. В. Ф. Вяземской. Рус. Арх., 1888, II, 311.
Он не страдал, а желал скорой смерти. Жуковский, гр. Велгурский, Даль, Спасский, княгиня Вяземская и я, – мы стояли у канапе и видели – последний вздох его. Доктор Андреевский закрыл ему глаза.
А. И. Тургенев – А. Я. Булгакову. П-н и его совр-ки, VI, 55.
Когда друзья и несчастная жена устремились к бездыханному телу, их поразило величавое и торжественное выражение лица его. На устах сияла улыбка, как будто отблеск несказанного спокойствия, на челе отражалось тихое блаженство осуществившейся святой надежды.
Кн. Ек. Н. Мещерская-Карамзина. Я. Грот, 261.
Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит —
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем
Предполагаем жить, и глядь — как раз умрем.
— Православная Церковь чтит Вечную память Святым Кузьмы и Демьяна (Космы и Дамиана)
1. Икона: Святые Косма и Дамиан. Московская школа. Первая половина XV века
2. А.С. Пушкин и В.И. Даль в образах Святых Космы и Дамиана. Икона. ГМИР. С.-Петербург
В Государственном музее истории религии много необычных экспонатов. Часть из них создана руками русских мастеров. Так в одном из залов находится икона, посвященная Святым Косме и Дамиану в обликах А.С. Пушкина и В.И. Даля.
Косма и Дамиан, по легенде, два брата-близнеца. Прославились они как искусные врачеватели.
На Руси они также стали почитаться и как покровители кузнецов и брака. Однако появление на месте святых великого поэта и великого лексикографа связано не с этими «функциями» великомучеников. День Космы и Дамиана приходился на 1 ноября (по новому стилю 14 ноября). В этот день после окончания сельскохозяйственных работ открывались церковно-приходские школы. Так Косма и Дамиан стали «отвечать» ещё и за образование. Именно в этой ипостаси святые на одной из икон изображены в обликах Александра Сергеевича Пушкина и Владимира Ивановича Даля.
Логика в этом просматривается. Святыми покровителями образования стали два человека, оказавших на судьбу русского языка огромное влияние. Первый создал тот русский литературный язык, который нам известен. Второй сохранил на страницах своего словаря память о языке народном. А Даль к сему был ещё и врачом.
( По материалу с сайта: http://www.museum.ru/N28909)
— Знаменательной вехой на вёрстах Пушкина и Даля стал памятник им в Оренбурге. Это дань нескольким дням 1833 года совместных их изысканий свидетельств истории Пугачёва.
Оренбург. Сквер им. Полины Осипенко. Памятник «Пушкин, Даль». 1998 год. Ск. Н.Г. Петина, арх. С.Е. Смирнов
Нажмите «Подписаться на канал», чтобы читать «Завтра» в ленте «Яндекса»
Поделиться
Прекрасное исследование и научение! В тему друзьям моим бегущий экспромт:
Рождаясь в Слове Русь живёт.
Живёт святыми именами.
И Даль, и Пушкина – нам в зачет.
Они теперь навечно с нами.
Их Слово – это наша жизнь.
Их Слово – счастье для России.
Культурной вечности мессии
Во славу нашу родились…
И станет синим небосвод
Над нашей вечною Державой.
И Словом вечным жив народ,
Гордясь вселенской вечной Славой
Тех дел, что в Век воспели вы,
Из Космоса черпая силы.
Вы – нашей Вечности Волхвы.
Вы – суть немеркнущей России.
Браво! И нижайший поклон, уважаемый Виктор!
Алина, как соавтор, я слишком мало помогла в таком обстоятельном научном изыскании. Еще не все прочитала, но уже много нового для себя почерпнула, хотя лет 10 назад была в теме и тоже много читала, чтобы написать мою пьесу о Дале. Спасибо тебе! Продолжаю читать.
Внимательное отношение к творчеству друг друга и взаимные симпатии дали замечательный результат!
