дача бунина в царицыно

Как жили дачники XIX века в Царицыне

Сдавать земли в аренду под строительство дач в Царицыне начали в 1858 году. Старинные дворцы и живописные места всегда привлекали москвичей, а с открытием железнодорожной станции Царицыно в 1865 году начался настоящий дачный бум: по одну сторону железной дороги возникли дачные поселки Старое Царицыно, Воздушный Сад, Поповка и Покровская Сторона, а по другую — Новое Царицыно и Воробьевка. В советское время дачи были национализированы, а их жители разъехались. Сейчас «Царицыно» — музей-заповедник.

О том, кто и как проводил время на царицынских дачах в позапрошлом столетии, — в совместном материале mos.ru и агентства «Мосгортур».

Езучевские: обсерватория, фруктовый сад и трехпудовые осетры

Одним из известных царицынских дачников был действительный статский советник физик и изобретатель Дмитрий Езучевский. Ученый прославился благодаря изобретению нового типа переносных фотоаппаратов — он был компактнее существующих тогда российских и зарубежных камер и весил всего 2,5 килограмма против стандартных в то время 10–12. Портативное устройство получило название «Снаряд для экспедиций» и впервые было представлено в 1879 году в Русском техническом сообществе. Аппараты Езучевского получили множество наград на российских и международных выставках.

С женой Анной Бернгардт они воспитывали трех сыновей — Владимира, Дмитрия и Михаила. Для приятного семейного отдыха в 1881 году Езучевский арендовал на 36 лет земельный участок площадью полгектара на Поповой горе в Царицыне. Участок располагался на правом берегу Нижнего Царицынского пруда напротив Третьего Кавалерского корпуса. На даче были большой деревянный двухэтажный дом, хозяйственные сооружения и оранжерея. Основную территорию занимал большой фруктовый сад, от него дорожки вели по крутому склону к берегу пруда, у которого Езучевские построили собственную купальню и лодочную пристань.

Глава семьи был увлечен метеорологией, так что над центральной частью дома он обустроил обсерваторию. В примыкающем к дому флигеле сделал техническую лабораторию, в которой конструировал метеоприборы и моментальные камеры.

Летом на дачу к Езучевскому часто приезжали друзья и коллеги, в том числе Климент Тимирязев, также увлекавшийся фотографией. Гости любовались звездным небом в дачной обсерватории, в жаркие дни купались, катались на лодках, а по вечерам гуляли в парке и ставили любительские спектакли.

После смерти ученого в 1898 году дача по завещанию перешла супруге, которая вскоре решила ее продать. Зимой 1904 года владения Езучевских осматривал Антон Чехов вместе с женой Ольгой Книппер-Чеховой. Писатель давно подыскивал себе дом в Подмосковье, и дача ему очень приглянулась. В письме брату Чехов писал:

«Дача почти новая, на берегу пруда, стоит она на краю Царицына, не может быть застроена и вообще, как мне показалось, имеет немало достоинств… Там близко станция, очень близко, почти рядом церковь; лошади там не понадобятся».

Чехов был заядлым рыболовом, и особенно его привлекала возможность «поудить трехпудовых осетров» в Царицынских прудах. Несмотря на цену, которая показалась ему завышенной, писатель решился на покупку. Сделка была запланирована на начало мая, но из-за внезапного обострения болезни Чехов уехал на лечение в Европу, где скоропостижно скончался.

Забелины: раскопки и украденная посуда

Еще одним известным царицынским дачником был историк и археолог, один из основателей Государственного исторического музея в Москве Иван Забелин. Крупнейший исследователь материальной культуры не мог не заинтересоваться Царицыным с его дворцово-парковыми сооружениями и древними курганами.

Дачу в Воздушном Саду приобрела дочь историка Мария в 1896 году, заключив с удельным ведомством договор об аренде земельного участка сроком на 24 года. Два одноэтажных дома, купленных у инженера-механика Михаила Щекотова, сразу отремонтировали: заменили ставни и двери, покрасили кровлю, сделали лестницы и водосток, устроили палисад. На даче были также конюшня, каретный сарай и сад, в котором наемный садовник выращивал цветы. Содержанием дачи полностью занималась Мария Ивановна, второй дом сдавали в аренду.

