слово о житии и преставлении великого князя дмитрия ивановича царя русского краткое содержание
Яз «Слова о житии и представлении велик. князя Дм. Ивановича»
«Слово о житии великого князя Дмитрия Ивановича» — памятник, который относится к традиционному жанру древнерусской литературы: похвала умершим князьям. Однако это не только пышная похвала, но и яркое публицистическое и духовно-политическое произведение, в котором воспоминания о князе Дмитрии служат поводом для провозглашения важнейших идеологических принципов тогдашней эпохи. «Слово о житии…» читается в ряде летописных сводов в составе статьи 1389 г., года смерти князя Дмитрия Ивановича Донского. Время написания памятника служит поводом для научных дискуссий. Одни авторы относят его к концу XIV в., другие — к концу XIV — началу XV в., третьи — к первой половине XV в., а некоторые считают наиболее вероятным временем создания XVI столетие. Дмитрия Донской впоследствии почитался как один из самых уважаемых русских князей, его деятельность служила примером для последующих русский правителей, великих князей и царей. В XX веке Дмитрий Донской был причислен к лику святых Русской Православной Церкви.
«Слово о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя русьскаго» по своему стилю может быть отнесено к агиографическим памятникам экспрессивно-эмоционального стиля. Это похвала деяний Дмитрия Донского
Основное же содержание «Слова» — похвальные тирады Дмитрию и философские, весьма сложные размышления автора о величии князя. Сравнивая своего героя с библейскими персонажами, писатель подчеркивает превосходство своего героя над ними. В этом же ряду сравнений Дмитрий выступает как наиболее великий правитель из всех известных мировой истории.
Особо выделяется в «Слове» плач жены Дмитрия Донского, княгини Евдокии, проникнутый глубокой лиричностью. На нем отразилось влияние народной вдовьей причети. Плач Евдокии пользовался большой популярностью у древнерусских книжников, которые часто вносили его переработки в повествования о кончине князей.
Памятник житийной агиографической литературы. 15 век.
Лексико-фразеологический анализ.
1) Богословная(церковная) лексика: богоотецъ, пророкъ, вышняго промысла, по бозЪ, постъ, молитва, житiе, ангельскы, риза
2) Отвлеч. лексика: миру, мЪрило, смятенiе, нечестiе, скверна, чистота, побЪда, ярость, умъ, сонъ
3) Черты плетения словес:
— сложные слова: богоотецъ, течацветясь,
— метафоры: труба Синицкая, зерцало житное
Морфологический анализ:
1) временные формы глагола:
-имперфект: имЪяше, моливаше, любляше, крЪпляше, бываше, оскорбляше
2) Причастия: трудившимся, нерушима, непоколебима
3) дееприч.: правя, попаляя, сЪдя
Синтаксический анализ:
Встреч. ССП с соед. с. «и», с против. с. «а» и «но»; сравнит. обор. с «якоже», предлож. с однор. членами, многочлен. предложения.
Слово о житьи. князя Дмитрия Ивановича
«Слово о житьи и о преставлении великаго князя Дмитрия Ивановича, царя Рускаго» – анонимное произведение, прославляющее московского великого князя Дмитрия Ивановича Донского (1350–1389 гг.); состоит из насыщенной похвалами исторической части, где повествуется о жизни князя, его победах над татарами, о наставлениях, данных им перед смертью сыновьям, о его завещании им и разделе между ними земель, и из пространной риторической похвалы. О себе автор говорит как о современнике князя, присутствовавшем на его похоронах. Отдельно текст С. не встречается, находится лишь в составе летописных сводов в статье 1389 г. Древнейший вид С. имеет в Летописях Новгородской Карамзинской и Новгородской IV; С. в Софийской I и более поздних летописях восходит к этому виду и передается с какими-то сокращениями.
С. – яркое мастерское литературное произведение. Автор начитан, так или иначе он использовал ряд литературных памятников – Повесть о Куликовской битве (летописную), Повесть о житии Александра Невского, Паремийное чтение о Борисе и Глебе, апокрифическое Слово на Рождество Христово о пришествии волхвов. С. начинается свидетельствами о благородстве и чести предков великого князя Дмитрия Ивановича, включая «царя Володимера, новаго Костянтина, крестившаго землю Рускую». Затем очень скупо говорится о жизни князя Дмитрия: оставшись в отрочестве по причине смерти близких родных «единъ въ области великого княжениа» и приняв «скипетръ дръжавы земля Рускыа, настолование земнаго царства, отчину свою, великое княжение», юный князь повел себя достойным образом и в делах веры, и в «стражбе земли Руской» («ратным же всегда въ бранех страшен бываше, и многы врагы, въстающая на нь, победи, и славный градъ Москву стенами чюдно, огради»). Когда князю было шестнадцать лет, «приведоша ему на брак княгиню Овдотью от земля Суждалскыя». Автор отмечает, что жили князь и княгиня целомудренно, во взаимной любви, «плотоугодия» не творили; к этой теме он далее возвращается. Неоднократно автор говорит и о славе князя, об «умножении славы имени его». Именно славой князя Дмитрия объяснен здесь его конфликт с Мамаем: некие «царие земстии», лукавые советники Мамая, «иже христианскы веру дръжаху, а поганых дела творяху», донесли тому, что «Дмитрий великий князь себе именует Руской земли царя и паче честнейша тебе славою, супротивно стоит твоему царствию», и Мамай решил пойти походом на Русь, разорить там церкви, обратить народ в магометанство, а князей перебить.
