разделение мхата 1987 история
Олег Ефремов и Татьяна Доронина: что скрывалось за расколом МХАТа
У них было много общего: оба дети войны, оба оканчивали Школу-студию МХАТ, считались одними из самых перспективных студентов и не были распределены в «титульный» театр. Оба потом были приглашены туда. Оба дебютировали в одном и том же фильме, а затем неоднократно играли вместе – и в кино, и на сцене. И именно их имена 30 лет назад стали символом самого громкого советского театрального скандала.
Она играла, Ефремов спал
1968 год. В конце весны на экраны выходит фильм «Три тополя на Плющихе». Мы даже не узнаем имени героя Олега Ефремова, но навсегда запомним его взгляд, которым он, таксист, смотрит на свою случайную пассажирку. В этом взгляде нет страсти, нет желания соблазнить, а есть только огромное счастье неожиданного обретения родной души. И хотя эти двое расстанутся через час и больше никогда не увидятся, вот уже полвека «Три тополя на Плющихе» убежденно считают одним из лучших фильмов о любви.
Очень быстро вслед за «Тополями…» выходит «Еще раз про любовь», где снова Доронина и Ефремов. Он любит ее, она любит другого… Зрители уверены: в жизни у них роман. Некоторые общие знакомые актеров сейчас поговаривают: там явно что-то было, Ефремов сам неоднократно утверждал, что не может играть любовь с актрисой, которой не увлечен.
Доронина же всегда уверяла: никакого романа, Ефремов вообще уходил спать, когда в «Тополях…» она играла собственные сцены. Вот в это верится абсолютно – в те годы Ефремов уже гремел на всю страну как создатель и руководитель театра «Современник». Он не только тащил на себе труппу и хозяйство, но и играл на сцене и в свободное время снимался. И наверняка недосыпал.
Из первого эшелона
Дорониной же достался эпизод. Она там темненькая, кудрявая и очень вздорная – не похожа на своих будущих киношных героинь, белокурых, нежных и жертвенных.
К середине 60-х Доронина прославилась на сцене Большого драматического театра в Ленинграде. Ее обожал главный режиссер Георгий Товстоногов и не любила труппа. Татьяна Васильевна с молодости отличалась характером, а она сама утверждает, что когда у человека есть характер, к нему сразу приставляют эпитет «плохой».
Но в 1966 году Татьяна Васильевна переехала из Питера в Москву, выйдя замуж за драматурга Эдварда Радзинского, и поступила во МХАТ, носивший тогда имя пролетарского писателя Горького. Позже она назвала это одной из главных ошибок своей жизни – расставание с БДТ и то, что она «поставила личную жизнь почти наравне с театром».
Сцена из спектакля МХАТ им. Горького «Дульсинея Тобосская». Слева – О. Ефремов, справа – Т. Доронина
Ефремов придет в Художественный театр в 1970-м, приглашенный туда «стариками», чтобы вытащить театр из кризиса. Он сразу ставит спектакль «Дульсинея Тобосская», где играет сам и отдает Дорониной заглавную роль. Но премьера проходит без помпы. Самолюбивая, яркая, привыкшая быть первой и единственной, а главное – хотевшая снова найти «своего» режиссера, Доронина уходит в Театр им. Маяковского на целых 11 лет. В этот период Доронина и Ефремов встретились на съемках восьмисерийной «Ольги Сергеевны».
200 «тополей» на Тверском
Говорят, что Доронина помогала Ефремову не только как выдающаяся актриса. В то время на посту министра культуры находился Петр Демичев, вроде как влюбленный в Татьяну Васильевну. Она «одним взмахом ресниц» якобы решала все вопросы. А проблем во МХАТе уж точно было хоть отбавляй. Редкие удачи чередовались с обычными спектаклями. Если к моменту прихода Ефремова «чересчур громоздкая» труппа насчитывала полторы сотни человек, то к середине 80-х она распухла до почти двухсот. В театре с трудом уживались те, кто еще застал Станиславского, и приглашенные Ефремовым «современники».
Актеры МХАТа Александр Калягин, Анастасия Вертинская, Ирина Мирошниченко
Ирина Мирошниченко рассказывала, что корифеи получали министерские зарплаты и играли несколько спектаклей в месяц, в то время как молодежь, имевшая скромные оклады, тащила репертуар сразу на двух сценах – основной (тогда на Тверском бульваре) и в филиале на ул. Москвина (с 1993 г. – Петровский пер.).
Ефремов постоянно пытался реформировать театр, помня опыт «Современника», где основная труппа была строго ограничена по размеру. Он вводил основной, вспомогательный, переменный составы, но, кроме склок, это ничем не кончалось. И вот, с приходом Горбачева, который очень подружился с Ефремовым и, видимо, вдохновленный словом «перестройка», Ефремов затевает что-то из ряда вон выходящее. По Москве носятся слухи: во МХАТе, в этом придворном, обласканном театре – раскол.
За 30 лет (а театр разделился в 1987 году), у многих участников событий появились собственные, сильно разнящиеся версии произошедшего. Одни считают, что Ефремов хотел часть труппы экспериментально перевести на хозрасчет (больше играешь – больше зарабатываешь), а часть оставить на обычных советских условиях.
При этом «хозрасчетные» играли бы уже не на Тверском, а в исконных стенах МХАТа в Камергерском, где тогда заканчивалась реконструкция. Остальные должны были уйти на улицу Москвина, а само здание на Тверском вроде хотели передать театру Дружбы народов (прообраз нынешнего Театра наций). При этом Ефремов оставался бы главным режиссером и основного, и «филиального» театров.
