про солдата и царицу екатерину
Солдат и царица
Андрей Платонович Платонов
Жила-была в старину сердитая царица. Все ей было не по нраву: и то не так и это не по ней.
Глянула царица на солдата:
— Ты чего ухмыляешься?
А простой солдат чего скажет царице? Ничего он сказать не мог и невзначай или так, спроста, что ль, опять ухмыльнулся. Тут царица сперва и слова сказать не могла от злости. Потом кликнула кого надо.
С тех пор с утра, как встанет, получает солдат двадцать палок.
При войске у них дурак жил, его солдаты с кухни кормили и выношенную одежду давали ему донашивать.
Солдат сказал дураку, как ему живется, а дурак и сам уж знал.
Дал ему солдат копейку. Повел дурак солдата на край города. Шли они, шли, шли, далеко ушли; кругом их бедные домишки стоят, дворцов давно нету.
Пришли они в бедный домишко. Жил там сапожник с женой.
У сапожника была жена, сходственная с царицей, как родная сестра: поставь ее рядом с царицей, их и отличить нельзя, которая царица, которая сапожница.
— Вот была бы она царицей, она бы тебя палкой не била.
Солдат согласен с дураком:
— Не била бы. Жалко, что она сапожница: из нее бы царица хорошая вышла.
Дурак захохотал в ответ, а солдат увел его прочь, а то сапожница проснется.
Дурак спрашивает у солдата:
— Ты где ночью на карауле стоишь?
— Нынче во дворце, в покоях, буду стоять.
— Это к чему же? А сапожник услышит?
— А к чему мне сапожница?
Солдат и царица (3 стр.)
Сапожница глядит на них:
— Чего ж вы стоите? Неужели дела у вас нету, бездельницы!
А девушки глядят на табуретку у кровати, а на табуретке палка лежит и плетка.
— Да за что ж вас бить? Вам больно будет!
— А за то, матушка царица, что вам серчать надо!
Тут и сапожница рассерчала:
— Дуры вы, что ли? Идите прочь да делом займитесь!
Девушки ушли. А сапожница поднялась, оделась, пошла на кухню и там чаю с бубликами напилась.
Вот живет она царицей и день и два. С утра до вечера позади царицы вельможа ходит, все ее приказы и желанья пишет и исполняет. Царица уж привыкла к тому вельможе: кто ни обратится к ней с просьбой или с чем, она только укажет:
Идет она и семечки грызет, а семечки для нее вельможа в горсти держит и руку наотлет вытянул.
Сапожница-царица и обращается к нему:
— Ты чего ухмыляешься? Мне, что ль, обрадовался?
— А чего радуешься? Я тебе добра не сделала. Чего ты хочешь?
— А того хочу, матушка, пусть меня палками не бьют. Второй год с утра спозаранку колотят, мясо с костей стерли.
— За ухмылку, матушка.
— Ну, скажи заднему, пусть тебя не бьют.
Царица остановилась около солдата:
— И других прочих, матушка, пусть не бьют!
— Аль многих тут бьют?
— Да почитай что почти всех, матушка, колотят. Истерлись люди при дворце, а из терпенья не выходят.
— Не могу знать, матушка!
В тот же день сапожница-царица дала повеление, чтоб никого в ее царстве не били и не смели даже касаться палкой человека.
А солдатам велела дать по двадцать пять рублей каждому, а сверх того по три дня гулянья и по полведра пива.
На третий день своего царствования сапожница соскучилась по сапожнику.
Собралась царица и пошла из дворца к домишку сапожника, а за ней вельможа идет.
Вот идет она, царица, видит свой бедный домишко.
А из ворот того домишки как раз ее сапожник выходит, и не один, как следовало бы, а с другою дородною женщиной, что не хуже самой сапожницы, и на лице у сапожника горя нету.
Тут как вскрикнет сапожница-царица:
Только когда сапожница-царица по спине его еще разок хлопнула, сапожник понял, которая его жена.
Взяла сапожница мужа за руку и повела домой, а про царство свое забыла.
