Как поступать с предателями православие
Предательство и Тот, Кто не предает
И можно посему так сказать: чем скорее познаем мы, что «всяк человек ложь», тем меньше разочарований нас ждет, тем меньше трагических сюрпризов. То, к чему ты готов, не ранит так сильно. Или, опять же, не убивает, по крайней мере. Только вот – как жить с этим знанием? Видеть во всех окружающих потенциальных предателей, никому не доверять, ни единому слову не верить? Не сближаться и не сродняться ни с кем, от всего мира отгородиться, спрятаться, раз уж «они такие»? Превратиться в затравленную, напуганную, недоверчиво озирающуюся по сторонам дикую зверушку? Нет… Конечно, нет.
Любое понимание испорченности и трагичности нашего здешнего бытия, лишенное любви, как утверждал Екклесиаст, лишь умножает скорбь (Еккл. 1, 18). Тем более – подобное понимание.
Ты предан и оставлен, тебе больно и страшно? Прибегни, прильни как можно ближе к Тому, Кто Сам был предан и оставлен всеми. Он утешит, успокоит… И ты увидишь, что несмотря ни на что, на все с тобой бывшее, не один, и не брошен, и не забыт, и не предан. Потому что это Он Один никогда не бросает, не забывает и не предает. Только Он Один! Но и этого не просто «достаточно». В этом вообще – все, что только необходимо.
И лишь Господь научит – как любить тех, у кого не хватило любви к тебе, как прощать, даст необходимую для этого силу и не менее необходимую мудрость. Потому что это Господь. И рядом с Ним невозможное становится возможным, нестерпимая боль претворяется в радость, все противоречия снимаются, все преграды рушатся. Только бы быть рядом с Ним – как можно ближе…
Как пережить предательство?
Эта статья о том, как пережить предательство. Нужно ли прощать, если тебя предали? На этот сложный вопрос мы и постараемся ответить в данном материале.
Как пережить предательство?
Что болезненнее всего переживает человек? Наверное, на этот вопрос может быть немало ответов — все мы очень разные. Но тем не менее мало что причиняет такую боль, как предательство близкого (или казавшегося какое-то время таковым) человека. Да-да, именно близкого, все ведь, скорее всего, сегодня знакомы с таким расхожим присловьем: «Предают всегда свои». Конечно, свои — потому что чужие как могут предать? На них мы и не надеялись, им не доверялись, не открывали своих сердечных тайн, не думали о них и о себе как о частях единого целого.
Фотоколлаж Л. Денисова
А свои… Как же это тяжело бывает, когда ты сталкиваешься с обманом со стороны того, кому, казалось, всецело верил. Или узнаешь, что твой друг выступает заодно с твоими врагами против тебя. Или выясняешь неожиданно, что он метит на твое место, интригует, клевещет, ведет нечистую и нечестную игру…
Дело не в том, что «свой» имеет возможность ударить в спину — чужих-то мы редко пускаем в тыл… Не в том, что он может нанести максимальный урон. Намного важней другое. Кажется, что земля уходит из-под ног, непонятно даже становится, как жить-то дальше, если тут такое…
«Не надейтеся на князи, на сыны человеческия, в нихже несть спасения» (Пс. 145, 3). И паки: «Проклят всяк надеющийся на человека» (Иер. 17, 5). И еще: «Благо есть надеятися на Господа, нежели надеятися на человека, благо есть уповати на Господа, нежели уповати на князи» (Пс. 117, 8-9).
Но ведь уже понадеялись, уже возуповали. И теперь не просто разочаровались, обманулись, а именно что проклятию подверглись! И как справиться с обуревающими нас чувствами, как исцелить сердечные раны, как, в конце концов, простить?! Ведь точно ждет от нас Господь, чтобы примирились мы внутренне — и с происшедшим, и с людьми, чтобы не осталось в нас ни удрученности, подавленности пережитым, ни озлобленности, ни ожесточения.
Мне кажется, что в подобных случаях мы практически всегда совершаем одну и ту же ошибку, в основе которой, конечно же, наше неправильное отношение к своему «я». Откуда это ощущение — предательства, измены? Оттуда, вероятно, что мы прежде считали, что нас связывают с человеком те отношения, которые налагают и на нас, и на него определенные обязательства. Но на самом деле — разве имеем мы право требовать от него – другого — того же, чего требуем от себя? От себя — пожалуйста! А от другого — нет. Это же не бизнес, не договорные отношения с подписанием вороха бумаг, штампами и печатями. Это живая жизнь, в которой мы должны поступать по своей христианской совести и не быть арбитрами в отношении совести чужой.
И почему мы вообще воспринимаем то, что человек делает, непременно как имеющее отношение к нам? Он-то, скорее всего, думает о нас менее всего. Он думает о себе — о своих обстоятельствах, проблемах, интересах, нуждах и так далее. Он не ставит перед собой цели предать нас, причинить нам боль, досадить, уязвить, просто поступает так, как ему удобней и выгодней, только и всего.
Горько нам от того, что мы переживаем как предательство, неуютно на душе… Но хорошо бы разобраться все же — отчего именно. Если оттого, что нас предали, нам не были верны, то есть ли у нас на самом деле основания требовать этой верности и осуждать того, в ком ее не обрели? Пожалуй, что и нет: люди и Богу верности не хранят, что уж о нас говорить. Если же оттого горько, что обманулись в человеке, думали о нем лучше, чем он оказался, а теперь узнали его и словно потеряли, то что ж… Он свободен быть таким, каким хочет, а нам остается лишь отойти в сторону, но опять же — не осуждая.
Трудно это? Да не то слово! Настолько, что вообще редко когда удается сразу так настроиться и так поступить. Трудно, но возможно — с помощью Того, Кто и подлинные предательство и отступничество так часто прощает, и наши — в том числе. И если не растравлять намеренно в сердце рану, не превращать ее в медленно, мучительно разъедающую его язву, а прибегнуть к бесконечное число раз Преданному и Оставленному, но никого не Предающему и не Оставляющему, то Он, конечно, научит нас, как и из этой беды и скорби извлечь пользу для своей души. И больше того — как через это приблизиться к Нему, стать хоть чуть-чуть похожим, хотя бы немного сродниться…
О предательстве и предателях
Самые несчастные люди за всю историю рода человеческого те, чьи имена стали нарицательными, чьи образы стали символами зла, порочности. Есть личности в истории, к которым нет однозначного отношения, их имена символизируют лишь какие-то черты характера. Например, когда хотят сказать, что у маленького человека чересчур грандиозные планы, его насмешливо называют Наполеоном. Однако ироничная насмешка – еще не оскорбление. А вот назовите кого-то Гитлером. За исключением сознательных неонацистов, любой вменяемый человек обидится. Причем обидится даже тот, кто к этой исторической личности и некоторым его взглядам весьма лояльно относится. Как говорится, «эта роль ругательная и прошу ее ко мне не применять!» Впрочем, ладно, с политическими лидерами не все так просто.
Вспомним другое имя: Ирод. На Руси издревле было принято так называть жестоких и коварных людей, безжалостных, губителей, не щадящих никого, ни старого, ни малого, более того, предпочитающих куражится именно над безобидными и беззащитными. Современники о царе, при котором родился Спаситель, тоже могли весьма разнообразно отзываться, не случайно ведь в истории он остался как Ирод Великий. Опять же, храм Иерусалимский восстановил… Ну что с того, что превентивную контртеррористическую операцию провел? Это ж он своим добрым именем пожертвовал, чтобы предотвратить гражданскую войну, сохранить геополитическое единство, понимать надо! И потом ничего такого, что выходило бы за рамки тогдашних общепринятых норм, он не совершал. Небось решил, что это происки «пятой колонны» Вавилона, раскрыл свиток наугад и прочитал: «Дочь Вавилона, опустошительница! блажен, кто воздаст тебе за то, что ты сделала нам! Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень!» (Пс. 136; 8–9). А весть кто принес. Вот-вот. Родился, значит, будущий узурпатор и надо предотвратить малой кровью великую.