Больше все-таки походило на то, что Ефремов забирал себе «сливки», а остальных отдавал на произвол судьбы. Доронина считает, что Ефремова подтолкнули к этому шагу те, кто его окружали, и выглядело это, по ее словам, просто неприлично. Жертвами должны были стать в основном актеры среднего и пожилого возраста, незаметные «рабочие» лошадки.
Осталась только «Нежность»
Как решали, кто с кем уйдет, до сих пор непонятно. То ли драматург Гельман на одном из собраний «разделил» МХАТ, разорвав список труппы пополам, то ли Табаков, опять же на одном из бесконечных совещаний, устав от происходящего, вышел и сказал: «Кто с Ефремовым – идите за мной», то ли эти слова произнес сам главреж.
Доронина, конечно, была в «ефремовском списке». Но именно к ней обратились актеры, которым не светило перейти на заманчивый хозрачет. Почему именно к Дорониной – тоже до конца не ясно. Но к тому моменту у актрисы накопилось много претензий к Ефремову. В ее репертуаре практически не было ролей. К тому же Доронина не могла простить Ефремову периодических запоев, когда жизнь театра словно останавливалась.
Сейчас можно увидеть только документальные кадры одного из собраний периода раскола, где Татьяна Васильевна резко критикует Ефремова с трибуны, а он, обхватив голову, смотрит в стол президиума. Тогда журналистам не разрешили записывать выступления, но и так многое понятно без слов.
Татьяна Доронина в роли Вассы Железновой
Дело кончилось тем, что в Москве образовались два МХАТа. Их тут же окрестили «мужским» и «женским». Ефремов переехал в родной Камергерский, за Дорониной все же осталось здание на Тверском, а идея театра Дружбы народов временно увяла.
Татьяна Васильевна принципиально оставила за своим театром имя Горького и до сих пор стремится удержать «не модные» традиции театрального искусства.
Актрисе, которой в следующем году исполнится 85 лет, постоянно приходилось преодолевать трудности. Она сама считает, что ее театру практически сразу был объявлен бойкот. Туда до сих пор не очень любят ходить критики, а первые годы побаивались приходить и режиссеры. Одним из тех, кто нарушил негласный «запрет», был Роман Виктюк.
Многие спектакли Доронина, как она говорит, была вынуждена ставить самостоятельно. До сих пор она выходит на сцену. Одна из ее коронных ролей – Васса Железнова в пьесе все того же Горького.
Олег Ефремов
Долгие годы Доронина и Ефремов не общались. Говорят, что победители великодушны, но в этой истории не победил никто. Несмотря на возвращение в намоленный Камергерский и присвоение театру имени А.П. Чехова, никаких радикальных перемен Ефремов почти не добился. В сердцах даже его любимых актеров история с расколом не зарубцевалась. Прежде друзья и единомышленники Ефремова, многие ведущие актеры ушли из театра, не без стараний Олега Николаевича.
После раскола судьба отпустила Ефремову еще 13 лет, он умер весной 2000 года. Рассказывают, что Олег Николаевич побывал на одном из спектаклей у «врагини», вышел и сказал: «Прекрасно ребята играют, но непонятно, ради чего».
Доронину не видели на похоронах Ефремова, но это ничего не означает. Спустя годы Татьяна Васильевна отзывается о нем как о настоящем человеке театра, достойном самой светлой памяти.
А зритель 50 лет неотрывно смотрит, как она поет ему про нежность…
«Газета.Ru» о конфликте Дорониной и Ефремова, приведшем к расколу МХАТа
Доронина и Ефремов (коллаж)
После бурных событий, которые пришлись на историю театра в первой половине века, МХАТ СССР им. Горького превратился в образцовый экспонат — репертуарная политика серьезно ужесточилась, на сцене разыгрывались рекомендованные «сверху» пьесы, популярность которых среди публики была крайне невысока. Утвержденный начальством слабый материал не позволял молодым артистам набраться необходимых навыков, а опытные актеры теряли квалификацию и веру в профессию.
С приходом «оттепели» ситуация изменилась, но не исправилась.
Единое видение подхода к выбору пьес было утрачено, многие постановки не были рассчитаны на продолжительную сценическую жизнь, а решение о назначении того или иного исполнителя на роль стало определяться интересами ведущих актеров. Таким образом, была нарушена перекличка между спектаклями, возможность творческого диалога между авторами и внутренняя драматургия развития художественных идей внутри театра.
Неровная подача материала, нечеткость позиции, непонимание нужд сегодняшнего дня и нечуткость к требованиям будущего вели к потере зрителей и утрате лидирующих позиций на театральной сцене Москвы и России. Чтобы исправить ситуацию, было решено отказаться от коллективного руководства. Старейшие актеры театра вместе с чиновниками Министерства культуры выбрали на пост главного режиссера театра актера Олега Ефремова.
«Осенью 1970 года Ефремов начал перестройку Художественного театра. К моменту прихода Ефремова в труппе было полторы сотни актеров, многие из которых годами не выходили на сцену. Театр изнемог от внутренней борьбы и группировок», — вспоминал историк театра Анатолий Смелянский.
Первым же спектаклем, который увидели зрители на сцене МХАТ под новым руководством, стала «Дульсинея Тобосская». На главную роль Ефремов пригласил Татьяну Доронину. За пару лет до этого они стали главной парой советского кинематографа — в 1968 году с разницей всего в месяц вышли сразу два фильма с их участием: «Три тополя на Плющихе» и «Еще раз про любовь». За год их посмотрели 62 млн человек.