Сначала Мамай послал на Русь воеводу Бегича, но великий князь Дмитрий Иванович его победил. Тогда пошел походом сам Мамай. Узнав об этом, великий князь Дмитрий Иванович помолился богородице (автор приводит его молитву), призвал «вельмож» и князей Русской земли «положити главы своя за правоверную веру крестьяньскую» (те отвечают, что готовы пролить за князя свою кровь и в ней принять «второе крещение») и, уповая на помощь «святителя Петра, новаго чюдотворца и заступника Рускыя земля», встретил Мамая «в татарьскомь поле на реце Дону». Во время битвы «мнози же достовернии видяху аггелы божиа помогающа христьяномъ».
После победы Дмитрия Ивановича «бысть тишина в Руской земли», «расколници же и мятежници царства его вси погибоша». При этом отмечается, что, подобно Давиду, помиловавшему детей Саула, великий князь был милостив к провинившимся перед ним: «повинные же пращаше». Следует хвалебный пассаж, где встречается два ряда гомотелевтонов («князя Рускыа въ области своей крепляше, / велможам своим тих и уветлив в наряде бываше, / никогоже оскръбляше, / но всех равно любляше, младых словесы наказааше. » и т. п.). Здесь вновь автор говорит о благочестии и чистоте князя и затем сообщает, что прожил тот со своей княгиней Овдотьей двадцать два года, что великое княжение держал двадцать девять лет и шесть месяцев, потом тяжело заболел, на время ему полегчало («и възрадовася великаа княгини радостию великою, и сынове его, и велможи царства его»), но затем ему стало хуже, и он уже почти умирал, когда у него родился сын Константин. Тут князь в С. говорит своим детям и боярам поучения, а затем передает старшему сыну Василию «великое княжение, яже есть столъ отца его и деда и прадеда», и наделяет землей других сыновей – Юрия, Андрея и Петра, и умирает (причем «просветися лице его яко аггелу»). Следует пространный плач княгини. Сказав далее о похоронах князя (здесь упоминаются как присутствовавшие трапезундский митрополит грек Феогност, русские епископы Даниил Смоленский и Савва Саранский и игумен Сергий Радонежский), автор помещает большую риторическую похвалу покойному. В ней говорится между прочим, что князь каких-то «словес учитель препираше» и заставлял умолкнуть философов, «крутыми словесы» речи отметая, мало сам говоря, а много разумея. В длинном ряду следующих далее хвалебных уподоблений князя некоторые, кажется, более понятны были современникам князя и автора, нежели нам: «Евера ли тя нареку, не примесившася безумных язык столпотворению? Ты же столпъ нечестья раздрушилъ еси в Руской земли и не примеси себе къ безумнымъ странами на крестианьскую погибель». Обращаясь к покойному князю как к святому, автор просит его непрестанно молиться о его, княжеском, роде и населяющих его царство людях: «Умоли убо, святе, непрестанно о роде своем и за вся люди, сущая въ области царства твоего».
В тексте С. в его древнейшем виде обнаружилось случайно вклинившееся в него письмо, судя по всему – автора С. к его заказчику, какому-то «преподобству». Письмо разорвало фразу о философах Платоне и Пифагоре, один из которых «благословесно извествова», а другой предпочитал словам молчание. Автор говорит об этом, как кажется, намекая на то, что он вынужден о чем-то в своем С. умолчать. В письме же упоминается просьба «преподобства» к автору написать «слово», говорится о суетности и «строптивости» жизни автора, о его бескорыстной любви к адресату, о божественности любви и о сознании скудости того, что он, автор, смог в ответ на просьбу «преподобства» написать.
С. К. Шамбинаго и А. А. Шахматов считали, что С. было создано в кон. XIV в. В. П. Адрианова-Перетц отметила сходство стиля С. со стилем произведений, надписанных именем Епифания Премудрого, но сочла возможным допустить, что С. было написано в 1-й четв. XV в. или даже в более позднее время – как отклик на междукняжескую борьбу 30—40—х гг. XV в. XV же веком склонна датировать С. М. Ф. Антонова и склонна была М. А. Салмина, со временем посчитавшая более вероятным XVI век. Наблюдения над литературными особенностями С. побудили А. В. Соловьева, а затем Г. М. Прохорова видеть в самом Епифании Премудром автора С. (Отсутствие имени автора в заголовке С. один объясняет монашеской скромностью Епифания, другой тем, что С. предназначалось для летописного свода, произведения безымянно-коллективно-авторского).