Забелин отдыхал и работал в Царицыне каждое лето. В конце 1890-х годов Иван Егорович вместе с ученым секретарем Исторического музея Владимиром Сизовым организовал на территории царицынского парка раскопки курганов вятичей (XI–XIII век).

В древних погребальных курганах археологи под руководством Забелина обнаружили остатки керамических сосудов и других предметов быта, женские украшения, браслеты, височные кольца. Все находки были переданы в собрание Государственного исторического музея. Исследуя историю садово-паркового ансамбля Царицына, Забелин обнаружил подробную опись царицынского парка, сделанную в 1825 году. Позже он опубликовал ее в своей работе «Сведения о московских и подмосковных садах XVIII–XIX столетий. Сад в селе Царицыно».

Зимой дачи в Царицыне были под надзором сторожей от удельного ведомства, но это не всегда спасало от грабителей. В 1902 году злоумышленники проникли на дачу Забелиных и похитили посуду на сумму 40 рублей (по современным меркам — приблизительно на 50 тысяч рублей). Воров так и не нашли, и по просьбе Марии Ивановны дело было закрыто. С 1908 года на зимний период она стала нанимать собственных сторожей.

После смерти Забелина в 1908 году Мария Ивановна посвятила свою жизнь обработке и систематизации его трудов, а также благотворительности. В 1916 году из-за финансовых трудностей дачу в Царицыне пришлось продать.

Давидовы: железная крыша и виолончель Страдивари

Третий Кавалерский корпус, возведенный по проекту Василия Баженова в 1776–1779 годах, тоже имеет дачную историю. В 1872 году под обустройство дачи его арендовал Иван Давидов — крупный благотворитель, дослужившийся до высокого чина статского советника. К зданию примыкал участок площадью 1,43 гектара. Давидов заключил договор на 24 года и начал обустраиваться.

До него Третий Кавалерский корпус сдавали в аренду под трактир и гостиницу, поэтому, получив здание, Давидов его перестроил. К дому со стороны Нижнего Царицынского пруда пристроили террасу, с другой стороны — сени. Появились еще одно дверное отверстие стрельчатой формы, дополнительные оконные проемы и печи, лестницы были заложены. Венчала здание железная крыша, выкрашенная в зеленый цвет. Несмотря на все изменения, благодаря Давидову Третий Кавалерский корпус к началу XX века сохранился гораздо лучше других построек Василия Баженова.

На этой даче выросло не одно поколение Давидовых — музыканты, литераторы, ученые и крупные финансисты. Пожалуй, самым известным представителем семьи был младший брат Ивана Юльевича — музыкант мирового уровня создатель и глава русской виолончельной школы второй половины XIX века Карл Давыдов (он чуть изменил фамилию). Свои впечатления от пребывания на даче брата Карл Давыдов передал в инструментальных пьесах «Ноктюрн» и «Мазурка», объединенных названием «Воспоминание о Царицыне».

Образование Карл Давыдов получил в Лейпцигской консерватории, с большим успехом гастролировал по Европе и выступал вместе с лучшими музыкантами того времени — Ференцем Листом, Антоном Рубинштейном, Василием Сафоновым. В знак признательности за высокое исполнительское мастерство основатель Русского музыкального общества граф Михаил Виельгорский подарил Карлу Юльевичу виолончель работы Антонио Страдивари, а Чайковский назвал его «царем всех виолончелистов нашего века» и посвятил ему симфоническую пьесу «Итальянское каприччио» (1880). В 1876–1887 годах Карл Юльевич занимал должность директора Петербургской консерватории.

