лучше тридцать лет питаться кровью чем сто лет падалью

300 лет клевать мертвечину

Самозванец несколько задумался и сказал вполголоса: «Бог весть. Улица моя тесна; воли мне мало. Ребята мои умничают. Они воры. Мне должно держать ухо востро; при первой неудаче они свою шею выкупят моею головою».

– То-то! – сказал я Пугачёву. – Не лучше ли тебе отстать от них самому, заблаговременно, да прибегнуть к милосердию государыни?

Пугачёв горько усмехнулся. «Нет, – отвечал он, – поздно мне каяться. Для меня не будет помилования. Буду продолжать, как начал. Как знать? Авось и удастся! Гришка Отрепьев ведь поцарствовал же над Москвою».

– Слушай, – сказал Пугачёв с каким-то диким вдохновением. – Расскажу тебе сказку, которую в ребячестве мне рассказывала старая калмычка. Однажды орёл спрашивал у ворона: скажи, ворон-птица, отчего живёшь ты на белом свете триста лет, а я всего-на-всё только тридцать три года? – Оттого, батюшка, отвечал ему ворон, что ты пьёшь живую кровь, а я питаюсь мертвечиной. Орёл подумал: давай попробуем и мы питаться тем же. Хорошо. Полетели орёл да ворон. Вот завидели палую лошадь, спустились и сели. Ворон стал клевать да похваливать. Орёл клюнул раз, клюнул другой, махнул крылом и сказал ворону: нет, брат ворон, чем триста лет питаться падалью, лучше раз напиться живой кровью, а там что бог даст! – Какова калмыцкая сказка?

– Затейлива, – отвечал я ему. – Но жить убийством и разбоем значит, по мне, клевать мертвечину.

Пугачёв посмотрел на меня с удивлением и ничего не отвечал. Оба мы замолчали, погрузясь каждый в свои размышления. Татарин затянул унылую песню; Савельич, дремля, качался на облучке. Кибитка летела по гладкому зимнему пути… Вдруг увидел я деревушку на крутом берегу Яика, с частоколом и с колокольней, – и через четверть часа въехали мы в Белогорскую крепость.

А. С. Пушкин. Капитанская дочка.

В школе читал Капитанскую дочку. Запомнилась она мне тем, что я из неё вообще ничего не запомнил! Но первое время память была свежее, на уроке обсуждали мы калмыцкую сказку.

Искренне не понимал я, почему все вокруг так считают, имел на этот счёт своё мнение.

Прошли годы, и частично моё мнение насчёт оригинального понимания изменилось. В определённой степени нужно рисковать, никто не будет жить вечно. Подобно тому, как я рассуждал: 267 лет поклевать мертвечину, а потом уже думать, что делать в последние 33 года 🙂

Не так проста калмыцкая сказка. Дословно учит одному, но верно описывает и другие возможности.

Не зря ворона называют мудрым. Именно первоначальное стремление к мудрости (знаниям) позволяет ворону не поддаться сиюминутным наслаждениям, «напиться живой крови» здесь и сейчас.

Это позволяет ему пережить первого орла. А дальше — больше. Второй, третий, четвёртый и так далее орлы пролетают мимо мудрого ворона. Каждый из них родился и умер, молодой, горячий, глупый. А мудрый ворон живёт и с каждым прожитым орлом становится ещё мудрее.

Мне близок образ мудрого ворона, и не важно, что ради этого придётся пожертвовать сиюминутными удовольствиями живой крови.

Подумайте, чей образ вам ближе?

Соответствует ли ваше поведение близкому вам образу?

Источник

Притча об орле и стервятнике

лучше тридцать лет питаться кровью чем сто лет падалью. Смотреть фото лучше тридцать лет питаться кровью чем сто лет падалью. Смотреть картинку лучше тридцать лет питаться кровью чем сто лет падалью. Картинка про лучше тридцать лет питаться кровью чем сто лет падалью. Фото лучше тридцать лет питаться кровью чем сто лет падалью

Да.
Клюв прекрасен и размах крыла велик.
А в целом,так красив и так опасен.
Боятся все мой леденящий крик.
Но чем достойнее меня орёл вопрос неясен.

