солоневич и л биография
Биография
Иван Лукьянович Солоневич (1 (14) ноября 1891, Гродненская губерния, Российская империя – 24 апреля 1953, Монтевидео, Уругвай) – русский публицист, мыслитель, исторический писатель и общественный деятель. Получил широкую известность как теоретик монархизма и автор книг об СССР.
О месте рождения Ивана Солоневича у исследователей его биографии до сих пор не сложилось единого мнения. Приоритетная версия – местечко Цехановец Бельского уезда Гродненской губернии.
Отец – сельский учитель Лукьян Михайлович, из крестьян. Мать – дочь священника (по другим данным, псаломщика) Юлия Викентьевна, в девичестве Ярушевич (ее старший брат историка А. В. Ярушевича). В семье, кроме Ивана, было еще два брата Всеволод (1895-1920) и Борис (1898-1989).
В 1912 году экстерном сдал экзамены во 2-й Виленской гимназии, поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского Императорского университета.
Профессиональную деятельность начал как журналист сначала в газете отца «Северо-Западная жизнь», а после переезда в Петроград с 1915 года в газете «Новое время».
Главное спортивное достижение – в 1914 году занял 2-ое место в первенстве России по тяжелой атлетике. В том же году женился на Тамаре Владимировне Воскресенской, преподавательнице французского языка и начинающей журналистке, дочери полковника В. И. Воскресенского, племяннице адвоката и журналиста А. С. Шмакова. 15 октября 1915 года родился единственный сын Солоневичей – Юрий.
После начала Первой мировой войны Иван Солоневич выбыл из университета «за невнесение платежа. Сразу в армию не был призван из-за близорукости. Только в 1916 году его зачислили ратником 2-го разряда в запасной батальон лейб-гвардии Кексгольмского полка. Он добился разрешения организовать спортивные занятия для учебной команды. Относительно свободный график позволял ему продолжать журналистскую работу. В январе 1917 года Солоневича комиссовали из-за прогрессирующей близорукости. В феврале погасил недоимки в университете и был восстановлен на юридическом факультете. Закончил ли Солоневич обучение после февральской революции – неизвестно.
После захвата власти в Петрограде большевиками с женой и маленьким сыном бежал на юг России, в Киев; участвовал в Гражданской войне на стороне Белого движения, неоднократно менял место жительства, выполняя агентурные поручения, доставал секретные сведения, которые, как оказывалось, никому не были нужны. Работал в издаваемой под эгидой Киевского бюро Союза освобождения России газете «Вечерние огни».
Продолжил свою подпольную деятельность в Одессе. До начала 1920 года сотрудничал в газете «Сын Отечества» и пытался организовать переезд жены с сыном из Киева в Одессу, чтобы эвакуироваться вместе с белыми. Во время эвакуации армии Врангеля заболел сыпным тифом и оказался в госпитале.
Уже после эвакуации врангелевцев воссоединился с семьей. Организовал артель и занялся рыбной ловлей, а жене удалось устроиться переводчицей на Одесскую радиостанцию. По доносу соседки в начале июня 1920 года Одесская ЧК вышла на подпольную организацию, в которой состоял Иван Солоневич, и его вместе с женой и ребёнком посадили в тюрьму. Через три месяца их освободили, так как не смогли доказать причастность к организации. Как выяснилось, им помог некий Шпигель, которому Солоневич когда-то оказал услугу.
После выхода из тюрьмы Солоневичи переехали в город Ананьев под Одессой, там их навещал Борис Солоневич. Братья организовали «бродячий цирк», гастролировали по сёлам, устраивая для крестьян силовые представления, борцовские и боксёрские поединки (некоторое время они выступали совместно с Иваном Поддубным).
Летом 1921 года Иван Солоневич вернулся в Одессу, работал спортивным инструктором в Одесском продовольственном губернском комитете и инспектором Одесского совета физкультуры.
Осенью 1925 года перебрался в Москву, став председателем тяжелоатлетической секции Научно-технического комитета Высшего совета физкультуры. Через год в Москву переехали и жена с сыном, Иван стал инструктором физкультуры в культотделе Центрального комитета ССТС. Жена устроилась переводчицей Комиссии внешних сношений при ВЦСПС.