Изд.: ПСРЛ. 2-е изд. Л., 1925. Т. 4, ч. 1, вып. 2. С. 351–366; СПб., 1853. Т. 6. С. 104–111; ПЛДР. XIV – середина XV века. М., 1981. С. 208–229.
Доп.: Красноречие Древней Руси (XI–XVII вв.). М., 1987. С. 135–152.
Лит.: Шамбинаго С. К. Повести о Мамаевом побоище. СПб., 1906. С. 66, 352–358 (Шахматов А. А. [Рецензия] // Отчет о двенадцатом присуждении имп. Академиею наук премий митрополита Макария в 1907 г. СПб., 1910. С. 119–121); Адрианова-Перетц В. П. Слово о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя Русьскаго // ТОДРЛ. М.; Л., 1947. Т. 5. С. 73–96; Соловьев А. В. Епифании Премудрый как автор «Слова о житии и преставлении великаго князя Дмитрия Ивановича, царя русьекаго» // Там же. 1961. Т. 17. С. 85–106; Салмина М. А. 1) Слово о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя Русьскаго // Там же. Л., 1970. Т. 25. С. 81–104; 2) «Слово о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя Русьскаго», памятник XVI в.? // Проблемы изучения культурного наследия. М., 1985. С. 159–162; Антонева М. Ф. «Слово о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, Царя Русьскаго»: (Вопросы атрибуции и жанра) // ТОДРЛ. Л., 1974. Т. 28. L. 150–154; Vоdоff W. Quand a pu être composé le Panégyrique du grandprince Dmitrii Ivanovich, tsar russe? // Canadian-American Slavic Studies. 1979. vol. 13. No 1–2. P. 82–122; Прохоров Г. М. Памятники переводной и русском литературы XIV–XV веков. Л., 1987. С. 88–122.
Доп.: Водов В. Еще раз о датировке «Слова о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя Рускаго» // Литература и искусство в системе культуры. М., 1988. С. 182–190.
Г. М. Прохоров, М. А. Салмина
Слово о житии великого князя Дмитрия Ивановича (перевод)
СЛОВО О ЖИТИИ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ ДМИТРИЯ ИВАНОВИЧА
СЛОВО О ЖИТИИ И О ПРЕСТАВЛЕНИИ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ ДМИТРИЯ ИВАНОВИЧА, ЦАРЯ РУССКОГО
Князь сей Дмитрий родился от именитых и высокочтимых родителей: был он сыном князя Ивана Ивановича, а мать его — великая княгиня Александра. Внук же он православного князя Ивана Даниловича, собирателя Русской земли, корня святого и Богом насажденного сада, благоплодная ветвь и цветок прекрасный царя Владимира, нового Константина, крестившего землю Русскую, и сородич он новых чудотворцев Бориса и Глеба. Воспитан же был он в благочестии и в славе, с наставлениями душеполезными, и с младенческих лет возлюбил Бога. Когда же отец его, великий князь Иван, покинул сей мир и удостоился небесной обители, он остался девятилетним ребенком с любимым своим братом Иваном. Потом же и тот умер, также и мать его Александра преставилась, и остался он на великом княжении.
— великое княжение, по дарованной ему от Бога благодати, почести и славу, еще юн был он годами, но духовным предавался делам, праздных бесед не вел, и непристойных слов не любил, и злонравных людей избегал, а с добродетельными всегда беседовал. И Священное Писание всегда с умилением он слушал, о церквах Божьих усердно заботился. И на страже земли Русской мужественно стоял, беззлобием отроку уподобляясь, а умом — зрелому мужу. Неприятелю же всегда был страшен он в бранях и многих врагов, на него поднимавшихся, победил. И славный град Москву стенами он на диво всем оградил. И в этом мире прославился — словно кедр в Ливане вознесся и словно финиковая пальма расцвел.
Когда же исполнилось ему шестнадцать лет, привели ему в невесты княгиню Авдотью из земли Суздальской, дочь великого князя Дмитрия Константиновича и великой княгини Анны. И обрадовалась вся земля свершению их брака. И после брака жили они целомудренно, словно златогрудый голубь и сладкоголосая ласточка, с благочестием пеклись о спасении своем, с чистой душой и ясным умом держа земное царство и готовя себя к небесному, и плоти своей не угождали.
