рыбинское водохранилище история создания
ГОРОД-УТОПЛЕННИК. Тайны Рыбинского водохранилища
Город Молога располагался при впадении реки Молога в Волгу. Сейчас это место находится в южной части искусственного моря: километрах в пяти на восток от острова Святовский Мох и в трёх — на север от створного знака «Бабьи Горы», стоящих на бетонных основаниях щитов, которые обозначают идущий над старым руслом Волги судоходный фарватер.
Город впервые был упомянут в летописях 1149 года. Но возник он, вероятно, раньше как административно-торговый центр в узле речных путей, по которым шла славянская колонизация края, включавшая его в сферу влияния Киевской Руси. Это могло произойти на рубеже X—XI веков при ростовском князе Ярославе Мудром, который «землю уставил», определив размеры и места сбора дани. В XIV—XV веках Молога стала центром княжества. Позднее, с 1505 по 1777 год, она входила в состав Углического княжества, а затем уезда. В XVII—XVIII веках город существовал как торговый посад. Недалеко от него, в Старом Холопье, а затем в самой Мологе, находилась крупнейшая ярмарка, куда съезжались русские, восточные и европейские купцы. В 1777 году, в период губернской реформы Екатерины II, Мологе был возвращен статус города — центра одноименного уезда.
Молога XVII—XVIII веков состояла из трёх посадов: Верхнего, Среднего и Нижнего, протянувшихся по берегам Волги и реки Мологи. В период существования города в качестве столицы княжества в нём был кремль, расположенный в Нижнем посаде, близ слияния рек. Место это размывалось водой и в дальнейшем из-за утраты роли центра княжества и статуса города кремль больше не восстанавливался. Город имел планировку, характерную для поволжских промысловых посадов и слобод, в которых отсутствовал кремль — градообразующее ядро, и жизнь населения в основном была связана с рекой.
21 марта 1780 года Екатерина II утвердила Регулярный план застройки Мологи, разработанный архитекторами «Комиссии по городовому устроению». В геометрической схеме нового плана город во многом повторил старую систему устройства. К концу XIX столетия он протянулся вдоль берегов Волги и Мологи на 4,5 километра параллельными четырьмя улицами. Они пересекались двумя десятками коротких переулков, образуя сеть кварталов, дальние из которых отстояли от берегов всего на 500-800 метров.
Живописную пространственную композицию и облик главного «речного фасада» Мологи формировали пять стоявших по берегам храмов.
Самая старая из моложских церквей — Вознесения «в Заручье» в северной части города — была построена в 1765 году. В оформлении её фасадов использовались наличники с характерным лучковым сандриком и другие элементы стиля барокко.
Старый Воскресенский собор (1767) представлял собой обычную трёхчастную церковь «нарышкинского» стиля. Несмотря на перестройки XIX столетия, храм и особенно его колокольня, составленная из трёх убывающих восьмериков, повторяла колокольни более ранних храмов Углича.
В центре волжской набережной располагался новый Богоявленский собор (1882), воздвигнутый на средства моложского купца I гильдии почётного гражданина города П.М.Подосёнова в характерном «русско-византийском» стиле.
В южной части Мологи в 1778 году срублена, а затем оштукатурена деревянная Крестовоздвиженская «старокладбищенская» церковь. Её шатровая колокольня напоминала своими ясными линиями колокольни храмовых комплексов северных погостов, а составленная из убывающих восьмериков храмовая часть памятника была выполнена в «нарышкинском» стиле рубежа XVII—XVIII веков.
На дальней от берега окраине в панораму города включалась высокими изящными завершениями куполов и крестов Всехсвятская кладбищенская церковь, построенная в 1805 году в строгих формах классического стиля.
В полукилометре от северной окраины Мологи на берегу реки располагался возникший в XIV веке Афанасьевский женский монастырь. Его обширный комплекс включал 4 храма: «тёплый» Троицкий собор (1788), «летний» собор Сошествия Святого Духа (1840), церковь Успения Богоматери (1826) и стоявший недалеко от ограды деревянный кладбищенский храм Усекновения главы Иоанна Предтечи (1890). Встроенные в ограду келейные и хозяйственные корпуса, массивные угловые башни-ротонды придавали ансамблю внушительный, монументальный вид. В композиции и оформлении каменных храмов и большинства построек преобладали формы классического стиля, а деревянная церковь была решена в «русском» стиле.
