проблема конца истории в философии

Проблема конца истории в философии

КОНЕЦ ИСТОРИИ

КОНЕЦ ИСТОРИИ – понятие, применяющееся в философии для обозначения социальной трансформации, в ходе которой происходит отказ от ряда доминировавших в данном обществе принципов. Первоначальные представления об этом понятии могут быть найдены в теологических трудах ранних христианских идеологов. Противопоставив античным идеям цикличности гипотезу направленного прогресса, они тем самым задали цель развития человечества и соответственно предел его эволюции. Как известно, еще св. Августин считал, что «земной град не будет вечным, и прежде всего потому, что его назначением является не более чем исполнение числа праведников, предназначенных к спасению» (St.Augustinus. De civitate Dei, XV, 4); позже св. Фома Аквинский указывал, что завершенным состоянием цивилизации станет особая форма государства, в котором усилия людей будут направлены на процветание всего общества в целом и на преодоление неравенства (St.Thomas Aquinas. De regimine principum, 1,1).

Концепция ограниченности прогресса, являющаяся идеологическим основанием идеи конца истории, наполнилась иным содержанием, оставаясь на протяжении 16–19 вв. инструментом обоснования возможности или даже желательности сохранения существовавшей (прежде всего политической) системы. И как бы ни отличались доктрины Н.Макиавелли и Т.Гоббса от гегелевской философии истории, как в первом, так и во втором случае конец истории отождествлялся с современным их авторам политическим устройством. В трактовке Гегеля конец истории означал на политическом уровне тождественность государства и общества. В 17 в. возник целый ряд исторических теорий, авторы которых рисовали будущее общество как строй, где будет «навсегда искоренено интеллектуальное и социальное неравенство» (Кондорсе), понятие собственности окажется упраздненным в силу того, что будут удовлетворены все человеческие желания (Юм). В 19 в. вершиной данного понимания конца истории стала марксистская концепция коммунистической общественной формации как идеальной социальной формы, которая преодолевает «царство необходимости».

В современной социологии концепция конца истории проявляется в двух направлениях: в более общем плане, как идея «постисторизма», и как собственно проповедь конца истории. Первое берет свое начало в концепции известного французского математика, философа и экономиста А.О.Курно. Согласно Курно, конец истории представляет собой некий ограниченный отрезок пути цивилизации, простирающийся между двумя относительно стабильными состояниями – периодом примитивных общинных форм и эпохой гуманистической цивилизации будущего, в которой процесс социальной эволюции будет поставлен под контроль человека и утратит свой стихийный характер, станет собственно историей.

В 20 в. идея «постистории» (термин А.Гелена) получила существенно иное звучание. В начале столетия известный труд О.Шпенглера «Закат Европы» установил связь между постисторией и кризисом западной цивилизации. В 20–30-е гг. Германия оставалась центром исследований данной проблематики, причем идея постистории все чаще связывалась с национальным контекстом.

В 60-е гг. понятие «постистория» стало инструментом осмысления новой социальной реальности. Немецкие социологи П.Брюкнер и Э.Нольте связывали эту идею с выходом за пределы традиционных категорий, в которых описывалось западное общество. Французские исследователи (Б. же Жувенель и Ж.Бодрийар) обращались к постистории с точки зрения новой роли личности и утраты прежней инкорпорированности в социальные процессы человека. Немецкий социолог X. де Ман обращал внимание на то, что с переходом от традиционных потребностей к новым индивидуалистическим и порой непредсказуемым стремлениям разрушается привычная концепция причинности социального прогресса, что также выводит таковой за пределы истории (Man H. de. Vermassung und Kulturverfall. 1953, S. 125). Тем самым идея постистории оказывалась ближе к концепции постмодерна, постистория заменялась рассмотрением некоего нового, «сверхисторического» времени.

В 80-е гг. мнение о том, что «преодоление истории представляет собой не более чем преодоление историцизма» (см.: Vattimo G. The End of Modernity, 1991, p. 5–6), стало распространенным; затем внимание начало акцентироваться не столько на конце истории, сколько на конце социального начала в истории (Бодрийар), после чего пришло понимание того, что вернее говорить не о пределе социального развития, а лишь о переосмыслении ряда прежних категорий (Б.Смарт). Второе направление в понимании конца истории связано с концепциями индустриального общества или эпохи модерна. При этом идея конца истории использовалась для пересмотра перспектив, открывающихся перед развитыми индустриальными обществами. Сторонники такого подхода отмечают изменение роли и места западной цивилизации в современном мире. Дискуссия о конце истории в этом аспекте активизировалась после выхода в свет сначала статьи (1989), а затем и книги (1992) американского политолога Ф.Фукуямы, озаглавленных «Конец истории».