Условия жизни в Москве тех времён были невыносимыми, и Солоневич с семьёй переехал за город, в Салтыковку, где ему удалось снять мансарду. Кроме спортивной работы, Солоневич занимался фоторепортажем, спортивной журналистикой, написал шесть книг на спортивную тематику.
В частности, в 1928 году подготовил книгу «Самооборона и нападение без оружия» для издательства НКВД РСФСР. Так он стал одним из создателей борьбы самбо.
В 1930 году Солоневич был уволен из ССТС, и устроился на должность физкультурного инструктора в объединение промысловой кооперации.
Тамара Солоневич работала референтом Международного комитета горняков при Профинтерне, а с 1928 по 1931 год в берлинском торгпредстве, по возвращении из Германии вновь работала переводчицей, а в 1932 году после фиктивного брака с немецким гражданином уехала в Германию.
Все эти годы Иван Солоневич искал возможность легально покинуть СССР. В сентябре 1932 года была предпринята первая нелегальная попытка совершить побег через Карелию. Группа, в которую, помимо Ивана, входили сын Юрий и брат Борис с женой, под видом туристов пыталась дойти до финской границы, но заблудилась. Иван простудился, и пришлось вернуться.
Следующая попытка состоялась через год, но в группу был внедрен сексот, и всех арестовали еще в поезде. Задержанным вменили организацию контрреволюционного сообщества, антисоветскую агитацию, шпионаж и попытку вооруженного перехода границы. Иван и Борис были осуждены на 8 лет, Юрий на 3 года. Их отправили в Карелию, в Подпорожское отделение Беломорско-Балтийского комбината (ББК).
После смены разных мест и должностей Иван сумел занять пост спортивного инструктора в ББК, а Борис работал доктором в Свирьлаге. Благодаря плану проведения «вселагерной спартакиады» Иван получил свободу перемещений и, сговорившись с Борисом, решили бежать в один день.
28 июля 1934 года Иван и Юрий с разницей в три часа покинули лагерь, встретились в условном месте и двинулись в направлении финской границы. На шестнадцатый день побега отец и сын перешли на территорию Финляндии. Борис бежал в одиночку из Лодейного Поля, и тоже удачно.
Побег Солоневичей вызвал большой резонанс в среде русской эмиграции после заметки Т. В. Чернавиной, тоже перебежчицы
С 20 января 1935 года в газете «Последние новости» стала печататься с продолжением книга Ивана Солоневича «Россия в концлагере». Публиковался в иностранной печати, в эмигрантских «Иллюстрированной России» и «Современных записках».
Организовать свою газету в Финляндии не получалось, удалось добыть визу в Болгарию.
В Софии в июне 1936 года вышел первый номер газеты «Голос России».
Бескомпромиссный стиль газеты вскоре привлек к ней эмигрантскую массу. Тираж быстро с 2000 до 10 000 экземпляров, что по меркам Русского Зарубежья было несомненным успехом. Постепенно вокруг газеты сложилось Народно-имперское (штабс-капитанское) движение. Основу его идеологии должна была составить работа Солоневича «Белая Империя», однако книга не была дописана, к 1940 году опубликовано только две главы.
Рост популярности новой антисоветской газеты вынудил иностранный отдел ОГПУ уже в 1937 году приступить к подготовке операции по устранению Ивана Солоневича. Многочисленные издания «России в концлагере» в разных странах ускорили этот процесс.
В Софии издание газеты продолжил верный помощник В. К. Левашев. После закрытия болгарскими властями «Голоса России» стала выходить «Наша Газета», потом журнал «Родина». Начавшаяся Мировая война никак не способствовала издательским планам.
После нападения Германии на Советский Союз немцы неоднократно пытались привлечь Солоневча к сотрудничеству, предлагая, в частности, пост главного пропагандиста в оккупированной Белоруссии. Солоневич всегда отвечал отказом. В итоге ему было предписано в трёхдневный срок покинуть Берлин и поселиться в Померании под надзор гестапо.
Там он познакомился с Рут Беттнер, молодой вдовой немецкого офицера, у которой брал уроки немецкого языка. Она стала его женой.
Несмотря на то, что немецкое руководство оставило надежды на сотрудничество с Солоневичем, его книги «Россия в концлагере» и «Памир» широко распространялись на оккупированных территориях.