А царица скрипнула зубами на вельможу и тоже домой пошла, во дворец.
Позвала она кого ни на есть, чтоб ударить кого было.
Книги онлайн
«Солдат и царица»
Андрей Платонович Платонов
Жила-была в старину сердитая царица. Все ей было не по нраву: и то не так и это не по ней.
Глянула царица на солдата:
— Ты чего ухмыляешься?
А простой солдат чего скажет царице? Ничего он сказать не мог и невзначай или так, спроста, что ль, опять ухмыльнулся. Тут царица сперва и слова сказать не могла от злости. Потом кликнула кого надо.
С тех пор с утра, как встанет, получает солдат двадцать палок.
При войске у них дурак жил, его солдаты с кухни кормили и выношенную одежду давали ему донашивать.
Солдат сказал дураку, как ему живется, а дурак и сам уж знал.
Дал ему солдат копейку. Повел дурак солдата на край города. Шли они, шли, шли, далеко ушли; кругом их бедные домишки стоят, дворцов давно нету.
Пришли они в бедный домишко. Жил там сапожник с женой.
У сапожника была жена, сходственная с царицей, как родная сестра: поставь ее рядом с царицей, их и отличить нельзя, которая царица, которая сапожница.
— Вот была бы она царицей, она бы тебя палкой не била.
Солдат согласен с дураком:
— Не била бы. Жалко, что она сапожница: из нее бы царица хорошая вышла.
Дурак захохотал в ответ, а солдат увел его прочь, а то сапожница проснется.
Дурак спрашивает у солдата:
— Ты где ночью на карауле стоишь?
— Нынче во дворце, в покоях, буду стоять.
— Это к чему же? А сапожник услышит?
— А к чему мне сапожница?
«А не страховито ли будет? При царице и моргнуть нельзя, а ты ее к сапожнику унесешь! А вдруг проснется? Да она нам голову прочь!»
А дурак думает иное:
— Ишь ты, обдумал как! А сам дурак! Так ладно будет, пожалуй. Тащи уж по темноте сапожницу во дворец.
А как наступило утро, проснулся первым сапожник и толкнул жену в бок. Ему и воды испить захотелось, и курить надо, и голова у него болит: пусть жена ему воды подаст, трубку найдет и в утешенье что-нибудь скажет.
Царица проснулась, открыла глаза, не поняла ничего и опять заснула.
Сапожник ее опять в бок: ты что, дескать, иль не слышишь?
Царица опять открыла глаза.
Царица как закричит:
— Ах ты негодный! Ах ты окаянный! Да ведь я царица!
Сапожник как соскочит с кровати:
Схватил сапожничий ремень, шпандырь, и давай царицу пороть-охаживать:
Царица как крикнет:
— Эй, кто там! Забить этого негодяя насмерть!
Подумала так и опять заснула: может, опять-де проснусь во дворце, в своем царстве, и ничего этого не будет; это мне снится. Ан нет, черт-сапожник ремень положил да опять кулаком ее в бок:
— Баба, чего не встаешь?
— Отвяжись от меня, я царица!
Однако за что ни возьмется, ничего у нее не выходит, из рук все валится. Оно так и быть должно: царица-то серчать да царствовать привыкла, только всего.
Вот сготовила она кое-как обед, а его и есть нельзя: недоварено, пересолено, нечисто.
Съел сапожник одну ложку щей и говорит:
— Ты и правда, должно, царица: ничего делать не умеешь. Таких щей и псы не едят.
Царица совсем оробела. Сидит она перед сапожником и трясется от страха.
После обеда сапожник лег в кровать:
— Возьми гребень, жена, расчеши мне голову, а я дремать буду.
Стала царица голову сапожнику чесать; что ж делать-то, ослушаться нельзя.
А на другой день велел ей сапожник белье стирать.
Стирает белье царица; сроду она не стирала, все белые руки свои стерла, исстирала, а белье не выбелила.
Так и жила царица у сапожника, жила да мучилась; три дня жила.
Тут вошли в спальную горницу четыре горничные девушки. Вошли они, а подойти к царице боятся.