Идея конца истории подвергалась критике за одномерную трактовку социального прогресса, реализующего единый принцип, которую опровергает сам ход истории. Напр., Д.Белл отметил, что «в словосочетании «конец истории» беспорядочно перемешаны различные понятия; ему не хватает ясности», что эта идея основывается на «гегельянско-марксистском представлении о линейном развитии единого мирового Разума по направлению к телосу объединенной социальной формы, что [является] неправильным толкованием природы общества и истории» (Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество, М., 1998, с. LIX).

1. Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. М., 1998;

2. Гоббс Т. Левиафан. М., 1898;

3. Кондорсе Ж.А. Эскиз исторической картины прогресса человеческого разума. М., 1936;

4. Поппер К. Нищета историцизма. М., 1993;

5. Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории, т. 1–2. М., 1998;

6. Юм Д. Трактат о человеческой природе. – В кн.: Он же. Соч., т. 1. М., 1965;

7. Baudrillard J., L’An 2000 ne passera pas. – «Traverses», 1985, N 33/34;

8. Idem. In the Shadow of the Silent Majorities or, The End of the Social and Other Essays. N.Y., 1983;

9. Cournot A.A. Traite de l’enchainement des idees fondamentales dans les sciences et dans l’histoire. – Idem. Oeuvres compütes, t. 3. P., 1982;

10. Gehlen A. Studien zur Antropologie und Soziologie. В., 1963;

11. Gehlen Α. Moral und Hypermoral. Fr./M., 1970;

12. Fukuyama F. The End of History. – «National Interest», 1989, Ν 4;

13. Idem. The End of History and the Last Man. N.Y., 1992;

14. Idem. The End of Order. L, 1995;

15. Jouvenel B. de. On Power: it’s Nature and the History of it’s Growth. Ν.Υ., 1949;

16. Jünger E. An der Zeitmauer. Stuttg., 1959;

17. Heller Α., Feher F. The Postmodern Political Condition. Cambr., 1988;

18. Lefebvre H. La fin de l’histoire. P., 1970;

19. Man H. de. Vermassung und Kulturverfall. Мünch., 1953;

20. Nolte Ε. Was ist bürgerlich? Stuttg., 1979;

21. Seidenberg R. Posthistoric Man: An Inquiry. Chapel Hill (NC), 1959;

22. Seidenberg R. Anatomy of the Future. Chapel Hill (NC), 1961;

23. Smart B. Postmodernity. L.–N.Y., 1996;

24. Vattimo G. The End of Modernity. Oxf., 1991.

Источник

Проблема конца истории

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 08 Февраля 2014 в 11:15, контрольная работа

Описание работы

Содержание работы

1. Введение
2. «Конец истории» как философская проблема
3. Понимание исторического развития Ф. Фукуямы
4. Влияние идеологии на развитие истории
5. Заключение
6. Список использованной литературы

Файлы: 1 файл

Проблема конца истории.docx

Концепции конца истории – это отражения глубокого общественного кризиса, острых социальных противоречий, требующих кардинальных преобразований, решительных революционных действий, которые бы вели от «конца истории» к постистории. Теории конца истории остро ставят перед всеми исследователями вопрос о нашем будущем, требуют поиска путей кардинального решения социальных проблем, стремятся определить идеал, высшую цель, возвышенные, перспективные идеи, устои постисторического свободного общества. Без решения этих задач любое общество не может нормально функционировать.

«Конец истории» как философская проблема

Понимание исторического времени свойственно для обществ появившихся впервые примерно в 4 тысячелетие до н.э., так как в архаических обществах господствует мифологическое сознание, то есть установление мнимых связей между различными явлениями. Но уже в то доисторическое время пытались дать объяснения тем процессам, по которым развивается мир. Так в германо-скандинавской мифологии модель развития мира является циклической. Все процессы происходят последовательно: рождение мира, его развитие, «золотой век асов», затем его упадок как следствие несовершенства, и наконец, рагнарек – последняя битва богов. В результате мир гибнет, чтобы возродиться вновь.

Идея линейной истории впервые оформляется в античной культуре. Такое представление истории воплотилось в поэме Гесиода «Теогония». Ему кажется, что участь людей – медленное угасание, и отсюда его исторический пессимизм. Он с восторгом говорит о дозевсовом времени, то был золотой век, когда смертные «не знали горя, ни печали, ни тяжко труда». Не было жесткого соперничества между ними, не было мучительных противоречий веры и жизни. Следующее, серебряное поколение – уже значительно хуже, оно породило безумцев, отказавшихся от служения богам. За серебряным следовало медное поколение могучих богатырей. Но «сила их собственных рук ужасную принесла им погибель». Четвертый период – время героев Троянского похода. «Грозная их погубила война и ужасная битва». И вот наконец наступил железный век – закат человечества. Обуянные жадностью и злобой люди ведут между собой нескончаемую борьбу. Поэт сетует на то, что ему суждено быть свидетелем этой мрачной эпохи.

