Как постоять за себя православие
Избави меня от малодушия.
Должен ли христианин уметь постоять за себя? Ситуации, порождающие этот вопрос, жизнь преподносит нам, увы, очень часто. Мы всегда можем столкнуться с хамством, непрофессионализмом и нечестностью, завуалированным или совсем голым вымогательством, незаконными требованиями… Мы всегда можем стать жертвой несправедливости, причем не только на улице, в транспорте, в каком-либо учреждении, но и дома, в семье. Не противостоять, не говорить «нет» означает соглашаться со злом, более того — поощрять все эти прискорбные явления к дальнейшему процветанию. Но всегда ли нас хватает на то, чтобы сказать «нет»? А если не хватает, то почему? И другой вопрос: всегда ли мы должны говорить это «нет», вступать в борьбу? Мы же христиане — может быть, когда-то лучше обратить другую щеку, отдать верхнюю одежду, пройти два поприща (ср.: Мф. 5, 39–41)? Или — как вариант — выскользнуть из неприятной ситуации молча и убежать от нее побыстрее ради сохранения душевного мира и духовного настроя? Обсудим эти проблемы.
Начну с примера из собственной жизни. В бурный период переезда и обустройства новой квартиры я вынуждена была пользоваться услугами одной широкопрофильной фирмы — ребята умели всё: и сантехнику устанавливать, и линолеум стелить, и проводку тянуть, и батареи менять, и створки окон отлаживать, чтоб закрывались. По окончании работ они называли весьма ощутимую сумму, которую я должна была отдать им наличкой (на месте руководства фирмы я организовала бы оплату услуг иначе), и сопровождали наш с ними расчет сердечной просьбой:
— Если вам позвонят из нашей конторы и спросят, сколько мы с вас взяли, скажите, что не столько, а меньше… Вы понимаете, мы — работяги (апелляция к народной солидарности), а они там — в креслах сидят, мышкой возят, вот вся их работа…
— Скажу, — обещала я, содрогаясь, стыдясь и тут же решая просто не брать трубку, если из этой фирмы впрямь позвонят. На мое счастье, ни разу не позвонили.
Что мешало мне сказать: «Нет, ребята, я врать не буду, я сейчас сама в вашу фирму позвоню и спрошу, не многовато ли вы с меня взяли»? Неуверенность в себе? Чувство зависимости? Страх негативной реакции?
Это плохое утешение, конечно, но я такая не одна. Мама моей подруги пришла, а вернее, приковыляла к врачу с варикозным воспалением обеих ног. Врач послал ее этажом выше, в процедурную. Медсестрица в процедурной скомандовала:
— Идите в аптеку — вон, через дорогу, купите упаковку одноразовых шприцев и перчатки. Принесете все это — тогда сделаю вам укол.
— Но мне очень больно ходить.
— Так сюда же Вы как-то пришли! — дернула плечом «волшебница в белом халате»…
Услышав от своей мамы этот рассказ, моя подруга рванулась к телефону — звонить главврачу и вообще устраивать скандал. Но мама буквально повисла у дочки на руке:
— Не надо! Мне еще не раз, возможно, придется к этой медсестре идти… Не к этой, так к другой, но из этой же поликлиники… Лучше не надо. Не умерла же я, сходив в эту аптеку, в конце концов…
Да, чувство зависимости, беззащитности, бесправия. Страх лишиться того, что худо-бедно еще дают…
[Рисунок Нино Чакветадзе] Тот, кто по тем или иным причинам не может или не хочет защищать себя, не защитит и близких, не говоря уже о прочих людях, и такие ситуации тоже на каждом шагу. Родители боятся заступиться за своих детей, которых травят одноклассники или третируют учителя: не сделать бы еще хуже. Жена не находит в себе сил защитить собственных родителей, с которыми ее муж разговаривает, как барин с прислугой…
Необходимо сказать еще и о том, что мы подчас боимся защитить себя, свои неотъемлемые права в Церкви, в храме. Среди писем с вопросами к правящему архиерею, приходящих на наш сайт, было такое: «В храме перед началом службы ко мне подошла незнакомая женщина и потребовала, чтобы я покинула храм. Причиной была ссадина у меня на ноге. Женщина сказала: “Вам нельзя сейчас находиться в церкви — вы с кровью”. Я не хотела уходить из церкви, но она пригрозила, что позовет охранника…»
Очень хотелось спросить бедного автора письма: а что же вы охранника-то церковного так испугались, он что — руки за спину вам вывернул бы, дубинкой бы вас бил, силой выволок. Сработало само слово «охранник» — на уровне рефлекса: тот, у кого власть. Сработала самоуверенность не в меру ревностной, притом невежественной прихожанки и неуверенность, неосведомленность, возможно, природная робость автора письма…
Просто робость. или это нужно назвать как-то иначе? Не зря же в вечерней молитве Иоанна Златоуста мы просим избавить нас от малодушия… За ним стоит маловерие, неумение доверять Богу, полагаться на Него, как следствие — человекоугодие. Лично у меня нет сомнений, что с этим нужно как-то справляться.
