сто лет одиночества история создания
«Сто лет одиночества»: Как создавался культовый роман Габриэля Гарсия Маркеса, и почему автор запретил его экранизировать
Получайте на почту один раз в сутки одну самую читаемую статью. Присоединяйтесь к нам в Facebook и ВКонтакте.
История создания этой книги столь же интересна, как и само произведение. Именно за «Сто лет одиночества» Габриэль Гарсиа Маркес был удостоен премии Ромуло Гальегоса, а за своё творчество в целом он получил Нобелевскую премию по литературе. Но сам писатель с грустью говорил, что сам никогда бы не стал читать собственное произведение, не будь он его автором. Он же поставил условие, согласно которому экранизация романа практически невозможна.
Предваряя «Сто лет одиночества»
Замысел книги пришел к нему задолго до того момента, как он сел её писать. Может быть, это случилось еще в те времена, когда маленький Габриэль сидел на коленях у бабушки в маленьком колумбийском городке Аракатака и слушал длинные рассказы о прошлом. А может, когда дедушка, отставной полковник, щедро делился с внуком своими воспоминаниями.
Когда Габриэль вырос и начал создавать первые свои произведения, многие предания и легенды нашли отражение в его романах. В городе Аракатака будут происходить события «Ста лет одиночества», только Маркес придумает ему другое название – Макондо. Однако жители Аракатака узнают описанные в романе улочки и станут гордиться своим талантливым земляком.
Габриэль Гарсия Маркес объездит половину земного шара в качестве корреспондента. Он по крупицам будет собирать свои впечатления, смотреть на события не глазами, а сердцем. И ждать того момента, когда он почувствует готовность поделиться с читателями жизнью семи поколений одной семьи.
18 месяцев и целая жизнь
Этот момент наступил, когда писателю уже исполнилось 40 лет. Он уже был готов сесть за работу, дело оставалось за малым: обеспечить семью на то время, пока он будет посвящать себя творчеству. Особых богатств к своему 40-летию Габриэль Гарсия Маркес не накопил, но распыляться на командировки и написание журналистских обзоров и статей тоже готов не был. Впрочем, в 1960-х Маркес уже больше занимался редактурой сценариев и пиар-менеджментом. Но и для этого нужны были силы и время, которые он предполагал потратить на создание главного произведения в своей жизни.
Писатель решился на отчаянный шаг: чтобы его семья вела привычный образ жизни, а он сам был обеспечен всем необходимым, он заложил собственную машину. Все деньги он передал супруге вместе с объяснениями и просьбой обеспечивать его всем необходимым для работы. Нужно было ему не так уж много. Помимо привычных приёмов пищи Маркес попросил жену снабжать его бумагой и сигаретами. Он был решительно настроен не выходить из своего творческого заточения до тех пор, пока роман не будет закончен.
Рукопись была готова через 18 месяцев. Только у Габриеля Гарсиа Маркеса не осталось денег даже на то, чтобы послать её издателю. За полтора года, пока он творил, семья основательно поиздержалась и задолжала достаточно большие суммы. Но в округе тогда прошёл слух о том, что писатель занят очень важной работой и его книга будет поистине великим произведением. Все местные лавочники почитали за честь поддержать своего земляка и с готовностью давали его жене продукты и всё необходимое в долг. Только одному мяснику они оказались должны немыслимую по тем временам сумму в 5000 песо.
И снова на помощь пришла его верная жена Мерседес. Она согласилась заложить миксер, а на вырученные деньги организовать пересылку романа.
Первые неудачи и ошеломительный успех
Однако первые издательства, в которые обращался Маркес со своей рукописью, не спешили пускать книгу в тираж. Слишком необычна и непривычна была манера его письма. Да и метод магического реализма сам по себе тогда не особенно внушал им доверие. Казалось, роман с треском провалится, и даже затраты на издание окупиться не смогут.
Но нашелся в Буэнос-Айресе издатель, который пошел на риск и выпустил роман небольшим тиражом, всего в 3000 экземпляров. Затем допечатали ещё 5000. Это был не просто успех. Роман оказался шедевром.
Описывать сюжет произведения не имеет смысла, да и невозможно, по сути передать кратко содержание романа. В нем самым причудливым образом переплелись мистика и реальность, прошлое и будущее, сон и явь. Это надо читать, чтобы понять, как тонкой спиралью нанизывается на стержень история семи поколений одной семьи.
Сегодня роман «Сто лет одиночества» считается самой издаваемой книгой на испанском языке. Всего продано более 30 миллионов книг во всём мире. Интерес к этому произведению не ослабевает и сегодня. Она переведена на 35 языков мира, в том числе и на русский.
Когда к писателю обратился Харви Вайнштейн с просьбой об экранизации книги, автор не отказал, но выдвинул условие: экранизировать по одной главе в год в течение 100 лет, причем продолжительность каждого ежегодного эпизода должна быть всего 2 минуты.