Существенным отличием христианских представлений о времени от мифологических представлений было то,что время утрачивает свой пространственный характер, отделяясь от вечности, является сотворенным, имеет начало и конец. История приобретает смысл, линейный необратимый характер, не допускающий возврата прошлого и предполагающий «конец времени». Неузнаваемо исковеркав настоящую вечность, человек выпал во время, в котором ему удается если не процветать, то по крайней мере жить; и совершенно очевидно, что он свыкся с этим. Этот процесс выпадения и приспособления и называется Историей.

Являясь мировой религией, обращенной к «человеку вообще», заложило основы трактовки истории как единого в своей сущности всемирно-исторического процесса. Впервые она была изложена в учении Августина Аврелия как борьба жителей двух Градов – Града Божьего, небесного, вечного и Града дьявола, земного, временного.

Тем самым грешнику представляется возможность путем раскаяния направить свою любовь к Богу и стать гражданином Града Божьего.

Высший Божественный смысл истории в том, что человечество, пройдя сквозь тернии и грехи, вызванные его материальной природой, вновь будет возвращено к Богу. Погибнув материально, телесно, человечество будет спасено Богом и воскреснет, возродится духовно, теперь уже на вечные времена. Но спасения достойны далеко не все, а только те, кто еще в земной жизни доказал свою искренность в вере.

Государство возникает лишь в героическую эпоху и представляет господство аристократии. В человеческую эпоху на смену ему приходит демократическое государство, в котором торжествует свобода и «естественная справедливость». Это вершина развития человечества, его зрелость, после чего наступает упадок. Затем вновь наступает движение по восходящей линии, новый круговорот. Бессчетная смена эпох у Вико обусловлена конфликтами различных общественных слоев и кризисными социальными переворотами.

Ж.Ж. Руссо считал, что естественное состояние человека, это состояние счастливого детства то есть «первобытное состояние», где все равны и свободны. Появление ремесла и сельского хозяйства приводят к возникновению частной собственности. Частная собственность является основой гражданского общества, а также причиной социального неравенства, деления на богатых и бедных.

Основной источник социального зла Руссо видел в общественном неравенстве. «Первый, кто напал на мысль, огородив участок земли, сказал: «это мое», и нашел людей, достаточно простодушных, чтобы этому поверить, был истинным основателем гражданского общества. От скольких преступлений, войн и убийств, от скольких бедствий и ужасов избавил бы род человеческий тот, кто, выдернув колья и засыпав ров, крикнул бы своим ближним: «Не слушайте лучше этого обманщика, вы погибли, если способны забыть, что плоды земные принадлежат всем, а земля – никому!». Имущественное неравенство, в свою очередь, закрепляется в неравенстве политическом, наиболее ярким выражением, которого является деспотизм.

Руссо приходит к выводу, что зарождение частной собственности, следовательно, и общественного неравенства стало следствием более высокого уровня хозяйственного развития. Следовательно, чем больше общество совершенствуется, тем оно становиться хуже и хуже.

По мнению К. Маркса, историю создает сам человек, занятый удовлетворением своих материальных потребностей. История общества представляет собой процесс развития сменяющих друг друга формаций. Маркс выделяет пять формаций:

В основе каждой общественно-экономической формации лежит определенный способ производства, а производственные отношения образуют ее сущность; вместе с тем она охватывает соответствующую надстройку, тип семьи, быт и др. Смена формаций происходит в результате социальной революции. Он считал что, «революция является движущей силой истории, а также религии, философии и всякой иной теории».

Немецкий философ, историк О.Шпенглер в своей работе «Закат Европы» рассматривает мировую историю – как ряд независимых друг от друга, замкнутых культур, каждая из которых имеет свой темп развития и отведенное ей время жизни. За этот период каждая культура, подобно живому организму, проходит несколько стадий: от рождения через молодость, зрелость, старость до смерти. Исходя, из этого Шпенглер создает концепцию одновременности явлений в разных культурах, отделенных промежутками в тысячелетия. В жизни каждой выделяются две линии развития: восходящая (культура в собственном смысле) и нисходящая (цивилизация). Первая характеризуется развитием органических начал культуры, вторая — их закостенением и превращением в механистические, выражающиеся в бурном развитии техники; разрастании городов в мегаполисы; в появлении массовой, технологически ориентированной культуры; превращении региональных форм в мировые.

Зарождение культур, говорил он, происходит в тот момент, когда « из первобытно – душевного состояния вечно детского человечества пробуждается и выделяется великая душа, некий образ из безобразного».

Конец или закат культуры означает ее переход в фазу цивилизации.

Цивилизация подойдет к своему концу в самый разгар «наиболее утонченного века». Известно, что цивилизация никогда не находилась до такой степени под угрозой и не вызывала столько ненависти, как в эпохи, когда она казалась особенно порочной.

