рассказы о нечистой силе на руси
«Вехи»: Русская нечисть. Главные образы и их трансформация в культуре
Темная история
«…в избе осталась одна малая внучка, и видится ей: вылезли вдруг из-под печки два черта – большой да крохотный, подбежали к мертвой колдунье. Старый черт схватил ее за ноги, как дернул – сразу всю шкуру сорвал, и говорит чертенку: «Возьми себе мясо, тащи под печку!». Чертенок подхватил мясо в охапку и унес под печь. Оставалась одна старухина шкура, старый черт залез в эту шкуру и лег на том самом месте, где лежала колдунья» – так звучит кульминация сказки о ведьме из сборника «Народные русские сказки» Александра Афанасьева.
Не слишком распространенный для русского фольклора сюжет, но в нем присутствуют два важных архетипа нечистой силы славянской мифологии – мертвая ведьма и черт. Литература по фольклористике содержит подробное описание отрицательных героев, но какое значение Баба Яга, Вий, черт и ведьма приобретают сегодня? Почему их до сих пор «эксплуатируют» в кинематографе, видеоиграх и комиксах, и как эти архетипы трансформировались в современном сознании?
Для того, чтобы ответить на такие вопросы, нужно выяснить, почему у славянских народов сложился именно такой фольклор. Эта тема охватывает не одну монографию. Ясно, что наш фольклор восходит к славянской мифологии и язычеству, о которых благодаря стараниям христианских просветителей известно не так много. До появления письменности на Руси языческие поверья нигде не фиксировались, а деятели Церкви старались без надобности про них не вспоминать.
«Повесть временных лет» и другие летописи тоже дают лишь общее описание ритуалов и пантеона древних славян. Нарративных славянских мифов мы не знаем, и некоторые исследователи предполагают, что их не было вовсе. Заговоры, приметы, гадания – были, но четких, сложившихся представления о космогоническом устройстве мира, как в античной мифологии, не было. Это объясняется тем, что славяне не достигли такой стадии развития общества. Ни доказать, ни опровергнуть этот тезис невозможно.
В XVII-XIX веке, в период становления национального государства, интерес к народному творчеству резко возрос. Для обоснования русской идентичности нужно было подчеркнуть характерные черты славянской культуры и, если надо, сделать из них некий культ. Новоиспеченная империя нуждалась в обосновании величия своей нации, которая, по идее, должна иметь развитый эпос, мифологию и героев.
Начались «хождения в народ»: публицисты, среди которых Андрей Кайсаров и Григорий Глинка, записывали сказки, былины и песни, чтобы потом буквально сочинить из них полноценные мифы. В «Кратком мифологическом лексиконе» Михаила Чулкова, а затем и в трудах Глинки впервые перед читателем предстает такая традиционная нечисть, как домовые духи или Кикимора. Стоит отметить, что эти книги представляют собой сбор из летописных фактов, поверий разных народов и сравнительной мифологии. Русское народное творчество воссоздано несколько искусственно и не без авторской фантазии.
Скандинавский эпос сфокусирован на жестокости самих людей, русский – на опасности сил сверхъестественных. Однако отечественная нечисть чаще пакостит, чем наносит серьезный вред. Еще одно отличие: русские былины и сказания часто заканчиваются победой положительных героев и восстановлением утраченного порядка. Сказка изначально для детского чтения не предназначалась. Она передавала память поколений, содержала моральные ориентиры и являлась способом описания вселенной: это тот самый жанр, который способен в локальном показать глобальное и сжать большой семантический пласт.
Русская сказка подчиняется четким сюжетным законам – их обозначил Владимир Пропп в «Морфологии русской сказки». Он показал, что даже персонаж с отрицательным амплуа может даровать волшебное средство, с помощью которого главный герой достигает своей справедливой цели. Именно так происходит, например, в сказке «Марья Моревна», в которой Баба Яга дарует Ивану-царевичу коня.
