скучная история чехов смысл

«Скучная история» Чехова

«Около пятисот рассказов написано им, но если уж приводить примеры и хвалить, то непременно следует назвать “Скучную историю”, рассказ, которым я дорожу у Чехова больше всего. Это совершенно необыкновенная, чарующая вещь, во всей литературе не сыскать ничего похожего на нее, — такая она печальная и странная.

Эта история, именующая себя “скучной”, а на самом деле потрясающая, удивительна своим глубочайшим проникновением в психологию старости, тем, что она вложена в уста старика молодым человеком, которому не было еще и тридцати лет. Ее герой, ученый с мировым именем и генеральским чином, “его превосходительство”, в своих излияниях то и дело величает себя: “мое превосходительство”, желая сказать этим: “подумаешь, важность какая!” Ибо, хотя он и стоит куда как высоко на иерархической лестнице, он не утратил способности к критике и самокритике, не оскудел духовно настолько, чтобы не видеть всю смехотворность своей славы и того почтения, которое ему оказывают, и не отчаяться в глубинах своей души, обнаружив, что в его жизни, при всех его заслугах, не было духовного центра, “общей идеи”, что по существу он прожил бессмысленную жизнь, жизнь пропащего человека… Чехов доверяет читателю, пусть тот сам восполнит отсутствующие в рассказе скрытые, “субъективные”, то есть касающиеся авторского отношения к описываемому, элементы, сам догадается о том, какую моральную позицию занимает автор. Творчество Чехова очень полюбилось мне. Его ироническое отношение к славе, его сомнение в ценности и смысле своего труда, неверие в свое величие уже сами по себе полны тихого, скромного величия.

“Недовольство собой, — говорил он, — основа всякого подлинного таланта”. Здесь скромность все же оборачивается самоутверждением. Это означает — будь доволен своим недовольством; тем самым ты докажешь, что ты выше самодовольных и, быть может, даже велик».

Автор

Антон Чехов (1860–1904) — русский писатель, прозаик, драматург. Автор нескольких сотен произведений, многие из которых стали классикой мировой литературы и были переведены более чем на 100 языков.

Содержание

Повесть «Скучная история» имеет подзаголовок «Из записок старого человека» и представляет собой ряд размышлений и воспоминаний главного героя — всемирно известного ученого Николая Степановича. Пытаясь осмыслить свой жизненный путь, он, опытный и мудрый человек, вдруг понимает, что, несмотря на все достижения, признание и почет, в его жизни нет радости и каждый день — это повторение предыдущего дня.

История создания

Чехов в кругу семьи. Лука, Сумской уезд, 1889

«Скучная история» была закончена в сентябре 1889 года и вошла в сборник Чехова «Хмурые люди» (1890). Еще в процессе работы над текстом автор в письме к писателю и критику Алексею Плещееву признался: «Ничего подобного отродясь я не писал, мотивы совершенно для меня новые, и я боюсь, как бы не подкузьмила меня моя неопытность. Вернее, боюсь написать глупость». Позже, когда Плещеев прочтет готовую повесть, он искренне напишет Чехову: «У вас еще не было ничего столь сильного и глубокого, как эта вещь».

«Скучная история» получила много разнообразных откликов в печати. Одни критики называли ее «беллетристически-патологическим этюдом», попыткой писателя-медика проследить за умиранием старческой души, другие же считали повесть «лучшим и значительнейшим из всего, что до сих пор написал господин Чехов». У читателей повесть имела огромный успех.

Смыcл произведения

Мы видим ситуацию, в которой врач сам оказывается в положении больного.

По собственному признанию Николая Степановича, смысл его жизни — в деятельности: «Меня интересует только наука… это самое важное, самое прекрасное и нужное в жизни человека».

Поглощенный наукой, он не обращал внимания на то, что происходит в душах самых близких ему людей и тех, кому он действительно нужен. Рассуждая о своих семейных отношениях, он отмечает: «Я не пророк, но заранее знаю, о чем будет речь. Каждое утро одно и то же».

В своих размышлениях ученый делит свою жизнь на счастливую «в то время» и горестную «теперь». Для героя душа человека — потемки: «Познай самого себя — прекрасный и полезный совет; жаль только, что древние не догадались указать способ, как пользоваться этим советом», — делает вывод ученый.

Он стал равнодушен ко всему, и когда близкий человек — воспитанница Катя — в финале повести просит у него совета, спрашивает, как ей жить дальше, он искренне отвечает: «Я не знаю».

Этот неопределенный, расплывчатый ответ — следствие уныния и равнодушия, которое герой впустил в свое сердце. Именно равнодушие, по Чехову, — причина губительной скуки и бед.

Екклесиаст и «Скучная история»

Исследователи творчества Чехова отмечают близость «Скучной истории» к библейской Книге Екклесиаста, где человек также решает взглянуть на пройденный им путь в конце жизни: И оглянулся я на все дела мои, которые сделали руки мои, и на труд, которым трудился я, делая их: и вот, всё — суета и томление духа, и нет от них пользы под солнцем! Близость смерти заставляет и героя Екклесиаста, и пожилого профессора из «Скучной истории», испытать «томление духа», оценить прожитую жизнь.

В финале Николай Степанович желает, «чтобы наши жены, дети, друзья, ученики любили в нас не имя, не фирму и не ярлык, а обыкновенных людей». Однако для того, чтобы это осуществилось, в жизни героя не находится места главному: любви, вниманию к самой жизни, своей и чужой. Николай Степанович вдруг понимает, что за «наукой» он «проглядел» «внутреннюю жизнь» — и свою, и близких ему людей. В конце повести герой бессильно пытается прорваться из своего всеохватного одиночества к людям, от предчувствия смерти — к жизни, от жалости к самому себе — к жалости к другим. Это стремление и оказывается проявлением той самой мудрости, «в которой много печали».

Манн и Чехов

Немецкий писатель-романист, эссеист, лауреат Нобелевской премии по литературе 1929 года Томас Манн (1875–1955) был большим любителем и внимательным исследователем русской литературы. Среди всех русских писателей автор романов «Будденброки», «Иосиф и его братья» и «Признания авантюриста Феликса Круля» выделял Антона Чехова, отмечая, что его повествовательное искусство «принадлежит ко всему самому сильному и самому лучшему в европейской литературе».

Интересные факты

1. Первоначально повесть называлась «Мое имя и я», что отражало одну из драматических линий произведения. Имя героя всемирно известно. Для всех его имя — синоним счастливой судьбы, достатка и одаренности. Для самого же себя Николай Степанович — обладатель этого имени — безмерно одинок и несчастен.

2. У главного героя повести существовал прототип — профессор медицинского факультета Московского университета Александр Иванович Бабухин. Чехов был его студентом и слушал его лекции.