В 1870–1880-х виолончелист постоянно жил в Петербурге, в родовое гнездо приезжал на несколько дней отдохнуть от концертов и других забот. Падчерица музыканта Тамара Волконская вспоминала:

«Помню я Карла Юльевича у нас на даче в Царицыне; вижу его сидящим с виолончелью в нашем круглом зале около пианино; на пюпитре ноты, которые он просматривает, изредка наигрывая отдельные пассажи, как будто пробуя какую-то новую вещь; в зале нет никого, домашние входят и выходят, не обращая на него внимания… Это лето сестры его проводили тоже в Царицыне, и он приезжал к ним погостить».

Муромцевы: законы и литература

Одна из самых дорогих дач в Царицыне принадлежала председателю Первой Государственной Думы, одному из основоположников конституционного права в России Сергею Муромцеву. Политик был женат на оперной певице, солистке Большого театра Марье Климентовой-Муромцевой, с которой воспитывал троих детей — Ольгу, Владимира и Марию.

В 1890-х годах Муромцев арендовал несколько участков на левом берегу Верхнего Царицынского пруда общей площадью около трех гектаров. Застройка велась только на одном участке — остальная территория представляла собой густой лес и предназначалась для прогулок. В большом двухэтажном доме с мезонином, башнями и террасами были водопровод и электричество. Отапливался он с помощью голландских печей. На территории были выстроены помещение для кухни, каретный сарай, конюшни и сторожка дворника.

Сергей Муромцев всю жизнь посвятил работе, на даче одну из комнат он обустроил как личный кабинет. Политик был активным сторонником введения конституции, занимался разработкой реформ. Именно на его даче в 1905 году прошли конспиративные заседания по разработке проекта «Основного закона Российской империи», известного как «Конституция Муромцева». Эти положения стали теоретической основой последующего конституционного движения в России.

Кроме коллег, в доме Муромцевых часто бывали друзья, родственники и соседи. На даче в Царицыне в 1893 году Сергей Андреевич познакомился с 12-летним Борисом Бугаевым — будущим писателем Андреем Белым, который был влюблен в его младшую дочь Маню.

«В 1893 году жили мы на даче в Царицыне; тут настигло меня увлечение девочкой, Маней Муромцевой (дочерью С.А. Муромцева), с которой я познакомился на даче Вышеславцевых», — позже писал Андрей Белый.

Семья Николая Муромцева, родного брата Сергея Муромцева, также проводила лето на съемных дачах в Царицыне начиная с середины 1890-х. Племянница политика Вера Муромцева познакомилась здесь с Иваном Буниным, который впоследствии стал ее мужем. О встрече, произошедшей в 1898 году, Вера Николаевна рассказывала так: «Я вспомнила его в Царицыне, когда впервые увидела его в погожий июньский день около цветущего луга, за мостом на Покровской стороне с Екатериной Михайловной Лопатиной».

В другой раз Бунин и Муромцева увиделись в 1906 году, через год они совершили совместную поездку за границу, где началась их совместная жизнь. Обвенчались они в 1922 году, после официального развода писателя с первой женой. На протяжении всей жизни Вера Николаевна была верным другом и помощником Бунина, после смерти писателя она подготовила к изданию многие его рукописи.

Андреев: любовь и вдохновение

Не все известные царицынские дачники арендовали участки и застраивали их домами — большой спрос был и на жилье внаем. Такими предложениями неоднократно пользовался один из родоначальников русского экспрессионизма писатель Серебряного века Леонид Андреев. В Царицыне он провел не одно лето, там он познакомился со своей будущей женой и написал несколько произведений.

Впервые Леонид Андреев приехал в Царицыно в 1896 году в качестве репетитора к одному из своих учеников. Здесь он сдружился с родственниками поэта Тараса Шевченко — семьей Велигорских-Добровых.

Будущий писатель мог позволить себе арендовать только комнату в крестьянской избе, а все свободное время он проводил на Покровской стороне, в солидном доме новых друзей. В том же году у Андреева начали складываться романтические отношения с Александрой Велигорской, младшей сестрой хозяйки дачи.