Миф не является основой русской культуры, он – лишь ее часть. Со многими фольклорными жанрами мы познакомились благодаря профессиональным писателям, а русское мифоэпическое пространство долгое время было ограничено из-за отсутствия глубокого взаимодействия социальных слоев – господствующий класс, интеллигенция и народ жили в совершенно разных мирах, и не было возможности как следует изучить жизненные представления масс. Помимо этого, из-за национального многообразия страны фольклорные традиции разных народов пересекались, а в эпоху Петра I некоторые дворяне считали исконно русскую культуру чуть ли не деградирующей, не говоря уже о ее преданиях и суевериях.
Фольклористика – творческая наука. Каждый плод народной фантазии имеет десятки аватаров и трактовок. Многие образы берут начало в мифологии других, порой очень далеких и древних народов, другие появились относительно недавно благодаря слиянию друг с другом. Сегодня этими архетипами пользуются разные люди, начиная от создателей онлайн-игр и психологов и заканчивая идеологами сект. Черты инфернальных героев сказаний разных стран во многом схожи. Пройдемся по галерее портретов представителей темных сил.
Ведьма: пугающее женское начало
Елена Левкиевская в книге «Мифы русского народа» приводит такой стих умирающей ведьмы:
Промеж межи полоску прожиновала,
От хлебушка спорынью отымывала.
Вероятно, в дохристианский период ведьмы были связаны с знахарскими и другими знаниями («ведьма» – возможно, от слова «ведать»), что видно по оставшимся рудиментам – историям про чары, зелья, снадобья ведьм. Стихийность женских проявлений в патриархальном укладе были уже достаточным поводом для подозрений в том, что она как-то связана с иными порядком или неизвестными силами.
В христианском мировидении ведьма – женщина, продавшая душу дьяволу, поэтому этот архетип ассоциируются с кощунством и пугающей вседозволенностью. «Ведьмы, по общему мнению, имеют хвост и владеют способностью летать по воздуху на помеле, кочергах или ступах. Отправляются они на темные дела из своих жилищ непременно через печные трубы и, как все чародеи, могут оборачиваться в разных животных, чаще всего в сорок, свиней, собак и желтых кошек», – писал этнограф Сергей Максимов в сборнике «Нечистая, неведомая и крестная сила». Он отмечает, что из-за этого поверья «подозрительных» женщин и перечисленных животных нередко жестоко избивали.
Осознание, что в магическом пространстве не действуют христианские заповеди, пугало простых людей. Там, где откровенно поступаются законами добродетели, нет Бога, нет защиты от огромного непознаваемого мира. Этим объясняется эмоциональная сила рассказов о перевернутых иконах в доме. Вторая внутренняя причина страха перед подобными персонажами ясна – посягательство на основные жизненные ценности крестьян.
Особый «вид» ведьмы – мертвая ведьма. Она необычайно сильна из-за того, что обладает двумя душами – человеческой и демонической. Во время смерти человеческая душа покидает тело, а демоническая остается до тех пор, пока не найдет себе следующий сосуд. От этого ведьма не может полностью уйти в мир иной и мучает окружающих.
Такой образ представлен в еще одной сказке из сборника Афанасьева, когда королевна-колдунья мстит сыну попа за то, что тот узнал ее тайну: «Расхворалась-разболелась королевская дочь, призвала отца и стала ему наказывать: «если я помру, то заставьте поповского сына три ночи сряду надо мною псалтырь читать». Далее мертвая ведьма изводит мальчика, желая вселиться в его тело, но у нее ничего не выходит. Эта сцена напоминает нам о гоголевском «Вие».
Вий: губительный взгляд
Известно, что Николай Гоголь при создании повести использовал сюжеты украинского фольклора. Однако в произведениях малороссийского простонародья не встречается существо с подобным именем, но есть некий Буняк, появление которого также, как и Вия, сопровождается воем волков. Он – житель подземелья с гигантскими глазами и аномально длинными ресницами, их можно поднять разве что вилами.
Левкиевская предполагает, что свое название существо получило от имени половецкого хана Боняка, который помог галицким князьям в борьбе против угров. В Ипатьевской и Лаврентьевской летописи упоминается о том, что наступление его рати сопровождалось волчьим воем. Впрочем, точный прототип Вия установить, видимо, не удастся.
