сказка о царе додоне смотреть
Сказка о царе Салтане
Признание в любви, страшная ненависть обиды и волшебство — чего там только не было. Тридцать три богатыря, и все как на подбор. Князь Гвидон-то чего только стоит. Там чудеса происходят на каждом шагу. Но любая история должна завершатся по-доброму и волшебному, а куда ж без этого и в нашем фильме? А начиналось все очень завораживающе — три девицы под окном, пряли поздно вечерком…
Сказка о царе Салтане стала советским фильмом, снятым по мотивам одноименной повести Александра Сергеевича Пушкина. Картина является второй экранизацией данного произведения, а первой стал мультфильм, снятый еще в 1943 году. В 1990 год фильм выпустили на видеокассетах кинообъединением Крупный план. В 2008 году появилась очередная редактированная, но уже полная версия на DVD. Сказка была восстановлена киноконцерном Мосфильм в 2001 году. Также в фильме можно услышать всеми известную и любимую песню Во саду ли, в огороде.
Картина была рождена сразу в Крыму и Московской области. Режиссер Александр Птушко, также является знаменитым сценаристом, художником и оператором. Родом Александр с Украины. За всю свою творческую карьеру завершил 29 проектов. В 1969 году был награжден звания Народного артиста Советского Союза. В 2004 снялся в фильме Легенды мирового кино.
Помимо Александра сценаристом стал еще один человек — Игорь Гелейн. Александра Пушкина так же можно смело записать в эти ряды. Игорь Гелей на протяжении своей работы бывал и оператором, и режиссером. Но это произведение стало для него дебютом в работе сценариста. На его счету числится 34 полноценных проектов.
Сказка о Золотом петушке, пророчество А. Пушкина
«Сказка о Золотом петушке», или пророчество А. Пушкина о кавказской войне
Начнем с плана, в котором следут отметить важнейшие смысловые пункты темы:
1.
«Сказка – ложь, да в ней намёк»
Сказка, как и басня, как миф вообще пишется «эзоповым языком» и образы такого повествования суть символы, у которых кроме сюжета, имеется и другая, тайная, историческая жизнь.
Да, это ясно. Но всё же не совсем. Ведь остается всё-таки вопрос: на что в каждом конкретном случае вольно или невольно намекает автор
Вот установленный на шпиле флюгер в виде золотого петушка, берегущий «покой столицы» – предмет последней сказки А.Пушкина, что имеет, как мы заметим впоследствии, немаловажное значение.
О чем здесь, собственно, идет речь? Если вообще у этой сказки имеется некоторый переносный смысл, определенная мораль.
Идет ли тут речь, например, о коварстве женской красоты, как это представлено в классическом толковании С. Бонди, где известный пушкиновед считает весь рассказ шутливым.
Прошло уже довольно много лет, как А.Ахматова заметила, что пушкинский сюжет «Сказки о золотом петушке» в общих чертах повторяет «Легенду об арабском звездочете» В. Ирвинга.
Но вот на что при этом стоит обратить внимание: у русского поэта центр тяжести его сказки составляет деталь, которая у Ирвинга в «Альгамбре», новелле о звездочете, является второстепенной
Речь идет о сыновьях царя Додона, которые «без шеломов и без лат оба мертвые лежат»
Почему же «без шеломов и без лат»? Да потому что они погибли в братоубийственной войне, когда от близкого не ожидают удара, а потому латы и шлемы ни к чему. Люди тут, стало быть, беззащитны.
Гражданская война.
Итак, перед нами уже не просто детская сказка, но довольно-таки зловещее пророчество.
Время мы познаем тройственно: как прошлое, настоящее и будущее богатство жизни. И вот три «золотых» образа сказочной поэзии у А.Пушкина:
— золотое яблочко («Сказка о Мертвой царевне и семи богатырях»)
— золотая рыбка («Сказка о рыбаке и рыбке»)
— золотой петушок («Сказка о золотом петушке»)
Рассмотрим их в приведенной последовательности:
— золотое наливное яблочко, как и родственное ему в пространстве русской сказки золотое яичко («Курочка Ряба») представляет собой символ ценности прошлого
Ценность прошлого выступает в ткани сегодняшнего дня долгом, ценностным минусом, который отнимает у жизни ее наличное бытие. Такой долг вызывает разрушение целостной структуры нынешнего богатства.
— золотая рыбка символизирует собой ценность настоящего, выступающее будущим по отношению к ценностям прошлого. То есть речь о настоящей ценности, способной удовлетворять человеческие желания
Правда, и в сказке это хорошо заметно, весь казус в процессе потребления, который уже трудно остановить, когда он запущен. Если желания переходят меру, человек больше не хочет быть тем, кто он есть, кем ему вполне закономерно дано играть свойственную ему роль в спектакле жизни, а потому теряет аутентичность, с ней же и свои завоевания
— наконец, золотой петушок – символ ценности будущего, которое многие стремятся узнать. В апофеозе творчества у Пушкина на первое место выходит тема оракула, пророка, ведающего и несущего правду, хоть бы для этого подлинно приходилось «жечь сердца людей»
В трех приведенных архетипах без особого труда замечаешь стройную симметричную структуру:
Теперь заметим следующее
Злой и добый маги выступают в этой системе лишь как фигуры раздвоения настоящего волшебника, который сам по себе не плох и не хорош, а прежде всего, рационален. Так будущее и прошедшее время оказываются лишь двумя разными градациями настоящего.
Следующая тема, которая заслуживает внимания: оракул и пророчество
2.
У персонажей «Сказки о Золотом петушке» есть несколько более или менее ясно узнаваемых прообразов.
В литературе это, как уже говорилось, герои В.Ирвинга, его «Легенды об арабском звездочете», которая переносит нас ко вполне историческим временам правления маврами бывшего вест-готского государства, к созданию эль-Андалуса (будущей Андалусии), городу –крепости Альгамбра в Гранаде.
В истории мы находим две любопытные личности, знакомые каждому, а у Пушкина они становятся отправными пунктами для главной фигуры – царя Додона:
а) лидийский правитель Крез
б) русский царь Иван IV Грозный
Что мы знаем об этих личностях?
История и литература. продукты бытия и сознания, как часто они оказываются чем-то единым и узнаваемым: в полотне изображаемого видны черты исторической реальности, а знание об исторической реальности порой бывает основано на мифе.
Крез и Дельфийский оракул
Уже имя царя – «Додон» содержит в себе ясный намек на додонский оракул в Эпире.
Греческие пифии, профессиональная инстанция в деле прорицания, недурно жили благодаря желанию властителей этого мира знать будущие события.
Об этом нам ясно говорит и автор сказки, замечая, что Додон «горы золота сулит» тому, кто избавит его от страха за своё будущее.
Превыкший повелевать желает знать свою судьбу, чьей непоборимой власти противится его гордый нрав. Более того, он стремится овладеть знанием о часе своей смерти, чтобы попытаться ее избежать.
Греки хорошо подметили эту черту царской натуры человека. Миф говорит нам о том, что даже царь богов и людей Зевс покорялся року, но с большой неохотой.
Эту же черту характера мы наблюдаем в знаковых фигурах своей эпохи, какой бы прагматичностью и трезвостью мышления они не обладали.
Мы видим как обладавший поистине царской властью сугубый материалист Сталин то обращается к ученым, требуя создать лекарство от старости, то тайком пробирается к известной православной провидице Матроне
Видим, как человек чрезвычайно практичного ума Наполеон беседует с Лапласом о понятии «судьба» и обращается к известной гадательнице своего времени мадам Ленорман
От желания знать будущее не был свободен и современный поэту владыка России
Рефреном пагубной в своей чрезмерности страсти земных владык к будущему знанию служит знаменитое «Царствуй, лёжа на боку», ставшее для поэта источником немалых проблем, поскольку цензура усмотрела тут прозрачный намек на Николая I, сделанный специально для того, чтобы дать «урок» для «добрых молодцев»
И вот в ракурс внимательного пушкинского взгляда попадает новеллла Вашингтона Ирвинга «Легенда об арабском звездочете» в книге «Альгамбра» изданной в 1832 году, и в качестве новомодной имевшейся в его библиотеке.
Маврами, жителей Мавритании, в покоренной исламскими завоевателями Испании было принято называть арабов из Северной Африки. Возможно, для Пушкина, человека «арабского» происхождения, в творчестве которого можно встретить такие строки как «под небом Африки моей», это имело немалую значимость.
Судя по всему, поэт внимательно прочитал «Альгамбру» В. Ирвинга. Творчество этого писателя, изучавшего богатства легенд древней маританской крепости в Гранаде, открывает нам ключ к истокам американской культуры.
Говоря о былом процветании и золотой пышности царя Альгамбра, построившего крепость, Вашингтон Ирвинг недвусмысленно указывает на его источник. Это труд и промышленность.
Но вот что можно продавать и что нет? Это уже вопрос морали, которой также постоянно звучит в творчестве русского поэта.
Богатство создается человеком в его труде, в производстве товаров для жизни. Но его можно и сохранить. Именно этой цели и служит золото, три важные функции которого в проекции на время прослеживаются в поэтике А.Пушкина: богатство прошлого, настоящее богатство и будущие сокровища.
Кроме того, золото дает человеку и власть. Вот почему мотив власти так настойчиво звучит в строках поэта. Власть желает сохранить и свои сокровища, добытые с боем у соседей, и свой покой
Завоевание маврами Испании и последующее отвоевание своей территории испанцами: реконкиста есть столкновение двух культур:
— готской, то есть европейской в ее христианском оформлении
— мавританской, то есть африканско-арабской, в ее исламской оранжировке
Мавры принесли готам мораль труда, подарили им обильную промышленность и сопутствующую ей культуру. Испанская земля, в свою очередь, дала арабам практическое и благодатное поле применения для их культуры и труда.
Это оказалось в жизненном отношении чрезвычайно важно для самих арабов-мусульман
Ведь в арабе природная воинственность и преклонение перед поэзией вполне уживаются, находя свое единство в пылкости нрава, как они уживались у самого Пушкина.
В самом деле любопытно, пусть это и легенда, что в самых жестоких военных походах аль-Мансура сопровождал «штаб» из тридцати поэтов, имевших влияние на него как полководца.
Новая испанская цивилизация оказалась синтетической: вобрала в себя черты определенного пространства – Испании, и вполне определенного времени – эпохи практицизма
В Испании меркантилизм, и любовь к золоту, дурное наследство лет избытка, с тех пор постоянно в истории будет переходить за грань некоторой моральной меры, в особенности проявится затем в Мезоамерике.
Итак, труд: производство и торговля, а с ней культура и наука создала немалые богатства, нашедшие себе материальное выражение в роскоши. Но золото теряет со временем свою власть, оно становится сокровищем прошлого. Застывшее богатство прошлых дней развращает человека.
Поэтому и в отношении к будущему мы видим у людей «золотого века» всё то же потребительство
Царь и пророк (продолжение)
В. Ирвинг говорит о «братоубийственных склоках» между христианскими (готскими) воинами, пытающимися вернуть у царя мавров завоеванные им прежде у них богатства Испании. Эти гражданские войны мавританскому царю Абен Габузу удалось вызвать с помощью египетской и халдейской магии своего звездочета.
Такова легенда. Что же происходило между готами и маврами на самом деле? Сперва мавританские войска в самом деле использовали распри между готскими владыками. Более того, одна из враждующих сторон среди готских князей сама пригласила мавров поучаствовать в дележе власти. (Витизья в 710 году призвал себе на помощь Тарика, правителя Танжера). Увидев земли Испании, мавры уже не согласились их покинуть.
Но когда мавританская Испания уже достигла своего могущества и сама принялась за внутренние раздоры, теперь христианнские владыки Испании умело разжигали между маврами гражданскую войну.
Ядром конфликта между царем и его звездочетом выступает у Ирвинга готская царевна, то есть дочь покоренного маврами народа. Именно она обращает победы Абен Габуза в его поражение.
Легенды Альгамбры повествуют об исламском султане, воевавшем с христианской Испанией.
Кавказ очаровал Россию своей силой и богатствами.
Причина таких договоров вполне меркантильна
Хронотоп сказки Пушкина
Хронотопом мы назовем единство обстоятельств места и времени в повествовании.
Что нам показывает хронотоп? Он обнаруживает как место действия вытекает из обстоятельств времени, когда это действие совершается, а время действия, в свою очередь, определяется необходимостью совершиться ему именно в данном месте.
Действие же придает динамизм как времени, так и пространству.
Если мысленно остановить время и посмотреть, что в данный момент происходит в разных пространствах рассказа или сказки, то мы увидим изменения в структуре пространств
Если же зафиксировать некоторое пространство и посмотреть, что в нем меняется, мы увидим как меняется само время
Рассмотрим изложенное выше на примере хронотопа
— в новелле В. Ирвинга «Балланда об арабском звездочете» и
— у А.Пушкина в «Сказке о золотом петушке»
В первом центром сил выступает идея богатства, а во втором – идея власти и социальной справедливости.
В самом деле, у обоих авторов более или менее явно проступает идея рая, как
— волшебного сада с гуриями, места отдохновения, удовольствия и обилия, о котором весьма откровенно мечтает ирвиновский Абен Габуз как добрый мусульманин. Правда, он желает такового на Земле, а не после смерти
— Царствия небесного, где наконец осуществляется идея справедливости. Правда, люди часто желают этого царства благоденствия на Земле. Чего хочет царь Додон? Мира для своей страны.
Золото с его способностью удовлетворять человеческие желания, врываясь в экономику как ценностный абсолют, служит камнем преткновения для человека в мусульманском хронотопе, а непростая совместимость справедливости и власти – в христианском
Временной же центр смыслового пространства, событиеобразующий момент действия в хронотопе возникает когда в третий раз за всю сказочную историю бьется и кричит петушок, «обернувшись на восток» (то есть по направлению к горам Кавказа), побуждая царя двигаться навстречу своей смерти.
Правда, это произойдет в столице, а не «промеж высоких гор», где нашли свою кончину его сыновья.
Совпадение центральных обстоятельств места и времени дают нам главное событие сказки. Здесь максимальна концентрация смысла
Таковы аспекты сюжета, реализующие идею справедливости, необходимости отдать долг судьбе. Но они расположены не очень заметными эпизодами среди интервалов, разделяющих три основных события драмы.
Интервалы как раз посвящены теме власти.
Времяподобныe интервалы между событиями сказки видятся нам следующими:
От прошлого к настоящему: царь в молодости сам совершал на соседей набеги, покорял их и уничтожал. Постарев и порастеряв власть, царь нуждается в пророке
От настоящего к будущему: пророк требует плату за свои услуги. И она стоит Додону жизни.
Ведь Додон с его историческим и наследственным правом на царство не понимает, что владычество в смысловом пространстве его реальности уже принадлежит пророку. Пророк приобрел царскую власть, потому он и требовал себе царицу. Убив его, Додон тем уничтожает и самого себя, порвав связующую нить между собой и пророком, источником его благополучия и самой жизни.
Царь и пророк – автор в одном лице. В самом человеке власть переходит от политика, волюнтариста к мудрецу, способному умерять свои страсти – негласный «урок» сказки о золотом петушке.
Но вот создавший ткань рассказа, переходит затем к полотну живой истории.
Пространствоподобный интервал между событиями – это расстояние от столицы до места второго действия – стана шемаханской царицы.
В обоих пунктах пространство сюжета концентрируется по-разному.
Главное событие сказки происходит в столице, здесь расположены прошлое, настоящее и будущее сказочного Додона, то есть его жизнь. В столице и совмещены:
— смысловое пространство лихого разбойного прошлого Додона, образующего некий долг
— смысловое пространство настоящего, где свершаются грозные события: прошлое требует уплаты долга
— смысловое пространство будущего, где долг уплачен, а жизнь самого царя заканчивается
В моменте настоящего, в его пространстве уже заключены и прошлое и будущее. Настоящее обнаруживает время как цельное в смысловом аспекте.
Пространство сюжета в стане шемаханской царицы целиком относится к логике бытия Додона в настоящем, когда свершается справедливость
Время в этом хронотопе представляет собой перевод взгляда последовательно вдоль всех трех событий, соединяемых времяподобными интервалами: от молодости Додона до его смерти.
Однако, почему такой хронотоп мы называем христианским?
Идея Царствия небесного, утверждающего необходимость справедливости, относит нас к ветхозаветным корням деления событийности на плохую и хорошую. Естественно, что всяческую несправедливость следует отнести на несовершенства власти земной: кто-то и богат и властен, другой и беден и вынужден всю жизнь подчиняться – словом, нет в жизни совершенства.
Христианская идея воздаяния приводит нас к мысли о необходимости небесного царства, где власть осуществляет Бог, а потому любому неравенству, и любой кривде нет места.
У Бога царь и пророк равны. А в истории справедливости не видно и следа.
Если взять любой смысловой отрезок «Сказки о золотом петушке» по-отдельности (прошлое, настоящее и будущее), в нем нет ни морали, ни логики равноправных возможностей:
Додон обижает соседей, губя и старого и малого, те бессильны перед ним
Соседи нападают на старого царя
Гибнут ни в чем не повинные сыновья Додона
Звездочет неясно зачем требует себе молодую царицу
Гибнет звездочет. Гибнет и сам Додон
Царица пропадает «как и вовсе не бывало»
Необходимо совместить все три сюжетных плана, все смысловые пространства чтобы убедиться: справедливость Царствия небесного все-таки совершается в объеме сказки. То есть на земле. Но не в самом пространстве как мгновенном снимке бытия, а постепенно, в ходе времени. Только цельная мораль сюжета придает смысл каждой его части, позволяя логически совместить их друг с другом.
А.Пушкин убеждает в этом нас. Но убедил ли он самого себя?
«..бродят кони их средь луга по затоптанной траве, по кровавой мураве»
Итак, владыка времени выше, то есть ближе к небу, первичнее. Это объединяет
смыслом новеллу В.Ирвинга со сказкой А.Пушкина – в том сверхпространственном целом осуществляется отношение человека ко времени, когда не столько уж важны национальные или религиозные различия между людьми и где поэт может смело соизмерить себя с владетельным царем.
Мысль о царе и пророке придает особое значение всему творчеству русского поэта и создает уже не только хронотоп творчества, но и времяпространственный континуум самой его жизни.
Вот почему на протяжении всей своей личной истории Пушкин так глубоко изучает историю России, пристально всматриваясь в ее знаковые персонажи: царей и цариц Ивана, Екатерины, Петра.
Вчитываясь в прошлое, он мысленно ставит себя на поле брани настоящего с Николаем I. А соединяя распавшуюся «связь времен» угадывает обрисы судьбы будущих властителей России прошлого.
Тема Кавказа, тем или иным образом звучащая в судьбах российских царей.
Таковы исторические параллели. Но в хронотопе поэтического творчества А.Пушкина мы видим иную сторону символов сказки.
«Свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи».
Но зеркало времени, как ему и положено, врет.
Правда, лишь тому, кто желает обмануть самого себя.
«Ах, обмануть меня не трудно: я сам обманываться рад»
Между тем, и царь и пророк – есть два дивных образа, две маски на одном лице
Только когда жизнь величайшего поэта своей страны уже давно прожита, сегодня, в ретроспективе мы можем это заметить.
СКАЗКА
О ЗОЛОТОМ ПЕТУШКЕ
Негде, в тридевятом царстве,
В тридесятом государстве,
Жил-был славный царь Дадон.
С молоду был грозен он
И соседям то и дело
Наносил обиды смело;
Но под старость захотел
Отдохнуть от ратных дел
И покой себе устроить.
Тут соседи беспокоить
Стали старого царя,
Страшный вред ему творя.
Чтоб концы своих владений
Охранять от нападений,
Должен был он содержать
Многочисленную рать.
Воеводы не дремали,
Но никак не успевали:
Ждут, бывало, с юга, глядь, —
Ан с востока лезет рать.
Справят здесь, — лихие гости
Идут от моря. Со злости
Инда плакал царь Дадон,
Инда забывал и сон.
Что и жизнь в такой тревоге!
Вот он с просьбой о помоге
Обратился к мудрецу,
Звездочету и скопцу.
Шлет за ним гонца с поклоном.
Вот мудрец перед Дадоном
Стал и вынул из мешка
Золотого петушка.
«Посади ты эту птицу, —
Молвил он царю, — на спицу;
Петушок мой золотой
Будет верный сторож твой:
Коль кругом всё будет мирно,
Так сидеть он будет смирно;
Но лишь чуть со стороны
Ожидать тебе войны,
Иль набега силы бранной,
Иль другой беды незваной,
Вмиг тогда мой петушок
Приподымет гребешок,
Закричит и встрепенется
И в то место обернется».
Царь скопца благодарит,
Горы золота сулит.
«За такое одолженье, —
Говорит он в восхищенье, —
Волю первую твою
Я исполню, как мою».
Петушок с высокой спицы
Стал стеречь его границы.
Чуть опасность где видна,
Верный сторож как со сна
Шевельнется, встрепенется,
К той сторонке обернется
И кричит: «Кири-ку-ку.
Царствуй, лежа на боку!»
И соседи присмирели,
Воевать уже не смели:
Таковой им царь Дадон
Дал отпор со всех сторон!
Год, другой проходит мирно;
Петушок сидит всё смирно.
Вот однажды царь Дадон
Страшным шумом пробужден:
«Царь ты наш! отец народа! —
Возглашает воевода, —
Государь! проснись! беда!»
— Что такое, господа? —
Говорит Дадон, зевая: —
А. Кто там. беда какая? —
Воевода говорит:
«Петушок опять кричит;
Страх и шум во всей столице».
Царь к окошку, — ан на спице,
Видит, бьется петушок,
Обратившись на восток.
Медлить нечего: «Скорее!
Люди, на́ конь! Эй, живее!»
Царь к востоку войско шлет,
Старший сын его ведет.
Петушок угомонился,
Шум утих, и царь забылся.
Вот проходит восемь дней,
А от войска нет вестей;
Было ль, не было ль сраженья, —
Нет Дадону донесенья.
Петушок кричит опять.
Кличет царь другую рать;
Сына он теперь меньшого
Шлет на выручку большого;
Петушок опять утих.
Снова вести нет от них!
Снова восемь дней проходят;
Люди в страхе дни проводят;
Петушок кричит опять,
Царь скликает третью рать
И ведет ее к востоку, —
Сам не зная, быть ли проку.
Его за руку взяла
И в шатер свой увела.
Там за стол его сажала,
Всяким яством угощала;
Уложила отдыхать
На парчовую кровать.
И потом, неделю ровно,
Покорясь ей безусловно,
Околдован, восхищён,
Пировал у ней Дадон
Наконец и в путь обратный
Со своею силой ратной
И с девицей молодой
Царь отправился домой.
Перед ним молва бежала,
Быль и небыль разглашала.
Под столицей, близ ворот,
С шумом встретил их народ, —
Все бегут за колесницей,
За Дадоном и царицей;
Всех приветствует Дадон.
Вдруг в толпе увидел он,
В сарачинской шапке белой,
Весь как лебедь поседелый,
Старый друг его, скопец.
«А, здорово, мой отец, —
Молвил царь ему, — что скажешь?
Подь поближе! Что прикажешь?»
— Царь! — ответствует мудрец, —
Разочтемся наконец.
Помнишь? за мою услугу
Обещался мне, как другу,
Волю первую мою
Ты исполнить, как свою.
Подари ж ты мне девицу,
Шамаханскую царицу. —
Крайне царь был изумлён.
«Что ты? — старцу молвил он, —
Или бес в тебя ввернулся,
Или ты с ума рехнулся?
Что ты в голову забрал?
Я, конечно, обещал,
Но всему же есть граница.
И зачем тебе девица?
Полно, знаешь ли кто я?
Попроси ты от меня
Хоть казну, хоть чин боярской,
Хоть коня с конюшни царской,
Хоть пол-царства моего».
— Не хочу я ничего!
Подари ты мне девицу,
Шамаханскую царицу, —
Говорит мудрец в ответ.
Плюнул царь: «Так лих же: нет!
Ничего ты не получишь.
Сам себя ты, грешник, мучишь;
Убирайся, цел пока;
Оттащите старика!»
Старичок хотел заспорить,
Но с иным накладно вздорить;
Царь хватил его жезлом
По лбу; тот упал ничком,
Да и дух вон. — Вся столица
Содрогнулась, а девица —
Хи-хи-хи! да ха-ха-ха!
Не боится, знать, греха.
Царь, хоть был встревожен сильно,
Усмехнулся ей умильно.
Вот — въезжает в город он.
Вдруг раздался легкой звон,
И в глазах у всей столицы
Петушок спорхнул со спицы,
К колеснице полетел
И царю на темя сел,
Встрепенулся, клюнул в темя
И взвился. и в то же время
С колесницы пал Дадон —
Охнул раз, — и умер он.
А царица вдруг пропала,
Будто вовсе не бывало.
Сказка ложь, да в ней намек!
Добрым молодцам урок.