Свой взор вдаль неба устремив
О жизни размышлял стервятник старый.
Он наблюдал,утробу падалью набив.
Как два орла кружили над добычей парой.

Зверёк для двух пожалуй маловат.
Чтоб разделить его им перспектива шатка.
Обоим надо выкормить своих орлят.
Кому быть сытым пусть решает схватка.

В небесной вышине недолго бой продлился.
Один повержен,к земле камнем полетел.
Недолго победитель по спирали покружился.
Схватив добычу восвояси улетел.

Орёл в степи израненный лежит.
Взлететь нет сил.
Свой час последний молча ожидает.
К нему на всех парах стервятник тут спешит
С вопросом,что давно задать мечтает.

Он шею выгнув птицу гордую спросил:
-Тут рядом,видишь,туша догнивает?
Чего ты не поешь,не наберёшься сил?
Чтобы взлететь тебе их не хватает.

Орёл на солнце с грустью посмотрел
И для ответа с духом он собрался.
-Стервятник!
Быть тобой не мой удел!
Орлом я был,орлом я и остался!

Мой долгий век
в охоте и полёте длится.
Я не ропщу,коль здесь мне суждено остаться.
Поверь!
Мне лучше свежей крови раз напиться
Чем всю жизнь мерзкой падалью питаться.

Да.
Клюв прекрасен и размах крыла велик!
А в целом,так красив и так опасен.
К нему стервятник уважением проник.
И почему достойнее орёл вопрос стал ясен.

Источник

Лучше тридцать лет питаться кровью чем сто лет падалью

– Того не надобно; пусть в армии послужит.

– Изрядно сказано! пускай его потужит…

Отец мой, Андрей Петрович Гринев, в молодости своей служил при графе Минихе[3] и вышел в отставку премьер-майором[4] в 17… году. С тех пор жил он в своей Симбирской деревне, где и женился на девице Авдотье Васильевне Ю., дочери бедного тамошнего дворянина. Нас было девять человек детей. Все мои братья и сестры умерли во младенчестве.

Матушка была еще мною брюхата, как уже я был записан в Семеновский полк сержантом,[5] по милости майора гвардии князя Б., близкого нашего родственника. Если б паче всякого чаяния матушка родила дочь, то батюшка объявил бы куда следовало о смерти неявившегося сержанта, и дело тем бы и кончилось. Я считался в отпуску до окончания наук. В то время воспитывались мы не по-нонешнему. С пятилетнего возраста отдан я был на руки стремянному[6] Савельичу, за трезвое поведение пожалованному мне в дядьки.[7] Под его надзором на двенадцатом году выучился я русской грамоте и мог очень здраво судить о свойствах борзого кобеля. В это время батюшка нанял для меня француза, мосье Бопре, которого выписали из Москвы вместе с годовым запасом вина и прованского масла. Приезд его сильно не понравился Савельичу. «Слава богу, – ворчал он про себя, – кажется, дитя умыт, причесан, накормлен. Куда как нужно тратить лишние деньги и нанимать мусье, как будто и своих людей не стало!»

Бопре в отечестве своем был парикмахером, потом в Пруссии солдатом, потом приехал в Россию pour être outchitel,[8] не очень понимая значение этого слова. Он был добрый малый, но ветрен и беспутен до крайности. Главною его слабостию была страсть к прекрасному полу; нередко за свои нежности получал он толчки, от которых охал по целым суткам. К тому же не был он (по его выражению) и врагом бутылки, то есть (говоря по-русски) любил хлебнуть лишнее. Но как вино подавалось у нас только за обедом, и то по рюмочке, причем учителя обыкновенно и обносили, то мой Бопре очень скоро привык к русской настойке и даже стал предпочитать ее винам своего отечества, как не в пример более полезную для желудка. Мы тотчас поладили, и хотя по контракту обязан он был учить меня по-французски, по-немецки и всем наукам, но он предпочел наскоро выучиться от меня кое-как болтать по-русски, – и потом каждый из нас занимался уже своим делом. Мы жили душа в душу. Другого ментора я и не желал. Но вскоре судьба нас разлучила, и вот по какому случаю.

Прачка Палашка, толстая и рябая девка, и кривая коровница Акулька как-то согласились в одно время кинуться матушке в ноги, винясь в преступной слабости и с плачем жалуясь на мусье, обольстившего их неопытность. Матушка шутить этим не любила и пожаловалась батюшке. У него расправа была коротка. Он тотчас потребовал каналью француза. Доложили, что мусье давал мне свой урок. Батюшка пошел в мою комнату. В это время Бопре спал на кровати сном невинности. Я был занят делом. Надобно знать, что для меня выписана была из Москвы географическая карта. Она висела на стене безо всякого употребления и давно соблазняла меня шириною и добротою бумаги. Я решился сделать из нее змей и, пользуясь сном Бопре, принялся за работу. Батюшка вошел в то самое время, как я прилаживал мочальный хвост к Мысу Доброй Надежды. Увидя мои упражнения в географии, батюшка дернул меня за ухо, потом подбежал к Бопре, разбудил его очень неосторожно и стал осыпать укоризнами. Бопре в смятении хотел было привстать и не мог: несчастный француз был мертво пьян. Семь бед, один ответ. Батюшка за ворот приподнял его с кровати, вытолкал из дверей и в тот же день прогнал со двора, к неописанной радости Савельича. Тем и кончилось мое воспитание.

Я жил недорослем, гоняя голубей и играя в чехарду с дворовыми мальчишками. Между тем минуло мне шестнадцать лет. Тут судьба моя переменилась.

Однажды осенью матушка варила в гостиной медовое варенье, а я, облизываясь, смотрел на кипучие пенки. Батюшка у окна читал Придворный календарь,[9] ежегодно им получаемый. Эта книга имела всегда сильное на него влияние: никогда не перечитывал он ее без особенного участия, и чтение это производило в нем всегда удивительное волнение желчи. Матушка, знавшая наизусть все его свычаи и обычаи, всегда старалась засунуть несчастную книгу как можно подалее, и таким образом Придворный календарь не попадался ему на глаза иногда по целым месяцам. Зато, когда он случайно его находил, то, бывало, по целым часам не выпускал уж из своих рук. Итак, батюшка читал Придворный календарь, изредка пожимая плечами и повторяя вполголоса: «Генерал-поручик. Он у меня в роте был сержантом. Обоих российских орденов кавалер. А давно ли мы…» Наконец батюшка швырнул календарь на диван и погрузился в задумчивость, не предвещавшую ничего доброго.

Вдруг он обратился к матушке: «Авдотья Васильевна, а сколько лет Петруше?»

– Да вот пошел семнадцатый годок, – отвечала матушка. – Петруша родился в тот самый год, как окривела тетушка Настасья Герасимовна, и когда еще…

«Добро, – прервал батюшка, – пора его в службу. Полно ему бегать по девичьим да лазить на голубятни».

Мысль о скорой разлуке со мною так поразила матушку, что она уронила ложку в кастрюльку и слезы потекли по ее лицу. Напротив того, трудно описать мое восхищение. Мысль о службе сливалась во мне с мыслями о свободе, об удовольствиях петербургской жизни. Я воображал себя офицером гвардии, что, по мнению моему, было верхом благополучия человеческого.

Батюшка не любил ни переменять свои намерения, ни откладывать их исполнение. День отъезду моему был назначен. Накануне батюшка объявил, что намерен писать со мною к будущему моему начальнику, и потребовал пера и бумаги.

– Не забудь, Андрей Петрович, – сказала матушка, – поклониться и от меня князю Б.; я, дескать, надеюсь, что он не оставит Петрушу своими милостями.

– Что за вздор! – отвечал батюшка нахмурясь. – К какой стати стану я писать к князю Б.?

– Да ведь ты сказал, что изволишь писать к начальнику Петруши.

– Да ведь начальник Петрушин – князь Б. Ведь Петруша записан в Семеновский полк.