После публикации повести образ с новым названием внесли в фольклорные сборники, теперь он олицетворял непонятную, стихийную силу. Вий стал выражением экзистенциального ужаса, символом бессилия человека перед окружающим хаосом. Хому Брута ничего не защищает – ни молитва, ни очерченный круг. Если в сказке про сына попа и колдунью эти средства еще работали, то здесь бездна и одиночество подошли вплотную. Можно подумать, что крестьяне из-за малообразованности попадали под влияние подобных историй, но и читающая публика такими сюжетами не брезгала, наполняя народные образы очерченным смыслом. Благодаря этому они становились еще более яркими – именно так произошло с Вием, архетип которого до сих пор используется в фильмах ужасов.
Убедительность образу Вия придает, вероятно, психологический эффект, который иногда испытывают люди при участии взгляда другого. Даже в безобидной ситуации чужой взгляд или даже мысль о его возможности приводит человека в тревожное состояние, с легкостью будящее в нем его сокровенные переживания и опасения. На этом переживании основываются и суеверия по поводу сглаза. Конечно, христианский мир живет под взглядом милосердного и справедливого Бога, но именно поэтому где-то на маргиналиях культуры должен существовать антипод. Безжалостный убивающий взгляд уродливого и неправдоподобного монстра.
Баба Яга: между мирами мертвых и живых
Баба Яга – один из самых многогранных героев русского эпоса. Она находится где-то на грани между добром и злом, хотя очевидно – Яга связана с миром мертвых, на что указывает костяная нога. Этот образ встречается в черногорском, хорватском и чешском фольклоре, а в России он стал наиболее неоднозначным. В первую очередь, это хозяйка леса. Михаил Забылин в книге «Русский народ. Его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия» пишет, что славяне представляли Ягу кровавой богиней в ступе и приносили ей жертвы. Считалось, что она пришла из подземного царства в облике змеи.
В русских сказках Баба Яга выполняет важные функции: дарительную, карающую и охранительную. Ее характер меняется в зависимости от сюжета и нельзя сказать, что это непременно злобный персонаж. Пропп считает, что Яга – посредник между нашей и «альтернативной» вселенной, ведь именно через избушку на курьих ножках герой попадает в мир мертвых – образное «Тридевятое царство». Перед этим Яга совершает над ним несколько похоронных ритуалов: омовение и поминальный прием пищи («баньку затопи, накорми и спать уложи»). После того, как герой якобы умирает, он может действовать в том самом Тридевятом царстве.
В пользу этого предположения говорит и то, что «избушка на куриных ножках» восходит к домовине – деревянному дому на высоких пнях, где западные славяне хоронили умерших. Есть и еще одна довольно оригинальная трактовка этого известного всем с детства образа: в народе «курьей ножкой» называли перекресток, развилку дорог. А мифологическое сознание самых разных народов наделяет это место особыми свойствами, часто благоприятствующие искушениям и разной нечисти.
Сложно сказать наверняка, но временный переход в царство мертвых также может быть отсылкой к обрядам инициации у славян (может поэтому она и ест детей, т. к. инициирующийся символически «умирает» в одном статусе и рождается в другом). В сказках также присутствует множество вполне бытовых отсылок к функциям бабушек, старших женщин в роду: например, лечение, передача знаний, проверка навыков (сшить, спрясть, сготовить, убрать дом и т. д.).
Баба Яга непредсказуема, ее природа неподвластна человеческой логике. В русском эпосе она была особенно опасна для детей и мужчин. Возможно, это связано с языческим социальным устройством – «доминантным» матриархатом, остающимся в коллективной памяти даже спустя столетия. Кроме того, черты Яги свойственны аллегорической фигуре Смерти, чьи интересы Яга и представляет. В русском сознании этот персонаж ассоциировался с умершими предками, а они всегда вселяли страх.
Черти, бесы, бесенята
Черта от остальных персонажей отличает происхождение – это библейский образ, и зона его «применения» в культуре невероятно широка: от средневековых мистерий до современных поэм. В Толковом словаре Владимира Даля записано около 40 имен черта – славяне считали, что эти существа сидят чуть ли не в каждом углу, так как не ограничены ни пространством, ни временем.
