проблема переводимости в истории перевода
Проблема переводимости-непереводимости
Одним из центральных вопросов ТП является вопрос о возможности самого процесса перевода. Принято выделять три основных подхода к проблеме переводимости, предложенных монадистами, универсалистами и деконструктивистами.
Первые теоретические обобщения по вопросу переводимости принадлежат самим переводчикам, писателям и поэтам. На разных этапах истории к переводам предъявлялись разные требования. В средние века основной вопрос, который интересовал учёных – это вопрос о способе перевода, в то время как сама возможность перевода не вызывала сомнений. Начиная с эпохи Возрождения возникает спор о возможности перевода поэзии (Данте, Сервантес и др.). Научные работы, посвященные проблеме переводимости, появляются лишь в XIX веке. Исследование когнитивных основ языка и условий коммуникации заложили основы для анализа процесса перехода от ИЯ к ПЯ.
В современной науке концепции Гумбольдта и Шлейермахера получили своё развитие в работах таких известных лингвистов, как Эдвард Сепир, Бенжамин Ли Уорф и Ю. А. Найда. Наиболее известной концепцией, обосновывающей «непереводимость», является гипотеза Сепира-Уорфа. Противоположная точка зрения на возможность перевода представлена «Теорией лингвистических универсалий».
Попытку сближения двух противоположных подходов предпринимает В. Ричардсон, полагавший, что «взаимопереводимость языков является твёрдой основой и доказывает существование единого идеального тела литературы».
Согласно Кэтфорду, культурная непереводимость является «вариантом» лингвистической непереводимости, так как все примеры культурной непереводимости возникают из-за «невозможности найти эквивалентное сочетание в языке перевода». Известный лингвист и переводовед А. Попович, следуя Кэтфорду, описывает лингвистическую непереводимость как ситуацию когда «лингвистические элементы оригинала не могут быть заменены структурно, линейно, функционально или семантически адекватными терминами из-за несовпадения между их денотативной и коннотативной функциями». Отметим, что в современной ТП наблюдается тенденция объяснять лингвистическую непереводимость «разницами культур» (Снелл-Хорнби и др.).
Концепция универсальной переводимости формировалась на основе основных идей трансформационной грамматики Н.Хомского. Сторонниками этого подхода к переводимости были выдающиеся лингвисты XX века (Р. Якобсон, С. Бауш, Дж. Хьюдж, Ю.-А. Найда и Т. Ивир). Общей идеей этого направления в переводоведении была мысль о том, что «всё, что может быть сказано на одном языке, может быть сказано и на любом другом языке» (Ю.-А. Найда Ч. Табер). Наиболее серьёзные возражения против воззрений Хомского на лингвистическую структуру вызваны положением, согласно которому он рассматривает язык как «вполне определённую, закрытую, жесткую и статичную систему». С одной стороны, в центре любой языковой системы действительно имеется ядро относительно устойчивых моделей построения, подверженые определённым ограничениям; с другой стороны, на периферии языковой системы всегда обнаруживаются «переходные явления», присущие всем уровням языка.
В российском переводоведении деконструктивистские взгляды также получили широкую поддержку в трудах таких учёных, как С. Влахов, С. Флорин, В.Н. Комиссаров, А.В. Федоров и др. Наряду с утверждением, что «нет ничего непереводимого», признаётся существование определённых трудностей, перевод которых – вопрос времени.
Теория переводимости в XX веке утратила свою былую значимость, так как всевозможные стратегии, которые использует переводчик, когда сталкивается с расхождениями между двумя языками или культурами, признаются в качестве достаточных переводческих механизмов. В тоже время, учёные признают, что совершенный перевод (то есть такой перевод, который исключает какие-либо расхождения с оригиналом) невозможен, хотя и является (в конечном счете) целью любой переводческой деятельностью.
Тема 3. Проблемы переводимости
Лекция 1. Можно ли достичь адекватности при переводе?
В средние века вопрос о переводимости не возникал:
Божье слово не может быть не понято какому-либо народу и поэтому транслируется в любой язык мира. Для переводчика христианских текстов язык этих текстов был некий инвариант всех существующих в мире и тождественных между собой языков.
Эту точку зрения на перевод разделили поэты- романтики, а позже – символисты, хотя и те и другие много занимались переводами на практике.
1.Понятие перевод подменяется понятием интерпретации( Гоголь)
2.Снижение требований к качеству перевода.
3. Появление плохих переводчиков и плагиаторов.