Следующие два летних сезона Андреев провел в Царицыне. Отношения с Александрой Велигорской у писателя складывались непростые: «Нервы разбиты вконец. Страдаю любовью. Вчера был в Царицыне и имел некоторое объяснение с Шурочкой» (1897). Молодые люди сумели разрешить все разногласия и поженились в 1902 году.

Царицыно нашло отражение и в творчестве писателя — в рассказе «Петька на даче» (1899) автор описал развалины Большого дворца, железнодорожную станцию, парк, пруды и сад Диппмана. На даче Андреев работал над рассказами «Молчание» (1900) и «В тумане» (1902). Переломная в творчестве писателя повесть «Жизнь Василия Фивейского» (1903) также напрямую связана с этими местами. Над этим произведением он работал более полутора лет. Много раз менялись концепция и название — изначально предполагалось, что это будет небольшой рассказ «Отец Василий», но в итоге Андреев остановился на фамилии священника царицынской церкви иконы Божией Матери «Живоносный Источник» Алексея Фивейского.

Источник

Променад под липами Бунина

На царицынских дачах Ивана Алексеевича вдохновляли пруды и красивые хозяйки.

В субботу, 22 октября, исполнится 146 лет со дня рождения Ивана Бунина. В конце XIX века он провел несколько летних сезонов в Царицыне.

Впервые Бунин попал в этот поселок летом 1896 года: снял вместе со своим другом Иннокентием Михеевым комнату на даче купца Ерохова. На глазах писателя Михеев флиртовал с молодой невесткой хозяина. Потом эти воспоминания отразились в рассказе Бунина «Кума» (1943).

Весной 1898 года Иван Алексеевич и сам пережил в Царицыне любовную историю. Он увлекался молодой богатой писательницей Екатериной Лопатиной. Ее семья сняла дачу у купца Щербинина, а Бунин снова поселился на даче Ерохова, чтобы быть с нею рядом. 1 июня произошло решающее объяснение: Лопатина заявила писателю, что любит другого. Но они сумели остаться друзьями, продолжали ходить на прогулки по Царицынскому парку. И во время одного из этих променадов Бунин познакомился с Верой Муромцевой — ее дядя был председателем Первой государственной думы. Потом, спустя многие годы, она станет его женой. А тогда, в 1898 году, Бунин еще надеялся на взаимность Лопатиной. Он приезжал в поселок и в 1899-м, и в 1900 годах, ходил со своим другом, писателем Николаем Телешовым, в ресторан «Сад Дипмана»…

Царицынскими впечатлениями навеян рассказ «Десятое сентября» (1903) — о самоубийстве молодой дачницы: «Из пруда за садом ее вытащили баграми только в сумерки, с трудом принесли в дом и положили, мокрую, ледяную, тяжелую…» Такая история действительно произошла в поселке в 1898 году. У Бунина много стихотворений о природе, но можно только предполагать, что в них изображен именно царицынский пейзаж, — автор скуп на детали. Он вообще был равнодушен к архитектурным красотам этой местности, парковым павильонам и руинам дворцов.

«…Будучи беднейшим дворянином, постоянно нуждаясь в деньгах, Иван Бунин ненавидел чрезмерную роскошь и причуды богатых, — пишет краевед Игорь Сергеев, член ассоциации «Бунинское наследие. — Екатерина II для него была антигероем. Единственное, что вдохновляло в Царицыне, была природа, как бы безликая, и пруды…»

КЛАССИКА

Нет солнца, но светлы пруды,

Стоят зеркалами литыми,

И чаши недвижной воды

Совсем бы казались пустыми,

Но в них отразились сады.

Вот капля, как шляпка гвоздя,

Упала — и, сотнями игол

Затоны прудов бороздя,

Сверкающий ливень запрыгал —

И сад зашумел от дождя.

И ветер, играя листвою,

Смешал молодые березки,

И солнечный луч, как живой,

Зажег задрожавшие блестки,

А лужи налил синевой.

Вон радуга. Весело жить

И весело думать о небе,

О солнце, о зреющем хлебе

И счастьем простым дорожить:

С открытой бродить головой,

Глядеть, как рассыпали дети

В беседке песок золотой.