Однако премьера не оправдала ожиданий Дорониной. Она покинула МХАТ и вернулась в театр лишь в 1983 году. Первой ролью после возвращения стала работница чулочной фабрики в «проблемной» пьесе Александра Гельмана «Скамейка». Как рассказывал позднее в интервью «7Дней» Евгений Новиков, заведовавший труппой МХАТа в конце восьмидесятых, Доронина помогла Ефремову пробить постановку «Скамейки», так как за это он пообещал ей «чуть ли не роль Анны Карениной».
«Татьяне стоило только взмахнуть ресницами, и министр культуры пьесу разрешил. Но почему-то на этом карьера Дорониной в ефремовском МХАТе в общем-то и закончилась. Кроме роли в «Скамейке», которую она ненавидела, Таня у Олега так ничего толком не сыграла. При этом к Ефремову с претензиями обращаться было бесполезно. Он ненавидел, когда актеры выпрашивали роли. «Есть интересы театра», — говорил он», — рассказал Новиков.
По его словам, уже тогда у Дорониной «в сердце начал зреть бунт против Ефремова».
Несмотря на предпринимаемые попытки, Ефремову не удавалось найти к организации работы театра верный подход — труппа разрослась до 180 человек. Контролировать работу артистов театра становилось все сложнее, многие именитые актеры подолгу оставались без ролей. Ситуация подогревалась подготовкой к переезду в историческое здание в Камергерском переулке после ремонта.
«Причем в Министерстве культуры ему предлагали гораздо более простой выход из ситуации — уволить ту часть труппы, которая ему не нужна И уволь он этих сто человек — никто бы ему ничего не сказал. А отец не смог. Он просто отделил их от себя, сделав две труппы», — рассказала его дочь Анастасия.
О решении разделить МХАТ Ефремов объявил 6 ноября 1986 года. Общее собрание труппы, на котором решалась судьба театра, продлилось три дня с перерывами только на сон. В один из дней заседания Гельман заявил, что разделить театр также просто, как разрезать лист бумаги, чем вызвал волну возмущения. Олег Табаков потребовал выйти вперед всех, кто поддерживал Ефремова — по воспоминаниям очевидцев, таких оказалось около 40 человек.
«Тут поднялся с места наш актер, Юрий Пузырев, и сказал: «Нам тоже надо выбрать кого-то ответственного. Кто будет представлять наши интересы. Может, Татьяну Васильевну? Проголосуем?» Доронина сидела тут же и молчала… И, раз — единогласно за нее сто человек проголосовали. Вот так, в одну минуту, все было решено», — вспоминал Новиков.
Доронина согласилась возглавить отделившуюся часть труппы, несмотря на то, что саму ее Ефремов приглашал остаться. Однако после его слов о том, что оставшиеся без работы актеры могут пойти работать «хоть в клуб «Каучук», Доронина заявила, что не останется под его руководством.
В 1987 году возмущение Ефремова вызвало коллективное письмо, написанное артистами МХАТа в Министерство культуры. В тексте письма шла речь о его злоупотреблении алкоголем — ставился вопрос о неприемлемости дебоша на гастролях в Болгарии.
«Театр находится у той черты, у того порога, за которым нельзя уже будет скоро играть совместные спектакли. В дело пошли доносы, исчезли остатки интеллигентности, даже элементарной порядочности. Поэтому прошу сегодня труппу проголосовать за мое предложение о создании двух сцен внутри объединения «Художественный театр», — говорится в стенограмме выступления Ефремова.
Голосование не прошло. Актеры, решившие отделиться вместе с Дорониной, потребовали отдельное помещение для своего театра, в результате чего им удалось отстоять здание на Тверском бульваре.
Актриса выражала крайнее сожаление в связи с тем, что «выпестованные» в художественном театре актеры оказались за бортом, а в сам театр попали люди, которые не имели отношения к школе-студии МХАТ.
Театральный раскол надолго испортил и отношения между Ефремовым и Дорониной, несмотря на сохранявшееся взаимное профессиональное уважение. Только в ходе встречи в Министерстве культуры, посвященной столетию МХАТа, он решился обратиться к своей бывшей партнерше и конкуренту с предложением «серьезно поговорить».
«Только вот Танина реакция была явно не той, какую Ефремов ожидал. Как ни в чем не бывало она расплылась в улыбке: «Олежечка, здравствуй!» У Ефремова вытянулось от удивления лицо…» — вспоминал Новиков.
После этого руководители обоих театров обменялись приглашениями на юбилейные мероприятия, однако посетить их не смогли. Только через год после этого тяжело больной Ефремов все-таки пришел в театр Дорониной на спектакль «В день свадьбы» по пьесе Виктора Розова. Он отказался пройти за кулисы, чтобы выпить чай с артистами и, по воспоминаниям очевидцев, вышел из театра со слезами на глазах.
Раздел МХАТа – преступление ХХ века
Жуткий парадокс судьбы: рядом с могилой создателя МХАТа Константина Сергеевича Станиславского упокоился его разрушитель Олег Ефремов.
Всеволод Шиловский называет преступлением театральной жизни ХХ века разделение МХАТа. Оно произошло 30 лет назад, но до сих пор, уверяет Всеволод Николаевич, отечественная сцена испытывает последствия того трагического раздвоения. Впрочем, по мнению мастера, на сегодняшнее состояние российского театра повлияли многие факторы. Изменилось все, кроме главного: в спектаклях по-прежнему играют «живьем». В этом весь смысл и вся сила театрального искусства.
Американцы нам завидовали
– Я помню себя с трех лет, когда война началась. Дистрофик с пороком сердца, обладатель туберкулезной палочки – это все про меня. Спасла меня эвакуация в город Казань, плыли мы туда на барже, шли в основном ночью, днем нас бомбили. Я как-то убежал от мамы и рухнул в люк – летел с 15-метровой высоты. В трюме в это время проходил матрос, видит, что-то летит и – поймал в свой бушлат костлявый комочек. Принес маме, она в обморок упала, а на мне даже царапины не было.