Девушки ей отвечают:
— Здравствуй, матушка царица! А мы тебя одевать, обувать пришли.
— А я сама оденусь. Иль я калека?
А девушки стоят, не уходят.
Сапожница глядит на них:
— Чего ж вы стоите? Неужели дела у вас нету, бездельницы!
А девушки глядят на табуретку у кровати, а на табуретке палка лежит и плетка.
— Да за что ж вас бить? Вам больно будет!
— А за то, матушка царица, что вам серчать надо!
Тут и сапожница рассерчала:
— Дуры вы, что ли? Идите прочь да делом займитесь!
Девушки ушли. А сапожница поднялась, оделась, пошла на кухню и там чаю с бубликами напилась.
Вот живет она царицей и день и два. С утра до вечера позади царицы вельможа ходит, все ее приказы и желанья пишет и исполняет. Царица уж привыкла к тому вельможе: кто ни обратится к ней с просьбой или с чем, она только укажет:
Идет она и семечки грызет, а семечки для нее вельможа в горсти держит и руку наотлет вытянул.
Сапожница-царица и обращается к нему:
— Ты чего ухмыляешься? Мне, что ль, обрадовался?
— А чего радуешься? Я тебе добра не сделала. Чего ты хочешь?
— А того хочу, матушка, пусть меня палками не бьют. Второй год с утра спозаранку колотят, мясо с костей стерли.
— За ухмылку, матушка.
— Ну, скажи заднему, пусть тебя не бьют.
Царица остановилась около солдата:
— И других прочих, матушка, пусть не бьют!
— Аль многих тут бьют?
— Да почитай что почти всех, матушка, колотят. Истерлись люди при дворце, а из терпенья не выходят.
— Не могу знать, матушка!
В тот же день сапожница-царица дала повеление, чтоб никого в ее царстве не били и не смели даже касаться палкой человека.
А солдатам велела дать по двадцать пять рублей каждому, а сверх того по три дня гулянья и по полведра пива.
На третий день своего царствования сапожница соскучилась по сапожнику.
Собралась царица и пошла из дворца к домишку сапожника, а за ней вельможа идет.
Вот идет она, царица, видит свой бедный домишко.
А из ворот того домишки как раз ее сапожник выходит, и не один, как следовало бы, а с другою дородною женщиной, что не хуже самой сапожницы, и на лице у сапожника горя нету.
Тут как вскрикнет сапожница-царица:
Только когда сапожница-царица по спине его еще разок хлопнула, сапожник понял, которая его жена.
Взяла сапожница мужа за руку и повела домой, а про царство свое забыла.
А царица скрипнула зубами на вельможу и тоже домой пошла, во дворец.
И солдат с дураком довольны остались. А только царице веры нету и не будет.
Копирование материалов сайта www.4italka.ru
допускается только с письменного разрешения
администрации сайта.
Солдат и царица
Платонов Андрей Солдат и царица
Андрей Платонович Платонов
Жила-была в старину сердитая царица. Все ей было не по нраву: и то не так и это не по ней.
Глянула царица на солдата:
— Ты чего ухмыляешься?
А простой солдат чего скажет царице? Ничего он сказать не мог и невзначай или так, спроста, что ль, опять ухмыльнулся. Тут царица сперва и слова сказать не могла от злости. Потом кликнула кого надо.
С тех пор с утра, как встанет, получает солдат двадцать палок.
При войске у них дурак жил, его солдаты с кухни кормили и выношенную одежду давали ему донашивать.
Солдат сказал дураку, как ему живется, а дурак и сам уж знал.
Дал ему солдат копейку. Повел дурак солдата на край города. Шли они, шли, шли, далеко ушли; кругом их бедные домишки стоят, дворцов давно нету.
Пришли они в бедный домишко. Жил там сапожник с женой.
У сапожника была жена, сходственная с царицей, как родная сестра: поставь ее рядом с царицей, их и отличить нельзя, которая царица, которая сапожница.
— Вот была бы она царицей, она бы тебя палкой не била.
Солдат согласен с дураком:
— Не била бы. Жалко, что она сапожница: из нее бы царица хорошая вышла.
Дурак захохотал в ответ, а солдат увел его прочь, а то сапожница проснется.
Дурак спрашивает у солдата:
— Ты где ночью на карауле стоишь?
— Нынче во дворце, в покоях, буду стоять.
— Это к чему же? А сапожник услышит?
— А к чему мне сапожница?
«А не страховито ли будет? При царице и моргнуть нельзя, а ты ее к сапожнику унесешь! А вдруг проснется? Да она нам голову прочь!»
А дурак думает иное:
— Ишь ты, обдумал как! А сам дурак! Так ладно будет, пожалуй. Тащи уж по темноте сапожницу во дворец.
А как наступило утро, проснулся первым сапожник и толкнул жену в бок. Ему и воды испить захотелось, и курить надо, и голова у него болит: пусть жена ему воды подаст, трубку найдет и в утешенье что-нибудь скажет.
Царица проснулась, открыла глаза, не поняла ничего и опять заснула.
Сапожник ее опять в бок: ты что, дескать, иль не слышишь?
Царица опять открыла глаза.
Царица как закричит:
— Ах ты негодный! Ах ты окаянный! Да ведь я царица!
Сапожник как соскочит с кровати:
Схватил сапожничий ремень, шпандырь, и давай царицу пороть-охаживать:
Царица как крикнет:
— Эй, кто там! Забить этого негодяя насмерть!
Подумала так и опять заснула: может, опять-де проснусь во дворце, в своем царстве, и ничего этого не будет; это мне снится. Ан нет, черт-сапожник ремень положил да опять кулаком ее в бок:
— Баба, чего не встаешь?
— Отвяжись от меня, я царица!
Однако за что ни возьмется, ничего у нее не выходит, из рук все валится. Оно так и быть должно: царица-то серчать да царствовать привыкла, только всего.
Вот сготовила она кое-как обед, а его и есть нельзя: недоварено, пересолено, нечисто.
Съел сапожник одну ложку щей и говорит:
— Ты и правда, должно, царица: ничего делать не умеешь. Таких щей и псы не едят.
Царица совсем оробела. Сидит она перед сапожником и трясется от страха.
После обеда сапожник лег в кровать:
— Возьми гребень, жена, расчеши мне голову, а я дремать буду.
Стала царица голову сапожнику чесать; что ж делать-то, ослушаться нельзя.
А на другой день велел ей сапожник белье стирать.
Стирает белье царица; сроду она не стирала, все белые руки свои стерла, исстирала, а белье не выбелила.
Так и жила царица у сапожника, жила да мучилась; три дня жила.
Тут вошли в спальную горницу четыре горничные девушки. Вошли они, а подойти к царице боятся.
Девушки ей отвечают:
— Здравствуй, матушка царица! А мы тебя одевать, обувать пришли.
— А я сама оденусь. Иль я калека?
А девушки стоят, не уходят.
Сапожница глядит на них:
— Чего ж вы стоите? Неужели дела у вас нету, бездельницы!
А девушки глядят на табуретку у кровати, а на табуретке палка лежит и плетка.
— Да за что ж вас бить? Вам больно будет!
— А за то, матушка царица, что вам серчать надо!
Тут и сапожница рассерчала:
— Дуры вы, что ли? Идите прочь да делом займитесь!
Девушки ушли. А сапожница поднялась, оделась, пошла на кухню и там чаю с бубликами напилась.
Вот живет она царицей и день и два. С утра до вечера позади царицы вельможа ходит, все ее приказы и желанья пишет и исполняет. Царица уж привыкла к тому вельможе: кто ни обратится к ней с просьбой или с чем, она только укажет:
Идет она и семечки грызет, а семечки для нее вельможа в горсти держит и руку наотлет вытянул.
Про солдата и царицу екатерину
Андрей Платонович Платонов
Жила-была в старину сердитая царица. Все ей было не по нраву: и то не так и это не по ней.
Глянула царица на солдата:
— Ты чего ухмыляешься?
