вчера ездили на дачу
Ночь на даче. Святочный рассказ из прошлого
Это случилось много лет назад. Тогда я, ещё совсем девчонка, приезжала со своим мужем к нему на дачу зимой и летом, в любую погоду. Муж был старше меня, и нам с ним всегда было интересно вдвоём.
Днём мы гуляли по лесу, а вечерами сидели в хорошо натопленной кухне, где на диване было так уютно вязать мужу свитер, когда он читал мне вслух что-то из своих любимых классиков.
Приезжали на дачу в пятницу после работы, и оставались там до вечера воскресенья. Однажды в субботу мужу понадобилось с,ездить по делам в город, и он предложил мне остаться на даче, обещая вернуться засветло.
День прошёл в обычных делах. С утра я растопила печурку, приготовила вкусный обед, продукты для которого мы закупали всегда в поселковом магазине. Особенно любили мы брать там баранину для ароматного супа и молоко, жирное, колхозное, его я топила в духовке нашей дровяной плиты. Получалось очень вкусно. В той же духовке я пекла пироги с яблоками из своего сада. Бывать вдвоём в выходные на даче нам обоим очень нравилось.
Тот случай, о котором я хочу рассказать, произошёл в самом начале нашего супружества. Мы оба были очень счастливы, и казалось, что так теперь будет всегда.
Меня очень рано начали приучать к хозяйству. Помню, как я, стоя на табуретке, делала котлеты в коммунальной кухне, как мыла в тазиках посуду, гордясь тем, что мне доверяют даже сковородки с пригоревшим жиром и большие кастрюли. Сколько я помню себя, мне всегда было интересно учиться всё делать самой, и хотелось всё делать хорошо не для того, чтобы меня похвалили, а просто потому, что мне так хотелось.
Мужу нравилось во мне всё, и он не уставал повторять слова, кажется, из рассказа Чехова: «Женитесь, господа, не пожалеете!»
Чтобы было не скучно, я включила приёмник, и слушала то музыку, то какой-то радиоспектакль, поглядывая в окно, не идёт ли с поезда мой муж.
Время летело быстро, я и не заметила, как стемнело. Включила свет. Встала у окна. Муж должен был приехать с минуты на минуту, но его всё не было.
Смотреть в окно было уже бесполезно. Кроме моего отражения на тёмном ночном стекле, ничего не было видно. Я поняла, что мужа, по-видимому, задержали какие-то дела в городе, и придётся мне ночевать на даче одной. Никаких мобильных телефонов тогда не было, иначе я знала бы, что случилось, и было бы не так тревожно.
Прежде всего я решила запереть на ночь дверь. Ключи от дома обычно лежали на подоконнике кухонного окна. Их там не было. Обыскала всю кухню, потом весь дом, ключей не было нигде. Да это было ясно с самого начала: муж всегда клал ключи в одно место, чтобы их не искать. Щеколда была на входной двери, но ненадёжная, слабенькая, и, закрыв дверь на неё, я убедилась, что дверь свободно ходит туда-сюда, оставляя довольно широкую щель. Достаточно было дёрнуть дверь посильней, и щеколда вылетела бы, она была довольно слабо прикручена разболтавшимися шурупами.
Я включила приёмник, музыка, звучавшая из него, действовала довольно успокаивающе, и я присела на диван, собираясь вязать всю ночь. Спать в таком ненадёжном месте одна я не решалась.
Внезапно погас свет, и музыка прекратилась. Этого мне только не хватало! Снова отключили электричество, так бывало довольно часто на даче, особенно по ночам. Но ни разу я не оставалась на даче одна, да ещё в темноте. Есть ли в доме свеча? Я не знала. Искать свечу в темноте было проблематично. Когда мы вдвоём с мужем оставались ночью на даче без света, в свече как-то не было необходимости. А тут одна, да ещё и в темноте.
В углу зашуршала мышь. Мыши-полёвки иногда забегали в дом, но я их не боялась. А муж с помощью мышеловки почти сразу вылавливал не прошенную гостью, выбрасывая потом её, распластанную пружиной, вместе с мышеловкой за забор, в придорожную канаву. Было бы странно заниматься в темноте поисками мышеловки, поимкой мыши.
