почему история точная наука
История: наука или нет?
В самый разгар первого апреля, дня дурака, думаю будет полезно внятно объяснить, почему люди, считающие историю не наукой — не шибко умные сами. На просторах Интернета можно встретить кучу форумов и разных созданных на них тем: наука ли история. Вот некоторые доводы таких людей по этому поводу:
Историю каждая новая власть переписывает под себя, нет объективности.
Нет возможности проверить, как было все на самом деле, а все книги об истории врут.
Историки это сказочники и пр. и т.п.
Самое забавное, что такую точку зрения (история — не наука) поддерживают люди, даже с высшим образованием, причем на полном серьезе. Такие мысли вредно сказываются в первую очередь на детях, которые не понимают, зачем им изучать «выдуманную» науку. Словом, смех и грех. Итак, история наука или нет?
Любая наука, какую ни возьми, имеет общие для всех наук признаки научности. Собственно, по наличию этих признаков и можно судить о том, наука пред тобой или нет. Вот эти признаки:
Наличие объекта исследования. Объект это та часть реальности, которую наука изучает. Особенность истории в том, что ее объект лежит вне сегодняшнего времени. Объект изучения истории — исторический процесс. Исторический процесс это процесс трансформации всех сфер жизни людей с течением времени. Утрируя, мы можем сказать, что исторический процесс это, например, эволюция семьи (патриархальная => нуклеарная, напр.), эволюция города, социальных отношений, культуры. История отвечает на вопрос: как и почему человеческое общество развивается; вскрывает движущие факторы и условия развития социума.
Думаю понятно, что объект науки история имеет. Каждый человек хочет знать, кто его родители, если они есть, и кем были его дедушки, прадедушки, бабушки, прабабушки и т.д.
Вторым признаком научности является наличие четких методов познания. Например, в химии, биологии, можно изучать строение вещества с помощью наблюдения через микроскоп. В физике существуют четкие приборы для замера по той или иной шкале: силы тока, температуры и пр. Существуют ли в истории такие методы? Можно ли познать прошлое?
Кроме письменных источников, есть еще археологические. Кстати, рекомендую почитать статью в тему про то, что такое артефакт. По предполагаемому событию, устанавливается, что же конкретно произошло? Это очень похоже на расследование преступления. Только в отличие от криминалистики, история, как правило, имеет дело с уже умершими людьми. Точнее с их вещами («уликами») и пр.
Не брезгует история и современными техническими методами: радиоуглеродным анализом, или использованием геоинформационных методов. Думаю, вы поняли что со вторым признаком научности у истории все тоже тип-топ. Идем далее.
Любая наука имеет сложившиеся научные центры, кадры, институты. То есть она институционализированна. История тоже: существуют сложившиеся научные школы, как в России, так и зарубежом.
Ну, а тезис, что ничего нельзя проверить это не совсем так. Сегодня масса экспериментов, когда ученые воссоздают реалии первобытной эпохи: например, пытаются сделать орудия труда из камня и пр. Когда я был в Люксембурге, то был в местном национальном музее (вход 1 евро, который получаешь на выходе :)). Там семь этажей. Причем первый этаж, это первобытная эпоха, где воссозданы жилища древних людей. Сильно. К тому же сегодня живут племена вдали от так называемой цивилизации. Наблюдая за жизнью такого племени можно много чего верифицировать.
Далее тезис, что историю часто переписывают. Переписывают, дорогие мои, не исторические факты, а их интерпретацию. Следует также понимать, что эта самая интерпретация зависит не только от властей предержащих, но и от находок новых исторических источников.
Вот, например в 2004 году ученые обнаружили курган Рюрика. Да, да, того самого Рюрика. Ну так, как приобретет ли личность этого человека более серьезный вес в исторических исследованиях?
Шум-гора, Курган Рюрика
Одно дело, когда ты читаешь в летописи о Рюрике. И совсем другое — когда находишь его курган — археологическое подтверждение. Вот так и устанавливается истина. А вы как думали.
Так что людей, утверждающих, что история — не наука, вряд ли можно назвать умными. Поэтому назовем их глупыми в день дурака 🙂
Также рекомендую посмотреть вот это видео:
Подписывайтесь на новые статьи. Делитесь с друзьями в социальных сетях!
Насколько история является наукой
Насколько история является наукой
В последнее время всё чаще разгораются споры и дискуссии, насколько история является наукой?
На этот вопрос существует множество негативных и даже уничижительных суждений:
Историю каждая новая власть переписывает под себя, поэтому у неё нет объективности.
История это вымысел, в который все верят.
История – это продажная девка правящей верхушки власти.
Последователи точных наук, чьи теории опираются на математический аппарат, утверждают – история наукой не является, так как у неё отсутствует прогностический аппарат. Даже иронично заявляют, что, мол, это за наука с непредсказуемым прошлым, не говоря уже о будущем. Приверженцы гуманитарных наук говорят обратное, правда, соглашаясь с тем, что ни прошлое, ни тем более будущее, история предсказать, не может, а гаданием мы, мол, не занимаемся. Тем не менее, хоть что-то она всё-таки объясняет, поэтому справедливо будет объявить её наукой.
Для объективности суждений следует уточнить понятийный смысл (дефиниции) науки. То есть, необходимо дать некое определение самого понятия слова «наука». Многие люди вообще не имеют понятия, о том, что значит термин «наука/научный».
Наука – это то, что можно наблюдать, и над чем можно ставить воспроизводимые эксперименты – все то, что соответствует этим критериям, является наукой; а все то, что не соответствует этим критериям, наукой не является. Основной признак науки — наличие познаваемого объекта, то есть объекта исследования. Объект это та часть реальности, которую наука изучает. Второй признак — истинность суждений о познаваемом объекте, проверяемая опытом. Зачастую суждения весьма противоречивы, субъективны и политически зависимы.
Относительно истинности суждений о познаваемом объекте следует различать такие понятия, как истина и правда. Истина – это даже не поле, а огромное субпространство, в котором каждая правда может иметь место быть. Истина – это нечто объективное, огромное, полностью непознаваемое, вмещающее в себе сотни и тысячи правд. У каждого субъекта (исследователя) своя, субъективная, правда, если даже он не ангажирован ни политически, ни идеологически.
Другим признаком научности является наличие четких методов познания.
Таким образом, любая наука имеет общие для всех наук признаки научности. По наличию этих признаков и можно судить о том, наука пред тобой или нет. Вот эти признаки: наличие познаваемого объекта, то есть объекта исследования; истинность суждений о познаваемом объекте, проверяемая опытом; наличие четких методов познания.
Истинность суждений и методов познания в каждой науке предопределяется наличием у неё научной теории. Если следовать строгой формуле, то «научная теория – это структурированная система основных понятий, эмпирических и теоретических обобщений, гипотез и методов, образующих её концептуальное ядро, обладающая информационной способностью, с помощью которой возможно описание, обобщение, систематизация, объяснение, прогнозирование и регулирование процессов и явлений материального мира. В переводе с русского на русский это означает, что научная теория, если она научная, должна уметь описывать, систематизировать, обобщать и объяснять факты и явления материального мира, и на этой основе уметь прогнозировать и регулировать эти процессы. Таким образом, прогностические функции являются важнейшей частью научной теории. А это не гадания на кофейной гуще или философические рассуждения, построенные на простых логических умозаключениях, довольно часто при этом весьма и весьма субъективных.
С помощью этой формулы можно оценить степень и полноту научности той или иной области познания. Университеты имеют огромное количество факультетов, которые на самом деле не имеют ничего общего с наукой. Например, многие университеты имеют «факультет теологии» или «факультет литературы», и так далее. И такие вот «факультеты» выдают дипломы с научными академическими степенями, как например «магистр», «доктор», «профессор» и т.д.
А какая же деятельность таких «профессоров теологии», что они делают? Они изучают суеверные писания, так называемые «священные писания», а затем обсуждают друг с другом о том, что сделал Иисус, Мухаммед, Кришна и т.д., и кто что сказал, и кто превосходит над которым – Иисус превосходит над Мухаммедом или наоборот. Они могут обсуждать все, что они хотят, однако, это не наука, эта деятельность не соответствуют научным критериям. И когда такие люди из университетов с научными академическими степенями пишут книги, читают лекции, говорят на ТВ/радио и т.д. – они просто наводняют общество своими шизотерическими материалами.
Когда среднестатистические обычные люди читают или слушают эти шизотерические материалы, они получают ложное впечатление, что этот шизотерический материал является «наукой» – и это из-за простой причины: авторы этих шизотерических материалов имеют научные академические степени. В результате этого, большинство населения совершенно не способно отличить науку от псевдонауки. Это огромная проблема в обществе.
Итак, наличие научной теории и полноты её функций в каждой науке определяет её качественную степень «научности». Однако не каждая наука может иметь научную теорию со всей полнотой исполняемых функций. У истории, к примеру, есть объект исследования (совокупность различных данных о прошлом), существует особый понятийный аппарат, а также ясная и понятная научная методология. Казалось бы, у истории есть все компоненты, чтобы считаться наукой. Однако прогностические функции истории невелики и практически отсутствуют. Да и многие историки честно признаются – история, как область знания, не может заниматься гаданиями. Поэтому на современном уровне познания признать историю полностью полноценной наукой невозможно. По уровню полноценности научной теории к истории можно причислить ещё многие и многие десятки таких академических наук.
Таким образом, по уровню полноценности научной теории науки можно подразделить на три больших вида: наука полноценная, наука не полноценная и лженаука.
К этому следует добавить следующее. Теория это всё-таки часть науки, а не вся наука. Помимо теории наука содержит ещё многие другие компоненты, что в купе с научной теорией и составляет само понятие науки. Поэтому, если даже тот объект, что мы подвергаем сомнению его принадлежности к науке, не содержит все элементы научной теории, а хотя бы какую-то её часть, то этот объект, всё-таки придётся признать наукой, хотя бы потому, что он является предметом исследования. Следует признать, что все современные «точные» науки имели своих неполноценных прародителей. Взять, к примеру, астрономию. Ведь её предшественницей была астрология, не исчезнувшая и до сих пор. А медицина. И она родилась из оккультизма и шаманизма, до сих пор, не исчезнувших из повседневного обихода. Прародительницей химии была алхимия. И список этот не окончательный.
Что же придаёт науке качество полноценности, что позволяет с помощью её научной теории не только уметь описывать, систематизировать, обобщать и объяснять, но и прогнозировать и регулировать процессы и явления материального мира. Конечно же, математика и её мощный аппарат. Ещё К. Маркс говорил, что в каждой науке ровно столько науки, сколько в ней математики. А чтобы к науке применить математику, нужно формализовать основные понятия, эмпирические и теоретические обобщения, выделить и сжать основные (узловые) части, отбросив на какое-то время второстепенные детали. Наглядным примером тому служит метод формализации логических построений и последующего применения методов математической логики для получения конечного результата.
Когда-то, давным-давно, ещё в ученические и студенческие годы, я выписывал и с удовольствием читал журнал «Наука и жизнь». Там, помимо всего прочего, были логические задачи. Сколь я ни пробовал, решению моему они не поддавались. Для их решения требовалось, так называемое «шахматное мышление», коим я не обладал и до сих пор не обладаю, так как заглянуть далее двух-трёх ходов мне не удаётся. Поэтому ни в карты, ни даже в шахматы играть не любил. Однажды попалась мне на глаза книжка «Математическая логика». Купив её и прочитав, я понял, что мне не хватало для решения логических задач из журнала «Наука и жизнь». Нашёл все журналы с логическими задачами, выписал их, составил для каждой задачи логические уравнения и решил их буквально за минуты. Нашёл даже две задачи с ошибками в описании и постановке условий задачи, и написал об этом в редакцию. Ответа, разумеется, не получил.
Таким образом, если при изучении истории применить математический аппарат (а его нужно ещё отыскать, либо создать), вполне возможно, что и история станет полноценной наукой. Но дело в том, что историки как и многие представители гуманитарных наук, как огня боятся математики, в противном случае они никогда бы не стали историками. И наоборот. Математики, как истинные любители точных формул и определений, как огня не любят словоизвержений, мудрствований и прочих философических рассуждений.
История — наука точная
Выступление на ХХХI Всероссийской научно-практической конференции «Филология и школа»[1] Института мiровой литературы РАН 4 Декабря 2020 года[2]
Посвящается памяти Священномученика Павла Флоренского ( † 8 декабря 1937)
Существует широко распространенное заблуждение, что история как познавательная дисциплина — как наука — крайне неточна и произвольна. Распространен взгляд, что содержание истории полностью зависимо от философских, политико-идеологических, «классовых», религиозных позиций и предпочтений разных писателей-историков, историографов, хронистов, летописцев, а потому существует множество «вариантов» частных и «всеобщих» историй.
В Античности это истории от Цанцзе, Лаоцзы, Геродота, Беросса, Фукидида, Манефона, Сым Цяня, Юлия Цезаря, Саллюстия, Плутарха, Т а цита, Плиниев, Ливия, Светония, Филона, Страбона, Иосифа Флавия, Юлия Африкана, Бань Гу, Евсевия, Сократа, Иеронима, Августина… В Средневековье — от многих сотен хронистов Запада и Востока, от десятков наших летописцев, начиная со Святителя Иоакима Новгородского и Преподобного Нестора Летописца, Киево-Печерского Чудотворца. В Новое время у нас в России — от Татищева, Щербатова, Болтина, Карамзина, Погодина, Полевого, Арцыб ы шева, Соловьева, Ключевского, Иловайского, Платонова… Ситуация вроде бы не менялась и на протяжении ХХ столетия, и теперь — каждый вроде бы пишет по-своему, в лучшем случае, «как Бог на душу положит», естественно, не в смысле Божественного Откровения, а в греховно-суетном значении данного выражения.
Ведь только одного и Богу не дано:
Пророк Божий Исайя откровенно свидетельствовал: По множеству могущества и великой силе у Него ничто не выбывает ( Ис. 40, 26).
Апостол Павел учил о замысле Творца в течение времени: Верою познаем, что веки устроены словом Божиим, так что из невидимого произошло видимое (Евр. 11, 3).
В Средневековье была популярна максима Фомы Аквинского: « Deus conservat omnia » — «Бог сохраняет всё».
Добросовестные историки стремятся к максимально возможному для них постижению прошлой действительности, но в своих трактовках не могут никак повлиять на содержание прошлой, уже свершившейся реальности, изменить её по собственному усмотрению и даже настойчивому желанию. Все подобные усилия относятся к области трактовок и ограничиваются только самими трактовками.
Не буду игнорировать того факта, что в философии, как в прошлой, так и в современной, существуют радикальные гносеологические воззрения, что прошлого как такового, как реальности нет вовсе. Настоящее, через мгновение становясь прошлым, просто перестает существовать. Такая позиция относится к разновидностям либо стихийного эмпиризма, ограничивающего познание сиюминутны «опытом», либо субъективного идеализма, когда все существующее за пределами личности-субъекта подвергается сомнению как существующее реально.
Никому из участников нашей конференции не навязывая свой взгляд, лично я, как православный христианин и вместе с тем профессиональный историк, придерживаюсь воззрения, что всё прошлое и настоящее Вселенной во всём неисчислимо безкрайнем объеме информации и во всех деталях находится в ведении Всеведущего Творца. Собственно свойство Всеведения Господа просто не позволяет верующему подразумевать хоть какую-то ограниченность в Божественном Ведении. Хотя допускаю и то, что по Воле Творца содержание прошлой действительности может располагаться и в некоем созданном Им же всеобъемлющем информационном поле, части которого как-то становятся доступны историкам для описания в процессе их разнообразных исследований.
Мне близки и дороги слова о прошлом, записанные в лагерном заточении великим русским философом и православным теологом, Священномучеником Павлом Флоренским (9 января 1882 — † 8 декабря 1937):
Священномученик Павел Флоренский. Фото из лагерного досье. 1933 год
Егда́ же прiя́тъ о́цетъ Иису́съ, рече́: соверши́шася. И прекло́нь главу́, предаде́ Ду́хъ — Когда же Иисус вкусил уксуса, сказал: совершилось! И, преклонив главу, предал Дух (Ин. 19:30)
Даже завзятый историк-материалист, наблюдающий и осознающий, как всё во Вселенной взаимосвязано и взаимозависимо, учитывая колоссальное влияние давнего и недавнего прошлого на существование настоящего, вряд ли станет сводить информацию о прошлой реальности только к наличию исторических документов, артефактов и к писаниям историков-предшественников.
