россия русь храни себя храни стих
Храни себя о Русь Святая..
«Чтоб судить о нравственной силе народа и о том, к чему он способен в будущем, надо брать в соображение не ту степень безобразия, до которого он временно и даже хотя бы и в большинстве своем может унизиться, а надо брать в соображение лишь ту высоту духа, на которую он может подняться, когда придет тому срок. Ибо безобразие есть несчастье временное, всегда почти зависящее от обстоятельств, предшествовавших и преходящих, от рабства, от векового гнета, от загрубелости, а дар великодушия есть дар вечный, стихийный, дар, родившийся вместе с народом, и тем более чтимый, если и в продолжение веков рабства, тяготы и нищеты он все-таки уцелеет, неповрежденный, в сердце этого народа.» ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ ДОСТОЕВСКИЙ
http://foto.mail.ru/mail/wolganikk/3817/
Другие статьи в литературном дневнике:
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
Николай Рубцов
Рубцов Николай Михайлович (1936–1971) – поэт. Родился в тот самый год, когда начались аресты последних, еще остававшихся в живых поэтов из ближайшего круга Есенина, – Николая Клюева, Сергея Клычкова, Ивана Приблудного, Василия Наседкина, самого талантливого ученика Сергея Клычкова Павла Васильева, которого стали называть «вторым Есениным». А открывается этот расстрельны1й список новокрестьянских поэтов именем его земляка Алексея Ганина, которым уже в 1924 году первым сказал об уничтожении не просто крестьянской, а именно христианской России. Все они были вырублены под корень, чтобы не осталось ни одного живого побега, никто больше не стал на Руси «вторым Есениным». Но такой росток появился на свет. Ровно через тридцать лет после того, как прозвучали бухаринские слова о «хорошеньком залпе» по есенинщине, томик стихов запрещенного ранее Есенина в матросском кубрике на Северном флоте откроет двадцатилетний Николай Рубцов. К тому времени он уже начал писать стихи, но как все – под Маяковского. Маяковизации в поэзии, как и коллективизации в деревне, не удалось избежать почти никому. Рубцов тоже усвоил этот чеканным шаг:
Забрызгана крупно и рубка и рында.
Вполне мог блеснуть и своими «звуковыми миниатюрами» (ранний Фет тоже любил подобные, как он выражался, «загогулины»), и другими атрибутами из того же самого поэтического арсенала, с помощью которого не одно поколение поэтов училось как делать стихи, не подозревая, что это начало конца. Он вполне мог прославиться, мы бы узнали имя Рубцова, но совсем другого Рубцова, которым никогда бы не смог написать: «Россия, Русь, храни себя, храни. », никогда бы не выполнил в своих стихах этот молитвенный завет.
В 1962 году, уже после «Видения на холме», определившего его собственным рубцовский путь в поэзии, он напишет о Есенине:
Это муза не прошлого дня.
С ней люблю, негодую и плачу.
Много значит она для меня,
Если сам я хоть что-нибудь значу.
Рубцов был не первым и не единственным, кто в 60-е годы XX века преодолел роковое влияние Маяковского. «Тихая лирика» его времени – это целая плеяда поэтов, вернувшихся, по сути своей, к тем же самым принципам «чистого искусства», которые в 60-е годы XIX века Афанасий Фет, Апухтин, Аполлон Майков противопоставили «дидактизму» (так они называли идеологический диктат) поэзии «гнева и печали» Некрасова и «некрасовской школы!». Критики и пародисты! того времени вдоволь поизгалялись над мотыльковой поэзией приверженцев Фета, их фетишизме. Приверженцев «тихой лирики» ждала та же участь поэтов-маргиналов, известные только в узком кругу своих читателей. Но уже тогда выдающийся композитор XX века Георгий Свиридов запишет в дневнике: «Весьма возможно, что истинную ценность будут иметь те творцы! (т.е. их сочинения), которые как-то отвергнуты средой, но не по признаку „левизны», а по какому-то иному. Например, Николай Рубцов. Это совсем не случайное явление нашей жизни, не случайная биография и судьба».
Георгий Свиридов продолжит эту мысль и в другой записи: «Николай Рубцов – тихий голос великого народа потаенный, глубокий, скрытый».
В этих свиридовских словах, пожалуй, наиболее точно выражено самое главное в поэзии Рубцова – ее сакральность, тот потаенный, скрытый смысл, в котором дольный мир соприкасается с горним.
В горнице моей светло.
Это от ночной звезды.
Матушка возьмет ведро,
Молча принесет воды.
В этом рубцовском шедевре запечатлен самый сокровенный миг, ради которого в пушкинской «Молитве»:
Отцы пустынники и жены непорочны,
Чтоб сердцем возлетать во области заочны,
Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв,
Сложили множество Божественных молитв.
Рубцовское стихотворение «В горнице моей светло», как и пушкинское «Отцы пустынники» и лермонтовское «Выхожу один я на дорогу», принадлежат к числу таких Божественных молитв. Отсюда их молитвенная тишина. Лермонтовская:
Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу,
И звезда с звездою говорит.
Мать моя здесь похоронена
В детские годы мои.
Есенинская Русь – уходящая; рубцовская – ушедшая. Оставшаяся символом потерянного Рая, исчезнувшей Атлантиды, затонувшего града Китежа:
О вид смиренный и родной!
Березы, избы по буграм
И, отраженный глубиной
Как сон столетий, Божий храм.
Рубцов – сакральный поэт. И в этом он сравним только с Есениным. Чем, кстати говоря, можно объяснить и сам факт их необыкновенной популярности, независимой от каких-либо внешних причин. Государственная идеология, при всей своей невиданной мощи, оказалась безсильной вычеркнуть имя Есенина из памяти народа. Все остальное ей было под силу – изъять из учебников литературы, из библиотек, оставив лишь идеологический ярлык есененщины. И точно так же никакие СМИ, при всех их невиданных возможностях в создании или замалчивании литературных имен, не имеют никакого отношения к раскрутке имени Рубцова.
Причина одна. Ее и имел в виду Георгий Свиридов, когда писал о тихом голосе великого народа, потаенном, глубоком, скрытом. Размышляя об озарениях Мусоргского, которые для многих его современников были мусором, Свиридов запишет: «Гениальная строка поэзии Николая Рубцова: „О чем писать? На то не наша воля!»»
Россия, Русь! Храни себя, храни!
Накануне Дня поэзии мне вспомнился Н. Рубцов, его стихотворение:
Брал человек
Холодный мёртвый камень,
По искре высекал
Из камня пламень.
Твоя судьба
Не менее сурова –
Вот так же высекать
Огонь из слова.
Но труд ума,
Бессонницей больного, –
Всего лишь дань
За радость неземную:
В своей руке
Сверкающее слово
Вдруг ощутить,
Как молнию ручную!
Если бы Николай Рубцов написал только одно следующее стихотворение, он был бы уже велик:
И одного сильней всего желаю —
Чтоб в этот день осеннего распада
И в близкий день ревущей снежной бури
Всегда светила нам, не унывая,
Звезда любви, поэзии, покоя!
Чтоб и тогда она торжествовала,
Когда не будет памяти о нас.
но он написал ещё и такое:
Россия, Русь! Храни себя, храни!
Смотри, опять в леса твои и долы
Со всех сторон нагрянули они,
Иных времён татары и монголы…
Не поленюсь набрать и самое моё любимое:
В потемневших лучах горизонта
Я смотрю на окрестности те,
Где узрела душа Феропонта
Что-то божье в земной красоте.
И однажды возникнув из грёзы,
Из молящейся этой души,
Как трава, как вода, как берёзы,
Диво дивное в русской глуши!
И небесно-земной Дионисий,
Из соседних явившись земель,
Это дивное диво возвысил
До черты, небывалой досель…
Неподвижно стояли деревья,
И ромашки белели во мгле,
И казалась мне эта деревня
Чем-то самым святым на земле…
Своими светлыми стихами он бросает вызов тем силам, которые обрекли Россию на бездуховность.
Святая Русь Николая Рубцова
Он прятался от всех в саду,
Растил цветок для мамы.
По-детски чувствуя беду,
Любовь берёг упрямо.
За гробом аленький цветок
Пронёс в своих ручонках.
И безутешных слёз поток
Бежал из глаз ребёнка.
Святую Русь, как мать, любя,
От вражеского ига
Ей завещал хранить себя…
Открыта его книга,
Где светит вновь звезда полей
И радость неземная
Сотворчества, и свет огней –
Всё это Русь святая.
Венок Рубцову
Сентябрь — октябрь 1999 г.
Никто не волен музыку земли
Улавливать так тонко, как поэт.
Никто, как он, в сиреневой дали
Когда там даже утлой лодки нет.
Его корят за неприступный вид.
О нём трезвонит праздная молва.
А он не замечает. Он молчит.
Он, грустный, вдаль задумчиво глядит
Среди гостей в минуты торжества.
К нему сюда однажды поутру
Сама любовь придёт когда-нибудь.
(А может, это будет ввечеру. )
А он. из бронзы, стоя на ветру,
Не сможет даже головой кивнуть.
Предкрещенский снежок вечерний
Мягок, словно в чесальнях лён.
Светлой Вологды взгляд дочерний
В душу Родины устремлён.
По-над улицею Рубцова
Звёзды вяжут лучи, как сеть.
Коля, Коля, кудесник слова,
Словно слепок с легенды, слепо
Над погостом висит луна.
А мёртвые хлеба не просят,
И площадь у них уже есть.
Они равнодушно выносят
Восторги,
Проклятия,
Лесть.
Из глаз у них слёзы не льются,
Нет дела им ни до чего,
Они-то без нас обойдутся,
А нам вот без них каково.
Земля твоя, Рубцов, печальна.
А древний Липин Бор угрюм.
И на земле твоей ночами
Я долго слушал сосен шум.
А над ночным Софийским храмом,
При тихом плеске тёмных вод,
Как бы в единой круглой раме
Висел зеркальный небосвод.
Звезда над полем подымалась.
А ночи лунное пятно
Всё ярче, шире расплывалось,
Реки высвечивая дно.
А осень птиц на юг бросала,
И ночи были всё темней.
Но с новой силою сияла
Звезда полей, звезда полей.
Так входит к нам ясная осень.
Смятенный,
Мятежный, скорбящий.
Свет прощальный ищу,
III
Как стих твой русский звонок!
Я помню, как сейчас:
Он вскрикнул, как ребёнок,
И нас до слёз потряс!
Послушай,
послушай, ну разве же мы виноваты,
Что спели до нас
(но всё же не смолк: соловей)
Про белые ночи, слепую улыбку заката,
Про чёрные очи и гордые дуги бровей.
Ты знай свою душу,
ты горю на шею не висни,
Банальные рифмы и я защищать не берусь,
Но если недаром
Отчизна рифмуется с жизнью,
Зачем же, зачем же
ты с грустью рифмуешься Русь?
На прошлой крови восходило любое светило.
«Россия, Русь! Храни себя, храни!»
Н. Рубцов
Россия, Русь! Храни себя, храни:
Твои сыны хранить тебя не могут!
У них самих дела не слава Богу,
Свои заботы. так что извини.
Россия, Русь! Храни себя сама.
И если впрямь безвыходно и туго,
Назло врагам сплети себе кольчугу
Храни себя, храни, Россия, Русь!
Распахивая поле, веруй свято:
Твои подзагулявшие ребята
Авось ещё опомнятся. не трусь!
Авось ещё с повинною придут
За все перед тобою прегрешенья,
Стыдясь и каясь, в ноги упадут.
Не помнить зла, прощать обиды близким,
А если, мать, ты сделалась больна?
— Ну что за блажь? Такого быть не может!
Ты не имеешь права. Не должна.
Но дело ли сердиться на сыночка?!
Стой, как стояла! И блюди себя.
Звезда полей нежданно закатилась,
Едва успев взойти на небосклон.
Продлить стихов волшебный перезвон.
Как будто за прощальною оградой
Природе он понятней и нужней.
Но кто, печали обращая в радость,
Споёт о ней и чище, и нежней.
Лучи любви рассыпав по равнине,
Где странствует унылая ольха,
Звезда полей становится отныне
Ромашкой в поле русского стиха.
Душа поэта всем видна.
И показалась мне она
Сироткой робкой, что одна
В деревне, под дождём, босая,
Дыханьем руки согревая,
Стоит у каждого окна
В простой надежде: кто-нибудь,
Быть может, пустит отдохнуть,
А завтра утром снова в путь.
Куда, зачем, в края какие?
Сквозь день и сквозь ночную жуть.
Пускай порою на неё
И после мостовой дороги
Речонка ей плеснулась в ноги,
Сушило солнышком рваньё.
Душа поэта! Ей бы в скит,
Подальше от людских обид.
Но мне рассудок говорит:
Она б и там всё тоже пела,
Она б и там за всех болела,
Как на небе за всех болит.
Снег летит на храм Софии.
Н. Рубцов
Не нарушим твоей тишины,
Не замутим прозрачной протоки,
Чтобы явственней были слышны
Нам твои голубиные строки.
И грибов твоих не оберём,
И синиц твоих не распугаем.
Дышим дружеским, старым добром
И на новое не уповаем.
Ты средь этих покатых полей
Жил с душою, что легче котомки.
Чем ты сам становился светлей,
Тем плотней обступали потёмки.
Видно, боль наша не отболит,
Хоть и ходим с глазами сухими.
Негасимой свечою стоит
Светлый храм вологодской Софии
Это ветер шумит, это осень пришла,
Опахнула печалью равнины,
И опять, без надежды, любви и тепла,
Замерзают в садах георгины.
Георгины, цветы. Не любила я их!
Что ж брожу по увядшему саду
И гляжу, как горят, словно в строчках твоих
И летят лепестки за ограду.
У замшелой скамьи, где тропинка узка,
Я стою в час осенней кручины,
И, как страшная весть, ранит сердце строка:
«Замерзают мои георгины. »
Ах, какая тоска! Словно жизнь пронеслась,
Георгины, цветы. Непонятная связь
С несогретой судьбою поэта.
Нет, не думала я никогда,
Никогда им доцвесть не дают холода,
Не одна я любила дремучесть лесов,
Облака и родимое поле!
Георгины, цветы. Алый жар лепестков!
Жил человек с бессонною душой.
Она тревожных глаз не закрывала,
Ей собственного счастья было мало,
Когда несчастлив кто-то был другой.
Жил человек, ценитель старины.
Преданий русских, свадеб, песнопенья.
В нём жизнь сама рождала те творенья,
Что пахли духом поля и сосны.
Где родился и где в земле остался,
Его стихи читают и ноют.
Там на ветру шумит осенний бор
И воды мутные ласкает ива,
И как при нём, по-русски торопливо
Заря над полем вяжет свой узор.
И над могильным холмиком земли
Вновь оживают давние поверья,
И всё о чём-то шепчутся деревья,
И в поднебесье плачут журавли.
Всё с поэтом хотел
А там.
Проходили стихи его,
помнится,
По болотистым нашим
Местам.
Но не конною лавой
На ветру,
Не вокруг пропылили,
Нет!
Всё с поэтом хотел
Познакомиться.
Познакомиться,
Сверить сердца.
Опоздал.
Но стихи его
Помнятся.
А у памяти
Нету конца.
Есть вот такое стихотворение Рубцова:
—
Николай РУБЦОВ
То не звёзды на тебя глядят.
Беззаветный пламень полыхает.
То огни Отечества горят
И высокий путь нам освещают.
Свет Отчизны смотрит на тебя,
Полыхая Вечными огнями,
И всплывает Китеж, как судьба,
Отражаясь древними крестами.
Россия Русь храни себя, храни,
Живи страна единая держава,
Пускай горят Отечества огни,
Пускай не меркнет над тобою слава.
Россия Русь храни себя, храни,
Живи страна единая держава,
Пускай горят отечества огни,
Пускай не меркнет над тобою слава.
От границ до самого кремля,
Ты одна стоишь перед глазами,
Это светит Родина моя,
Золотыми вечными огнями,
Так живи родимая земля!
Где гуляют ветры молодые,
Нет другой Отчизны у меня,
Нет у нас с тобой другой России
Россия Русь храни себя, храни,
Живи страна единая держава,
Пускай горят Отечества огни,
Пускай не меркнет над тобою слава.
То не звёзды на тебя глядят.
Беззаветный пламень полыхает.
То огни Отечества горят
И высокий путь нам освещают.
Свет Отчизны смотрит на тебя,
Полыхая Вечными огнями,
И всплывает Китеж, как судьба,
Отражаясь древними крестами.
Россия Русь храни себя, храни,
Живи страна единая держава,
Пускай горят Отечества огни,
Пускай не меркнет над тобою слава.
Россия Русь храни себя, храни,
Живи страна единая держава,
Пускай горят Отечества огни,
Пускай не меркнет над тобою слава.
Пускай горят Отечества огни,
Пускай не меркнет над тобою слава.