Я уже говорил о том, что важна и любопытна не только новая информация, но и новый взгляд на уже, казалось бы, известные вещи. Именно эта особенность отличает все работы Алины Ухановой (хотя о существовании «иконы» безмездных врачей Космы и Дамиана с лицами Пушкина и Даля я, признаюсь, даже не слышал! Считаю, всё же, необходимым, в данном случае слово «икона» взять в кавычки…)
И как всегда в очерках Алины – необходимые ссылки, аргументы, иллюстрации…
Удовольствие и доверие – вот два чувства, сопровождающих чтение и остающихся вместе с читателем ещё надолго…
Хорошо написано о встрече,диалог, Даля и Пушкина. После прочтения я подумал: «А царём-то русским был Пушкин. За это его убили.»
В этой связи хочется оставить под статьёй сцену бреда современного героя моей пьесы, полюбившего творчество Даля. Картины бреда не выдуманы. они из исторических материалов, собранных В.Порудоминским об отношении В.И.Даля к событиям его времени. Напрашиваются параллели, не правда ли?
«Лазарев попадает в больницу в тяжелом состоянии. Он лежит на кровати и бредит. Время от времени выкрикивает имя Юленьки.
На стене больницы проплывают отдельные сцены бреда.
Он очень реально видит картину, где император Николай I награждает его орденом. Слышатся голоса: «Служу Отечеству!»,
«Но не служба теперь у него впереди – служение. Народу, Отечеству, Родному языку!»
Затем видит картину, когда он работает врачом в какой-то маленькой больнице. Чума. Холера. Люди умирают. Их уносят с накрытыми лицами. Доносятся невесёлые поговорки и речи: «В холеру-де лягушки не квакают, мухи и ласточки не летают», «Участки, где приходится действовать, не больницы вовсе, а морильни! Народ всегда точное определение находит. Эти морильни являют собой «царство сырости, неотвратности, нищеты, тесноты», «Госпитальное начальство крадёт лекарства из аптеки, продукты из кухни, дрова из сарая, белье и халаты из кладовой…». «Суеверие, недоверчивость, недостаток в пище, в средствах, в присмотре – всё это могло бы свести с ума того, коего попечению доверено было бедствующее положение». «Кто убился? – Бортник. – А утонул? – Рыбак. – А в поле убитый лежит? – Служилый человек», «От вражеских пуль и гранат, от чумы, от лихорадки осталось лежать в поле больше двухсот из трёхсот докторов, прибывших в армию».
К Лазареву подходит врач. Прослушивает пульс. Качает головой.
Врач. Владимир Лазарев! Вы меня слышите?
Лазарев. Кто лечит, тот и увечит! Под кафтаном-то ни чести, ни души, ни сердца…
Врач. Владимир, вы понимаете, что говорите?
Лазарев. Отныне я не Владимир, я Казак Луганский. Три года не слезал с седла… Я вольный казак – не раб, не крепостной… Я пишу сказки…
Врач. Ну что же, казак так казак. Кто ж спорить будет, что Луганский. Вот только никак бред не проходит. Сказки… Хм-м… Странный бред-то какой!
В палату заглядывает Юленька.
Юленька. Можно спросить?
Врач оглядывается на пришедшую. Разводит руками.
Врач. А, это опять вы? Вообще-то не положено здесь вам находиться, но, может, вы сможете мне помочь понять кое-что.
Юля проходит.
Юленька. Как он себя чувствует?
Врач. Бредит. Особой угрозы для жизни не наблюдаю, но бред у него какой-то странный. То Юленьку какую-то зовёт, то Казаком Луганским себя величает. Ни Далем ли себя возомнил?
Юленька. Им самым. Он же копия он. И Владимир. Это на него так моя экскурсия подействовала. Я в музее работаю. И меня Юля зовут. Он сразу после этого и в больницу попал. Из-за меня, кстати. За меня заступался.
Врач. Ну, это я понять могу. Дело молодое, конечно, но вот его состояние все же беспокоит…
И вот ещё одна сцена, о многом говорящая. Я была поражена, когда читала о разговоре Даля и Жуковского, а затем и Перовского. В нем много авторских добавлений, но все они согласуются с тем, что написано в книгах Майи Бессараб и Порудоминского.
«Жуковский. Давно не заглядывали. Как дела? Хорошо ли устроились? Признавайтесь. Всё, как есть рассказывайте.
Даль. Да вот, Василий Андреевич, определился я на службу в Санкт-Петербургский военно-сухопутный госпиталь. Пока ещё рано судить, но первое впечатление о госпитале весьма удручающее. Больных морят голодом, а сами, знай, таскают кошелки, как только придёт телега с провиантом. У нас как всегда: грабежи есть, воровство есть, а воров нет.