Именно переход к стадии цивилизации характерен, по О. Шпенглеру, для европейской культуры начала XX века.

Понимание исторического развития Ф. Фукуямы

В книге «Конец истории и последний человек» Фукуяма пытается ответить на вопросы: «Имеет ли история направление, и есть ли смысл думать, что может существовать универсальная эволюция в направлении либеральной демократии и действительно ли почти все общества развиваются в определенном направлении или их истории движутся по циклическим или просто случайным путям?». В качестве предполагаемого механизма направленных исторических изменений он выбирает естественные науки, так как благодаря научному знанию происходят различные исторические изменения, меняется форма производства, культура, образование и так далее.

Фукуяма считает, что первым из способов, которым современная наука порождает изменения, это военное соревнование. Второй способ – это прогрессивное покорение природы с целью удовлетворения желаний человека, по-другому это называется экономическим развитием. «Угроза войны заставляет государства выстраивать свои социальные системы по чертежам, наиболее выгодным для создания и внедрения технологий. Современная наука дает решающее военное преимущество тем обществам, которые могут разрабатывать, производить и внедрять технологии наиболее эффективно, и относительное превосходство растет вместе с ростом скорости технологических изменений». По его мнению, именно эти обстоятельства побудили советское правительство предпринять фундаментальные реформы в экономики, чтобы в дальнейшем сохранить конкурентоспособность в экономической и военной сфере.

В своих рассуждениях Фукуяма приходит к выводу, что науки порождают направленность истории. Далее у него возникает другой вопрос, если науки создают направленность истории, «может ли человечество в целом обратить направленность истории путем утери научного метода или запрета на него?».[17] Этот вопрос он делит на два:

Развивая свое предположение Фукуяма, не задумывается об отрицательных последствиях научного прогресса.

Влияние идеологии на развитие истории

Фукуяма убежден, что именно наука ведет к капитализму в сфере экономики и к либерализму в сфере политике. Но есть такие страны, которые прошли первые этапы индустриализации, стали экономическими развитыми, урбанизированными, обладающие сильными государственными структурами, но при этом не стали ни капиталистическими не демократическими. К ним относятся государства с центральным планированием экономики и коммунистическим режимом. Ярким примером такого государства может служить Советский Союз. Благодаря идеологической пропаганде среди малограмотного населения Советский Союз начал не только быстрыми темпами развиваться, но и распространять свою идеологию. По мнению Э. М. Чорана чтобы выделяться среди других народов, найти свое неповторимое лицо, народу нужна безумная идея, которая, ставя перед ним цели, ведет его вперед. Так коммунистическое учение действует как стимулятор: толкает вперед, способствует расширению.

Источник

«Конец истории» как социально-философская проблема

Социокультурные основания идеи «конца истории». Значимость проблемы конца истории в системе современного мировоззрения. Трактовка «конца истории» в социально-философской мысли. Специфические особенности современных интерпретаций идеи конца истории.

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

«Конец истории» как социально-философская проблема

1. Социокультурные основания идеи «конца истории»

2. Трактовка «конца истории» в социально-философской мысли

Список использованных источников и литературы

Актуальность темы исследования.

Степень разработанности проблемы.

В условиях нарушения внутренней целостности представлений человека о мире, самом себе, отношениях с миром в их историческом развитии роль философии становится как никогда значимой. При рассмотрении современного кризиса мировоззрения, ключевыми аспектами которого становятся «крахсмыслов», «катастрофа духовности», «крах ценностей человека и человеческого», «мировоззренческий вакуум», «смена картин мира» и т.д., наглядно видна неудовлетворительность подходов гуманитарных наук к анализу современных проблем катастрофического, апокалиптического мировоззрения. Обнаружилась абстрактность этих подходов, мистифицированность, некритичность.

Сегодня в наших гуманитарных науках интерпретации и трактовки конца истории скорее намечены, чем глубоко проанализированы. И если раньше это было связано, прежде всего, с недостаточной эмпирической изученностью этой проблемы, то сегодня это обусловлено, в первую очередь, дефицитом концептуальных наработок. Философия истории все еще находится в поиске адекватной современности социально-философской концепции понимания исторического развития и социального устройства современного мира с целью найти ответ на вопрос о сущности социального и исторического, смысле истории и смысле жизни человека.