В Казани мы жили в бараке, шестиметровую комнату делили на две семьи. Перегородка была из марли, и жизнь была выстроена так, что одна семья работала, вторая спала. Потом наоборот.
Что такое русский человек? Через месяц после переезда в Казань мама моя уже выпускала запчасти для авиамоторов. Станки стояли на улице, крыши не было, а завод уже работал. Великие люди там трудились!
Еще один пример приведу, очень показательный штрих русского менталитета. Когда завод, на котором работала мама, вернулся в Москву, пригнали туда эшелон пленных немцев. Так они три дня не могли из вагонов выйти. Только чуть приоткроют двери – в них тут же летят камни, гайки, железяки, ломы. Потому что не было на заводе семьи, которая бы не пострадала от немцев.
И чем это все закончилось? Немцы много работали, с их участием было много что построено в районе Измайлово, например, жилые дома сталинского типа. А когда пленные уезжали из Москвы, в руках у них были пузатые чемоданы, овчинные полушубки, многие уезжали со слезами – то были слезы расставания. О чем это говорит? О том, что у русского народа злобы нет. Сам посуди, после нашествия Наполеона французский язык стал вторым языком во всех дворянских семьях. В Великую Отечественную войну немец сжег едва ли не полстраны, а мы с Германией врагами так и не стали.
Наш народ – великий по глубине духа! Не всегда ему везет с правителями, но это уже другой вопрос. Еще мое глубокое убеждение: в политику деятелям культуры лезть не надо, им надо заниматься своей профессией.
Актерская профессия – волшебная! Если ты играешь добрую роль, за тобой идет зритель, он тебе верит, и часто безоглядно. Почему раньше великое советское кино рождало героев страны? Потому что мы в советское время своими картинами собирали нацию. Пол-Европы под фашистами, середина Второй Мировой войны, а на экраны выходит фильм «В шесть часов вечера после войны». Романтическая картина, показывающая чистую любовь и непоколебимую веру в победу.
Идеология была гениальной. Страна в огне войны, а в Москве открывается Школа-студия МХАТ. Представляете, какая была вера в искусство! Причем в искусство свое, родное.
Это сейчас наши кинотеатры забиты часто американским низкопробьем, не побоюсь этого слова. А критики наши на все лады с упоением расхваливают этот сомнительный продукт.
Знаете, когда начинают рассказывать, какой у американцев замечательный кинопрокат, мне хочется этих рассказчиков оборвать на первой же минуте. Почему? Да потому что масштабней советского проката ничего не было – больше 300 фильмов в год, американцы завидовали нам.
Когда начинают говорить, как душила кино советская власть, я сразу вспоминаю Андрея Тарковского: он почти все снимал на «кодак», и советская власть давала на это деньги.
Лицо вместо артиста
Кто сейчас главный в кино? Продюсер, а не режиссер. Продюсер говорит режиссеру, кто будет играть Гамлета. Это чудовищная правда современного российского кино. Сегодня избранные три-четыре фамилии снимают не лучшие фильмы, которые они сначала показывают за рубежом.
Знаете, раньше была норма расходовать не более 45 метров пленки в один съемочный день, а сейчас за день снимают серию. О каком качестве актерской работы может идти речь? Я знаю, о чем говорю. Первый сериал Советского Союза, который назывался «День за днем», снял ваш покорный слуга 46 лет назад. В нем снимались 144 лучших артиста большой страны. 300 тысяч писем нам пришло после его премьеры. Энергетики балдели: когда картина шла на экранах, падало потребление электроэнергии.
Зрители сегодняшних сериалов в лучшем случае запоминают лицо, а не артиста. Бывает, что это «лицо» начинает понимать, что он гибнет как артист, и уходит в антрепризу.
Расстреляйте меня, но искусство – зеркало государства. Какое государство, такой и театр, такое и кино. По-другому не бывает.
Наша молодежь уникальная, она, как трава сквозь асфальт, пробивается в лучших, гениальных математиках, музыкантах, артистах. Несмотря на то, что их доводят до плинтуса, по масштабам разрешенной порнухи и чернухи, и самое главное – мата, который все вольнее и вольнее чувствует себя на театральных подмостках. Как будто у тех, кто кроет матом со сцены, не будет потом ни детей, ни внуков. Они же будут расти на мате.
Великие русские писатели Толстой, Достоевский, Пушкин – они в жизни хорошо ругались матом. Но кто видел в их произведениях нецензурщину?
А наши писатели-фронтовики – Василь Быков, Вячеслав Кондратьев, Юрий Бондарев, прошедшие ад войны, где без мата не обходилось это точно. Но ни в одном их произведении нет мата. Есть намек, иногда соленая шутка, но именно соленая и шутка, а не мат.
А как фронтовик Константин Симонов гениально написал «Живые и мертвые»! Фантастическая глубина слога, но ни слова брани. Я русский человек и тоже матом могу ругаться, но чтобы это сделать в искусстве – никогда в жизни! Это же самое настоящее преступление. Как-то читал в интервью с одним очень известным мастером нашего театра, который про мат на сцене говорит: «А что здесь особенного?». При встрече обязательно его спрошу: «А у тебя внутри ничего не повернется, когда твой маленький внук пошлет тебя?».
Мат со сцены или экрана – это преступление против морали.
Фашизм еще не выжгли
Знаете, что еще для меня страшно? Что в России под тем или иным соусом существуют фашистские организации, не выжженные каленым железом. Наш народ потерял порядка 30 миллионов человек во время Великой Отечественной войны, а ростки фашизма остались.
