мадам мне не о чем с вами молчать
Мадам
*** *** ***
Напишите только строчку мне, мадам,
Леденит мне душу холод безразличия,
Впрочем, и за то уже спасибо Вам,
Что вообще мне отвечаете – приличие…
Я не буду к Вам назойливым, мадам,
Я нисколько не хочу, чтоб Вы грустили,
Мне бы лишь припасть к Вашим стопам,
И поцеловать места, где Вы ходили.
И отдать почти полжизни я готов,
Всё равно – умрём когда-нибудь,
Только б тонкий аромат Ваших духов
Мне бы с наслаждением вдохнуть.
Знаю я, что никогда не буду с Вами,
Не мечтаю я об этом и поныне…
Я готов, мадам, осыпать Вас цветами,
Греческую вижу в Вас богиню.
Я не верю, что подвластны Вы годам,
Красота должна жить в мире вечно.
Как свежайшим из букетов я, мадам,
Вами наслаждаюсь бесконечно.
*** *** ***
Синей дымкою подёрнутая даль,
В воздухе – дыхание весны,
Кружевная шляпка, тонкая вуаль,
Вы, мадам, очарования полны.
А когда Вы на балу и Вы блистаете,
И у Ваших ног покорный свет,
Вы, мадам, быть может и не знаете:
Для меня прекрасней Вас никого нет.
Ваше каждое чуть слышное дыхание
Я взволнованно и бережно ловлю,
Каждой складки платья трепетание
Я украдкою целую и люблю.
*** *** ***
Простите мне изысканно, мадам.
Я не хотел вогнать Вас в краску,
Но Ваша грудь – подарок бога Вам,
Мне подарила неземную Вашу ласку.
Я Вам безумно радуюсь, мадам,
Воспринимаю Вас с восторгом, упоением.
И всё на свете с радостью отдам –
Лишь только бы Вы были в настроении.
Любуясь Вами, как божественным цветком
Я никого красивей не увижу,
Таких, как Вы, мадам, ни раньше, ни потом,
И место Ваше – в солнечном Париже.
*** *** ***
И снова здравствуйте. Мадам;
Я опьянён Вашей красой,
Хочу прильнуть к Вашим губам,
Почувствовать блаженство и покой.
*** *** ***
Вы не пишете, обидевшись, мадам,
Ноутбук от Вас вестей давно не видел,
Я могу, как на духу, признаться Вам,
Что ни словом Вас, ни мыслью не обидел.
Не пишите, своенравная мадам,
Можете молчать хоть день, хоть два.
Я ведь всё же старше по годам
И достоинство мне вовсе не слова.
*** *** ***
Журавли из дальних стран уже вернулись,
В поднебесье клин сегодня видел сам.
Только Вас все перемены не коснулись
И молчит угрюмо целый день мадам.
Не тревожат хлопоты весенние,
Растормошенная радость бытия,
И мадам моя совсем без настроения,
Вместе с ней притих испуганно и я.
*** *** ***
Как хочу я, бесподобная мадам
Ощутить восторг пленительных мгновений,
Прикоснуться к Вашим чувственным губам,
Ваши стройные поцеловать колени.
Для меня Вы – вечный символ красоты,
Сравниваю Вас, мадам, с цветами,
Вы – мой идеал и воплощение мечты,
Никогда, мадам, я не насытюсь Вами.
*** *** ***
К Вам отношусь я с истым поклонением,
Прекрасная, волшебная мадам,
И с трепетом, души благоговением
Я внемлю Вашим ангельским чертам.
Ваш аромат хотел бы я вдыхать,
Не смея глаз поднять несмело,
И без ума от страсти целовать,
Ласкать любимое мне тело.
*** *** ***
Здравствуйте, шикарная мадам;
Позвоните мне сегодня и скорее,
Я уже соскучился по Вам,
Сердце не горит, а тихо тлеет.
За звонок от Вас полжизни я отдам,
Ничего и никогда не пожалею.
Это ж я придумал Вас, мадам,
Будьте ж благодарней и нежнее!
*** *** ***
Милая, прекрасная мадам;
Как я Вас люблю и как жалею;
Свою жизнь за Вас, не думая, отдам,
И богатства, если вдруг разбогатею.
В этом мире, неустойчивом и зыбком
Я хочу для Вас здоровья и успеха,
Чтоб сияла и цвела Ваша улыбка,
Колокольчики звенели Ваши смеха.
И на Ваши все божественные фото
Я готов без устали, с волнением смотреть,
Вы даёте ощущение восторга и полёта,
Заставляя сердце восхищеньем пламенеть.
Будьте же Вы счастливы, мадам,
Счастливы и все, кто с Вами рядом,
Безраздельно отдан я навеки Вам,
Сердцем и душой, и помыслом, и взглядом.
*** *** ***
Я целую руки Вам,
Мысленно, в надежде…
Как прекрасны Вы, мадам,
И в любой одежде.
Кто даёт подсказки Вам?
Словно бог советует…
Как изящны Вы, мадам,
В кофте фиолетовой…
*** *** ***
Здравствуйте, прекрасная мадам!
С Вами мы давно не говорили,
Я успел уже соскучиться по Вам,
Только Вы опять исчезли, растворились.
Вы по-прежнему прекрасны, как невеста,
Я всё так хотел Вам подходить,
Только скромно в Вашей жизни моё место,
Ничего со временем, увы, не изменить.
Да и ладно, от страстей давно устал,
Не страдаю я, не брежу, не ропщу,
Я смиренней и спокойней стал,
Не волнуюсь, не томлюсь и не ищу.
*** *** ***
Вспоминаю блеск любимых глаз,
Смех Ваш серебристый вспоминаю.
Так скучаю я, мадам, без Вас,
Час прошёл, а я уже скучаю.
Без пьянящей Вашей красоты,
Я, мадам, как путник без дороги,
Без улыбки, полной доброты,
Краски дня пусты мне и убоги.
Вы прекрасны, милая мадам,
Дарите мне стимул, вдохновение.
И тону в любви своей я к Вам
Я иду ко дну, и не прошу спасения
*** *** ***
Сдают, не держат мои нервы,
Кипит неудовольствие собою,
Для Вас, мадам, не стать мне первым,
Мне не даёт это уюта и покоя.
Ведь Ваше сердце, милая мадам,
Обидно занято давно,
И хоть я предан, как собака, Вам,
Мне первым стать не суждено.
Ищу, мадам, я выхода, пути,
Как быть, кем с Вами мне остаться,
А может проще мне, мадам, уйти,
Проститься молча – и расстаться?
*** *** ***
В последний раз так обращаюсь к Вам – Мадам,
Настало время скрыть все чувства и печали,
Лишь в мыслях буду обращаться к Вам,
Следя за тем, чтобы другие не узнали.
Иллюзии порой глаза зашорят нам,
Скрывая очевидность разногласий,
Ведь не было и нет Вас, милая мадам,
Вы – плод моих несбывшихся фантазий.
*** *** ***
Ну вот и всё, прекрасная мадам.
Какие могут быть ещё сомненья:
Не хочется упасть к Вашим ногам,
Не кажетесь Вы ангелом спасенья.
Посланья Ваши холодны, как лёд,
Как снег, что падает с небес.
Любой дурак отлично всё поймёт:
Вы потеряли ко мне всякий интерес.
Ну, что ж, спасибо и на том.
Катилась скромно жизнь моя,
Вы появились на пути моём земном,
Собой украсив серость бытия.
Но надоело унижаться, угождать,
Терпеть Ваше бесстрастное молчанье,
Годами, не надеясь, что-то ждать,
Теряя чувства, и любовь, и пониманье.
И я вернулся в будни серых дней,
Пускай бегут неслышно год за годом.
Останетесь Вы в памяти моей
Прекрасным, но холодным эпизодом.
Magenta
МАДАМ, ВЫ ПЛОХО ПИШИТЕ СТИХОВ.
Мадам, я вас желаю попенять —
Зачем вы плохо пишете стихов?
Я ни один из них не смог понять —
Какое-то пюре из странных слов!
Вот, пишете, к примеру, слово «крен»…
Вы из тайги приехамши, мадам?!
ДетЯм известно — правильнее «Хрен»! —
Я зуб за Арфографию отдам!
А вот ещё не лучше — слово «столп»!
За это вас совсем не похвалю!
Ишак последний знает — это «столБ»…
Ух, до чего ошиБков не люблю!
Намедни написали: травести…
Вам ли ж бы Ай-Куём пощеголять!
Ну да, траве положено цвести —
Пошто слова друг к дружке прилеплять?!
Быть может, я, мадам, не Тилигент,
Но не пишу, как вы — «играл гормон»!
«Гармонью» называется струмент!
И должен быть вот так напИсан он.
А это что за «Сена», ёшкин кот,
В стихе об Елисеевских полях?!
Уж сено знает каждый идиот…
Ещё взялись писать об деревнях!
Уж весь молчу про глупую «Ассоль»!
Чё за «Ассоль» такая, не пойму…
А Грина, ясен пень, ждала фасоль —
Жена супешник сбацала ему!
Мадам, ведь вами кончен институт,
Чего ж тогда вы пишете «мАкрель»?!
Когда дожди на улице текут,
«МОкрель» зовется ента канитель.
Недаром вас, незнаек-поэтесс
Копирует отважный пародист!
Вот, написали — «Пушкин и Дантес»!
Мышу понятно — это был Дантист!
Короче, не иметь позора чтоб,
Словарь купите грамотный, мадам.
Откланиваюсь — Пяткин, стихофоб,
Писатель книги «Ева и Агдам».
…Мадам, вчера пришёл от вас ответ
С двумя словами: «Пяткин, вы — кретин!»
Я с вас смеюсь! Такого слова нет!
«КрИтин», раз критикует гражданин.
Трамвайная история
.
Тамара Львовна, девушка в годах,
Трясясь в трамвае, ехала с работы,
Ей было очень грустно отчего-то
И неуютно в новых сапогах…
Вчера она напрасно прождала
Мужчину (познакомясь в Интернете,
Она себе по-прежнему лгала,
Что принцы всё же есть на белом свете)…
Употребив головку чеснока,
Отбить желая запах перегара,
Иван Степаныч (холостой, нестарый)
С ней ехал рядом и упал слегка…
Тамара Львовна, девушка в годах,
Ему сказала громко (но тактично!):
«Напился, так веди себя прилично!
Свинья какая! А ещё в очках…»
Иван Степаныч аж оторопел
С такого неприкрытого цинизму –
Какую-то подержанную клизму
Совсем чуть-чуть портфельчиком задел!
Но вслух он этих слов не говорил,
Лишь развернул рекламную газетку
И, на Тамаре Львовне смяв беретку,
Ее печатным органом прикрыл.
Она снести такого не могла
И, придушив в себе зачатки леди,
Назвав его невежей и медведем,
Прям по очкам Степанычу дала!
Но на чесночной дьявольской волне
Тамаре Львовне разум помутило,
И вот она со всей девичьей силы
Его зонтом огрела по спине!
Иван Степаныч сразу заскучал
И крикнув огорчённо: «Ах ты, стерва!»,
Швырнул в окно (не выдержали нервы!)
Он хлястик, что у Львовны оторвал!
Тамара Львовна, хлястик не простив,
Лак для волос из сумочки достала
И полила трамвайного нахала,
Чтоб отомстить ему за негатив.
…Трамвай уже к конечной подходил –
Иван Степаныч и Тамара Львовна,
Уставшие от битвы, безусловно,
Сошли, пихаясь, чуть утратив пыл.
Он – без шарфА, с одним стеклом в очках,
Облитый лаком и ее презреньем,
Она – в пыли и с дыркой на колене,
Без хлястика, но с зонтиком в руках.
И оказалось – им не то что в дом,
В один подъезд! Бывает же такое!
Ввалились в лифт (уже почти без боя),
Иван Степаныч вымолвил с трудом:
«Ну, как теперь знакомиться иттить?
В одном очке и галстуке помятом. »
«Какой этаж, удод. И мне девятый…
Иван Степаныч, вы?! Не может быть. »
— Ой, как же так… я вас вчера ждала…
-Тамара Львовна! Вы?! Вот, блин, засада…
Ну, вы меня того… простите, гада…
— Я вам не больно зонтиком дала?
— Да ничего, пустое! А берет
Я Вам помял того… не слишком шибко?
— Ах, до чего ж досадная ошибка,,
Вот до чего доводит Интернет.
— А я ж еще вчера собрался к вам,
Да кум позвал к себе на именины…
— Ну вот, а я пожарила свинину…
— Эх, кабы знал, не шлялся по кумам…
И оттирая друг на друге грязь,
И бормоча бессмысленное что-то,
В квартиру, спотыкаясь и смеясь,
Ввалились два счастливых идиота…
Про гламурного соседа
.
У нас сосед недавно появился —
Весь от кутюр, со стразами жилет,
И к нам с женою как-то притащился:
Мол, у него в хозяйстве соли нет.
Расселся по-хозяйски на диване
(Пиджак лиловый, розовый берет)
И начал нам вещать, как он в Милане
Проводит отпуск вот уж много лет.
«Как, господа, Вы не были в Милане?
На Днях высокой моды?! Ай-ай-ай…»
— Да собирались, только вот в Рязани
Картошки небывалый урожай
Случился. И пришлось поехать срочно.
Был ограничен для общенья круг:
Всего бомонда — мы с женой и дочкой,
Тесть с тёщею да колорадский жук.
«А кстати, как вам Карло Пазолини?
Последняя коллекция — отстой,
Пожалуй, перейду на Балдинини…»
(Мы с Манею сидим, ни в зуб ногой!)
Сидел, гудел про модные тусовки,
Какие-то Габбана-Кляйн-Шанель…
О том, что всё — от меха до морковки —
Предпочитает только натюрэль…
Ну, так мне надоел занудный мачо…
И я сказал, чтоб осадить его:
А у меня вот тапки — от Версаче!
И стельки… Мань, не помнишь, от кого?
Ещё ведро помойное от Гуччи
И от Армани шерстяной носок…
Да я вообще от Моники Белуччи
Сидел на днях в метро наискосок!
Жене моей Марусе, между прочим,
Штаны с начёсом подарил Диор
(Жан-Поль Готье дарил, но ей не очень —
Уж больно блёклый был на них узор).
А тёще к юбилею подарили
Со стразами моднющий чемодан…
Что? Знать хотите, где его купили?
Вручную сделал сам Ив Сен-Лоран!
И тесть внакладе тоже не остался —
Ему от Хьюго Босса помазок
(От Живанши хотели — отказался)
И от Картье крутой ночной горшок.
… С тех пор соседа больше я не видел,
Не слышал от-кутюристых речей…
Похоже, чем-то я его обидел —
Наверное, гламурностью своей…
Этикет
.
Друзья! Блюсти культуру должен каждый!
Швырять окурки в форточку нельзя-с!
Вдруг попадете в добрых, милых граждан,
Что писают под окнами у вас?!
Степан и Фаина
.
С упорством колорадского жука
И с грацией беременной улитки
Степан Кузьмич, подвыпивший слегка,
Осуществлял напрасные попытки
Фаину Львовну в гости пригласить.
Та отбивалась (сумкой и словами):
«Степан Кузьмич, что общего меж нами?
Добром прошу — умерьте вашу прыть!
Не для того кончала я филфак,
Чтоб вы меня мусолили руками!
Вы даже не знакомы с Мураками*!
И в пятнах от томата ваш пиджак…»
Степан Кузьмич, обидевшись, икнул:
«Нас тоже не из лыка… ик… пошили!
Пинжак на днях буквально простирнул,
А с му@аками сроду не дружили!
Напрасно вы не хочете иттить —
Покушаем салатик с крабьей палкой**…
Могу бутыль шампусика купить —
Такой роскошной даме разве жалко. »
«Степан Кузьмич, оставьте сей же час
Хватать меня рукой за область таза!
Мечтала я… но только не о вас.
Да вы в музеях не были ни разу. »
«Вот всё бы вам, Фаиночка, пенять.
Я дико извиняюсь — в ваши годы
Не по музеям надобно скакать,
А хлопотать об продолженьи рода!»
«О, Господи! Да вы ещё шутник!
Оставьте ваши пошлые замашки —
Идите, размножайтесь с Чебурашкой,
Любитель заложить за воротник. »
…Так вспоминали дедушка Степан
С его супругой, бабушкой Фаиной,
Как начинался бурный их роман
…дцать лет назад на улице Неглинной…
А трое внуков, не желая спать,
В шесть рук держали деда за рубашку
И в сотый раз просили рассказать
Про бабушку, музей и Чебурашку…
В отчаяньи цепляясь за июль,
Вот-вот сорвётся август в пропасть осень,
И снова потеряет цифра восемь,
Как ящерица хвост, свой нижний нуль…
По воскресеньям дачники везут
Цветов последних грустные охапки,
И осени-лисы босые лапки
Украдкой наследили там и тут…
«Колдуется» на кухне джем из слив,
С корицею и тёмным шоколадом…
И яблок аромат над старым садом,
Как твой подарок — «All about Eve»…
Мы на веранде старой пьём вино —
Вишнёвый бренди с привкусом печали,
И что бы сны в четверг ни обещали,
Я знаю — ты уедешь всё равно,
И сменится Помпеями Эдем…
Ну, а пока смакую… не конфету —
Остатки ускользающего лета
С горчинкой золотистых хризантем
Придёт за молоком знакомый ёж
(Мы на ночь у крылечка ставим блюдце)…
И так опять захочется вернуться
В июнь… Но календарь не проведёшь.
… Прохладно. Вечер. Старенькая шаль —
Вишнёвая, как раз под «шерри-бренди»…
По «Монте-Карло» вновь играет Кэнди
«Lily was here». Август. Очень жаль…
Ну, здрасьте, здрасьте, Вы сегодня первый!
Я — тётя Сима… Как Вас звать? Антон?
Ой, представляю, шо это за нервы —
Жара, плацкарта, проводницы-стервы…
Вы ж бледный — хуже йогурта «Данон»!
Вы из Москвы? На море, к витаминам?
У тёти Симы полный пансион…
Шо, дорого? Ай, слушайте, мужчина,
Найдите посерьёзнее причину…
Вы ж не босяк, простите за пардон!
Ну, хорошо, не делайте скандала!
Чай, тётя Сима не капиталист.
Я ж Вам о самом главном не сказала —
Как раз вчера освободилась зала —
С подругой жил известный дайвингист.
Отдельный вход, кроватка с балдахином,
Трюмо, картина «Три богатыря»…
Ещё в саду есть домик с мезонином,
Но он сдаётся вместе с бабой Ниной…
Опять не надо? Очень даже зря…
Попроще-подешевле? Всё уж сдали!
Свободно будет только к ноябрю…
Поближе к морю? Нет, ну вы видали?!
Шоб сразу из окна туда ныряли?
Вы юморист-Жванецкий, я смотрю…
Короче, так: в сарае — свердловчане,
Терраса… антресоль (на днях сдала)…
Всё занято давно… А может, в ванне.
Ой, там студент… А в холле на топчане —
Молодожёны и дедок с Орла…
Так, шо осталось? Конура Полкана,
Скворечник и коробка из-под груш.
Ещё свободна, вроде, треть чулана…
Ай нет, вчера сдала троим армянам…
Ну, наконец идёт с лимана муж!
Маркуша, вот товарищ тут желает
Комфорт за десять гривен поиметь…
Да не смущайтесь, всякое бывает,
Супруг сейчас гамак вам пошукает
И место, где вы будете висеть…
… Мужчина! Нету места, извиняйте —
Там в гамаке семья уже висит…
Да шо вы сразу в слёзы? Не рыдайте,
Муж всё устроил — денежку давайте…
Ой, вариантик — просто супер-хит!
И море близко… аж самой завидно…
Кладитесь спать вот тута, в холодке…
(Шо значит — в старой тачке несолидно?
Вы светлячок? Вас ночью будет видно?)
А завтра постелю Вам на буйке!
День рождения. Событие типичное.
Но опять гляжу с недоумением:
Цифры в паспорте ну просто неприличные —
Неужели это год рождения?!
Вероятно, это сбой в компьютере
(Техника — гражданка ненадёжная!),
Однозначно, что-то перепутали,
Всем понятно, третья цифра — ложная.
Я гляжу на цифру эту грустную,
И вздыхаю, и шепчу украдкою:
Почему же я себя не чувствую
Старой и ворчливой куропаткою?
Может, льстит мне зеркало ехидное?
Или близоруко окружение?
Может, я не вижу очевидного
В несолидном вовсе отражении?
Не старуха Изергиль, конечно, я,
Но не Скарлетт (хоть люблю зеленое),
В чем-то, без сомнения, успешная,
Чем-то, к сожаленью, обделенная.
И самой пока еще не верится,
Что к «Елене» приплюсуют отчество,
И особо не на что надеяться
(Хоть мечтать еще чертовски хочется!)
Но скулить и плакать не намерена —
Ярославна из меня неважная.
И сама себе скажу уверенно:
Я — не птеродактиль, я — винтажная!
Свети себе, не думая о том,
Что предписала жизнь предельно жёстко:
Стоять до смерти тусклым фонарём
На тридевять десятом перекрёстке;
Но. если вдруг из темного угла,
Внезапным и клинообразным строем
На нас пойдет передовая мгла,
Желая провести разведку боем?
В прорыв полезет тьма под хрип и вой,
Исчадья ада поползут в атаку.
..Возможно, я и есть тот рядовой,
Что встанет против мирового мрака.
.
.
.
***
Кошки черны в ночи и виденья схожи.
Может, с одним иных не сравнил бы сном.
Он позабыт отчасти уже, но всё же
я бы хотел два слова сказать о нём.
Виделись мне брега голубого Нила
или ещё какой-то большой реки.
Там над рекой светало. Волна ходила
взад и вперёд, и вздрагивали мостки.
Некто почти прозрачный спускался к лодке.
Веки прикрыв, наощупь, на плеск, на звук
двигался он. И что-то в его походке
горло сжимало тем, кто молчал вокруг.
А проводить его собралось немало.
Все, кто могли, пришли, принесли дары.
Множество их толпилось вокруг, дышало.
И осушало кубки, и жгло костры.
Вина лились, вкуснее каких я ‘не пил.
Некто к мосткам спускался, почти незрим.
И, высоко взметая огонь и пепел,
факельщик шёл, как плакальщик, вслед за ним.
Бубен гремел, но гром его был невесел.
Лодка ждала у берега на воде.
Профиль её и все восемнадцать вёсел
словно сказать пытались: идёт к беде.
Дева с цветком стояла в толпе, мигая,
не хороша, и даже не влюблена.
Много других там было, но не другая
мне почему-то помнится, а она.
В лодке гребцы, с обеих сторон по девять,
словно сказать пытались: беда не в нас,
мы не хотим, но что же теперь поделать?
И горизонт качался, и факел гас.
Вёсла скрипели. Было свежо и сыро.
Люди молчали. Бубен один гремел.
И силуэт всего остального мира
как бы уже значения не имел.
Слаб перессказ, не вышло пока иного.
Трудно догнать химеру, поспеть за сном.
Но всякий раз, коль скоро свяжу два слова,
снова скажу два слова о нём, о нём.©
.
12 глагольных
.
Рифмы-девицы во ржи стерегут
И с логарифмами скачут,
Но строчек двенадцать я наберу,
Пусть пародисты заплачут.
.
Чувство плохое — бумагу марать,
В глагольных рифмах плодиться
И выдать такое: не сесть, не встать,
Как в соснах трех заблудиться.
.
От жажды духовной в муках умру,
Писать я не перестану,
Стих напишу и листок раздеру,
Бумагу снова достану.
.
В дыму сигарет стишата бегут,
А я в небесах летаю,
За графоманство затопчут, побьют,
Когда я мыслЁй блистаю.
.
Мотив уверенно свищу,
Служу я Музе как умею,
Стою на плахе, не грущу,
От графоманов сатанея.
Мне Хаммурапи написал,
Что дураки на стилос давят,
Господь таланта им не дал,
Их темп немного надо сбавить.
Стихи в мешках утрамбовав,
Их завяжу, в подвал упрячу
И бутерброд свой дожевав,
Кричу, рублю, калечу, плачу.
Не знаю дальше как мне быть,
Ведь я поэт, вы мне поверьте
И страсть к стихам не погасить,
Меня за это хоть убейте.
.
.
Затем же, зачем рыжий клоун рыж,
Жених твой тебя предпочтет вдове.
Затем же, зачем на земле Париж,
Ты будешь безвыездно жить в Москве.
Ты черную должность ему простишь
И замуж без слов за него пойдешь.
Постольку, поскольку щебечет стриж,
Ты будешь примерной женой.
Ну что ж.
Ты въедешь в одну из больших квартир,
Где сможешь в избытке иметь всего,
И станешь там чистить его мундир,
И орден, и штатский костюм его.
Доходными будут его труды.
И в праздник, решив отдохнуть от дел,
Он сядет кутить от богатой мзды
Затем же, зачем белый клоун бел.
Участвуй в веселье, пирог готовь,
Столы накрывай, развлекай гостей.
Но помни: в бокале с шампанским кровь
И слезы, Мария.
Не пей, не пей. ©
.
Петербург. М. Щербаков
.
В городе, где задушен был император Павел,
даже вблизи от замка, где он задушен был,
есть монумент известный (скульптор его поставил).
Как он стоит, я помню. Чей монумент, забыл.
Впрочем, когда-то ими я «без руки и слова»
сам пренебрёг навеки, ради забыл чего:
то ли карманных денег, то ли всего святого,
то ли всего того, что. в общем, всего того.
Впрочем, судите сами, может ли быть не скушен
кто-либо, то есть некто, моду взявший туда-сюда
шляться без ясной цели в городе, где задушен
был император Павел Первый, он же последний, да.
Другие статьи в литературном дневнике:
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+