Супруга писателя Мерседес Барга всю жизнь поддерживала мужа. Если бы не она, то его эпохальное произведение никогда бы не увидело свет. Будущий писатель Габриэль Гарсиа Маркес, обладая невероятной проницательностью, увидел в тринадцатилетней девочке ту, с кем он проведет свою жизнь. Они счастливо прожили вместе много лет, несмотря на то, что были абсолютно разными – он писатель-мистик, темпераментный и загадочный, она – гармоничная и спокойная.
Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми:
«Сто лет одиночества»: роман Маркеса, в котором мы живем
Роман Габриэля Гарсиа Маркеса – один из ключевых текстов XX века. О том, как латиноамериканский писатель создавал свое главное произведение и чем эта книга сегодня может быть интересна читателю, рассказывает литературный критик Лиза Биргер.
«Сто лет одиночества»: роман Маркеса, в котором мы живем
Летом 1950 года Габриэлю Гарсиа Маркесу было 23 года. Он только что бросил учебу на юридическом факультете, напечатал шесть рассказов, избежал армии, работал в газете за три песо, дважды лечился от триппера, регулярно выпивал и каждый день выкуривал по шестьдесят сигарет самого жуткого табака. В то время, признавался он сам, будущее интересовало его гораздо больше, чем прошлое. Но все изменилось, когда в Барранкилью, большой колумбийский город, где он учился, приехала его мать и попросила сына помочь ей продать семейный дом в Аракатаке.
«Сто лет одиночества»: с чего все началось
Не будь этого путешествия — в жарких душных каютах, под неверным светом фонаря и бдением проституток в соседних каютах, с томиком любимого Фолкнера в руках — у нас, наверное, никогда не было бы и «Ста лет одиночества». Может, сказалась и правильно выбранная книга: «Свет в Августе», один из великих романов Фолкнера о жизни вымышленного округа Йокнапатофа, штат Миссисипи, до деталей похожего на родные места самого писателя. И тут юный Маркес, нищий, усатый, очень прокуренный и, как положено юному колумбийцу летом 1950 года, очень левый, обнаруживает, что у него тоже есть своя Йокнапатофа, свое место, где история сгустилась настолько, что только бери и на роман намазывай.
Пятнадцать лет спустя он на полтора года запрется в комнате от жены и двух сыновей, прихватив с собой запас виски, и напишет роман, который станет главным шедевром жанра «магического реализма». Кажется, что магический — значит «сказка». Но на самом деле в романе «Сто лет одиночества» почти ничего не придумано.
Кажется, что магический — значит «сказка». Но на самом деле в романе «Сто лет одиночества» почти ничего не придумано.
Он просидел в тюрьме чуть больше месяца, расплатившись за свободу золотыми рыбками, которые изготавливал в тюрьме. Точно такими же золотыми рыбками зарабатывал на жизнь в романе «Сто лет одиночества» полковник Аурелиано Буэндиа, сын Хосе Аркадио. Но ему пришлось, взяв семью и старших детей, отправиться подальше от одержимых кровной местью родственников. Так он нашел Аракатаку — город недалеко от моря, «на берегу прозрачной реки, которая струилась по руслу из отшлифованных камней, белых и огромных, как доисторические яйца», описывает Маркес в автобиографии. И читатель тут же вспоминает первые главы «Ста лет одиночества»:
«Макондо было тогда небольшим селением с двумя десятками хижин, выстроенных из глины и бамбука на берегу реки, которая мчала свои прозрачные воды по ложу из белых отполированных камней, огромных, как доисторические яйца. Мир был еще таким новым, что многие вещи не имели названия и на них приходилось показывать пальцем».
Прошлое и будущее Макондо
Будущее этого города, завораживающего своей новизной, уже предопределено — цыган Мелькиадес находит его в сочинениях самого Нострадамуса: «Макондо превратится в великолепный город с большими домами из прозрачного стекла, и в этом городе не останется даже следов рода Буэндиа». Любимая дочь Николаса Маркеса умерла 31 декабря 1926 года, вскоре после переезда в Аракатаку, и ее последними словами отцу были: «Погаснут глаза твоего дома». С настоящей Аракатакой ничего этого пока не произошло — она осталась крошечным городком с белыми домами, обнесенными садами, и память Маркесов здесь чтят так свято, что существует даже движение за переименование города в Макондо.
Эпиграфом к автобиографии Маркес сделал слова: «Жизнь — не только то, что человек прожил, но и то, что он помнит, и то, что об этом рассказывает». В романе «Сто лет одиночества» прошлое Макондо оживает в памяти полковника Аурелиано Буэндиа, когда он стоит у стены в ожидании расстрела — а будущее тоже уже записано в книгу задолго до того, как оно произошло. Нам не показано, как погибнет последний в роду, но показано, как Аурелиано Бабилонья читает, что город будет сметен с лица земли, стоит ему закончить расшифровывать пергаменты.