Такой взгляд на перевод вытекает из идеалистического понимания природы языка.
Белинский : « современные переводы гораздо менее возможны, чем современные оригинальные произведения.» (ПСС. М.1955, Т.9, СТР. 276)
Модернисты, в частности символисты, отрицали возможность адекватного перевода, хотя сами много переводили.
Так, Валерий Брюсов в статье «Фиалки в Тигеле» писал : «Передать создание поэта с одного языка на другой невозможно, но невозможно и отказаться от этой мечты».
Лекция 3. Адекватный перевод
За различными внешними формами конкретных языков стоят универсальные понятийные категории : … Эти понятия отражают общие категории мышления в его
категории в языке. М.,1945 )
В чем переводчик должен быть равен переводимому автору- в таланте и в восприятие жизни.
.зличаются 2 компонента : универсальный ( инвариантный ) и идеоэтнический данном случае в языке.»личным грамматическим строем,ниверсальный ннн ьмтаар
Лекция 2. Дословный и вольный перевод.
Выражение «хороший перевод»- понятие историческое и диалектическое. Оценить перевод невозможно вне исторической эпохи, когда он создавался. В разные периоды преобладали крайние полярные точки зрения на перевод. В средневековье хорошим переводом считался только перевод дословный, так как это был перевод слова божьего. В эпоху классицизма хорошим переводом стали считать перевод вольный. Флориан, переводчик «Дон Кихота»: «Рабская верность есть порок. В книге встречаются излишние черты дурного вкуса – для чего их не выбросить? Самый приятный перевод есть, конечно, и самый верный». Такой взгляд на перевод возник во Франции и распространился по всей Европе. Долгое время принцип вольности перевода был господствующим в России. У нас долгое время с сер. 18 века и почти до конца 19 века с переводом обращались в буквальном смысле вольно.
Переводчики издавали произведения под своим именем, не указывая имени автора. Впрочем, издатели часто не указывали и имени переводчика. Не указывалось, с какого языка переведено произведение или указывался несуществующий язык. Так, в 1941 году на русский было переведено несколько рассказов бразильского писателя Коэльо Нетто. Под рассказами значилось: перевод с бразильского. Вольности с оригинальным текстом допускали не только безвестные переводчики, но и выдающиеся писатели и поэты. У А.С.Пушкина есть стихотворение «Там звезда любви взошла», которое носит подзаголовок
«с португальского». Исследователям стоило немалых трудов установить, что это всякий перевод стихотворения бразильского поэта Антонио Гонзаго, и что Пушкин переводил не с оригинала, а французского перевода. Русские переводчики 18-19 века переносили действие на русскую почву, давали героям русские имена, выбрасывались одни главы, дописывались другие.
Одним из последовательных сторонников вольного перевода был Ирринарл Введенский, переводчик Диккенса. Когда его упрекали в своеволии, он говорил: «Я чувствую Диккенса, чувствую его язык, его мысли. Я и есть Диккенс, говорящий по-русски. Это и есть правильный перевод». Такой подход к переводческой задаче был осужден еще Белинским. И сейчас не найдешь переводчика и теоретика перевода, которые отстаивали бы принципы вольного перевода, но на практике такие переводы создаются и сегодня не надо думать, мучаться над каждым словом – пиши, что бог на душу положит.
Сторонники противоположного метода считают идеальным переводом – перевод дословный, который еще называют буквальным, точным. Сторонники этого метода копируют слово за словом, союз за союзом, оборот за оборотом, считая, что именно такой перевод дает точное представление о переводимом произведении. Этот метод также был осужден давным–давно. Еще Шишков называл его рабственным. Они оставили после себя ряд переводов, выполненных на основе этой теории. Примером является перевод «Оливера Твиста», в котором переводчик Кривцова задалась целью дать точную копию фразеологии и синтаксиса английского подлинника.
«В верхней комнате одного из домов, в большом доме, не сообщавшемся с другими, полуразрушенном, но с крепкими дверьми и окнами, задняя стена, которого обращена была, как описано выше, ко рву, собралось трое мужчин, которые, то и дело, бросая друг друга взгляды, выражавшие замешательство и ожидание, сидели некоторое время в глубоком мрачном молчании».
«Иной раз, когда производилось следствие о приходском ребенке, за которым недосмотрели, а он опрокинул на себя кровать»
«Кулак слишком часто оставлял отпечатки на его теле, чтобы не запечатлеться глубоко в его памяти».
««Вы считаете почтительным заставлять меня ждать!» – продолжал мистер Бамбл, медленно помахивая ложкой с видом влюбленным».
Та же Кривцова вместе с Ланном «Посмертные записки Пиквикского клуба». От легкости, юмора, веселья не осталось след Тяжеловесный, занудный перевод. Там, где нужно передать смех, веселье, иронию, переводчики давали только слова и структуры предложения.
Таким образом, можно ли считать дословный перевод точным, верным вопросам. Напротив, как раз дословный перевод – лживый, он искажает дух переводимого. Белинский: «Близость подлиннику состоит в передаче не буквы, а духа произведения. Надо, чтобы внутренняя жизнь перевода соответствовала внутренней жизни оригинала».
Не смотря на то, что дословный перевод был осужден выдающимися писателями и переводчиками, и по сей день находятся защитники дословного перевода, которые подводят под него теоретическую базу. Уже известный Копанев П.И. в «Вопросах истории и теории художественного перевода» Минск, 72 г. пишет: «Переводить дословно на какой- то язык означает обогащать этот язык иными семантико– структурными языковыми формами. Не важно, если при этом они звучат некоторое время весьма чужеродно, экзотично, но постепенно носители языка перевода привыкают к ним. Таким образом, и дословный перевод увеличивает общие черты соответствующих языков».
Почему же дословный перевод не может быть правдивым, полноценным?
— Причина – в несоответствии строя разных языков.
Пушкин: «Подстрочный перевод никогда не может быть верен. Каждый язык имеет свои обороты, свои условленные риторические фигуры, свои усвоенные выражения, которые не могут быть переведены на другой язык соответствующими словами».
С невозможностью дословного перевода переводчик сталкивается на всех уровнях.
1.Фонетический уровень. Фонетический уровень играет роль в основном при переводе поэтических произведений. И здесь результаты деятельности сторонников дословного метода еще плачевнее, чем при переводе прозы. Они стремятся сохранить внешнюю сторону поэтического произведения, забывая, что формальная сторона – только способ для наиболее яркого выражения чувств и мыслей.
Почему-то сторонники формальной школы самым главным считают соблюдение одинакового количества строк в стихотворении и слогов в строке.
Что осталось в переводе от великолепных стихов Шекспира, а ведь Радлова переводила точно (стих в стих), ни прибавляя и не убавляя ни единой строчки, не меняя размера.
Томас Гуд «Мост вздохов» в переводе Бальмонта
Лежит, чтоб не встать.
He Bridge of sighs
One more unfortunate,
2. Лексический уровень. Семантические поля слов разных языков не совпадают.
Agony – предельные муки, душевное страдание
Formal suit – формальный, строгий. Форменный – в строгом костюме из Агаты Кристи.
В русском языке: сердце + душа
В узбекском языке: печаль +душа
«О, долго ль будешь красотой ты ранить печень мне?»
Болтливый, пустой человек (русский)
«Я готов умереть за один твой взгляд, о, жестокий попугай!»
Долохов, выпив, крикнул: « Quacking like a duck!»
Кричать по – утиному.
Издавать отрывистый горловой звук, обычно для выражения удовольствия.
Проблема переводимости в истории перевода
© Copyright © 2017 all rights reserved.
Проблема переводимости / непереводимости в истории перевода и в свете современных подходов
Сомнения относительно возможности осуществить полноценный перевод в принципе, высказывались уже в эпоху Возрождения. Вот знаменитые слова Сервантеса: «. Я держусь того мнения, что перевод с одного языка на другой, если только это не перевод с языка греческого или латинского, каковые суть цари всех языков, — это все равно, что фламандский ковер с изнанки; фигуры, правда, видны, но обилие нитей делает их менее явственными, и нет той гладкости и нет тех красок, которыми мы любуемся на лицевой стороне. ».
С развитием переводческой практики, у переводчиков крепло мнение о невозможности полноценного перевода, о том, что перевод представляет собой неразрешимую задачу. Наиболее категорично эту точку зрения высказал Вильгельм фон Гумбольдт в своем письме Августу Шлегелю, следующий отрывок из которого стал практически хрестоматийным в переводоведческой литературе: «Всякий перевод представляется мне безусловно попыткой разрешить невыполнимую задачу. Ибо каждый переводчик неизбежно должен разбиться об один из двух подводных камней, слишком точно придерживаясь либо своего подлинника за счет вкуса и языка собственного народа, либо своеобразия собственного народа за счет своего подлинника. Нечто среднее между тем и другим не только труднодостижимо, но и просто невозможно».
Это утверждение принципиальной невозможности перевода опиралось на положения идеалистической философии Гумбольдта, согласно которой каждый национальный язык определяет и выражает «дух», свойственный данному народу, а поэтому несводим ни к какому другому языку, как и своеобразие «духа» одного народа несводимо к своеобразию «духа» другого народа.
Т.е. каждый язык содержит уникальную «картину мира», определяющую мировосприятие говорящих на этом языке. Свое крайнее выражение этот взгляд нашел в «принципе лингвистического релятивизма» (гипотеза Сэпира-Уорфа), где язык и мышление отождествляются.
Согласно данной концепции, особенности каждого языка влияют на особенности мышления людей, пользующихся данным языком, а в результате этого содержание мысли, выраженной на одном языке, в принципе не может быть передано средствами другого языка.
Таким образом, все представленные выше воззрения на возможность перевода можно обобщить в виде своего рода концепции непереводимости.
В противоположность упомянутым выше теориям, метафизически абсолютизирующим роль языка в процессе познания и статически рассматривающим понятие культуры (как застывшего, неизменного образования), философия языка эпохи Просвещения (Декарт, Лейбниц, Вольф) манифестировала принцип абсолютной переводимости, утверждая, что все языки есть лишь вариации некоего общего lingua universalis и для перевода важна лишь общность понятий.
Основанием концепции переводимости, а точнее, концепции полной переводимости является тот очевидный факт, что для всех народов реальная действительность в принципе едина и, следовательно, более или менее полно отражается во всех языках. Каждый народ выделяет в действительности примерно одинаковые, а иногда, и абсолютно одинаковые явления, отображаемые в каждом языке. А значит, всякое описание действительности на одном языке может быть перевыражено средствами другого языка благодаря наличию в этих языках одинаковых понятийных категорий.
На взгляд многих современных ученых, оба принципа — и принцип абсолютной непереводимости, и принцип абсолютной переводимости — недостаточно полно отражают реальную картину «взаимопереводимости» языков, поскольку и тому и другому принципу недостает динамичности. Каждый язык представляет собой гибкое, многоликое, отнюдь не единое образование, и каждая культура тоже подвержена непрерывным изменениям. Если связь языка и культуры приводит к созданию уникальных языковых образований (простым примером таких образований являются формулы контакта, фразеологизмы, экзотизмы), то переводимость будет зависеть от того, существует ли в данный Исторический момент коммуникативная взаимосвязь между этими образованиями в разных языках.
Можно выделить два фактора способствующие более полной, с течением времени, переводимости.
Во-первых, это само развитие народов в широком смысле, влекущее за собой развитие национальных языков, их (взаимо-)обогащение и (взаимо-)развитие.
Во-вторых, большей переводимости способствует увеличение числа межэтнических контактов. Увеличение контактов между народами способствует более глубокому познанию народами друг друга, что, в свою очередь, приводит к выравниванию национальных менталитетов, к восприятию народами тех понятий, которые существуют у других этносов.
Таким образом, вышеизложенное может служить основанием концепции неполной (ограниченной, относительной) переводимости.
INTER-CULTUR@L-NET
К проблеме переводимости
(заметки переводчика-практика)
Переводимость сама по себе не является понятием, часто используемым переводчиками-практиками. И это вполне объяснимо: заявление о невозможности в некоторых случаях точного перевода может вызвать у заказчика подозрения в профессиональной некомпетентности переводчика со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Тем не менее, проблема переводимости стояла всегда, и в прошлом она была даже более острой, чем сейчас. Очевидно, что культурно-концептуальные проблемы, стоявшие перед семидесятью толковниками, переводившими Ветхий Завет с древнееврейского на древнегреческий, перед переводчиками буддийской литературы с санскрита на китайский, были бы для современных переводчиков непреодолимы. Причина этого кроется не в недостатке таланта или ленивости наших современников, а в том, что глобализация и унификация культур последних веков (1-й уровень), двадцатого столетия (2-й уровень), и особенно последних 15-20 лет резко снизила высоту концептуально-лингвистических барьеров. Всеобщая компьютеризация, интернетизация, распространение американской парадигмы мышления, использование английского языка как универсального lingua franca и сопутствующее последнему складывание общего для всех понятийного аппарата (пресловутого frame of reference) резко облегчило работу переводчиков. Однако не это облегчение, а наоборот, сохраняющиеся проблемы являются основным предметом наших заметок.
Первый уровень указанных проблем носит чисто лингвистический характер. Например, при переводе с английского на русский, да и с русского на английский, большие трудности создают различия в структуре языков, аналитичность английского и синтетичность русского. Простейшими примерами такого рода проблем являются следующие англо-русские эквиваленты: Засыпаешь?(Are you falling asleep?); Я по свету немало хаживал, жил в землянках, в окопах, в тайге… (I used to travel a lot around the world, I used to live in dugouts, trenches, and in the taiga). Здесь при синхронном переводе английский язык очевидно ощущается как неудобный и громоздкий. С другой стороны: Let us refer to the private equity loan industry regulations handbook… (Давайте воспользуемся справочником по регулированию отрасли выдачи частных займов, основанных на доле во владении собственностью). Здесь уже перевод на русский язык выглядит явно неуклюже.
Еще большие проблемы возникают, когда переводчик имеет дело с парой английский-турецкий или любой другой тюркский язык, когда в один глагол со множеством аффиксов нужно буквально «втиснуть» содержание целого английского предложения или же наоборот, на ходу разбить тюркский глагол на несколько смысловых или вспомогательных слов. В паре английский-японский к указанной проблеме (агглютинации) добавляются еще потоки корнеслов древнекитайского происхождения, требующих мгновенного английского (аналитического) оформления. С проблемой несовпадения синтаксического порядка слов в разных языках хорошо знаком любой переводчик-синхронист. Здесь большие трудности представляют, например, немецкие, тюркские и японские глаголы в конце предложения, которые при переводе на английский и французский должны быть мгновенно переставлены почти в самое начало предложения. Кстати, синхронный перевод на русский язык с его свободным порядком слов практически с любого другого языка в этом смысле весьма удобен.
Второй уровень проблемы перевода уже несет в себе сильный социокультурный компонент в дополнение к чисто лингвистическому. Речь идет о слабой переводимости русских выражений типа Эх, щец бы! Вот щас все брошу и пойду… Догонят, и еще дадут!, множества крылатых слов и выражений из романов «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок», фильма «Ирония судьбы или с легким паром», языковых клише и штампов советской поры и т.д. (список можно продолжать очень долго). По количеству общенародных культурно-лингвистических аллюзий русский язык, по-видимому, не имеет себе равных (в других языках их не меньше, но они носят менее универсальный характер). С другой стороны, вовсе непереводимы хитросплетения американской политической корректности, для понимания которой просто отличного знания английского языка недостаточно: As we attempt to check the gang activities in depressed neighborhoods we are facing formidable challenge of the alternative power basis there… Чтобы подобная фраза стала понятной любому непогруженному в американские реалии иностранцу, ее надо перевести примерно так: Пытаясь пресечь деятельность банд в бедных негритянских районах, мы сталкиваемся с проблемой влиятельных местных «паханов».
Еще один пример: A group of non-traditional shoppers spontaneously display their extreme dissatisfaction with the socio-economic conditions in South Central L.A. Т.е. группа подростков грабит магазин в южной части центра Лос-Анжелеса.
Преодоление всех указанных, а равно и других сложностей перевода является искусством, а не наукой, и описывать его можно лишь для отдельно взятых пар языков. В этом смысле переводчик поистине является творцом языка, и от его позиции очень многое зависит. Поясним, что здесь имеется в виду.
Второй способ, разъяснительный, теоретически наилучший, но он неприменим в ситуации синхронного перевода: физически невозможно каждый раз повторять, что – это рисовые колобки с кусочком сырой рыбы или морского животного, а борщ – это cabbage soup with beets and potatoes. Однако в непринужденной ситуации вне делового общения или в художественном переводе это вполне возможно.
Наиболее распространены, практичны и полезны с точки зрения языкового развития другие два способа: парафраз и придумывание эквивалентов на ходу (либо переосмысливание устаревших или малоиспользуемых слов). Вот несколько примеров: fiduciary – душеприказчик (вовсе не фидуциарий); salesman – приказчик ( вовсе не сэйлсман); силовики – law enforcement and security (вовсе не silovikis); african-Americans– чернокожие (вовсе не афроамериканцы); киллер – hitman (вовсе не killer); подберезовики, подосиновики, маслята, чернушки – varieties of Russian mushrooms (без особых пояснений).
В любом случае переводчики должны помнить, что от их выбора зависит в какой-то мере языковое мышление их слушателей и читателей и даже развитие той или иной терминологии в определенном языке. Если достаточно долго повторять опрос на выходе вместо exit poll, то более естественные русские слова сразу же привьются. Хороший вкус всегда будет являться основой хорошего перевода.
Проблема переводимости. Эквивалентность и адекватность перевода.
В теории перевода и переводческой деятельности одной из основных проблем является проблема переводимости – непереводимости. Проблема переводимости – одна из старейших теоретических проблем перевода. Эта проблема возникает всегда, когда делаются попытки сформулировать требования к переводу.
Понятие переводимости связано с двумя вопросами: возможен ли в принципе перевод с одного языка на другой, и в какой степени он возможен.
Основными требованиями являются адекватность, верность и полнота. Считается, что в верности и полноте передачи средствами одного языка всего, что выражено на другом языке, лежит отличие собственно перевода от переделки, пересказа, сокращенного изложения, т. е. от всякого рода «адаптаций».
С нашей точки зрения принципиальная переводимость существует. Когда речь идет о народах, стоящих примерно на одном уровне культуры и научно-технического развития, то все, что выражено на одном языке может быть выражено и на другом, т. е. перевод возможен.
Здесь две стороны одной проблемы. Если перевод рассматривать как преобразование информации, при котором не происходит никакой потери, а передается все содержание и форма оригинала, то такое точное преобразование принципиально невозможно. Если перевод рассматривать как речеязыковую деятельность, направленную на передачу и прием сообщений, т. е. необходимую для межъязыковой коммуникации, то проблема переводимости решается положительно.
В данном случае существующая обстановка передачи информации подсказывает, что должно быть передано адресату. В художественном переводе необходимо довести до читателя в первую очередь стиль автора произведения – при синхронном переводе достаточно ограничиться передачей смысла.
Для общей характеристики результатов переводческого процесса используются термины «адекватный перевод», «эквивалентный перевод», «точный перевод», «буквальный перевод» и «свободный (вольный) перевод».
7. Понятие «модель перевода». Задачи мп. Языковые мп. Коммуникативные мп.
Моделью перевода называется условное описание ряда мыслительных операций, выполняя которые переводчик может осуществить перевод всего оригинала или некоторой его части. В лингвистической теории перевода модели перевода представляют процесс перевода в виде ряда мыслительных операций над языковыми или речевыми единицами, т.е. в виде лингвистических операций, выбор которых обусловливается языковыми особенностями оригинала и соответствующими явлениями в языке перевода. Модель перевода носит условный характер, поскольку она необязательно отражает реальные действия переводчика в процессе создания текста перевода. Большинство таких моделей имеет ограниченную объяснительную силу и не претендует на то, что на их основе может быть реально осуществлен перевод любого текста с необходимой степенью эквивалентности. Задачи модели заключаются лишь в том, чтобы описать последовательность действий, с помощью которых можно решить данную переводческую задачу при заданных условиях процесса перевода. Модели перевода раскрывают отдельные стороны функционирования лингвистического механизма перевода. Хотя в своей практической работе переводчик может добиваться необходимого результата и каким-либо путем, не совпадающим ни с одной из известных нам моделей перевода, знание таких моделей может помочь ему в решении трудных переводческих задач.
Коммуникативная модель имеет некоторые разновидности. Здесь процесс перевода рассматривают как некий акт двуязычной коммуникации, в котором присутствует сообщение, получатель и отправитель, канал связи (устная речь или письменная с учетом жанра данной реи), код (язык). Схема в упрощенном виде имеет следующую форму: отправителем кодируется сообщение, затем оно передается получателю по соответствующему каналу; далее получатель расшифровывает его (осмысляет) и занимается перекодированием полученной информации при помощи нового кода и отправляет ее получателю по этому же или иному каналу с учетом всех жанровых особенностей оригинала. Такая схема основана на положениях теории связи, человеческий язык при этом выступает в роли своеобразного кода. Схема усложнена тем обстоятельством, что получателю-переводчику необходимо выбрать оптимальный вариант из различных вариантов передачи информации оригинала. Большую роль играет и то, что переводчик выступает в качестве участника процесса общения, выполняющего двойную функцию – отправителя и получателя информации. В коммуникативной модели учитывают отношения, определяющиеся в семиотике как прагматические, синтаксические и семантические. Иначе говоря, отношения между денотатом и знаком, между знаками, коммуникантами и знаками. Функция, семантика и ситуация – это инвариантная основа высказывания на языках перевода и оригинала.