Так, например, согласно легенде, святой Василий Блаженный бросал камни в дома добропорядочных жителей и целовал углы домов, где жили явные грешники. Объяснялось это тем, что святой видел, как на домах праведных снаружи висели бесы, не смевшие войти внутрь, а у стен домов грешников плакали ангелы.
Градус злости черта колеблется и зависит от его ранга. Искусные черти могут принести большие беды, тогда как другие способны лишь на мелкие бытовые неприятности. В русском искусстве черт либо символизирует абстрактные понятия (чаще это встречается в литературе), либо выступает как волшебный помощник или соучастник, которого потом все же побеждают или обманывают – вспомним «Вечера на хуторе близ Диканьки» или «Сказку о попе и о работнике его Балде».
Народное сознание рисовало отвратительные сцены подчинения беззащитных людей воле дьявола – например, существовало поверье, что черти сотрудничают с другой нечистой силой, русалками или ведьмами, отдавая им похищенных младенцев. Эти дети потом сами становились мелкой нечистью вроде домовых.
Христианство не одобряло веру в таких существ, поэтому задабривание домовых духов считалось грехом. Но странные явления типа скрипучего пола надо было как-то объяснять, а из-за незнания или запрета предназначенных для этого ритуалов простой люд лишался самоуспокоения, что только увеличивало его страх – эмоции мешали подойти к проблеме рационально.
В образе злого духа наиболее сильно выражен синтез народных, полуязыческих представлений и христианских канонов: именно в русском фольклоре они не противопоставляются друг другу, а взаимодействуют. Люди не знали, как объяснить некоторые психические метаморфозы, и черт отождествлялся с темным началом человека, со скрытыми неконтролируемыми порывами. Этот образ сравним с юнговской Тенью, он содержит отрицаемые и социально неприемлемые желания, которые при воплощении оправдывались одной фразой – «черт попутал».
Четыре неизменных страха
Итак, есть четыре образа и четыре переживания: боязнь потерять защиту в виде Бога и христианских законов (ведьма), неконтролируемый хаос и, как следствие, слом устойчивой картины мира (Вий), страх смерти и неизвестности (Баба Яга) и ужас человека перед проявлениями собственной теневой личности. Эти чувства всегда переплетаются друг с другом, образуя невероятно сильное влияние.
Сегодня домовые, ведьмы и прочие существа русского фольклора едва ли способны напугать даже маленьких детей, поэтому их образы обычно используются в произведениях только ради антуража. Но то, что за ними стоит, никуда не делось, а лишь перешло в более сложную форму воздействия и в новом виде попало в современное массовое искусство. Такие мифологемы были средством объяснения непонятных ощущений и свойств окружающего мира, играя, по сути, ту же роль, что и персонажи древнегреческого эпоса.
В наше время они, утратив свои первоначальные обязанности, служат маркером традиционной русской народной культуры. Колдуньи, черти и банники нужны для активации коллективного бессознательного и универсальных понятий, заложенных в нас с раннего возраста. Такие образы – результат многовекового творчества, ничем не ограниченной фантазии, поэтому полностью отказаться от них нельзя.
Непонятно, что при первом знакомстве в раннем детстве заставляет нас относить того или иного героя к легиону темных сил – социальное принуждение (Бабу Ягу принято бояться) или неосознанное понимание того, что эти существа выражают. Как бы то ни было, эти архетипы до сих пор действуют на определенном уровне. Новая форма выражения экзистенциальных страхов утратила четкие очертания, рассредоточилась по всему пространству культуры и искусства и приобрела большую вариативность, проще говоря – ушла в невыразимое.
Для оформления использованы иллюстрации Бориса Забирохина. На превью – иллюстрация Николая Кочергина.
Славянская нечисть
У наших предков была очень развита мифология и она ни в чём не уступала ни греческой ни кельтской ни тем более германской. Славяне верили что у лесов, болот и рек есть свои духи-хранители нельзя сказать что они их боялись, скорее это больше было похоже на уважение. Так относятся к тому кто старше и умнее иногда задобряли иногда просили помощи но иногда и враждовали. Нo также наши предки верили и в злых духов которые объединялись в одно понятие «нежить» (то есть не живые), хотя место обитание у этих духов тоже было самое разнообразное.