Сегодня болельщики на футбольном матче могут вскинуть ручонку в гитлеровском приветствии. Для меня это самый настоящий ужас и трагедия. Уходит ее величество идеология страны, а для меня идеология – это все.
Но кое-где тенденция, хоть медленно, но меняется. Сегодня за своих граждан Россия начинает заступаться. Пусть нерасторопно и неповоротливо, но начинает. Для меня это подарок.
Я половину жизни дружил с великим человеком, украинцем – Богданом Ступкой. Кто бы мог порушить нашу дружбу? У меня есть друзья в Эстонии, Латвии, Литве – наша дружба осталась. А сколько у меня друзей в Грузии! Да, реже видимся, но это возраст и экономика. А вот градус дружбы остался прежним. Нас не порушить!
Николай Васильевич Гоголь, Тарас Григорьевич Шевченко писали на двух языках, переплетение культур колоссальное, корни единые. Как это разорвать?! Я, например, просто балдею от соловьиного украинского языка. На Украине я никогда не жил, но, когда слышу украинские песни, нахожусь на вершине блаженства. Что это? Гены! Другого ответа в природе нет.
Артистом надо родиться, как можно этому научиться? Ума не приложу, не знаю никого, кто бы научился…
Я беру в студенты только тех, в которых верю. Верю, что в них есть талант от бога. Ведь что такое талант? Чем больше артист, тем ему больше нужен режиссер. Это не мои слова, а Немировича-Данченко. Нас из школы-студии МХАТ выпускали штучным товаром. Урбанский, Волчек, Табаков, Доронина, Ефремов, Кваша, Невинный, Пороховщиков… Какие у нас были педагоги!
Но мы тогда были нужны. Когда выпускались, то пять–шесть театров тебя приглашали на работу. А сейчас никто никому не нужен, а конвейер выпускает в год 400-500 человек, плохо наученных. Подавляющее большинство из них – явные безработные, и только случайно пробиваются несколько человек из этой массы. Массы – другого слова у меня нет.
Поэтому своих студентов во ВГИКе я готовлю к чудовищно сложной жизни, чтобы они ничего не боялись, блистательно владели мастерством и могли работать с эстетиками разных режиссеров. Только тогда они смогут хорошо работать, быть лучше других, при этом никогда не выставляя напоказ этого преимущества.
Изнанка репетиций неэтична
Строгий ли я режиссер? Тут дело такое: меня уважают и чуть-чуть побаиваются по одной простой причине – я имею право говорить правду, что в искусстве бывает редко.
Кричу ли я на репетициях? Тут рецептов нет. Ты можешь кричать из-за любви, кого любишь – за того больше переживаешь. Я могу нервничать, когда у моего любимца или любимицы чего-то не получается. Я знаю, что он может это сделать, а он не знает…
Был в у меня спектакль «Кодекс бесчестия». В нем играли Вячеслав Тихонов, Леонид Куравлев, Игорь Костолевский, Таня Васильева, Эммануил Виторган, Борис Щербаков. Во какой был актерский состав! И все играли как миленькие, никто слова не пикнул. Они все занимали свои места и свои ниши.
Считаю, говорить о том, что происходит на репетиции, просто неэтично. Французский актер Жан Габен перед тем, как снимать глаза крупным планом, опускал ноги в таз с горячей водой. И у него расширялись зрачки от боли. А кадр получался гениальным, зрители удивленно ахали, как он воспринимает это событие. Тазик с горячей водой они не видели… Категорически запрещено рассказывать, как снималось кино! Об этой «кухне» зритель ничего не должен знать. Кино – это тайна, магия.
Всегда очень популярны разговоры кто кого и каково – из серии «кто с кем живет». Человек только умер, а уже в тот же день собирают передачу и начинают трындеть, с кем он спал и что он ел. Я, когда подобное вижу, заболеваю физически. Эти все передачки – самый настоящий ужас. Когда на экран вышвыриваются отношения матери с детьми, когда копаются в чужих любовях и радостях – это и есть тот плинтус, за который заталкивают наш народ.
Государство, в котором я вырос, оно видоизменяется. Причем не в лучшую сторону. Вот когда я был молодым, таких передачек и быть не могло.
Берите все лучшее из прошлого. Восстановите хотя бы азы индустрии советского кино. Восстановив, вы получите идеологическую подушку. Где фильмы, в которых дети любят родителей, а родители любят детей? Их почти нет. Сегодня похабень в тренде – дожили до того, что без постельных сценочек и сценариев-то нет.
Я все это вижу в силу возраста. Я 60 лет этим занимаюсь, есть с чем сравнивать. Когда отказываюсь сниматься в пошлом, люди часто не понимают почему. Искренне говорят: «А мы вам хорошо заплатим». «Спасибо большое», – отвечаю я. Работаю только с людьми моей группы крови. В жизни же все просто, и не надо ее усложнять и пудрить мозги.
Работаю по- прежнему много – семь дней в неделю, и если это закончится, то сразу начнется «болит и устал». А пока работаю, болеть некогда. При мне молодым и людям среднего возраста неудобно говорить, что они устали.
Болеть будем там, за чертой… Когда встречусь с основоположниками МХАТа. Есть ли свет за чертой? Я даже не задумываюсь на эту тему. Поэтому, когда трындят об этом, то всегда думаю: ребята, не пудрите мне мозги. Но зато потом как же будет приятно, если что-то увижу…
Единственное, кому я по-белому завидую, так это истинно верующим людям, тем, кто верит безоглядно. Но когда кресты с бриллиантами носят люди, которые на преступные деньги купили машины, дачи, а потом это все кровавое освящают, я этого никогда понять не смогу. Это издевательство над православием.
МХАТ разорвали на две части
Разделение МХАТа – это его уничтожение, это самое настоящее преступление века. В моем понимании. Если вас разделить на две части, вы погибнете. Разве может быть два собора Василия Блаженного? Две Москвы может быть?
МХАТ – это создание двух гениев, Константина Сергеевича Станиславского и Владимира Ивановича Немировича-Данченко, которые были признаны всем миром. Это не пафос. Когда МХАТ был на гастролях в Америке в 1922 и 1923 годах, там произошла самая настоящая культурная революция. Сегодня весь Голливуд работает по системе Станиславского. Это все вам МХАТ, который разорвали на две части.
МХАТ середины ХХ века, Москва, Камергерский переулок, дом 3
Ужас, но сегодня в Школе-студии МХАТ говорят: «А зачем нам система Станиславского?» Вот вам результат разрыва театра. Там уже ставят спектакли с голыми задницами, называя это новым искусством. Или упражняются над классиками так, что они, бедненькие, находясь в ином мире, ничего не могут ответить и послать далеко тоже не могут. Но эти постановщики сегодня в чести, пользуются тем, что интеллект-то уже кое у кого понижен, и это скушают. А они будут прогрессивными художниками. Знаете, у меня к ним даже ненависти нет, есть только тихое презрение.
Почему разрушили МХАТ? Все очень просто. Появился молодой, талантливый человек – Олег Ефремов, который был и моим педагогом. Когда он пришел во МХАТ, там в труппе было 140 человек, две сцены, были свои пригорки, ручейки.
Пришел 43-летний Олег Ефремов, который клялся и божился, что будет железно выполнять все взятые на себя обязательства перед стариками. Они тогда все были живы. Мы вначале были влюблены в Ефремова, потом у него началась девальвация личности. Он талантливый человек, но его талант был не масштаба МХАТа.
Он все время говорил: «Ну, много вас, много…» К этому присоединилась водка, и некоторые товарищи из окружения начали его подталкивать к разделению театра. Начались бесчеловечные «реформы», от которых люди кончали жизнь самоубийством. Многие умирали от инфарктов.
Разделение МХАТа стало настоящей трагедией. Но если бы у государства тогда был иной интеллект, то должно было быть так: Московский академический театр имени Горького и Московский академический театр имени Чехова. Все!
Но что такое государство? Помните пресловутые советские пояса- прейскуранты? Что такое первый пояс? Это другая зарплата. МХАТ – это первый пояс, это другая зарплата… Вот на ней все и погорели. Мой друг Олег Янковский получал в Ленкоме 250 рублей в месяц, а я во МХАТе – 325. Мы с ним оба были народные артисты. Видите разницу?
Поэтому Татьяна Доронина и Олег Табаков сохранили эти бренды, но это не имеет никакого отношения к МХАТу. Мое мнение неизменно 30 лет – театр под руководством Дорониной не имеет никакого отношения к театральной карте Москвы, а Олег Павлович Табаков собрал хороших звезд телевидения и кино. Он никогда не лез в режиссуру, у него всегда ставили хорошие режиссеры. Но эстетики МХАТа, его духа там уже не осталось.
В театре под руководством Татьяны Дорониной вообще труппы нет. Она после Товстоногова и периода работы в БДТ кончилась как артистка. Просто есть колоссальная власть и издевательство над людьми. Простой пример: молодой артист, отработавший там театральный сезон, его увольняют, чтобы он не получил отпускные. А в сентябре, с началом нового сезона, его принимают вновь на работу. Это если он рот не открывал и хорошо себя вел. Поэтому это заведение я не могу считать театром.
Что такое дух МХАТа? Один пример. Василий Александрович Орлов – это был гениальный мхатовский артист, никогда не снимавшийся в кино. Театр приехал на гастроли в Англию, показывали там «Дядю Ваню». Знаменитые английские актеры Пол Скофилд и сэр Лоуренс Оливье пришли к Орлову в гостиницу в гости. Попили кофе, потом они написали статью, в которой были такие слова: «Мы можем все. Только так, как они, никогда не сможем…» Это было написано про мхатовских актеров. Вот что такое был МХАТ!
Я уже не говорю про Америку. Там с ума сходили, когда мы привезли туда в 1968 году спектакль «На дне», где мне, 29-летнему, доверили роль Костылева, которому было по пьесе под 70 лет. После этого на моих учителей можно молиться…
Ефремов – это комплексы
У Художественного театра было фантастическое качество перевоплощения. Сегодня от этого не осталось и следа. Увы!
Когда раздирали МХАТ, я мог умереть от боли, боролся до последнего патрона. Ефремов мне говорил: «Бери половину театра». «Я Родиной не торгую», – ответил я ему. И ушел, сдав, к сожалению, Дорониной половину театра. Но выбив для него помещение, в котором он сейчас располагается.
Я поехал с Евгением Симоновым к Захарову, он тогда был министром культуры СССР, он подписал распоряжение о передаче здания театру под руководством Татьяны Дорониной. Привез это распоряжение Ефремову и сказал ему: «Олег Николаевич, это для тех людей, которые остались на улице».
Ефремов был волк-одиночка. И потом его расправа с людьми очень жестокая, очень… Как пример: Олег Борисов пришел в театр и увидел, что его роль уже играет Ефремов. Он тут же развернулся и ушел из театра. А гениального Евгения Евстигнеева он просто отправил на пенсию. Он и не имел хороших ролей во МХАТе.
Ефремов – это характер, вернее, комплексы. Его в свое время не взяли во МХАТ, и он пошел в детский театр. Потом он добился того, что въехал во МХАТ на белом коне и прикончил его.