В добавок ко всему я знала, что соседей по даче нет, никто, кроме нас с мужем, не ездил на дачу зимой. Нечего было и думать о том, чтобы уснуть. Сидеть же одной в тёмном доме было неприятно и страшно.
Подумав немного, я вышла на улицу. Фонари на улице тоже не горели, но снаружи было светлее из-за луны и звёзд, горевших на ночном небе. Постепенно глаза привыкли к неяркому уличному свету. Здесь было лучше, чем сидеть в темноте довольно большого дома. Я стала оглядываться по сторонам: везде дома с тёмными окнами, кое-где и ставни были забиты досками. Вышла на дорогу. Высокая берёза, что росла напротив нашего дома, слегка качала длинными ветками по ночному звёздному небу.
В том направлении, где росла берёза, прямо за ней, в чердачном окне старого дома мне почудился неясный свет. Он то появлялся, то пропадал, и был похож на свет лампочек гирлянды. Ветви берёзы мешали мне разглядеть получше, что же светилось в окне дома, стоящего наискосок от нашего. Я прошла вперёд по дороге, и остановилась напротив дома, в окне которого, покачиваясь, то вспыхивали, то гасли огоньки. Я смотрела на них, как заворожённая: ещё бы, могло оказаться, что в этом доме есть люди, и у них есть свет, я могла бы постучаться к ним в дом, и мне стало бы не так одиноко, как сейчас, хотя бы на время.
Огоньки вспыхивали и гасли в чердачном окне на втором этаже дома, усечённом треугольником крыши.
Набравшись смелости, я постучала в калитку дома с огоньками, сначала тихонько, потом всё громче, и, наконец, набравшись смелости, а, может, даже от отчаянья, я стала стучать в калитку довольно громко.
Огоньки в окне чердака, покачавшись, погасли. Но через несколько минут или секунд, я не очень определённо ориентировалась во времени, качающиеся огоньки появились за цветными окнами веранды, выходящей в сад. За разноцветными стёклами огоньки было видно не так отчётливо, но они горели, в этом не могло быть никакого сомнения!
Я не знала, что сказать.
Мы сидели в полутёмной комнате. Мебель вокруг была старой и пыльной. На столе стояли грязные тарелки и стаканы, а хозяин дома занялся тем, что присел на корточки возле печки и стал подбрасывать дрова в уже догорающую печь. Огонь в печи разгорался медленно, но верно, и было уже можно разглядеть, хоть и не очень ясно, и обстановку комнаты, и хозяина этого странного дома. Он, несомненно, был стар. Его одежда, мягко сказать, была не новой и не опрятной: засаленные рукава свитера неопределённого цвета были видны мне особенно хорошо, потому, что этот человек приблизил руки к огню раскрытой дверцы печи, видимо, ему было холодно. Молчание затянулось. И я, чтобы чувствовать реальность происходящего, заговорила сама:
— Мой муж уехал сегодня в город, но должен был обязательно вернуться к вечеру. Последняя электричка пришла давно, а его всё нет. В доме темно и страшно, да ещё мышь скребётся в углу.
Хозяин дома молчал, грея руки у распахнутой дверцы печи, и я решилась заговорить снова:
— Можно, я немного побуду у вас? Возможно, свет скоро включат, и тогда я смогу вернуться домой.
Старик поднял опущенное вниз лицо, и я к своему немалому удивлению увидела, что по его морщинистым щекам текут слёзы.
Он был стар и нелюдим, но никого другого во всей округе не было, и мне не хотелось уходить от него туда, где было безлюдно и страшно.
Немного освоившись, я предложила Деду прибраться у него на столе и помыть посуду.
Я прибралась на столе, и мы даже вскипятили на печке чаю в большом закопчённом чайнике. Старик достал из буфета какую-то древнюю бутылку, заткнутую вместо пробки свёрнутой жгутом газетой. Он налил немного тёмной жидкости в наши кружки. Чай был огненно-горячим, терпким на вкус, и я сразу согрелась от него. Неожиданно я почувствовала, что очень хочу спать, так сильно, что даже боялась, что усну, сидя на стуле.
