соловки лагерь особого назначения история
Соловецкий концлагерь: как святые острова на годы превратили в адские
У людей старшего поколения с Соловками ассоциируется не столько монастырь, сколько чудовищный концлагерь, существовавший там в 20–30-е годы прошлого века и ставший символом настоящей жестокости. «Взять бы этого Канта, да за такие доказательства года на три в Соловки!» — говорит герой романа Булгакова «Мастер и Маргарита» Иван Бездомный. Так что же представлял из себя этот лагерь?
После закрытия Соловецкого монастыря в 1920 году на островах организовали трудовой лагерь «Для заключенных военнопленных гражданской войны и лиц, осужденных на принудительные работы» и совхоз «Соловки». В 1923 году в соловецком кремле произошел большой пожар, совхоз «Соловки» разорился.
С 13 октября 1923 года новым хозяином Соловков стало Управление Соловецких лагерей особого назначения (УСЛОН). Лагерю были переданы почти все постройки и угодья монастыря, начальство приняло решение «признать необходимым ликвидацию всех находящихся в Соловецком монастыре церквей, считать возможным использование церковных зданий для жилья, считаясь с остротой жилищного положения на острове». В период с 1923 по 1939 годы на архипелаге единовременно находилось до 4–5 тысяч (в некоторые годы — до 20 тысяч) заключенных. Охрана и вольнонаемные жили в военном городке. Если первая группа заключенных состояла в основном из уголовников, то потом на Соловки стали присылать тысячи репрессированных — раскулаченных, «шпионов», «террористов», рядовых членов партии, руководящих работников, чекистов, священников, аристократов, белогвардейцев…
Как чекисты учились мучить
Соловки стали полигоном, на котором ГУЛАГ вырабатывал нормы и методы содержания и «перевоспитания» осужденных, виды работ, к которым их привлекали, формы наказания, приемы допросов «с пристрастием» и психологического подавления, режимы охраны, способы расстрела и массовых захоронений трупов.
Пытки придумывали самые изощренные: выставляли «на комарики» — раздетых заключенных привязывали в лесу и оставляли на съедение комарам. Пытали холодом, выгоняя на лед в 30-40-градусные морозы — и тем, кто не умер от холода, впоследствии ампутировали ноги. Загоняли по горло в болото. Запрягали лошадь в пустые оглобли, а к оглоблям привязывали ноги наказанного. На лошадь садился охранник и гнал ее по лесной вырубке, пока измученный не умирал.
В ШИЗО — карцере на Секирной горе — охранники-уголовники заставляли людей сутками сидеть на «жердочках» — тонких перекладинах, на которых едва возможно было сохранять равновесие и совершенно невозможно спать. «Провинившихся» заворачивали в мешок, привязывали к бревну и спускали по ступеням лестницы — а ступеней было около трехсот. Вниз долетал уже переломанный окровавленный труп. В лютые морозы раздетые заключенные на Секирке в помещениях, продуваемых всеми ветрами, чтобы выжить, спали «штабелями» друг на друге, время от времени сменяя друг друга в «слоях». До утра доживали немногие, но на смену умершим привозили новых. А трупы закапывали тут же, недалеко от храма-маяка, переделанного в каземат, в ямах, которые летом «про запас» копали те же заключенные.
Сейчас у подножья Секирной горы установлен крест памяти жертв репрессий.
Все эти подробности (и множество других, не менее страшных) можно найти в многочисленных воспоминаниях бывших соловецких узников, издававшихся и на Западе, и, начиная с рубежа 80-90-х годов, у нас. В издательстве Соловецкого монастыря, начиная с 2013 года, публиковались многотомные «Воспоминания соловецких узников», их надо прочитать тем, кому вышеперечисленное кажется невероятным. Особо стоит обратить внимание на воспоминания Ивана Солоневича, Мечислава Леонардовича, Ивана Зайцева.
Охранники лагеря набирались из заключенных — красноармейцев, чекистов и уголовных элементов. Их тоже регулярно уничтожали и заменяли новыми. Почти все начальники лагеря были расстреляны.
За годы существования СЛОНа и связанных с ним карельских лагерей через них прошло около миллиона человек.
Женщины в соловецких лагерях
В 1925 году на Соловках было 600 заключенных женщин, к тридцатым годам — до 800. В первое время почти все женщины размещались в женском бараке, или корпусе прежней Архангельской гостиницы, или странноприимном доме для богомолок, и только оштрафованная часть их — на Анзере и Заяцком острове. Потом, с лета 1925 года, после вывоза с острова политических — эсеров, меньшевиков и анархистов — часть женщин переселили в Савватьево и Муксалму для использования на сельскохозяйственных работах: на скотных дворах и на огородах. Особенно доставалось так называемым «каэркам» (от аббревиатуры КР — контрреволюционер). Вот что пишет Иван Зайцев — оренбургский казак, генерал-майор, участник Белого движения, узник соловецких лагерей, автор книги «Соловки»:
«На Соловках содержалось также несколько супружеских пар, большей частью из военной среды. Им разрешались свидания на один час раз в месяц при дежурной комнате. Часто мужья возвращались со свидания с омраченными лицами, наслышавшись от жен, в каких условиях им приходится жить в обществе проституток, не дающих им покоя ни днем, ни ночью… Иногда несколько веселых и ярых девиц принимаются избивать протестующую ненавистную „аристократку“ или „буржуйку“, возмутившуюся их бесчинствами… Все эти гулящие девицы заражены венерическими болезнями… а приходится есть вместе с ними из общих бачков… Всех невзгод от совместного житья не перечислишь…»
А вот история одной «неизвестной баронессы» из книги Бориса Ширяева «Неугасимая лампада»:
«Тотчас по прибытии баронесса была назначена на “кирпичики”. Можно себе представить, сколь трудно было ей на седьмом десятке таскать двухпудовый груз…
Прошлое, элегантное и утонченное, проступало в каждом движении старой фрейлины, в каждом звуке ее голоса. Она не могла скрыть его, если бы и хотела… Она оставалась аристократкой в лучшем, истинном значении этого слова; и в Соловецком женбараке, порой среди матерной ругани и в хаосе потасовок она была тою же, какой видели ее во дворце. Она не отгораживалась от остальных, не проявляла и тени того высокомерия, которым неизменно грешит ложный аристократизм. Став каторжницей, она признала себя ею и приняла свою участь как крест, который надо нести без ропота и слез…
…Не показывая своей несомненной усталости, она дорабатывала до конца дня; а вечером, как всегда, долго молилась, стоя на коленях перед маленьким образком…
Вскоре ее назначили на более легкую работу — мыть полы в бараке…
…Когда вспыхнула страшная эпидемия сыпняка, срочно понадобились сестры милосердия или могущие заменить их. Начальник санчасти УСЛОН М. В. Фельдман не хотела назначений на эту “смертническую” работу. Она пришла в женбарак и, собрав его обитательниц, стала уговаривать их идти добровольно, обещая жалованье и хороший паек.
— Неужели никто не хочет помочь больным и умирающим?
— Я хочу, — послышалось от печки.
— А с термометром умеешь обращаться?
— Умею. Я работала три года хирургической сестрой в Царскосельском лазарете…
М. В. Фельдман рассказывала потом, что баронесса была назначена старшей сестрой, но несла работу наравне с другими. Рук не хватало. Работа была очень тяжела, так как больные лежали вповалку на полу и подстилка под ними сменялась сестрами, которые выгребали руками пропитанные нечистотами стружки. Страшное место был этот барак.
Баронесса работала днем и ночью. Трудилась так же мерно и спокойно, как носила кирпичи и убиралась в бараке. С такою же методичностью и аккуратностью, как, вероятно, она несла свои дежурства при императрицах. Это ее последнее служение было не самоотверженным порывом, но следствием глубокой внутренней культуры…
Однажды на руках и на шее баронессы зарделась зловещая сыпь. М. В. Фельдман заметила ее.
— Идите и ложитесь в особой палате… Разве вы не видите сами?
— К чему? — последовал ответ. — Вы же знаете, что в мои годы от тифа не выздоравливают. Господь призывает меня к Себе, но два-три дня я еще смогу Ему послужить…
Они стояли друг против друга. Аристократка и коммунистка. Девственница и страстная, нераскаянная Магдалина.
Верующая в Него и атеистка. Женщины двух миров. Экспансивная, порывистая М. В. Фельдман обняла и поцеловала старуху. Когда она рассказывала мне об этом, ее глаза были полны слез».
Принуждение женщин-заключенных к сожительству было в УСЛОНЕ в порядке вещей. Публицист Владимир Кузин в работе «Женщины ГУЛАГа» писал:
«Старосте Кемского лагеря Чистякову женщины не только готовили обед и чистили ботинки, но даже мыли его. Для этого обычно отбирали наиболее молодых и привлекательных женщин… Вообще, все они на Соловках были поделены на три категории: “рублевая”, “полурублевая” и “пятнадцатикопеечная” (“пятиалтынная”). Если кто-либо из лагерной администрации просил молодую симпатичную каторжанку из вновь прибывших, он говорил охраннику: “Приведи мне “рублевую”…»
По воспоминаниям Созерко Мальсагова, офицера Русской императорской армии ингушского происхождения, участника побега из Соловецкого лагеря, «каждый чекист на Соловках имел одновременно от трех до пяти наложниц. Торопов, которого в 1924 году назначили помощником Кемского коменданта по хозяйственной части, учредил в лагере настоящий гарем, постоянно пополняемый по его вкусу и распоряжению. Из числа узниц ежедневно отбирали по 25 женщин для обслуживания красноармейцев 95-й дивизии, охранявшей Соловки. Говорили, что солдаты были настолько ленивы, что арестанткам приходилось даже застилать их постели…»
Борис Ширяев подтверждает: «Женщина, отказавшаяся быть наложницей, автоматически лишалась “улучшенного” пайка. И очень скоро умирала от дистрофии или туберкулеза. На Соловецком острове такие случаи были особенно часты. Хлеба на всю зиму не хватало. Пока не начиналась навигация и не были привезены новые запасы продовольствия, и без того скудные пайки урезались почти вдвое…”
«Однажды на Соловки была прислана очень привлекательная девушка — полька лет семнадцати. Которая имела несчастье привлечь внимание Торопова. Но у нее хватило мужества отказаться от его домогательства. В отместку Торопов приказал привести ее в комендатуру и, выдвинув ложную версию в “укрывательстве контрреволюционных документов”, раздел донага и в присутствии всей лагерной охраны тщательно ощупал тело в тех местах, где, как он говорил, лучше всего можно было спрятать документы…
В один из февральских дней в женский барак вошли несколько пьяных охранников во главе с чекистом Поповым. Он бесцеремонно скинул одеяло с заключенной, некогда принадлежавшей к высшим кругам общества, выволок ее из постели, и женщину изнасиловали по очереди каждый из вошедших…»
Дети в соловецких лагерях
Среди заключенных было много детей, в основном из беспризорников. В одном из бараков располагалось «Детское отделение СЛОНа». Построен барак был, вероятно, в 1925–1928 годы. Сюда помещали несовершеннолетних заключенных Трудовой колонии, которая существовала на Соловках в 1928–1929 годах. Инициатива по созданию Трудовой колонии принадлежала заключенному, юристу Александру Колосову. «Шпанята» или «вшивники» жили по воровским правилам, никто не собирался их перевоспитывать. «Политические» подростки, чтобы выжить, перенимали у беспризорников законы преступного мира и переставали в глазах начальства быть «политически опасными».
Каждому подростку давали топчан и белье. Формально детям полагалось «усиленное питание» — стакан молока или даже мясо, но пайка до заключенных, как правило, не доходила. Подростки учились в спецшколе, но в бараках власть была у воров-малолеток, и даже тем, кто хотел учиться и как-то выкарабкиваться из тьмы, тут же подрезали крылья. Тем не менее детская трудовая колония, как ни странно, спасла подросткам жизнь — на лесозаготовках они бы долго не протянули.
Что представлял собой соловецкий лагерный барак (а барак подростков ничем не отличался от взрослых), можно понять из воспоминаний Сергея Щеголькова, человека, который в одном из них отбывал заключение.
Здесь уже не до духовной жизни. И это постоянное изматывание человека приводит к его полному уничтожению. (Всегда недоедание, усугубляемое климатом). Любоваться природой, а она на Соловках удивительно фантастически красива в любое время года, не было ни у кого ни желания, ни силы. Передвижение по территории ограничено, человек знает работу и барак. Да когда еще ждешь, что тебе добавят срок или поведут на Секирную гору, тут не до духовной пищи. Вот и весь быт».
Отдельная категория «соловецких» детей — младенцы, которые рождались у женщин-заключенных, так называемых «мамочек». Немногие из них выжили. Вот воспоминания одного из бывших узников, Андрея Зинковщука:
«В 1929 году на Соловецком острове работал я на сельхозлагпункте. И вот однажды гнали мимо нас “мамок”. В пути одна из них занемогла; а так как время было к вечеру, конвой решил заночевать на нашем лагпункте. Поместили этих “мамок” в бане. Постели никакой не дали. На этих женщин и их детей страшно было смотреть: худые, в изодранной грязной одежде, по всему видать, голодные. Я и говорю одному уголовнику, который работал там скотником:
— Слушай, Гриша, ты же работаешь рядом с доярками. Поди, разживись у них молоком, а я попрошу у ребят, что у кого есть из продуктов.
Пока я обходил барак, Григорий принес молока. Женщины стали поить им своих малышей… После они нас сердечно благодарили за молоко и хлеб. Конвоиру мы отдали две пачки махорки за то, что позволил нам сделать доброе дело… Потом мы узнали, что все эти женщины и их дети, которых увезли на остров Анзер, погибли там от голода…»
Закат Соловков
За время существования лагерь претерпел несколько реорганизаций. С 1934 года Соловки стали VIII отделением Белбалтлага — то есть системы лагерей, созданных для строительства Беломорско-Балтийского канала. В 1938–1939 годах лагерный режим изменился, и СЛОН превратился в Соловецкую тюрьму Главного управления государственной безопасности НКВД (так называемый СТОН, Соловецкую тюрьму особого назначения). В ноябре — декабре 1939 года в связи с началом советско-финской войны лагерь экстренно эвакуировали на материк.
Соловецкий лагерь особого назначения
Соловецкий лагерь, действовавший на территории бывшего монастыря с начала 1920-х до конца 1930-х гг., занимает особое место в истории XX века. Соловки – не только символ, известный далеко за пределами России, но и место, где сформировалась система принудительного труда, впоследствии распространившаяся на всю страну.
Уже на следующий день после прихода к власти партии большевиков, для управления судебной системой нового государства, декретом «Об учреждении Совета Народных Комиссаров» (СНК), был создан Народный комиссариат юстиции (НКЮ). Спустя полтора месяца, 20 декабря 1917 г., для защиты Советской власти, СНК образовал Всероссийскую чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК). Вместе с революционными трибуналами и военно-революционными комитетами, комиссия стала основным органом внесудебных расправ. Помимо прочего, в 1918 г. ВЧК было предоставлено право организовывать концентрационные лагеря, для изоляции в них классовых врагов, которые отправлялись в места заключения без суда и следствия.
Таким образом, в России возникли две параллельные системы формирования мест лишения свободы и контроля над ними: общая, находившаяся в ведении НКЮ, и чрезвычайная, подведомственная ВЧК. К этому можно добавить, что в годы Гражданской войны карательную политику Советского государства, помимо упомянутых структур, осуществляло еще и Главное управление принудительных работ (ГУПР) при Народном комиссариате внутренних дел (НКВД) РСФСР.
В 1922 г. тюремные учреждения НКЮ были переданы Главному управлению мест заключения (ГУМЗ) при НКВД РСФСР. В том же году, в связи с упразднением ВЧК, было создано Государственное политическое управление (ГПУ) при СНК РСФСР, реорганизованное 15 ноября 1923 г. в Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ) при СНК СССР, в недрах которого, со временем, было сформировано известное на весь мир Государственное управление исправительно-трудовых лагерей (ГУЛАГ).
Само это название появилось осенью 1930 г., когда, созданное весной того же года, Управление исправительно-трудовых лагерей (УЛАГ) при ОГПУ СССР, получило статус Главного управления. Его появлению, равно, как и появлению самой централизованной системы управления лагерями, предшествовало Постановление СНК СССР от 11 июля 1929 г. об использовании труда заключенных. Согласно документу, в стране появились два вида исправительно-трудовых учреждений: исправительно-трудовые лагеря (ИТЛ) при ОГПУ СССР, предназначенные для осужденных на срок лишения свободы, превышающий три года, и исправительно-трудовые колонии (ИТК) при республиканских НКВД, для осужденных на срок до трех лет.
14 июля 1920 г. Архангельский губисполком принял решение о введении на Соловках режима особого управления, и, в связи с этим, об организации Управления Соловецкими островами – коллегиального органа, под председательством Уполномоченного Архангельского губисполкома А. В. Варганова. Богослужения в храмах и часовнях монастыря были запрещены. Братии оставили для служб кладбищенскую Онуфриевскую церковь.
В первые годы, администрацию Соловецкого лагеря возглавляли штатные сотрудники ОГПУ. Самыми известными из них были А. П. Ногтев и Ф. И. Эйхманс.
Внутренняя охрана (надзиратели, старосты, дежурные по отделениям, ротам и командировкам) осуществлялась командой «Надзора», формировавшейся из осужденных членов партии, чекистов, красноармейцев и уголовников. Эти люди получали спецпаек и небольшую зарплату, а при положительной характеристике, могли рассчитывать на досрочное освобождение. Многие из них отличались особой жестокостью, по отношению к заключенным. В 1928 г., после вывода СОПа за пределы архипелага, охрана лагеря была возложена на военизированную охрану (ВОХР), которая, в основном, набиралась из числа осужденных.
До 1929 г. главные административные подразделения СЛОНа находились, непосредственно, на островах архипелага, где базировалось пять отделений лагеря: I – Кремлевское, II – Савватьевское, III – Муксалмское (с 1927 г. командировка кремлевского отделения), IV – Секирное (штрафное), VI – Анзерское.
Кроме того, до 1929 г. существовало V отделение на Кондострове, а также Кемский пересыльно-распределительный пункт (Кемперпункт), откуда, в период навигации, заключенных пароходами отправляли на Соловки, и аналогичный пункт в Архангельске, который был закрыт в середине 1920-х гг. 21
В I отделении было 15 рот, отличавшихся по составу заключенных и видам выполняемых ими работ. Самые ценные специалисты и сотрудники администрации из числа заключенных проживали в трех первых ротах, находившихся в Южном дворике монастыря, в Новобратском и Прачечном корпусах. 4, 5 и 7-я роты базировались в Благовещенском корпусе. В них жили музыканты, артисты и подсобный персонал театра, пожарники, сотрудники лазарета, банщики, парикмахеры, дезинфекторы, т. е. заключенные, которые занимались внутренними работами – обслуживали других арестантов и администрацию лагеря. 6-я рота называлась «сторожевой» и размещалась в Святительском корпусе. В основном, в ней проживало духовенство. В Казначейском корпусе находились 8-я и 9-я роты. 8-я рота (общих хозяйственных работ) состояла из уголовников, осужденных за бытовые преступления. В 9-й роте содержались заключенные, занимавшие посты в тех подразделениях лагерного управления, в которые контрреволюционеры не допускались. Здесь преобладали хозяйственные и партийные работники, осужденные за служебные преступления.
В Наместническом корпусе располагалась 10-я (счетно-канцелярская) рота. В ней содержались, в основном, представители интеллигенции и дворяне, из которых набирались канцелярские работники, специалисты и медицинский персонал. В Успенской церкви, Трапезной и Келарской палатах размещались 11-я и 12-я роты, состоявшие, преимущественно, из «шпаны» и рецидивистов. 12-я рота была ротой заключенных, которые выполняли общие работы, а 11-я называлась «ротой отрицательного элемента» (РОЭ): из нее заключенных, обычно, отправляли в штрафной изолятор на Секирной горе.
13-я, «карантинная» рота, до 1930 г. находилась в Троицком соборе, 14-я – («рота запретников») – в Южном дворике монастыря, где содержались узники, которым по разным причинам запрещалось общаться с другими заключенными. Самой многочисленной была 15-я (сводная) рота. Половина ее состава проживала в разных ротах внутри Кремля, а другая половина в 1927 г. была размещена в стандартных, рубленых бараках, построенных к югу от монастырских стен. В этой роте содержались рабочие заводов и мастерских, действовавших в 1 отделении.
В Савватьеве, до лета 1925 г., существовал политизолятор для членов социалистических партий; здесь находились правые и левые социалисты-революционеры, меньшевики и анархисты. Впоследствии, Савватьевский скит стал центром лесозаготовок, а в 1930-х гг. там действовал один из сельхозов, который, наряду с другими подобными хозяйствами, специализировался на осуществлении животноводческой и сельскохозяйственной деятельности. С 1937 г. Савватьево стало подразделением Соловецкой тюрьмы.
На Секирной горе, в здании Вознесенской церкви, был устроен мужской штрафной изолятор. Там же расстреливали заключенных.
В состав II отделения входило Исаково. Бывший скит являлся, также, центром лесозаготовок, позднее там находился сельхоз. В Филипповой пустыни действовал биосад, а позднее – в 1934–1936 гг., лаборатория Йодпрома.
На территории Большого Соловецкого острова существовало до 30 командировок, где осуществлялись: лесозаготовки, торфоразработки, производство кирпича, рыбная ловля, сельхозработы, заготовка водорослей, производство йода, разведение пушного зверя. Самые значительные из командировок: Кирпичный завод, Филимоново, Старая и Новая Сосновая, Реболда, Пушхоз, Торфогородок.
На Муксалме находился основной лагерный сельхоз со скотными дворами, обширными огородами и парниками, на море велась добыча морских зверей и рыбы. С 1937 г. на Муксалме организовали отделение Соловецкой тюрьмы.
На Кондостров отправляли больных, с заразными (прежде всего венерическими) болезнями и, так называемых, «отказников» (заключенных, отказывавшихся от общих физических работ), а в 1924 г. – студентов, не желавших примкнуть к той или иной политической партии. На Анзере были собраны пожилые заключенные и доходяги. В 1928–1930 гг. на территории, расположенного на Анзере, Голгофо-Распятского скита находился тифозный госпиталь. На Большом Заяцком острове действовал женский штрафной изолятор.
Подневольное население Соловков состояло из разных социальных, национальных и возрастных групп. Сохранившиеся документы не дают возможности проследить изменение сословного, партийного и этноконфессионального состава заключенных за все время существования Соловецкого лагеря.
Известно, что на 1 октября 1927 г. среди 12896 осужденных (7445 человек находились на островах, 5451 – на материке) было 11700 мужчин и 1196 женщин, в первую очередь, крестьян – 8711 человек, затем, мещан – 2504, рабочих – 629, дворян – 372, казаков – 344, почетных граждан – 213, лиц духовного звания – 119 человек и др. Абсолютное большинство заключенных составляли русские – 9364, затем шли евреи – 739, далее белорусы – 502, поляки 353 (самая представительная группа иностранцев) и украинцы – 229 человек. Всего в лагере находились лица 48 национальностей. Основную массу соловчан составляли молодые люди от 20 до 30 лет, их насчитывалось 5692 человека, причем, значительное число узников (2040 человек) не достигли 20-летнего возраста.
Более 90% заключенных являлись беспартийными – 11906 человек, к бывшим членам ВКП(б) относился 591 человек, ВЛКСМ – 319. Среди осужденных находилось и 485 бывших сотрудников органов ВЧК и ОГПУ.
Осужденные делились на несколько больших групп: «политики» (члены социалистических партий и анархисты); контрреволюционеры, или каэры, в том числе, представители духовенства, аристократии, казаки, осужденные внесудебным порядком по целому ряду контрреволюционных статей (58–73) УК РФ 1922 г. и ст. 58 УК РФ редакции 1926 г.; уголовники.
Представители политических партий были первыми заключенными, прибывшими на Соловки в июне 1923 г. Всего на острова привезли до 400 «политиков», половина которых была доставлена из Пертоминского лагеря. Они содержались в «политскитах» на островах Большая Муксалма и Анзер, но больше половины (около 250 человек) находились в Савватьеве. «Политики» имели особые привилегии: не работали, свободно общались друг с другом, имели свой орган управления (старостат), получали помощь от международных организаций. В конце 1923 г. ОГПУ попыталось ужесточить режим их содержания. 19 декабря 1923 г. на прогулке в Савватьеве были убиты шестеро и ранены трое эсеров и анархистов. Этот расстрел, описанный, зачастую, со значительными искажениями во многих мемуарах, получил широкую огласку в мировой печати.
В конце сентября – начале октября 1924 г. на Соловки приехала комиссия в составе прокурора Верховного суда СССР П. А. Красикова, его помощника Р. А. Катаняна и члена коллегии ОГПУ Г. И. Бокия. Комиссия посетила Савватьевский скит, где вела длительные переговоры со старостатом, который представлял меньшевик Б. О. Богданов.
В Онуфриевском храме ежедневно совершались богослужения. Доступ в него до 1925 г. был разрешен только соловецким монахам, но затем служить в кладбищенской церкви разрешили всему православному духовенству. Храм посещали и миряне, сосланные на Соловки по церковным делам, а также другие заключенные по разовым пропускам, подписанным начальником лагеря. Особенно торжественными были пасхальные богослужения 1926 и 1927 гг., участвовать в которых позволили всем желающим.
В 1929 г. духовенство лишилось многих привилегий: под предлогом борьбы с тифом, всех священников остригли и переодели в казенное обмундирование, многих отправили на о-в Анзер. В 1930 г. доступ в церковь всем заключенным был запрещен.
Соловецкие иноки работали своими артелями (рыболовная, зверобойная) или трудились на лагерных предприятиях (гончарный, механический, кирпичный заводы) вместе с заключенными, но жили по монастырскому уставу, с правом совершать богослужения в кладбищенской церкви. Видимо, последние монахи были вывезены на материк в 1931 г., так как после этого года сведений о них не встречается ни в официальных документах, ни в воспоминаниях бывших узников.
Еще одной многочисленной группой заключенных на Соловках являлись подростки. В 1929 г. была организована Центральная трудовая колония для молодежи, численностью до 160 человек. Молодых людей, возрастом до 22 лет, которые раньше содержались в лагере на общих условиях, поселили в бараках, построенных за южной стеной монастыря, и перевели на четырехчасовой рабочий день. Каждому выделили топчан с постельным бельем, выдали бушлат, обувь, для них были придуманы шапки особого фасона. Подростки получали усиленное питание, положенное им по закону (стакан молока и кусок мяса в дополнение к обычной пайке), они должны были посещать школу. Кроме Центральной трудовой колонии, подобные ей колонии для молодежи были организованы на островах Муксалма и Анзер, но все они просуществовали недолго: в 1930 г. подростков перевели на материк, в лагерное отделение Надвоицы, где они вновь стали содержаться вместе со взрослыми.
В первое время существования Соловецкого лагеря (1923–1925 гг.), воплощалась в жизнь идея изоляции заключенных на пустынных островах, на основе принудительного труда и самообслуживания. К концу 1920-х гг., на первый план выдвинулось «перевоспитание заключенных трудом и культурным отдыхом». Решение этой задачи было возложено на Культурно-воспитательную часть (КВЧ).
По инициативе заключенных, была создана комиссия по изучению природы Соловков. На ее базе, в 1925 г., было организовано Соловецкое отделение Архангельского общества краеведения (СОАОК), позднее преобразованное в Соловецкое общество краеведения (СОК). Оно состояло из нескольких секций – историко-археологической, естественно-исторической и криминологической, которые, в свою очередь, делились на отделы. При СОКе, также, действовали вспомогательные учреждения: химическая лаборатория, биосад, агрономический и криминологический кабинеты, дендрологический питомник.
В июле 1925 г. состоялось торжественное открытие музея, для которого выделили Благовещенскую церковь. Заповедниками были объявлены Спасо-Преображенский собор и Андреевская церковь на Большом Заяцком острове, которые также находились в ведении музея. Основой фондов стали коллекции, собранные заключенными во время научных экспедиций по островам архипелага. Вплоть до закрытия лагеря в 1939 г., в алтаре Благовещенской церкви хранились мощи преподобных Зосимы, Савватия и Германа, другие святыни монастыря. Для заключенных, солдат местного гарнизона, команд судов, заходивших на Соловки, сотрудники музея проводили экскурсии. Как и другие подразделения КВЧ, музей закрыли в 1937 г., когда лагерь был реорганизован в тюрьму.
В СЛОНе действовала общедоступная библиотека, фонды которой насчитывали 30 000 книг и несколько тысяч журналов по всем отраслям знаний. При библиотеке работал читальный зал, где организовывались доклады на литературные и научные темы. На Соловках существовали школы по ликвидации неграмотности (в 1927 г. безграмотные и малограмотные составляли 83% от общего числа заключенных), до 1930 г. действовал профтехникум, готовивший рабочих высокой квалификации. При техникуме были профессионально-технические курсы.
23 сентября 1923 г. был создан Центральный театр СЛОНа. В первые годы существования его возглавляли профессиональные актеры И. А. Арманов и М.С. Борин. В 1923–1925 гг. театр устраивал представления в монастырской ризнице. Затем, на втором этаже Поваренного корпуса, в помещении общей трапезной, был устроен театральный зал на 800 мест. Со временем, некоторые актеры освобождались от общих работ; к театру прикрепили портного, парикмахера, плотников. В других отделениях лагеря (в Савватьеве, на о-вах Анзер и Муксалма) существовало несколько театральных сцен, и Центральный театр давал там свои представления, а иногда организовывал выезды и на дальние командировки.
Авангардистски настроенные литераторы и музыканты, организовали свою театральную труппу, которая называлась Художники, литераторы, актеры, музыканты (ХЛАМ). С 1935 г. Центральным театром руководил украинский режиссер Лесь Курбас. Сохранились афиши 1936 г., анонсирующие его постановки, непосредственно, на Соловках. К концу 30-х гг., театр перевели в Кемь, а затем в Медвежьегорск, где он превратился в Центральный театр ББК. На Соловках до 1937 г. оставались драмкружок и агитбригада.
С января 1925 г. издавалась газета «Новые Соловки», которая «обросла» непериодическими приложениями. Когда прекращалась навигация на Белом море, для публикации новостей с материка издавалась небольшая газета «Радио-Соловки». В целях антирелигиозной пропаганды, печатался листок под названием «Соловецкий безбожник». Третье приложение – сатирическая газета «Соловецкий крокодил» увидела свет лишь однажды – в сентябре 1925 г., но, «в силу нездорового уклона, который имеет тюремный юмор», выпуск был прекращен. Последний номер «Новых Соловков» вышел летом 1930 г.
На Соловках существовало объединенное спортивное общество «Динамо», членами которого были чекисты и красноармейцы из числа охраны. Общество организовывало спортивные соревнования. Для сотрудников администрации на берегу Святого озера действовала спортивная станция, зимой здесь устраивали каток и лыжную базу, а летом выдавали напрокат лодки. Силами заключенных был также построен тир с двигающимися мишенями. Б. Л. Солоневич, прибывший на Соловки в 1926 г., написал в лагере книгу «Физическая культура, как метод пенитенциарии».
В 1923–1923 гг. большинство заключенных были заняты в традиционных монастырских производствах: в сельском хозяйстве, на монастырских заводах и в мастерских.
В Савватьеве и Исаково, а также на о-ве Большая Муксалма действовали четыре сельхоза и опытная сортоиспытательная станция, на которой велись работы по акклиматизации огородных и цветочных культур, ставились опыты по выращиванию зерновых в северных условиях. Полученная в результате сельскохозяйственной и животноводческой деятельности продукция, частично вывозилась на материк, но, в основном, использовалась для нужд вольнонаемных сотрудников и лагерного начальства. Сельхозы просуществовали до закрытая Соловецкого лагеря.
Работавшие в Рыбзверпроме занимались зверобойным и рыболовным промыслами; гончарный завод выпускал розетки и ролики для электропроводки, посуду, грузила для неводов и сетей, аптечные банки; на механическом заводе ремонтировали транспорт и оборудование для лагерных предприятий. Заключенные, также, трудились на кожевенном, известково-алебастровом, лесопильном, салотопленном, дрожжевом заводах, и в мастерских.
Осенью 1925 г., после первых удачных опытов по разведению пушных зверей на Соловках, на островах Долгой губы был организован Пушхоз. Его заведующим стал заключенный К. Г. Туомайнен, оставшийся работать на Соловках и после освобождения. В Пушхозе разводили серебристо-черных лис, песцов, соболей. К 1931 г. основным направлением зверохозяйства стало кролиководство, в озера на Большом Соловецком острове была выпущена ондатра. Небольшое зверохозяйство оставалось на Соловках, вплоть до закрытия лагеря.
Решающие изменения в жизни каторги произошли в 1925 – 1926 гг., когда заключенный Н. А. Френкель, возглавивший к тому времени Экономическую часть, предложил использовать труд заключенных на таких работах, доходы от которых превышали бы расходы на их содержание.
Самыми важными в этом отношении работами, стала заготовка леса на экспорт. Усиленная вырубка леса на Соловках началась с зимы 1926 г. Центрами лесозаготовок стали командировки Исаково, Савватьево, Новая Сосновка, Амбарчик. Численность осужденных, занятых в лесу, доходила до 38% от их общего числа. Заключенные называли лесоповал «сухим расстрелом». За зиму погибала четверть, работавших там, людей, столько же покидали лесные командировки инвалидами. Зимой 1926 г. был издан приказ, дающий право начальникам лесозаготовок расстреливать отказников на месте без суда. В 1929–1930 гг. масштабные лесозаготовки на Соловках прекратились, как из-за тифозной эпидемии, так и в связи с истреблением лесного массива.
Еще в середине 1920-х гг., в целях экономии запасов древесины, было решено перейти к использованию торфа, в качестве основного вида топлива для местных предприятий, но торфоразработки оказались неэффективными. По сравнению с дровами, цена добытого торфа оказалась слишком высокой, а качество – сомнительным. К 1932 г. объем добычи торфа значительно уменьшился и его продолжали добывать лишь на отдельных командировках (Филимоново, Куликово болото).
Масштабные работы, осуществлявшиеся на Большом Соловецком острове, требовали создания надежных путей сообщения, по которым можно было транспортировать большие объемы грузов. В 1923 г. для этого построили рельсовую колею, протяженностью 4,5 версты, по которой вагонетки перемещались руками, или с помощью автомобиля. В 1924 г. на узкоколейке начали использовать паровозы. В последующие годы, были построены железнодорожные ветки до Перт-озера и на кирпичный завод. В 1929 г. пустили последнюю ветку Кремль – Филимоново, которая вела на торфоразработки. Железная дорога обслуживала предприятия лагеря, по ней перевозились грузы и заключенные на работы. Последний раз она упоминается в официальных документах в конце 1931 г. По-видимому, ее тогда же разобрали, и, с началом навигации 1932 г., вывезли с Соловков на строительство ББК.
Категории трудоспособности заключенным назначала медицинская комиссия, когда они находились в карантине. Существовало три категории трудоспособности.
Заключенные 1-й категории («лошадиной», как ее называли осужденные) использовались на общих физических работах; осужденные 2-й категории, имевшие ограниченную трудоспособность, привлекались к внутренним работам по обслуживанию лагерных подразделений; 3-ю категорию ввели для больных и пожилых, которые считались «ненаряженными» и к работам не привлекались. Условия жизни и питание заключенных разных категорий значительно различались между собой.
Нечеловеческие условия, в которых содержалось большинство осужденных, приводили к мысли о бегстве. Побеги из лагеря, особенно, из его материковых командировок, не были редкостью. В основном, бежали уголовники, каэрам неудача обходилась слишком дорого, тем не менее, бежали и они. Только в 1926– 1927 гг. 188 человек бежали (в том числе благополучно) из Кеми. 12 человек бежали, непосредственно, с островов, но остается неизвестным, был ли хоть один побег удачным. Заключенные отправлялись в море на утлых лодчонках или самодельных плотах, тогда как у администрации были быстроходные катера, гидросамолеты, постоянная радиосвязь с материком.
Участившиеся побеги, а также реакция мировой общественности на, опубликованные за границей, воспоминания соловецких узников спровоцировали международный скандал, визит М. Горького, написавшего несколько статей, посвященных оправданию лагерного режима, а также, ряд ответных действий со стороны лагерной администрации. В 1929 г. на Соловках было сфабриковано «дело о кремлевском заговоре». В обвинительном заключении говорилось, что информационно-следственная часть (ИСЧ) лагеря получила сведения о готовящемся побеге. Считалось, что большая группа заключенных собиралась разоружить охрану и, захватив лагерные корабли, бежать в Финляндию. Коллегия ОГПУ приговорила 36 заключенных к расстрелу. 29 октября 1929 г. приговор был приведен в исполнение в полукилометре к югу от монастыря.
К 1933 г. продукция соловецких производств перестала вывозиться на материк и использовалась в лагере, для собственного потребления. Монастырское хозяйство, значительно расширенное в 1920-х гг., прекратило свое существование из-за истощения природных ресурсов, дороговизны морской доставки сырья и вывоза готовой продукции, а также топливного кризиса и разворачивания масштабных лагерных производств на материке.
Весной 1937 г. Соловецкое отделение ББК было передано 10-му отделу ГУГБ НКВД и реорганизовано в Соловецкую тюрьму. В ней содержались «социально опасные» преступники и заключенные материковых лагерных пунктов, из числа беглецов и нарушителей трудовой дисциплины. Для заключенных тюрьмы были установлены особо строгие условия содержания.
В 1937 г. вышел секретный приказ наркома внутренних дел Н. И. Ежова об уничтожении, находившихся в лагерях и тюрьмах, активных контрреволюционных элементов и членов антисоветских партий (троцкистов, эсеров и др.). Осенью 1937 г. особая тройка Управления НКВД по Ленинградской области постановила расстрелять 1818 заключенных Соловецкой тюрьмы, что было осуществлено в три этапа: 1111 человек расстреляли 30 октября – 4 ноября 1937 г. под Медвежьегорском, в песчаном урочище Сандармох; 507 заключенных уничтожили под Ленинградом в декабре 1937 г.; последнюю группу из 200 человек расстреляли на Соловках в феврале 1938 г.
На 1 марта 1939 г. в заключении на Соловках находился 3321 человек (из них 1678 человек на тюремном режиме и 1643 – на лагерном). К осени 1939 г. на территории Кирпичного завода был построен трехэтажный тюремный корпус, который так и не принял ни одного заключенного. Приказом НКВД СССР от 2 ноября 1939 г. и Постановлением СНК СССР от 1 декабря 1939 г. тюрьма была закрыта, а Соловецкие острова, со всеми постройками и имеющимся подсобным хозяйством, были переданы Северному флоту. Узников тюрьмы перевели во Владимирский и Орловский централы, а тех, кто отбывал срок заключения на лагерном режиме, по Северному морскому пути отправили в Норильск.
Главной причиной упразднения Соловецкой тюрьмы стало выгодное стратегическое положение архипелага, возросшее с началом Второй мировой войны. Острова были удобны для размещения опорного пункта военно-морского флота, так как здесь были бухты, рейды, гавань, водоналивной док, множество жилых и складских помещений. В 1940 г. на Соловках начал действовать учебный отряд Северного флота.
В 1923 – 1929 гг. встречаются разные названия лагеря: 1. Лагерь принудительных работ ГПУ на Соловецких островах. 2. Соловецкие лагеря Особого назначеиия ГПУ. 3. Соловецкий лагерь принудительных работ особого назначения ГПУ. 4. Соловецкий лагерь особого назначения ГПУ. 3. Соловецкие концентрационные лагеря ОГПУ (См.: Сошина А.А. Материалы к истории лагеря и тюрьмы на Соловках (1923 – 1939 гг.) // Соловецкое море. 2010. №9. С. 122).
В это число входили: 2 архимандрита, 2 игумена, 3 иеросхимонаха, 31 иеромонах, 1 иерей, 1 архидиакон, 26 иеродиаконов, 154 монаха, 6 схимонахов, 154 послушника и 171 трудник (Национальный архив Республики Карелия (НА РК), ф. 205, оп.1, д. 7/143. л. 8–11).
Шубин А. Закрытое, изъятое, сокрытое: Ликвидация Соловецкого монастыря и национализация его имущества) // Соловецкий вестник. Архангельск, Соловки, 2006. Вып. 3. С. 188.
ГААО, ф. 105, оп. 3, д. 81, л. 44 об.
Окончательно расформировали совхоз 16 июня 1923 г. // Новые Соловки. 1925. 7 июня. С. 3.
Сошина А.А. Указ. соч. С. 123.
Система исправительно-трудовых лагерей в СССР, 1923–1960: Справочник / Сост. М.Б. Смирнов; под ред. Н.Г. Охотина, А.Б. Рогинского. М., 1998. С. 394.
См.: Постановление СНК СССР (Об организации Соловецкого лагеря принудительных работ особого назначения ОГПУ) // ГУЛАГ – Главное управление лагерей, 1918–1960 / Под ред. акад. А.Н. Яковлева; Сост. А.И. Кокурин, Н.В. Петров. М., 2000. С. 29–30.
См.: Доклад заместителя начальника Спецотдела при ГПУ А. Гусева и зам. начальника Управления Северными лагерями Балышева заместителю Председателя ГПУ Г. Г. Ягоде о состоянии Северного концлагеря на Соловецких островах на 1 сентября 1923 г. // hltp://www.alexanderyakovlev.org/almanah/inside/almanah-doc/1000698.
См.: Зорин Соловецкий пожар 1923 года // Соловецкие острова. 1926. № 7. С. 39–51.
Новые Соловки. 1925. 22 июня. С. 1.
Начиная со второй половины 1920-х гг., Соловецкие острова, как особое отделение, входили в более крупные лагерные объединения. При этом, структура Соловецкого отделения складывалась из лагерных пунктов, командировок (временных поселений, организованных для выполнения определенных видов работ), колоний и т. д. С образованием в 1937 г. Соловецкой тюрьмы ГУГБ и переводом ее в непосредственное подчинение наркому НКВД, на Соловках вновь возникли отделения: I – Кремлевское, II – Савватьевское (включившее Секирную гору), III – Муксалмское, IV – Анзерское, V – Морсплав, которое располагалось вблизи Кеми.
Материалы к историко-географическому атласу Соловков: Две карты Соловецких островов лагерного периода / А. Мельник, А. Сошина, И. Резникова, А. Резников // Исторический альманах «Звенья». М., 1991. Вып. 3. С. 310.
Материалы к Историко-географическому атласу Соловков. С. 314.
Система исправительно-трудовых лагерей в СССР. С. 393.
Система исправительно-трудовых лагерей в СССР. С. 395.
Сошина А. А. Указ. соч. С. 130–131.
Система исправительно-трудовых лагерей в СССР. С. 395.
Поморский мемориал. Архангельск, 1999. Т. 1. С. 12.
Система исправительно-трудовых лагерей в СССР. С. 395.
Сошина А. А. Указ. соч. С. 130–131.
Система исправительно-трудовых лагерей в СССР. С. 395.
38 ГУЛАГ в Карелии: Сб. док. и материалов, 1930–1941 / Сост. А. Ю. Жуков, В. Г. Макуров, И. Г. Петухова; науч. ред. В. Г. Макуров. Петрозаводск, 1992. С. 28.
Розанов Μ. М. Соловецкий концлагерь в монастыре. 1922–1939: Факты – Домыслы – «Параши»: Обзор воспоминаний соловчан соловчанами: в 2-х кн., 8-ми ч. США, 1979. Кн. 1. С. 119.
Статистика ГУЛАГа – мифы и реальность // Исторические чтения на Лубянке. Новгород, 2001.
Розанов Μ. М. Указ. соч. С. 119.
Случаи заболевания тифом встречались с самого начала существования лагеря, но эпидемия началась в 1927 г. и закончилась в 1930 г. // ГАРФ, ф. 9414, оп. 1, д. 2918; ОДСПИ ГААО, ф. 3715, оп.1, д. 15, л. 85.
Сошина А.А. Указ. соч. С. 130 – 131.
Вайнштейн (Ланде) В. М. Голодовка политзаключенных на Соловках 1924 г. / В. М. Вайнштейн (Ланде),
Ц. М. Мельникова (Бабина) // Вестник «Мемориала». СПб, 2001. №. 6. С. 219–243.
Моруков Ю. Соловецкий лагерь особого назначения (1923–1933 гг.) // Соловецкое море. 2004. № 3. С. 126.
«Известия ЦИК Союза ССР». 1923. № 135. 17 июля.
Согласно статистическим данным, на 1 октября 1927 г., на Соловках находилось 119 лиц духовного звания (в том числе три женщины) (Доклад о деятельности УСЛОН ОГПУ. (Цит. по: Сошина А. А. Указ. соч. С. 130). Однако, Б. Н. Ширяев, описывая в своих воспоминаниях Пасху того же года, сообщает о том, что в праздничном богослужении принимали участие «17 епископов в облачениях, окруженных светильниками и факелами, более 200 иереев и столько же монахов».
Собор новомучеников и исповедников Соловецких включает в себя имена более 50 святых и празднуется 23 августа. 27 декабря 2011 г. Определением Священного Синода РПЦ МП была утверждена служба Собору новомучеников и исповедников Соловецких.
Балан С. Б. Список монашествующей братии Соловецкого монастыря на юбилейный 500 г. (1429 – 1929) // Соловецкий сборник. Архангельск, Соловки, 2005. Вып. 2. С. 182.
Розанов М.М. Указ. соч. Кн. 1. С. 257.
Дряхлицын Д. Периодическая печать архипелага // Север. 1990. № 9. С. 128–137.
Новые Соловки. 1925. № 17; Соловецкие острова. 1925. № 6.
Документы из доклада комиссии А. М. Шанина // Исторический архив.
В 1930-х гг. Соловецкий лагерь начал постепенно превращаться в рядовую ячейку исправительно-трудовой системы СССР. На первых порах он стал 4-м отделением Управления Соловецкими лагерями особого назначения (УСЛОН), в 1933 г. был преобразован в 8-е специальное отделение ББК ОГПУ.
Поделиться ссылкой на выделенное
Нажмите правой клавишей мыши и выберите «Копировать ссылку»