Все, что у меня случилось в профессии, это все благодаря мхатовской школе. Когда вижу, что очень убедительный и органичный артист в кино выходит на сцену, а голоса нет, пластики нет, то сразу понимаю, что у него не было достойной театральной школы.
Сцена – это лакмусовая бумажка артиста. И все блистательные мастера театра, начиная с Евгения Евстигнеева, всегда хорошо снимались в кино. А наоборот – это исключительные случаи типа Лёнечки Куравлева.
Великий Хмелев говорил, что в театре, как на войне. И без культа не может быть театра. За примерами театрального культа далеко ходить не надо. Станиславский, Немирович-Данченко, Марк Захаров, Андрей Гончаров, Николай Охлопков. Почему сегодня БДТ уже не тот? Ответ один и прост – там нет Георгия Александровича Товстоногова.
А МХАТ развалился, потому что не стало его гениев. Чудес в искусстве не бывает. А когда ты живешь большую жизнь и тебе есть с чем сравнивать, то видишь и понимаешь больше, чем молодые.
Я всегда говорю, что у каждого поколения есть свой опыт, но я знаю, что и сейчас есть грандиозные режиссеры, есть блистательные актеры и актрисы. У нас все есть, только мы никому не нужны. Почему-то…
Что для меня самое страшное в жизни? Новодевичье кладбище… Кто это придумал, не знаю. Но если есть «тот свет», его за эту придумку там обязательно должны наказать.
Могила создателя МХАТа Константина Сергеевича Станиславского. А рядом с ней, у него в ногах, лежит разрушитель театра Олег Ефремов. Как так могло случиться? Ума не приложу. Но круг судьбы замкнулся именно так, и это уже объективная история.
Тот участок кладбища весной утопает в цветущей вишне, его называют «Вишневый сад». Там похоронены почти все великие старики – актеры главного театра страны. Помню, когда я первый раз увидел эти две могилы в сантиметровой близи друг от друга, я просто окаменел. Стоял и не мог произнести даже слово.
Да, я плохой
У меня очень плохой характер, я всегда говорю правду. Это многим, естественно, не нравится. Кого люблю, тем тоже всегда говорю правду, чтобы помочь. Артисты, независимо от звания и положения, к сказанному мной прислушиваются. Они понимают, что говорю только для того, чтобы было лучше.
Для меня совсем не трудно не пожать руку тому, кого не уважаю. Да, я такой, я плохой… На дух не выношу «двустволок», которые говорят одно, думают другое, а делают третье.
Евстигнеев? Он был абсолютный гений, гений, взросший на периферии. Талант, выросший на периферии, отличительный – объясню почему. Было два брата, которые себе взяли разные фамилии: Иван Москвин и Михаил Тарханов. Тарханов был провинциальным артистом. Москвин служил в студии Немировича. Тарханов сыграл 800 ролей на периферии, у второго брата было всего несколько ролей.
Брат с периферии мог играть просто фантастические вещи, его московский родственник страшно комплексовал по этому поводу. Москвин боялся Тарханова, потому что тот мог делать в профессии просто невероятные вещи, о которых не мог и помыслить его талантливый московский брат.
Евстигнеев гениально играл все – от Бабы Яги до Ленина – только благодаря своей провинциальной актерской школе. В человеческом плане он был уникальный человек, очень ранимый, предельно правдивый, он лучше отойдет в сторону или уйдет, чем скажет неправду.
Талант идет оттуда! (Показывает пальцем на небо – А. Я.). У нас же ремесло, какое Петру Ивановичу нравится, а Ивану Петровичу не нравится. И ничего с этим не поделаешь! Это не десять секунд на беговой дорожке и – ты заслуженный мастер спорта. А талант как измерить?
Ромм, гениальный режиссер, ошибся, сказав, что кино и телевидение умертвят театр. Телевидение сегодня говенное, к кино вопросов больше, чем ответов, а театр живой! Почему? Это как футбол и хоккей. В театре артисты на сцену выходят живыми. Захотелось ему на сцене чихнуть, он и чихнет, хотя по роли этого делать не должен. И ты балдеешь от этого живого процесса. Некоторые хорошо играют, некоторые плохо, но они все живые ходят по сцене.
Счастье великое – хороший партнер
Моя Ангелина Степанова? Очень сложный человек была. Я ее второй раз родил как режиссер, ее уже выводили на пенсию. Я поставил спектакль «Сладкоголосая птица юности», который продлил ее актерский век.
Она была очень послушная как актриса. Эта послушность была присуща многим мхатовским старикам. Зуева, Прудкин, Яншин, Массальский, Пилявская, Стриженов – все характеры будь здоров, но работать с ними было одно удовольствие. Они были артисты фантастической дисциплины. Они слушали как школьники при одном условии – если верили. А если не верили, то по стене размазывали.
Великая русская драматическая актриса Ангелина Степанова
У Степановой была трудная биография: она очень любила одного человека, бросила МХАТ и поехала за своей любовью, который попал в жернова репрессий. Начальник ГУЛАГа сказал ей: «Ложись, тогда не расстреляем твою любовь». Вот так на свет появился Саша Фадеев. Потом родился сын Миша.
Она своим детям всю жизнь делала квартиры, разводила и сводила… Она всегда была очень приспосабливаемая.
Ангелина Степановна приспособилась и к Ефремову. Если бы не она и Марк Прудкин, то развала МХАТа бы не было… Он их взял детьми: Прудкину обещал, что сын будет режиссером – не получилось, Степановой обещал, что ее сын Саша будет в труппе, тоже не получилось. Быстро умер от пития.
Она мне позвонила незадолго до кончины: «Здравствуй, Севочка». «Здравствуйте, Ангелина Иосифовна», – ответил я ей. И молчу, больше сказать я ничего ей не мог. «Как ты живешь? Я слышала, что у тебя сейчас большие успехи, а я ушла из театра, ноги не ходят», – продолжает она. «Сочувствую вам очень», – ответил я. Больше ничего не мог сказать, ни слова. На том и расстались… Она в моем понимании совершила страшные поступки по разделу театра.
Алексей Николаевич Грибов? Его все боялись. Грибова спрашивали: «Вы всегда под суфлера, а у Севки вы – как на телевидении монологами выдаете». «У нас своя система», – отвечал он. А система такая была: куда бы он ни посмотрел, везде висели листы бумаги с крупно написанным текстом. Вообще у Грибова характер был сложный, как у меня. Он говорил все, что думал.
Его Екатерина Алексеевна Фурцева как-то спросила: «Алексей Николаевич, а что вы скажете про спектакль «Медная бабушка»»? Он без паузы ей ответил: «Говно, Екатерина Алексеевна». Все чуть в обморок не упали, а у него и мускул на лице не дрогнул.
Ефремов растерянно говорит ему: «А вы текст не знаете. » Тот непечатно его назвал и продолжил: «Я под суфлера сыграю лучше, чем ты…» Он был сложный, но мы с ним дружили. Два сложных – бывает и так.
Людмила Гурченко? Гениальная партнерша! Она прошла все, по ней в «Современнике» пешком ходили. У нее были фантастическая работоспособность и невероятное умение ждать. Был у нее период и дикого зазнайства, когда я с ней поссорился года на три. Я ей сказал. «Люсь, то, что ты открываешь ногой двери к министру культуры, не дает тебе права унижать людей. Пошла вон отсюда…» И она пошла.
Но в ней было колоссальное достоинство, достоинство актрисы и женщины, мужество просто неимоверное, испугать ее было нечем нельзя.
Она последний раз приезжала ко мне на фестиваль «Золотой Феникс», который проходил в Смоленске. Когда Люся танцевала, зритель с ума сходил. Когда мы ей заложили именную звезду, она была счастлива и плакала.
Люся лет на 15 была вышвырнута из кино и театра, ее спасла только эстрада, нечеловеческая работоспособность и бойцовский характер! Она была великая артистка! Вообще, умение ждать редко кому дается, но это качество благодарное.
Я общался с такой грандиозной артисткой, как Нина Афанасьевна Сазонова. Она в молодости была любимицей Андрея Попова, одного из любимых учеников Станиславского, создателя Театра Армии. Он ей сказал: «Ниночка, я тебя очень люблю, оставайся такой же доброй, постарайся не озлобиться, ты играть начнешь годам к 50-ти. Дождись своего часа». Она дождалась, и ее тетя Паша из картины «Женщины» стала национальным достоянием. Это надо уметь – ждать и не озлобиться.
Я балдею от чужого таланта и, как червь яблочком, питаюсь им. Для меня удовольствие пообщаться с талантливым человеком. Поддержать, похвалить чужой талант – это счастье. Мне жалко завистливых людей.
Понимаешь, артист всю жизнь держит экзамен. Сыграл блистательно роль в 20 лет – мастер. Провалил в 78 лет – проиграл. Жизнь – это экзамен! Счастье великое, когда попадается хороший партнер.
Леночка Яковлева – гениальный партнер. Мы с ней играли сцену в «Интердевочке», когда узнаем в друг друге отца и дочку. Это была одна из лучших работ в моей жизни. Она отыграла свою сцену, а когда началась моя, Лена села под камеру и сыграла еще лучше. Но теперь уже для меня.
И как тут можно завидовать? Только восхищаться можно и нужно!
По гамбургскому счету
Чего от жизни хочу? Только любви! Без любви жизни нет. Любить – это восхищаться, наслаждаться, ощущать…
Счастливый ли я? Я самоед. Завидую тем, кто может воскликнуть: «Ты что, не видел эту роль, ты не видел мой спектакль? Ну, старик, не понимаю, это же гениально получилось!» Я так не могу про свою работу сказать. Я бы все переделал, все свои роли переиграл бы. Это чудовищное и страшное качество. Это мой трагический недостаток.
Жизнь за окном понимаю полностью. Если ты ее не чувствуешь, ты ничего не сможешь сыграть и не сможешь ничего поставить. За окном пока больше негатива, к сожалению, а для меня в искусстве, если нет звездочки надежды, – это плохое произведение.
В молодости было проще рассказать все другу. Сейчас внутри идут настолько сложные процессы, помноженные на мое самоедство, что врагу не пожелаешь. Как только ты к себе перестаешь предъявлять требования по гамбургскому счету, ты, как при езде на велосипеде, останавливаешься, а значит, падаешь.
Художник заканчивается тогда, когда говорит, что его искусство проверенное. Как только перестал сомневаться – тебя нет.
Из биографии
Всеволод Шиловский – выпускник школы-студии МХАТ. 26 лет служил в главном театре страны. Снялся более чем в 90 картинах, среди которых: «Любимая женщина механика Гаврилова», «Интердевочка», «Жизнь Клима Самгина», «Каменская».
Преподает во ВГИКе. Народный артист России.
Фото: 2queens.ru; kino-teatr.ru; petroinfo.ru; social.nastroenie.tv; localway.ru, fenixclub.com,www.kinopoisk.ru, kinokritik.com, irecommend.ru
Александр Ярошенко
Рубрика отражает субъективную позицию автора и не является продукцией информационного агентства «Амур.инфо».