– Записан! А мне какое дело, что он записан? Петруша в Петербург не поедет. Чему научится он, служа в Петербурге? мотать да повесничать? Нет, пускай послужит он в армии, да потянет лямку, да понюхает пороху, да будет солдат, а не шаматон.[10] Записан в гвардии! Где его пашпорт? подай его сюда.

Итак, все мои блестящие надежды рушились! Вместо веселой петербургской жизни ожидала меня скука в стороне глухой и отдаленной. Служба, о которой за минуту думал я с таким восторгом, показалась мне тяжким несчастьем. Но спорить было нечего! На другой день поутру подвезена была к крыльцу дорожная кибитка; уложили в нее чемодан, погребец[11] с чайным прибором и узлы с булками и пирогами, последними знаками домашнего баловства. Родители мои благословили меня. Батюшка сказал мне: «Прощай, Петр. Служи верно, кому присягнешь; слушайся начальников; за их лаской не гоняйся; на службу не напрашивайся; от службы не отговаривайся; и помни пословицу: береги платье снову, а честь смолоду». Матушка в слезах наказывала мне беречь мое здоровье, а Савельичу смотреть за дитятей. Надели на меня заячий тулуп, а сверху лисью шубу. Я сел в кибитку с Савельичем и отправился в дорогу, обливаясь слезами.

Гвардия – специальные отборные войска. Первые гвардейские полки (Семеновский, Преображенский) появились в России при Петре I. В отличие от остального состава армии пользовались преимуществами.

Княжнин Я. Б. (1742–1791) – русский писатель, драматург.

Миних Б. Х. (1683–1767) – военачальник и политический деятель, командовал русскими войсками в войне с Турцией в 1735–1739 годах.

Премьер-майор– старинный офицерский чин (приблизительно соответствует должности командира батальона).

В XVIII веке дворянские дети с малых лет приписывались к какому-либо полку. Пока они росли, их повышали в чинах.

Стремянной – слуга, сопровождавший барина во время псовой охоты.

Дядька – слуга, приставленный к мальчику в дворянской семье.

Чтобы стать учителем. Русское слово учитель дано во французском написании для придания ему комического оттенка.

Придворный календарь – (годы издания 1735–1917), помимо календарных и других сведений, содержал списки высших военных и гражданских чинов, роспись дворцовых приемов и пр.

Шаматон (разг., устар.) – гуляка, шалопай, бездельник.

Погребец (устар.) – дорожный сундучок для посуды и съестных припасов.

Источник

Смысл и роль сказки про орла и ворона (по роману Пушкина «Капитанская дочка»)

Удивительная повесть Пушкина «Капитанская дочка» — одна из самых увлекательных, остросюжетных и неожиданно светлых книг в русской литературе. Если у вас сложилось впечатление об этой великой литературе, как о тяжеловесной и устрашающей, то именно пушкинская проза легко развеет его. И в то же время, вещь эта удивительно глубокая и философская – если вам будет угодно копнуть ее метафизический смысл. Пушкин читателя не насилует «проклятыми вопросами», ни к чему не принуждает и, как говорят сегодня, «не грузит». Но всегда дает простор для размышлений. Как? Ну, например, в «Капитанской дочке» огромный смысл несут в себе фольклорные вставки – сны, песни, пословицы, а также калмыцкая сказка о вороне.

Смысл и роль сказки про орла и ворона (по роману Пушкина «Капитанская дочка»)

Повесть Александра Сергеевича Пушкина «Капитанская дочка» никогда не перестанет удивлять читателей: настолько интересны характеры героев, описанные события, в основе которых лежат реальные исторические факты. Гений Пушкина поистине велик: в повести каждая деталь несет огромную смысловую нагрузку. Интересны в этом отношении эпиграфы, которые автор подбирает к главам. Некоторые из эпиграфов словно призваны объяснять содержание главы. Другие носят явно сатирический характер. Однако большинство эпиграфов направлено на то, чтобы как можно полнее раскрыть характер героев. Ту же функцию выполняет и включенная в повествование калмыцкая сказка, которую рассказывает Пугачев Гриневу.

«С диким вдохновением» предводитель казаков рассказывает сказочную историю:

Однажды орел спрашивал у ворона: скажи, ворон-птица, отчего живешь ты на белом свете триста лет, а я всего-навсего только тридцать три года? — Оттого, батюшка, отвечал ему ворон, что ты пьешь живую кровь, а я питаюсь мертвечиной. Орел подумал: давай попробуем и мы питаться тем же. Хорошо. Полетели орел да ворон. Вот завидели палую лошадь; спустились и сели. Ворон стал клевать да похваливать. Орел клюнул раз, клюнул другой, махнул крылом и сказал ворону: нет, брат ворон; чем триста лет питаться падалью, лучше раз напиться живой кровью, а там что бог даст!

Пугачев, конечно, ассоциирует себя с орлом. Однако Гринев также не признает в себе ворона. Для него «жить разбоем», подобно Пугачеву, как раз и есть «клевать мертвечину». Таким образом, мы видим, что каждый из героев хотя и сопоставляет себя с одним и тем же сказочным персонажем, но имеет свои представления о том, кто есть «орел», и твердые убеждения в правильности выбранного ими пути.

Емельян Пугачев как личность вызывает огромный интерес. Безусловно, он человек неординарный. Его образ в «Капитанской дочке» — героический и величавый. Зная нужды и горести всей «черни бедной», к каждой из её групп Пугачев обращался с особыми лозунгами и указами. Казаков он жаловал не только рекой Яик со всеми её угодьями и богатствами, но и тем, в чем нуждались казаки: хлебом, порохом, свинцом, деньгами, «старой верой» и казацкими вольностями. Обращаясь к крестьянам, Пугачев жаловал их землями и угодьями, волей, освобождал от власти помещиков, которых призывал истреблять, от каких бы то ни было обязанностей по отношению к государству, обещал им вольную казацкую жизнь. Он обладает способностью вести за собой людей — в рядах его войск не только беглые каторжники, но и простые крестьяне. Пугачев изображен как человек, не лишенный благородства и даже доброты, достаточно вспомнить, как он поступил по отношению к Петру Гриневу и Маше Мироновой. Он не без уважения относится к выбору Гринева, к его убеждениям. Пугачев способен ответить добром на добро, помня о даренном Гриневым заячьем тулупе, он делает Петру ответное добро, гораздо большее по значению.

Однако все это не оправдывает совершенных Емельяном Пугачевым злодеяний. Его жизненная философия — подобно орлу, раз напиться крови, а дальше, будь что будет — приводит к тому, что он следует этим убеждениям практически в буквальном смысле. Пугачевым и его войском было пролито немало неповинной крови таких людей, как капитан Миронов. Во имя чего? Во имя свободы, которую они обещали «черни»? Вряд ли. Будь это так, Пугачев бы имел определенную программу дальнейших действий, но само будущее представлялось ему и его соратникам как-то туманно в виде казацкого государства, где все были бы казаками, где не стало бы ни налогов, ни рекрутчины. Ложь, убийства, порок — это то, что сопровождает бунт Пугачева. Здесь сравнение с орлом уже неуместно, это скорее, говоря словами сказки, «клевать мертвечину».

На мой взгляд, Пугачев не способен оценить объективно свои действия. Погрязнув в убийстве, грабежах и разбоях, которыми сопровождался бунт, предводитель казаков приобрел искаженное представление о подлинном героизме, который совершается человеком во имя какой-либо цели. Обладая беспримерным мужеством, Пугачев тем не менее не выглядит радетелем за народное благо, а следовательно, его героизму грош цена. Провозглашая высокие идеи, Пугачев на самом деле приносит много горя не только «верхушке», против которой он выступал, но в большей степени простым людям, оказавшимся в поле его «деятельности».

Таким образом, включенная в художественную ткань калмыцкая сказка является одним из источников к пониманию характеров персонажей, их различной жизненной позиции, которая диктует героям определенную линию поведения.