Видимо, старик не возражал, потому, что я прилегла на старом диване, и мгновенно уснула, наверное, бальзам, что налил нам в чай старик, был настоян на травах, и они имели сонное действие.
Не знаю, сколько прошло времени, но я проснулась оттого, что лицо старика склонилось совсем низко надо мной. Я вздрогнула от неожиданности, и поспешила сесть на диван, на котором я так внезапно задремала.
— Я пожалуй пойду к себе. Спасибо, что напоили чаем.
Я попыталась вырвать свою руку из руки старика, а он прихватил меня ещё и за другую руку, и стал смеяться неожиданно хрипло и как-то совсем не весело, и я, испуганная не на шутку, стала тянуть свои руки на себя, стараясь вырваться. Это невероятно, но мы с Дедом боролись. Он даже сумел толкнуть меня на диван, и я упала на него спиной, а Дед оказался сверху меня, и стал тыкаться своим слюнявым гадким ртом мне в нос, рот, в подбородок.
Видимо мои слова и голос подействовали на старика убедительно, он отступил назад, и я метнулась к двери, по счастью, она оказалась не запертой.
Быстрее ветра я выскочила из дома страшного старика, и побежала по направлению к калитке, она тоже не была закрытой, и очень скоро я влетела сначала в свой сад, благо, что, уходя, я оставила калитку открытой, затем я оказалась у себя в доме. Не сразу сообразила я, что старик не гонится за мной, поэтому успокоилась лишь тогда, когда закрыла входную дверь на щеколду. Хоть и не очень надёжная защита, но всё-таки лучше, чем ничего.
До утра я сидела в уголке дивана, поджав озябшие ноги под себя, и смотрела в окно, как постепенно ночная тьма сменялась неяркой зарёй зимнего утра. А потом зажёгся электрический свет, и стало намного приятнее ждать наступающего утра.
Муж приехал довольно рано. Спросил, как мне спалось без него, одной на даче. Я промолчала в ответ. Я была сердита на мужа за то, что благодаря ему я натерпелась такого страха. Я не стала рассказывать ему о своём ночном приключении, зная, что он будет ругать меня за то, что ночью я вышла из дома и потащилась куда-то, рискуя, может быть, даже своей жизнью.
Очень хотелось спать. Ведь за всю прошедшую ночь я поспала совсем не много, быть может, всего несколько минут, когда прилегла на диван в доме злосчастного старика.
А потом мы поехали домой. Только спустя несколько дней после той страшной ночи, я решилась расспросить мужа о странном доме и его обитателе.
— Ты не знаешь, кто живёт в старом доме, что стоит через дорогу от нашего? Это перед ним растёт высокая берёза, видная из нашего окна. Ты знаешь, о каком доме я говорю? Он такой старый, с чердачным окном наверху, с цветными стёклами на веранде.
— Но вчера, когда в садоводстве отключили электричество, в этом доме горел какой-то неясный свет, сначала на чердаке, а потом внизу.
Прошло много времени, может, даже, не один год, было лето, я отдыхала на даче с нашим годовалым сыном, муж приезжал к нам каждый день после работы, а днём мы с сыном были в обществе бабушки мужа, уже очень строй, и почти выжившей из ума.
С бабушкой почти никто из родных не разговаривал, она не только была немного не в себе, но в добавок имела весьма скверный характер. И меня, молодую жену её внука, она встретила по началу очень неприветливо. Но я стала приглашать её к себе на завтрак, обед и ужин, и вскоре она даже в какой-то мере подружилась со мной. Бабушка немного мне помогала: когда я готовила еду в доме, она сидела рядом с кроваткой моего маленького сына. Кроватку я на день выносила из дома без матраса в сад, где ребёнок мог играть и сидел, как в манеже.
Иногда мы с бабушкой оставались и на ночь на даче, и тогда она подолгу засиживалась у меня после ужина, негромко рассказывая мне что-то из своей прошлой жизни.
Я спросила, известно ли бабушке что-то о доме напротив.