Ну а теперь поподробней, в каких же именно духов верили наши предки. Для удобства все духи распределены на пять групп по местам обитания (болотные, речные, лесные, горные, домашние).
Баган — дух-покровитель рогатого скота, он охраняет их от болезненных припадков и умножает приплод, а в случае гнева своего творит самок бесплодными или убивает ягнят и телят при самом их рождении. Белорусы отделяют для него в коровьих и овечьих хлевах особое место и устраивают маленькие ясли, наполненные сеном: здесь-то и поселяется баган. Сеном из его яслей они кормят отелившуюся корову, как целебным лекарством.
Баюнок (Кот-баюн) — домовой дух, сказочник, сказочник ночной, песенник колыбельный. Иногда он выступает в виде Кота-баюна.
Вазила (конюшник, табунник) — дух-покровитель лошадей, его представляют в человеческом образе, но с конскими ушами и копытами. Всякий домохозяин имеет собственного вазилу, который живёт в конюшне (сарае), заботится, чтоб водились лошади, оберегает их от болезней, а когда они ходят в табун — удаляет от них хищного зверя.
Ведогони — души, обитающие в телах людей и животных, и в то же время домовые гении, оберегающие родовое имущество и жилище. Каждый человек имеет своего ведогоня; когда он спит, ведогонь выходит из тела и охраняет принадлежащее ему имущество от воров, а его самого от нападения других ведогоней и от волшебных чар. Если ведогонь будет убит в драке, то человек или животное, которому он принадлежал, немедленно умирает во сне. Поэтому если случится воину умереть во сне, то рассказывают, будто ведогонь его дрался с ведогонями врагов и был убит ими. У сербов — это души, которые своим полетом производят вихри.
Домовой-доможил — представитель очага, по первоначальному значению есть бог Агни, тождественный Перуну-громовержцу. Как воплощение огня, пылающего на домашнем очаге, домовой чтился как основатель и владыка рода. Это — малорослый старик, весь покрытый теплою, косматою шерстью. Если домовой разгневан, то он принимается за те же проделки, как и чужой домовой. Поэтому его называют Шут, Облом и Садолом. На Руси в лице домового чествуется начальный основатель рода, первый устроитель семейного очага, и потому понятие о нем не дробится на множество однородных духов: в каждом доме есть только один домовой. Деятельность домового ограничивается владениями той семьи, с которой связан он священными узами родства и культа; он заботится только о своём доме. На Руси домовой также является покровителем кур, и в честь его 1-го ноября совершается особенное празднество, известное под названием «куриных именин».
Коргоруши (коловерши) — в восточнославянской мифологии помощники домового; видом похожи на кошек, чаще всего чёрной масти.
Ледащий — дух соломы. Как и многие духи славянской мифологии, зимой ледащий спит. Просыпается только с приходом весны. В летнее время бодрствует и ждёт конца лета, чтобы забраться в свежую кучу соломы и уснуть. Никто его никогда не видел. Иногда только в жаркий полдень зашуршит кто-то в соломе, и послышится чей-то вздох.
Баенник (банник, лазник, байник, банный) — нечистый дух из нежити, который поселяется во всякой бане за каменкой, всего же чаще под полком, на котором обычно парятся. Всему русскому люду известен он за злого недоброхота. «Нет злее банника, да нет его добрее», — говорят в коренной Новгородчине, но твёрдо верят в его готовность вредить и строго соблюдают правила угодничества и заискивания. Полагают, что баенник всегда моется после всех, а потому четвёртой перемены или четвёртого пара все боятся: «он» накинется, станет бросаться горячими камнями, плескаться кипятком; если не убежишь умеючи, т.е. задом наперед, он может совсем зашпарить. Этот час (т.е. после трёх перемен) дух считает своим и позволяет мыться только чертям: для людей же банная пара полагается около 5-7 часов пополудни. Баенник стремится владеть баней нераздельно и недоволен всяким, покусившимся на его права, хотя бы и временно. Зная про это, редкий путник, застигнутый ночью, решится искать здесь приюта. Так как на баеннике лежит прямая обязанность удалять из бани угар, то в его же праве наводить угар на тех, кем он недоволен. Заискивают расположение баенника тем, что приносят ему угощение из куска ржаного хлеба, круто посыпанного крупной солью. А чтобы навсегда отнять у него силу, ему приносят в дар чёрную курицу. Баенник старается быть невидимым, хотя некоторые уверяют, что видали его и что он старик, как и все духи, ему сродные: недаром же они прожили на белом свете такое неисчислимое количество лет.