Между тем существует определенная традиция постановки и решения этих проблем в трудах Оригена, Аврелия Августина, Т. Гоббса, Дж. Вико, Г. Гегеля, К.-А. Сен-Симона, К. Маркса, О. Конта, Ф. Ницше, В. Дильтея, Г. Риккерта, О. Шпенглера, М. Вебера, С. Франка, К. Ясперса. Для нас ценны многие положения, касающиеся характеристик смысла истории и подходов к ее изучению, выдвинутые в работах русских философов начала века Н.А Бердяева И.А. Ильина, Л.П. Карсавина, Н.О. Лосского, А.Ф. Лосева, B.C. Соловьева. Из наследия 70-90-х гг. 20 века большую ценность, на наш взгляд, представляют исследования методологического характера, заложившие основы исследования исторического процесса в контексте цивилизационных, общенаучных, социокультурных трансформаций, методологические предпосылки анализа истории и общества в целом. Здесь следует отметить работы Э. Фромма, И. Пригожина, О. Тоффлера, К. Поппера, Т. де Шар дена, А. Гелена, Ж. Бодрийара и других авторов. Данную проблематику продолжают анализировать наши современники: В.Н. Барулин, A.M. Коршунов, П.А. Рачков, А.И. Уткин, В.Ф. Шаповалов, В.Г. Федотова.

В работах перечисленных философов так или иначе присутствует осмысление проблемы конца истории. Однако, будучи сегодня подвержена сильному давлению новых реалий наступившего тысячелетия, эта идея наполняется иным содержанием. Дополненный концепциями постистории, исторических бифуркаций, нелинейности и вариативности исторического развития, концепт конца истории приобрел совершенно нетрадиционные смысловые оттенки. В этой связи попытаемся обозначить стержневые факторы, предложить такое концептуальное видение этой проблемы в целом, из которого и стали бы понятны многие ее аспекты, уже проявленные в событиях, и сформировалась теоретическая платформа для дальнейших прогнозов, оценок и стратегий.

Целью данного исследования является выявление значимости проблемы конца истории в системе современного мировоззрения.

Для достижения поставленной цели необходимо было решить следующие задачи:

-раскрыть социокультурные истоки формирования идеи конца истории;

-рассмотреть теоретические основы различных концепций конца истории;

-проанализировать основания и социально-историческую обусловленность исторически конкретных форм проявления идеи конца истории как значимого элемента мировоззрения;

-определитьспецифические особенности современных интерпретаций идеи конца истории в контексте глобальных проблем современности;

-проанализировать состоятельность современных интерпретаций исторических перспектив России.

Теоретические и методологические основания работы представлены принципами диалектики, историзма, системности, сочетания формационного и цивилизационного подходов к анализу общественного развития.

Сложность и многогранность исследуемого объекта требует комплекса сочетающихся и дополняющих друг друга методов. Автор использует широкий круг литературы и источников, принадлежащих к классической мировой и отечественной философии, труды современных философов, социологов, психологов, историков, относящихся к различным научным школам и направлениям, произведения различной мировоззренческой ориентации. С этих позиций стало возможным выделить и использовать то ценное, что есть в различных подходах к исследуемому концепту «конец истории» и историческому процессу в целом.

В частности, автор рассматривает кризис современного общества как момент качественной трансформации общественной системы в рамках синергетической теории. Разработки Г. Хагена, И. Пригожина, М.С. Кагана, Э.С. Маркаряна, Е.Н. Князевой, СП. Курдюмова и др. позволили ответить на вопросы, связанные с периодической актуализацией идеи «конца истории» в современном ключе, обосновать микросоциальную обусловленность кризисов мировоззрения, показать механизм перевода кризиса общества в кризис представлений о целостности и смысле человеческой истории, охарактеризовать поливариантность, альтернативность путей эволюции человеческого общества. Использование синергетической идеи о роли флуктуации и структур-аттракторов в точке бифуркации дало возможность проследить процесс формирования «исторического выбора», обосновать амбивалентный характер концепта «конца истории», который несет в себе не только негативный, но и значительный позитивный потенциал, являясь веским аргументом объединения различных социальных сил для решения назревших проблем.

В отношении исследования исторических перспектив России данный методологический симбиоз позволил говорить о возможных результатах влияния тех или иных историко-идеологических парадигм на характер социокультурной трансформации общества, выйти на анализ общих принципов оптимального развития таких сложноорганизованных систем, как многонациональное государство.

Таким образом, сочетание традиционных и современных методологий позволило раскрыть ряд вопросов, ответ на которые при помощи классических средств познания был бы неполон.

Элементы социокультурного (Н.Я. Данилевский, К. Ясперс, М. Вебер, К.С. Леви-Стросс и др.), цивилизационного (А.Д. Тойнби, О. Шпенглер, П. Сорокин и др.), неоэволюционного (М. Маклюэн, О. Тоффлер, А. Белл, Ф. Фукуяма и др.) подходов в сочетании с наработками постмодернизма (А. Турен, А. Гелен, Г. Формозер и др.) дали возможность автору уйти от однозначных и упрощенных выводов и решений, постараться представить исследуемую проблему в ее целостности, очертить поле для будущих теоретических изысканий.