А простой солдат чего скажет царице? Ничего он сказать не мог и невзначай или так, спроста, что ль, опять ухмыльнулся. Тут царица сперва и слова сказать не могла от злости. Потом кликнула кого надо.
С тех пор с утра, как встанет, получает солдат двадцать палок.
При войске у них дурак жил, его солдаты с кухни кормили и выношенную одежду давали ему донашивать.
Солдат сказал дураку, как ему живется, а дурак и сам уж знал.
Дал ему солдат копейку. Повел дурак солдата на край города. Шли они, шли, шли, далеко ушли; кругом их бедные домишки стоят, дворцов давно нету.
Пришли они в бедный домишко. Жил там сапожник с женой.
У сапожника была жена, сходственная с царицей, как родная сестра: поставь ее рядом с царицей, их и отличить нельзя, которая царица, которая сапожница.
— Вот была бы она царицей, она бы тебя палкой не била.
Солдат согласен с дураком:
— Не била бы. Жалко, что она сапожница: из нее бы царица хорошая вышла.
Дурак захохотал в ответ, а солдат увел его прочь, а то сапожница проснется.
Дурак спрашивает у солдата:
— Ты где ночью на карауле стоишь?
— Нынче во дворце, в покоях, буду стоять.
— Это к чему же? А сапожник услышит?
— А к чему мне сапожница?
«А не страховито ли будет? При царице и моргнуть нельзя, а ты ее к сапожнику унесешь! А вдруг проснется? Да она нам голову прочь!»
А дурак думает иное:
— Ишь ты, обдумал как! А сам дурак! Так ладно будет, пожалуй. Тащи уж по темноте сапожницу во дворец.
А как наступило утро, проснулся первым сапожник и толкнул жену в бок. Ему и воды испить захотелось, и курить надо, и голова у него болит: пусть жена ему воды подаст, трубку найдет и в утешенье что-нибудь скажет.
Царица проснулась, открыла глаза, не поняла ничего и опять заснула.
Сапожник ее опять в бок: ты что, дескать, иль не слышишь?
Царица опять открыла глаза.
Царица как закричит:
— Ах ты негодный! Ах ты окаянный! Да ведь я царица!
Сапожник как соскочит с кровати:
Схватил сапожничий ремень, шпандырь, и давай царицу пороть-охаживать:
Царица как крикнет:
— Эй, кто там! Забить этого негодяя насмерть!
Подумала так и опять заснула: может, опять-де проснусь во дворце, в своем царстве, и ничего этого не будет; это мне снится. Ан нет, черт-сапожник ремень положил да опять кулаком ее в бок:
— Баба, чего не встаешь?
— Отвяжись от меня, я царица!
Однако за что ни возьмется, ничего у нее не выходит, из рук все валится. Оно так и быть должно: царица-то серчать да царствовать привыкла, только всего.
Вот сготовила она кое-как обед, а его и есть нельзя: недоварено, пересолено, нечисто.
Съел сапожник одну ложку щей и говорит:
— Ты и правда, должно, царица: ничего делать не умеешь. Таких щей и псы не едят.
Царица совсем оробела. Сидит она перед сапожником и трясется от страха.
После обеда сапожник лег в кровать:
— Возьми гребень, жена, расчеши мне голову, а я дремать буду.
Стала царица голову сапожнику чесать; что ж делать-то, ослушаться нельзя.
А на другой день велел ей сапожник белье стирать.
Стирает белье царица; сроду она не стирала, все белые руки свои стерла, исстирала, а белье не выбелила.
Так и жила царица у сапожника, жила да мучилась; три дня жила.
Тут вошли в спальную горницу четыре горничные девушки. Вошли они, а подойти к царице боятся.
Девушки ей отвечают:
— Здравствуй, матушка царица! А мы тебя одевать, обувать пришли.
— А я сама оденусь. Иль я калека?
А девушки стоят, не уходят.
Сапожница глядит на них:
— Чего ж вы стоите? Неужели дела у вас нету, бездельницы!
А девушки глядят на табуретку у кровати, а на табуретке палка лежит и плетка.