Баечник (перебаечник) — злой домашний дух. Появляется баечник после рассказанных на ночь страшных историй о всякой нечисти. Ходит босым, чтобы не слышно было, как он стоит над человеком с протянутыми над головой руками (хочет узнать, страшно или нет). Будет разводить руками до тех пор, пока рассказанное не наснится, и человек не проснётся в холодном поту. Если в это время зажечь лучину, можно увидеть убегающие тени, это он. В отличие от домового, лучше с ним не заговаривать, можно опасно заболеть. В доме их четыре-пять. Самый страшный — усатый перебаечник, у него усы заменяют руки. Защититься от перебаечника можно было заклятьем, но оно забыто.
Домовой-дворовой — получил свое имя по месту обычного жительства, а по характеру отношений к домовладельцам он причислен к злым духам, и все рассказы о нём сводятся к мучениям тех домашних животных, которых он не взлюбит. Внешним видом дворовой похож на доможила. Он в дружбе всегда только с козлом и собакой, остальных животных недолюбливает, а птицы ему не подчиняются. Особенно не терпит белых кошек, белых собак и сивых лошадей — знающий хозяин старается не держать такую живность. Дары ему подносят на железных вилах в ясли.
Злыдни — злые духи, маленькие существа, которые, поселившись за печкой, остаются невидимыми и приносят дому несчастья: как бы ни было велико богатство хозяина, оно быстро сгинет и вместо довольства наступит нищета. Своим крохотным ростом и неугомонным характером они напоминают домовых карликов и тем самым дают свидетельство о древнейшей связи мифических олицетворении судьбы и смерти со стихийными грозовыми духами (другое свидетельство — способность превращений). Злыдни странствуют по свету и располагаются на житье обществами.
Овинник (Гуменник, Подовинник) — самый злой из домовых духов: его трудно ублажить-смирить, если он рассердится и в сердцах залютует. Глаза у него горят калёными угольями, как у кошки, а сам он похож на огромного кота, величиной с дворовую собаку, — весь чёрный и лохматый. Умеет лаять и хохочет не хуже лешего. Сидеть под садилом в ямине указано ему для того, чтобы смотреть за порядками кладки снопов, наблюдать за временем и сроками, когда и как затоплять овин, не позволять делать это под большие праздники. Разгневается, так закинет уголь между колосниками и даст всему овину заняться и сгореть. Живёт этот дух в овине; лохматый, а одна рука голая и подлинней другой. Голой рукой он наказывает, бросает нерадивым хозяевам жар в неубранные снопы. Глаза у этого духа разноцветные, шуба наизнанку; в безветренную погоду он спит. Мохнатую руку вытягивает редко, чтобы нагадать девушкам богатство. В заутреню светлого воскресенья девушка кладёт руку в окно овина: если не притронется к руке дух — в девках ходить, голой рукой — за бедного замуж пойти, мохнатой рукой коснётся овинник, знать, за богатого пойдёт.
Шиш — домовой, бес, нечистая сила, живущая обычно в овинах. Играет Шиш свадьбы свои в то время, когда на проезжих дорогах вихри поднимают пыль столбом. Это те самые Шиши, которые смущают православных. К Шишам посылают в гневе докучных и неприятных людей. Наконец, «хмельные шиши» бывают у людей, допившихся до белой горячки (до чёртиков). Имя Шиша пристегивается также ко всякому переносчику вестей и наушнику в старинном смысле слова, когда «шиши» были лазутчиками и соглядатаями, и когда «для шишиморства» (как писали в актах) давались, сверх окладов, поместья за услуги, оказанные шпионством.
Аука — лесной дух, родствен лешему. Так же, как и леший, любит проказничать и шутить, людей по лесу водить. Крикнешь в лесу — со всех сторон «аукнет». Можно, однако, вызволяться из беды, проговорив любимую поговорку всех леших: «Шёл, нашёл, потерял». Но один раз в году все способы борьбы с лесными духами оказываются бесполезными — 4 октября, когда лешие бесятся.
Боли-бошка — лесной дух. Живёт в ягодных местах. Дух лукавый и хитрый. Появляется перед человеком в виде старичка бедного, немощного, просит помочь отыскать ему сумку утерянную. Поддаваться на его просьбы нельзя — начнёшь о потере думать, разболится голова, будешь долго по лесу блуждать.
Лесавки — лесные духи, родственники лесовика, старики и старушки. Видом своим похожи на ежат. Также, как и лесовик, любят проказить и играть. Большую часть времени лесавки спят — бодрствуют они очень короткий период времени: с конца лета до середины осени. У олончан в их густых и непочатых лесах живут «лесные старики» или «отцы», которые сманивают в лес детей, но с какой целью держат их там и чем кормят — самые сведующие люди сказать не могут. Лесные дух — первоначально их представляли в следующем виде: косматые существа с козлиными ногами, бородой и рогами, напоминающие собой сатиров и фавнов античного мира. Если они одеты — то в бараньи тулупы; тулупы эти не подпоясаны и свободно развеваются по ветру, как облачная мантия дикого охотника. Позднее получили имена собственные.
Леший (вольный, ляд, лес, праведный, лешак, лесовик, лесник, лисун, полисун, шатун, ворог, еле, дикинький мужичок, цмок, царек с золотыми рожками, лесовый царек, господарь над лесом) — лесная нечисть, полноправный и неограниченный хозяин леса: все звери и птицы находятся в его ведении и повинуются ему безответно. Леший отличается от прочих духов особыми свойствами, присущими ему одному: если он идёт лесом, то ростом равняется с самыми высокими деревьями. В Киевской и Черниговской губерниях различали лисунов и полевиков; первых представляли великанами сероватого и пепельного цвета, о последних же рассказывали, что они равны с высотой хлеба, растущего в поле, и после жатвы умаляются и делаются такими крохотными, как стерня.
Как все грозовые духи, леший может принимать различные образы, и тем самым сближается с оборотнями. Чаще всего он является здоровенным мужиком, но и в этом человеческом образе сохраняет демонские признаки: на нём бараний полушубок, но как всегда бывает у нечистой силы — неподпоясанный и запахнутый левой полою на правую. Носится леший по своим лесам, как угорелый, с чрезвычайной быстротой и всегда без шапки. Бровей и ресниц у него не видно, но можно ясно разглядеть, что он — карноухий (правого уха нет), что волосы на голове у него зачёсаны налево. Представляют его и одноглазым, что указывает на сродство его с великанами-циклопами.
В Белоруссии его называют лесным цмоком, который морит у хозяев скот, высасывает ночью у коров молоко и делает нивы неплодородными. Во Владимирской губернии лешего называли дикиньким мужичком. Близ Рязани верят, что в лесах обитают царьки с золотыми рожками.
Лешие не столько вредят людям, сколько проказят и шутят и, в этом случае, вполне уподобляются свои родичам-домовым. Проказят они грубо, как это и прилично неуклюжим лесным жителям, и шутят зло. Самые обычные приемы проказ — завести человека в чащу в такое место, из которого никак не выбраться, либо напустить в глаза тумана, что совсем собьёт с толку, и заблудившийся человек долго будет кружить по лесу. Однако леший всё-таки не ведёт людей на прямую погибель. Людей леший карает за употребление непотребных слов и произнесение проклятий.
Листин — старый слепой дух, предводитель лесавок, его жена и помощница — баба Листина. Они не такие буйные и шустрые, как лесавки, сидят в куче листьев возле пня или в овраге и командуют — кому когда шелестеть. Осенью сначала легкий шепоток слышится — это Листин с Листиной советуются и назначают лесавкам работу. А потом уже шелест да шум, хороводы опавшей листвы, знать, лесавки играются.
Анчутка — злой дух, в более позднее время — одно из русских названии чертенят. Анчутка связан с водой и вместе с тем летает; иногда Анчутку называют водяным, болотным: живёт в болоте. У него есть крылья.
Обычные его эпитеты «беспятый», «роговой», «беспалый» — означают принадлежность к нечистой силе. В сказках он беспятый, потому что волк ему пятку откусил.
Болотынник (болотяник, багник) — дух болота. Тождествен водяному. Народная фантазия находит болото совершенно подходящим местом для поселения нечистой силы.
Болотница (омутница, лопатница) — водяная дева. В зависимости от того, где живут водяные девы, они получают соответствующие названия. Водяную деву, живущую на болоте, называют болотницей. Любительницу омутов — омутницей. По поведению и характеру они сходны с русалками.
Лобаста (лопаста) — русалка, живущая в болоте в камышах. Особенно опасна встреча с ней на Русальную неделю — в это время ни одна девушка не решится пойти в лес, не прихватив с собой подружек, из боязни попасться в руки Лобасте.
Водяной (водяник, водовик, болотяник) — водяной, злобный дух, а потому всеми и повсюду причисляется к настоящим чертям. Народ представляет водяного голым стариком, с большим одутловатым брюхом и опухшим лицом, что вполне соответствует его стихийному характеру. Вместе с этим, как все облачные духи, он — горький пьяница. Водовики почти всегда женаты и имеют по многу детей; женятся они на водяных девах, утопленницах и тех несчастных девушках, которые были прокляты родителями и вследствие этого проклятия уведены нечистою силою в подводные селения.
Недоброжелательство водяного к людям выражается в том, что он неустанно сторожит за каждым человеком, являющимся, по разным надобностям, в его сырых и мокрых владениях. Он уносит на безвозвратное жильё всех, кто вздумает летней порой купаться в реках и озерах после солнечного заката, или в самый полдень, или в самую полночь. Под водой он обращает свою добычу в кабальных рабочих, заставляет их переливать воду, таскать и перемывать песок и т.д. Никогда не умирая, водяные, тем не менее, на переменах луны изменяются: на молодике они и сами молоды, на ущербе превращаются в стариков. На юге представляются с человеческим туловищем, но с рыбьим хвостом вместо ног; водяные северных холодных лесов — чумазые и рогатые.
Водяной находится в непримиримо враждебных отношениях с дедушкой домовым, с которым, при случайных встречах, неукоснительно вступает в драку. В том случае, когда водяной живёт в болотах его называют также Болотняник.
Морсикие люди (Фараоны) — на Украине о них говорят — «що половина чоловіка, а половина риби». Когда волнуется море, на поверхность его выплывают морские люди и поют песни. В других местах этих морских людей называют фараонами, смешивая старинное предание о морянах с библейским сказанием о Фараоновом воинстве, потонувшем в волнах Чёрного моря. Рассказывают, что люди эти — с рыбьими хвостами и что они обладают способностью предсказывать будущее.
Водяны (водявы, воденицы, водяники, моряны, водяницы, дунавки, шутихи, шутовки) — водяные жёны и девы. Смотря по тому, где они живут, их называют: водяны — обитают в реках, озерах и колодцах; моряны — в море. Они любят селиться обществами и по преимуществу в пустынных местах — в омутах, котловинах и под речными порогами, устраивая там гнёзда из соломы и перьев, собираемых по деревням во время Зелёной недели.
Русалки (криницы, лоскоталки, земляночки) — водяные девы; души усопших: детей, умерших некрещёнными, либо потонувших или утопившихся девушек. Русалки — представители Царства смерти, тьмы и холода, поэтому-то, с наступлением весны, хотя они и оживают, но обитают всё-таки в тёмных недрах земных вод, ещё холодных весною. С Троицына дня русалки оставляют воды и живут в лесах на деревьях, служащих, по верованию древних славян, жилищем мертвецов.
Босоркун (витряник) — горный дух. Вместе с сильным ветром налетает на посевы, губит их, насылает засуху. Наводит порчу на людей и животных — вызывает внезапные болезни и недомогания (например, молоко у коровы окажется смешанным с кровью или совсем исчезнет). У венгров есть похожий мифологический персонаж — босоркань, ведьма, безобразная старуха, обладающая способностью летать и превращаться в животных (собаку, кошку, козу, лошадь). Она может вызвать засуху, наслать порчу на людей и животных. Вредит людям босоркань преимущественно ночью.