После войны Солоневичи оказались в английской оккупационной зоне, откуда только летом 1948 года удалось выехать в Аргентину.
Первый номер газеты под названием «Наша страна» вышел 18 сентября 1948 года. Вскоре к газете присоединился переехавший в Аргентину В. Левашев (скрывавшийся под фамилией Дубровский) и его жена. Вокруг газеты вскоре собрались авторы народно-монархической направленности, среди которых были Борис Башилов, М. М. Спасовский, Н. Потоцкий, М. В. Зызыкин, Б. Н. Ширяев, Н. Былов и другие. Штабс-капитанское движение стало называться Народно-Монархическим.
Череда доносов из эмигрантской среды привела к тому, что Солоневича в июле 1950 выслали из Аргентины. Последнее земное прибежище он нашел в Уругвае.
Закатные годы жизни он посвятил главному труду «Народная монархия», работе над романом «Две силы», а также освещению действительности и прогнозах на будущее в статьях на актуальные темы о России и её роли в мировой политике.
24 апреля 1953 года он умер в уругвайской столице в Итальянском госпитале после операции (рак желудка). Похоронен на Британском кладбище в Монтевидео.
Иван Солоневич
Глава из книги И.И.Гарина «Русская идея», Lambert Academic Publishing, Saarbrucken, 2014, 308 с. Цитирования и примечания приведены в тексте книги.
Поскольку имя И. Л. Солоневича (1891–1953) недостаточно известно читателям, а его построения важны как своеобразный итог «русской идеи», начну с небольшой биографической справки. Мыслитель, писатель, журналист и общественный деятель Иван Лукьянович Солоневич родился в семье народного учителя в Белоруссии. Оба его деда и пятеро дядьев были священниками. Монархический дух, православие, почитание традиций русского народа, патриотизм культивировались в семье Солоневичей, и до конца дней Иван Солоневич придерживался идейной и моральной основы, которая была заложена еще в ранней юности. Детство и юность Ивана Солоневича прошли в Гродно и Вильно. Закончив экстерном гимназию, он поступил на юридический факультет Петербургского университета и получил диплом в 1917 году. Еще в гимназические годы Иван начал печататься в газете своего отца Л. М. Солоневича и уже в молодые годы невзлюбил еврейских революционеров. Два или три раза, писал он, ему пришлось отстаивать с револьвером в руках свою типографию от их нападений.
Поступив в начале карьеры в редакцию суворинского «Нового времени» *, Солоневич даже среди собранных редактором консерваторов слыл крайне правым.
Падение монархии было для Солоневича крушением тысячелетней русской истории. Монархия в России была его политическим идеалом, чаянием нормальной, спокойной, тихой и налаженной жизни.
В персональном смысле он оказался прав: после большевистского путча «одиссея» Солоневича напоминала хождение по краю пропасти. В Гражданскую войну он участвовал в Белом движении. Заболев тифом, не смог эмигрировать и, волей судеб, остался в Советской России. Он постоянно подвергался риску попасть в руки чекистов. В 1920 году в одесской ЧК ему был вынесен первый смертный приговор (всего их было три), только чудом не приведенный в исполнение.
По собственному признанию, после 1917 года он перепробовал профессии кооператора, счетовода, инструктора спорта, грузчика, рыбака, циркового атлета, сценариста, фоторепортера, варил мыло из дохлого скота и питался морскими улитками. Объездив всю страну, Солоневич в одной из публикаций конца 30-х годов писал, что в этих поездках он «увидел ужасную бедность народа и понял, что «в таких условиях не только спорт невозможен в СССР, но даже обыкновенная жизнь».
И. Л. Солоневич видел в большевизме громадное зло и величайшую опасность для человеческой культуры. Ему принадлежит одна из наиболее точных и рельефных характеристик большевизма.
Советская власть, — писал Иван Солоневич в 1938 году о поколении «несгибаемых ленинцев», — выросла из поражения и измены, и она идет по путям измены и поражения. Она была рождена шпионами, предателями и изменниками, и она сама тонет в своем же собственном шпионаже, предательстве и измене.
На двадцатом году революции революционное поколение сходит с исторической арены, облитое грязью, кровью и позором: более позорного поколения история еще не знает. Очень небольшим утешением для нас может служить то обстоятельство, что русских людей в этом поколении очень мало. Это какой-то интернациональный сброд с преобладающим влиянием еврейства — и с попыткой опереться на русские отбросы.
Феномен Ивана Солоневича возрос из публицистического мастерства Михаила Меньшикова, из его «Писем к ближним», стиль которых Иван Солоневич в своих произведениях довел до глубокой степени доверительности; из логичности и синкретичности таланта Льва Тихомирова, даже не всего Тихомирова, а конкретно его книги «Монархическая государственность», с которой Иван Солоневич не расставался во всех перипетиях своей эмигрантской жизни; из своеобразной микротомичности личной жизни Василия Розанова.
Согласно Солоневичу, русский народ — единственный в мире — построил имперскую государственность, в рамках которой все племена и народы чувствовали себя наравне с «имперской нацией»: если хорошо, то хорошо всем, если плохо — то также всем одинаково. Поэтому идея народной (бессословной) монархии, опирающейся «на мужика и служилый люд», является своего рода идеалом русского государственного устройства. «Русская национальная идея, — писал Солоневич, — всегда перерастала племенные рамки и становилась сверхнациональной идеей, как русская государственность всегда была сверхнациональной государственностью». Только почему-то на практике эта идея неизменно претворялась то в войну Помазанников Божиих против собственного народа, то в русский большевизм, то в русское черносотенство, то в фашистские симпатии самого Солоневича.
Выступая против вульгаризации и жульничества других историков, Солоневич считал равно опасными теории русских левых и правых, согласно которым «Россию погубил проклятый царский режим» или «Россию погубили жиды».
Их опасность заключается в том, что если мы в чрезвычайной сложности событий всё будем валить, с одной стороны, на «царя» и, с другой стороны, на «жида», то мы рискуем между «жидом» и «царем» проворонить самих себя. То есть в борьбе между «монархией» и «еврейством» проворонить нечто весьма существенное, а именно: русский народ, к которому принадлежим, в состав которого входим и мы с вами.
Как и у его учителей, острие пера Солоневича-журналиста и писателя было направлено не столько против социалистических экстремистов, сколько в адрес «свободомыслящей» русской интеллигенции, своим прекраснодушным прожектерством якобы расшатавшей устои тысячелетнего государства.
Претендуя на объективность, Солоневич представлял самые мрачные века русской истории, включая зверства Ивана Грозного, русский раскол и русскую смуту как чистую народную монархию, как духовный и нравственный подвиг, как лучшую в мире систему взаимоотношений царя и народа.
Оказывается, Российская империя не завоевывалась огнем и мечом, не было ни братоубийственных походов Ивана Грозного, ни кровавого завоевания Казани и Астрахани, ни захвата татарского Крыма, ни бесконечных кавказских и среднеазиатских войн — Российская империя выросла главным образом на базе стремления к объединению всех народов этой империи.
Исторический опыт доказал, что Россия — это не империя в римском или британском смысле этого слова. Это 196 сиамских близнецов, которые срослись в политическом, экономическом, бытовом, культурном и всяком ином смысле этого слова. [Ничего себе монстр!]
Главная идея Солоневича — природная естественность и историческая гармоничность царского самодержавия в православной России, где личная судьба царя спаяна воедино с судьбой нации. Естественно, как и другие русские мыслители, Солоневич считал, что «самодержавие в России принципиально отличается от западного абсолютизма, введенного у нас Петром I. Западный абсолютизм — это диктатура закона, русское самодержавие, по определению Вл. Соловьева, “диктатура совести”».
Русский царизм был русским царизмом: государственным строем, какой никогда и нигде в мировой истории не повторялся. В этом строе была политически оформлена чисто религиозная мысль. «Диктатура совести», как и совесть вообще, — не может быть выражена ни в каких юридических формулировках, — совесть есть религиозное явление. Одна из дополнительных неувязок русских гуманитарных наук заключается, в частности, в том, что моральные религиозные основы русского государственного строительства эта «наука» пыталась уложить в термины европейской государственной юриспруденции. И с точки зрения государственного права — в истории Московской и даже Петербургской империи ничего нельзя было понять; русская наука ничего и не поняла. В «возлюби ближнего своего, как самого себя» никакого места для юриспруденции нет. А именно на этой православной тенденции и строилась русская государственность. Как можно втиснуть любовь в параграфы какого бы то ни было договора? *
Вы знаете, по какой причине Россия стала величайшим государством в мире? На этот вопрос отвечает соратник Солоневича Борис Башилов:
Самодержавие отличается от европейского просвещенного или непросвещенного абсолютизма тем, что сочетает железную дисциплину центральной государственной власти с широчайшей свободой органов местного самоуправления. Это гениальное сочетание твердой власти и широчайшей свободы, которыми всегда обладала Россия до Петра I и в последние царствования после ликвидации царями крепостного права, и позволило русскому народу не только отстоять свою национальную независимость, но и создать величайшее государство в мире.
У нас свой неповторимый путь, ничего иного нам не подходит, особенно же — диктатура бюрократии, реализуемая в форме социализма или диктатура капитала, подаваемая под соусом «демократии». Теорию демократии Солоневич считал «импотентной бессмыслицей» и связывал ее исключительно с еврейскими влияниями. У нас, в России, может быть только «диктатура совести, диктатура православной совести», она и есть — «народная или соборная монархия». Эта «соборная монархия» у Солоневича обозначает не тысячелетнюю необъявленную войну русских князей и царей с русским народом, но «совершенно конкретное историческое явление, проверенное опытом веков и давшее поистине блестящие результаты: это была самая совершенная форма государственного устройства, какая только известна человеческой истории. И она не была утопией, она была фактом». Гип-гип, ура, ура, ура!
Царь есть прежде всего общественное равновесие. При нарушении этого равновесия промышленники создадут плутократию, военные — милитаризм, духовные — клерикализм, а интеллигенция — любой «изм», какой только будет в книжной моде в данный исторический момент.
Мы не строим никаких воздушных замков.
Мы представительствуем собою политический реализм, и мы боремся против всякого политического утопизма.
Делайте для Монархии всё, что вы только можете сделать: это единственная гарантия против абрамовичей и социалистического рая.
И мы, честные русские политики, морально обязаны предупредить США: если дело дойдет до насилия — то сила будет на стороне России, и такая сила существует.
Эта сила («дух» народа) прошла века, и века беспримерных в человеческой истории жертв во имя общего блага всех народов Российской Империи.
Из двухсот миллионов населения России по меньшей мере 190 миллионов за единство страны будут драться, то есть применять силу.
Как водится, попугав Америку и открестившись от утопий, Солоневич рисует нам благостную картину nova vita, «новой жизни» (надо полагать, в ней мы ныне живем). Вот эта картина:
Новая Россия будет новой Россией, с новой промышленностью, новым крестьянством, новым пролетариатом, новым правящим слоем и с новыми методами управления.
Россия будет страной чудовищной силы и великой, еще невиданной в истории мира, человечности.
Единственный правильный исторический выход для России Солоневич видел в возвращении к национальной по духу и народной по социальному содержанию монархии. Империи необходимо вернуться к целостной системе учреждений — от всероссийского престола до сельского схода, а не к системе нынешних выборов, которые питают «космополитическую элиту», разрушающую страну. В этой системе царю принадлежала бы «сила власти», а народу — «сила мнения».
Разрушительное воздействие на русскую государственность, по Солоневичу, оказало воцарение на престоле Петра, попытавшегося привить к русскому империализму «западничество». Тем самым была нарушена естественность и органичность развития, причем главными орудиями негативных (западных) влияний у нас оказалось дворянство, а позже — генетически связанная с ней интеллигенция. Царствование Петра I — это точка бифуркации в государственном строительстве, после которой интересы и духовный мир правящего класса русского общества и народа резко расходятся. Начиная с XVIII века (особенно это касается эпох императриц Елизаветы Петровны и Екатерины), устанавливается диктатура дворянства, а самоуправление и самодержавие фактически были ликвидированы. Одновременно с этим осуществлено закрепощение крестьян. Перманентную войну русской власти с русским народом Солоневич, таким образом, сводит исключительно к XVIII веку.