Накануне затопления в городе насчитывалось более 900 домов, из них около сотни каменных. На торговой площади и примыкавших к ней отрезках главных улиц располагались около 200 лавок и магазинов, а также общественные здания и учебные заведения. Население составляло 7 тысяч человек. В Мологе начиналась знаменитая Тихвинская водная система — один из путей с Волги на Северо-Запад, к Балтике. Летом население города увеличивалось в несколько раз за счёт грузчиков, матросов, водоливов. В иные времена в городе существовало до 70 кабаков.
«Выводили на улицу и сжигали дома» 130 тысяч переселенцев, голод и смерть: какой ценой создавалось Рыбинское водохранилище
С 1937 по 1941 год более 130 тысяч человек были вынуждены покинуть свои дома и бросить свою землю из-за работ по наполнению Рыбинского водохранилища. Всего в этой зоне находилось почти 700 сел и деревень, ушел под воду целый город Молога. Вода разрушила более 50 церквей, три монастыря, дворянские усадьбы с прилегающими территориями, садами и парками, имение графа Мусина-Пушкина. Каменные и ветхие дома перед наполнением водохранилища разрушали и сжигали, другие — разбирали и перевозили на новые места либо продавали за бесценок Волгострою. Тем, кто лишился дома, выплачивали компенсацию, но люди должны были сами искать, куда перебраться. Большинство из них переезжали куда-то рядом и оставались жить на берегу будущего моря. Были и те, кто не выдержал потрясений и умер от холода, болезней и бедности. Истории людей, которые сохраняют память о тех событиях, — в фотопроекте Дарьи Назаровой.
Прошлое моей семьи связано с местами, где сейчас находится Рыбинское водохранилище. Меня тянуло поехать в эти места, найти людей, которые расскажут о затоплении. Было недостаточно статей из книг, нужны были живые свидетели — те, кто хранил рассказы своих родственников. Нужны были фотографии, документы, письма, доказательства. Трудно оставаться равнодушным и безучастным теперь, как нельзя изменить то, что произошло. Долгое время над темой Мологи висел запрет, люди боялись делиться информацией. Даже когда это стало возможно, многие продолжали молчать. Скоро не останется никого, кто способен хоть что-то рассказать о тех событиях.
Владимир и Антонина Шеломовы
Фото: Дарья Назарова
Антонина Павловна Шеломова, Владимир Алексеевич Шеломов : Через деревню Большая Режа проходил Екатерининский тракт, дорога на Петербург. Всего в деревне было 152 дома. После нашей деревни находилась деревня Рыльбово, а следующим населенным пунктом был уже город Молога. Жители Рыльбово добывали железную руду, сами плавили железо, сами производили грабли, косули, топоры и другие инструменты для хозяйства. В конце 1936 года было объявлено о затоплении города Мологи и всех наших деревень. Между рекой Мологой и Волгой текло несколько мелких речек, реки Латка, Чагра. Весной луга заливало.
К нам прислали комиссию, заранее предупредили всех, стали оценивать дома. Помню, как к нам пришли, сказали, что дом отвечает всем требованиям и его можно разобрать и перевезти. И добавили: «Если дом вам не нужен, то вы можете его оставить и получить ссуду, поехать куда хотите». Ссуды, правда, были небольшие.
Антонина Павловна Шеломова в молодости
Фото: Дарья Назарова
Когда точно стало известно, что затапливают Мологу, и люди начали ходить по домам, были назначены уполномоченные по ликвидации по каждому сельсовету, у нас таким человеком был назначен Семов, имени не помню. Семов жил у нас в доме. Сколько было слез, сколько было горя, невозможно было покидать родные места, наверное, и уполномоченным было нелегко. Мама спросила как-то у Семова: «Что же ты, батюшка, всю ночь охаешь, не спишь, да все бога вспоминаешь во сне, а ведь ты партийный». Семов ничего не ответил маме.
Следом за комиссией, ходившей по домам, приехали люди, которые, как тогда говорили, шли церковь «зорить», что значило разорять. Всех семиклассников привлекали для помощи в церкви. Мне было 11 лет, и мы шли за старшими детьми, тогда не понимали, что происходило. Старшеклассников организованным порядком приводили в церковь, все это я видела своими глазами. Двери у церкви раскрыты, окна раскрыты, в середине церкви три громадных чана, в них белая вода. Мужчины все снимали со стен и с лестницы, потрошили и все скидывали в эти чаны. Вокруг валялись книги, бумаги с картинками, свечи и восковые цветы, а мы в это время ставили ящики у окна и все эти книжки, цветы и все, что валялось, забирали без разбора и уносили домой. Прятали их дома, чтобы потом менять по интересам.
Церковь в Веретее. Скорее всего, при ее строительстве использовали бревна Янского леса, который был вырублен под затопление
Фото: Дарья Назарова
В основном все ехали в сторону Веретеи, люди переселялись поближе к своей родине. Вокруг старинного села Некоуз было очень много земель неосвоенных. После революции были созданы там колхозы, но не хватало населения, поэтому для желающих переехать в эти места колхоз предоставлял транспорт, лошадей. Дома разбирать мы должны были сами. Говорили, что где-то, в одном колхозе, столько-то могут принять семей, и землю сразу же давали, много, по 50 соток. Собирать дом на новом месте тоже должны были своими собственными силами. На время, пока перевозили дом, мы все перебирались в те дома, которые заброшенными оставались, в дома людей, которые уезжали и получали ссуды.
Дома на новом месте ставили в чистом поле, не было ни колодцев, ни бани, только дом, сложенный как коробочка. Папа умер сразу, пережил осень и умер. Пока собирал дом — простудился, лечить было нечем. Много умирало. Мама была старенькая, нас было четыре сестры. Пока мужчины строили дома, они снимали жилье у местных. Лето 37 года было очень жаркое, воды не было, поэтому зимой колодцы в соседних селах запирали на замки. По ночам мужчины брали сани, ставили на них баки и ездили воровать воду, чтобы сготовить пищу. Семьи наши до сих пор дружат. Зиму пережили и весной сами вырыли колодец, позже второй колодец пробурил «Волгострой».
Меня крестили в церкви, останки которой сейчас можно найти на краю Шумаровского острова, там еще были видны могильные плиты рядом с церковью, когда в последний раз добиралась туда. Не так давно сын Володя и старший внук договорились с лодкой, мы пытались доплыть до острова, но было много воды и проехать к церкви не удалось. Сейчас я еще не теряю надежды побывать на острове и на кладбище. У церкви похоронены родители мамы и дети папы и мамы, которые рождались после возвращения отца с Гражданской войны. Мальчишки рождались и умирали, трудное время было.
Галина Трофимовна Туз у дома своего деда в Рыбинске
Фото: Дарья Назарова
Галина Трофимовна Туз: Мои дедушка и прадедушка жили в деревне на берегу реки Мологи, недалеко от села Иловна, имения графа Мусина-Пушкина. Прадед мой, Михаил Никитич, был церковным старостой в Иловне, в церкви Ильи Пророка и церкви Петра и Павла. Название деревни — Притыкино. Когда искали место для поместья графа, приткнули челны к этому месту.
Очень много людей в деревне носили фамилию Лебедевы, так как были крепостные, а про семью графа народ говорил: «Приплыли лебеди». Прадед ловил рыбу, отвозил в Рыбинск и продавал ее, только живую, мертвая рыба не годилась, считалась несвежей. Фамилия деда уже была не Лебедев, а Рыбаков, так как отец его был рыбаком, таким образом крепостные крестьяне получали фамилии.
Дед Иван и прадед сами строили себе лодки, плели неводы. Жили в достатке, рыбы было очень много, большая семья. Хозяйство было богатое: 25 овец, 3 коровы, 2 лошади. Но все это было перед раскулачиванием. Раскулачили — неводы отобрали, бросили в сараи. У деда был свой участок, на котором он ловил рыбу, но городской какой-то житель приехал на этот участок и забрал его себе, сказал моему деду, что так власть ему разрешила, на что дед ответил: «Да пошел ты со своей властью!», после чего и деда моего и прадеда посадили.
За дедушек вступился житель нашей деревни Михаил Прохорович, который был братом приближенного к Ленину Василия Прохоровича, и через три месяца дедушек освободили. Хотели после раскулачивания дом у нас отобрать, сделать из него детский сад. Обычный дом в 4 окна, но весь резной, очень красивый, дед выпиливал все сам.
Дом деда стоит сейчас за Волгой, в Рыбинске, на улице Тарасова. Дедушка умер через два года после переселения в возрасте 49 лет.
Галина Владимировна Бурша
Фото: Дарья Назарова
Галина Владимировна Бурша: Корни моей семьи прочно уходят в Мологскую землю. О родственниках отца знаю не так много, но все они жили в затопляемой зоне. К моменту переселения у моей бабушки было уже трое детей. А работала она вместе с дедушкой в колхозе, да еще и была депутатом, возможно, областным.
Дом подлежал сплаву: когда было обозначено, что нужно уезжать, его разобрали и сплавили по Волге в Костромскую область, поселок Чапаева. Кооперировались сразу по несколько домов, переезжали всей деревней. Поселок состоял полностью из переселенцев. Бабушка, как депутат, должна была выехать самой последней. Все дома ставились в ряд, за домом наделялась земля для огорода и сенокоса, а дальше, навстречу им, был еще один участок, а за ним следующий ряд домов. Между домами — расстояние больше километра. Когда бабушка состарилась, преодолевать такие расстояния, чтобы навестить родственников, стало сложно, транспорта не было. Вместе с папой и младшей сестрой, которая родилась уже в Костромской области, у бабушки стало пятеро детей.
Вся жизнь моих бабушек была связана с Мологой. Они получали образование в Мологе, лечились там, ездили на собрания, когда началась вырубка Янского леса, отправлялись туда по направлению как колхозницы. Жили в Обухово, рядом было много деревень, подлежащих затоплению, все они были связаны. Крестьяне, которые жили своим хозяйством, денег практически не имели и свои продукты были вынуждены отвозить на продажу.
В Рыбинск
История Рыбинского водохранилища
Рыбинское водохранилище ― большое рукотворное море, раскинувшееся на территории Ярославской, Тверской и Вологодской областей севернее Рыбинска. Его недолгая, но во многом уникальная история хранит печальные и светлые страницы. Это самая верхняя точка Волги: вырываясь из рыбинской дамбы, дальше река течёт к югу.
План «Большая Волга»
Говорят, первые мысли о строительстве на Волге дамб, в том числе и в районе Рыбинска, появились ещё в Российской империи. Так это или нет, история рыбинского гидроузла начинается только в советские годы. По инициативе партии и правительства в 1923-м году намечен масштабный план ― «Большая Волга». По замыслу организаторов он должен был решить извечную проблему волжского судоходства и превратить главную русскую реку в крупную транспортную сеть. Планировалось создание восьми крупных гидроузлов, которые со временем назвали Волжским каскадом.
Строительство рыбинской плотины
Результат оправдал ожидания. Построено множество каналов, которые позволили Москве гордо носить статус порта пяти морей. В систему Волжского каскада вошли восемь гидроузлов, один из них ― Рыбинский. У каждого узла выше плотины находится водохранилище. Рыбинское море планировалось как самое большое в мире, таковым и было вплоть до заполнения в середине 50-х Куйбышевского водохранилища, площадь которого 6500 квадратных километров против 4590-та у Рыбинского. Тем не менее, наше искусственное море остаётся одним из самых больших в Европе да и на всей планете.
Начало
Но углубимся в историю. Для воплощения плана «Большая Волга» основали специальную организацию ― Волгострой. В 1938-м году, когда все проектные работы были завершены, управление Волгостроя перевели в Переборы. В те годы ― небольшой населённый пункт под Рыбинском, сейчас ― один из городских микрорайонов.
К слову, село раньше называлось Перебор и столь оригинальное имя по легенде получило от барина, который таким образом увековечил свой выигрыш в одноимённую карточную игру. В 1935-м году экспертная комиссия Волгостроя в отчёте ошибочно записала село под названием Переборы. С тех пор именно оно и стало для поселения официальным.
В те годы Волгострой наращивал хозяйственную базу, нанимал рабочих, создавал инфраструктуру для строительства. Представьте, общая длинна железнодорожных путей организации равнялась 280-ти километрам! Для грандиозной стройки специально возвели кирпичные и бетонные заводы. Но самым впечатляющим для тысяч людей стали вовсе не эти показатели, а готовящееся затопление Молого-Шекснинского междуречья.
Русская Атлантида
Одновременно со строительством Рыбинского гидроузла началась подготовка к затоплению территорий для водохранилища. Чтобы передать масштаб проекта, приведём некоторые цифры.
Для создания Рыбинского водохранилища было необходимо:
— Затопить 5000 квадратных километров территории;
— Пожертвовать городом Молога и ещё шестью сотнями сёл и деревень;
— Переселить 130 000 человек;
— Вырубить 3645 квадратных километров леса.
Город Молога до затопления
Все это нужно было реализовать к весне 1941-го, на которую запланировали начало наполнения Рыбинского водохранилища за счёт частичного перекрытия русел Волги и Шексны.
 |  |
13-го апреля 1941-го года рыбинская плотина встала на пути у воды. Именно эта дата считается днём рождения рукотворного моря.
Жизнь после затопления
Стоит разрушить самый стойкий миф о строительстве Рыбинского водохранилища. Десятилетиями из уст в уста передают страшную историю о том, как люди, не желавшие покидать свои края, приковывали себя цепями к домам и, как в голливудском кино, уходили на дно, сбиваемые с места сокрушительным водным потоком. На самом деле затопление проходило постепенно. Некоторые территории скрылись под водой сразу, и пароходы пошли по судоходным трассам, другие ждали свою участь годами.
 |  |
Первый агрегат Рыбинской ГЭС запущен в эксплуатацию 19-го ноября 1941-го года, второй ― в январе 1942-го. Ток из Рыбинска и Углича пошёл до Москвы. Всё это происходило в тяжёлое для СССР время на фоне Великой Отечественной войны. Чтобы генерировать больше электроэнергии, Рыбинская ГЭС срабатывала воду до самых низких отметок, поэтому наполнить водохранилище до проектного уровня удалось лишь к 1947-му году.
 |  |
При низком уровне воды можно увидеть то, что осталось от города Молога. Узнать о нём больше можно в рыбинском музее Мологского края. Экспозиция повествует не только об истории Рыбинского водохранилища, но и самом затопленном городе: его планировке, укладе, купцах и традициях.
Статья подготовлена по материалам книги С. Тачалова «Рукотворное море». Выражаем благодарность заместителю директора Рыбинского музея-заповедника Сергею Овсянникову за снимок из архива архитектора Д. Е. Морозова
Новости, события факты и аналитика
Отменить ответ
Истории Рыбинского моря
Рыбинское водохранилище. На одном берегу — море, волны, просторы, роскошные леса, любимая рыбаками Рыбинка. На другом — Молога с ее страшной судьбой, НКВД, ВолгоЛАГ. Отношение к самому большому в Европе искусственному водоему столь же противоречиво, сколь и неоднозначна вся его история. Цивилизация против природы, прогресс против естественной среды обитания.
Да, мы понимаем, как нужна была нашей стране судоходная Волга. Значит, судьба реки — это цепь плотин, создающих нужную глубину фарватера. И мы прекрасно знаем, что электроэнергия, полученная с помощь гидросооружений, — безопасный, возобновляемый и недорогой ресурс. Значит, каскад ГЭС и череда водохранилищ заменят собой природное русло Волги.
Но каждая медаль имеет оборотную сторону. И эта наша награда — дешевая электроэнергия и свободный речной путь для судов — завоевана ценой потерь и новых проблем. «Трудно что-то приобрести и ничего при этом не потерять», — говорит профессор Владимир Дебольский.
Дебольский — потомок старинного рыбинского рода, подарившего России ученых, врачей, педагогов. Среди ярких личностей фамилии — философ, автор книги «Филосовские основы нравственного воспитания», переводчик трудов Гегеля Николай Дебольский, родившийся в Санкт-Петербурге в 1842 году. А Диомир (Диодор) Дебольский — исследователь религиозной философии и эпоса Индии, автор рукописи «Комментарии к философским главам Махабхараты», уроженец Рыбинска — был известным в Москве в тридцатых годах прошлого века анархистом и активным участником анархомистического Ордена тамплиеров.
На Старо-Георгиевском кладбище в Рыбинске сохранилась могила Нестора Дебольского, похороненного здесь в 1834 году. А родовое имение Дебольский в деревне Киселиха Рыбинского района долгое время служило спортивным залом профтехучилища, и было разрушено совсем недавно.
У профессора Дебольского много работ и должностей. Он преподает в высших учебных заведения столицы, заведует лабораторией динамики русловых потоков и ледотермики и отделом охраны водной среды (Иваньковская научно-исследовательская станция) Института водных проблем РАН.
Его области научных интересов — это, если говорить популистским языком, течение и экология рек. А сфера практического применения опыта и знаний — берегоукрепление в Рыбинске.
Еще Владимир Дебольский собирает истории. Его архив содержит уникальные воспоминания людей и рассказы о тех, кто так или иначе был причастен к строительству в России гидротехнических сооружений. И, конечно, Рыбинского водохранилища.
Так вот, профессор, доктор технических наук, авторитетный эксперт в области — прости, наука! — речных течений считает, что наше море — правильное, нужное и абсолютно обоснованное с точки зрения технического прогресса. Правда, расположили его не совсем там, где нужно, и не совсем так, как нужно. И уж совсем неправильно обращаются с ним сегодня.
О первой претензии к водохранилищу Дебольский рассказывает удивительные вещи. Например, бытующую в Рыбинске историю о том, что существовал якобы в головах советских ученых и инженеров проект, при котором под воду мог уйти и наш город, профессор отметает напрочь. Нет, такого плана не было. Хотя именно Рыбинск был изначально определен, как географическая точка размещения здесь плотины.
История первая, любопытная
Знаете ли вы, что первоначальный план расположения плотин на реках России был разработан в начале прошлого века? Умные и очень хорошо образованные российские ученые, озабоченные вопросами судоходства, уже тогда обозначили на карте страны множество речных створов — мест, где гидротехнические сооружения могли быть наиболее целесообразны с точки зрения их строительства и эксплуатации. Эти изыскания в дальнейшем были использованы в аграрной реформе Петра Столыпина в части освоения Сибири.
Впервые план был озвучен на съезде водных инженеров, состоявшемся в 1903 году. Серьезные исследования были проведены на многих реках страны, включая, конечно, и Волгу. И Рыбинск уже тогда стал известен ученым, как место будущего гидроузла, который обеспечит прохождение судов вниз по течению до Астрахани.
Энергетические вопросы тогда остро не стояли — топили углем, которого в России всегда было достаточно. А вот судоходство требовало срочного вмешательства. Сотни пароходов перегружались в разных портах Волги, дабы не сесть на мели в верховьях реки. Собственно, все Волга делилась на два участка: верхний — до Нижнего Новгорода, и нижний — до Астрахани.
А еще река была забита лесом. Его сплавляли по-разному: отдельными бревнами либо скрепленными в плоты. Плотили лес в Рыбинске. В Астрахани, где степи и совсем нет деревьев, стояли лесозаводы. Было их около двадцати, и они продавали на Восток не сырье, а обработанную древесины. Одним из таких заводов командовал Николай Дебольский — родной дядя нашего профессора.
Дебольский говорит, что проект имперских инженеров сегодня реализован процентов на пять. Но Волга-то, Волга! На ней же не осталось ни одного живого места! Череда плотин и «зоны влияния водохранилищ»! Уж на Волге проект этот осуществлен, наверное, на все сто! Чушь — считает профессор. Вон, за рыбинским элеватором — сплошная природа и почти девственная красота. Может, только чуть тронутая влиянием гидросооружений. Хотя… Впрочем, о влиянии ГЭС — чуть позже. Пока же — очередная история от профессора Дебольского.
История вторая, трагическая
Первоначальный план 1903 года предполагал строительства плотины выше Рыбинска по Волге. И советским инженерам 30-х годов, воспитанным еще при царском режиме, даже на ум не приходило организовать дело так, чтобы под воду ушли не только деревни, но и города.
В разработке проекта принимал участие учитель Дебольского — Кирилл Россинский, который в дальнейшем занимался исследованиями в специальной лаборатории, открытой под Ярославлем в селе Толга специально для проектирования рыбинского гидроузла.
Точное место под строительства выбирали в первую очередь исходя из инженерных требований. Но, как повелось, не могли не учесть и политическую волю. Во-первых, близкое расположение к Москве позволяло руководству страны и НКВД беспощадно контролировать весь процесс, а во-вторых, проектировщиков интересовали породы, из которых состоят берега Волги. Чем они тверже, тем прочнее стоит на них плотина, а само строительство становится дешевле. Ну, и волновал вопрос затопления населенных пунктов. Как говорит Дебольский, всего было восемь вариантов расположения будущего гидросооружения, и ни при одном из них Молога, равно как и другие города, не попадала в зону затопления.
Но случилось то, что в то время было обычным событием для Советской России. Некий практикант неожиданно предложил проект, при котором мощность электростанции значительно повышается, но место для ее строительства должно быть в устье Шексны. А это значит, что искусственный водоем, созданный с помощью плотин, затопит Мологу. А сама плотина будет построена в прямом смысле на песке. Это, кстати, сделает рыбинскую дамбу уникальной, единственной во всем мире.
Проект, предложенный практикантом, вызвал резкую критику маститых инженеров. Автор же, ничтоже сумняшеся, начал строчить доносы на «немецких шпионов». В результате двое были признаны врагами народа, осуждены и отбыли сроки заключения. Проект практиканта был принят к реализации, но автору это не принесло счастья. Во время строительства рыбинской ГЭС он был арестован и расстрелян. Зато полностью удовлетворенной оказалась российская энергетика, поскольку большая площадь водохранилища обеспечивала турбинам высокую мощность. Но она же стала источником проблем для Рыбинска.
Строительство Рыбинской ГЭС. 1939 год
История третья, противоречивая
Какой бы ни была история строительства Рыбинского водохранилища, Владимир Дебольский считает, что именно оно спасло Волгу от уничтожения. Не будь этих искусственных водоемов, вода в реке могла стать опасной не только при купании. Работая как отстойники, водохранилища очищают воду и делают ее более-менее пригодной для жизни рядом с ней человека.
Дебольский говорит, что отходы многочисленных прибрежных промышленных производств, попадая в большие водные пространства, где отсутствует постоянное течение, абсорбируются, и их диффузия в конечном итоге происходит на молекулярном уровне. И первым таким фильтром в истории Волги стало Рыбинское водохранилище.
Бог знает, сколько фенола и прочей неорганической химии лежит на дне нашего моря. И это еще одна проблема, с которой современный человек не может справиться. Или может, но не хочет.
«Вот вы в своем доме пол подметаете? — спрашивает Дебольский. — Ухаживаете? Украшаете? А почему вы не следите за своим морем? Оно, как и ваша квартира, требует, чтобы его чистили, ухаживали за ним».
Вопросы эти, конечно, риторические. И совершенно безадресные. Как можно, например, ждать ответа от некоего неодушевленного понятия, каким является структура управления гидросооружениями? Или, например, государство?
Так и получается, что с одной стороны искусственные озера спасают реку, с другой — создают в далекой перспективе источник опасности для человека и природы.
Впрочем, у каждого действия бывают последствия. И любое вмешательство человека в естественную природу требует предусмотрительности. Именно ее не хватило тем, кто строил рыбинскую ГЭС. Производственные мощности, на алтарь которых был брошен даже древний город вместе с его жителями, страна получила. Но не учла риск разрушения берегов. Проект строительства ГЭС не предполагал никаких берегоурепительных мероприятий. И Рыбинск со своей проблемой оказался не одинок.
«1440 километров волжских берегов находятся в катастрофическом состоянии, — говорит Дебольский. — И им не грозит укрепление. По крайне мере, в обозримом будущем, потому что никаких денег в бюджете на эти работы не предусмотрены. Рыбинск — исключение».
О том, как Рыбинск боролся за свои берега, мы говорили много и повторяться не будем. Скажем только, что это почти 20 лет и несколько миллиардов рублей. Но в то же самое время, когда город был занят сбором доказательств необходимости укрепления берегов и выбивал из государственного бюджета деньги, российское акционерное общество «Гусгидро» благополучно зарабатывало свои прибыли.
Нет, Дебольский, конечно, не против того, чтобы российская гидроэнергетика процветала. Но не за чужой счет. «Вот они заработали свои 100 миллиардов, — говорит профессор. — А мы заплатили за их побочные эффекты миллиардов 20».
Мы — потому что бюджет — это народные деньги. Они — потому что их прибыль — это только их деньги, и никак не народные. И уж тем более не рыбинские. И никаких разговоров о том, что Русгидро платит экологический налог, Дебольский слышать не хочет — «это же сущие копейки!»
…Вот такие эти истории: противоречивые, неоднозначные, со смешанным их восприятием. С одной стороны — необходимость, вызванная развитием и прогрессом. С другой — весь спектр человеческих пороков. Впрочем, все истории Дебольского не отличаются ни простотой сценария, ни однозначной оценкой. Все как обычно в нашей жизни: любое действие рождает в лучшем случае последствия, в худшем — противодействие. А когда противодействует нам природа, стоит смириться и выполнить ее требования. По крайней мере, профессор Дебольский убежден, что платить за необдуманные действия человеку нужно сразу и сполна. Дабы потом не было мучительно больно за обман, жадность и глупость.