3. Ряд литературоведов полагает, что обращение Чехова в «Скучной истории» к теме смерти имеет автобиографический импульс. В 1889 году двадцатидевятилетний Чехов пережил эмоциональный кризис, связанный со смертью брата.

4. Существует несколько киноадаптаций «Скучной истории». Одна из последних — канадский фильм 2015 года «Дневник одного старика» (реж. Бернар Эмон).

5. В Сумах, где была написана «Скучная история», с 1960 года действует Дом-музей Антона Чехова.

6. Некоторые литературоведы замечают сюжетную схожесть «Скучной истории» с повестью «Смерть Ивана Ильича» Льва Толстого.

«Я утопаю, бегу к тебе, прошу помощи»

Отрывок из повести Антона Чехова «Скучная история»

Главный герой — профессор Николай Степанович — разговаривает со своей воспитанницей Катей.

Мы оба садимся в уютной комнатке и начинаем разговаривать. Тепло, уютная обстановка и присутствие симпатичного человека возбуждают во мне теперь не чувство удовольствия, как прежде, а сильный позыв к жалобам и брюзжанию. Мне кажется почему-то, что если я поропщу и пожалуюсь, то мне станет легче.

— Плохо дело, моя милая! — начинаю я со вздохом. — Очень плохо.

— Болезнь тут ни при чем, — перебивает меня Катя. — Просто у вас открылись глаза; вот и все. Вы увидели то, чего раньше почему-то не хотели замечать. Слушайтесь же меня, мой дорогой: бросьте все и уезжайте. Поезжайте за границу. Чем скорее, тем лучше.

— Что за вздор! А университет?

— И университет тоже. Что он вам? Все равно никакого толку. Читаете вы уже 30 лет, а где ваши ученики? Много ли у вас знаменитых ученых? Сочтите-ка! А чтобы размножать этих докторов, которые эксплуатируют невежество и наживают сотни тысяч, для этого не нужно быть талантливым и хорошим человеком. Вы лишний.

— Боже мой, как ты резка! — ужасаюсь я. — Как ты резка!
Входит горничная и зовет нас пить чай. Около самовара наш разговор, слава Богу, меняется. После того, как я уже пожаловался, мне хочется дать волю другой своей слабости — воспоминаниям. Я рассказываю Кате о своем прошлом и, к великому удивлению, сообщаю ей такие подробности, о каких я даже не подозревал, что они еще целы в моей памяти. А она слушает меня с умилением, с гордостью, притаив дыхание. Особенно я люблю рассказывать ей о том, как я когда-то учился в семинарии и как мечтал поступить в университет.

Источник

Скучная история чехов смысл

«СКУЧНАЯ ИСТОРИЯ»

Когда А. Н. Плещеев, редактор беллетристического отдела журнала «Северный вестник», ознакомился с рукописью повести Чехова «Скучная история», он поспешил сообщить автору свое мнение: «. у Вас еще не было ничего столь сильного и глубокого, как эта вещь».

А когда в ноябре 1889 г. «Скучная история» появилась в «Северном вестнике», Н. К. Михайловский, до этого считавший Чехова индифферентным писателем, равнодушным к изображаемой им действительности, оценил новую повесть как «лучшее и значительнейшее из всего, что до сих пор написал Чехов». В «Скучной истории» Михайловский почувствовал «авторскую боль», «тоску по общей идее».

В течение весны и лета 1889 г. Чехов напряженно работал над повестью и закончил ее в сентябре того же года, из писем Чехова этого периода мы узнаем о «муках творчества», сопровождавших создание повести. А. С. Суворину Чехов писал 13 октября 1889 г.: «. Написал я повесть 4 1/2 листа; закатил я себе нарочно непосильную задачу, возился с нею дни и ночи, пролил много пота, чуть не поглупел от напряжения. » ( Т. 14, стр. 412.)

Почти теми же словами Чехов характеризует настроение своего героя в последней главе «Скучной истории»: «В Харьков ехать, так в Харьков. К тому же я так равнодушен ко всему, что мне положительно все равно, куда ни ехать, в Харьков, в Париж ли, или в Бердичев».

В Ялте Чехов, несмотря на жару и «скверное, меланхолическое настроение», усиленно работает над повестью. В одном письме он признается: «Очень трудно писать. То и дело приходится переделывать целые страницы, так как весь рассказ испорчен тем отвратительным настроением, от которого я не мог отделаться все лето». ( Т. 14, стр. 396.)

«Муки творчества» заключались не только в преодолении «отвратительного настроения», проникавшего в повесть. Чехов, поставивший перед собой «непосильную задачу», работал над новой в литературе темой, над новым сюжетом. «Ничего подобного отродясь я не писал, мотивы совершенно для меня новые, и я боюсь, как бы не подкузьмила меня моя неопытность». ( Т. 14, стр. 391.)

Встретилась и еще одна трудность: «Чтобы писать записки старого человека, надо быть старым, но виноват ли я, что я еще молод?» ( Т. 14, стр. 403.)

Закончив повесть, взыскательный автор испытывает чувство неудовлетворенности. «История в самом деле скучная, и рассказана она не искусно». ( Там же.)

«Это не повесть, а диссертация. Придется она по вкусу только любителям скучного, тяжелого чтения, и я дурно делаю, что не посылаю ее в «Артиллерийский журнал» ( Т. 14, стр. 402.) Но наряду с этими отзывами о своей повести Чехов отмечает в ней и ряд положительных сторон, главным образом новаторство содержания.

«Мотив затрагиваю новый» ( Т. 14, стр. 399.)

«Она в самом деле дерьмо. Но льщу себя надеждою, что Вы увидите в ней два-три новых лица, интересных для всякого интеллигентного читателя; увидите одно-два новых положения» ( Т. 14, стр. 400.)

Разрабатывая новую в русской литературе тему об идейных, философских исканиях ученого-медика, Чехов опирался на художественный опыт тех предшественников-писателей, которые создали произведения, близкие «Скучной истории» по своему философскому содержанию. И в данном случае можно установить историко-литературную преемственность между писателем-новатором и его предшественниками.

Думается, что в творческую историю «Скучной истории» надо включить такие традиционные источники повести, как «Фауст» Гете, «Ученик» Бурже и «Смерть Ивана Ильича» Л. Толстого.

В письмах Чехова второй половины 80-х годов находим много высказываний о Гете и цитации произведений великого немецкого писателя. О Гете Чехов всегда говорил с большим уважением.

Чехов в своих письмах цитирует «Песню Миньоны» Гете и трагедию «Эгмонт».

Вот эта гетевская антитеза «учености», блестяще охарастеризованная Белинским, легла в основу чеховского противопоставления ученого-искателя его прозектору-педанту.

