самая первая икона на руси

Первая русская икона

1 июля Русская православная церковь празднует день Боголюбской иконы Божией Матери, одной из древнейших русских икон

Ныне насчитывается немногим более трёх десятков домонгольских, то есть написанных ещё до Батыева нашествия, русских икон. Среди них и чудотворная икона Богородицы Боголюбская, написанная в 1157 году по указу благоверного князя Андрея Юрьевича Боголюбского, позже прославленного в лике святых. Некоторые искусствоведы считают её и вовсе первой русской иконой, ибо до той поры все иконы привозились на Русь из Византии.

Впрочем, Боголюбская икона является копией с византийской иконы: даже сама композиция принадлежит к иконографическому типу Агиосоритиссы, распространённому в греческом церковном искусстве XI–XII веков. Но вот над образом Богоматери русский мастер (или греческий иконописец) поместил клейма пяти икон, сопутствовавших святому князю Андрею Юрьевичу в путешествии из Вышгорода в Ростово-Суздальскую землю: Спасителя, Божией Матери (Владимирской), св. Крестителя Иоанна, архангелов Михаила и Гавриила.

Виктор Васнецов. Портрет князя Андрея Юрьевича Боголюбского Эскиз росписи Владимирского собора в Киеве. Государственная Третьяковская галерея.

Собственно, и само празднование Боголюбской иконы, установленное благоверным князем, также было неразрывно связано с путешествием князя в 1155 году, когда князь Андрей Юрьевич решил переселиться со всем своим двором из Вышгорода в Суздальскую землю.

С собой в дорогу он взял из Вышгородского женского монастыря чудотворную икону Божией Матери, по преданию, написанную некогда самим святым евангелистом Лукой (ныне эта икона, известная как Владимирская икона Богородицы, находится в Третьяковской галерее в Москве).

Владимирская икона Божией Матери из Византии. Государственная Третьяковская галерея

Когда княжеский обоз уже подъезжал к городу Владимиру, произошло чудесное событие: лошади, которые везли икону, внезапно остановились как вкопанные – их как будто удерживала некая невидимая сила. Тогда набожный князь решил на месте остановки отслужить молебен Богородице, во время которого Андрей Юрьевич чудесным образом и узрел в Небесах саму Деву Марию: в левой руке Пречистая держала свиток с молитвой к Господу Иисусу Христу, а правой указывала на образ Спасителя. После этого князь и дал обет основать на месте остановки монастырь в честь Богородицы.

Также князь призвал лучших иконописцев и повелел им написать икону явления ему Божией Матери, чтобы сохранить память о произошедшем чуде. После того как был возведён и освящён храм, Андрей Боголюбский внёс в него обе иконы – древнюю византийскую и новонаписанную – и установил празднование в честь нового образа 18 июня (1 июля по новому стилю). Вскоре, впрочем, древняя икона была отправлена во Владимир, от имени которого она и получила своё второе название.

Поставление Андреем Боголюбским иконы Богоматери во Владимирской Богородицкой церкви. Миниатюра Радзивилловской летописи.

Устроенный по завету Богородицы монастырь, а также город, который вскоре по велению князя был построен рядом с обителью, князь назвал Боголюбовом – дескать, Сама Божия Матерь «возлюбила это место». С этого момента и самого князя Андрея стали называть Боголюбивым, или Боголюбским.

Князь Андрей полюбил основанный монастырь. Так, именно в Боголюбово он уединялся для молитвы, особенно после того, как внезапно умер его двадцатилетний сын Глеб. После гибели самого князя от рук заговорщиков в 1174 году Боголюбский монастырь был разграблен, однако сама Боголюбская икона осталась невредимой.

Во время монголо-татарского нашествия хана Батыя в XIII веке храм в честь Рождества Богородицы был сожжён, один только Боголюбский образ Божией Матери по воле Божией чудесно сохранился в огне невредимым.

Боголюбская икона Божией Матери. XII век. Владимиро-Суздальский музей-заповедник.

В 1395 году во время нашествия Тамерлана икона вместе с Владимирской иконой была увезена в Москву для спасения Руси от татарских полчищ. после того, как Тамерлан отказался от покорения Руси (возникла даже легенда, что Богородица явилась Тамерлану во сне и повелела оставить русские пределы), Владимирскую икону решили оставить в Москве как благословение Божие и защиту новой столице, а Боголюбская икона была возвращена во Владимир во утешение верующих и поставлена вновь в Боголюбской обители, где она и оставалась до закрытия монастыря большевиками.