Результаты и научно-теоретическая новизна исследования

Выявлено, что социально-философские теории и концепции исторического процесса (от Августина Блаженного до Ф. Фуку ямы) в скрытом или явном виде содержат в себе различные интерпретации идеи «конца истории». Подобная закономерность говорит о том, что данный концепт является необходимым эвристическим элементом, позволяющим конструировать целостное системное видение истории. Содержание проблемы «конца истории» есть интегративный результат социокультурных и конкретно-исторических факторов, форма отражения уровня развития науки, представлений о социальном прогрессе, состояния общественных отношений, общей безопасности жизнедеятельности.

Зафиксировано, что периодическая актуализация идеи «конца истории» в общественном сознании есть показатель мировоззренческих кризисов, т.е. качественных изменений системы представлений о реальности, человеке и отношениях человека с реальностью. Кардинальные изменения образов прошлого, настоящего и будущего, их невыстроенность и смысловая незаполненность приводят к хаотизации жизненных ориентиров, мировоззренческому вакууму, разрушению целостного восприятия мира. Проблема «конца истории» в такие эпохи приобретает вид «социального аффекта», не всегда адекватной реакции на происходящие перемены. Однако, в обществах транзитивного типа, которые в условиях стремительных преобразований не всегда способны определить долгосрочные исторические перспективы развития, данный концепт становится еще и средством, стимулирующим поиск потенциально возможных схем будущего (футурологические прогнозы), отодвигающих во времени проблему «конечности существующего».

Раскрыт поливариативный и амбивалентный характер проблемы «конца истории» в контексте глобальных проблем современности. Становясь фактором, обозначающим остроту и злободневность тех или иных задач, концепт «конца истории», формирует зону наибольшей социальной ответственности и консолидации социальных сил перед лицом различного рода «угроз» и демонстрирует человеческое сообщество как субъекта, противостоящего временному и преходящему и стремящемуся к вечному и бесконечному. В данном отношении можно сделать вывод об определенном позитивном потенциале идеи «конца истории».

Систематизированы современные интерпретации исторических перспектив России в контексте идей «полинационального государства», «российской цивилизации», «избранности», «правового государства», «евразийской общности», «колонизации» и т.д. Объективная и субъективная востребованность идеи «конца истории» в российском обществе вызвана сменой ориентиров социального развития, разрушением традиционного кода русской культуры, дискредитацией исторического прошлого и настоящего, отсутствием общепризнанного проекта будущего. Присущая российской действительности перманентная нестабильность, постоянное неустойчивое балансирование между целостностью и расколом, дискретность общественного бытия и сознания являлись на протяжении существования данного субъекта истории факторами, дестабилизирующими смыслы жизнедеятельности. Существование на стыке, рубеже, перекрестке эпох и народов, пограничностъ не только пространственного, но временного плана задали антиномичность «исторических смыслов» и максимально плотное по характеру поле различных версий ухода России с исторической арены. С другой стороны, дихотомия общественного самосознания, его разбалансированность способствовали формированию необычайной гибкости и адаптивности, обеспечивающей поразительную выживаемость в предельно трудных, порой катастрофических условиях. Это позволяет сделать вывод о том, что отсутствие органичности в системе преемственных исторических связей усиливает эсхатологические и утопические тенденции в российском сознании, обостряя проблематику «конца истории», но не снижают жизнеспособности российского общества.

Научно-практическая значимость исследования.

Полученные результаты могут быть использованы при чтении лекционных курсов по теории исторического процесса, философии истории, а также в научных исследованиях и разработках по проблемам социального развития, мировоззренческих кризисов, при проектировании социальных инноваций, в процессе реформирования современных систем и структур по работе с общественным сознанием.

Основные выводы рассчитаны на практическое использование в деятельности институтов государственного регулирования социальных и идеологических процессов, при разработке вопросов государственной политики в целях социального управления, при изучении массового сознания и общественной психологии. Отдельные разделы могут быть использованы в системе последипломного образования работников сферы образования, социального управления, политических и других органов и организаций, работающих со средствами массовой информации.

1. Социокультурные основания идеи «конца истории»

конец история социальная философская проблема

После того, как Демокрит ввел в греческую философию слово «идея», оно начало жить самостоятельной жизнью. Этим словом Платон обозначил сущность предмета, понимая ее трояко: как причину или источник бытия вещей, их свойств и их отношений; образец для творения вещей; цель, к которой стремится все существующее.

Чем выше мы поднимаемся в лестнице существ, тем мучительнее и соблазнительнее это созерцание всеобщей суеты во всей ее целостности. Бессмысленное вращение мертвого вещества. Тут же мы видим нечто большее, чем простое отсутствие жизненного смысла или неудачу в его достижении. Нас ужасает отвратительное издевательство над смыслом, возмутительная пародия на него в жизни человека и человечества.

