старинное деревянное зодчество руси
Деревянное зодчество на Руси
Естественными строительными материалами на Руси издавна служили дерево и глина. И того, и другого было в изобилии. И то, и другое начали использовать в хозяйстве довольно рано. Но если кирпичи из глины появляются лишь к середине X века, то дерево в качестве основного строительного материала использовалось с древнейших времен. Именно в деревянной архитектуре русские зодчие выработали то разумное сочетание красоты и пользы, которое перешло затем в сооружения из камня и кирпича. Многие художественные и строительные приемы, отвечающие условиям быта и вкусам народа, вырабатывались в течение тысячелетий в деревянном зодчестве.
На стены изб и храмов шли просмоленные на корню сосна и лиственница, из легкой ели устраивали кровлю. И только там, где эти породы были редки использовали для стен крепкий тяжелый дуб, либо березу.
Главным, и часто единственным орудием древнерусского зодчего был топор. Пилы, хотя и известны с X века, но применялись исключительно в столярном деле для внутренних работ. Дело в том, что пила при работе рвет древесные волокна, оставляя их открытыми для воды. Топор же, сминая волокна, как бы запечатывает торцы бревен. Недаром, до сих пор говорят: «срубить избу». И, хорошо нам сейчас знакомые, гвозди старались не использовать. Ведь вокруг гвоздя дерево гнить быстрее начинает. В крайнем случае применяли деревянные костыли.
По типу скрепления бревен между собой различались и виды срубов. Для хозяйственных построек применялся сруб «в режь» (редко положенные). Бревна здесь укладывались не плотно, а по парам друг на друга, и часто не скреплялись вовсе. При скреплении бревен «в лапу» концы их, прихотливо вытесанные и действительно напоминающие лапы, не выходили за пределы стены снаружи. Венцы здесь уже плотно прилегали друг к другу, но в углах могло все же задувать зимой.
Сами ряды бревен /венцы/ связывались между собой при помощи внутренних шипов. Между венцами в срубе прокладывали мох и после окончательной сборки сруба конопатили льняной паклей щели. Тем же мхом часто закладывали и чердаки для сохранения тепла зимой.
В плане срубы делали в виде четырехугольника /»четверик»/, либо в виде восьмиугольника /»восьмерик»/. Из нескольких рядом стоящих четвериков составлялись, в основном, избы, а восьмерики использовались для строительства деревянных церквей (ведь восьмерик позволяет увеличить площадь помещения почти в шесть раз, не изменяя длину бревен). Часто, ставя друг на друга четверики и восьмерики, складывал древнерусский зодчий пирамидальное строение церкви или богатые хоромы.
Двери в клети делали как можно ниже, а окна располагали повыше. Так тепло меньше уходило из избы.
Маленькие часовни во множестве ставились в удаленных деревнях, на перепутье, над большими каменными крестами, над родниками. Священник в часовне не положен, алтаря здесь не делали. А службы отправляли сами крестьяне, сами крестили и отпевали. Такие неприхотливые службы, проходившие как и у первых христиан с пением коротких молитв в первом, третьем, шестом и девятом часу после восхода солнца, назывались на Руси «часами». Отсюда и само сооружение получило свое название. На такие часовни и государство и церковь смотрели пренебрежительно. Потому и могли строители здесь дать волю своей фантазии. Потому и поражают сегодня современного горожанина эти скромные часовенки своей крайней простотой, изысканностью и особой атмосферой русского уединения.
Чем только не крыли крышу деревянных изб на Руси! То солому увязывали в снопы (пучки) и укладывали вдоль ската крыши, прижимая жердями; то щепили осиновые поленья на дощечки (дранку) и ими, словно чешуею, укрывали избу в несколько слоев. А в глубокой древности даже дерном крыли, переворачивая его корнями вверх и подстилая бересту.
Самым же дорогим покрытием считался «тес» (доски). Само слово «тес» хорошо отражает процесс его изготовления. Ровное, без сучков бревно в нескольких местах надкалывалось вдоль и в щели забивались клинья. Расколотое таким образом бревно еще несколько раз кололось вдоль. Неровности получившихся широких досок подтесывались специальным топором с очень широким лезвием.
Однако, более всего любили шатер. Когда в писцовых книгах указывалось, что церковь «деревянна сверху», то это означало, что она шатровая.
Даже после никоновского запрета на шатры в 1656 году, как на бесовство и язычество в архитектуре, в Северном крае их все равно продолжали строить. И лишь в четырех углах у основания шатра возникли небольшие бочки с главками. Такой прием получил название шатра на крещатой бочке.
Особо трудные времена наступили для деревянного шатра в середине XIX в., когда правительство и правительствующий Синод взялись за искоренение раскольничества. Северная «раскольничья» архитектура тогда тоже попала в опалу. И все же, несмотря на все гонения, типичной для древнерусского деревянного храма остается форма «четверик-восьмерик-шатер». Встречаются и восьмерики «от пошвы» (от земли) без четверика, особенно в колокольнях. Но это уже вариации основного типа.
Существовало три типа организации комплекса построек, составлявших двор. Единый большой двухэтажный дом на несколько родственных семей под одной крышей назывался «кошель». Если хозяйственные помещения пристраивались сбоку и весь дом приобретал вид буквы «Г», то его называли «глаголь». Если же хозяйственные пристройки подстраивались с торца основного сруба и весь комплекс вытягивался в линию, то говорили, что это «брус».
В новое жилье первой должна войти кошка. На Севере Руси до сих пор сохраняется культ кошки. В большинстве северных домов в толстых дверях в сени сделано внизу отверстие для кошки.
Cелом с X века называли княжеское загородное имение (чаще говорили «сельцо»). Потом селом стали называть большое поселение, состоящее иногда из нескольких деревень, и обязательно имеющее церковь ( к приходу этой церкви и были приписаны все крестьяне деревень, составлявших село). При благоприятных условиях деревни росли, развивались, строили свои церкви и превращались в села.
Сам остров Кижи невелик (6 Х 1,5 км) и находится в проливе из одной части Онежского озера в другую. И храм здесь поставили так, чтобы он был виден отовсюду.
Деревянные хоромы и дворцы, принадлежа «лутшим» людям, должны были средствами архитектуры передать значимость и богатство их владельцев. А так как значимой частью здания было его завершение, то особо старались зодчие о разнообразии верхов. Поэтому планировка богатых хором немногим отличалась от простой устройства избы. Такие же приставленные друг к другу срубы. Только их значительно больше, да крыты они всегда не одной большой кровлей, а каждый сруб отдельно. Это позволяло мастерам каждый верх делать по-особому, фигурно, используя все разнообразие возможных завершений. Да еще и сами срубы стали делать разной высоты. Все это создавало прихотливую ассиметричную композицию.
До наших дней не дошло ни одного образца таких хором. Остались лишь описания, впрочем, иногда весьма подробные. Шедевром русского деревянного хоромного зодчества был дворец царя Алексея Михайловича в Коломенском. Образцом для этого дворца послужил деревянный царский дворец в Коломне.
Между палатами устраивали переходы. Обязательной была при хоромах домашняя церковь, в подклете которой хранили добро. А были еще части дворца, предназначенные для царицы, наследников.
Таким образом, вся эта пестрая смесь срубов и срубиков, дворов и дворцов, переходов и теремов составляла царский дворец. Постороен коломенский дворец был в 1667-1669 годах мастерами Семеном Петровым и Иваном Михайловым. Затем в 1681 году, уже после смерти Алексея Михайловича при Федоре Алексеевиче дврец частично перестроили под руководством мастера Саввы Дементьева.
До XVII века город понимали как огороженное пространство. Сигизмунд Герберштейн в «Записках о делах московских» (1549 год) говорит: «Все, что окружено стеною, укреплено тыном или огорожено другим способом, они называют город». «Срубить город» означало обнести место стеной. А артели, занимавшиеся строительством стен, назывались «градниками» или «огородниками» (отсюда «горожанин», «гражданин»).
И каждый монастырь, «если смотреть на него издали, представляется чем-то вроде маленького города».