Иного нет счастья на свете.

КЛАССИКА

«Дачи в сосновых лесах под Москвой. Мелкое озеро, купальни возле топких берегов.

Источник

И. А. Бунин в Царицыне

Иллюстрация: Царицыно. Открытка начала 1900-х годов

Владимир Сергеевич Соловьев, Сергей Николаевич Трубецкой, Николай Яковлевич Грот, Лев Михайлович Лопатин. Фотография 1890-х годов

К истории его взаимоотношений с Екатериной Михайловной Лопатиной (1865–1935).

К настоящему моменту биография И. А. Бунина хорошо изучена. Исследователям доступен основной массив источников, хранящихся в российских и зарубежных архивах. Многие документы опубликованы; изданы комментарии к ним, написаны статьи и монографии. По сути, сложился вполне определенный взгляд на все основные моменты жизни и творчества писателя. Взаимоотношениям Бунина с Е. М. Лопатиной места здесь отведено немного. Между тем это был весьма продолжительный и драматический период в его жизни, в значительной степени связанный с Царицыным.

Екатерина Михайловна Лопатина происходила из старинного дворянского рода. Ее отец, Михаил Николаевич Лопатин (1823-1900), известный в Москве юрист, дослужился до чина тайного советника. Мать, Екатерина Львовна (1827-1910), была сестрой выдающегося математика Пафнутия Львовича Чебышёва (1821-1894).

М. Н. Лопатин дружил со многими деятелями русской культуры; близко знал Л. Н. Толстого; сам писал публицистические статьи. Жили Лопатины в Гагаринском переулке, в знаменитом ампирном особняке (доме Штейнгеля). Сюда на «лопатинские среды» собирались литераторы — И. С. Тургенев, Ф. И. Тютчев, А. А. Фет, И. С. Аксаков, А. Н. Плещеев, А. М. Жемчужников, университетские профессора — С. М. Соловьев, И. Е. Забелин, В. О. Ключевский, Н. В. Бугаев, С. А. Усов, В. И. Герье, А. Ф. Кони. Как писал Е. Н. Трубецкой, «в Москве в то время не было дома, который бы столь ярко олицетворял духовную атмосферу мос­ковского культурного общества, как дом Лопатиных».

В семье родились четверо сыновей и дочь Екатерина. Все они оказались людьми неординарными и творчески одаренными. Братья окончили Поливановскую гимназию, затем Московский университет. Старший, Николай, известен как собиратель русских народных песен; второй брат, Лев, стал философом, профессором Московского университета; третий, Александр, помимо юридической карьеры, занимался литературой; младший, Владимир, с юных лет мечтал стать актером — участвовал в любительских спектак­лях, позже, выйдя в отставку, поступил в труппу МХТ.

Их младшая сестра Екатерина еще в детстве познакомилась со многими выдающимися людьми того времени. Получила домашнее образование. В начале 1880х годов посещала Московские высшие женские курсы В. И. Герье. Тесная дружба связывала ее, как и братьев, с детьми историка Сергея Михайловича Соловьева, особенно с Владимиром. В 1883 году она выдержала экзамен на звание домашней учительницы.

Лето 1893 года семейство Лопатиных проводило в Царицыне. Возможно, именно тогда Екатерина и познакомилась с соседями — Муромцевыми. В книге «Жизнь Бунина. Беседы с памятью» В. Н. Муромцева-Бунина так описывала Е. М. Лопатину: «В те годы худая, просто причесанная, с вдумчивыми серосиними большими глазами на приятном лице, она своей ныряющей походкой гуляла по Царицыну в перчатках, с тросточкой и в канотье — дачницы обычно не носили шляп. Очень беспомощная в жизни, говорившая чудесным русским языком, она могла рассказывать или спорить часами, без конца. Хорошая наездница, в длинной синей амазонке, в мужской шляпе с вуалью, в седле она казалась на фоне царицынского леса амазонкой с картины французского художника девятнадцатого века. Была охотницей, на охоту отправлялась с легавой, большею частью с золотистым сеттером. Оригинальная, и не потому, что хотела оригинальничать, а потому, что иной не могла быть, она — единственная в своем роде, такой второй я не встречала».