Во всем мире эта картина вечно ускользающей цели наводит на мысль о призрачности всяких целей и целостности, стало быть, о бесцельности жизни как целого. Но когда мы обращаемся к человеку, когда мы видим, что и в его жизни есть только дурная бесконечность средств, заменяющих цели, картина становится не только безотрадной, но и жуткой. Ибо что же такое мир, если таков человек, если его стремление подняться над порочным кругом биологического существования бессильно!

«Страх и трепет», который испытывает человек XXI века перед самой возможностью факта прекращения человеческого существования, по эмоциональной окраске мало чем отличается от чувств, испытываемых нашим варваром-предком перед необъяснимой стихией жизни.

Еще К. Леви-Стросс в «Структурной антропологии» на материале магических обрядов первобытных народов исследовал психофизический и социальный аспект влияния идеи «конца существования» на реальный уход из жизни человека.

Данные этнографические иллюстрации и наблюдения позволяет зафиксировать весьма важную ситуацию: экспансия идеи «конца» в мировоззренческих установках наступает в результате формирования следующих условий: неопределенности социального состояния в силу смены типов жизнеустройства и жизнедеятельности и отторжения от привычных социально-культурных условий существования.

Сила воздействия идейного фона эпохи на жизнь и поведение людей не вызывает сомнения. Однако очевидно, что действенность, «завораживающий» характер той или иной идеи (в нашем случае идеи конца истории) требуют веры в нее. Прежде всего, это вера трансляторов идеи в ее истинность, далее вера реципиентов идеи в ее могущество и реализуемость и, наконец, доверие общества в целом, создающее нечто подобное постоянно действующему гравитационному полю, внутри которого складываются различные интерпретации, формы проявления идеи, создающие вокруг нее часто мистическую, магическую ауру. «В магическом поведении следует видеть реакцию на ситуацию, которая сознанием воспринимается эффективно, но сущность которого лежит в сфере интеллекта. Для человеческого интеллекта Вселенная всегда недостаточно значима, а разум всегда имеет больше значений, чем имеется объектов, которым их можно приписать».

Современный человек, как и его предки, не «видит» противоречий в идее «конца истории», он его «ожидает» уже несколько тысячелетий.

Социально-философская традиция рассматривает «конец истории» как мифологему, вобравшую в себя эсхатологические мотивы древности. Противоречия в осмыслении жизни есть выражение противоречивости самой жизни. Жизнь как нерасторжимое единство конечного и бесконечного, дискретности и единства, и есть основа мифа, как неуничтожимой формы принятия самой жизни.

Если человеческая цивилизация столь противоречива, хрупка, столь обременена рецидивами прежнего и чертами нового варварства, то стоит ли она того, чтобы ее сохранять и совершенствовать? Не в том ли судьба человеческого рода, чтобы из-за всех грехов созданного им второго, социального мира, погибнуть на пепелище последнего «страшного суда» истории вместе с самой историей?

За понятиями «конец света», «конечность жизни» все же стоит иная реальность, чем за понятием «конец истории», которое берет свое содержание из несколько других источников, прежде всего научного знания (как о природе, космосе, человеке, так и об обществе).

Начало размышлений о собственно конце истории в теоретико-методологическом и социально-философском содержании данного понятия ведет свой отсчет с момента вступления человечества в особое историческое время. Что изменилось в жизни Человека, какая цепочка причинно-следственных связей заставила этого «прекрасного зверя» из природного существования шагнуть в историю, разорвав круговорот биологического времени? Ответ на этот вопрос искали А. Тойнби, О. Шпенглер, К. Ясперс, Н. Данилевский, В. Вернадский, Г. Федоров и др. Каковы же в общих чертах те реальные события, с которых началась история?

В свое время в рамках становящегося аграрного способа производства, в долинах Нила, Тигра, Евфрата и Хуанхэ встали задачи создания ирригационной системы и ее регулирования, которые с необходимостью привели к централизации и организованности жизни, со временем породив государственность. Таким образом, возникали народы (под общие цели жизнедеятельности), осознающие свое единство, имеющие общий язык и культуру, связанные общими мифами. Открытие письменности (к 3300 г. до н.э. в Шумере, в 3000 г. до н.э. в Египте, к 2000 г. до н.э. в Китае) привело в итоге к выделению особой «духовной аристократии», ответственной за передачу кода культуры в будущее. Устные языковые формы фиксации мира дополнились письменными, более надежными хранителями информации, усилив влияние идей на сознание и мировоззрение человеческих сообществ того времени.

Формирование мировых империй, в задачи которых входило останавливать постоянные вторжения кочевых племен, разрушающих островки цивилизации, на тот момент уже достигших определенного уровня технического развития, позволяет говорить о появлении субъектов истории.

Развитие техники «оторвало» от привычной природной почвы человеческое предсознание, сделав его свободным от цепей природной необходимости. «События, открывающие историческую эру, ведут к более глубокому вопросу: что же произошло с человеком, что заставило его перейти из неисторического существования в историю. ». Мы хотим вслед за К. Ясперсом узнать не о внешних событиях, а о внутреннем преобразовании человека.

Из глубоких первобытно-мифологических истоков течет поток заложенных в человеке субстанциальных возможностей. Однако сами они становятся очевидными, преисполненными богатого содержания, лишь войдя в эру истории, по мере того как они освещаются, утверждаются, усиливаются, теряются, вспоминаются, вновь возвышаются. Им необходима рационализация.

Вместе со скачком в историю осознается преходящий характер всего. Всему в мире отведено определенное время, и все обречено на гибель. Но только человек знает, что он может уйти с исторической арены. Наталкиваясь на эту пограничную ситуацию, он познает вечность во времени, историчносгь как явление бытия, уничтожение времени во времени. Его осознание истории становится тождественным осознанию вечности.

2. Трактовка «конца истории» в социально-философской мысли

В ряду таких социально-философских понятий, как исторический процесс, субъект истории, исторический детерминизм, смысл жизни и истории концепт «конец истории» занимает особое место. Попытки осмыслить сам феномен «конца истории», определить содержание данной идеи в системе мировоззренческих установок различных эпох характеризуются не только значительным многообразием трактовок, но и глубокой противоречивостью.

Не без оснований идею «конца истории» современные исследователи относят:

-к одному из социально-политических мифов (наряду с гуманизмом, равенством и свободой исторического выбора);

При этом большинство авторов, так или иначе обращающихся к данной проблеме, сходятся в мысли о том, что самое яркое воплощение идея «конца истории» (в различных интерпретациях) находит в переходные эпохи, характеризующиеся драматизмом, напряженностью экзистенциальных переживаний, конфликтностью. Идея, овладевая массами, в такие периоды становится материальной силой, определяя вектор развития и выбор приоритетов.

Концентрированность различных концепций конца истории (научных, философских, религиозных, художественных и т.д.) в то или иное историческое время дает право характеризовать эти периоды как кризисные в развитии общества, а проявленность идеи на всем протяжении развития человеческого общества говорит о «вечности» данной проблемы и о принципиальной невозможности ее однозначной интерпретации.

Противополагание двух градов не носило эсхатологического смысла уже у карфагенского епископа середины III в. Киприана; не более эсхатологично оно и у Августина. Это свидетельствует о том, что обнаруженная еще античными историками двойственность человеческих сообществ трактуется здесь не как указание на близость конца света, а как сущностная черта самого социума. Утерявший райское единство, «плодящийся и размножающийся» человек стремится к воссозданию этого прошлого состояния. Здесь, на Земле, оно происходит в форме социума, и в этом плане человеческое бытие обусловлено историческим и социальным. Другое дело, что само социальное для христианского сознания вторично, ибо оно либо обращено к прошлому райскому единству (в язычестве), оставаясь при этом всего лишь далеким, открытым злу подобием его, либо же, установленное законодательной деятельностью Моисея и Христа, только предвосхищает в какой-то мере «Царство Христово».

Позже, в эпоху Высокого средневековья раннехристианские представления были переинтерпретированы таким образом, что максимально близким к истине или даже истинным стал считаться тот социум, который полностью вовлечен в церковную орбиту. Дистанция между «градами» начинает исчезать, причем не вследствие катаклизмов, «страшного суда», «конца света», а путем «воцерковления»: постепенного, эволюционного охвата церковью «страшащегося неизвестности» человечества.

Вообще же, чтобы понять исторические события, составляющие содержание потока жизни, нужно рассматривать не только причины, сколько их следствия. Средневековые теологи-философы вынуждены были занять историческую позицию, потому что целое объясняет части, так как именно оно позволяет уловить смысл жизни. Они были первыми, кто взглянул на жизнь человечества как на целостный исторический процесс.

В той мере, в какой французское Просвещение, опираясь на научную методологию Нового времени, рассматривает проблемы исторического процесса, его роль представляется амбивалентной. Этому периоду свойствен устойчивый интерес к философскому осмыслению единства и целостности всемирной истории. Французские просветители конкретизировали идеи исторического детерминизма, исторической закономерности, отстаивали неодолимость общественного прогресса. С другой стороны, философская антропология просветителей, сохранившая с некоторыми модификациями субстанциалистскую парадигму «природы человека», при допущении разверстки во времени процесса реализации его разумной, естественной и должной природы, стала главной причиной того, что и об истории оказалось возможным мыслить не исторично. Рационалистически-нормативная трактовка исторического процесса порождала внутреннюю противоречивость просветительских версий истории, предполагавших самоликвидацию истории в будущем при достижении разумного состояния общества.

Источник