Как кормчий крепкий, идя навстречу ветру, обходит волны, направляемый промыслом Всевышнего, и как пророк стоит на страже Божественного устроения, так и он правил своим царством. И умножилась слава имени его, как некогда слава святого князя Владимира, и расцвела земля Русская в годы княжения его, как прежде земля Израиля обетованная. И могуществом власти своей оградил он всю землю; от востока и до запада прославлено было имя его, от моря и до моря, и от рек до конца вселенной разнеслась слава его. Цари земные, слыша о нем, дивились, и многие страны трепетали.
Враги же, живущие вокруг земли его, позавидовали ему и наклеветали на него нечестивому Мамаю, так сказав: «Дмитрий, великий князь, называет себя царем Русской земли и считает, что превзошел тебя славой, и противостоит твоему царству». Мамай же, подстрекаемый лукавыми советниками, которые христианской веры держались, а сами творили дела нечестивых, сказал князьям и вельможам своим: «Захвачу землю Русскую, и церкви христианские разорю, и веру их на свою переменю, и повелю поклоняться своему Магомету. А где церкви были, тут ропаты поставлю и баскаков посажу по всем городам русским, а князей русских перебью». Как прежде Агаг, царь васанский, похваляясь, выступил против кивота завета Господня, бывшего в Силоме: похвалившись так, сам и погиб.
И послал Мамай сначала воеводу поганого Бегича с большим войском и со многими князьями. Услышав о том, князь Дмитрий пошел ему навстречу с великими силами земли Русской. И сошлись с погаными в Рязанской земле на реке Воже, и помог Бог и святая Богородица Дмитрию, а поганые агаряне были посрамлены: одни перебиты были, а другие обратились в бегство; и возвратился Дмитрий с великой победой. И так вот защищал он Русскую землю, отчину свою.
Дмитрий, преисполнившись скорби, обратился к Богу и к пречистой его Матери и сказал: «О пресвятая госпожа Богородица-дева, заступница миру и помощница, моли Сына своего за меня, грешного, да удостоюсь славу и жизнь свою положить во имя Сына твоего и твое, ибо не имеем другой помощницы, кроме тебя, Госпожа. Да не порадуются неправедные враги мои, да не скажут поганые: “Где же бог их, на которого они уповают?”, да будут посрамлены все творящие зло рабам твоим. Так как я раб твой и сын рабы твоей, испроси мне, Госпожа, силу и помощь от святой обители твоей и от Бога моего против моего супостата и нечестивого врага. Воздвигни мне, Госпожа, крепость силы перед лицом врага и вознеси имя христианское перед погаными агарянами».
И призвал он вельмож своих и всех князей Русской земли, бывших под властью его, и сказал им: «Должно нам, братия, сложить головы свои за правую веру христианскую, да не будут захвачены города наши погаными и не запустеют святые Божий церкви, и не будем рассеяны мы по всей земле, да не будут уведены в полон жены и дети наши, да не будем притесняемы погаными во все времена, если за нас умолит Сына своего и Бога нашего пречистая Богородица». И отвечали ему князья русские и вельможи его: «Господин наш русский царь! Обещали мы, служа тебе, жизнь свою отдать, и ныне ради тебя кровь свою прольем, и своею кровью второе крещение примем».
И еще дерзну и не постыжусь поведать о житии нашего царя Дмитрия, да, услышав это, цари и князья научатся так же поступать.
до женитьбы, церковь свою сохранил святому Духу неоскверненной. Очи всегда опускал к земле, из которой и взят был, душу же и ум обращал к небу, где и подобает ему пребывать. И после бракосочетания так же тело в чистоте соблюдал, к греху непричастным. Сбылись на нем слова божественного апостола Павла, который сказал: «Вы — храм Бога живого, говорившего: “Вселюсь в них и в них пребуду”». Царским саном облеченный, жил он по-ангельски, постился и все ночи простаивал на молитве, сну лишь ненадолго предаваясь; вскоре снова вставал на молитву и в такой благости всегда пребывал. Тленное тело имея, жил он жизнью бесплотных. Землею Русскою управляя и на престоле сидя, он в душе об отшельничестве помышлял, царскую багряницу и царский венец носил, а в монашеские ризы всякий день облечься желал. Всегда почести и славу от всего мира принимал, а крест Христов на плечах носил, божественные дни поста в чистоте хранил и каждое воскресение святых таинств приобщался. С чистейшей душой перед Богом хотел он предстать; поистине земной явился ангел и небесный человек.
И прожил он со своей княгиней Авдотьей двадцать два года в целомудрии, и имел с ней сыновей и дочерей, и воспитал их в благочестии. А княжение великое держал, отчину свою, двадцать девять лет и шесть месяцев, и многие славные деяния свершил, и победы одержал как никто другой, а всех лет жизни его было тридцать восемь и пять месяцев. А потом разболелся он и мучился сильно. Но после полегчало ему, и возрадовалась великая княгиня радостью великою, и сыновья его, и вельможи царства его. И снова впал он в еще больший недуг, и стоны охватили сердце его, так что разрывалось нутро его, и уже приблизилась к смерти душа его.