В 1891 году в журнале «Русская мысль» увидело свет первое литературное произведение Лопатиной — «Воспоминания о С. А. Юрьеве». В 1896-1897 годах журнал «Новое время» напечатал ее роман «В чужом гнезде» (под псевдонимом «Катерина Ельцова»).

Бунин познакомился с Лопатиной в январе 1897 года в Петербурге, в редакции журнала «Новое время». Далее до ноября они не встречались. В своем дневнике, который Лопатина вела очень скрупулезно, она записывает, что 17 ноября «молодой писатель Бунин» вместе с критиком Скабичевским и литератором Кривенко заходили к ней. «Я была до глупости счастлива и взволнована. Бунина мне ужасно хочется видеть». С этого момента они видятся все чаще. Лопатина была хорошо начитана, остроумна, смешлива. Бунин чувствовал себя с ней очень легко. Из дневника Лопатиной (запись от 30 декабря): «Он мне сказал, что потому любит ходить к нам, что совсем не лжет, говоря со мною, — а то ведь все приходится лгать. Потом я с ужасом призналась, как мне много лет, он хохотал и говорил, что знал это». (Лопатина была старше Бунина на 5 лет.)

В Москве Бунин жил рядом с домом Лопатиных (в Хрущевском переулке, в меб­лированных комнатах Гунста) и в Новый 1898 год пришел к ним во втором часу ночи «с цветками белой гвоздики в руке». С этого момента он стал бывать у Лопатиных почти каждый день. Читал рассказы Екатерины, иногда хвалил, давал советы. Запись в дневнике Лопатиной от 22 января: «Весь день без устали ходила с Буниным по углам. Я страшно устала, я все чувствую это зловоние, вижу эти лица, эту грязь, эти каморки. Начала писать, не знаю, выйдет ли. Мы с ним много гуляли, на реке, у Дорогомилова, везде. Много говорили. На нем было удивительное пальто. В этом пальто, прямом, черном, суконном, с широкими плечами, с отворотами, как у сюртука, в синем кашне и шапочке, он имел такой изящный, славный вид».

С каждой встречей Бунин все больше увлекался ею. Она напоминала ему «тургеневскую героиню». В феврале Лопатина уехала в Петербург улаживать дела, связанные с изданием романа, задержалась там, и Бунин незамедлительно выехал к ней. Из ее дневника (записи от 17-20 февраля): «Возвращаюсь однажды и нахожу телеграмму от Бунина с извещением о том, что он едет. Утром пришел, и все дни мы почти не расставались. Понемногу все стали замечать, намекали на его любовь, упрекали меня, острили и смеялись. Кривенко прямо сказал: «Какое у него дело? Сидит, ждет Вас». Он делался все страннее, стал минутами несносен, возражал, обижался, поднялись бесконечные объяснения. Он говорил, что без меня у него тоска невыносимая, но это не какаянибудь обыкновенная влюбленность, которую легко остановить, а трезвое, настоящее чувство, очень сложное, и расстаться со мною ему невыносимо уже теперь».

Лопатина не отвечала ему взаимностью. Тем не менее, вплоть до апреля они виделись очень часто. В начале марта он сделал предложение, которое Екатерина Михайловна решительно отвергла. По его словам, «она расхохоталась: «Да как же это выходить замуж… Да ведь это можно только тогда, если за человека голову на плаху можно положить». Эту фразу Бунин «отчетливо помнил» и десятилетия спустя.

А вот ее описание события: «Когда он делал мне предложение, я очень смеялась. Мы сидели в гостиной, он в сюртуке, бледный, худой, с бородкой, похожий на Гоголя. Потом мы ездили в Царицыно дачу снимать. И он тут сказал между прочим: «Я буду знаменит не только на всю Россию, а и на всю Европу». А мне было его жаль. Я, конечно, не верила и думала: дайто Бог!»…

Источник