Жуковский. Воровство повсеместно достигло устрашающих размеров, это зло неискоренимое, особенно в столице. Если бы вы знали, как мне порой хочется бросить всё и убежать на родину, в Тульскую губернию. Петербург, со своими мелкими, убийственными рассеяниями, меня давит и душит! На вашем месте я бы уехал, непременно бы уехал.
Даль. Я бы с превеликой радостью, да нешто можно устроиться?!
Жуковский. Я, кажется, сумею вам быть полезным. Есть у меня старинный приятель Перовский Василий Алексеевич, он нынче будет назначен в провинцию, сегодня ввечеру обещался прийти. Я вас с ним и познакомлю.
Даль. Буду признателен, Василий Андреевич. Не хотел говорить, вы и так меня не раз уже выручали, в том числе и от жандармерии… Но, боюсь, то полузабытое дело «за сочинение пасквилей» может помешать мне в этом.
Жуковский. Да, да, припоминаю. 1823 год, если не ошибаюсь?
Даль. Так точно. Николаев – юность моя флотская!
Жуковский. Господи, там и дела того! Но да, прав, могут придраться… Не велик клочок, да в суд волочет. (Думает). Надо бы, чтобы у Флорио под литерой «и» значилось: «В штафах по суду или без суда не бывал». Обещать не могу, но постараюсь помочь по старой дружбе. Пока оба помолчим для пользы дела.
Приходит Перовский. Жуковский приглашает дорогого гостя к столу. Знакомит с В.И. Далем.
Жуковский. Василий Алексеевич, разрешите представить вам моего друга, молодого искусного хирурга, получившего прекрасное образование в Дерпте, к тому же талантливого литератора, автора отличного рассказа «Цыганка», помещённого в «Московском телеграфе».
Даль. Владимир Иванович Даль.
Перовский. Рад познакомиться. Наслышан о вас от Василия Андреевича. Как поживаете? Какие планы на ближайшее будущее?
Даль. Спасибо, жив, здоров… Вот, определен на службу в госпиталь. Но так складываются обстоятельства, что при всей моей любви к хирургии, нет желания у меня более оставаться в медицине. Да и тяжело совмещать работу с творческой деятельностью. Давно мечтаю об интересном, живом деле.
Перовский. Очень кстати наше знакомство. А не побоитесь ли оставить столичную жизнь? Получил я назначение в Оренбург Генерал-губернатором. Очень я заинтересован в том, чтобы на новом месте иметь честного дельного чиновника…
Даль. С превеликим удовольствием приму подобное предложение. Сил нет у меня смотреть на столичные беззакония. Мы с Василием Андреевичем на эту тему чуть ранее говорили. Во многом мнения наши сходятся.
Перовский. Вы женаты?
Даль. Нет, не случилось… Хотя мечтаю сделать предложение Юлии Андре. Давно влюблён, но…
Перовский. Какие могут быть «но»? Не поверю, что решимости у боевого офицера не хватает.
Даль. Не в решимости дело. Беден я, не смотря на ордена боевые да иные заслуги пред отечеством. Оттого и не решаюсь семьёй пока обзаводиться. На жалование в 700 рублей в год только нищенское существование предложить и могу.
Жуковский. Выручай друга, самые лучшие рекомендации ему даю. Не будешь жалеть о решении.
Перовский. Да и уговаривать меня не нужно. Если третье отделение не усомнится в благонадёжности сего господина, то предложу я Владимиру Ивановичу должность чиновника особых поручений, да с превеликой радостью. А с женитьбой советую поторопиться. Скучновато без любимой жёнушки вам в такой почётной ссылке будет. Думаю, жалование в одна тысяча пятьсот рублей вас устроит. Сумеете жену содержать.
Даль. Спасибо за участие в моей судьбе. Коли такой оборот пошёл, завтра же сделаю предложение.»
Георгию Владмировичу Павленко поклон за содержательный отклик на нашу со Светланой совместную творческую работу.
Посты уважаемых Александра Сердюка и Виктора Степанова непонятны.
Дополнительные материалы по пьесе, Светлана Эдвиговна, как видите, интересны только нам с Вами.
Но главное, что наши друзья, не зарегистрированные на Завтра, откликаются с поддержкой.
До следующих встреч.