Конечно, первоочередными предметами исследований в исторической науке являются письменные исторические источники, особенно в исторических документах, в составлении которых просто отсутствовала такая цель, как идеологическая трактовка личности, события, явления, но присутствовала пусть и не идеальная, но все же письменная фиксация фактов. Выявленные текстовые объемы древней эпиграфики документального характера уже сейчас сопоставимы с объемами сохранившихся повествовательных текстов античных авторов, с учетом же цитирования несохранившихся документов у древних историков эти документальные массивы значительно превышают объемы собственно сочинительства древних писателей.
В отечественном источниковедении существует вполне обоснованное и научно доказанное, хотя и поистине загадочное свойство подлинного исторического источника — его неисчерпаемость.
Казалось бы, кратчайший текст, скажем, на очень древней монете, содержащий только имя какого-нибудь царя или правителя, а иногда инициалы места чеканки, реже — обозначение номинала, позволяет специалисту в считаные минуты оценить смысловое содержание текстовой легенды и сопутствующих изображений. Но на самом деле изучение артефакта и содержащейся в нём информации только-только начинается. Место обнаружения объекта, его расположение в определенном культурном слое, техническое качество чеканки, художественный уровень изображений, химический состав сплава, «контекст» обнаружения данной монеты с другими конкретными находками в раскопе и шире — в данной местности, сопоставление с прежде обнаруженными в иных местах и даже в иных странах дубликатами или аналогами иных номиналов. Наконец находка при таком ещё первоначальном исследовании вписывается в контекст прежде известных документальных исторических сведений о месте обнаружения, о стране, а также происходит уточнение ареала, где прежде встречались дубликаты или аналоги той же денежной системы. И даже после такого комплексного изучения, изучения, которое может потребовать не один месяц скрупулезных научных разработок, ни один серьезный ученый не может засвидетельствовать, что в данном объекте выявлена вся содержащаяся в нем историческая информация.
Такой простой и понятный объект — монета, научно описанная сначала археологом-открывателем, потом дополнительно рассмотренная научным сотрудником музея, занесенная в изданный каталог, вдруг десятилетия спустя уже другому специалисту, который сопоставил прежде известные данные, связанные с этим объектом, с новыми находками и новыми сведениями о прошлом, вдруг начинает выявлять в связи с той монетой такую информацию, о которой прежние исследователи не могли даже догадываться. И в выявленную картину прошлого вписывается новый научно обоснованный фактурный фрагмент — из сферы экономики, добычи руд, практической политики, географии международных торговых связей, транспортных коммуникаций, культурного взаимодействия территорий. А потом ещё годы спустя к объекту обращается новый ученый со своими конкретными научными задачами в изучении прошлого и знаниями о нем и, осваивая прежде добытые сведения, дополняет или уточняет эти сведения прежде скрытой в объекте информацией.
Например, некоторое время историки XVIII века и первой половины XIX столетия подвергали решительному сомнению историческое существование Ниневии — столицы Ассирийского царства. Они заявляли: поскольку Ниневия не упоминается нигде, кроме Библии, её название будто бы не встречалось ни у одного из известных тогда античных историков[4], то она является выдумкой.
В 1820 году на возможное местоположение Ниневии под холмом Куюнджик на левом берегу реки Тигр — напротив Мосула (Север Ирака) — указал британский путешественник и антиквар Клавдий Джеймс Рич (1787 — † 1821). В 1842 году французский консул Поль-Эмиль Ботт предпринял попытку раскопок там и ничего не обнаружил. О «фантастичности» Ниневии и о библейских «выдумках» в историческом научном м i ре тогда заговорили особенно горячо.
Английский археолог Остин Генри Лейард — Austen Henry Layard (1817 — † 1894)
В ХХ столетии все текстовые массивы библиотеки Ниневии были изобразительно опубликованы, сами тексты были расшифрованы. Но работа над уточняющей расшифровкой отдельных текстов продолжается и ныне, а исторические факты и подробности, содержащиеся в них, вписываются учеными в контекст других исторических, археологических сведений, и достоверная, хотя и фрагментарная, историческая картина первой половины первого тысячелетия до нашей эры постепенно наполняется всё новыми и новыми деталями и подробностями.
Глиняная табличка № 11 с фрагментом мифа о Гильгамеше. Здесь описывается Всем i рный Потоп. Британский музей
Подобный подлинный, документальный исторический материал через перекрестное сопоставление фактов всё больше и больше освобождается от идеологических конструкций и субъективного концептуализма исторических писателей прошлого. И тут вопрос о «произвольности» исторических трудов и проблема зависимости объяснений исторических фактов от мiровоззрений тех или иных ученых всё больше и больше в реальной исторической науке отходит на третий и четвертый план.
Причем проблема достоверности тех или иных массивов выявленных исторических знаний о прошлом некоторых периодов ничуть не отличается от аналогичных проблем в естественных и точных науках, например в астрофизике, которая пытается изучать объекты, удаленные от нас на невообразимо большое число километров, где триллион км — какая-то незначительная мелочь.
В различных отраслях современной физики или биологии, геологии или астрономии существует множество школ, между которыми происходит жесточайшая полемика, в ходе которой отвергаются не только научные гипотезы, но и научно опровергаются вроде бы устоявшиеся теории, ещё недавно считавшиеся окончательно «доказанными» и «неопровержимыми». Физики, химики, биологи, геологи, географы-картографы, океанологи, астрономы, вулканологи основными предметами своих изучений, исследований имеют такие же реальности, как и в случае с исторической наукой.
И физика, и химия, и биология в своих основаниях оперируют не цифрами и графиками, не формулами и расчетами, но понятиями и образами. Энергия, скорость, объем, масса, размеры, расстояния, внешний вид и внутреннее содержание объектов изучения изначально проходят через создание и развитие понятийного аппарата. И только потом следуют количественные характеристики или их качественные изменения. Не понятие энтропии происходит из «математических» формул, но формулы описывают характер энтропийных процессов — их начала, развития и конца, исходят из самого явления энтропии. И в конце создается количественный образ качественных изменений и процесса в целом. Не атомным весом определяется природа атома, но сам атом и его частицы обладают свойствами, которые могут быть описаны измерительно. Да и числа и цифры как таковые, которыми исчисляются те или иные характеристики, сами по себе являются понятиями и в известной степени образами, например некоторой одинаковости, повторяемости и вместе с тем разграниченности.
Да не случайно и сама математика, казалось бы, наука совершенно «абстрактная», «без о бразная», в своих основополагающих действиях оперирует понятиями и образами вычитания, деления, умножения, равенства, количественного сравнения, дифференциала, интеграла (корня). В алгебре мы видим теории «полей», «решеток», «представлений», «колец»…
Так, измеряя скорость движения в километрах, ученый-естественник как бы «забывает», что изначально в такое расстояние входят и древние измерительные понятия пальца, пяди, стопы-фута, шага… И миля — тысяча двойных шагов при самой неистовой «цифровизации» при измерении масс, энергий и скоростей предметна как образ.
История, конечно, — в основном гуманитарная, описательная наука, а также комплекс общих и специализированных дисциплин, посвященных изучению прошлой действительности человечества. Почти все специализированные или вспомогательные исторические дисциплины — историческое источниковедение, палеография, петрография, дипломатика, археология, нумизматика, сфрагистика, хронология, генеалогия, историческая демография, история войн и вооружений, геральдика, антропология-этнология, историческая статистика, историческая география, историческая метрология, архивоведение, историческая филология, история наук — в той или иной степени в своих аналитических исследованиях, в систематизации используют методики количественного анализа, методы материаловедения, современной метрологии, генетики, ботаники, биологии, почвоведения, дендрологии, химии, что максимально приближает качество результатов таких исторических исследований к качеству данных математики, точных и естественных наук — физики, химии, геологии, астрономии, географии, метеорологии и тому подобных.
Вместе с тем широкое общественное представление об Истории как науке крайне неточной, изобилующей произвольными и даже тенденциозными трактовками и оценками прошлого, основывается на многих противоречивых историографических трудах или иных по жанру исторических исследованиях, когда в ущерб научной достоверности и под влиянием политического произвола их авторами в описаниях событий, народов и лиц допускаются намеренные или невежественные искажения прошлого.
Но фактор научной недостоверности, недобросовестности или тенденциозности хорошо известен в безчисленном ряду примеров и в так называемых точных или естественных науках, отчего те научные дисциплины не перестают быть науками как таковыми. Недобросовестность или непрофессионализм конкретных историков или исторических школ не отменяют существование Истории как науки достоверной и устремленной к истинным знаниям о нашем прошлом.
Вместе с тем, признавая колоссальный объем частных научных достижений по множеству исследовательских направлений в ХХ веке и в первые два десятилетия XXI столетия, хочу обязательно отметить как порочный фактор искусственное разделение в отечественном образовании в 1920-е годы истории и филологии. Такое разделение проникло и в саму академическую науку всех последующих лет по настоящее время. Сначала в ходе «культурной революции» в отечественных университетах были ликвидированы классические историко-филологические факультеты (и научные школы), а потом уже в тридцатые годы был созданы заново отдельно исторические факультеты, отдельно — филологические.
Ущербно базовое образование выпускника исторического факультета, если его филологический кругозор ограничивается занятиями по начальным курсам латыни и древнерусского языка, а также какого-то из иностранных языков (для уровня чтения со словарем).
Даже на историческом факультете МГУ знание древнерусской литературы ограничивается чтением фрагментов летописей и Русской Правды. Только по личной инициативе преподавателя на последних курсах мне довелось детально знакомиться, например, с духовной «Повестью о Николе Зарайском». Великие произведения русской словесности вроде «Слова о Законе и Благодати», «Поучения Князя Владимира Мономах», «Моления Даниила Заточника» или «Слова о Полку Игореве» в программах современных исторических факультетов отсутствуют. Что уж говорить о программном изучении церковно-славянского языка, хотя бы начатков греческого языка, лексикографии, этимологии, исторической ономастики и топонимики. У выученного так историка в научном кругозоре отсутствует университетский универсализм. Он не может проникнуть в глубину смыслов, например, древнерусских текстов. Ему легче пользоваться их переложениями на современный русский язык. Сделаны они, кстати, филологами с весьма ограниченным знанием исторической фактуры, а потому их переводы неточные, местами искажающие содержание древнерусского текста[5].
Точно такую же ущербность, как в вузовских программах обучения историков, мы видим и в современном высшем филологическом образовании, в котором много внимания уделяется продуктам деятельности различных формальных филологических школ, переводческим и литературоведческим проблемам, однако практически отсутствуют в программах хотя бы обзорные курсы по Истории Древнего М i ра, Средневековья, Модерна и Новейшего времени. Но историю Классической Русской Литературы невозможно усвоить и понять хотя бы без самого общего университетского знания Отечественной истории, поскольку современный школьный курс истории в большинстве случаев строится без цели воспитать образованного гражданина-патриота, но дает, как правило, упрощенные схемы прошлого, порой с тенденциозными отрицательными оценками выдающихся лиц и событий.
Собственно говоря, гуманитарность предмета в своей основе должна содержать определенный универсализм. История без филологии в каких-то частях недогуманитарная наука. Так и филология без исторического измерения — неполноценное явление.
Филолог, лишенный начатков исторического кругозора, исторического самосознания, в политическом, патриотическом отношении становится равнодушным толмачом, который даже в своих исследованиях «академического» уровня допускает исторические ошибки, расхожие обывательские суждения и даже ложь о прошлом нашего Отечества.
Проблемы современной филологии и науки исторической в конечном счете с новыми поколениями авторов — историков без филологического мышления, филологов без начатков историзма в самосознании — перетекают в проблемы ущербности преподавания Русского Языка, Русской Литературы, Истории России в современной средней школе.
[1] В конференции приняли участие:
Троицкий Всеволод Юрьевич, д.ф.н., ИМЛИ РАН, ведущий конференции. Наука о литературе и школьные «глушители научной мысли».
Протоиерей Артемий Владимиров. Наука и вера.
Перевезенцев Сергей Вячеславович, д.и.н. МГУ им. М.В. Ломоносова. Утверждение научных исторических представлений школьников.
Лебедев Юрий Владимирович, д.ф.н., Костромской гос. университет им. Н.А. Некрасова. О научном подходе к изучению русской классической литературы.
Ужанков Александр Николаевич, д.ф.н., Московский государственный институт культуры. Новые данности об атрибуции «Слова о полку Игореве» для преподавания в школе и вузе.
Виноградов Игорь Алексеевич, д.ф.н., ИМЛИ РАН. Поэтика сатиры Н.В. Гоголя и значение наследия писателя в познании окружающего мира.
Федоров Алексей Владимирович, д.ф.н., издательство «Русское слово». Классическая литература и современный школьник: что мешает встрече.
Черниченко Лариса Александровна, методист Московского Дома Учителя. О новинках педагогических технологий.
Гулин Александр Вадимович, д.ф.н., ИМЛИ РАН. Севастопольские рассказы Л.Н. Толстого в современном познании национального прошлого.
Андреева Валерия Геннадьевна, д.ф.н., ИМЛИ РАН. Труд и отношение к работе как показатель состояния общества в романе Л.Н. Толстого «Воскресение».
Киселева Ирина Александровна, д.ф.н., МГОУ. Изучение истории текста стихотворения М.Ю. Лермонтова «Утёс» как постижение его смысла.
Шевцова Лариса Ивановна, д.ф.н., МГОУ. Идеал гражданственности в лирике Н.А. Некрасова.
Акимова Мария Сергеевна, к.ф.н., ИМЛИ РАН. Педагогический опыт С.Н. Дурылина на путях русской школы.
[3] Аристотель «Никомахова этика». Перевод Нины Брагинской. Книга 6. Глава 2.
[4] На самом деле гиперкритики из числа отрицателей исторического существования библейской Ниневии отрабатывали общий идеологический социальный «заказ» непременно представить Библию как собрание религиозных выдумок. Дело в том, что Ниневия в 612 году до н.э. была разрушена мидийцами, но к началу эпохи Селевкидов — к IV веку до Р.Х. жизнь в городе возобновилась. В документах Римской Империи I — II веков по Р.Х. Ниневия была известна в качестве военной колонии и центра торговли под вполне узнаваемыми латинскими именами Niniva Claudiopolis или Claudia Ninus и с описанием её местоположения на реке Тигр. Однако при завоевании области Сасанидами в III веке н.э. Ниневия вновь была разрушена, уже в исламскую эпоху возле холма Куюнджик образовалось арабское селение, а соседний холм стал почитаться как мусульманская и христианская святыня — могила Пророка Ионы-Юнуса. До обнаружения с помощью раскопок останков самой Ниневии гиперкритики «не замечали» аргументов ученых, которые считали, что Ниневия как столица Ассирии была вполне исторична и её предположительное местоположение известно.
[5] При учебе на вечернем отделении исторического факультета МГУ в 2003—2009 годах мне особенно было наглядно то, что моим сокурсницам явно не хватает получения филологических знаний. Дело в том, что в 1975—1980 годах я учился на факультете журналистики МГУ. Во внутриуниверситетском рейтинге журфак ценился не очень высоко, сами журфаковцы — и некоторые наши преподаватели, а больше студенты называли его «ликбезом». Также ходила притча якобы от ректора МГУ Рема Викторовича Хохлова (15 Июля1926 — † 8 Августа 1977) : «У нас в МГУ (столько-то) гуманитарных факультетов, (столько-то) естественных и один противоестественный — журналистики».
Основой обучения на журфаке была именно филология в различных её проявлениях, да и факультетские аспиранты и докторанты становились кандидатами и докторами филологических наук. Научной специальности «политология» тогда в СССР не существовало. Помимо истории литератур с древнейших времен (Египет, Междуречье, Греция, Рим), преподавание истории Русской Литературы у нас начиналось со «Слова о Законе и Благодати» Митрополита Илариона, на международном отделении журфака мне довелось учиться японскому, английскому и болгарскому языкам. В том, что у меня вполне приличное именно филологическое образование, мне довелось убедится, когда на протяжении десяти лет после факультета трудился большей частью литературным критиком, а из них почти пять лет проработал в штате литературоведческого журнала «Детская литература». К тому же мой кровный Дед — Пётр Александрович Данилов был доцентом филологического факультета Среднеазиатского государственного университета в Ташкенте, преподавал там древнерусский и болгарские языки, а в 1946—1953 годах даже церковнославянский язык, был такой предмет в те годы. На том же филфаке в те же годы учились мои Отец и Мама. С младенчества меня родители приучали: «Непонятное слово? Самостоятельно обращайся к словарям и энциклопедиям в домашней библиотеке! Если и после того останутся неясности, тогда спрашивай нас». В силу таких факторов меня с определенной условностью можно считать потомственным филологом. Поэтому во время своей учебы на историческом факультете особенно остро ощущал недостаток филологического фактора в обучении моих однокурсниц. Вместе с тем мне самому собственный филологический базис позволял понимать в преподаваемых предметах гораздо больше, чем могли усваивать мои сокурсницы.