В настоящий момент икона Божией Матери Боголюбская находится в специальной мастерской Владимиро-Суздальского музея, где её надеются отреставрировать и снова выставить для всеобщего обозрения и поклонения – в Свято-Успенском девичьем Княгинином монастыре города Владимира.

Власть большевиков была войной; этнограф Александр Давыдов – о её разных обличьях

Росздравнадзор объявил войну антипрививочникам в белых халатах. Врач, член профсоюза «Действие», реагирует на инициативу

Источник

Иконопись: из истории появления на Руси

В своей первой публикации мне хотелось бы рассказать, конечно же, об иконописи. Как она появилась на Руси, откуда возникла.

Иконопись, иконописание, иконное писание, вид средневековой живописи, религиозной по темам и сюжетам, культовой по назначению. В наиболее общем смысле — создание священных изображений, предназначенных быть посредником между миром Божественным и земным при индивидуальной молитве или в ходе христианского богослужения, одна из форм проявления Божественной истины. А русская иконопись — развивавшееся в недрах православной церкви изобразительное искусство Древней Руси, начало которому было положено в конце X века крещением Руси.

Искусство иконописи пришло на Русь из Византии после принятия киевлянами крещения в 988 году при князе Владимире. Наверное, любому обывателю известна эта история, поэтому не буду останавливаться на ней. Вместе с крещением князь Владимир привёз из г. Херсонес в Киев ряд икон и святынь, но из «корсунских» (греческих) икон ни одной не сохранилось. Вообще, из Киева,Чернигова, Переяславля, Смоленска и других южных и западных русских городов до нашего времени не дошло ни одной иконы этого периода, хотя как раз в этих городах располагались крупные художественные центры. О иконописи можно судить по многочисленным настенным росписям, для исполнения которых князья приглашали лучших мастеров — первые росписи храмов делались мастерами, приглашёнными из Византии. А икона, то есть образ появился в христианском искусстве изначально. Создание первых икон предание относит к апостольским временам и связывают с именем евангелиста Луки.

Древнейшие из дошедших до нас икон относятся к VI веку и выполнены в технике энкаустики на деревянной основе, что роднит их с египетско-эллинистическим искусством (так называемые «фаюмские портреты»).

В VIII веке христианская Церковь столкнулась с ересью иконоборчества, идеология которой возобладала полностью в государственной, церковной и культурной жизни. Иконы продолжили создаваться в провинциях, вдали от императорского и церковного надзора. Выработка адекватного ответа иконоборцам, принятие догмата иконопочитания на Седьмом вселенском соборе (787 год) принесли более глубокое понимание иконы, подведя серьёзные богословские основы, связав богословие образа с христологическими догматами.

Богословие же иконы оказало огромное влияние на развитие иконографии, складывание иконописных канонов. Отходя от натуралистической передачи чувственного мира, иконопись становится более условной, тяготеющей к плоскостности, изображение лиц сменяется изображением ликов, в которых отражается телесное и духовное, чувственное и сверхчувственное. Эллинистические традиции постепенно перерабатываются и приспосабливаются к христианским концепциям. Это был длительный процесс, и очень трудно четко обозначить его хронологические границы.

Иконопись вместе с христианством приходит сперва в Болгарию, затем в Сербию и Русь. Первый известный по имени русский иконописец — святой Алипий (Алимпий) (1114 год). Самые ранние русские иконы сохранились не в древнейших храмах юга, подвергшихся разорению во время татарских нашествий, а в соборе святой Софии в Новгороде Великом. В Древней Руси роль иконы в храме необычайно возросла (по сравнению с традиционной для Византии мозаикой и фреской). Именно на русской почве постепенно складывается многоярусный иконостас. Иконопись Древней Руси отличается выразительностью силуэта и ясностью сочетаний больших цветовых плоскостей, большей открытостью к предстоящему перед иконой.

Наивысшего расцвета русская иконопись достигает к XIV-XV векам, выдающимися мастерами этого периода являются Феофан Грек,Андрей Рублёв, Дионисий. Самобытные школы иконописи формируются в Грузии, южнославянских странах.

После так называемого «открытия иконы» в начале XX века появился большой интерес к древней иконописи, технология и мироощущение которой сохранились к тому времени практически только в старообрядческой среде. Начинается эпоха научного изучения иконы, в основном, как культурного феномена, в полном отрыве от главной её функции.

После Октябрьской революции 1917 года в период гонений на Церковь множество произведений церковного искусства было утрачено, иконе в «стране победившего атеизма» определено было единственное место — музей, где она представляла «Древнерусское искусство» Иконопись приходилось восстанавливать по крупицам. Огромную роль в возрождении иконописи сыграла Соколова М.Н (монахиня Иулиания). В эмигрантской среде восстановлением традиций русской иконописи занималось общество «Икона» в Париже. Она изучала и сохраняла иконописные традиции. Создала и сохранила множество прорисей и иконографий которые собрала в книге «Труд иконописца» по которой до сих пор учатся наши современники.

Сейчас мы можем видеть множество восстановленых икон в музеях, можем проследить по векам и стилям как развивалось искусство иконописи. Очень важно восстановить нам не только иконописание, но и иконопочитание, чтобы наше отношение к образу было святым, благоговейным. Люди не интересуются тем, что за икона перед ними, относятся к ней, как к амулету. Необходимо восстановить отношение к иконе, как к вероучительному тексту, потому что она выражает нашу веру.

Надеюсь, то немногое, что мне сегодня вкратце удалось рассказать будет вам интересно и я постараюсь периодически писать подобные статьи.

Источник

Появление икон в России

Иконописное искусство в России

Иконописное искусство пришло в Россию разными путями, однако в первую очередь это случилось благодаря разнообразным связям с Византийской империей. Эти связи усилились в X в. после образования первого русского государства — Киевской Руси.

Для государственной стабильности Византии было выгодно искать союзников за пределами самой империи. Византия часто посылала торговые и дипломатические миссии на Русь и охотно выдавала своих принцесс за представителей русских великокняжеских родов. Византийские гости привозили иконы в дар правителям Руси.

Крепнущие культурные связи привлекли на Русь многочисленных византийских иконописцев, например Феофана Грека (ок. 1340-ок. 1410). Наряду с другими византийскими влияниями Русь переняла и практиковавшуюся тогда в Константинополе иконописную технику. Иконы писались на досках, грунтованных меловым или гипсовым порошком, размешанным на животном клее.

При письме использовалась многослойная последовательная система живописи, где каждый этап имел свое богословское и изобразительное значение. Из византийской культуры иконописи пришла и стилистика самого письма: двухмерность изображений, обратная перспектива, использование золочения для создания заднего фона, стремление применять краски природного происхождения, а также традиция изображать на иконе в первую очередь свет, а не тени. Кроме того, русская иконопись переняла из Византии ряд сюжетов (к примеру, праздничные иконы и иконы святых).

Развитие иконописи в России

Сначала иконы присутствовали на Руси только в храмах. Поскольку русских икон тогда было еще немного (преобладали, как правило, иконы византийского происхождения), существовали ограничения на то, какое количество икон должно быть в той или иной церкви.

Все храмы украшались по определенному образцу, который заключался в особом порядке следования сюжетов, отражающем устройство мира: вверху — Господь Бог и Небесные Силы, ниже — история Церкви и, наконец, внизу — святые и праведники (см. иллюстрацию).

Подобная структура распределения религиозной живописи в храме сохранилась и в современных православных церквях, хотя ограниченность в средствах или несколько иное размещение икон могут порой делать ее менее очевидной.

Из Византии русские иконописцы позаимствовали и так называемые мерные иконы, которые писались в размер ребенка на момент его рождения и изображали святого покровителя, в честь которого во время таинства крещения священник нарекал младенца.

Византийское влияние на русскую иконопись прослеживается вплоть до XV в. и дает о себе знать как в живописной технике, так и в выборе сюжетов. Однако не может быть и речи о том, что русские мастера лишь копировали византийскую культуру.

Русская иконопись развивалась своими путями и в конечном итоге сформировала ряд новых смысловых сюжетов и форм. Иконопись никогда не была изолированным видом искусства, хотя и не изменилась на протяжении веков так значительно, как жанры западноевропейской живописи.