В то же время родился у него сын Константин. И призвал князь к себе княгиню свою, и других сыновей своих, и бояр своих, и сказал: «Послушайте меня все. Вот и отхожу я к Господу моему. Ты же, дорогая моя княгиня, будь детям своим за отца и мать, укрепляя дух их и наставляя все делать по заповедям Господним: послушными и покорными быть, Бога бояться и родителей своих почитать, и страх пред ними хранить в сердце своем во все дни жизни своей». И сказал сыновьям своим: «Вы же, сыны мои, плод мой, Бога бойтесь, помните сказанное в Писании: “Чти отца и мать, и благо тебе будет”. Мир и любовь между собой храните. Я же вручаю вас Богу и матери вашей, и в страхе перед нею пребудьте всегда. Повяжите заветы мои на шею себе и вложите слова мои в сердце ваше. Если же не послушаете родителей своих, то вспомните потом написанное: “Проклятие отца дом детей его разрушит, а вздохи матери до конца искоренят”. Если же послушаете — будете долго жить на земле, и в благоденствии пребудет душа ваша, и умножится слава дома вашего, враги ваши падут под ногами вашими, и иноплеменники побегут пред лицом вашим, избавится от невзгод земля ваша, и будут нивы ваши изобильны. Бояр своих любите, честь им воздавайте по достоинству и по службе их, без согласия их ничего не делайте. Приветливы будьте ко всем и во всем поступайте по воле родителя своего».
И сказал боярам своим: «Подойдите ко мне, да поведаю вам, что совершил я в жизни своей. Старцы — что отцы мне были, средних лет мужи — словно братья, молодые же — как дети. Знаете привычки мои и нрав: при вас я родился, на глазах у вас вырос, с вами и царствовал и землю Русскую держал двадцать семь лет, а от рождения мне сорок лет. И воевал с вами против многих стран, и супротивным страшен был в бранях, и поганых попрал Божьей помощью, врагов покорил, княжество укрепил, мир и тишину на земле водворил. Отчину свою, которую передал мне Бог и родители мои, с вами сберег, чтил вас и любил, под вашим правлением свои города держал и великие волости. И детей ваших любил, никому зла не причинял, ничего силой не отнимал, не досаждал, не укорял, не разорял, не бесчинствовал, но всех любил и в чести держал, и веселился с вами, с вами же и горе переносил. Вы же назывались у меня не боярами, но князьями земли моей. Ныне же вспомните о словах своих, сказанных мне в свое время: “Должны мы, тебе служа и детям твоим, за вас головы свои сложить”. Скрепите их правдою, послужите княгине моей и детям моим от всего сердца своего, в часы радости повеселитесь с ними, а в горе не оставьте их: пусть сменится скорбь ваша радостью. Да будет мир между вами».
И, призвав сначала сына своего старшего, князя Василия, на старейший путь, передал в руки его великое княжение — стол отца его, и деда, и прадеда, со всеми пошлинами, и передал ему отчину свою — Русскую землю. И раздавал каждому из своих сыновей: передал им часть своих городов в отчину, и каждому долю в княжении их, где кому из них княжить и жить, и каждому из них дал по праву его землю. Второму сыну своему, князю Юрию, дал Звенигород со всеми волостями и со всеми пошлинами. Третьему же сыну своему, князю Андрею, дал город Можайск, да другой городок — Белоозеро, со всеми волостями и со всеми пошлинами; это княжение было когда-то Белозерским. Четвертому же сыну своему, князю Петру, дал город Дмитров со всеми волостями и со всеми пошлинами.
в руки истинного Бога девятнадцатого мая, в день памяти святого мученика Патрикия, на пятой неделе после Пасхи в среду, в два часа ночи. Тело его честное осталось на земле, душа же его святая в небесную обитель вселилась.
Когда же преставился благоверный и христолюбивый, благородный князь всея Руси Дмитрий Иванович, озарилось лицо его ангельским светом. Княгиня же, увидев его мертвым на постели лежащего, зарыдала во весь голос, горячие слезы из глаз испуская, нутром распаляясь, била себя руками в грудь. Словно труба, на бой созывающая, как ласточка, на заре щебечущая, словно свирель сладкоголосая, причитала: «Как же ты умер, жизнь моя бесценная, меня одинокой вдовой оставив! Почему я раньше не умерла? Померк свет в очах моих! Куда ушел ты, сокровище жизни моей, почему не промолвишь ко мне, сердце мое, к жене своей? Цветок прекрасный, что так рано увядаешь? Сад многоплодный, уже не даруешь плода сердцу моему и радости душе моей! Почему, господин мой милый, не взглянешь на меня, почему ничего не промолвишь мне, не обернешься ко мне на одре своем? Неужели забыл меня? Почему не посмотришь на меня и на детей своих, почему им не ответишь? На кого ты меня оставляешь? Солнце мое, — рано заходишь, месяц мой светлый, — скоро меркнешь, звезда восточная, почему к западу отходишь? Царь мой милый, как встречу тебя и как обниму тебя или как послужу тебе? Где, господин, честь и слава твоя, где господство твое? Господином всей земли Русской был — ныне же мертв лежишь, никем не владеешь! Многие страны усмирил и многие победы показал, ныне же смертью побежден. И померкла слава твоя, и на лицо твое легла печать смерти. Жизнь моя, как приласкаюсь к тебе, как повеселюсь с тобой! Вместо драгоценной багряницы облачаешься в простые и бедные ризы, не мною расшитую одежду на себя надеваешь, вместо царского венца простым платом голову покрываешь, вместо палаты красной гроб себе приемлешь. Свет мой светлый, почему ты померк? Гора высокая, как ты рушишься! Если Бог услышит молитву твою, помолись обо мне, о своей княгине: вместе с тобою жила, вместе с тобою и умру ныне, юность не оставила нас, и старость еще не настигла. На кого оставляешь меня и детей своих? Не много, господин, нарадовалась я с тобою: вместо радости и веселья печаль и слезы пришли ко мне, вместо утехи — сетование и скорбь мне явились. Зачем родилась и, родившись, прежде тебя почему не умерла, — не видела бы тогда смерти твоей, а своей погибели! Неужели не слышишь, князь, печальных моих слов, неужели не трогают тебя мои горькие слезы? Крепко, господин мой дорогой, уснул, не могу разбудить тебя! С какой битвы пришел ты, истомившись так? Звери земные в норы свои идут, а птицы небесные к гнездам своим летят, ты же, господин, от своего дома без радости отходишь! Кому уподоблюсь и как себя нареку? Вдовой ли себя назову? Не знаю сама. Женой ли себя назову? Лишилась я царя! Старые вдовы, утешьте меня, а молодые вдовы, со мною поплачьте: вдовье горе тяжелее всех у людей. Как восплачу или как воскричу: “Великий мой Боже, царь царей, будь мне заступником! Пречистая госпожа Богородица, не оставь меня, в дни печали моей не забудь меня!”».
И принесли его в церковь святого архангела Михаила, где стоит гроб отца его, и деда, и прадеда, и, отпев его по обычаю, положили его в гроб месяца мая в двадцатый день, на память святого мученика Фалалея. И плакали над ним князья и бояре, вельможи и епископы, архимандриты и игумены, попы и дьяконы, черноризцы и весь народ от мала и до велика, и не было никого, кто бы не плакал, и было не слышно пения в громком плаче. Был тут гость — митрополит трапезундский, грек Феогност, и владыка смоленский Данило, и Савва, епископ сарайский, и Сергий-игумен, преподобный старец, и многие другие; разошлись все, горько плача.
Пятый же сын его, Иван, умер, а шестой сын его, Константин, самый маленький, еще младенец, ибо остался он тогда после отца четырехдневным, седьмой же сын его старший — Данило.
О страшное чудо, братия, удивления исполнено, о видение, приводящее в трепет. Ужас объял всех! Услышь, небо, и поведай земле! Как напишу о тебе и как возглашу о преставлении твоем: от горя душевного язык немеет, уста затворяются, голос пропадает, разум мутнеет, взор меркнет, сила слабеет. Если ж умолкну, заставляет меня язык яснее прежнего говорить.
— Дмитрий, воздух взмутился, и земля тряслась, и люди пришли в смятение. Как назову тот день — день скорби и уныния, день тьмы и мрака, день беды и печали, день вопля и слез, день сетования и горести, день поношения и страдания, день рыдания и возгласов отчаяния, не решаюсь сказать — день погибели! Только и слышал я, как множество людей говорило: «О, горе нам, братья! Князь князей почил, господин властителей умер! Солнце затмевается, луна облаком закрывается, звезда, сияющая на весь мир, к западу грядет».
Скажу, что слово Божье понудило меня писать житие его. И пусть никто не дивится, что дан мне разум, чтобы составить и построить эту речь, ибо Бога имею помощником в похвале святому — Бога Авраама, и Исаака, и Иакова. Бога истинной любви, царя добродетели; ничего не прибавляю от сочинений древних языческих философов, но согласно жизни его слагаю ему правдивые похвалы. Словно в зеркале вижу его, подобного мудрости божественного Писания. Чья еще в мире так же просияла светлая, и славная, и чести достойная жизнь, и чье имя так возвысилось в людях! Прекрасен обликом и чист душою, совершенен умом! О ином ведь слагают сказания для славы, к сложению похвал побуждает дружеская любовь. Великому же этому поборнику благочестия — светлая жизнь его украшение, и предков достоинство.
По словам великого Дионисия: говор воды ветром вызывается и влага земли солнцем иссушается. Ум — властитель чувствам человеческим, в соединении с чувством ум в сердце сад взращивает, сердце же плод ума речью миру возвещает. Так же князь Дмитрий знаменит в роду своем; не удостоились другие родители такое же чадо родить, не достойно и такому дивному чаду от других родителей родиться, но совершилось это по воле всех создателя — Бога. Что могу прибавить к славе его, ибо неизмерима она, словно море, которое полно и без текущих в него рек. И не бывает, чтобы людям в начале жизни хвала была, но некоторым — в среднем возрасте, другим — в старости. Сей же в хвале добродетели все годы жизни своей прожил, сразу благочестивым родился и к славе предков свою славу присоединил. Думаю, что он ничем не уступал пчеле, медоточивые слова изрекая, из словесных цветов соты составляя, чтобы все ячейки сердца сладостью наполнить; разумом слов учителей убеждал и уста философов прозорливостью заграждал. Никто из собеседников не мог уподобиться ему: Божию мудрость в сердце хранил и тайным собеседником Богу бывал, грубых слов в речи избегал, мало говорил, но много смыслил; поступал как подобает царям.
царе. Зависть — это печаль о благе ближнего, рвение же — подобно благому теплу любви, но полно благоизволения и славы. Еще и мудрый сказал, что любящего душа в теле любимого. И я не стыжусь говорить, что двое таких носят в двух телах единую душу и одна у обоих добродетельная жизнь, на будущую славу взирают, возводя очи к небу. Так же и Дмитрий имел жену, и жили они в целомудрии. Как и железо в огне раскаляется и водой закаляется, чтобы было острым, так и они огнем божественного духа распалялись и слезами покаяния очищались. Кто так сед разумом еще не в старости? Ибо и Соломон старостью именует целомудрие, а не седину волос называет. Рвение его к Богу было подобно огню, вырывающемуся из скважины, устрашающему сердце смотрящих на него. Душа же его подобна некоему бремени, и скажу: он словно кормчий благами груженного корабля насколько возможно человеческому существу вместить. Никто не может стать врачом, если прежде не познает причины недуга, ни иконописцем, прежде чем многократно не смешает краски. Многие были царями и князьями лишь по имени, а не по делам. Самуил-пророк предвидел будущее, а Саул был отвержен. Ровоам, сын Соломонов, был царем, а Иеровоам — раб и отступник — тоже царь. Этот же Богом дарованную принял власть, и, с Богом все свершая, великое царство создал и величие престола земли Русской явил. Был он друзьям стеной и опорой, врагам же — мечом и огнем, иссекая нечестивых и сжигая их словно хворост, — легко сгорающий, на уничтожение собранный. Слова Иеремии и Давида к нему применю: «Разве слова мои не подобны огню, — говорил Господь, — или молоту, раскалывающему камень?» и Давида: «Окружили меня, словно пчелы соты, и разгорелись, словно огонь в терновнике».
И как о Павле Варнава проповедать постарался, так и я, худоумный, в похвалу предоблестному господину моему слово произнести захотел. Один вид добродетели и воздержания любил святой. Он сладко ел и красивей Соломона одежды носил, — помня притчу о цветах и птицах, потому что видимость всего сущего под луной преходяща, в торжестве же видимости состоит эта жизнь: что на море, что под облаком, — то же и в жизни. В день же торжества не вспоминают зла. Главное в торжестве — вспомнить Бога. Память же о Боге на два вида разделяется: при разуме — это хвала, при погрешности в правом суждении — хула. Но Бог не объемлем враждою. Не только враждою, но и хвалою. Человеческие же дела объемлемы и тем, и другим — и хвалящим их, и хулящим. Потому подобает, хорошо поняв, хвалить его или, не поняв, молчать.
— Платон и Пифагор. Один благими словами возвещал, другой же почитал за лучшее молчать, потому что
Преподобство твое попросило у нашего художества слово. И мы припадаем к святому Духу, благодати прося — слова во отверзение уст наших, которое не вредит душе, но скорее веселит. Если даст святой Дух говорить, как мы хотим, это дело — не моего умения, но твоей молитвы.
— и мысли, и слова, и дела, — не только левые, но и мнимые правые, за исключением по правильному рассуждению правого. «Бог ведь любовь есть», как мы усвоили из божественных Писаний, из чего следует, что правое — любовь.
Если случится, досаду от возлюбленного нами, любящему нас, претерпите: если любим любящих нас, по Господнему слову, то ведь мытари и грешники то же творят, заимообразно действуя. Мы же не корыстной любовью любим тебя, но истинной. Но жизнь моя строптива, не дает мне беседовать с тобою, как хочется.
Уподобился я семени тому евангельскому, которое пало в терние и было заглушено, и не смогло плода принести, но лишь — сколько ты слышал, столько.
Были три дочери у пиявицы света сего: тщеславие, сребролюбие, влекущее к неправедному богатству, и ненасытное пьянство, чреватое блудом. Но кто же больше, чем он, девственность почтил или бесплодие утвердил? Чьи они — хоромы девственности, написанные заповеди, каковым научившись, он сдерживал члены и девственными быть заставлял, к внутренней красоте обращаясь, от видимого к невидимому, внешнее же угнетая и силу пламени отторгая, тайное же Богу являя? Ведь он только чистых душ жених и бодрствующие души уводит с собою, что с горящими свечами и с большим запасом масла его встречают.
Пустынная и брачная жизнь спорят друг с другом и расходятся, но ни одна из них не одолевает. И кто воспринял честь законной супружеской жизни, а прежде вступления в брак чистоту сохранил, те, по Василию Великому, с Авраамом вводятся в небесные чертоги, — не то, что люди мертвые, прежде смерти скончавшиеся.
был и добр нравом, велик в своем величии, решителен в добродетельных деяниях, пока не почил в покое; в силе своей все обходит вокруг, словно солнце, лучи испуская и всех согревая, кого лучи его достигнут, — таков и он. Без колебаний скажу о нем, что по всей земле пронеслась слава его и в концы вселенной — величие его. Кому уподоблю этого великого князя, русского царя? Придите, любимцы, священнослужители, для слов похвалы — по достоянию похвалить властителя земли! Ангелом ли тебя нареку? Но во плоти ты ангельски прожил. Человеком ли? Но ты выше человеческой природы деяния свершил. Первозданным ли тебя нареку? Но тот, приняв заповедь от создателя, преступил ее, ты же обеты, принятые в святом крещении, в чистоте сохранил. Сифом ли тебя нареку? Но того из-за мудрости его люди богом называли, ты же чистоту сохранил, и был рабом Божьим, и, Божьим престолом обладая, господином земли Русской явился. Еноху ли тебя уподоблю? Но тот переселен был на землю неведомую, твою же душу ангелы на небеса со славой вознесли. Ноем ли тебя назову? Но тот был спасен в ковчеге от потопа, а ты сберег сердце свое от помысла греховного, словно в чертоге, в чистом теле. Евером ли тебя нареку, не приобщившимся столпотворению безумных людей? Ты же столп нечестия разрушил в Русской земле и не примкнул к неразумным народам на пагубу христианам. Аврааму ли тебя уподоблю? Но ты, уподобившись ему верою, в жизни своей намного превзошел его. Прославлю ли тебя, как Исаака, отцом обреченного в жертву Богу? Но ты сам душу свою чистую и непорочную в жертву Господу своему принес. Израилем ли тебя назову? Но тот с Богом в исступлении боролся и духовную лестницу увидел, а ты за Бога сражался с иноплеменниками, с нечестивыми агарянами и с поганой литвою, за святые церкви, христианскую укрепляя веру, как ту духовную лестницу. С Иосифом ли тебя сравню, целомудренным и святым отпрыском, обладавшим Египтом, — ты ведь целомудренным был в мыслях и властителем всей земли явился. Моисеем ли тебя назову? Но тот князем был над одним еврейским народом, ты же многие народы в княжестве своем имел, честью благодарения имя твое во многих странах воссияло.
— Иоанна Богослова, Индийская же земля — Фому-апостола, Иерусалимская — Иакова, брата Господня, Андрея Первозванного — все Поморие, царя Константина — Греческая земля, Владимира — Киевская с окрестными городами, тебя же, великий князь Дмитрий, — вся Русская земля.
Я же, недостойный, не смог твоему правоверному господству по достоинствам сложить похвалу из-за скудости моего разума. Молись же, святой, непрестанно о роде своем и за всех людей, живущих в царстве твоем, ибо там предстоишь, где пажити святых отцов и вечное насыщение. Каково же насыщение более этой радости? Красота раю — пажити, где лицо Божие видится; там песнь поют ангельские хоры, там единение великое с вышними силами, там светлые почести от тяжкого труда освободившимся, там сонм премудрых пророков, там суд апостольский, там бесчисленных мучеников воинства, там исповедники награду свою со рвением приемлют, там благоверные мужи крепостью разума суетные желания сего света подавили, там святые жены добрым нравом своим над мужским полом возобладали, там отроки, которые здесь чистоту сохранили, с ангелами ликуют, там старцы, которых старость сделала слабыми, но сила добрых дел не погубила. И благо есть нам с теми святожителями их радостями насладиться, благодатью и человеколюбием единородного Сына твоего. С ним же ты во благости, с пресвятым и благим и животворящим Духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь.