мне страшно что сытые свиньи страшнее голодного волка
Бесы, вышедши из человека, вошли в свиней; и бросилось стадо с крутизны в озеро, и потонуло.
— Евангелие от Луки. Глава VIII, 32-3
И. Тоиион
Мне страшно в этом доме.
Здесь крысы бродят днем.
Их норки по углам, разбросаны кругом.
Бесстрашные как тигры,
И злые как собаки,
Прожорливы сей твари,
Как в Азии шакалы.
Уж згрызли все продукты.
Все деньги на заначку.
Грызут диван старинный,
Купленный в рассрочку.
Стремглав сбегу из дома.
Уехал бы далека.
Но их везде так много,
Что нету в этом прока.
Везде они селятся,,
В домах, на кораблях,
В шикарных лимузинах,
На райских островах.
Мне страшно в этом доме.
Здесь крысы держат все.
Под их всевластным оком,
Крутится добро.
Ты глядишь в небосвод этот синий
В это море, где жизни осколки
И досадно что сытые свиньи
Страшней чем голодные волки
Ты веришь в честность президента
И в неподкупность постовых,
В заботу банка о клиентах…
В русалок веришь, в домовых.
Ты веришь в то, что снизят цены,
Что развивается страна,
И что с соседом не изменит
Тебе, любимая жена.
Гадалке веришь, что на картах
За деньги говорит тебе,
Что скоро будет жить богато,
И станешь счастлив ты вполне.
Ты веришь что учитель в школе
С тебя не хочет взятки брать,
Что он детей по доброй воле
На совесть будет обучать.
Ты веришь страховой конторе,
В которой клерки говорят,
Что если вдруг случится горе,
Тебе убытки возместят.
Конечно, веришь депутатам,
И всем политикам, ага,
Премьеру и его ребятам,
Страну раздевшим донага.
Ты веришь в то, что все уколы
И все таблетки, что дают,
Лишь закаляют силу воли
И только пользу принесут.
Ты свято веришь этим людям,
Что поселили тебя здесь,
И что у них ты счастлив будешь…
Как где? В палате номер 6!
Глядя в телевизор-2
Цитаты И.Губермана
Свобода — это право выбирать,
с душою лишь советуясь о плате,
что нам любить, за что нам умирать,
на что свою свечу нещадно тратить.
И спросит Бог:
— Никем не ставший,
Зачем ты жил? Что смех твой значит?
— Я утешал рабов уставших, — отвечу я.
И Бог заплачет.
Куда по смерти душу примут,
я с Богом торга не веду;
в раю намного мягче климат,
но лучше общество в аду.
Только в мерзлой трясине по шею,
на непрочности зыбкого дна,
в буднях бедствий, тревог и лишений
чувство счастья дается сполна.
В сердцах заламывая руки
Я все же бесконечно рад,
Что нашим детям наши внуки
За наши муки отомстят.
Время льется, как вино,
сразу отовсюду,
но однажды видишь дно
и сдаешь посуду.
Кто понял жизни смысл и толк,
давно замкнулся и умолк.
Человек совсем не одинок! Кто-нибудь всегда за ним следит.
В горячем споре равно жалко
и дурака, и мудреца,
поскольку истина как палка —
всегда имеет два конца.
Наш путь из ниоткуда в никуда —
такое краткосрочное событие,
что жизни остаётся лишь черта
меж датами прибытия-убытия.
В сердцах кому-нибудь грубя,
ужасно вероятно
однажды выйти из себя
и не войти обратно.
Мне жаль небосвод этот синий,
жаль землю и жизни осколки;
мне страшно, что сытые свиньи,
страшней, чем голодные волки.
То наслаждаясь, то скорбя,
держась пути любого,
будь сам собой, не то тебя
посадят за другого.
Звоните поздней ночью мне, друзья,
не бойтесь помешать и разбудить;
кошмарно близок час, когда нельзя
и некуда нам будет позвонить.
Женщиной славно от века
все, чем прекрасна семья;
женщина — друг человека
даже, когда он свинья.
Тому, что в семействе трещина,
всюду одна причина:
в жене пробудилась женщина,
в муже уснул мужчина.
Семья — театр, где не случайно
у всех народов и времен
вход облегченный чрезвычайно
а выход сильно затруднен.
Сегодня столь же, сколь вчера,
земля полна пиров и казней;
зло обаятельней добра,
и гибче и разнообразней.
Лишь перед смертью человек
соображает кончив путь,
что слишком короток наш век,
чтобы спешить куда-нибудь.
Пути добра с путями зла
так перепутались веками,
что и чистейшие дела
творят грязнейшими руками.
В цветном разноголосом хороводе,
в мелькании различий и примет
есть люди, от которых свет исходит,
и люди, поглощающие свет.
Чтоб выжить и прожить на этом свете,
пока земля не свихнута с оси,
держи себя на тройственном запрете:
не бойся, не надейся, не проси.
Опять стою, понурив плечи,
не отводя застывших глаз:
как вкус у смерти безупречен
в отборе лучших среди нас.
Когда сидишь в собраньях шумных,
язык пылает и горит;
но люди делятся на умных
и тех, кто много говорит.
Если крепнет в нашей стае
климат страха и агрессии,
сразу глупость возрастает
в гомерической прогрессии.
Счастливые потом всегда рыдают, что вовремя часов не наблюдают.
Надо жить наобум, напролом,
наугад и на ощупь во мгле,
ибо нынче сидим за столом,
а назавтра лежим на столе.
Теперь я понимаю очень ясно,
и чувствую и вижу очень зримо:
неважно, что мгновение прекрасно,
а важно, что оно неповторимо.
Бывает — проснешься, как птица,
крылатой пружиной на взводе,
и хочется жить и трудиться;
но к завтраку это проходит.