У меня пробежал по спине холодок: уж не с призраком ли я общалась в том злополучном доме в незабываемую страшную ночь позапрошлой зимы?
Я не стала расспрашивать у бабушки подробностей этой истории, но теперь я знала, что мне нужно узнать, и постепенно стала узнавать у всех, и у родных мужа, и у наших соседей, что же случилось в том доме под берёзой.
Не сразу удалось собрать полную картину трагической судьбы людей из дома напротив. Но когда я собрала все необходимые мне сведения об этой семье, история получилась простой и страшной одновременно. Я попробую описать её здесь так, как мне рассказывали её разные люди, оставив лишь то, что было существенно и важно.
ИСТОРИЯ ЖИЗНИ СЕМЬИ ИЗ ДОМА ПОД ВЫСОКОЙ БЕРЁЗОЙ
Это случилось давно, никто точно не мог сказать мне, в какие годы поселилась семья в доме, что стоял под берёзой, но все рассказчики сходились в одном: это были послевоенные годы.
Вернувшийся с войны полковник женился на молоденькой медсестре, выхаживающей его после ранения в госпитале. Полковник стал работать в институте, откуда ушёл на войну, он успешно занимался наукой и вил гнездо для своей молодой семьи, первая его семья, родители, жена, и двое детей-школьников погибли в Ленинграде во время блокады.
Для своей новой семьи фронтовик приобрёл дом за городом, перед домом посадил берёзу, когда его молодая жена родила ему сына. После войны все радовались наступившему миру, и жизнь казалась безоблачной в смысле того, что после ужасов войны всё должно было быть хорошо и счастливо.
Супруги жили дружно, радовались подрастающему сыну, который был и пригож, и умён, и послушен. Что ещё надо человеку? Хорошая работа, молодая, заботливая жена, подрастающий наследник.
Мальчик учился в школе очень хорошо, и мечтал поступить в лётное училище. Мечту свою он исполнил. В училище тоже занимался успешно, и уже подходило время его окончания. Молодой курсант готовился к выпускным экзаменам на даче. Там он сидел подолгу над книгами, и соседи часто видели по ночам свет в чердачном окне, где юноша жил, приезжая на дачу.
Мать беспокоилась о том, что сын засиживается над учебниками ночами, мало отдыхает, даже на улицу выходит редко. Отец успокаивал её, говоря, что парень молодой и здоровый, к тому же, экзамены уже скоро, а после них он отдохнёт.
Экзамены были успешно сданы, и перед назначение в часть для прохождения службы был целый месяц для отдыха усердного учащегося лётного училища. Заранее была куплена путёвка в одну из здравниц Крыма, и сын, провожаемый напутствиями родителей, впервые уехал отдыхать один.
А дальше пошла череда трагических событий, о которых рассказывали люди немного противоречиво, но картина складывалась таким образом.
Отдыхая по путёвке, бывший курсант, а теперь дипломированный лётчик, отправился со своей невестой с палаткой в горы. А там, в горах, произошло с ними несчастье. Ребята спали вдвоём в палатке, когда на них напала банда местных парней. Лётчика привязали к дереву, а его девушку насиловали все по очереди у него на глазах.
От горя умер сначала отец несчастного юноши, потом умерла и мать. А он оставался в психиатрической больнице, потому, что боялись, что он себя убьёт, были бесконечные попытки суицидов, когда его выпускали домой.
Шло время, больной был заперт за стенами дома скорби, его родителей уже не было в живых, менялись законы, и психиатрических больных стали отпускать домой. Отпустили и несостоявшегося лётчика. Семьи уже не было, он приехал жить на дачу. Соседи жалели больного, подкармливали его, отдавали ему старую одежду, и он жил уединённой жизнью на чердаке своего дома, не умея позаботиться о себе.
У больного была нарушена память, но одно он помнил и повторял без устали: «Я насильник и убийца!»
Однажды в посёлке произошло ЧП: молоденькую дачницу нашли утром в ближайшем лесу изнасилованной и убитой. Преступника не нашли, но раз,ярённая толпа дачников кинулась к дому, где жил несчастный больной.
Вызванная кем-то милиция спасла несчастного больного от суда Линча. Его снова поместили в психбольницу, и теперь уже надолго.