Роман Маркеса, в котором мы живем
«Сто лет одиночества» — главное произведение Габриэля Гарсиа Маркеса. Роман был закончен в 1967-м, переведен на русский в 1971-м, принес автору Нобелевскую премию в 1982-м. Это одна из самых читаемых книг в мире и уж точно самый читаемый зарубежный роман в Советском Союзе. Время, когда он появился на русском языке, было временем острой потребности в сказке, в отвлечении от регламентирующей все на свете реальности.
Хотя роман Маркеса именно потому оказалось возможно так рано издать на русском, что он был не совсем сказочкой, и левацкие убеждения автора вполне отразились в истории Макондо, который капитализм и консерваторы губят с гораздо большей неуклонностью, чем семейное проклятие. И это притом что коммунистические идеалы Маркеса после поездки в СССР на фестиваль молодежи 1957 года уже несколько ослабли. «Тому, кто видел скудные витрины московских магазинов, трудно поверить, что русские имеют атомное оружие», — ехидничал он. И продолжал: «В тот вечер, когда мне разъяснили в Москве, в чем смысл сталинской системы, я не обнаружил в ней ни одной детали, не описанной ранее в книгах Кафки».
Идеалы Маркеса после поездки в СССР на фестиваль молодежи 1957 года уже несколько ослабли. «Тому, кто видел скудные витрины московских магазинов, трудно поверить, что русские имеют атомное оружие»
Сказка все же была в том, что, пока народы строили какое-то счастливое послезавтра, Маркес находил и показывал утешение в волшебном вчера, тем более магическом, чем дальше мы от него удалялись. Дмитрий Быков сравнивал «Сто лет одиночества» с «Историей одного города» Салтыкова-Щедрина, где тоже содержалось невеселое пророчество о завтрашнем дне: «Можно только сказать себе, что прошлое кончилось и что предстоит начать нечто новое, нечто такое, от чего охотно бы оборонился, но чего невозможно избыть, потому что оно придет само собою и назовется завтрашним днем».
Макондо был городом, чья трагедия содержалась в потере прошлого. Он утопически создавался для всех, а остается городом-призраком, городом для никого. Когда мы — с не меньшей увлеченностью — читали его в 1980-х и 1990-х, центральным тут становилось именно это пророчество о судьбе любой утопии. Так мы строили коммунизм в XX веке. Но и новую Россию ожидала та же судьба — и так утопия за утопией, государство за государством недолго будут оставаться сияюще новыми, пока их не сметет ураганом.
Но при этом главное достижение Маркеса, всех его романов вместе взятых, и зачитанного до дыр «Ста лет одиночества» прежде всего, конечно, не только в том, как мастерски автор перекладывает в сказки семейные легенды и какие уютные создает для нас пространства утопии в бурном, дышащем кровью-любовью латиноамериканском мире. Когда Маркес путешествовал по Восточному Берлину или СССР, его больше всего поражали не бедность людей, не монументализм архитектуры и не вездесущее присутствие напитка, который сам он нежно называл «водочкой», — главным для него было отсутствие всякой человечности в коммунистической машине.
В его романе история катится как жернова Господа, перемалывая всех до конца, но все перемолотые предстают перед нами живыми и живущими. Нам известны их умения, их страсти, их недостатки и достоинства, мы болезненно, как к родным, привязываемся к ним. История повторяется в судьбах потомков, настигает их неумолимо, заставляет расплачиваться за старые грехи, но так и не становится главной героиней романа. Здесь вообще нет главного — у каждого персонажа свой путь, и в этой толпе поколений никак не перепутать одного героя с другим. Это делает роман Маркеса легким, практически каждому доступным чтением — это история каждого, рассказанная через судьбы исключительных людей.
Но и новую Россию ожидала та же судьба — и так утопия за утопией, государство за государством недолго будут оставаться сияюще новыми, пока их не сметет ураганом.
От любой семейной саги мы теперь подсознательно ждем того же, но повторить фокус могут немногие великие книги. Например, совсем нетрудно будет услышать отзвуки «Ста лет одиночества» в романе «Медея и ее дети» Людмилы Улицкой, где даже матриархат, между прочим, такой же. Человек здесь в центре истории — и вопреки тому, как стараются жизнь и судьба, им никак не победить величия человеческой личности.
Поэтому в любые тяжелые времена, когда жестокий неумолимый маховик истории особенно старательно работает, чтобы нас уничтожить, стоит перечитать и переслушать «Сто лет одиночества» — роман, который утверждает, что человек всегда победит даже забвение.