На ранней стадии русская иконопись испытывала влияние сирийского и коптского искусства, а в период XI-XII вв. в ней прослеживается влияние итальянских мастеров. Так возникли новые типы икон Божией Матери: например, разновидностью икон Богородицы Елеусы считают иконографический тип «Взыграние Младенца», особенностью которого является изображение Младенца Иисуса, касающегося ручкой лика Марии или обнимающего Ее за шею.

С XIII в. Спаситель стал изображаться на Кресте мертвым, то есть Его голова теперь не была поднята, а свешивалась на грудь как знак претерпеваемых Им страданий. В этом можно усмотреть влияние католического искусства. В католицизме, равно как и в теологии, в эти века было принято особенно подчеркивать Страсти Христа.

Золотой век русской иконописи

Во времена правления Владимира Святославича было завершено формирование территории Киевской Руси. С XIV в. начался стремительный рост Московского княжества, возглавившего процесс объединения русских земель в единое государство.

Власть, а с ней и лучшие мастера-иконописцы сконцентрировались в Москве. В 1453 г., когда пал под натиском турок Константинополь, закончилась эпоха могущества Византийской империи, что способствовало перемещению центра власти с юга Московского княжества на север Руси — в Новгород и Владимир.

Параллельно этим политическим изменениям происходило развитие русского иконописного искусства, которое со временем выработало черты, сюжеты и стили, обособившие его от традиций византийской иконописи. Кроме того, в тот период наблюдалась разнонаправленность местных иконописных школ. За XV-XVII вв. русская иконописная традиция приобрела яркое художественное своеобразие.

Копирование икон

Книги по иконописи использовались (и по сей день используются) теми иконописцами, которые либо создают новую версию иконы, либо напрямую копируют ее.

Обычно для этого с оригинального иконописного изображения выполнялся зеркальный отпечаток, и мастер отмечал контуры будущего рисунка, прокалывая точки на бумаге.

Затем он переворачивал бумагу, клал ее на поверхность доски, на которой предстояло писать будущую икону, и сыпал сверху угольный порошок.

Источник

Первые святые и рождение русской иконы

Разумеется, Добрыня обратил внимание на эти факты прежде всего потому, что речь шла о святых-соотечественниках: на фоне сотен церквей Константи­нополя и тысяч образов разных святых, которые там находились, эти свиде­тельства почитания Бориса и Глеба были каплей в море. Тем не менее они имели определенное символическое значение. Присутствие образов русских святых в византийской столице красноречиво говорило о том, что Русская церковь, одна из самых молодых митрополий Константинопольского патри­архата, сразу после Крещения Руси Владимиром внесла свой вклад в общехрис­ти­анскую сокровищницу святости. Даже те византийцы, которые ничего не знали о жиз­ни и смерти святых братьев, видя их необычные, явно невизан­тийские костю­мы и атрибуты, убеждались в том, что и вчерашние «варвары» могут дать миру собственных святых. Заказчиками константинопольской иконы и храма в Ис­пи­гасе, вероятно, были русские князья или епископы, но в данном случае они не могли действовать без санкции константинополь­ского патриарха. Его разре­шение означало, что жизнь Бориса и Глеба была признана достойной подража­ния, приписывавшиеся им чудеса считались подлинными, а их изображения воспринимались как достоверные портреты, которые способствуют общению верующих с самими святыми и заслуживают почитания.

Маловероятно, что образы Бориса и Глеба были широко известны в Византии. Мы не располагаем никакими произведениями, которые позволяли бы гово­рить о том, что греки почитали первых русских святых в более позднее время. Тем не менее для домонгольской эпохи судьба культа Бориса и Глеба в Визан­тии представляется довольно успешной, особенно в сравнении со святыми других православных территорий, которые, подобно Руси, не входили в состав империи. Этому, очевидно, способствовали не только интенсивные связи между Константинополем и Киевом, но и роль Бориса и Глеба как «новых», только что явившихся святых, чьи останки были доступны для поклонения и соверша­ли многочисленные чудеса.

Кроме Бориса и Глеба, погибших в ходе княжеской усобицы, и Леонтия Ростов­ского, чью биографию источники излагают противоречиво, на Руси были и «классиче­ские» мученики, пострадавшие за исповедание христианской веры. Это Феодор Варяг с сыном Иоанном, убитые в Киеве при Владимире еще до его крещения, и Авраамий Болгарский — христианин, погибший в Волжской Бул­гарии, но почи­тавшийся во Владимире-на-Клязьме, куда в 1230 году торже­ственно перенесли его мощи.

Рано появились и собственные преподобные, то есть свя­тые монахи. Наиболее известными из них были Антоний и Феодосий, основав­шие знаменитый Киево-Печерский монастырь и чтившиеся уже в XII столетии. За ними следует целый сонм печерских подвижников — героев сложившегося к первой трети XIII века Киево-Печерского патерика. К середине того же столе­тия в формах существовал культ преподобного Авраамия Смоленского и полоцкой княжны-инокини Евфросинии: на это указывают их жития, напи­сан­ные соответственно во второй четверти XIII века и на рубеже XII–XIII веков.

Домонгольские изображения почти всех перечисленных персонажей отсутст­вуют. Иногда это можно объяснить утратой древнейших памятников, проис­шед­шей по разным причинам. Развитие других культов и связанной с ними изобразительной традиции могло быть прервано неблагоприятными обстоя­тельствами: в случае с Авраамием Болгарским таким обстоятельством, скорее всего, стало монгольское нашествие, подорвавшее мощь Владимира-на-Клязьме, а в случае с Евфросинией Полоцкой и Авраамием Смоленским — ослабле­ние Полоцкого и Смоленского княжеств. Почитанию других святых, вероятно, препятствовало отсутствие чудес от их мощей или даже отсутствие самих мо­щей, недоступных для поклонения. Поскольку наличие чудотворящих останков в русской традиции стало важным условием для становления культа святых, а акт их обретения фактически заменял собой канонизацию, подобный недо­статок мог серьезно повлиять на отношение верующих к очень заметным персонажам, таким как креститель Руси Владимир: у его гробницы не совер­шались чудеса, и по этой причине в домонгольское время культ Владимира не полу­чил развития. Что касается многочисленных киево-печерских препо­добных, погребенных в монастырских пещерах, то их, скорее всего, воспри­нимали обоб­щенно, как сонм подвижников, чьи деяния характеризовали не столь­­ко их самих, сколько Киево-Печерский монастырь — место, наделен­ное особой сте­пенью святости. Поэтому индивидуальные образы этих местно­чти­мых усоп­ших не имели значения: всю монастырскую братию и саму обитель олицетво­ряли ее основатели Антоний и особенно Феодосий.

В известном смысле к числу святых, которые в домонгольской Руси восприни­мались как свои, местные, можно отнести одного из первых римских пап — Климента, скончавшегося в херсонесской ссылке. Часть его мощей была пере­несена Владимиром Святым из Херсонеса в Киев и положена в Десятинной церкви. Следствием этого события стало сложение устойчивого почитания Климента на Руси. Оно выразилось в строительстве посвященных ему церквей, создании изображений и восприятии этого римского епископа как своего рода участника христианизации Руси. Еще один святой вселенской церкви, доволь­но рано получивший аналогичный статус, — апостол Андрей Первозванный, который, согласно легенде, включенной в состав Повести временных лет, прошел по землям будущей Руси и предрек расцвет христианской веры. Однако русские изображения этих святых в целом следуют византийским стандартам и не являются оригинальными. Гораздо более интересны «портреты» святых, сконструированные на Руси, хотя и по византийским правилам. Это именно та, не так уж часто встречающаяся ситуация, когда мы можем говорить о собст­вен­­­ном вкладе Руси в сокровищницу восточнохристианской иконографии.

Если резюмировать данные о тех собственно русских святых, чье почитание в домонгольскую эпоху приобрело развитые формы, таких персонажей ока­жется гораздо меньше, чем уже было перечислено. В первую очередь это князья Борис и Глеб, затем — киево-печерские преподобные Антоний и Фео­досий, и, наконец, ростовский епископ Леонтий. Есть прямые или кос­венные сведения о том, что этих святых изображали на иконах, а их гробницы укра­шались сере­бром, превращаясь в драгоценные реликварии (источники сообщают о серебря­ных украшениях рак, то есть гробниц, Бориса и Глеба в посвященном им храме в пригороде Киева — Вышгороде и Феодосия Печерского в Успенском соборе Киево-Печерского монастыря).

Память об основателях монастырей и желание иметь их образы, которые в слу­чае благоприятного развития событий могли бы стать авторитетными прото­типами для икон, были явлением, характерным для восточнохристианской культуры. О том, что прижизненные или посмертные портреты подвижни­ков — естественно, условные — писались византийскими мастерами «с натуры» или по рассказам очевидцев, мы хорошо знаем из гре­ческих житий. Этот обычай рано перешел и на Русь. Если верить Киево-Печерскому патерику, вскоре после кончины Антония и Феодосия Печерских в монастыре уже были их образы, вряд ли пользовавшиеся публичным почи­танием, но все же сохранявшиеся как святыня. Именно по этим иконам визан­тийские живописцы, прибывшие в 1080-е годы в Киев для росписи монастыр­ского собора, узнали людей, которые в Константинополе договаривались с ними о выполнении работ. Разумеется, это было чудо: мастерам явились Антоний и Феодосий, к тому времени уже несколько лет как умершие.

Сам этот мотив — узнавание явившегося святого по его образу — типичное общее место византийской литературы. Следовательно, сообщению патерика можно было бы и не поверить. Однако важнее другое: судя по этому сообще­нию, не позже начала XIII века в Киево-Печерском монастыре считали, что у изображений Антония и Феодосия есть очень древние прототипы и, следо­вательно, их реплики имеют портретное сходство с самими преподобными. Следует добавить, что правдивость этого рассказа весьма вероятна, так как причисление к лику святых Феодосия Печерского относят к рубежу XI–XII ве­ков: он умер в 1074 году, а в 1091 году состоялось обретение и перенесение его мощей. К этому времени должны были появиться и первые иконы Феодосия, а также, вероятно, изображения его собрата Антония, поскольку позднее их почти всегда изображали вместе.

История формирования иконографии печерских преподобных недвусмысленно говорит о том, что для людей Средневековья образы святых были портретами, которые узнавались не только по надписям, но и по визуальным признакам — типажам, прическам, форме бороды, возрастным характеристикам, одеяниям и атрибутам. Это не вполне согласуется с представлениями о средневековой иконописи как о крайне условном искусстве. Между тем это искусство основы­вается на мощной традиции античного портрета, хотя и тяготеет к условности и типизации облика святых.

Если иконография русских святых могла зависеть от иконографии святых, издавна почитавшихся в Византии, возникает вопрос: насколько оригиналь­ными были древнейшие изображения Бориса и Глеба? К сожалению, обстоя­тельства их создания известны плохо. Лишь «Чтение о житии и о погублении блаженных страстотерпцев Бориса и Глеба» — текст позднего XI века, принад­ле­жа­щий перу Нестора — сообщает об иконе святых братьев, написанной по при­казу Ярослава Мудрого для пятиглавой деревянной церкви, которая была постав­лена в Вышгороде над мощами святых. Автор «Чтения» специально отмечает «портретный» характер образа: верующие, созерцая икону, видели как бы са­мих Бориса и Глеба. Впрочем, в этих словах отражены самые общие пред­ставле­ния об историчности икон святых, характерные и для византийской, и для древнерусской культуры.

Один из важнейших элементов ранних изображений Бориса и Глеба — их одежды. Именно они делают иконографию первых русских святых крайне ори­гинальным явлением. Дело в том, что образы русских иноков или еписко­пов фактически не отличались от образов византийских святых, принадле­жавших к тем же чинам святости, так как и те и другие изображались в одина­ко­вых монашеских или епископских одеяниях. Между тем иконография Бориса и Гле­ба очень отчетливо привязана к древнерусским реалиям. Разработавшие ее мастера не пытались уподобить сыновей Владимира византийским импера­то­рам или ветхозаветным царям, которых было принято изображать в визан­тий­ском императорском костюме. Борис и Глеб не похожи и на мучеников, пред­ставленных в римских патрицианских одеяниях. Очевидно, по настоянию заказ­чика первой иконы Бориса и Глеба они были представлены в одеждах русских князей — длинных подпоясанных рубахах, характерных плащах с тре­угольным полотнищем, закрывающим переднюю часть фигуры, и округлых или конических шапках с меховой опушкой.

Можно говорить о том, что формирование столь узнаваемой внешности Бориса и Глеба суммирует несколько тенденций. С одной стороны, историчность и достоверность облика святых братьев и в особенности их атрибутов не проти­воречат методам иконографического творчества, характерным для византий­ского искусства. С другой стороны, результат оказывается настолько невизан­тийским, что изображения Бориса и Глеба хочется сопоставить с образами святых правителей, почитавшихся в Северной, Центральной и Восточной Ев­ропе — Вячеслава (Вацлава) Чешского, Олафа Норвежского, Стефана Венгер­ского и других. Иконография этих святых, чтившихся христианами латинской традиции, но типологически близких «православным» Борису и Глебу, не была связана с византийской или западной императорской иконографией. Однако у нее были другие достоинства: узнаваемость и связь с местными реалиями, делавшая очевидным сходство святых королей с их потомками — представи­телями той же династии.

Подобным же образом воспринимались зрителями изображения Бориса и Глеб­а. Облик святых князей, экзотический с точки зрения византийцев, был нормален для жителей Руси и тем более для сродников Бориса и Глеба — князей из рода Рюриковичей. Но именно эта нормальность и имела значение. Сходство икон святых братьев с обликом реальных русских правителей, носив­ших такие же плащи корзна Корзно — княжеский плащ или мантия, застегивавшийся запонкой-фибулой на правом плече. и шапки, свидетельствовало о том, что Борис и Глеб — «свои» святые для русской княжеской династии и всей Русской земли. Появление иконографии Бориса и Глеба в русских княжеских одеждах отчасти объясняет, почему князья второй половины XI — XII веков не пытались заим­ствовать атрибуты византийских императоров, как это делал Владимир Святой, на своих монетах предстающий в императорской короне. У Рюриковичей появи­­лись не просто святые сродники, но идеальные предки, как бы освящав­шие своим авторитетом родовые традиции и даже облик русского князя.

Эволюция иконографии Бориса и Глеба от образа князей-мучеников к образу князей-воинов интересна не только сама по себе, но и как доказательство того, что представления о первых русских святых не были застывшими. Напротив, на протяжении домонгольской эпохи этот сюжет не раз переосмыслялся. Это неудивительно, если учесть, что к XII веку кроме Вышгорода, где нахо­дился главный Борисоглебский храм, хранивший мощи братьев, в разных землях Руси существовали и другие посвященные им церкви — например, храмы, по­стро­енные в местах гибели обоих князей. Об убранстве этих давно погибших сооружений нет почти никаких сведений. Однако даже тот фраг­ментарный материал, который сохранился от XI–XIII веков, позволяет говорить о большом разнообразии произведений и их функций. Образы Бориса и Глеба встречаются в иконописи и в храмовых росписях, в миниатюрах рукописей, в каменных иконках, на медных крестах-мощевиках и на перегородчатых эмалях, на печа­тях князей, носивших имя Борис или Глеб. Кроме тех компо­зиционных вари­антов, о которых уже шла речь, к концу XII века существовали и другие. Это, например, образы Бориса и Глеба, которые держат в руках посвященные им храмы, выступая в качестве их покровителей и, в переносном смысле, основа­телей (ситуация, совершенно нетипичная для византийского искусства, где с храмами в руках изображались их настоящие строители). Это и образы Бори­са и Глеба на конях, видимо, основанные на житийном рассказе о явлении конных святых. Благодаря русскому культурному влиянию они добрались даже до балтийского острова Готланд — русские святые в виде всадников представ­лены в росписи конца XII века в одном из местных храмов. Есть основания думать, что уже в XII столетии существовали и изобразитель­ные циклы, иллю­стрировавшие тексты о Борисе и Глебе.

Такая активность иконографического творчества, характеризуя культуру домонгольской Руси, предвосхищает и объясняет богатство русской изобра­зительной традиции XIV–XVII веков, когда «своих» святых на Руси станет гораздо больше. История русской святости начинается в домонгольскую эпоху, и имен­но в это время рождаются многие иконографические темы, впослед­ствии полу­чившие большую популярность. Их появление было бы невозможно без проч­ной византийской базы, включавшей и теорию иконного образа, и практиче­ские принципы создания портрета святого. Однако из-за того, что Русь никогда не стремилась к воспроизведению византийской культуры во всей ее полноте и рано сформулировала собственные предпочтения, облик ее ран­них святых специфичен и узнаваем. Впоследствии он не раз изменится, как это произошло и с иконографией Бориса и Глеба. Но и эти изменения будут про­исходить в рамках византийской иконографической парадигмы и с оглядкой на русские реалии.

Источник