Чеховский педант явился разновидностью гетевского Вагнера, как и Фауст явился в известной мере прообразом чеховского старого ученого. Важно отметить, что Чехов, характеризуя своего «Вагнера» прозектора, пользуется отдельными образными выражениями, совпадающими с характеристикой у Белинского. В статье Белинского читаем: «. Вагнер ограничен и, как говорится, недалек и пороха не выдумает. Вагнер в науке видит не науку, а свою мысль и свое самолюбие. Он. садится на науку, как на лошадь, зная вперед, куда привезет она его. » ( В. Г. Белинский. Поли. собр. соч. Т. IX. 1955, стр. 182-183.) В повести Чехова прозектор образно характеризуется так: «. это ломовой конь, или, как иначе говорят, ученый тупица. он пороха не выдумает».

Совпадает у Чехова с Белинским еще одна, положительная сторона характеристики этого типа ученого. Белинский считает, что и ограниченные люди могут принести известную пользу науке «эмпирически и фактически», «очищая старые факты и натыкаясь на новые».

Чеховский «Фауст», как и чеховский «Вагнер», имея общие черты с героями Гете, содержит одновременно свои особенности, свои приметы, связанные с другой эпохой, другой национальной почвой.

Другим, после «Фауста» Гете, литературным источником, послужившим творческим стимулом для создания «Скучной истории» как проблемной повести, нам представляется роман Бурже «Ученик» (русский перевод романа печатался в 1889 г. в журнале «Северный вестник»).

Совершенно не случайно, что о Бурже и его романе Чехов часто и пространно говорит в своих письмах к А. С. Суворину (начиная с 7 мая 1889 г.) Бурже Чехову импонировал своей талантливостью, умом и образованностью,- теми качествами, которые высоко ценил Чехов в писателе. Чехов писал: «Бурже увлекателен для русского читателя, как гроза после засухи. «

Создавая свою «Скучную историю», насыщенную философским содержанием и связанную этим содержанием с развитием научной и общественной мысли в России в 80-х годов, Чехов в известной мере использовал и художественный опыт Бурже по созданию проблемного романа.

Пространные рассуждения ученого Сикста, героя «Ученика» Бурже, о науке и философии, показ в этом романе конфликта между научной деятельностью Сикста, его «пси-

Высказывалось вместе с тем мнение о большой оригинальности автора «Скучной истории», у которого было достаточно собственного материала, и потому в помощи он не нуждался.

В советском литературоведении тоже высказывались утверждающие и отрицающие суждения о влиянии «Смерти Ивана Ильича» на «Скучную историю». Советских авторов интересовала не столько проблема влияния, сколько проблема мировоззрения, выдвинутая в «Скучной истории».

Но в идейном замысле двух сравниваемых произведений находим глубокое различие. А. Толстой решает вопрос о смысле жизни в религиозно-философском плане, в проповеди любви и всепрощения, а Чехов решает тот же вопрос в социально-философском аспекте, в утверждении необходимости для «живого» человека передового мировоззрения и широкой общественно-полезной деятельности.

Почему Чехов избрал для «Скучной истории» тему об ученом-медике, о его «тоске по общей идее»? Конечно, не только и не столько потому, что сам писатель был врачом и область медицины ему была хорошо знакома. Этот выбор темы и героя диктовался самой жизнью, в частности состоянием медицинской науки в тот период.

Чтобы раскрыть специфические особенности содержания «Скучной истории», необходимо совершить краткий экскурс в историю естественно-научной и медицинской мысли во второй половине XIX столетия.

Выступивший позднее Герцена Ф. Энгельс в своей классической «Диалектике природы», характеризуя хо,, развития естественных наук, говорил о значении теоретического мышления для преодоления эмпиризма в естествознании.

Теоретическое естествознание, отмечал Энгельс, при обобщении научных результатов должно стать системой материалистического познания природы.

В качестве характерной иллюстрации к суждениям Герцена, Энгельса, Ленина о естествознании следует привести один пример из истории русской науки. В 1885 г. вышел в свет «Курс общей и экспериментальной патологии» профессора В. В. Пашутина. В этом труде крупного русского ученого сказалась прежде всего неудовлетворенность современным состоянием медицины, представители которой, по словам В. В. Пашутина, зарылись в фактический материал., в детали явлений, стали простыми регистраторами фактов и явлений. Они не стремились отыскать нить, связывающую в единое целое груду фактов, превратившихся вследствие недостатка обобщений в балласт, тормозящий развитие^ науки. В. В. Пашутин подчеркивал: «Недостаточное развитие этого обобщающего, философского направления представляет самую слабую сторону современной медицинской науки». ( В. В. Пашутин. Курс обшей и экспериментальной патологии Т. 1. Ч. 1. Спб., 1885, стр. 38.)

Для того, чтобы преодолеть это отставание науки, по мнению Пашутина, недостаточно одного анализа различных явлений в деталях, необходимо «отвечать на общие., широко поставленные вопросы», нужны «философские полеты ума» ученых, чтобы превратить «существующий фактический материал в одно гармоническое целое».

История естествознания и медицины в России свидетельствует о том, что отдельные выдающиеся русские ученые выходили за пределы эмпирического материала своей науки в область теоретического, философского мышления и достигали в этом направлении крупных успехов. Если взять вторую половину XIX века, то особенно плодотворно работали для развития теоретического естествознания и теории медицины такие русские ученые, как Сеченов, Боткин, Мечников, Пашутин, Павлов и другие.

Историки русской науки отмечают, что в деятельности названных ученых поражают научная эрудиция, глубокий аналитический ум и особенно сила синтетической, обобщающей мысли. Эти качества позволили ученым сделать в области естественных наук и медицины ряд открытий первостепенной важности и обогатить научно-философскую мысль. К сожалению, все эти ученые не поднялись до диалектического материализма, но> их плодотворная научная деятельность в значительной степени способствовала развитию материалистических идей в России.

Начиная с 60-х годов в России установился тесный контакт между представителями теоретического естествознания и деятелями передовой социально-политической мысли. Общеизвестна большая роль естествознания в формировании материалистического мировоззрения русских революционеров-демократов. С другой стороны, деятельность отдельных ученых идейно обогащалась борьбой революционной демократии с реакцией, косностью, невежеством.

Яркой фигурой русского теоретического естествознания был также И. И. Мечников. Мечников, обогативший своими исследованиями естественно-научную и медицинскую мысль, не ограничивался разработкой эмпирического материала. Весь творческий путь этого великого русского ученого сопровождался поисками «рационального мировоззрения», закончившимися итоговой научно-философской работой «Сорок лет искания рационального мировоззрения».