Читаемое в разделе:

Ранее опубликованные в разделе:

Новые материалы раздела:

О чём говорится в сказке, рассказанной Пугачёвым

В кибитке на зимней дороге, ведущей в Белогорскую крепость, происходит разговор, в котором приоткрывается будущая судьба и истинные мысли предводителя Крестьянской войны. На вопрос Гринева о смысле и цели восстания, Пугачёв признаёт, что оно обречено на поражение. Он не верит в преданность своих людей, знает, что они предадут его в удобный момент для спасения своих жизней.

На предложение сдаться властям, разбойник, точно маленькому ребёнку, рассказывает Гриневу сказку о вороне и орле. Смысл её в том, что орёл, желая жить 300 лет, просит у ворона совета. Ворон предлагает орлу не убивать, а есть падаль, как это делает он.

Сюжет сказки и всего произведения

Повесть «Капитанская дочка» стала итогом большого пушкинского изыскания по истории пугачёвского бунта. Он написал не только внушительное историческое исследование «История Пугачева» — вполне официальное, в котором он безусловно осуждает бунтовщика, другого и быть не могло. Пушкин, как дворянин, мог лишь ужасаться стихии народного восстания и презирать ее. Рассказывают, когда ему показали кресло архиепископа, в котором сиживал Пугачев, думая, что это такой царский трон, Пушкин смеялся с презрением и брезгливостью над глупостью бунтовщика и кровопийцы.

К тому же, за историю пугачевского восстания поэт взялся, как известно, после восстания декабристов. Наверняка это было неспроста – он явно хотел исследовать тему русского бунта. Что ж, исследовал и вынес свой вердикт: «русский бунт, бессмысленный и беспощадный». И он не лгал, не подлизывался к царю – он искренне верил в то, что все бунтовщики прокляты. Таков был Пушкин-дворянин…

Но если Пушкин-гражданин Пугачева осудил и проклял, посмеялся над ним, то Пушкин-поэт, Пушкин-творец его… понял. Понял и простил. Именно это мы видим в великой «Капитанской дочке».

Сюжет этой повести невероятен: юный дворянин Гринев случайно встречает Пугачева еще до того, как тот стал «царем Петром третьим», дарит ему свой заячий тулупчик, а потом вновь сталкивается с ним во время захвата Оренбургской крепости, уже как пленный. Пугачев, как бы страшен он ни был, с Гриневым ведет себя любезно, милосердно и… благодарно. Он помогает Гриневу спасти свою невесту и отпускает восвояси. А по дороге рассказывает ему калмыцкую сказку про орла и ворона.

Орел спросил у ворона, отчего тот живет 300 лет, а он, орел, 30. Ворон ответил – от того, что питается мертвечиной, орел же питается свежей кровью. Попробовал и орел питаться падалью, чтобы подольше прожить: клюнул раз, клюнул два, и так тошно ему стало, что решил – лучше 30 лет питаться свежей кровью, чем 300 лет падалью. Так в чем же смысл этой сказки?

Кто такой Пугачёв, описанный Пушкиным в «Капитанской дочке»

Зловещий и загадочный персонаж Емельян Пугачёв – реальная историческая личность. Этот донской казак стал предводителем Крестьянской войны в 70-х годах XVIII века. Он объявил себя Петром III и при поддержке казаков, недовольных существующей властью, поднял восстание. Некоторые города принимали мятежников с хлебом и солью, другие защищались из последних сил от вторжения бунтовщиков. Так, город Оренбург пережил изнурительную осаду, длившуюся полгода.

В чём смысл калмыцкой сказки Пугачёва ясно тем, кто знает о пугачевском бунте

В октябре 1773 года пугачевское войско, к которому присоединились татары, башкиры и калмыки, подошло к Оренбургу. Действие 11 главы повести «Капитанская дочка», в которой описан разговор Гурьева с Пугачёвым, разворачивается в ту страшную зиму оренбургской осады.

Источник

Смысл Калмыцкой сказки об орле и вороне в Капитанской дочке

Удивительная повесть Пушкина «Капитанская дочка» — одна из самых увлекательных, остросюжетных и неожиданно светлых книг в русской литературе. Если у вас сложилось впечатление об этой великой литературе, как о тяжеловесной и устрашающей, то именно пушкинская проза легко развеет его. И в то же время, вещь эта удивительно глубокая и философская – если вам будет угодно копнуть ее метафизический смысл. Пушкин читателя не насилует «проклятыми вопросами», ни к чему не принуждает и, как говорят сегодня, «не грузит». Но всегда дает простор для размышлений. Как? Ну, например, в «Капитанской дочке» огромный смысл несут в себе фольклорные вставки – сны, песни, пословицы, а также калмыцкая сказка о вороне.

Сюжет сказки и всего произведения

Повесть «Капитанская дочка» стала итогом большого пушкинского изыскания по истории пугачёвского бунта. Он написал не только внушительное историческое исследование «История Пугачева» — вполне официальное, в котором он безусловно осуждает бунтовщика, другого и быть не могло. Пушкин, как дворянин, мог лишь ужасаться стихии народного восстания и презирать ее. Рассказывают, когда ему показали кресло архиепископа, в котором сиживал Пугачев, думая, что это такой царский трон, Пушкин смеялся с презрением и брезгливостью над глупостью бунтовщика и кровопийцы.

К тому же, за историю пугачевского восстания поэт взялся, как известно, после восстания декабристов. Наверняка это было неспроста – он явно хотел исследовать тему русского бунта. Что ж, исследовал и вынес свой вердикт: «русский бунт, бессмысленный и беспощадный». И он не лгал, не подлизывался к царю – он искренне верил в то, что все бунтовщики прокляты. Таков был Пушкин-дворянин…

Но если Пушкин-гражданин Пугачева осудил и проклял, посмеялся над ним, то Пушкин-поэт, Пушкин-творец его… понял. Понял и простил. Именно это мы видим в великой «Капитанской дочке».

Сюжет этой повести невероятен: юный дворянин Гринев случайно встречает Пугачева еще до того, как тот стал «царем Петром третьим», дарит ему свой заячий тулупчик, а потом вновь сталкивается с ним во время захвата Оренбургской крепости, уже как пленный. Пугачев, как бы страшен он ни был, с Гриневым ведет себя любезно, милосердно и… благодарно. Он помогает Гриневу спасти свою невесту и отпускает восвояси. А по дороге рассказывает ему калмыцкую сказку про орла и ворона.

Орел спросил у ворона, отчего тот живет 300 лет, а он, орел, 30. Ворон ответил – от того, что питается мертвечиной, орел же питается свежей кровью. Попробовал и орел питаться падалью, чтобы подольше прожить: клюнул раз, клюнул два, и так тошно ему стало, что решил – лучше 30 лет питаться свежей кровью, чем 300 лет падалью. Так в чем же смысл этой сказки?

Смысл сказки об орле и вороне

Мы понимаем, что Пугачев сравнивает себя с орлом. Почему? Потому, что решился на бунт и убийство. Он словно питается свежей кровью, захватывая крепость за крепостью. Знает ли он, что преступил закон христианский и государственный? О да! Понимает ли, какой конец его ждет? Да, Пугачев прямо отвечает, что готов к ранней смерти, к погибели и поражению. Хотя и не оставляет надежды дойти до Москвы. Но Пугачев – умный мужик, мы видим это на протяжении всей повести. Он знает, что его богатырский размах будет остановлен. И все равно готов идти – к победе или к поражению.

Ведь мог же он жить как все – служить, смиряться, терпеть. Так, пожалуй, и протянешь подольше – хоть в унижении, зато в целостности. Но человеку пугачевской закваски страшно не дать выхода дремлющим в нем силам. Он может быть счастлив, только преступая убогие правила той жизни, с которой, вроде бы, обязан смириться. И за свою свободу, за право пожить сполна, а не как таракан за печкой, вечно трясясь от страха и превращаясь в ту самую падаль, он согласен заплатить жизнью. И не только своей… Таков истинный смысл сказки о вороне и орле.

Насколько публикация полезна?

Нажмите на звезду, чтобы оценить!

Средняя оценка 4.3 / 5. Количество оценок: 6

Источник

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *