впервые в женской бане
Истории закоренелого банщика 5
Ещё пара историй из шахтёрской бани.
Как я уже писал, раздевалка нашей бригады стояла особняком. Мы не числились на шахте, а были отдельным ООО. Открывали её, как придётся, но всегда до начала смены, что бы успели переодеться. А днём вообще не закрывалась, так как, постоянно присутствовала дежурная.
В то утро, почему-то перекрыли главный проход, с нашей стороны и вся, местная, братия столпилась у наших дверей, что бы через душ, проскочить, к своим клеткам. Народ прибывал и, вскоре, образовалось столпотворение. Начали раздаваться недовольные голоса и предложения, надавить на дверь, может, поддастся.
И вот, наконец, появилась виновница происшествия. Это была молодая девушка, недавно принятая, на работу и, ещё, плохо усвоившая распорядок.
Как известно, шахтёрский труд, почётная, но очень грязная работа. Поэтому, мужики, полностью, раздеваются, в чистой раздевалке и, голышом, идут, в грязную, к своим клеткам. Там облачаются в пропитанную угольной пылью робу и, вперёд, в шахту.
Девушка начала пробиваться через стену голых спин. Где с извинениями, а где и локтями, проложила себе дорогу, к двери. Тут, под недовольный гул, выяснилось, что забыла, впопыхах, ключи. Прорываться назад, она не решилась, позвала Катю, которая и принесла ключи. Женщина, средних лет, не стала пробиваться, к сотруднице, а просто передала ключи. Они, пару раз, шлёпались на кафель, но всё же добрались до ключницы. От волнения та, долго, не могла попасть в скважину, потом ещё и сам замок заедал. Наконец, дверь распахнулась и толпа ринулась в проход. Уборщица хотела выйти, но мужички, пошли потоком и, ей, пришлось ждать, прижавшись к стенке. Получился, своеобразный, парад голых мужиков. Когда поток иссяк, она с, чудоковатым, выражением лица, прикрыла дверь и щёлкнула замком. Пришлось припоздавшим товарищам, напомнить молодушке, что дверь должна быть открыта, ещё часика два.
– Совсем, с вами, задурилась – качала головой служительница швабры и веника, щёлкая ключом, в замке.
Бывают и случаи более масштабной неразберихи. Если кто не знает, то на шахтах работают и женщины. Но тех, которые, спускаются в шахту не так много. Это маркшейдеры и врачи, для оказания помощи или проверки участков соответствию медицинским нормам.
Как-то в женском душе, проводились аварийные работы, а женщинам выделили одну из мужских душевых. Пришлось женщинам, немного, походить на мужскую половину. Им даже проход выделили отдельный. Но, всё равно, кое где, они, пересекались с мужиками. Но, такое, иногда, случалось, в работе быткомбината и поэтому, не вызывало нареканий, ни с какой стороны.
В тот день, все были предупреждены, что четвёртая, сразу у прохода, душевая, отдана женщинам. Сегодня их было мало. Несколько маркшейдерш и врачиха, сопровождавшая шахтёра, получившего травму. Но не все мужики были в курсе дела и с разгону заскакивали в душ. Надо сказать, что шахтёрские мадонны, это не изнеженные офисные Барби, а уверенные в себе и рассудительные женщины. Ни визгов, ни истеричных криков от них не услышишь. Просто, мужикам, указывали на дверь.
К нам, в душ, заскочил проходчик Федя. Он был возбуждёным и рассеянным. Никак не мог сосредоточиться.
– Забежал, по привычке и сразу под струю. Стою, отмокаю. Вдруг слышу, рядом – «Может спинку потрёшь, раз уже освоился?» Я глянул, а они все на меня смотрят, как бурами сверлят. Я, с перепугу, побежал к дальнему выходу, а там дверь закрыта. Давай, я, назад. Та, что постарше, пригнулась и спину, мне подставила, под смех других. Я рвонул, к выходу и услышал, голос одной из них, что, типа, девки идём, в салон, красоту наводить. Вон уже мужики, стороной обходят и убегают восвояси.
Тут уже мужики посмеялись.
Надо сказать, что случаи, совместного купания, в душе, в шахтёрских банях, имеют место. Уборщицы, окончив работу, не всегда идут, на женскую половину, а принимают душ, прямо в мужском отделении, которое, только что, убрали. Здесь и пересекаются с запоздавшими горняками. Правда, моются, в разных концах отделения, но в поле зрения друг друга.
Женская баня
В один из субботних дней мы так же пришли в баню. А бабушка у меня любила много поговорить, потереть спину подругам и приятельницам. В тот день так же была моя тётя с двоюродной сестрой, а так как я не очень любила париться, от бабушки я ещё могла сбежать, чтоб не сидеть в парилке, а вот от моей тёти это было сделать невозможно. Мы посидели на 4 полке, это была самая высокая и самая страшная для меня. Я погрелась даже больше чем обычно и пошла в умывальную так называемую. В тот момент я почувствовала, как у меня слегка закружилась голова и прибежала моя бабушка, схватила меня и в коридор проводила, где все одеваются и раздеваются, чтоб подышать. Я села на скамейку стало чуть полегче, раньше ещё продавали соки вкусные, вот купила мне бабушка яблочный сок, я укуталась в полотенце. И сидела в коридоре одна. Меня, помню, ещё затошнило, ну, в общем, плоховато было. Чуть дальше, в небольшой комнате, сидела женщина, она продавала билеты и разливное соки, иногда она могла зайти в саму баню, чтоб подмести лишние листья от веников или поправить душ, или ещё что-нибудь по мелочи. Как правило, заходила она в одежде.
Они тоже вышли, я уже одетая ждала бабушку.
В коридоре было прохладненько и хорошо. И Алёна с мамой, то есть с моей тётей, тоже пошли купить сок. И когда мы уже шли с бани вчетвером, она мне сказала:
— Странно, тётя Рита была в такой яркой кофточке, как только она успевает переодеваться так быстро потом в чёрный халат?!
Я ей ответила, что она не переодевалась, она так и была в кофте, и разгадывала кроссворды.
— Нет, после того как ты ушла, через несколько минут она проходила мимо женщин, именно в чёрном длинном платье или халате, и походкой такой необычной, и без веника.
— Тётя Рита сидела в комнате своей, мне, когда полегчало, я бродила туда-сюда пока вас ждала, и она пожелала мне с лёгким паром.
Мы как-то недавно обсуждали эту историю, моя сестра сказала, что действительно запомнила женщину в чёрном платье или халате, но лица совсем не помнит.
Я до сих пор думаю, интересно, может, правда какая-то гостья пересекала наш бренный мир или моей сестре привиделось, хотя дети как никто другой многое видят отчётливо. Сейчас вместо бани там контора жкх.
Ещё хотелось бы сказать, что эта добрая милая женщина, тётя Рита, которая очень долго отработала в бане, потом поменяла работу, умерла не так давно, в ноябре, причём в пятницу 13, и очень странно все произошло. Ну я думаю, что стоит написать и про неё историю. Очень жалко женщину, добрая была, и сын остался, 25 лет.
Случай в женской бане
У многих людей есть хобби.
У Людмилы тоже. Она любит баню всей душей и телом. Особенно телом.
В очередной раз, Людмила приехала в баню. Посетителей было немного. Это ее радовало.
Воздух в помещении был свежим, пахло пихтой, тихо играла музыка. В кафе, милая женщина готовила фирменные чаи на травах.
Как обычно, взяв с собой женские банные секреты вечной молодости, Людмила зашла в зал. Веник она купила заранее.
— Какой у вас веник! Словно только с дуба веточки. Зеленые, свежие листья, где вы его купили? — спросила женщина в парилке.
— Я покупаю у мужа с женой. Они уже давно занимаются вениками. Можно сказать, это семейный бизнес. Муж готовит, жена продает по 150 рублей за веник, — рассказала Людмила.
Спустя некоторое время в зал зашла цыганка.
Женщина была в возрасте, маленькая, худенькая, смуглая, в руках она держала огромный зеленый таз. Ее за тазом не было видно. Только голова и ноги.
Она сразу прошла к душу. В зале их всего было три. Один не работал. Женщины использовали два.
Цыганка поставила огромный таз рядом с душем и зашла в парную. В парной села на вторую полку и закрыла глаза. Она грелась.
Другие женщины тоже грелись. Сидела цыганка в жаркой парной очень долго, по сравнению с другими женщинами.
Не смотря на возраст и комплекцию, она была достаточно сильной в этом плане.
Она вышла из парной и заняла душ, использовала его, как личную душевую кабину.
Количество женщин в бане увеличивалось.
— Уважаемая, можно вас попросить освободить душ?- спросила Людмила у цыганки.
Та делала вид, что не слышит. Людмила повторила еще раз. Но реакции не было. Женщина продолжала мыться под душем.
А в зале уже образовалась очередь на один единственный душ.
— Вы меня слышите? Уже очередь собралась, как в магазине! – сказала уже очень громко Людмила. Она не могла успокоиться, так как у единственного свободного душа образовалась очередь.
А цыганка спокойно намывалась одна в собственной дешевой кабине, так сказать.
— Ты мне уже всю кровь выпила! Слышишь? — неожиданно закричала цыганка. Людмила выронила банную шапочку из рук.
— Нет покоя от тебя, ты меня замучила! Кровь всю выпила! – продолжала кричать цыганка.
Женская банная очередь замерла.
Довольно смешная картина из женщин в пене и в листьях.
— Не связывайся с ней, сама себе день испортишь, — тихо за спиной посоветовала женщина из банной очереди.
Тут открылась дверь и в зал зашли еще цыганки, их было много.
— Табор уходит в баню, — обреченно сказала Людмила. Очередь захохотала.
— Надо заканчивать банные процедуры и в следующий раз искать другую баню. Но тут такая замечательная парная! И всегда чисто, уютно, дружелюбный и внимательный персонал.
Жаль, что придется искать другую баню,- расстроилась Людмила.
Цыганки, все как одна, с огромными, одинаковыми зелеными тазами, шумной толпой расположились практически по всему залу.
Банный зал стал похож на торговый рынок.
Только на рынке все одеты, а тут наоборот. Престарелая женщина возмущенно о чем-то рассказывала им на цыганском языке.
Впервые в женской бане
Праздновали мы как-то Новый год, вспомнили комедию «С лёгким паром», и жена моего друга, Валентина, говорит:
— А я тоже помню забавный случай в бане».
Ну, мы, понятно, заинтересовались, она и рассказала.
Пошла я с подружкой в сауну, на первый сеанс. Как обычно, намазали друг дружку мёдом с солью, попарились хорошенько. Подходим к бассейну, а там стоит группа женщин в простынях с недовольным видом. Оказывается, вода в бассейне холодная, банщица пошла за сантехником. Ну, мы с подругой тоже в простыни завернулись, а тут и сантехник топает, мужичок небольшого росточка, неказистый и, сразу видно, с утра уже навеселе.
Подошёл с важным видом, присел у края бассейна и воду рукой потрогал.
— Ну, и об чём базар? — спрашивает. — Хорошaя вода, после сауны — в самый раз, чтобы остудиться.
— Да для тех, кто остудиться хочет — ванна вон есть с холодной водой, — сердито говорит ему плотная блондинка. — Здесь поплавать хочется, а в такой ледяной воде и двух минут не пробудешь!
— Хорош лапшу на уши вешать! — этак презрительно говорит сантехник. — Я профессионал, мать вашу так, я лучше знаю. Вода как вода, ни хрена я делать не буду! Ишь, барыни выискались, ядрёна мать, кипячёную им подавай!
— С утра напился, — с возмущением сказала невысокая брюнетка, — вот работать и не хочет. Делай нормальную воду, а то жалобу напишем!
— Ха, испугала! Да мне плевать на все ваши жалобы, я тут один сантехник, куда они без меня денутся? — и он с пьяным гонором оглядел столпившихся женщин в простынях.
— Достал ты меня! — воскликнула блондинка и с криком «Протрезвить!» с силой толкнула его в плечо.
Застигнутый врасплох сантехник с шумом упал в бассейн. Все изумлённо ахнули.
Когда сантехник вылез из холодной воды, его было не узнать. Залихватский чубчик прилип ко лбу, мокрая одежда облепляла тело, он сильно дрожал и как будто даже стал ещё меньше ростом.
— Ну, как водичка? — грозно спросила его блондинка, уперев руки в боки.
— Из-звините! Щас, щас, всё сделаю, не беспокойтесь, — забормотал он и быстрым шагом пошёл на выход, оставляя за собой мокрый след. Все женщины от души расхохотались.
Банщица принесла термометр.
Через 15 минут температура воды была 26 градусов.
Впервые в женской бане
Такой длинный день
Михаська перемахнул через борт грузовика, и каблуки звонко цокнули об асфальт. Всё! Лето позади, и скоро в школу.
– Ну ладно, – сказал ему Сашка, – до завтра!
Михаська тряхнул головой и хлопнул Сашку по плечу. Да, скоро в школу, немного осталось, каждый денек на вес золота. Вот завтра они и собрались порыбалить. Михаська представил, как стоят они, закатав штанины, по колено в воде и поплавки мельтешат, пляшут, сливаются с колеблющейся водой.
– Не опаздывай! – сказал Сашка. – Мух я наловлю…
Сашка побежал через дорогу. Михаська посмотрел ему вслед и улыбнулся: «Все-таки трудяга этот Сашка!» Даже в День Победы всем дела нашел. Михаська вспомнил, как это было. В тот день, когда все уже наорались, наговорились, натолкались на радостях, в класс пришла Юлия Николаевна, в шелковом платье с белым воротничком, с двумя орденами Ленина, и спросила, как они собираются отметить такой день.
Ребята запереглядывались, все даже растерялись немного – никто об этом не думал, все с ума прямо посходили от счастья. И вдруг Сашка Свиридов сказал, что надо посадить деревья возле дороги, которая идет на Москву. Когда они ехали сюда в эвакуацию, дорога была совсем голая, ни одного деревца.
Еще Сашка сказал, что деревья надо посадить до самой Москвы, но это он, конечно, загнул. Один их класс до Москвы деревья посадить не мог; для этого им надо было бы, наверное, сто лет сажать деревья.
Обидно, конечно: они посадили целую тысячу деревьев, но Михаська сам, собственными руками так ни одного и не посадил. Он копал ямы, а ставили туда саженцы и засыпали корни землей девчонки или те, кто послабее. Михаська пошевелил лопатками: будто по спине кто ногами ходил. Накопался досыта. Ну да ладно… Зато завтра. Он снова представил поплавок, пляшущий на волнах.
Мимо ехала лошадь с сеном. Она шла понурив голову, а на огромном возу, свесив босые ноги, сидела девчонка. Она смотрела по сторонам и совсем забыла про свою лошадь. Михаська подумал, что сегодня какой-то длинный день. Тащится, словно эта лошадь с сеном. И сколько в жизни вот таких дней! Будто серые, пасмурные облака. Но все-таки бывают в жизни у человека дни, которые по пальцам можно пересчитать. Потому что они будто только что увиденное кино: помнятся от самого начала до самого конца и со всеми подробностями. Сколько бы человек ни жил потом – десять… двадцать, а может быть, и сто лет, – все равно такие дни он помнит так, как будто это было вчера.
Лично у Михаськи был пока что один такой день.
Конечно, каждому человеку хочется, чтобы такие дни, которые в памяти, как зарубки на дереве, помнились бы потому, что они с утра и до самого вечера состояли из одного только счастья.
Например, такой день мог бы начаться с того, что по дороге в школу Михаська нашел бы сотенную. Лежит себе этакий кусок бумаги, сложенный вчетверо, лежит, на людей смотрит. Ждет, кто его подберет. И вот идет Михаська и находит эту деньжищу – именно он, а не кто-нибудь. А потом бы вдруг отменили уроки; и, конечно, он кинулся бы на улицу Ленина, к магазину с высокими ступеньками. Мама рассказывала, что раньше, при царе Николае Втором, когда она была совсем маленькой, в этом магазине торговал какой-то купец по фамилии Кардаков. Купца уже давно не было, да и магазина тут не было – его закрыли, когда началась война, и сделали в нем фабрику, где усталые женщины шили солдатское белье. Фабрика считалась оборонным объектом, но Михаська-то знал точно, что там шьют кальсоны. У Сашки Свиридова там мать работает. Но хотя шили в бывшем магазине купца Кардакова теперь кальсоны для солдат, здание это с крутыми каменными ступеньками и с перилами в виде железных лир все в городе называли по-старому, как при Николае Втором, – «кардаковским».
А нынешней весной «кардаковский» стал самым известным местом среди мальчишек и девчонок. Городской молокозавод освоил производство мороженого, и продавалось оно не где-нибудь, а у «кардаковского», под крутыми ступеньками с железными лирами в качестве перил.
Так вот, в свой самый счастливый день Михаська кинулся бы, конечно, с Сашкой к «кардаковскому» и купил бы сразу четыре порции мороженого, потому что на сто рублей как раз выходило ровно четыре порции. Он прошелся бы по улице от нечего делать, ну а потом можно было бы совершить какой-нибудь подвиг.
Конечно, отец не был на Параде Победы, он бы уж обязательно написал, если бы был, но все равно.
Эх, отец. Когда только он приедет?
Много солдат уже вернулось домой. Каждый вечер к московскому поезду шли женщины. Они ходили потому, что солдаты не любили давать телеграммы. Они почему-то приезжали вдруг, неожиданно, как снег на голову. И женщины ходили к поезду посмотреть, не вернулся ли муж. Или отец. Или брат.
Михаська тоже ходил несколько раз. Но отец не приезжал. Только присылал треугольнички. Однажды он написал, что осенью, видимо, его отпустят и тогда они с Михаськой пойдут на охоту.
Вот здорово! На охоту. Михаська сразу решил, что обязательно попросит отца взять и Сашку, ему же не с кем ходить на охоту. И пойдут они с Сашкой по лесу – ружья наперевес.
Но до осени было еще далеко… А осень тоже длинная – когда он приедет?
Михаська вздохнул, подумав, что ему надо идти мимо «кардаковского», а значит, и мимо мороженого.
Что там мечтать о каком-то счастливом дне! Про отца ничего не известно, а сотенные разве валяются на дороге? Чушь, это можно только придумывать.
А у Михаськи, если уж говорить о дне, который запомнился навсегда, он был совсем другой.
Но все равно. Надо смотреть правде в глаза. Даже если от такой правды плакать хочется.
Михаська вспомнил тот день. Утром его разбудила мать. Михаська взглянул на заиндевевшее окно и увидел, что мороз очень занятно разрисовал стекло. Не какими-нибудь цветочками, елочками-палочками. Узор был очень похож на орден Александра Невского – Михаська видел его у одного раненого в госпитале, когда они выступали там с шефским концертом. По стеклу разбегались лучи, а между ними еще лучи, и рисунок был такой четкий и ясный, что Михаська его забыть, конечно, не мог.
Потом он встал, сунул в портфель жестяной подсвечник, сбегал на кухню и отрезал столовым ножом от большой свечи новый кусок. Света в школе не было, и по утрам, когда еще темно, они зажигали свои свечки, а на столе у Юлии Николаевны стояла медицинская спиртовка, только вместо спирта в ней был керосин. Это очень забавно – сидишь в полумраке и на каждой парте по два свечных огарка, будто на елке. Спичек тоже не хватало, их выменивали на рынке на хлеб, и Юлия Николаевна, входя в класс со своей горящей спиртовкой, обходила парты и зажигала все свечки, «давала прикурить», как говорил Сашка.