Стоя на позициях естественно-научного материализма Мечников, как и другие русские ученые его эпохи, не смог перейти к материализму диалектическому и историческому. Но его напряженная борьба с идеализмом в науке, в философии (он, например, выступал в печати против философии Л. Н. Толстого) имела большое значение в развитии материалистического мировоззрения.

Все приведенные выше факты, характеризующие научную жизнь России во второй половине XIX столетия, проливают свет на специфическое содержание «Скучной истории». Это произведение насыщено теми вопросами, которые волновали умы русских ученых в 80-е годы.

Но в конце жизни старый профессор стал остро ощущать большую неудовлетворенность своей деятельностью. Он почувствовал, что его научная жизнь не воодушевлялась «обшей идеей», что в его научной работе не было, выражаясь словами Пашутина, «философского полета ума»; ученый не смог выработать цельного философского мировоззрения, которое помогло бы ему осмыслить и свою научную деятельность и свое отношение к окружающей жизни.

Автор «Скучной истории» поставил вопрос о необходимости четкого, цельного, последовательного мировоззрения для любого специалиста, для каждого человека. На oсобственном! жизненном опыте Чехов убедился, как трудно, невозможно жить без такой «общей идеи»; в его письмах второй половины 80-х годов находим сетования на отсутствие у него устойчивого мировоззрения. В объективном содержании образа героя «Скучной истории» есть и субъективный элемент, авторская исповедь.

У профессора не было четких общественно-политических убеждений. Чехов пользуется для характеристики политического облика героя выразительным штрихом: в молодости Николай Степанович был другом Пирогова, Некрасова и Кавелина. Пирогов, по-видимому, был для него идеалом ученого-общественника; дружба с Некрасовым характеризовала демократические симпатии молодого ученого-«шестидесятника», но наряду с революционером-демократом Некрасовым в числе друзей Николая Степановича был и либерал Кавелин. Это свидетельствует об эклектичности и непоследовательности политического мировоззрения профессора. Но вместе с тем в этом сказалась также известная аполитичность самого автора, который недостаточно разбирался в политических оттенках мышления и деятельности отдельных ученых. Чехов говорил в своих письмах этого периода, что для него не представляют интереса консервативные или либеральные убеждения человека.

На торжественном праздновании 40-летия деятельности: академика В. М. Бехтерева юбиляр произнес знаменательные слова, характерные для ученого-общественика: «Жизнь требует, чтобы мы шли со своим народом; кто не понимает этого и не следует по этому пути, того она выбрасывает за борт». ( Чл.-корр. АН СССР В. П. Осипов. Бехтерев. 1947, стр. 50.)

Эти слова отражают закономерность судьбы ученого, оторвавшегося от народа. Так и получилось со старым профессором из «Скучной истории».

Так осуществилась преемственность идейной проблематики «Скучной истории» и «Чайки», написанных в различные периоды творческой биографии Чехова: показана в различных художественных вариантах общность судьбы талантливого ученого и талантливого писателя, оторвавшихся от жизни, от народа. Академический аристократизм, оторванность от жизни духовно опустошили ученого, ограничили его кругозор, и он оказался в тупике; не умея найти большие цели, он не смог построить ни свою жизнь, ни ответить Кате, своему молодому другу, на вопрос, что ей делать в жизни.

Таким образом, Чехов показал в повести несостоятельность человека, лишенного «общей идеи», не только в области творческой деятельности, но и во всех сферах жизни. Это было главной творческой задачей автора «Скучной истории».

В понятии «общая идея» тоже сказалось «знамение-времени»; вот почему этим понятием пользовались чуткие летописцы эпохи 80-х годов-Шелгунов, Чехов, Андреевич.

В одном письме Чехова 1901 г. читаем: «. человек должен постоянно, если не вылезать, то выглядывать из своей раковины, и должен он мудрствовать всю свою жизнь, иначе то уже будет не жизнь, а житие». ( Т. 19, стр. 51.)

Чехов прославляет жизнь и осуждает житие и в повести «Скучная история». Герой повести, понявший неполноценность своей деятельности и не нашедший смысла жизни, теряет почву под ногами, теряет признак «живого» человека, он ощущает приближение смерти. Именно в этом страшная трагедия старого ученого, жизнь которого превратилась в «скучную историю», а не в его физических недугах. И все же старый профессор, страдающий, ищущий, глубоко любящий науку, оптимистически заглядывающий в будущее, более «живой» человек, чем окружающие его коллеги: прозектор, докторант и филолог.

Для характеристики внутреннего мира своего героя Чехов удачно выбрал форму интимного дневника героя. Сам автор правильно указывал на обусловленность формы произведения содержанием личности героя. А. Н. Плещееву Чехов писал: «Самое скучное в нем, как увидите, это длинные рассуждения, которых, к сожалению, нельзя выбросить, так как без них не может обойтись мой герой, пишущий записки. Эти рассуждения фатальны и необходимы, как тяжелый лафет для пушки. Они характеризуют и героя, и его настроение, и его виляние перед самим собой». ( Т. 14, стр. 405.)

Чехов, избрав для своей «Скучной истории» форму дневника героя, творчески использовал опыт Лермонтова (в его «Журнале Печорина»), впервые блестяще применившего в русской литературе интимные записки героя для изображения внутреннего мира сложного человеческого характера.

В рассуждениях героя «Скучной истории» ощущаются субъективные нотки; их уловили такие чуткие читатели, как Плещеев и Михайловский, причем Плещеев правильно указал, что эти нотки не вредят объективному материалу повести.

Чехов безуспешно пытался уверить своих современников, что этих ноток в повести нет. Суворину Чехов писал: «Если я преподношу Вам профессорские мысли, то верьте мне и не ищите в них чеховских мыслей». ( Т. 14, стр. 417.)

Еще В. Г. Белинский убедительно доказывал, что названия «объективный» и «субъективный» поэт, как разделяющие одно и то же творчество на две резкие, не существующие половины, должны быть изгнаны из теории литературы. В статье «Векфильдский священник» (1847) Белинский писал: «Все произведения поэзии, больше или меньше, субъективны, т. е. все они высказывают внутренний мир автора, который напрасно бы старался утаить свои задушевные мысли и чувства. Внимательный читатель узнает творца при всей видимой его скрытности. «

В то же время надо подчеркнуть, что в характере героя «Скучной истории» заключен прежде всего ценный объективно-конкретный материал, показывающий существенные стороны интеллигентного «восьмидесятника». В образе Николая Степановича обобщены типические черты, характерные для многих представителей русской медицины и «растерянной интеллигенции» 80-х годов, причем типическое в характере героя искусно связано с индивидуальными особенностями его натуры.

Мастерство Чехова, создателя живых человеческих характеров, проявилось и в «Скучной истории». Образ Николая Степановича раскрыт всесторонне, многогранно: он представлен и как индивидуальная личность, и как типический характер, показан в научной деятельности, в личной жизни, в семейных отношениях; автор знакомит читателя также с философскими суждениями, эстетическими интересами и литературными вкусами своего героя.

Рисуя своего героя, раскрывая черты его характера, показывая особенности его быта и деятельности, Чехов пользуется экономными художественными средствами. Читатель ;не ощущает ничего лишнего в характеристике героя, и в «Скучной истории» сказался выразительный лаконизм писателя. Чехов умеет отобразить такие характерные факты, детали, штрихи, которые в совокупности создают цельное впечатление о личности и жизни героя, об окружающей его среде.

Даже среди тех, кто, окончив семинарские бурсы, стали священниками, были «исключения», но менее крупного калибра. Некоторые авторы, говоря об общественном движении 60-х годов, отмечают, что к этому движению были причастны и отдельные молодые священники; они заучивали наизусть стихи Михайлова и переписывали «Что делать?» Чернышевского. На этот, совершенно исчезнувший впоследствии тип либерального духовенства, обрушились в начале 70-х годов жестокие гонения со стороны. «святейшего» синода. Да и реакционно настроенные литераторы не проходили мимо этой фигуры. Так, князь Мещерский, преследовавший в своих памфлетах «гидру российского нигилизма», не раз выводил на сцену молодого папа как инициатора или соучастника различных «либеральных злоумышлении».

Многие из «бурсаков материалистической натуры» (по выражению Помяловского) после окончания духовной семинарии не захотели быть священниками и продолжали свое образование в Медике-хирургической академии или в университете, на медицинском факультете и на естественном отделении физико-математического факультета.

Таким «бурсаком материалистической натуры» был М. Я. Мудров, выдающийся русский ученый, один из зачинателей отечественной медицины. Родился он в семье бедного священника, учился в Вологодской духовной семинарии, по окончании которой поступил на медицинский факультет Московского университета. В 1801 г. Мудров блестяще окончил университет. ( И. М. Гейзер. Матвей Яковлевич Мудров. Журнал «Медицинская сестра», Медги, 1956 г.)

О выдающихся способностях профессора Мудроза в области диагностики и терапии упоминает Л. Н. Толстой в романе «Война и мир», в том месте, где рассказывается о болезни Наталии Ростовой и где дается такая справка о лечивших ее врачах: «Метивье и Феллер не поняли, а Фриз понял, и Мудров еще лучше определил болезнь».

Известно, далее, что крупный деятель русской медицины XIX века В. В. Пашутин был сыном священника и по окончании духовной семинарии поступил в Петербургскую медико-хирургическую академию. Выдающийся физиолог-академик И. П. Павлов был также выходцем из духовной среды.

Таким образом, можно считать, что биография героя «Скучной истории», обучавшегося в духовной семинарии, а затем на медицинском факультете университета и ставшего впоследствии знаменитым ученым, была характерной для ряда крупных русских деятелей науки того времени.

Не случайной является и такая деталь в научно-педагогической деятельности героя «Скучной истории», как лекторское мастерство.

Будучи студентом-медиком, Чехов имел возможность хорошо изучить выдающиеся лекторские способности профессора-терапевта Захарьина; впоследствии Чехов, вспоминая лекции Захарьина, называл их «оперой». Кроме того, Чехов-медик, по всей вероятности, знал о замечательном искусстве таких лекторов, как Сеченов и Боткин.

Ученики этих профессоров (Шатерников, Самойлов, Пашутин, Сталь и др.), сами ставшие позднее профессорами» вспоминали лекции своих учителей, богатые и глубокие по научному содержанию, логически стройные, простые и ясные при изложении самых трудных разделов науки. По сообщению мемуаристов, сила лекции заключалась в увлекательной манере открывать новые области научных знаний, широкие горизонты и перспективы научной мысли, возбуждать мысль слушателей и знакомить их с методикой научного исследования. Сеченов и Боткин, подлинные ученые с «философским полетом ума», выступали как новаторы, демонстрировавшие силу своей аналитической и синтетической мысли, смело выдвигавшие гипотезы, убеждавшие своей научной аргументацией и логичностью. Эти качества лекций Сеченова и Боткина поражали умы слушателей и запоминались на целые десятилетия.

Думается, что личные впечатления Чехова от лекций Захарьина, а также осведомленность о лекторском мастерстве Сеченова и Боткина (о Боткине Чехов говорил в своих письмах как о крупном ученом) дали писателю ценный материал для характеристики лекторского искусства знаменитого ученого-героя «Скучной истории».

Читающие лекции в высших учебных заведениях и сейчас с большим интересом и пользой для себя прочтут те страницы повести Чехова, где писатель раскрывает особенности хорошей университетской лекции.

Чехов точно и образно характеризует положение университетского лектора: «Каждую минуту я должен иметь ловкость выхватывать из этого громадного материала самое важное и нужное и так же быстро, как течет моя речь, облекать свою мысль в такую форму, которая была бы доступна разумению гидры и возбуждала бы ее внимание, причем надо зорко следить, чтобы мысли передавались не по мере их накопления, а в известном порядке, необходимом для правильной компоновки картины, какую я хочу нарисовать.

Чехов, говоря о лекторском мастерстве Николая Степановича, обратил внимание на характерную особенность мастерства: в процессе напряженного творческого труда появляется вдохновение, доставляющее большую радость.

«Никакой спор, никакие развлечения и игры никогда не доставляли мне такого наслаждения, как чтение лекций. Только на лекции я мот весь отдаваться страсти и понимал, что вдохновение не выдумка поэтов, а существует на самом деле».

Культ науки у Николая Степановича переходит в фетишизацию науки, он преувеличивает ее роль в решении социальных вопросов. Он обвиняет своих современников в том, что все затруднительные вопросы, имеющие более или менее общественный характер.(например, переселенческий), сии решают благотворительными подписными листами, но не путем научного исследования. Прав Николай Степанович (и Чехов), выступая против филантропии как паллиатива в решении острых социальных вопросов, но и тот путь, который он предлагает для решения вопросов, имеющих: важный общественный характер, является социально-ограниченным и паллиативным.

Николай Степанович показан в повести знаменитым ученым-медиком. В суждениях о медицине он, энтузиаст своей науки, затронул важный вопрос об ограниченных возможностях терапии. «Мои товарищи терапевты, когда учат лечить, советуют «индивидуализировать каждый отдельный случай». Нужно послушаться этого совета, чтобы убедиться, что средства, рекомендуемые в учебниках за самые лучшие и вполне пригодные для шаблона, оказываются совершенно негодными в отдельных случаях».

Это суждение о терапии несколько позднее развил и подкрепил примерами В. Вересаев в «Записках врача». Писатель, признававший успехи медицины во многих отношениях, веривший в ее блестящее будущее, все же приходил к горькому выводу: «При теперешнем несовершенстве теоретической медицины практическая может быть только искусством, а не наукой». Поэтому настоящим врачом, по мнению автора «Записок врача», при современном состоянии медицинской науки может быть только талант с его особенной творческой интуицией, которая возмещает недостатки познания организма.

Принцип индивидуального врачевания, который выдвинул еще в начале XIX века профессор Мудров («врачевание не состоит ни в лечении болезни, ни в лечении причин. врачевание состоит в лечении самого больного»), был на протяжении всего XIX века основным принципом медицинской теории и врачебной практики; основополагающее значение этого принципа остается в силе и в настоящее время.

Чехов, писатель-врач, знаток медицины и ее возможностей, ввел этот принцип как существенную деталь в специфическое «медицинское» содержание своей повести.

Только в конце своей жизни Николай Степанович понял значение для ученого «общей идеи»: «В моем пристрастии к науке, в моем желании жить. в стремлении познать самого себя, во всех мыслях, чувствах и понятиях, какие я составляю обо всем, нет чего-то общего, что связывало бы все это в одно целое. А коли нет этого, то, значит, пет и ничего».

Подчеркивается значение цельности мировоззрения и в. «Скучной истории». Старый ученый скорбит о том, что-каждое чувство и каждая мысль живут в нем особняком,: и во всех его суждениях о науке, театре, учениках нет объединяющей их в одно стройное целое «общей идеи». «А коли нет этого, то, значит, нет и ничего».

для человека, не вооруженного передовым научным мировоззрением.

Пессимистическим настроениям отдает дань и старый ученый. В минуты тяжелых душевных настроений он цитирует слова «знаменитого» Аракчеева: «Все хорошее в свете не может быть без дурного, и всегда более худого, чем хорошего». И после этого ученый делает вывод: «То есть все гадко, не для чего жить. «

Здесь пессимистические настроения Чехов удачно связывает с «миросозерцанием» Аракчеева, идеолога рабства. Чехов тем самым подчеркнул, что пессимистическая философия превращает человека в раба, не способного бороться с враждебными обстоятельствами и вызываемыми ими настроениями за жизнь светлую, радостную, достойную человека. Так и в сознание старого ученого, обезоруженного отсутствием «общей идеи», врываются пессимистические настроения, «аракчеевские», рабские мысли.

Важно отметить, что образ Николая Степановича показан Чеховым в развитии. В художественной ткани «Скучной истории» имеются конструктивные элементы, по которым можно восстановить биографию героя в ее главных этапах, с характерными для каждого этапа идеологическими и психологическими особенностями.

Новая линия поведения стала проявляться у Николая Степановича в более активных реакциях на отдельные жизненные явления: «Я и ненавижу, и презираю, и негодую, и возмущаюсь, и боюсь».

Активизация отношения к жизни у Николая Степановича проявлялась, между прочим, и в том, что он, прежде молча терпевший присутствие в семье ненавистного; ему пошляка Гнеккера, стал отпускать по его адресу колкости, заставлявшие краснеть жену и дочь.

Все эти «точно» в рассуждении Николая Степановича свидетельствуют о том, что его новая мысль не пришла к определенным социально-логическим выводам.

Уже в «Скучной истории» начинает звучать тот философский мотив, который выразил великий предшественник Чехова Гете в конце «Фауста»:

Лишь тот достоин жизни и свободы, Кто каждый день за них идет на бой!

Смерть не дала возможности Николаю Степановичу перестроить свою жизнь на новых началах. Наметившийся идейный перелом не получил завершения. Но перед смертью, в минуты душевного просветления, ученый начинает понимать, что пессимизм порочен; всей своей натурой иска

теля он рвется вперед, в будущее, пессимистическим настроениям противопоставляет веру в прогрессивное развитие науки, общества. Он говорит: «Я далек от того, чтобы восторгаться современностью, но ведь надо быть объективным, насколько возможно справедливым. Если теперь нехорошо, если настоящее несимпатично, то прошлое было просто гадко».

Так сквозь мрачный колорит «Скучной истории» прорывается могучее жизнеутверждающее начало, заложенное в социальном оптимизме Чехова.

Скупыми, но весьма выразительными штрихами обрисован Николай Степанович в семейных отношениях.

В разнообразном и богатом содержании «Скучной истории», посвященной преимущественно вопросам науки и; мировоззрения, видное место занимает тема искусства.

Используя материал этой темы для характеристики разносторонних интересов старого ученого, Чехов включил в рассуждения «Николая Степановича об искусстве и сваи заветные мысли о литературе и театре, которые волновали его в годы перелома. Кроме того, музыкально-эстетический материал в повести использован автором для постановки некоторых важных вопросов жизни.

Такова разнообразная функция темы искусства в повести Чехова.

В противоположность своему прозектору, читающему только труды по медицине, Николай Степанович читает французских и русских писателей, работы по искусству и социологии.

В отзывах об искусстве старый ученый выражает оригинальные суждения, в которых многое перекликается с эстетическими вкусами автора повести.

Когда читаешь это место в «Скучной истории», то припоминаются эпистолярные высказывания Чехова о современной ему литературе. Чехов, высоко ценивший французскую литературу («Франция чудесная страна и писатели у нее чудесные»), говорил о своей большой любви к таким русским писателям-современникам, как Л. Толстой, Гаршин, Короленко, а всех остальных писателей, включая и себя, называл просто «артелью» восьмидесятников, не представляющей большого литературного интереса. Наверное, с этой мыслью об «артели» восьмидесятников связана оценка в «Скучной истории» современной литературы как «кустарного промысла», существующего для того, чтобы его поощряли, но неохотно пользовались его изделиями.

Николай Степанович, говоря о литературных новинках, которые он прочитал в последние годы, не может ни одну из них назвать замечательной, похвалить без «но»: «Умно, благородно, но не талантливо; талантливо, благородно, ноне умно; или, наконец, талантливо, умно, но не благородно»..

Объясняя причину предпочтения французских авторов: русским писателям, Николай Степанович выражает свой

В этом credo Чехова, так непосредственно’ выраженном в «Скучной истории», отражено верное понимание специфических особенностей творческой деятельности писателя. Чехов, развивая свою мысль о свободе творчества, заставляет героя повести провести аналогию между искусством и наукой, подчеркнув, что самостоятельность, чувство свободы и личная инициатива в науке не меньше нужны, чем в искусстве. Другими словами, перечисленные качества являются характернейшими признаками творческой деятельности человека в любой области; без этих предпосылок творчество вообще невозможно.

Заслуживает внимания высказывание Николая Степановича о классиках. Он упрекает студентов в том, что они охотно поддаются влиянию писателей новейшего времени, даже не лучших, я совершенно равнодушны к таким классикам, как Шекспир, Марк Аврелий, Эпиктет, Паскаль;

по мнению ученого, в этом сказались неумение студентов отличить большое от малого и их житейская непрактичность.

Значительны высказывания чеховского героя о современном театре, в которых тоже много субъективных ноток.

Повесть лишний раз убеждает, как хорошо знал Чехов специфику театрального’ искусства и как хорошо он понимал дурные стороны современного ему буржуазного театра. В высказываниях Николая Степановича затронуты и, существенные вопросы театрального искусства и мелочи театрального быта. Некоторые суждения о театре в «Скучной истории» предвосхищают, мысли К. С. Станиславского, создавшего в конце XIX века новый, «художественно-общедоступный» театр. К таким суждениям надо отнести жалобы Николая Степановича на низкопробный репертуар, состоящий из нелепых пьес, на дурные традиции и предрассудки в актерской среде, на отсутствие творческой дисциплины у актеров, на неумение держать себя на сцене и т. п. По указке автора Николай Степанович обратил внимание даже на такие «мелочи», как порядок в фойе, в коридорах, на вешалке, в антрактах. Туг предвосхищается мысль Станиславского о том, что театр начинается с вешалки.

Нельзя согласиться с млением Николая Степановича о комедии «Горе от ума» как о скучней пьесе. В данном случае никак нельзя отождествлять профессорскую мысль С авторской. Возможно Чехов такой трактовкой классического произведения Грибоедова хотел подчеркнуть непоследовательность взглядов профессора на классическое искусство и парадоксальность брюзжащего старого ученого, зашедшего слишком далеко’ в своей критике репертуара современного театра.

Чехов, конечно, разделял убеждение Николая Степановича о необходимости сценического реализма, правдивой трактовки на сцене важных жизненных явлений.

В «Скучной истории» Чехов высказал свое мнение и о статьях по искусству. Николай Степанович ополчается против них. Его неприятно поражают в этих статьях необычайная важность, игривый тон, фамильярное обращение с иностранными авторами, «переливание из пустого в порожнее». Эта критика Чеховым статей по искусству заставляет вспомнить созданный им позднее сатирический образ профессора-«искусствоведа» Серебрякова, который писал работы по искусству, ничего в нем не понимая.

Николай Степанович отмечает в литературоведческих статьях грубое отношение авторов друг к другу и беспринципность: «Друг к другу и к тем писателям, которых они критикуют, относятся они или излишне почтительно, не щадя своего достоинства, или же, наоборот, третируют их. » В этом высказывании, кроме объективной истины, сквозит и «авторская боль» Чехова, испытавшего много огорчений от чтения пошлых критических статей о своем творчестве.

Статьи по искусству Николай Степанович (как и Чехов-врач) противопоставляет работам врачей и естествоиспытателей с их скромностью и джентльменски покойным тоном.

Не в этом ли отношении Чехова к литературно-критическим статьям кроется причина того факта, что автор «Скучной истории» противопоставляет положительному ученому-медику поверхностного ученого-филолога?

Особое место отводится в «Скучной истории» музыкальному искусству. Музыка используется Чеховым как важный момент характеристики героев, а отдельные музыкальные образы имеют в повести глубокий философский «подтекст».

Старый ученый в своих записках рассказывает о домашних концертах. Дочь Лиза, обучающаяся в консерватории, и ее подруги играют на рояле, пробуют голоса. Около рояля стоит возлюбленный Лизы, Гнеккер, и слушает, принимает участие в разговоре о музыке. «Барышни и Гнеккер говорят о фугах, контрапунктах, о певцах и пианистах, о Бахе и Брамсе. «

В «Скучной истории» хороню прожитая человеческая жизнь сравнивается с «красивой, талантливо исполненной композицией», имеющей удачный финал. Университетский лектор-мастер сравнивается с хорошим дирижером, который, «передавая мысль композитора, делает сразу двадцать дел: читает партитуру, машет палочкой, следит за певцом, делает движение в сторону то барабана, то валторны и пр.».

В «Скучной истории» «контрапункты» показаны прежде всего в музыкальных эпизодах повести. Жена профессора устраивает домашние концерты не из любви к музыкальному искусству, а потому, что так принято в «благородных» семьях, потому что эти концерты служат своеобразной приманкой для женихов дочери. Когда гости говорят о музыке, она, «боясь, чтобы ее не заподозрили в музыкальном невежестве, сочувственно улыбается им или бормочет: «Это прелестно. Неужели. Скажите. «

С апломбом ведет себя на домашних концертах Гнеккер, человек, чуждый искусству. Профессор это сразу почувствовал: «Слишком уж кажутся мне подозрительными его авторитет и то достоинство, с каким он стоит около рояля и слушает, когда кто-нибудь поет или играет».

Николай Степанович в своих размышлениях о Гнеккере провел удачную социальную аналогию: «Богатые люди имеют всегда около себя приживалов; науки и искусства тоже». Действительно, трудно себе представить более разительный «контрапункт», чем тонкое музыкальное искусство и «приживал» в искусстве, пошляк Гнеккер!

Фуги и контрапункты, упоминаемые Чеховым, превращаются в музыкально-философские образы, передающие сложность и противоречивость жизни, недоступные пониманию ограниченного человека, поверхностно воспринимающего ее, ушедшего от широкой, многообразной жизни в узкий мирок своей специальности.

Музыкальные образы с глубоким философским «подтекстом» в «Скучной истории» свидетельствуют о «полифоничности» художественного мышления и творческого метода Чехова, глубоко проникавшего в сложное, многогранное и противоречивое содержание жизни и отражавшего жизнь во всей ее противоречивой многосторонности.

Разнообразные «контрапункты» в жизни отмечал наблюдательный Чехов также в своих письмах и в записных книжках.

Несколько примеров из записных книжек Чехова:

«Действующее лицо так неразвито, что не верится, что оно было в университете».

«На его великолепное, чистое, широкое чувство ответили так мелко».

«Дурная, а детей научила хорошему».

«Чем культурнее, тем несчастнее».

«У бедных просить легче, чем у богатых».

Л. А. Авиловой Чехов писал: «Вы пишете, что у меня необыкновенное уменье жить. Может быть, но бодливой корове бог рог не дает. Какая польза из того, что я умею жить, если я все время в отъезде, точно в ссылке. Я тот, что по Гороховой шел и гороху не нашел, я был свободен и не знал свободы, был литератором и проводил свою жизнь поневоле не с литераторами» ( Т. 18, стр. 84.).

В связи с этими жизненными «контрапунктами», замеченными Чеховым, вспоминается одно высказывание М. Горького того же периода, когда было написано Чеховым письмом к Авиловой: «Да, жизнь, когда она не психологическая выдумка, мудреная штука». ( М. Горький. Собр. соч. Т. 18, стр. 139.)

Откуда, как разлад возник? И отчего же в общем хоре Душа не то поет, что море, И ропщет мыслящий тростник?

Удивительный факт: Чехову, точно и убедительно рисовавшему физическое состояние и психологию больного, умирающего старика, было всего 29 лет! Это чудо литературного искусства можно объяснить двумя причинами: художнической интуицией гения и медицинским образованием писателя.

В конце повести Чехов заставляет своего героя в последний раз вернуться к мотиву «мое имя и я».

Полная безысходной тоски, Катя уходит от Николая Степановича. «Я молча провожаю ее до дверей. Черное платье в последний раз мелькнуло, затихли шаги. Прощай, мое сокровище!»

Элегический финал написан Чеховым музыкально, он звучит как реквием, столько в нем настроения! Он передает и безнадежность положения умирающего человека, и глубоко скорбное состояние бесприютной Кати, и лирическое прощание героя-неудачника со своим единственным другом.

Интересны отдельные детали в психологическом содержании «Скучной истории».

Когда в страшную «воробьиную» ночь Николаю Степановичу показалось, что он умирает, его тяжелые «предсмертные» переживания прервала жена, неожиданно вошедшая с сообщением о болезни дочери. Очень довольный тем, что кончилось его мучительное одиночество, он сразу забыл о своем тяжелом состоянии и охотно согласился подняться наверх к дочери, хотя сам еле держался на ногах.

В этой ночной сцене есть еще одна любопытная ситуация. Когда отец появился в комнате больной дочери, Лиза бросилась с рыданием к нему на шею: «Папа мой добрый. папа мой хороший. Крошечка мой, миленький. Я не знаю, что со мной. Тяжело». «Она обнимает меня, целует и лепечет ласкательные слова, какие я слышал от нее, когда она была еще ребенком».

Взрослая дочь, такая уже далекая отцу, в минуту страха перед неведомой болезнью, превращается в маленького ребенка, ищущего спасения у отца.

Прозектор в первой главе повести показан как ученый.. в научной обстановке, в своих университетских занятиях. Дополняет характеристику прозектора Чехов в четвёртой главе, когда приходит к Николаю Степановичу проведать больного товарища. Чехов пользуется этим эпизодом, чтобы показать прозектора с «человеческой» стороны. Оказывается, что и в другой, неслужебной обстановке, у больного коллеги, прозектор остается все тем же сухим педантом, не проявляет никаких подлинно человеческих качеств. А ограниченность духовных интересов прозектора, отмеченная уже в первой главе, получает дополнительную характеристику в четвертой: он старается развлекать больного. Николая Степановича нудными научными новостями, изложенными длинно и книжно, и молчаливо осуждает разговоры обедающих о музыке как недостойные серьезных людей.

Первая встреча читателя с филологом происходит зимой, в уютной комнатке Кати, где гостями у нее были: Николай Степанович и Михаил Федорович. Последний, как всегда, шутил, балагурил, рассказывал анекдоты из университетской жизни, раскладывал пасьянс. Когда Николай Степанович собрался уходить, филолог попросил разрешения у Кати посидеть еще немножко и, получив его, остался, когда ушел его старый друг. Читатель не прядал, большого значения этому факту, не видя во внешнем поведении профессора-филолога проявления каких-либо лирических чувств по отношению к Кате.

Вторая встреча читателя с филологом происходит летом на даче у Николая Степановича. Читатель узнает.

что Михаилу Федоровичу давно уже нужно ехать за границу, но он каждую неделю откладывает свой отъезд, что с ним произошли кое-какие перемены (осунулся, стал хмелеть от вина), а по поведению Михаила Федоровича читатель догадывается, что тот полюбил Катю. Он нетерпеливо поджидал возвращавшихся с прогулки Катю и Николая Степановича, суетливо высаживает Катю из экипажа, торопится задавать вопросы. Читатель узнает, что Михаил Федорович в последнее время бывает у Кати каждый день, что он стыдится этой привычки ежедневно посещать Катю и поэтому мотивирует свой приезд к ней какой-нибудь очевидной нелепостью, вроде: «Ехал мимо по делу и дай, думаю, заеду на минутку».

Из этой же сцены на даче читатель также узнает, что Катя не отвечает на чувство Михаила Федоровича.

И, наконец, в третьей сцене, в одном только штрихе показана сильная, страстная любовь Михаила Федоровича и ее безнадежность.

Катя, беседуя с Николаем Степановичем в харьковской гостинице, достает из своей дорожной сумочки платок и вместе с ним вытаскивает несколько писем, которые с ее колен падают на пол. Николай Степанович подбирает их с полу, на одном из них узнал почерк Михаила Федоровича и нечаянно прочитывает кусочек слова «страст. » Скупо, просто, с естественной мотивировкой сказано о страстной любви Михаила Федоровича. И также в одной лаконичной, но многозначительной детали показано безразличное отношение Кати к его любви: «Катя поправляет прическу, надевает шляпу, потом комкает письма и сует их в сумочку. «

Некоторые читатели рукописи «Скучной истории», как это мы узнаем из письма Плещеева к Чехову, видели в письме Михаила Федоровича с кусочком слова «страст. » натяжку. Автор в ответном письме Плещееву (от 3.0 сентября 1889 г.), ссылаясь на свое чутье, считал оправданной сцену с письмом Михаила Федоровича по тем соображениям, что в финале повести необходимо сконцентрировать впечатление от всей повести, а для этого надо хотя бы мельком упомянуть о тех, о ком раньше говорилось. К этим убедительным словам автора можно еще добавить, что

чутье большого художника подсказало Чехову верную и естественную композицию повести. В конце «Скучной истории» завершаются три сюжетные линии и показаны психологические финалы, связанные с сюжетом повести.

Далеко позади остались чеховские времена. С тех пор русская действительность, жизнь наших университетов радикально изменились. Подавляющее большинство советских ученых работает в науке творчески, продуктивно, своей большой общественно-полезной деятельностью честно служит народу.

Советская литература, отображая творческую жизнь деятелей науки нашей страны, рисует их разнообразные типы. Наряду с прославлением энтузиастов науки, ученых-патриотов, советские писатели (Леонов Гранин, Гор и др.) развенчивают лжеученых, карьеристов и паразитов в науке, бездарных плагиаторов. Несомненна чеховская традиция в разработке темы науки советскими писателями.

Источник