Одна из нетривиальных идей И. Солоневича — единство между русскими массами, оказавшимися после революции по эту и по ту стороны рубежа, то есть между белыми эмигрантами и красными «подсоветскими массами»: «основная масса эмиграции живет теми же чувствами и теми же думами, что и основная масса подсоветской России»:
Я вовсе не хочу утверждать, что в России царит абсолютное единомыслие, и такими щедринскими проектами заниматься не собираюсь (щедринский проект закона «о введении на Руси единомыслия» пытался осуществить Сталин). Я только утверждаю — категорически и с полным убеждением, — что какие-то основные линии духовного родства, растерянные было проигрышем войны и революцией, сейчас восстановлены. То, что мне говорили и русские рабочие за бутылкой водки в Москве, и русские мужики за последним куском хлеба в колхозе или в концлагере, и то, что мне пишут тысячи людей из Парагваев и Медонов, — всё это проникнуто одной и той же любовью, одной и той же ненавистью и одним и тем же настроением.
В чем заключается это единство? — В страстном желании как эмигрантов, так и подъяремных русских мужиков свернуть шею большевизму. Отталкиваясь от лагерной жизни в СССР, которую он познал отнюдь не по рассказам, Солоневич твердо верил в то, что русский рабочий, русский крестьянин и русский интеллигент поняли: проворонили Империю, проворонили Россию и сидят сейчас в СССР, в котором никакого житья нет, а раз так, то сила наша растет, и Империя не за горами. Утверждая это твердо, он противоречил собственному тезису о сволочи, в которую превращен русский народ — а черни, хамству какое дело до Империи, России, СССР. Но и тут интуитивно чувствовал слабинку, ибо после этих пассажей переходил на брань и угрозы: «Мы ни к каким тайным мероприятиям прибегать не будем. Мы будем вешать. Совершенно явно. Это не мешает иметь в виду».
«Знаменосец Империи Российской», И. Солоневич считал, что единственной российской силой, выигравшей после большевистской революции, оказалась русская эмиграция: и к стенке не ставили, и ели послаще товарищей шверников. Энергия этой сохранившейся силы питала его веру в то, что «мы будем вешать».
В отличие от нынешних своих наследников, Cолоневич не скрывал русского империализма и открыто признавал: «немцы — националисты, а мы — империалисты. Империя — не только наш долг, но это есть условие бытия нашего». И, учитывая ошибки своих учителей и современников, заключал: «Мы должны вернуться более сильными. Очень современно и своевременно. Впрочем, в одном он прав: не дело выискивать русские беды в талмудических книгах или штудировать сионских мудрецов — необходимо знать живое соотношение живых сил в России.
С лозунгом «Бей жидов» в Россию идти нельзя. Такой лозунг, конечно, ни в какой степени не означал бы «гибели России», но он означал бы затяжку нынешнего кабака.
Антисемиты связывают октябрь 1917-го почти исключительно с русским еврейством, со всеми этими Троцкими, Зиновьевыми, Бела-Кунами и Радеками, но вот вопрос: а как быть с Розой Каплан, заплатившей своей жизнью за пулю, пущенную в Ленина, или с евреем Канегиссером, застрелившем большевистского палача Урицкого? Как быть с еврейством, бежавшим с белыми армиями? А разорение местечковых ремесел, запрет «свободных профессий», уничтожение еврейских сельскохозяйственных колоний? А как быть с разгромленным «жидовским» нэпом? Как быть с разгромом троцкизма, представленного на 90 % евреями? Как быть со сталинской инквизицией, карающий меч которой имел совершенно определенную антисионистскую и антиеврейскую ориентацию? А постоянная «пытка страхом», которая висела над русским еврейством все советские годы?
Солоневич не был расистом, но антисемитизм Достоевского и Солоневича, с моей точки зрения, более изощрен, чем откровенный расизм, валящий всё на антропологию. Евреи опасны не как представители определенной расы, а как фундамент капитализма, как народ, олицетворяющий финансовый капитал и банковский процент. Но с такой же виртуозностью, как сам Солоневич продемонстрировал, что его возлюбленную монархию развалила русская интеллигенция (а не жидовство), можно легко выяснить, что в русском капитале еврейская доля составляла менее 10 % и что земельные ограничения не позволяли евреям владеть землей.
Солоневич не устает повторять, что русское еврейство не пускало русский народ в гимназии и университеты, но как это совместимо с ограниченными квотами на обучение самих евреев?
Дабы не быть голословным, приведу обоснование Солоневичем «русского фашизма», термина, возможно, вошедшего в употребление с его легкой руки: