семенов город нижегородской области история

Город Семёнов (Нижегородская область): достопримечательности

Волга делит Нижегородскую область на правобережную и левобережную (Заволжье) части. Город Семёнов находится в Заволжье, в 70 км к северо-востоку от областного центра, и стоит на реке Санохта. Известен как один из главных центров народных художественных промыслов России, «Столица русской хохломы». Этот всемирно известный вид росписи возник в селе Хохлома, расположенном неподалёку от Семёнова. С ним и связаны главные достопримечательности тихого провинциального городка.

Об истории города

Основателями Семёнова стали старообрядцы. В середине XVII века несколько семей переселились в эти окраинные и глухие (в те времена) места, не соглашаясь с церковной реформой и желая сохранить свою старую веру. Назвение село получило, по всей видимости, от имени или фамилии своего основателя – лидера этой общины. С самого начала село Семёновское было известно умелыми мастерами и ремесленниками. Многие его жители особенно преуспели в отделке щепного товара: ложек, корзин и туесов, коробов, подносов и т. п. Деревянные заготовки разнообразных изделий свозились сюда изо всех окрестных деревень. Семёновские ремесленники их дотачивали, шлифовали и расписывали, сбывая готовый товар главным образом на знаменитой Нижегородской ярмарке.

Деревянные кружева на старых домах Семёнова.

Артели ремесленников, занимающихся деревообработкой и росписью, продолжили свою деятельность в Семёнове и при советской власти. В 1922 году здесь была раскрашена первая «Семёновская матрёшка» – яркая, разноцветная, с преобладанием жёлтых и красных узоров. Она стала одним из самых популярных и узнаваемых брендов отечественных народных промыслов. Необычные изделия из дерева и самобытная художественная роспись и сегодня продолжают оставаться главной причиной туристического интереса к городу Семёнову.

Музеи города Семёнова

Фабрика «Хохломская роспись» и музей «Дом Семёна-ложкаря»

Несколько артелей ремесленников в 1931 году объединили в фабрику хохломской росписи, и производство «фирменных» хохломских товаров было поставлено на поток. Предприятие выпускает наборы посуды и расписную мебель, подсвечники и вазы, и многое другое. На её территории в 2ОО9 году открыли тематический музей «Золотая хохлома», где представлена практически полная коллекция предметов, расписанных узорами в хохломской манере. В их числе – экспонаты уникальные – ложки, стулья, чаши гигантских размеров.

Кроме экскурсий, в музее для всех желающих проводят мастер-классы по хохломской росписи. В Царской комнате музея можно подробно осмотреть наиболее выдающиеся образцы старинного художественного промысла. Царская комната наполнена по настоящему эксклюзивными экспонатами – от трона государя до обеденной утвари, украшенной российской государственной символикой.

Подворье-музей «Дом Семёна-ложкаря».

С 2О1З года на фабрике работает ещё один привлекательный для туристов проект – этнографический музей-подворье «Дом Семёна-ложкаря». В этом музейно-туристическом центре постарались воссоздать домашнюю и приусадебную обстановку жилища преуспевающего мастера-ремесленника Семёна (собирательный образ).

На экскурсии рассказывается о различных породах дерева, их применении в производстве; наглядно показывается путь от «баклуши» – деревянной заготовки – до готового изделия; демонстрируются технологии приготовления знаменитых ярких красок хохломы, способы правильного ухода за изделиями и продления срока их службы. Представлены и другие традиционные народные ремёсла, в частности, ткачество. Собрана большая коллекция орудий труда, предметов старины и крестьянского быта ушедших веков. всех желающих приглашают принять участие в мастер-классах, приобрести оригинальные сувениры «из первых рук» (дешевле, чем в Нижнем Новгороде). Также на подворье музея представлен настоящий скотный двор, где можно сфотографироваться с козами и овцами, гусями и курами.

Фабрика «Семёновская роспись» и её музей матрёшек и деревянных игрушек

Это фабрика народных промыслов обладает собственным «Музеем матрёшки и традиционной игрушки», в котором можно увидеть всевозможные детские резные игрушки, выполненные в старинной манере. Во время экскурсии посетителей проводят прямо по цехам фабрики, в которых работают токари, резчики по дереву и художники. Предоставлена возможность рассмотреть весь процесс изготовления матрёшек и других игрушек: от вытачивания заготовок до росписи и лакировки.

Туристов знакомят с историей «фирменной» семёновской игрушки, демонстрируют им внушительную коллекцию матрёшек. Которые, как известно, бывают не только в виде румяной барышни-крестьянки, но и «в виде кого угодно». Не имеет аналогов 72-местная кукла-матрёшка, высотой более метра, которая была изготовлена на фабрике в 197О году.

Классика жанра – Семёновская матрёшка – в музее.

Историко-художественный музей

Городской историко-художественный музей, основанный в 1980 году, расположен в доме купца-старовера Петра Шарыгина. В его экспозиции – более двадцати тысяч вещей художественного и исторического значения. В их числе – многочисленные предметы, украшенные традиционными хохломскими узорами. В одном из залов воссоздана обстановка городского купеческого особняка XVIII-XIX веков, с настоящей резной мебелью и предметами интерьера.

Отдельная выставка посвящена истории раскола русской православной церкви и старообрядчества в Семёновском уезде. Внимание уделено не только народным мастерам резьбы и росписи по дереву, но и труду ткачей, портных и кружевниц, скорняков, сапожников и кузнецов.

Памятники архитектуры

Особняк купца Григория Витушкина

Григорий Артемьевич Витушкин был зажиточным купцом, владельцем ложкарного промысла. На Базарной улице его семье принадлежало три дома. Один из них – двухэтажный особняк из красного кирпича – был выстроен в конце XIX века. Здание отличается чётко выраженной пластичностью фасада и массивной аркой ворот, а также многочисленными декоративными элементами, усиливающими выразительность его облика. Фамильный дом выдержан в стиле, распространённом в малых городах России того времени. Памятник архитектуры регионального значения.

Особняк купца Григория Витушкина.

Здание Романовского училища

Городское начальное училище было построено в городе Семёнове в 1913 году. Названо оно было в честь 3ОО-летия Дома Романовых. Несмотря на то, что это зданием не раз перестраивалось, оно сохранило в своём облике дух той эпохи и заметно выделяется на фоне прочих городских построек.

Особняк купца Ивана Ханыкина

Иван Александрович Ханыкин был крупным торговцем мануфактурой. Он оставил о себе долгую память в виде добротного двухэтажного купеческого дома, в котором сейчас находится военный комиссариат. Это кирпичное здание является памятником архитектуры XIX века, охраняемым государством.

Особняк купца Ивана Ханыкина.

Особняк купца Афанасия Носова

Главное здание усадьбы богатого купца-старообрядца Афанасия Павловича Носова является образцом архитектурного стиля эклектики. Особняк был выстроен в 1870 году. Его хозяин владел ложкарным промыслом и торговал деревянными ложками и т.п. товаром в трёх принадлежащих ему лавках на Нижегородской ярмарке. Поскольку Носов был щедрым спонсором строительства старообрядческой Никольской церкви, после смерти, в 1912 году, он был захоронен в склепе, размещённом в боковой стене этого храма.

Особняк купца Афанасия Носова.

Христианские достопримечательности города Семёнова

Никольская старообрядческая церковь

Каменный храм был построен по соседству с прежней церковью Николая Чудотворца, деревянной, которая к началу ХХ века изрядно обветшала. Несмотря на то, что Керженский край был одним из центров старообрядчества в России, и староверов среди населения здесь было абсолютное большинство, государственная власть не дозволяла им возводить на своих церквях куполов с крестами. Нельзя было также вешать колоколов и строить колоколен. А сами церкви официально назывались «молельными домами». Эти ограничения были сняты только в 19О5 году, с объявлением свободы вероисповедания в России.

Никольская старообрядческая церковь.

Храм Николая Чудотворца строился с 19ОО по 1916 годы. В архитектурном стиле этого здания органично сочетаются византийская и старорусская традиции. Храм очень красив, он имеет праздничный и торжественный вид, богатое внутреннее убранство. В 1937 году церковь была закрыта, её настоятель расстрелян, купола снесены, а в здании, по «моде» той эпохи, устроен склад. В 1989 году Никольский храм был возвращён верующим, и начался долгий процесс его восстановления. Сегодня эта церковь действует и обладает многочисленным приходом.

Храм Всех Святых

Каменный собор, возведённый в русско-византийском стиле, открылся в городе Семёнове в 186З году, в качестве православной церкви при городском кладбище. Церковь представляет собой одноглавый четверик, который зданием трапезной соединён с колокольней, увенчанной куполом в «луковичной» формы. Приделы этого храма освящены во имя святого Георгия Победоносца и святого Александра Невского. В 1930-е годы церковь была закрыта, купола её разобраны. В 199О-х годах она была возвращена Русской православной церкви. Старое кладбище, около которого был построен этот храм, не сохранилось. Сейчас он стоит около Семёновской Центральной районной больницы.

Храм Всех Святых в городе Семёнове.

Дом культуры – бывший Вознесенский собор

Главным православным храмом города Семёнова был Собор Вознесения Христова, построенный в 1819-1821 годах в стиле классицизма. На колокольне храма в 1887 году были установлены большие часы с боем. Храм, возведённый в центре города был хорошо виден отовсюду и стал основой его планировки. В 1934 году церковь закрыли, купола и колокольню снесли, а здание использовали как основу для строительства городского Дома культуры. После нескольких перестроек и реконструкций в его облике уже стало невозможно угадать «церковное прошлое».

Так выглядел семёновский собор Вознесения Господня, преобразованный в ДК и после ряда реконструкций ставший неузнаваемым.

Скит Новый Шарпан

После церковного раскола XVII века многие староверы нашли приют в Керженском лесу. Уединённое поселение Шарпан было основано по инициативе соловецкого инока Арсения. Он утверждал, что это место указала ему икона Казанской Божией Матери, которая стала храниться в молельном доме скита Шарпан и почитаться как чудотворная. Скит стал общиной старообрядцев, оплотом старинных скромных и благочестивых обычаев. Он постоянно пополнялся новыми поселенцами-староверами, и численность его населения доходила до пяти тысяч человек.

Керженские старообрядцы. Фото 1897 года.

Основанный в 60-е годы XIX века скит Новый Шарпан стал маленьким женским монастырём. Он представлял собой несколько хижин у озерца в небольшом лесочке, построенных по соседству с могилой инокини-схимницы Февронии, которую староверы почитали ка святую. Скит был закрыт в 1928 году. Сегодня от него осталось лишь затерянное среди деревьев кладбище, на котором, кроме святой Февронии, покоятся монахини скита. Среди них – жена строителя Никольского храма Афанасия Носова, которая после смерти мужа постриглась в монахини и оставила обеспеченную жизнь богатой купчихи, удалившись в скит Новый Шарпан. Одно из надгробий на этом старом кладбище – белокаменное, с истёршимися от времени надписями и причудливыми резными узорами. Территория огорожена и убирается верующими, т.к. могила Февронии считается святыней староверов, и скит является местом паломничества.

Памятники советской эпохи

Воинский мемориал

Памятник, установленный в 1985 году, в канун 40-летней годовщины Победы, посвящён всем жителям города, которые сложили свои головы на фронтах Великой Отечественной. На высоком пьедестале из красного мрамора, стилизованном под развевающийся красный флаг, стоит в победной позе советский солдат. Напротив монумента обустроен Вечный Огонь. Рядом расположена аллея героев – ряд бюстов Героев Советского Союза.

Воинский мемориал в Семёнове.

Памятник трём коммунистам

В целом, тихий и отдалённый от основных событий гражданской войны городок Семёнов не кипел в огне классовой борьбы. Но и здесь случались жуткие трагедии. Одна из них – убийство коммунистов Ивана Козлова, Анатолия Дельфонцева и Никандра Завьялова. Их в 1919 году зверски убили, а потом бросили тела на съедение лесным зверям то ли члены банды белого офицера Чернигина, то ли просто местные крестьяне, в чём-то сильно обиженные активистами.

Памятник этим мученикам советской власти был открыт в октябре 1979 года на одной из центральных площадей города. Скульптурная композиция пятиметровой высоты изображает фигуры трёх коммунистов, стоящих в гордых и непреклонных позах.

Памятник трём коммунистам.

Памятник Ленину

Памятник основателю Советского государства был установлен в городе Семёнове в 1952 году. Скульптура на пьедестале из розового гранита изображает вождя в смелой и решительной позе, с развевающимися полами пальто.

Памятник воинам – интернационалистам

Мемориальный воинский монумент, расположенный в небольшом сквере близ средней школы №3, неподалёку от административных зданий города Семёнова, посвящён советским и российским воинам, погибшим в Афганистане и других «горячих точках» современности. Композиция состоит из двух стел чёрного гранита, соединённых цепью, на которой подвешен колокол. Памятный камень был заложен на месте будущего памятника в 1989 году, а сам монумент был установлен в 2012-м.

Памятник воинам – интернационалистам.

Памятник поэту Борису Корнилову

Самобытный советский поэт, комсомольский и общественный деятель Борис Корнилов был родом из Семёновского уезда. В 1922-1925 годах проживал в Семёнове, после чего уехал в Ленинград. В 1937 году он был арестован по ложному обвинению об участии в антисоветской троцкистской организации и расстрелян, в возрасте 30 лет. В 1957 году поэта реабилитировали, а в 1968-м, к юбилею комсомола, в Семёнове был установлен памятник Корнилову.

Памятник поэту Борису Корнилову.

Хохломские узоры встречаются в Семёнове повсюду.

По историческому центру города Семёнова, где расположена большая часть его достопримечательностей, легко можно передвигаться пешком – расстояния в городке небольшие. Старый город состоит из пяти площадей и улиц между ними, часть которых предназначена только для пешеходов. Гуляя по ним, хорошо любоваться добротными старинными усадьбами – как каменными, так и деревянными, украшенными бордюрами и наличниками с искусной резьбой. У каждого дома – свой архитектурный облик, своя душа и своя история. А вместе это – история провинциальной патриархальной Руси.

Источник

История города Семёнов.

Если у волжского лугового берега, против которого на противоположной стороне реки на горах высился Нижний Новгород, было довольно оживленно и починки возникали за починками, подобные невеликой Никольской слободке, ставшей потом городом Бором, то в глубине лесного Заволжья еще долго все оставалось в первобытном состоянии. И удивительно, что на карте России, составленной в начале семнадцатого века по чертежу царевича Федора Борисовича Годунова, среди ясно обозначенных Москвы, Нижнего Новгорода, Балахны, Юрьевца оказалось несколько в стороне и селение Хохлома, что стояло на речке Ведомости — малом притоке Узолы. О Семенове же в ту пору еще и упоминания не было.

Да, исключительный случай. И, как сейчас представляется, вовсе не случайная мировая популярность. Семенов же обрел широкую известность на крутой волне церковного раскола. Но это произошло значительно позднее. Глухие незаселенные места, дремотная речка Белая Санохта, втекающая в Керженец, бездорожье все это позволило безбоязненно вести раскольничью скитскую жизнь в так называемой Монастырщине или, по-иному, Семибратской долине с центром в Семенове.

Первое упоминание о Семенове относится к 1645 году, который проставлен в платежнице, где недоимщиком указан крестьянин Никифорка Щетинин «с селишка Семеновского в Елизарьевском ухожее, что было на оброке у боярина Бориса Ивановича Морозова», не уплативший за сенной покос. Кстати, Елизарьевский ухожей (участок) занимал немалое пространство между левым берегом Волги против села Работки и рекой Санахтой. Широкая пойма Санахты была очень удобна для покосов. Увы, остается неясным вопрос, кто основал селишко. Очевидно, что это был не помещик Елизарий Жедринский, по имени которого назывался ухожей, а кто-то из поселенцев, работающих на него. По всей видимости, прежде всего надо иметь в виду бортников, плативших своему хозяину «медвяные оброки». Бортничество в заволжских лесах было весьма распространено. Среди первых бортников Елизарьевского ухожея известны два Семена, поселившихся в глухом месте. Можно предположить, что один из них, а, вполне допустимо, из их детей — Семеновичей Сережки или Дружинки и назвал свое малое селенье на левом берегу Санохты Семеновским. Есть и такая догадка: основателем является некий крестьянский Семен, чей сын Ивашка подвергся обложению за мед и полкуницы, что отмечено на платежнице 1608 года. Как бы ни происходили события, связанные с возникновением и названием нового поселения, ясно — это могло случиться в первой половине семнадцатого века, еще до раскола, до его рокового гибельного обострения, когда из-за вмешательства власти появились гонители и гонимые среди одного истребляющего себя народа.

Между прочим, пытливый краевед Арсений Майоров приводит в своей книге «Семенов. Легенды. Предания. История» восемь версий-легенд о возникновении Семенова. Это легенды о Семенах — ложкаре, бортнике, стрельце, раскольнике, бунтаре-разинце, который спасся в заволжских дебрях после разгрома ватаг Стеньки Разина, соловецком монахе, посадском сотнике-новгородце и, наконец, о купце Афанасии Павловиче Носове, который якобы владел тайной появления починка Семеновского и точно на том месте, где стояла самая первая изба, топившаяся по-черному и крытая соломой, построил прекрасный особняк с балконом, а рядом с ним старообрядческую церковь. К началу XVIII столетия починок Семёновский был уже довольно люден со своим прибыльным базаром, зарождающимися ремёслами и, конечно, скоплением приверженцев старой веры, которые в самом починке и вблизи него даже проводили «соборы», куда сходилось немало ревнителей аввакумовских заповедей из разных скитов. Были в селении в то время приказные избы, хлебные магазины, канцелярия скитских управленческих дел, а пребывавший в начале нового века в сане игумена знаменитый преследователь староверов Питирим радел о скорейшем возведении православного храма «ради лучшего раскольников обращения» в истинную веру. По его неотступному настоянию была построена в Семенове церковь Сретения Господня.

Число жителей постоянно росло, и починок стал крупным торговым селом, где сложились благоприятные условия для самой различной деятельности, способствующей развитию лесного края. Мало того, незаметно складывался здесь центр притяжения старообрядцев, упорно насаждающих высокую культуру рукописных книг, нерушимый русский обиход, прадедовы заветы и древнюю иконопись. И надо сказать, неуступчивость и зачастую жертвенность старообрядцев способствовали тому, что, несмотря на все притеснения, они не теряли своего влияния ни в Семенове, ни во всем кержацком крае. А жизнь шла своим чередом, постоянно меняя одни нововведения на другие. Как отмечал в своем труде Иван Александрович Милотворский, «село Семенове принадлежало ведомству Главной Дворцовой канцелярии и коллегии экономии. Тогда в Дворцовое ведомство входили крестьяне — дворцовые, государевы, конюшенные, сокольи, помытчики и удельные. Государевы дворцовые земли и волости упоминаются еще в XV веке. Они подчинялись сначала Приказу Большого Дворца, а затем с 1705 года Канцелярии дворцовых дел. Непосредственно крестьянами заведовали приказчики, а позднее управители. В 1774 году приказчиков заменили старосты и выборные, подчинявшиеся Управительским конторам. Павел I в заботах о средствах для членов императорской фамилии учредил Удельные ведомства, и дворцовые крестьяне стали называться удельными. Им жилось лучше, чем помещичьим, но все же не так хорошо, как казенным, из-за произвола приказчиков и управителей. Удельные крестьяне платили определенный оброк, в большинстве необременительный». Стало быть, семеновцы в своем далеке и как бы на отшибе не несли бремени повального закабаления, и дух вольности не покидал многих из них, тем самым сохраняя в лесном народе достоинство и потребность в истине, исключая, конечно, бесноватых начетчиков.

Если бы не кончающиеся притеснения старообрядцев, не гонения на них, не заклейменность, жизнь в Семенове и округе могла бы считаться вполне сносной. Но и сейчас памятно, как в 1737 году были воинствующим Питиримом закрыты все скиты, а их обитатели высланы. Такая жестокость вызывала не только отторжение власти и господствующей церкви, а вынуждала сопротивляться им и даже восставать на них. Нет, не было спокойствия в керженских лесах, затаенных, угрюмых, настороженных. Обманчивая тишина царила повсюду, приучая держать язык за зубами. И многое осталось скрытым и недоступным. Согласно росписи Балахнинского уезда Керженской волости села Семенова за 1742 год, приход села состоял из него самого собственно и 17 прилегающих к нему деревень. Непосредственно в селе насчитывалось 48 дворов с населением 440 человек мужского и женского пола; во всех деревнях — Дьяково, Носово, Содомово, Колосково, Оленево, Медведево, Зуево, Деяново, Филиппово, Шадрино и остальных — было 170 дворов. Всего, значит, 218 дворов со взрослым населением более тысячи человек. В составленной ровно через десять лет такой же «исповедной» росписи общее число дворов составило уже 276, а взрослых жителей 1362. Рост — налицо. Несмотря ни на какие катаклизмы, у Семенова была перспектива. А это свидетельствовало о том, что на Керженце Верили в свою стойкость и свою правду.

Не случайно возникают города, не случайно возник и Семенов. Среди глуши, с нелегкой судьбой и горькими утратами он рос и набирал силу, чтобы заявить о себе великими подвижниками и тружениками, светлыми умами и самородными талантами, воинами и страстотерпцами во имя любви и красоты, русского исповедального слова и благословенного Отечества. Императрица Екатерина II, безусловно, была осведомлена о том, что представляет собой в заволжской глухомани село Семеново. Едва ли оно выделялось чем-то примечательным из множества других российских сел, жизнь которых была убога и тягостна в нужде и натужном труде, где из крестьян никак не выходило мещан, сколько бы ни старались произвести такое преображение власти. И все же имелось одно существенное отличие. Семеново притягивало к себе изрядное количество деятельного народу, в значительной степени бродячего и беглого, смутьянов и еретиков, в числе которых немало было старообрядцев. Прошло всего пять лет после того, как в Москве, на Болотной площади свершилась казнь над главным бунтовщиком Емелькой Пугачевым, пролившим много дворянской крови и нещадно расправлявшимся со всеми, кто преграждал ему путь. Целые губернии охватывало волнение, повсюду полыхали зловещие пожары и творились расправы. А ведь на холщевых знаменах пугачевцев был изображен восьмиконечный раскольничий крест и на Волге, а особенно за Волгой в кержацких уремах таилось скопище тайных пособников злодея — мятежных старцев вроде многомудрого вещателя Пахомия и других скрытников, кто не уставал глаголить о каре Господней для властолюбцев-притеснителей. Сулил в своем манифесте разбойник Емелька, прикинувшийся царем Петром Федоровичем, то есть убиенным мужем самой Екатерины, великие блага сермяжному люду. Нет, вовсе не стремилась мудрая Екатерина, хоть и называла себя последовательницей сурового Петра I, к расправам над старообрядцами, которым даровала полные гражданские права вместе со свободой вероисповедания, и не стала зорить скиты, но помыслила о том, что и в самой отдаленной российской глубинке должно иметь место непосредственное влияние государевой власти на все происходящее там, что везде необходимо неусыпное государево око, а также должен быть стимул для всестороннего развития и всеобщего процветания. Иначе в громадной империи не связать концы с концами. Нет, не страх перед новыми Пугачевыми, а неподдельная забота о России, о русском народе, чей язык и обычаи она близко приняла к сердцу, вера в славное будущее державы, перед которой уже заискивала Европа и потенциальные возможности которой могли потрясти любого политика, руководили Екатериной Великой, взявшейся за назревшую административную реформу. Семенов должен был стать одним из малых, но, как все остальные, необходимых звеньев, что в общей связи составили бы надежную основу прогрессивного государственного устройства без, в конечном счете, крепостнических пут. Исторический указ Екатерины за номером 207 был подписан в Санкт-Петербурге 5 сентября 1779 года.Так,что с осени 1779 года Семенов официально стал называться городом. Но, собственно говоря, настоящим городом ему еще предстояло стать. Первым делом взялись за планировку хаотично расположенного уездного центра. Город был представлен на чертеже в виде правильного четырехугольника с пятью площадями. Предусматривались места для казенных построек, для храма на Базарной площади, которая должна стать Соборной, для разных публичных учреждений. Также полагалось окружить город земляным валом и рвом — опасность разбойных нападений после недавнего пугачевского бунта не исключалась. Семенов получил свой герб. На гербе был изображен губернский олень и в золотом поле конический штабель бревен или, как пояснялось «костер», сложенный пирамидою стесанных стволов, означающих, что в окрестных местах заготовляется «великое количество» строевого леса. С гербом дело обстояло как надо, а вот с перестройкой Семенова вышла заминка. Во-первых, помешал пожар, спаливший полгорода, а, во-вторых, когда Екатерину Великую сменил на троне ее сын Павел I, он не все затеи своей матушки принял к исполнению, считая их поспешным или несообразными. По именному императорскому указу от 20 мая 1798 года, который поступил в Нижний Новгород, следовало «в городах здешней губернии, которые еще по высочайше опробованным планам не построились, к построению пооным не принуждать, а позволить им по желании строиться на прежних их местах, соображаясь местному положению и с состоянием и выгодами обывательскими, а при том и к каменному строению принуждения не делать». Таким образом, екатерининская планировка, осуществленная не до конца, дополнилась Павловским разрешением поступать сообразно здравому смыслу. Кстати, занимавший в то время место нижегородского губернатора энергичный Андрей Лаврентьевич Львов сумел добиться высочайшего разрешения иметь местным староверам молельные дома и священников, что и было узаконено в специальном указе и чем воспользовались старообрядцы не только во всей округе, но и в других губерниях. Что из себя представлял Семенов к началу XIX века? Вероятно, то же самое, что и множество других уездных городов. Непролазная грязь по весне и осени, снежные заносы в зимнюю пору, пылища летом в ветреную погоду, оседавшая на крыши, дворы, огороды и придорожный чертополох. И курные, крытые посеревшей соломой избы с мутными окнами. И деревянные подгнившие мостки на улицах. И глухие покосившиеся заборы. Постоялый двор, конюшни, амбары, сенные сараи, ветряк на отшибе, пожарная каланча. А поздними холодными вечерами ни зги, только собачий лай да чья-то пьяная ругань у кабака и разбойный свист куражливой ватажки загулявших парней. У набожных же людей зажженные лампадки перед киотами и дол- ГИЙ молитвенный шепот, и лестовка в заскорузлых натруженных руках, и мученические, а то и суровые глаза, что видели много надсадной работы и мало праздничного веселья, на Пасху, на Троицу и на Медовый Спас. Семеновский городничий был обеспокоен появлением в округе беглых солдат и крестьян, которые доставляли немало хлопот. Наместническое Управление из Нижнего запрашивало, «не происходило ли в Семеновской округе при продаже питий от содержателей или сидельцев какой-либо лености или нерадения, а паче — не было ли примесу в питье воды или обмеру…» Новой администрации приходилось заботиться об устройстве казначейства, полиции земского суда, тюремной избы, соляных амбаров и быть обремененной многими другими делами, что выполнялись ни шатко и ни валко, увязая в задержках и волоките, где важное мешалось с мелочами, а в канцеляриях не только одного Семенова — повсеместно службу несли семинаристы, которые не очень-то радели о службе, а склонны были к пьянству, но заменить их не представлялось возможности ввиду почти поголовной безграмотности. Многого не хватало в Семенове: магистрата, уездного суда, дворянской опеки. И потребовались еще годы и годы, чтобы город перестал быть похожим на село, хотя не во всем изменил своему старому укладу, сохраняя самое заветное, что позволяло ему называться старообрядческой столицей. Косность все же сказывалась в отношении к любым, даже определенно полезным и необходимым нововведениям. Как это ни удивительно, но из всех уездных городов Нижегородской губернии только Семеновская да еще Княгининская городские думы не выразили согласия открыть у себя народные училища, считая, что можно обойтись без них. Семеновские приверженцы патриархального обихода находили в казенном учении только пагубу. Сказывалось тут и влияние старообрядческих наставников. Потому-то семеновские думцы не решились противоречить им. Милотворский в повествовании об истории Семенова приводит такой довод противников всяких школ, что, мол, «там будут учить книгам, в коих напечатано противно их вере вместо «векам — веков», тем самым нарушая заповедное, содержащееся в старинных фолиантах. Однако доморощенные педагоги не смогли переубедить высокое начальство и> согласно циркуляру, 14 октября 1808 года в присутствии министра народного просвещения Руновского училище было открыто. Увы, детей в него ходило немного. В 1825 году, например, занималось лишь двадцать пять человек. А из первого во второй класс было переведено всего пятеро. Такое начало не сулило успешного продолжения. Однако жизнь не стояла на месте. К слову, не помешает лишний раз подчеркнуть, что старообрядцы с величайшей почтительностью относились к старопечатной книге. И многие мальцы были обучены грамоте на дому. Немало детей осваивали азы при монастырях и храмах, да и в скитах было кому приучать детвору к чтению. Известно, что именно за Волгой возле Моховых гор в годы Смуты начала XVII века ученик русского первопечатника Ивана Федорова Никита Фофанов, перебравшись сюда из захваченной врагами Москвы, возобновил книгопечатание. Для этого искусный мастер саморучно изготовил печатный станок-штанбу, доски для гравюр и отлил литеры, тем самым создав свой особый «нижегородский» шрифт. Благодаря замечательному умельцу не прервалось книгопечатание на Руси, а в храмах появились новые «Псалтыри» и «Часовники», изготовленные в то гибельное крутое время, когда решалось, быть или не быть русской земле и православной вере на ней. Вполне возможно, благословили печатника на это деяние настоятель Печерского монастыря Феодосии и посадский староста Кузьма Минин. До сих пор рядом с Моховыми горами высятся Фофановы горы, названные так в честь, во славу и в память беззаветного подвижника. И все-таки много оставалось темного народу в уезде, и тяжело было управляться тут со всеми делами и проблемами, потому что не представлялось возможным объехать весь уезд • так широко он раскинулся во все стороны от центра со своим бездорожьем, глушью и затерянностью. Представить только, в него входило 14, в основном крупных, волостей: северные — — Хохломская. Чистопольская, Хвостиковская, Богоявленская, Шалдежская, Хахальская; юго-западные — — Зиняково-Смольковская, Дроздовская, Кантауровская; южные — Борская, Владимирская, Рожновская; юго-восточные — Юрасовская, Белкино-Межуйковская. Это, если обратиться к нынешним временам, весь Борский район, часть Ковернинского и Городецкого районов, а на севере — граница непосредственно с Костромской губернией. Где тут объять необъятное, углядеть за всем и все учесть? А приходилось. Одной из первоочередных забот власти стала забота о возведении каменного храма в уездном центре. Без него и город не город. В 1819 году завершилось строительство трехпрестольного Вознесенского собора. Поставленный в честь Вознесения Господня внушительный храм с каменными белеными столбиками ограды и белой, соединенной с ним крытым одноярусным переходом колокольней сразу же изменил невзрачный облик города, доминируя над ним и тем самым облагораживая его. Возведенная столетие назад (в 1717 году) деревянная церковь Сретения Господня, которую опекал неистовый Питирим, была разобрана и вновь сложена в стороне от центра на поле, потому и стала прозываться напольной, а освятили ее уже как храм Рождества Пресвятой Богородицы Рядом с ней со временем появилось кладбище. Но в начале XX века церковь снова перенесли, найдя ей место в Солдатской слободе. Ни в годы революционной эйфории ее не тронули, ни в пору гражданской войны, ни в ударные 30-е, и все же церковь-путешественница понадобилась в 40-е роковые, когда опять ее разобрали, из еще крепких бревен соорудив клуб при артели «Экспорт», изготавливавшей хохломские изделия. Случались и другие метаморфозы. Пытливый краевед Арсений Майоров в книжке о Семенове рассказывает, что в народе ходили слухи о чудотворной иконе Николая Угодника. Якобы когда был построен каменный собор, этот образ из «питиримовской» церкви перенесли туда, но он вновь неизвестно как оказался на старом месте. Наутро его возвратили в собор и опять он объявился там, где его привыкли видеть прежде. Такое диво происходило несколько раз, пока икону не оставили в покое. Каменную церковь Всех Святых видит каждый, кто сходит с поезда или рейсового автобуса. Всехсвятская трехпрестольная была открыта в 1863 году. При Советской власти ее переоборудовали в водонапорную башню, а кладбище рядом с ней за железной оградой сравняли с землей. К сожалению, предков не больно чтила молодая поросль жизнерадостных манкуртов. Это сейчас мы спохватились и поняли, как велика наша вина перед теми, кто при всех своих разладах и расколах все же понимал, что такое мерзость беспамятства. А тогда кощунство иной раз принималось чуть ли не за доблесть. И вот — кладбище было превращено в танцплощадку, где пары вальсировали под музыку духового оркестра. Ныне танцплощадки нет. Тихо тут среди зелени на зарастающих дорожках. Есть о чем задуматься и кого пожалеть. Поистине это парк живых и мертвых, как называют его семеновские старожилы. Помнится, в церкви Всех Святых отпевали рано ушедшего из жизни замечательного поэта Владимира Миронова. И, верно, многие из его поклонников тогда осознали, поминая добром не щадившего своего сердца лирика, что все потери безвозвратны, но память должна оставаться ясной. В середине XIX века в той части Семенова, что прозывалась Замостной или Пурехской слободой, освятили еще одну церковь — единоверческую, иконы Казанской Божией Матери. Затевал ее строительство один из самых влиятельных горожан, единоверец Гавриил Семенович Рекшинский. Через дорогу от храма он построил дом для прихожан, разделявших его взгляды, которые истовые старообрядцы не одобряли. И если бы предприимчивый Рекшинский не обладал волей и характером, пришлось бы ему отступиться. Ан нет, не отступился; деревянная церковь давно разорена и развалена, колокола с нее где-то затерялись, а дом до сих пор стоит, напоминая о прошлых благодеяниях. Сам Рекшинский был похоронен на кладбище при церкви. Там же нашел упокоение и последний городской голова — Федор Тимофеевич Шляпников, о чем опять же поведал Арсений Майоров. В начале XX века император Николай II даровал народу свободу вероисповедания, и семеновский купец Афанасий Павлович Носов решил на свои и прихожан пожертвования начать строительство старообрядческого храма. Церковь Святителя Николая была построена в 1912 году, уже после смерти Афанасия Павловича. Новые власти принялись расправляться с любой верой, признавая только свою собственную, где не нашлось места Богу. Последний раз ударил колокол Вознесенского собора в 1934 году, и только теперь Семенов вновь может слышать колокольные звоны сохранившихся храмов. Они призывают к любви и единению перед нетленными святынями Отечества, перед Богом. Но вернемся на улицы старого Семенова, где еще продолжается своя, не такая спешная и суматошная жизнь, как сейчас. Патриархальные нравы, размеренность, чинные беседы за самоваром, густые сирени в палисадниках, сокровенные молитвы перед наследственными иконами, степенное обхождение и родительская осмотрительность да строгость царят там, что так выразительно описал влюбленный в русскую провинцию бывавший в Семеновском уезде и хорошо известный в дореволюционной России прозаик и драматург Евгений Николаевич Чириков. Писатель, конечно, имел в виду не конкретно Семенов, но уездные городки, которые он знал, не отличались внешне, как и жизнь в них. А вот, тоже прекрасный литератор, Павел Иванович Мельников-Печерский, верно, был не в духе, обрисовывая повседневную обстановку родного Семенова, хорошо известного ему с малолетства: «Широкие улицы города, нигде не мощеные, были покрыты глубоким песком. Извозчиков в городе не было, не слышался стук колес и это производило странное впечатление, точно город был погружен в вечную непробудную спячку». Но, конечно, это ведь только казалось, что город постоянно находился в дреме и что время проходило сквозь него, не оставляя никаких следов и не производя никаких существенных перемен. Просто не всякие шумные события занимали внимание горожан, ведь в жизни немало такого, что прогремит как бубенец пролетевшей тройки и навсегда заглохнет среди сплошных лесов. А между тем не оставляли людей почитание и любовь, справлялись свадьбы, подрастали дети, возвращались со службы солдаты, бурлачила вовсе не за горами Волга, донося сюда песни и тоску по раздолью, что называлось волей, пахали мужики свои подзолы, ставили новые срубы, гуляли в престольные праздники, верили, что новый день будет лучше старого, но соблюдали обиход, без чего жизнь теряла смысл, и это были главные, хоть и свычные дела и события, в чем и сказывалось предназначение и необходимость, определяющие народную судьбу. Счастье вовсе не в большом, что, в конце концов, становится малым, а в малом, что становится большим, если хорошо постараться. Именно об этом и размышлял Чириков, оказавшийся в российской глубинке и странствующий по ее глухим углам. «… Вот где можно было почувствовать власть русского пространства, с его лесами, реками, озерами, снегами, оврагами, разливами и бескрайностью, в которых растворяется воля человеческая, и жизнь течет в фантастических грезах и видениях! Там еще пелись былины, жили сказочники и сказительницы. Там поистине пахло старой «Святой Русью…» Ну как тут не сделаться оптимистом и не воскликнуть: Все на свете делается к лучшему!» Судьба словно нарочно бросала во все стороны и приказывала: смотри и учись теперь не печатным рассуждениям, а по самой книге жизни! Что касается Семенова, о нём не раз отзывались, по свидетельству Милотворского, как о городке небольшом, сереньком и по месту нахождения среди лесов незавидном и захолустном. Но этот городок все же представлялся всем гонимым обетованной избранной землей, «каким-то вольным городом вроде того, чем рисуется Женева. Цюрих и другие для политических изгнанников города Европы». Именно здесь сохранялся дух народного, национального изначалия, какая бы невзгода не нагоняла тучи. В 1868 году Семенов Тянь-Шанский сообщал в своем географо-статистическом словаре всего лишь то, что ничем особо не примечательный городок находился в 68 верстах от Н. Новгорода по почтовой дороге на Вятку, число жителей в нем 2776, дворян 192, купцов 74, мещан 1955. Единоверцев 307, раскольников 386, католиков 8, евреев 7, магометан 12. Домов 495 (8 каменных), лавок 68, уездное и приходское училища, публичная библиотека, городская больница… Конечно, статистика представляет интерес и помогает воображению не выходить за рамки, однако точность данных — это реальность плоскости, а не объема. Интересны, например, и такие данные, что в уезде в начале прошлого века было 15 земских почтовых станций — Семеновская, Тарасихинская, Уткинская, Борская, Рожновская, Юрасовская, Хахальская, Шалдежская, Богоявленская, Хохломская, Фундриковская, Чистопольская, Зубовская, Ежовская, Зиняковская, что на основной Семеновской станции содержалось 20 лошадей, для летней езды предназначалось 12 крытых и без верха тарантасов, а для зимней — 15 крытых и без верха санных повозок, двое розвальней, ямщиков же насчитывалось 9. Не сравнить прежние дороги с современными асфальтированными трассами, по которым нередко можно увидеть потоки автомобилей. И не надо тратить 25 с половиной фунтов овса на лошадь в сутки, хлопотать о запасах подков, сена, соломы, колесной мази, дуг, колокольчиков, хомутов, довольствуясь магазинами и заправками. Да, намного медленнее, степеннее, размереннее двигалась жизнь. И все же в ней, в той жизни, были свои преимущества, избавляя наших предков от верхоглядства и небрежности, корыстных знакомств и поспешных решений, а паче того — от тараканьей суетливости и высокопарного суесловия. Тогда намного чаше поступали взаправду, по совести, отвечая головой, а не реверансами. Недаром влекут к себе в нынешние времена вовсе не семеновские новостройки, вставшие словно по ранжиру, а ладные уютные дома в старой части города, что ешё сохраняют в себе тепло и уют многолетней обжитости. В них — душа Семенова, провинциальная непосредственность и дорогие приметы того, что называется домовитостью. Герань в окошках, крылатые ставенки, глухая и прорезная резьба, уютные чистые крылечки, кудрявая зелень над оградами палисадников — утешно и отрадно от всего, что открывается не только взору, но и сердцу. А как хороши в Семенове каменные особняки, каждый из которых глядится козырем, и в каждом — своя стать, своя привлекательность, даже хочется сказать — любота. И здесь тоже не обошлось без души, ведь все создавалось не по стандарту, а наособь, в единственном числе, свободным манером, соразмерно пространству, чтобы никому не застить света и всякому быть увиденным. Улицы как строки посланий из одного времени в другое. Сначала они были Сергиевской, Варнавинской, Нижнебазарной, Нижнеслободской, Малой Ямской… А потом сплошь — К. Радека, Свердлова, Троцкого, Зиновьева, Бебеля… И теряя, все же не потерял своего облика заповедный Семенов с навязанными ему чуждыми именами. Не приживались тут и едва ли смогут прижиться названия, что сродни преходящим лозунгам и призывам: многострадальная площадь Соборная со снесенным храмом сперва была переименована в площадь Октябрьской революции, а затем — Ленина, площадь Щепная превратилась в площадь Карла Либкнехта, улица Казанская получила название улицы Республики Советов, Сретенская стала Советской, а Нижегородская — Розы Люксембург… Видно, грядет и новая волна переименований. Необходимо ли это старинному, не терявшему ни в бури, ни в затишья своей корневой основы Семенову? Да, разные случались времена, разные мелькали имена, но залог долговечности не монументы на пьедестале, а сам пьедестал.

«Под сенью Керженских лесов» / В.Шамшурин В.Алексеев /

Источник