Впрочем… это в наше время правителям приходится прикрывать свою корысть высокими идеалами, благом народа, искать оправдания в источниках возвышенной мысли, придумывать всевозможные конспирологические теории. В то время все было просто. Ирод испугался за свою власть, за будущее своих наследников, и этого было достаточно, чтобы провести зачистку территории. И кто виноват в массовом детоубийстве? Царь, который не мог поступить иначе? Когда это у нас цари виноваты в крови, которая проливается в их стране? Виноваты были волхвы, которые Ангела послушали, а не царя. Послушались бы царя, так не пришлось бы ему геноцидить весь Вифлеем по возрастно-половому признаку, а все бы ограничилось одной незаметной спецоперацией… Царь тут ни при чем. Он делал только то, что должен был делать, будучи государственно мыслящим гарантом стабильности и процветания своего царства. Если бы не провокация зарубежных агентов влияния, путешествующих как паломники (с какой целью они произвели вброс информации о родившемся Царе?), если бы не планы небесной Сверхдержавы, посягающей на суверенитет его страны, разве стал бы он мараться? Имя Ирода Великого тогдашней либеральной интеллигенцией намеренно было отождествлено с купированием населения Вифлеема в рамках возрастной категории «2–», чтобы выставить его как богоборца и дискредитировать саму монархию как управленческую парадигму. Ирод Великий – оклеветанный государь, обогативший Небеса сонмом святых, а мы его именем всяких «чикатил» (кстати, тоже имя нарицательное) обзываем…
Пир Ирода. Греция, XVI в. Афон, монастырь Дионисиат
Мысль о недопустимости осуждения высказывает свт. Иоанн Златоуст в Первой беседе о предательстве Иуды, обращая внимание, что апостол и евангелист Матфей называет Иуду «Искариотом» по месту происхождения («человек из Кариота»), тогда как другого Иуду называет по его добродетели – «Зилотом», т.е. «ревнителем» (выше мы уже говорили об отличии в упоминании двоих апостолов с именем Иуда.). В этом свт. Иоанн видит нравственное наставление: «Чтобы от одинаковости имени не произошло какой-нибудь ошибки, евангелист и отличил того от этого; этого назвал по доброму качеству его: Иуда Зилот, а того не назвал по злому его качеству – не сказал: Иуда предатель. Хотя следовало бы, как этого назвал он по доброму качеству, так и того назвать по злому качеству и сказать: Иуда предатель; но, дабы научить тебя соблюдать язык свой чистым от осуждения, он щадит и самого предателя» (выделено мной – И.П.).
Интересно, что свт. Иоанн предательство называет «качеством» личности. Не проступком или преступлением, а именно качеством, неким сформированным состоянием души. Предатель – не просто тот, кто предал, а тот, чье нравственное сознание изменилось, нравственное чувство исказилось. Предал и Петр, но не стал предателем. А Иуда стал им еще до того, как «лобзанием предал Сына Человеческого» (Лк. 22; 48).
Нам неизвестно, как давно Иуду посещали помыслы против Христа, когда у него впервые мелькнула мысль предать Учителя. Мы знаем из Евангелия, что он был избран Спасителем на служение (не на погибель), и вместе с другими радовался, что «и бесы им повинуются» (Лк. 10; 17). Знаем, когда он решился на предательство и предложил свои услуги врагам Учителя: после того, как пришедшая в дом Симона прокаженного грешная женщина, как сумела, послужила Иисусу, возливая миро Ему на голову, а ноги поливая слезами и волосами отирая их (Мф. 26; 6–16; Мк. 14; 3–11). Против непрактичной траты драгоценной жидкости возразили и некоторые другие апостолы, но лишь для Иуды это стало стартом в преисподнюю.
И что ведь интересно: апостол предает свой чин, блудница – свой. С той лишь разницей, что он падает, увлекаемый пороком, а она возносится в покаянии. Быть может, это покажется странным: как это блудница предает свой чин? Разве вырваться за пределы греховного круга – предательство? Это, с какой стороны посмотреть. Покинуть в одностороннем порядке некое сообщество, объединенное общей системой моральных норм (я уж молчу о корпоративной этике, финансовых интересах и т.п.), воспринимается как предательство «своих». Справедливо ли это? Иногда, безусловно, да. Но далеко не всегда.
Вспомним прабабку Иисуса Христа Раав блудницу. Формально она предала Иерихон, своих родных и друзей, спрятав у себя разведчиков Израиля. Осуждается ли она в Писании? Рассматривается ли ее поступок как предательство? – нет. Почему? Потому ли, что, как это может показаться из текста, она просто все верно рассчитала? Неужели она поступила, руководствуясь принципом, который декларировал Талейран: «Вовремя предать – это значит предвидеть»?
Нет, она руководствовалась не столько страхом перед интервентами, сколько верой в Бога, которому они поклонялись. А если человек переходит в стан противника, потому что считает его дело правым, или преследуя иные высокие цели, которым он именно в стане противника может послужить, формально этот поступок является предательством, но становится ли этот человек предателем качественно? Как Иуда Искариот? Изменилась ли качественно Раав? Если да, то лишь в лучшую сторону.
Изменяется ли качественно душа преступника, решающего прекратить порочную жизнь? Безусловно. Покаяние изменяет душу. Но только в лучшую сторону. Предает ли он своих товарищей по преступному сообществу? Можно и так сказать, даже если он всего лишь обманул их надежды на свое участие в планируемых преступлениях, а тем более, когда, желая «зло пресечь», сдает их компетентным органам. Становится ли он предателем по внутреннему состоянию? – Нет.
А внутрисемейные преступления? Аналог Иуды – Павлик Морозов. Еще одно нарицательное имя, причем нарицательное в двух параллельных плоскостях: героизации (кстати, в первые послереволюционные годы воздвигались памятники Иуде) и демонизирования. Так можно ли доносить на членов семьи? Какой страшный вопрос, правда. Хорошо, сформулируем чуть иначе: допустимо ли жаловаться на членов семьи в полицию? Если шарахнуться в мистическом ужасе от тени Павлика, то и в этом случае ответ будет отрицательным. В таком случае, конкретизируем: если, например, отец-педофил принуждает к сексуальной близости своего родного ребенка или падчерицу/пасынка, может ли ребенок жаловаться на него в полицию? А мать этого ребенка, понимая, что, если удастся доказать факт преступления, ему, по всей вероятности, светит наречение девчачьего имени со всеми прочими радостями петушиной жизни – может ли на мужа подавать заявление? Не станет ли она предательницей? К сожалению, в глазах его родни, а может и вообще в круге их семейного общения, да, именно предательницей она и станет. – Опозорила, очернила, посадила, погубила. Это не из пальца высосано. Это из жизни.
Так заслуживают ли пострадавшие от внутрисемейного насилия дети или их матери, посмевшие заступиться за них (что далеко не так уж часто бывает), клейма Павлика Морозова? Являются ли они предателями? Они предали своего отца/отчима/мужа? Предали, конечно. Заявили же по всей форме, дали показания – сдали (пре-дали) по полной. Стали они от этого предателями? Качественно стали. Кто сказал «да»?! Каким же моральным уродом надо быть, чтобы так к ним относиться. К сожалению, с этим уродством приходится сталкиваться на самом разном уровне.
Но вернемся к Иуде Искариоту. Что его побудило предать Учителя? И Евангелия свидетельствуют, и богослужебные тексты говорят нам, что «Иуда злочестивый сребролюбием недуговав омрачашеся». Кому-то этот мотив может показаться несерьезным для столь страшного преступления как предательство Богочеловека, как-то уж очень оно тупо, банально, пошло… Ценности несоизмеримые же!
В поисках рационального обоснования поступка Иуды, выдвигались разные версии, вплоть до самых извращенных, где ключевую роль в Домостроительстве нашего спасения играет именно Иуда, с которым у Христа якобы договоренность была, что он пожертвует своим добрым именем и т.п. Достаточно распространена версия, что Иуда хотел вынудить Иисуса продемонстрировать Свое могущество и таки стать Царем в том смысле, в котором от Него ждали массы униженных и оскорбленных единоплеменников, стонавших под сандалией Римского империализма. Отсюда якобы его раскаяние, потому как «никак не ожидал он такого вот конца».
Кстати, о раскаянии Иуды. Это немаловажный момент. Члены Синедриона, засудившие Христа, не раскаялись. Ничего мы не знаем о Пилате, раскаивался ли он впоследствии. А Иуда раскаялся. Да еще сребреники швырнул тем, кто его использовал. Ничего в этом удивительного нет, ведь Господь, призывая его к апостольскому служению, видел в нем что-то достойное, не из одного же сплошного сребролюбия он состоял.
Тут уместно уточнить понятие «покаяние», потому что в обиходе, как правило, отождествляются совместимые, но отнюдь не синонимичные термины – покаяние и раскаяние.
Несмотря на свое созвучие в русском языке, в тексте Священного Писания им соответствуют разнокоренные слова μετάνοια (от μετανοέω ) и μεταμέλεια (от μεταμέλομαι ).
Возможно ли раскаяние (μεταμέλεια) без покаяния (μετάνοια)? Возможно, судя по действиям Иуды, который «раскаялся», но его раскаяние принесло горький плод (Мф. 27; 3–5). Разница в понимании этих слов очевидна не только из их употребления в Новом Завете, но также из самой этимологии.
Слово μετά в сложных словах иногда применяется для обозначения перехода из одного места или состояния в другое, перемену, как рус. пере-: μεταβαίνω (переходить), μεταβάλλω (переменять), μεταβάπτω (перекрашивать), μεταβιβάζω (переводить, перемещать, переносить, изменять).
Νοῦς означает ум, разум, мысль, образ мыслей, а также смысл и значение слова. Отсюда глагол νοέω – обращать внимание, видеть, замечать, понимать, думать, обдумывать, взвешивать. Из чего следует, что μετανοέω значит «переменять свой образ мыслей», изменять видение, понимание смысла жизни и ее ценностей.
Так вот именно покаяния ждет Бог от людей, а не одного лишь раскаяния, которое (в отличие от покаяния) может быть вызвано и принуждением под страхом наказания. Поставленный перед фактом неудавшегося предприятия, стоящий перед неотвратимостью тяжких последствий своей ошибки, человек, несомненно, раскается, но это раскаяние не будет иметь нравственного характера. Как сказал один мальчик, вызванный к директору школы за чуть было не устроенный пожар, что он понял, почему нельзя больше так делать: «Потому что за это могут посадить в тюрьму»… Он, безусловно, понимал, что кому-то наносит ущерб, что кто-то может пострадать, что это плохо само по себе, но основное, что его заботило – это плохо, потому что причинит ему страдания. А если можно избежать этих «печальных последствий». Тогда вновь возникает соблазн, потому что сам-то человек не изменился, у него не изменилось нравственное отношение к этому делу. Он озабочен другими вопросами – как бы не пострадать за совершенное зло, но ему не до изменения отношения к этому злу, к самому себе, к иерархии ценностей…
Это большая проблема многих верующих, воображающих, что для спасения достаточно их, вызванного страхом вечных мук, раскаяния на исповеди, и не сознающих, что это всего лишь начало покаяния – изменения, качественной умоперемены.
Беда Иуды состояла в том, что он, искренне сожалея о своем предательстве («согрешил я, предав кровь невинную» (Мф. 27; 4)), не изменился в корне, не переосмыслил своей самости, которая его побудила ложно думать об Учителе (были это подозрения в неискренности, или в своекорыстии, или, в самом деле, он пытался спровоцировать Его на государственный переворот – мы это узнаем в лучшем случае на Страшном суде), и принимать решения, не посоветовавшись с ним, самостоятельно, как бы ставя себя в центр Вселенной, воспринимая свое мнение как критерий истины… И, конечно, гордыня. Если бы можно было ожидать, что припади он к стопам Спасителя, получит презрительно-брезгливый пинок – это он еще мог бы перенести, но в том-то и дело, что Иуда понимал: Христос его простит, а этого гордая душа не в состоянии вынести.
Наказания соразмерного преступлению требует душа Иуды; великодушие, милосердие ее унижает, а раз от Христа он справедливости не дождется, так он сам ее и осуществит.
Отчаяние – грех гордой души, смеющей судить и решать за Бога.
Как пережить предательство?
Что болезненнее всего переживает человек? Наверное, на этот вопрос может быть немало ответов — все мы очень разные. Но тем не менее мало что причиняет такую боль, как предательство близкого (или казавшегося какое-то время таковым) человека. Да-да, именно близкого, все ведь, скорее всего, сегодня знакомы с таким расхожим присловьем: «Предают всегда свои». Конечно, свои — потому что чужие как могут предать? На них мы и не надеялись, им не доверялись, не открывали своих сердечных тайн, не думали о них и о себе как о частях единого целого.
А свои. Как же это тяжело бывает, когда ты сталкиваешься с обманом со стороны того, кому, казалось, всецело верил. Или узнаешь, что твой друг выступает заодно с твоими врагами против тебя. Или выясняешь неожиданно, что он метит на твое место, интригует, клевещет, ведет нечистую и нечестную игру.
Дело не в том, что «свой» имеет возможность ударить в спину — чужих-то мы редко пускаем в тыл. Не в том, что он может нанести максимальный урон. Намного важней другое. Кажется, что земля уходит из-под ног, непонятно даже становится, как жить-то дальше, если тут такое.
«Не надейтеся на князи, на сыны человеческия, в нихже несть спасения» (Пс. 145, 3). И паки: «Проклят всяк надеющийся на человека» (Иер. 17, 5). И еще: «Благо есть надеятися на Господа, нежели надеятися на человека, благо есть уповати на Господа, нежели уповати на князи» (Пс. 117, 8-9).
Но ведь уже понадеялись, уже возуповали. И теперь не просто разочаровались, обманулись, а именно что проклятию подверглись! И как справиться с обуревающими нас чувствами, как исцелить сердечные раны, как, в конце концов, простить?! Ведь точно ждет от нас Господь, чтобы примирились мы внутренне — и с происшедшим, и с людьми, чтобы не осталось в нас ни удрученности, подавленности пережитым, ни озлобленности, ни ожесточения.
Мне кажется, что в подобных случаях мы практически всегда совершаем одну и ту же ошибку, в основе которой, конечно же, наше неправильное отношение к своему «я». Откуда это ощущение — предательства, измены? Оттуда, вероятно, что мы прежде считали, что нас связывают с человеком те отношения, которые налагают и на нас, и на него определенные обязательства. Но на самом деле — разве имеем мы право требовать от него – другого — того же, чего требуем от себя? От себя — пожалуйста! А от другого — нет. Это же не бизнес, не договорные отношения с подписанием вороха бумаг, штампами и печатями. Это живая жизнь, в которой мы должны поступать по своей христианской совести и не быть арбитрами в отношении совести чужой.
И почему мы вообще воспринимаем то, что человек делает, непременно как имеющее отношение к нам? Он-то, скорее всего, думает о нас менее всего. Он думает о себе — о своих обстоятельствах, проблемах, интересах, нуждах и так далее. Он не ставит перед собой цели предать нас, причинить нам боль, досадить, уязвить, просто поступает так, как ему удобней и выгодней, только и всего.
Горько нам от того, что мы переживаем как предательство, неуютно на душе. Но хорошо бы разобраться все же — отчего именно. Если оттого, что нас предали, нам не были верны, то есть ли у нас на самом деле основания требовать этой верности и осуждать того, в ком ее не обрели? Пожалуй, что и нет: люди и Богу верности не хранят, что уж о нас говорить. Если же оттого горько, что обманулись в человеке, думали о нем лучше, чем он оказался, а теперь узнали его и словно потеряли, то что ж. Он свободен быть таким, каким хочет, а нам остается лишь отойти в сторону, но опять же — не осуждая.
Трудно это? Да не то слово! Настолько, что вообще редко когда удается сразу так настроиться и так поступить. Трудно, но возможно — с помощью Того, Кто и подлинные предательство и отступничество так часто прощает, и наши — в том числе. И если не растравлять намеренно в сердце рану, не превращать ее в медленно, мучительно разъедающую его язву, а прибегнуть к бесконечное число раз Преданному и Оставленному, но никого не Предающему и не Оставляющему, то Он, конечно, научит нас, как и из этой беды и скорби извлечь пользу для своей души. И больше того — как через это приблизиться к Нему, стать хоть чуть-чуть похожим, хотя бы немного сродниться.