соловьев в с три разговора о войне прогрессе и конце всемирной истории

Три раз­го­вора о войне, про­грессе и конце все­мир­ной исто­рии, со вклю­че­нием крат­кой пове­сти об антихристе

Посвя­ща­ется ушед­шим дру­зьям ран­них лет
Нико­лаю Михай­ло­вичу Лопатину
и Алек­сан­дру Алек­сан­дро­вичу Соколову

Предисловие

Есть ли зло только есте­ствен­ный недо­ста­ток, несо­вер­шен­ство, само собою исче­за­ю­щее с ростом добра, или оно есть дей­стви­тель­ная сила, посред­ством соблаз­нов вла­де­ю­щая нашим миром, так что для успеш­ной борьбы с нею нужно иметь точку опоры в ином порядке бытия? Этот жиз­нен­ный вопрос может отчет­ливо иссле­до­ваться и решаться лишь в целой мета­фи­зи­че­ской системе. Начав рабо­тать над этим для тех, кто спо­со­бен и скло­нен к умо­зре­нию, [1] я, однако, чув­ство­вал, насколько вопрос о зле важен для всех. Около двух лет тому назад осо­бая пере­мена в душев­ном настро­е­нии, о кото­рой здесь нет надоб­но­сти рас­про­стра­няться, вызвала во мне силь­ное и устой­чи­вое жела­ние осве­тить нагляд­ным и обще­до­ступ­ным обра­зом те глав­ные сто­роны в вопросе о зле, кото­рые должны затра­ги­вать вся­кого. Долго я не нахо­дил удоб­ной формы для испол­не­ния сво­его замысла. Но вес­ною 1899 года, за гра­ни­цей, разом сло­жился и в несколько дней напи­сан пер­вый раз­го­вор об этом пред­мете, а затем, по воз­вра­ще­нии в Рос­сию, напи­саны и два дру­гие диа­лога. Так сама собою яви­лась эта сло­вес­ная форма как про­стей­шее выра­же­ние для того, что я хотел ска­зать. Этою фор­мою слу­чай­ного свет­ского раз­го­вора уже доста­точно ясно ука­зы­ва­ется, что здесь не нужно искать ни научно-фило­соф­ского иссле­до­ва­ния, ни рели­ги­оз­ной про­по­веди. Моя задача здесь ско­рое апо­ло­ге­ти­че­ская и поле­ми­че­ская: я хотел, насколько мог, ярко выста­вить свя­зан­ные с вопро­сом о зле жиз­нен­ные сто­роны хри­сти­ан­ской истины, на кото­рые с раз­ных сто­рон напус­ка­ется туман, осо­бенно в послед­нее время.

Много лет тому назад про­чел я изве­стие о новой рели­гии, воз­ник­шей где-то в восточ­ных губер­ниях. Эта рели­гия, после­до­ва­тели кото­рой назы­ва­лись вер­ти­дыр­ни­ками или дыро­мо­ля­ями, состо­яла в том, что, про­свер­лив в каком-нибудь тем­ном углу в стене избы дыру сред­ней вели­чины, эти люди при­кла­ды­вали к ней губы и много раз настой­чиво повто­ряли: «Изба моя, дыра моя, спаси меня!» Нико­гда еще, кажется, пред­мет бого­по­чи­та­ния не дости­гал такой край­ней сте­пени упро­ще­ния. Но если обо­го­тво­ре­ние обык­но­вен­ной кре­стьян­ской избы и про­стого, чело­ве­че­скими руками сде­лан­ного отвер­стия в ее стене есть явное заблуж­де­ние, то должно ска­зать, что это было заблуж­де­ние прав­ди­вое: эти люди дико безум­ство­вали, но никого не вво­дили в заблуж­де­ние; про избу они так и гово­рили: изба, и место, про­свер­лен­ное в ее стене, спра­вед­ливо назы­вали дырой.

Но рели­гия дыро­мо­ляев скоро испы­тала «эво­лю­цию» и под­верг­лась «транс­фор­ма­ции». И в новом своем виде она сохра­нила преж­нюю сла­бость рели­ги­оз­ной мысли и узость фило­соф­ских инте­ре­сов, преж­ний при­зе­ми­стый реа­лизм, но утра­тила преж­нюю прав­ди­вость: своя изба полу­чила теперь назва­ние «цар­ства Божия на земле», а дыра стала назы­ваться «новым еван­ге­лием», и, что всего хуже, раз­ли­чие между этим мни­мым еван­ге­лием и насто­я­щим, раз­ли­чие совер­шенно такое же, как между про­свер­лен­ною в бревне дырой и живым и целым дере­вом, – это суще­ствен­ное раз­ли­чие новые еван­ге­ли­сты вся­че­ски ста­ра­лись и замол­чать и заговорить.

Я, конечно, не утвер­ждаю пря­мой исто­ри­че­ской или «гене­ти­че­ской» связи между пер­во­на­чаль­ною сек­той дыро­мо­ляев и про­по­ве­дью мни­мого цар­ства Божия и мни­мого еван­ге­лия. Это и не важно для моего про­стого наме­ре­ния: наглядно пока­зать суще­ствен­ное тож­де­ство двух «уче­ний» – с тем нрав­ствен­ным раз­ли­чием, кото­рое я отме­тил. А тож­де­ство здесь – в чистой отри­ца­тель­но­сти и бес­со­дер­жа­тель­но­сти обоих «миро­воз­зре­ний». Хотя «интел­ли­гент­ные» дыро­мо­ляи и назы­вают себя не дыро­мо­ля­ями, а хри­сти­а­нами и про­по­ведь свою назы­вают еван­ге­лием, но хри­сти­ан­ство без Хри­ста – и еван­ге­лие, то есть бла­гая весть, без того блага, о кото­ром сто­ило бы воз­ве­щать, именно без дей­стви­тель­ного вос­кре­се­ния в пол­ноту бла­жен­ной жизни, – есть такое же пустое место, как и обык­но­вен­ная дыра, про­свер­лен­ная в кре­стьян­ской избе. Обо всем этом можно было бы и не гово­рить, если бы над раци­о­на­ли­сти­че­скою дырой не ста­ви­лось под­дель­ного хри­сти­ан­ского флага, соблаз­ня­ю­щего и сби­ва­ю­щего с толку мно­же­ство малых сих. Когда люди, дума­ю­щие и поти­хоньку утвер­жда­ю­щие, что Хри­стос уста­рел, пре­взой­ден или что его вовсе не было, что это – миф, выду­ман­ный апо­сто­лом Пав­лом, вме­сте с тем упорно про­дол­жают назы­вать себя «истин­ными хри­сти­а­нами» и про­по­ведь сво­его пустого места при­кры­вать пере­ина­чен­ными еван­гель­скими сло­вами, тут уже рав­но­ду­шие и снис­хо­ди­тель­ное пре­не­бре­же­ние более не у места: ввиду зара­же­ния нрав­ствен­ной атмо­сферы систе­ма­ти­че­скою ложью обще­ствен­ная совесть громко тре­бует, чтобы дур­ное дело было названо своим насто­я­щим име­нем. Истин­ная задача поле­мики здесь – не опро­вер­же­ние мни­мой рели­гии, а обна­ру­же­ние дей­стви­тель­ного обмана.

Этот обман не имеет изви­не­ния. Между мною как авто­ром трех сочи­не­ний, запре­щен­ных духов­ною цен­зу­рою, и этими изда­те­лями мно­гих загра­нич­ных книг, бро­шюр и лист­ков не может быть серьез­ного вопроса о внеш­них пре­пят­ствиях для пол­ной откро­вен­но­сти по этим пред­ме­там. Оста­ю­щи­еся у нас огра­ни­че­ния рели­ги­оз­ной сво­боды – одна из самых боль­ших для меня сер­деч­ных болей, потому что я вижу и чув­ствую, насколько все эти внеш­ние стес­не­ния вредны и тягостны не только для тех, кто им под­вер­га­ется, но глав­ным обра­зом для хри­сти­ан­ского дела в Рос­сии, а сле­до­ва­тельно, для рус­ского народа, а сле­до­ва­тельно, и для рус­ского госу­дар­ства.

Но ника­кое внеш­нее поло­же­ние не может поме­шать убеж­ден­ному и доб­ро­со­вест­ному чело­веку выска­зать до конца свое убеж­де­ние. Нельзя это сде­лать дома – можно за гра­ни­цей, да и кто же более про­по­вед­ни­ков мни­мого еван­ге­лия поль­зу­ется этою воз­мож­но­стью, когда дело идет о при­клад­ных вопро­сах поли­тики и рели­гии? А по глав­ному, прин­ци­пи­аль­ному вопросу для воз­дер­жа­ния от неис­крен­но­сти и фальши не нужно и за гра­ницу ехать, ведь ника­кая рус­ская цен­зура не тре­бует заяв­лять такие убеж­де­ния, кото­рых не име­ешь, при­тво­ряться веря­щим в то, во что не веришь, любя­щим и чту­щим то, что пре­зи­ра­ешь и нена­ви­дишь. Чтобы дер­жать себя доб­ро­со­вестно по отно­ше­нию к извест­ному исто­ри­че­скому Лицу и Его делу, от про­по­вед­ни­ков пустоты тре­бо­ва­лось в Рос­сии только одно: умал­чи­вать об этом Лице, «игно­ри­ро­вать» Его. Но какая стран­ность! Эти люди не хотят поль­зо­ваться по этому пред­мету ни сво­бо­дой мол­ча­ния у себя дома, ни сво­бо­дой слова за гра­ни­цей. И здесь, и там они пред­по­чи­тают наружно при­мы­кать к Хри­стову Еван­ге­лию; и здесь, и там они не хотят ни прямо – реши­тель­ным сло­вом, ни кос­венно – крас­но­ре­чи­вым умол­ча­нием – прав­диво пока­зать свое насто­я­щее отно­ше­ние к Осно­ва­телю хри­сти­ан­ства, именно что Он им совсем чужд, ни на что не нужен и состав­ляет для них только помеху.

С их точки зре­ния, то, что они про­по­ве­дуют, само по себе понятно, жела­тельно и спа­си­тельно для вся­кого. Их «истина» дер­жится сама на себе, и, если извест­ное исто­ри­че­ское лицо с нею согласно, тем лучше для него, но это никак еще не может дать ему зна­че­ние выс­шего авто­ри­тета для них, осо­бенно когда то же самое лицо гово­рило и делало много такого, что для них есть и «соблазн», и «безу­мие».

Источник

Был в это время между немно­гими веру­ю­щими-спи­ри­ту­а­ли­стами один заме­ча­тель­ный чело­век – мно­гие назы­вали его сверх­че­ло­ве­ком, – кото­рый был оди­на­ково далек как от умствен­ного, так и от сер­деч­ного мла­ден­че­ства. Он был еще юн, но бла­го­даря своей высо­кой гени­аль­но­сти к трид­цати трем годам широко про­сла­вился как вели­кий мыс­ли­тель, писа­тель и обще­ствен­ный дея­тель. Созна­вая в самом себе вели­кую силу духа, он был все­гда убеж­ден­ным спи­ри­ту­а­ли­стом, и ясный ум все­гда ука­зы­вал ему истину того, во что должно верить: добро, Бога, Мес­сию. В это он верил, но любил он только одного себя. Он верил в Бога, но в глу­бине души невольно и без­от­четно пред­по­чи­тал Ему себя. Он верил в Добро, но все­ви­дя­щее око Веч­но­сти знало, что этот чело­век пре­кло­нится перед злою силою, лишь только она под­ку­пит его – не обма­ном чувств и низ­ких стра­стей и даже не высо­кою при­ман­кой вла­сти, а чрез одно без­мер­ное само­лю­бие. Впро­чем, это само­лю­бие не было ни без­от­чет­ным инстинк­том, ни безум­ным при­тя­за­нием. Помимо исклю­чи­тель­ной гени­аль­но­сти, кра­соты и бла­го­род­ства, высо­чай­шие про­яв­ле­ния воз­дер­жа­ния, бес­ко­ры­стия и дея­тель­ной бла­го­тво­ри­тель­но­сти, каза­лось, доста­точно оправ­ды­вали огром­ное само­лю­бие вели­кого спи­ри­ту­а­ли­ста, аскета и филан­тропа. И обви­нять ли его за то, что, столь обильно снаб­жен­ный дарами Божи­ими, он уви­дел в них осо­бые знаки исклю­чи­тель­ного бла­го­во­ле­ния к нему свыше и счел себя вто­рым по Боге, един­ствен­ным в своем роде сыном Божиим. Одним сло­вом, он при­знал себя тем, чем в дей­стви­тель­но­сти был Хри­стос. Но это созна­ние сво­его выс­шего досто­ин­ства на деле опре­де­ли­лось в нем не как его нрав­ствен­ная обя­зан­ность к Богу и миру, а как его право и пре­иму­ще­ство перед дру­гими, и прежде всего перед Хри­стом. У него не было пер­во­на­чально вражды и к Иисусу. Он при­зна­вал Его мес­си­ан­ское зна­че­ние и досто­ин­ство, но он искренно видел в нем лишь сво­его вели­чай­шего пред­ше­ствен­ника, – нрав­ствен­ный подвиг Хри­ста и Его абсо­лют­ная един­ствен­ность были непо­нятны для этого омра­чен­ного само­лю­бием ума. Он рас­суж­дал так: «Хри­стос при­шел раньше меня; я явля­юсь вто­рым; но ведь то, что в порядке вре­мени явля­ется после, то по суще­ству пер­вее. Я при­хожу послед­ним, в конце исто­рии именно потому, что я совер­шен­ный, окон­ча­тель­ный спа­си­тель. Тот Хри­стос – мой пред­теча, Его при­зва­ние было – пред­ва­рить и под­го­то­вить мое явле­ние. И в этой мысли вели­кий чело­век XXI века будет при­ме­нять к себе все, что ска­зано в Еван­ге­лии о вто­ром при­ше­ствии, объ­яс­няя это при­ше­ствие не как воз­вра­ще­ние того же Хри­ста, а как заме­ще­ние пред­ва­ри­тель­ного Хри­ста окон­ча­тель­ным, то есть им самим.

На этой ста­дии гря­ду­щий чело­век пред­став­ляет еще не много харак­тер­ного и ори­ги­наль­ного. Ведь подоб­ным же обра­зом смот­рел на свое отно­ше­ние к Хри­сту, напри­мер, Мухам­мед, чело­век прав­ди­вый, кото­рого ни в каком злом умысле нельзя обвинить.

Само­лю­би­вое пред­по­чте­ние себя Хри­сту будет оправ­ды­ваться у этого чело­века еще таким рас­суж­де­нием: «Хри­стос, про­по­ве­дуя и в жизни своей про­яв­ляя нрав­ствен­ное добро, был испра­ви­те­лем чело­ве­че­ства, я же при­зван быть бла­го­де­те­лем этого отча­сти исправ­лен­ного, отча­сти неис­пра­ви­мого чело­ве­че­ства. Я дам всем людям все, что нужно. Хри­стос, как мора­лист, раз­де­лял людей доб­ром и злом, я соединю их бла­гами, кото­рые оди­на­ково нужны и доб­рым, и злым. Я буду насто­я­щим пред­ста­ви­те­лем того Бога, кото­рый воз­во­дит солнце свое над доб­рыми и злыми, дождит на пра­вед­ных и непра­вед­ных. Хри­стос при­нес меч, я при­несу мир. Он гро­зил земле страш­ным послед­ним судом. Но ведь послед­ним судьею буду я, и суд мой будет не судом правды только, а судом мило­сти. Будет и правда в моем суде, но не правда воз­да­я­тель­ная, а правда рас­пре­де­ли­тель­ная. Я всех раз­личу и каж­дому дам то, что ему нужно».

И вот в этом пре­крас­ном рас­по­ло­же­нии ждет он какого-нибудь ясного при­зыва Божия к делу нового спа­се­ния чело­ве­че­ства, какого-нибудь явного и пора­зи­тель­ного сви­де­тель­ства, что он есть стар­ший сын, воз­люб­лен­ный пер­ве­нец Божий. Ждет и питает свою самость созна­нием своих сверх­че­ло­ве­че­ских доб­ро­де­те­лей и даро­ва­ний – ведь это, как ска­зано, чело­век без­упреч­ной нрав­ствен­но­сти и необы­чай­ной гениальности.

Ждет гор­де­ли­вый пра­вед­ник выс­шей санк­ции, чтобы начать свое спа­се­ние чело­ве­че­ства, – и не дождется. Ему уж минуло трид­цать лет, про­хо­дят еще три года. И вот мель­кает в его уме и до мозга костей горя­чею дро­жью про­ни­зы­вает его мысль: «А если?… А вдруг не я, а тот… гали­ле­я­нин… Вдруг он не пред­теча мой, а насто­я­щий, пер­вый и послед­ний? Но ведь тогда он дол­жен быть жив… Где же Он?… Вдруг Он при­дет ко мне… сей­час, сюда… Что я скажу Ему? Ведь я дол­жен буду скло­ниться перед Ним, как послед­ний глу­пый хри­сти­а­нин, как рус­ский мужик какой-нибудь, бес­смыс­ленно бор­мо­тать: «Гос­поди Сусе Хри­сте, поми­луй мя греш­наго», или, как поль­ская баба, рас­тя­нуться кжи­жем? Я, свет­лый гений, сверх­че­ло­век. Нет, нико­гда!» И тут же на место преж­него разум­ного холод­ного ува­же­ния к Богу и Хри­сту зарож­да­ется и рас­тет в его сердце сна­чала какой-то ужас, а потом жгу­чая и все его суще­ство сжи­ма­ю­щая и стя­ги­ва­ю­щая зависть и ярост­ная, захва­ты­ва­ю­щая дух нена­висть. «Я, я, а не Он! Нет Его в живых, нет и не будет. Не вос­крес, не вос­крес, не вос­крес! Сгнил, сгнил в гроб­нице, сгнил, как послед­няя…» И с пеня­щимся ртом, судо­рож­ными прыж­ками выска­ки­вает он из дому, из саду и в глухую чер­ную ночь бежит по ска­ли­стой тро­пинке… Ярость утихла и сме­ни­лась сухим и тяже­лым, как эти скалы, мрач­ным, как эта ночь, отча­я­нием. Он оста­но­вился у отвес­ного обрыва и услы­шал далеко внизу смут­ный шум бегу­щего по кам­ням потока. Нестер­пи­мая тоска давила его сердце. Вдруг в нем что-то шевель­ну­лось. «Позвать Его, спро­сить, что мне делать?» И среди тем­ноты ему пред­ста­вился крот­кий и груст­ный образ. «Он меня жалеет… Нет, нико­гда! Не вос­крес, не вос­крес!» – И он бро­сился с обрыва. Но что-то упру­гое, как водя­ной столб, удер­жало его в воз­духе, он почув­ство­вал сотря­се­ние, как от элек­три­че­ского удара, и какая-то сила отбро­сила его назад. На миг он поте­рял созна­ние и очнулся сто­я­щим на коле­нях в несколь­ких шагах от обрыва. Перед ним обри­со­ва­лась какая-то све­тя­ща­яся фос­фо­ри­че­ским туман­ным сия­нием фигура, и из нее два глаза нестер­пи­мым ост­рым блес­ком про­ни­зы­вали его душу…

Видит он эти два прон­зи­тель­ные глаза и слы­шит не то внутри себя, не то сна­ружи какой-то стран­ный голос, глу­хой, точно сдав­лен­ный, и вме­сте с тем отчет­ли­вый, метал­ли­че­ский и совер­шенно без­душ­ный, вроде как из фоно­графа. И этот голос гово­рит ему: «Сын мой воз­люб­лен­ный, в тебе все мое бла­го­во­ле­ние. Зачем ты не взыс­кал меня? Зачем почи­тал того, дур­ного и отца его? Я бог и отец твой. А тот нищий, рас­пя­тый – мне и тебе чужой. У меня нет дру­гого сына, кроме тебя. Ты един­ствен­ный, еди­но­род­ный, рав­ный со мной. Я люблю тебя и ничего от тебя не тре­бую. Ты и так пре­кра­сен, велик, могуч. Делай твое дело во имя твое, не мое. У меня нет зави­сти к тебе. Я люблю тебя. Мне ничего не нужно от тебя. Тот, кого ты счи­тал богом, тре­бо­вал от сво­его сына послу­ша­ния, и послу­ша­ния бес­пре­дель­ного – до крест­ной смерти, и он не помог ему на кре­сте. Я ничего от тебя не тре­бую, и я помогу тебе. Ради тебя самого, ради тво­его соб­ствен­ного досто­ин­ства и пре­вос­ход­ства и ради моей чистой, бес­ко­рыст­ной любви к тебе – я помогу тебе. Прими дух мой. Как прежде мой дух родил тебя в кра­соте, так теперь он рож­дает тебя в силе». И с этими сло­вами неве­до­мого уста сверх­че­ло­века невольно разо­мкну­лись, два прон­зи­тель­ные глаза совсем при­бли­зи­лись к лицу его, и он почув­ство­вал, как ост­рая ледя­ная струя вошла в него и напол­нила все суще­ство его. И с тем вме­сте он почув­ство­вал небы­ва­лую силу, бод­рость, лег­кость и вос­торг. В тот же миг све­тя­щийся облик и два глаза вдруг исчезли, что-то под­няло сверх­че­ло­века над зем­лею и разом опу­стило в его саду, у две­рей дома.

Источник

Во всем том, что гово­рится у меня о пан­мон­го­лизме и ази­ат­ском наше­ствии на Европу, также сле­дует раз­ли­чать суще­ствен­ное от подроб­но­стей. Но и самый глав­ный факт здесь не имеет, конечно, той без­услов­ной досто­вер­но­сти, какая при­над­ле­жит буду­щему явле­нию и судьбе анти­хри­ста и его лже­про­рока. В исто­рии мон­голь­ско-евро­пей­ских отно­ше­ний ничто не взято прямо из Св. Писа­ния, хотя мно­гое имеет здесь доста­точно точек опоры. В общем эта исто­рия есть ряд осно­ван­ных на фак­ти­че­ских дан­ных сооб­ра­же­ний веро­ят­но­сти. Лично я думаю, что эта веро­ят­ность близка к досто­вер­но­сти, и не одному мне так кажется, а и дру­гим, более важ­ным лицам… Для связ­но­сти повест­во­ва­ния при­шлось при­дать этим сооб­ра­же­ниям о гря­ду­щей мон­голь­ской грозе раз­ные подроб­но­сти, за кото­рые я, разу­ме­ется, не стою и кото­рыми ста­рался не зло­упо­треб­лять. Важно для меня было реаль­нее опре­де­лить пред­сто­я­щее страш­ное столк­но­ве­ние двух миров – и тем самым наглядно пояс­нить насто­я­тель­ную необ­хо­ди­мость мира и искрен­ней дружбы между евро­пей­скими нациями.

Если пре­кра­ще­ние войны вообще я счи­таю невоз­мож­ным раньше окон­ча­тель­ной ката­строфы, то в тес­ней­шем сбли­же­нии и мир­ном сотруд­ни­че­стве всех хри­сти­ан­ских наро­дов и госу­дарств я вижу не только воз­мож­ный, но необ­хо­ди­мый и нрав­ственно обя­за­тель­ный путь спа­се­ния для хри­сти­ан­ского мира от погло­ще­ния его низ­шими стихиями.

Чтобы не удли­нять и не ослож­нять сво­его рас­сказа, я выпу­стил из тек­ста раз­го­во­ров дру­гое пред­ви­де­ние, о кото­ром скажу здесь два слова. Мне кажется, что успех пан­мон­го­лизма будет зара­нее облег­чен тою упор­ною и изну­ри­тель­ною борь­бою, кото­рую неко­то­рым евро­пей­ским госу­дар­ствам при­дется выдер­жать про­тив про­бу­див­ше­гося Ислама в Запад­ной Азии, Север­ной и Сред­ней Африке. Боль­шую, чем обык­но­венно думают, роль играет здесь тай­ная и неустан­ная дея­тель­ность рели­ги­озно-поли­ти­че­ского брат­ства Сенусси, име­ю­щего для дви­же­ний совре­мен­ного мусуль­ман­ства такое же руко­во­дя­щее зна­че­ние, какое в дви­же­ниях буд­дий­ского мира при­над­ле­жит тибет­скому брат­ству Кела­нов в Хлассе с его индий­скими, китай­скими и япон­скими раз­ветв­ле­ни­ями. Я далек от без­услов­ной вражды к буд­дизму и тем более к исламу, но отво­дить глаза от суще­ству­ю­щего и гря­ду­щего поло­же­ния дел – слиш­ком много охот­ни­ков и без меня. [4]

Исто­ри­че­ским силам, царя­щим над мас­сой чело­ве­че­ства, еще пред­стоит столк­нуться и пере­ме­шаться, прежде чем на этом раз­ди­ра­ю­щем себя звере вырас­тет новая голова – все­мирно-объ­еди­ня­ю­щая власть анти­хри­ста, кото­рый «будет гово­рить гром­кие и высо­кие слова» и набро­сит бле­стя­щий покров добра и правды на тайну край­него без­за­ко­ния в пору ее конеч­ного про­яв­ле­ния, чтобы – по слову Писа­ния – даже и избран­ных, если воз­можно, соблаз­нить к вели­кому отступ­ле­нию. Пока­зать зара­нее эту обман­чи­вую личину, под кото­рой скры­ва­ется злая без­дна, было моим выс­шим замыс­лом, когда я писал эту книжку.

К трем раз­го­во­рам я при­ба­вил ряд неболь­ших ста­тей, напе­ча­тан­ных в 1897 и 1898 гг. (в газете «Русь»). Неко­то­рые из этих ста­тей при­над­ле­жат к наи­бо­лее удач­ному, что когда-либо мною напи­сано. По содер­жа­нию же сво­ему они допол­няют и пояс­няют глав­ные мысли трех разговоров.

В заклю­че­ние я дол­жен выра­зить сер­деч­ную при­зна­тель­ность П. Сало­мону, испра­вив­шему и допол­нив­шему мои пред­став­ле­ния о топо­гра­фии совре­мен­ного Иеру­са­лима, Н. А. Велья­ми­нову, рас­ска­зав­шему мне про виден­ную им в 1877 г. баши­бу­зуц­кую «кухню», и М. М. Биби­кову, вни­ма­тельно разо­брав­шему рас­сказ гене­рала в пер­вом раз­го­воре и ука­зав­шему на ошибки по части воен­ной тех­ники, кото­рые теперь мною и исправлены.

Раз­но­об­раз­ные недо­статки и в этом исправ­лен­ном изло­же­нии доста­точно мне чув­стви­тельны, но я не нашел воз­мож­ным откла­ды­вать печа­та­ние этой книжки на неопре­де­лен­ные и необес­пе­чен­ные сроки. Если мне дано будет время для новых тру­дов, то и для усо­вер­шен­ство­ва­ния преж­них. А нет – ука­за­ние на пред­сто­я­щий исто­ри­че­ский исход нрав­ствен­ной борьбы сде­лано мною в доста­точно ясных, хотя и крат­ких чер­тах, и я выпус­каю теперь этот малый труд с бла­го­род­ным чув­ством испол­нен­ного нрав­ствен­ного долга…

Свет­лое Вос­кре­се­ние 1900 г.

В саду одной из тех вилл, что, тес­нясь у под­но­жия Альп, гля­дятся в лазур­ную глу­бину Сре­ди­зем­ного моря, слу­чайно сошлись этою вес­ною пятеро рус­ских: ста­рый бое­вой гене­рал; «муж совета», отды­ха­ю­щий от тео­ре­ти­че­ских и прак­ти­че­ских заня­тий госу­дар­ствен­ными делами, – я буду назы­вать его поли­ти­ком; моло­дой князь, мора­лист и народ­ник, изда­ю­щий раз­ные более или менее хоро­шие бро­шюры по нрав­ствен­ным и обще­ствен­ным вопро­сам; дама сред­них лет, любо­пыт­ная ко всему чело­ве­че­скому, и еще один гос­по­дин неопре­де­лен­ного воз­раста и обще­ствен­ного поло­же­ния – назо­вем его г[-н] Z. Я без­молвно при­сут­ство­вал при их бесе­дах; неко­то­рые пока­за­лись мне зани­ма­тель­ными, и я тогда же по све­жей памяти запи­сал их. Пер­вый раз­го­вор начался в мое отсут­ствие по поводу какой-то газет­ной ста­тьи или бро­шюры насчет того лите­ра­тур­ного похода про­тив войны и воен­ной службы, что по сле­дам гр. Тол­стого ведется ныне баро­нес­сою Зутт­нер и м‑ром Стэ­дом. «Поли­тик» на вопрос дамы, чтò он думает об этом дви­же­нии, назвал его бла­го­на­ме­рен­ным и полез­ным; гене­рал вдруг на это рас­сер­дился и стал злобно глу­миться над теми тремя писа­те­лями, назы­вая их истин­ными стол­пами госу­дар­ствен­ной пре­муд­ро­сти, путе­вод­ным созвез­дием на поли­ти­че­ском небо­склоне и даже тремя китами рус­ской земли, на что поли­тик заме­тил: ну и дру­гие рыбы най­дутся. Это при­вело почему-то в вос­хи­ще­ние г[-на] Z, кото­рый заста­вил, по его сло­вам, обоих про­тив­ни­ков еди­но­мыс­ленно испо­ве­дать, что они дей­стви­тельно счи­тают кита за рыбу, и даже будто бы дать сообща опре­де­ле­ние тому, что такое рыба, а именно: живот­ное, при­над­ле­жа­щее частью к мор­скому ведом­ству, частью же к депар­та­менту водя­ных сооб­ще­ний. Думаю, впро­чем, что это выду­мал сам г[-н] Z. Как бы то ни было, мне не уда­лось вос­ста­но­вить как сле­дует начало раз­го­вора. Сочи­нять из своей головы по образцу Пла­тона и его под­ра­жа­те­лей я не решился и начал свою запись с тех слов гене­рала, кото­рые я услы­шал, под­ходя к беседующим.

Разговор первый

ГЕНЕРАЛ (взвол­но­ван­ный, гово­рит, вста­вая и снова садясь и с быст­рыми жестами). Нет, поз­вольте! Ска­жите мне только одно: суще­ствует теперь или нет хри­сто­лю­би­вое и досто­слав­ное рос­сий­ское воин­ство? или нет?

ПОЛИТИК (рас­тя­нув­шись на шез­лонге, гово­рит тоном, напо­ми­на­ю­щим нечто сред­нее между без­за­бот­ными богами Эпи­кура, прус­ским пол­ков­ни­ком и Воль­те­ром). Суще­ствует ли рус­ская армия? Оче­видно, суще­ствует. Разве вы слы­шали, что она упразднена?

ГЕНЕРАЛ. Ну, не при­тво­ряй­тесь же! Вы отлично пони­ма­ете, что я не про это говорю. Я спра­ши­ваю, имею ли я теперь право по-преж­нему почи­тать суще­ству­ю­щую армию за досто­слав­ное хри­сто­лю­би­вое воин­ство, или это назва­ние уже более не годится и должно быть заме­нено другим?

ПОЛИТИК. Э… так вот вы о чем бес­по­ко­и­тесь! Ну, с этим вопро­сом вы не туда адре­со­ва­лись: обра­ти­тесь лучше в депар­та­мент героль­дии – там ведь раз­ными титу­лами заведуют.

Г[-н] Z. (гово­рит как будто с зата­ен­ною мыс­лью). А депар­та­мент героль­дии на такой запрос гене­рала отве­тит, веро­ятно, что упо­треб­ле­ние преж­них титу­лов зако­ном не воз­бра­ня­ется. Разве послед­ний принц Лузи­ньян не назы­вался бес­пре­пят­ственно коро­лем Кипр­ским, хотя он не то что Кипром управ­лять, а и вина-то кипр­ского пить не мог по сво­ему телес­ному и иму­ще­ствен­ному состо­я­нию? Так почему же и совре­мен­ной армии не титу­ло­ваться хри­сто­лю­би­вым воинством?

Источник

Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории

Вл. Соловьев оставил нам много замечательных книг. До 1917 года дважды выходило Собрание его сочинений в десяти томах. Представить такое литературное наследство в одном томе – задача непростая. Поэтому основополагающей стала идея отразить творческую эволюцию философа.

Настоящее издание содержит работы, тематически весьма разнообразные и написанные на протяжении двадцати шести лет – от магистерской диссертации «Кризис западной философии» (1847) до знаменитых «Трех разговоров», которые он закончил за несколько месяцев до смерти. Можно сказать, что в идейном отношении философия Вл. Соловьева представлена здесь полностью. Последовательно раскрыты три темы, условные названия которых могут быть такими: «Христианство», «Россия», «Теоретическая философия».

Произведение входит в сборник «Спор о справедливости».

Есть ли зло только естественный недостаток, несовершенство, само собою исчезающее с ростом добра, или оно есть действительная сила, посредством соблазнов владеющая нашим миром, так что для успешной борьбы с нею нужно иметь точку опоры в ином порядке бытия? Этот жизненный вопрос может отчетливо исследоваться и решаться лишь в целой метафизической системе. Начав работать над этим для тех, кто способен и склонен к умозрению,[1]

Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории скачать fb2, epub, pdf, txt бесплатно

Итальянский криминалист Чезаре Ломброзо вошел в историю как автор теории о биологической предрасположенности ряда людей к совершению преступлений.

Большой резонанс в свое время вызвала публикация книги Ломброзо «Гениальность и помешательство», считавшего эту работу ключом к пониманию «таинственной сущности гения», а также тех религиозных маний, которые на протяжении человеческой истории не раз вызывали общественные катаклизмы. В заново публикуемых трудах Ломброзо интересно проследить зарождение воззрений, имевших определенное значение для развития общественной мысли двадцатого века.

Книга выдающегося русского этнографа Льва Николаевича Гумилева посвящена одной из самых сложных и запутанных проблем отечественной истории — вопросу взаимоотношений Древней Руси и кочевников Великой степи на протяжении всего Средневековья. Увлекательная и эмоциональная, написанная безупречным языком, эта работа стала блестящей попыткой реконструкции подробной и целостной картины истории Евразии в XI–XIV веках.

Знаменитый трактат «Этногенез и биосфера Земли» — основополагающий труд выдающегося отечественного историка, географа и философа Льва Николаевича Гумилева, посвященный проблеме возникновения и взаимоотношений этносов на Земле. Исследуя динамику движения народов, в поисках своей исторической идентичности вступающих в конфликты с окружающей средой, Гумилев собрал и обработал огромное количество научных и культурологических данных. В этой переведенной на многие языки уникальной книге, которую автор считал своим главным произведением, сформулированы и подробно развиты основные положения разработанной Л. Н. Гумилевым теории этногенеза и учение о пассионарности.

Настоящая сборник представляет собой собрание сочинений выдающегося русского художника, ученого, философа, путешественника и общественного деятеля – Н.К. Рериха – на основе прижизненных сборников, составленных самим автором, с добавлением статей, до сих пор не публиковавшихся или печатавшихся лишь в периодических изданиях.

«Легенда о Великом Инквизиторе Ф. М. Достоевского» — первое подлинное завоевание таланта Василия Розанова, принесший ему немалую известность. Розанов всю жизнь был увлечен Достоевским. Но порой высказывался о нем нелестно: «Достоевский, как пьяная, нервная баба, вцепился в «сволочь» на Руси и стал ее пророком».

Розановская «Легенда о Великом Инквизиторе» начинается с рассмотрения главного вопроса православной философии — о бессмертии человека. Жажда бессмертия, земного бессмертия, есть самое удивительное и совершенно несомненное чувство у человека. Самая характерная черта книги — восторженность. Ее можно назвать не только живым, но и раскрашенным во имя поэтической и художественной наглядности художественно-философским повествованием по мотивам творчества Достоевского.

В эту книгу вошли основные сочинения Михаила Александровича Бакунина (1814—1876), великого философа и бунтаря, главного идеолога русского анархизма. Многие из этих работ неизвестны русскому читателю.

Такого Герберта Уэллса российская публика еще не знала — известный писатель-фантаст выступил в этой книге как блестящий знаток истории, эрудированный собеседник, способный, не увязая в деталях и путаных подробностях, вести разговор о Древнем Риме, о Конфуции и принце Гаутаме, о крестовых походах и личности Наполеона Бонапарта.

Эту книгу нельзя назвать учебником, для этого ее автор слишком жизнелюбив и самостоятелен; Уэллс относится к истории цивилизации очень просто: как хорошо образованный и очень любознательный человек. Его интересует то же самое, что и любого любителя «исторического чтения»: не занудный процесс смены общественно-исторических формаций, а факты, события, люди с их страстями, интригами, надеждами и заблуждениями. Все то, чем от сотворения мира была так необыкновенно привлекательна живая человеческая жизнь.

Сборник «Твердыня пламенная» впервые вышел в свет в Париже в 1933 году и объединяет статьи, обращения и духовно-философские эссе, посвященные вопросам культурного и духовного строительства.

Предприняв полный русский перевод Платона, я прежде всего столкнулся с вопросом: в каком порядке переводить и издавать Платоновы диалоги при отсутствии порядка общепринятого? Убедившись в невозможности твердо установить и последовательно провести порядок хронологический при недостаточности данных исторических, при шаткости и противоречивости филологических соображений, а вместе с тем находя и неудобным, и недостойным втискивать живую картину Платонова творчества в деревянные рамки школьных делений по отвлеченным темам и дисциплинам позднейшего происхождения, я должен был искать внутреннего начала единства, обнимающего совокупность Платоновых творений и дающего каждому из них его относительное значение и место в целом.

ЧТЕНИЯ О БОГОЧЕЛОВЕЧЕСТВЕ

Источник