Вам понятно, почему я хотела услышать ответ на свой вопрос? Но прошло ещё не мало времени, прежде, чем мне удалось узнать окончание истории несчастного лётчика, сошедшего с ума после страшного несчастья, случившегося с его девушкой.
Больной вёл себя смирно в лечебнице, и его снова выпустили домой, где его никто не ждал. Это случилось зимой, вскоре после новогодних праздников, когда никого из соседей по садоводству не было в посёлке. Спустя довольно долгое время кто-то из его знакомых приехал на дачу навестить больного.
Милиция обыскала близлежащие окрестности, добровольцы из местного населения прочёсывали пустые зимой участки дачников, лес, канавы, труп девушки, якобы убитой больным, не был найден.
Чтобы не распалась семья: 10 причин ездить на дачу
Сад своими руками сближает сильнее, чем секс
Тата Олейник автор, блогер, заместитель главного редактора журнала MAXIM
С наступлением лета все население больших городов делится на тех, кто всей душой стремится на дачу, и тех, кто ездить на дачу ненавидит. Действительно, зачем это все надо? Зачем в ХХI веке с его несравненной логистикой и всеобщим благосостоянием бегать с граблями и навозом, когда это все прекрасно уже проделывают роботы, а в магазинах теоретически можно купить все, что душа пожелает? Тата Олейник, автор книги «Изгнанные в сад», насчитала десять причин, придающих нашим огородам глубокий смысл.
Причина первая — экономическая
Я, например, довольно успешный журналист и литератор, поэтому, даже невзирая на мое катастрофическое неумение обращаться с финансами, наше семейство являет собой вполне себе островок финансового благополучия. Нам нет нужды экономить на зубной пасте и носках, а если кто-то вдруг очень захочет новый велосипед и отдых на Мальдивах, то в рыданиях и скорбях, но кое-как мы средства на это наковыряем.
Тем не менее, проходя осенью с тележкой мимо полок в супермаркете, я периодически подзываю мужа Леху: «Нет, ты только посмотри на это!».
— Совсем рехнулись, — говорит Леха.
Причина вторая — чревоугодническая
Знаете, почему в магазинах так часто продают пластмассовые помидоры, безвкусные огурцы, кислую землянику и салат со вкусом картона? Нет, не потому что это все ГМО. И не потому, что капиталисты травят людей химией. И не потому, что экология плохая.
А потому что, если вы торгуете помидорами, вам в помидорах важнее всего что? Правильно, чтобы томаты были урожайными, не болели и, самое главное, их плоды могли переносить транспортировку, не превращаясь по пути в кетчуп, и лежали потом пару месяцев, как стойкие оловянные солдатики, в ожидании своего покупателя. Поэтому промышленные сорта — это сорта крепких, урожайных, толстостенных и очень-очень лежких помидоров. Да, вкус на троечку. Да, пластмассовые. Но живые и целые!
А какие помидоры выращивает для себя дачник? Он выращивает сорта сладчайшие, нежнейшие и тонкошкурые, которые взрываются розовым медом при откусывании, которые благоухают — сводят с ума — и, да, которые нужно потреблять немедленно, вот прямо с куста.
Поэтому для собственных огородов мы выбираем в основном сорта именно дачные, любительские, не слишком пригодные для промышленного использования.
Да, этот салат завянет уже к завтрашнему дню, но сегодня он так сочен и хрусток, что можно машинально съесть тазик, просто проходя мимо.
Да, эту землянику нельзя кидать, давить и трясти, она такая нежная, что превратится в кашицу даже от слишком пристального взгляда, но зато какой вкус, и пахнет так, что с ума сойдешь!
Причина третья — тоже чревоугодническая
Какими бы богатствами вы ни обладали, но получить на завтрак, например, огурец, сорванный десять минут назад, для вас почти невозможно. А любой баловень судьбы, знающий, какой вкус имеет свежесорванный, прямо с грядки, маленький, с мягкими семенами, пахнущий свежестью зеленый плодик, подтвердит, что уже через час-другой волшебство рассеется и это чудо превратится в обычный свежий, хороший, но самый простой огурец.
Очень многие ягоды, овощи и плоды вкуснее всего в свежесорванном виде. И немало видов зелени сохраняют свой аромат во всей полноте только в первые 15-20 минут после срезки — таковы, например, петрушка, кинза и укроп.
Причина четвертая — физкультурно-оздоровительная
Огород — это комплекс из тренажерного зала, солярия и стадиона. И парилки — если есть теплица. За лето я стабильно худею на три размера, и если бы не бесконечная зима в режиме «лежим-едим», то я бы, конечно, являла собой стройнейшее создание с муравьиной талией и мышцами, как у призового бультерьера.
А так нет, что греха таить, не являю. Весь апрель я страшно страдаю физически, дрожу и потею, засеяв несколько рядков редиски, взвываю при каждом движении и оглашаю по вечерам супружескую спальню воплями «Леха, поправь мне подушку под головой, я сама не могу-у-у!». К июлю я уже бегаю ежедневный десятикилометровый кросс по лесу с корзинищей грибов и вообще не понимаю, как от ходьбы можно устать, ведь это самое естественное занятие на свете. К сентябрю мной можно крушить стены.
И что особенно прекрасно, так это осмысленность любых твоих движений. Не три подхода по пятнадцать наклонов в никуда, а значимая и приносящая плоды прополка крыжовника.
Причина пятая — эволюционно-психологическая
Человек начал ухаживать за растениями очень давно. Прошло как минимум двенадцать тысяч лет с того момента, как он освоил настоящее земледелие, но гораздо раньше он на учился закапывать семена и косточки съеденных плодов в «священных рощах» — местах, куда племя ходило собирать растительную пищу.
Знаменитое этнографическое исследование Джеймса Фрэзера «Золотая ветвь» в свое время произвело переворот в науке о человеке — британский ученый-энциклопедист свел всю мифологическую сокровищницу человека к древнейшим и важнейшим символам «плод-ветвь-дерево-роща». Образ заповедной, оберегаемой и кормящей рощи как источника жизни присущ практически всем мифологиям мира, даже страшно далеким друг от друга.
Сейчас, когда этологи выяснили, что рассаживать рощи с большей или меньшей осознанностью умеют даже птицы семейства врановых, нет нужды изумляться констатации того факта, что сотни тысяч, даже миллионы лет назад человек, едва обретший признаки разумности, уже умел получать истинное удовольствие, не только глядя на зреющие фрукты, но и наблюдая тянущиеся ростки, распускающиеся на ветках цветы и крошечные, не съедобные еще завязи.
Хотите душевного покоя? Отправляйтесь на дачу, засейте грядку горохом и лицезрейте, как он растет. Правда, если вы мужчина, риск того, что этот рецепт не сработает, значительно повышается. Увы, первым огородником была, несомненно, женщина — пока мужчины боевыми братствами носились по лесам за дикими свиньями, девочки учились создавать еду неподалеку от своих хижин.
У того же Фрэзера отмечено, что главная хранительница священных рощ всегда, во всех культурах — жрица, мужчины могут оберегать рощу от посягательств извне, но плодородием, посадками и сбором плодов заведовали доисторические дамы. До сих пор во всех примитивных племенах уход за огородом считается женским занятием (а если внимательно посмотреть на дачные участки сегодняшнего Подмосковья, то становится понятно — и не только в примитивных).
Механизм наследования приобретенных признаков по женской линии оставим эпигенетикам — но нетрудно смоделировать ситуацию, при которой девочки лучше выживают, если обладают параметром Х, при том что для мальчика этот параметр не играет существенной роли, и получить в конечном счете популяцию, в которой большинство женщин склонно орудовать на огороде тяпкой. В то время как большинство мужчин искренне недоумевают, почему эту несчастную морковку нельзя просто купить в магазине, а вместо возни на грядках спокойно лежать на диване и любоваться тем, как двадцать два охотника слаженно гоняются за круглой черно-белой свиньей — с жестким дриблингом по всему полю.
Причина шестая — социально-политическая
Нет, я не жду апокалипсиса, техногенных катастроф и возвращения человечества к сохе (даже в отношении отдельно взятой меня). Но жить, зная, что в случае чего уж картошкой, морковью и капустой я семью и друзей обеспечу, как-то спокойнее. А еще я могу вырастить сахарную свеклу и сделать сахар, сварить пиво, нажать масла из подсолнуха и тыквы, изготовить для семьи примитивные, но лекарства.
Кроме того, когда мне встречается очередное интеллектуальное существо, сообщающее, что такие, как я, креативные, чтоб их, классы жируют на шее трудового народа, а случись что, вымрут с голода от общей своей бесполезности, — мне очень нравится отвечать «Ага, разумеется!». И больше ничего не говорить, а только смотреть, выразительно ухмыляясь.
Причина седьмая — матримониальная
Я очень хорошо знаю, почему распадаются семьи, в которых с виду все обстоит благополучно — никто никого не бьет, не пьет и т.д. По моим наблюдениям, в подавляющем большинстве семей у мужей и жен очень мало общих занятий.
Причем занятий для двоих: конечно, когда есть маленькие дети, супруги как-то взаимодействуют, но и то первую роль тут традиционно играет мать, а папа на подхвате, исполняет поручения.
На даче все меняется. На даче вы команда. Вы друзья и партнеры. Вы все делаете вместе, но при этом ваша работа строго разделена по половому признаку (привет феминизму). Он колет дрова, таскает воду, возит тачки, копает ямы, пилит стволы, чинит и строит, она пестует рассаду, осторожно высаживает сотни хрупких стебельков, обихаживает растения, пропалывает грядки, солит, варит и маринует.
Причина восьмая — эстетическая
Нет ничего прекраснее сада, выращенного своими руками. Никакой балет, никакое северное сияние, никакие «бентли» и фрески да Винчи и рядом не стояли — это красота, задуманная и сотворенная вами. Те, у кого есть свой сад, знают, о чем я говорю. Тем, у кого сада нет, я советую его завести, а то так и не узнаете.
Причина девятая — сезонная
Уже несколько тысяч лет поэты и писатели умеренного пояса заверяют человечество, что смена времен года — чрезвычайно важное переживание, задевающее душу каждого. «Смена красок этих радостнее, Постум, чем наряда перемена у подруги», «Смолкнут скорее весной соловьи, а летом цикады», «В горах Ёсино осыпается снег с ветвей сакуры», «Роняет лес багряный свой убор» — и в том же духе. Цикличность жизни, восхищенное смирение перед неотвратимостью ее законов, ежегодная радость узнаванья и грусть прощанья с признаками времен года.
Но как смену сезонов ощущает горожанин? О, у него тоже полно мелких примет! Вот по распоряжению мэрии владельцы всех магазинов честно наляпывают на витрины снежинки из пенопласта. Вот пришла пора менять зимнюю резину. Девушки надели короткие юбки, озеленители остервенело оснащают клумбы недовольными петуньями. Что-то жарковато, кондиционер пора ремонтировать. Начались новые сезоны сериалов. О, опять снежинки в булочной — это что, неужели год пролетел?!
На даче ты не следишь за погодой — ты ею живешь. Ты видишь множество изменений ежедневно, перед твоими глазами ведут неостановимый хоровод почки, листья, цветы и плоды — и ты соглашаешься с поэтами умеренного пояса: да, ребят, возможно, снег на сакуре в горах Ёсино — это и правда то единственное, на что вообще стоит обращать внимание.
Причина десятая — эмоциональная
Ты приехал вечером в пятницу, а в субботу утром прежняя жизнь уже отодвинулась куда-то вне пределов твоей нынешней вселенной. И ты уже читаешь новостную ленту, ощущая себя марсианином, наблюдающим в телескоп за копошеньем на другой планете — далекой и не больно-то интересной, положа руку на сердце. Или, если угодно, хихикающим привидением, проскользнувшим в этот сумрачный мир на минутку — просто посмотреть, как изнывают потомки.
Все-таки дача — это навь, пространство-вне-пределов, само в себе. Нигде так хорошо не отдыхается и так крепко не спится. Причем дело не только в свежем воздухе.