Впрочем, на мой взгляд, есть еще одна причина нашего неумения или просто нежелания защищать себя и других. Это, как ни странно, лень. Лень писать жалобы, идти в полицию, администрацию, отдел защиты прав потребителей, антимонопольное управление, прокуратуру, суд. Проще махнуть рукой…
…Да понимаю, понимаю я прекрасно, что порой и не в лени дело, а просто нет на это ни сил, ни времени. И вообще, невозможно превращать свою жизнь в непрерывное хождение по инстанциям и писание жалоб, эдак и в уме повредиться недолго…
Понимаю и согласна, но бывают случаи, когда мириться со злом действительно нельзя, когда добиться наказания виновных необходимо, а нам просто лень. И это тоже неправильно.
Из того, что Бог знает наши нужды, не следует, что мы сами не должны трудиться. Точно так же: из того, что Он нас защищает, не следует, что мы сами не должны защищать себя и тех, за кого мы в ответе; а следует совершенно противоположное.
Журнал «Православие и современность» № 43 (59)
Как постоять за себя православие
Начну с примера из собственной жизни. В бурный период переезда и обустройства новой квартиры я вынуждена была пользоваться услугами одной широкопрофильной фирмы — ребята умели всё: и сантехнику устанавливать, и линолеум стелить, и проводку тянуть, и батареи менять, и створки окон отлаживать, чтоб закрывались. По окончании работ они называли весьма ощутимую сумму, которую я должна была отдать им наличкой (на месте руководства фирмы я организовала бы оплату услуг иначе), и сопровождали наш с ними расчет сердечной просьбой:
— Если вам позвонят из нашей конторы и спросят, сколько мы с вас взяли, скажите, что не столько, а меньше… Вы понимаете, мы — работяги (апелляция к народной солидарности), а они там — в креслах сидят, мышкой возят, вот вся их работа…
— Скажу, — обещала я, содрогаясь, стыдясь и тут же решая просто не брать трубку, если из этой фирмы впрямь позвонят. На мое счастье, ни разу не позвонили.
Что мешало мне сказать: «Нет, ребята, я врать не буду, я сейчас сама в вашу фирму позвоню и спрошу, не многовато ли вы с меня взяли»? Неуверенность в себе? Чувство зависимости? Страх негативной реакции?
Это плохое утешение, конечно, но я такая не одна. Мама моей подруги пришла, а вернее, приковыляла к врачу с варикозным воспалением обеих ног. Врач послал ее этажом выше, в процедурную. Медсестрица в процедурной скомандовала:
— Идите в аптеку — вон, через дорогу, купите упаковку одноразовых шприцев и перчатки. Принесете все это — тогда сделаю вам укол.
— Но мне очень больно ходить.
— Так сюда же Вы как-то пришли! — дернула плечом «волшебница в белом халате»…
Услышав от своей мамы этот рассказ, моя подруга рванулась к телефону — звонить главврачу и вообще устраивать скандал. Но мама буквально повисла у дочки на руке:
— Не надо! Мне еще не раз, возможно, придется к этой медсестре идти… Не к этой, так к другой, но из этой же поликлиники… Лучше не надо. Не умерла же я, сходив в эту аптеку, в конце концов…
Да, чувство зависимости, беззащитности, бесправия. Страх лишиться того, что худо-бедно еще дают…
Тот, кто по тем или иным причинам не может или не хочет защищать себя, не защитит и близких, не говоря уже о прочих людях, и такие ситуации тоже на каждом шагу. Родители боятся заступиться за своих детей, которых травят одноклассники или третируют учителя: не сделать бы еще хуже. Жена не находит в себе сил защитить собственных родителей, с которыми ее муж разговаривает, как барин с прислугой…
Необходимо сказать еще и о том, что мы подчас боимся защитить себя, свои неотъемлемые права в Церкви, в храме. Среди писем с вопросами к правящему архиерею, приходящих на наш сайт, было такое: «В храме перед началом службы ко мне подошла незнакомая женщина и потребовала, чтобы я покинула храм. Причиной была ссадина у меня на ноге. Женщина сказала: “Вам нельзя сейчас находиться в церкви — вы с кровью”. Я не хотела уходить из церкви, но она пригрозила, что позовет охранника…»
Очень хотелось спросить бедного автора письма: а что же вы охранника-то церковного так испугались, он что — руки за спину вам вывернул бы, дубинкой бы вас бил, силой выволок. Сработало само слово «охранник» — на уровне рефлекса: тот, у кого власть. Сработала самоуверенность не в меру ревностной, притом невежественной прихожанки и неуверенность, неосведомленность, возможно, природная робость автора письма…
Просто робость. или это нужно назвать как-то иначе? Не зря же в вечерней молитве Иоанна Златоуста мы просим избавить нас от малодушия… За ним стоит маловерие, неумение доверять Богу, полагаться на Него, как следствие — человекоугодие. Лично у меня нет сомнений, что с этим нужно как-то справляться.
Впрочем, на мой взгляд, есть еще одна причина нашего неумения или просто нежелания защищать себя и других. Это, как ни странно, лень. Лень писать жалобы, идти в полицию, администрацию, отдел защиты прав потребителей, антимонопольное управление, прокуратуру, суд. Проще махнуть рукой…
…Да понимаю, понимаю я прекрасно, что порой и не в лени дело, а просто нет на это ни сил, ни времени. И вообще, невозможно превращать свою жизнь в непрерывное хождение по инстанциям и писание жалоб, эдак и в уме повредиться недолго…
Понимаю и согласна, но бывают случаи, когда мириться со злом действительно нельзя, когда добиться наказания виновных необходимо, а нам просто лень. И это тоже неправильно.
Из того, что Бог знает наши нужды, не следует, что мы сами не должны трудиться. Точно так же: из того, что Он нас защищает, не следует, что мы сами не должны защищать себя и тех, за кого мы в ответе; а следует совершенно противоположное.
Журнал «Православие и современность» № 43 (59)
Не нужно путать христианство с трусостью
Уметь постоять за себя и за своих ближних необходимо; но как же тогда воспринимать, как применить к своей жизни слова Христа: Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два. Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся (Мф. 5, 38–42)? Может быть, действительно так: отнимает у тебя что-то грабитель — пусть отнимает, обманул тебя мошенник — пусть обманывает, хамит тебе хам — пусть хамит… Не противься никому и ничему, так и станешь истинным христианином? Или все же иначе нужно относиться к подобным вещам?
Этот непростой вопрос мы задали протоиерею Владимиру Пархоменко, настоятелю храма во имя великомученика и целителя Пантелеимона в селе Усть-Курдюм, духовнику и преподавателю Саратовской православной духовной семинарии, духовнику Саратовской епархии.
Начнем с того, что слова Спасителя не противься злому вовсе не означают безразличия к злу, согласия с ним. Христос, Который не противился Своим мучителям, при том что мог упросить Отца, чтобы Он прислал более, нежели двенадцать легионов Ангелов (Мф. 26, 53), одержал тем самым величайшую победу над злом. Призыв Христа обернуть другую щеку — это призыв не отвечать на зло злом, не умножать зло в этом мире. И эти слова нельзя понимать формально, нельзя применять к своей жизни буквально, без рассуждения. Бывают ситуации, когда «обратить щеку» означает умножить зло.
Приведу педагогический пример. Мальчик обиделся на свою маму… и влепил ей пощечину. Что должна делать мама? Подставить чаду другую щеку? Нет, конечно: она должна ребенка наказать, она должна это зло в нем пресечь. Если она поступит именно так, то будет не просто права с житейской точки зрения — она поступит по-евангельски, остановит зло.
Святого равноапостольного Кирилла (тогда еще Константина) магометане спросили: «Как же так, ваш Христос велел подставлять другую щеку, отдавать верхнюю одежду, а вы воюете с нами?». Святой ответил: у нас еще и другая заповедь есть — Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин. 15, 13).
Противоречия здесь никакого нет: когда зло умножается, христианин должен действовать так, чтоб его уменьшать. А уменьшить его можно по-разному. Можно так, как святые князья Борис и Глеб: они не оказали сопротивления убийцам, потому что не хотели пролития братской крови. Можно так, как Серафим Саровский, не противившийся напавшим на него разбойникам. Но здесь необходимо сказать о степенях духовного роста, потому что истинно христианское непротивление доступно далеко не всем нам и не всегда.
Нагорная проповедь Спасителя указывает нам на идеал, на вершину христианской жизни. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят (Мф. 5, 8). Понятно, что чистоты сердца нельзя достичь мгновенно, это долгий, трудный путь. И отказ от противления, обращение другой щеки — это тоже то, к чему нужно прийти, до чего нужно дорасти. Мы находимся на разных ступенях духовного роста. В древнем патерике есть притча о трех монахах, на которых напали разбойники, избили их и ограбили: они понемногу приходят в себя, и младший из них, послушник, со слезами кается в том, что разгневался на этих разбойников; второй благодарит Бога за то, что гнева не испытал, что в этом тяжком искушении сохранил сердечный мир; а третий, старец, просто молится за этих разбойников, просит Бога их простить, ведь они не ведают, что творят. Вот это — три ступени духовного роста, три степени приближения к евангельскому идеалу.
И я не мог говорить с вами, братия, как с духовными, но как с плотскими, как с младенцами во Христе. Я питал вас молоком, а не твердою пищею, ибо вы были еще не в силах, да и теперь не в силах — так пишет апостол Павел христианам Коринфа (1 Кор. 3, 1–2). И мы с вами должны иметь трезвое представление о себе. И не путать истинно христианское духовное делание с обыкновенной слабостью и трусостью. Эти вещи нужно различать.
К сожалению, я немало случаев могу рассказать из своей священнической практики, когда мужья бьют своих жен, а жены терпят. И оправдывают это свое терпение таким вот образом: «Я же христианка, я должна прощать». На самом деле, словами о христианском прощении эта женщина прикрывает собственную слабость, немощь, безволие, неспособность освободиться от подавившего ее человека, неумение строить свою жизнь самостоятельно. Человеку нужно просто быть честным с самим собой, нужно в глубину своего сердца заглянуть и ответить себе на вопрос: почему я так поступаю? И тогда поймешь, что меж тобою и Серафимом Саровским, который опустил свой топорик и позволил разбойникам делать с ним все, что они хотели, очень большая разница. Он поступил так от духовной силы, а ты — от слабости. В его поступке не было лукавства, а ты лукавишь сам с собой.
Иногда человек, узнавший об измене супруга или супруги, просит совета у священника: как быть, простить или настаивать на разводе? У меня немало было таких случаев. Я обычно отвечаю: «Если у тебя хватает духовных сил, если ты можешь простить его (ее) как христианка (христианин), то прости; но если таких сил в себе не чувствуешь, разводись, никакого греха в этом не будет, потому что Сам Христос сказал, что грех прелюбодеяния делает возможным развод (см.: Мф. 5, 32). Только не обманывай себя, не говори, что не развелся, потому что христианин».
Пример из армейской жизни. «Дембеля» хотят, чтобы «молодые» обслуживали их, стирали им носки, и если найдется среди этих молодых такой уникум, который подчинится из христианского смирения, то… пусть стирает. Но на самом деле все, кто этому подчинялся, подчинялись просто от страха. И этим самым потворствовали злу.
Если у вас угнали машину, то нет никакого греха в том, чтобы заявить в полицию и поймать этих воров. Другое дело — эпизод из детства святого старца Силуана Афонского: они с отцом шли мимо своего поля и увидели, что кто-то ворует их хлеб. Мальчик сказал отцу: «Смотри, у нас воруют!». Отец ответил: «Сынок, Господь нам уродил хлеба, нам хватит, а кто ворует, стало быть, у него нужда есть».
Не надо думать, что простить преступника и добиваться его законного наказания — несовместимые вещи. Я знаю случай, когда у одного человека, верующего, православного, дочь стала жертвой преступников. И он сказал: «Как христианин, я их прощаю, но как отец — посажу». И посадил. В его позиции нет греха, это абсолютно христианская позиция. Нужно отличать то, что касается нашей внутренней жизни, от того, что угрожает нашим близким.
Да, ослабить или, наоборот, умножить зло можно противлением, можно непротивлением, но в реальной жизни бывают ситуации, когда приходится выбирать меньшее из двух зол. Мы, христиане, не воспеваем войну. Война есть зло, и участие человека в войне есть его трагедия. Не зря наши воины после Куликовской битвы несли епитимию. Но воевать — зло меньшее, чем не воевать, чем отдать свою землю врагу.
Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся — читаем мы в той же пятой главе Евангелия от Матфея. Но это тоже не нужно воспринимать формально. Если ваш знакомый или родственник стремительно деградирует, спивается, при этом постоянно просит у вас денег, и вы ему даете — вы приближаете его гибель.
Конечно, в Нагорной проповеди, в словах Христа о другой щеке речь о прощении обидчика. Но прощение — это, на самом деле, совсем непростое, нелегкое дело. Это не происходит мгновенно. Силы на прощение дает нам Сам Бог. Мне запомнилась одна история — я прочитал ее в журнале «Смена», еще служа в армии. Во время Второй мировой войны молодая немецкая женщина-христианка участвует в антигитлеровском сопротивлении. Она схвачена гестаповцами, подвергается страшным пыткам, у нее на глазах нацист убивает ее маленького ребенка. Каким-то чудом она не сходит с ума, выживает, но после войны ведет очень замкнутый образ жизни, на улицу выходит только ранним утром. И вот уже через много лет она встречает на улице человека — обычного немолодого человека в шляпе и плаще… И вдруг он бросается перед нею на колени и протягивает ей руку — «Прошу у вас прощения — я стал христианином». Она с ужасом узнает во встречном своего мучителя, убийцу ребенка… Но ее рука будто сама вкладывается в его руку. Потом она сказала: «В эту минуту Бог вернул мне способность прощать». Но за этой минутой стоит ее собственный неведомый миру труд в течение многих лет — труд, в ответ на который Господь вывел ей навстречу раскаявшегося палача.
Журнал «Православие и современность» № 43 (59)
Христианин не может быть трусом (+ВИДЕО)
Беседа с архимандритом Мелхиседеком (Артюхиным)
Правы ли те, кто отказывает христианам в смелости? Как сочетать мужество и смирение? Что значит «подставить другую щеку»? Когда от христианина требуется особое мужество? Чего он должен действительно бояться? С этими вопросами мы приехали к архимандриту Мелхиседеку (Артюхину). Наша беседа – о смелости в ее мирском и христианском понимании, о страхах надуманных и реальных, о подлинной силе и силе мнимой.
– Добрый день, это программа «Сретение». Сегодня мы в гостях у архимандрита Мелхиседека (Артюхина), настоятеля храма Покрова Пресвятой Богородицы в Ясеневе. Тема нашей встречи – «Христианин не может быть трусом».
– Не должен быть трусом!
– Сегодня популярна такая точка зрения: христианство воспитывает и даже культивирует трусость. Культивирует страх перед теми, кто не исповедует Христа и может быть источником каких-то соблазнов, культивирует вообще страх перед миром. Что можно ответить на эти обвинения? Разве христиане – трусы?
– Все наши победы в войнах – и времен Суворова, и времен Ушакова, и в Великой Отечественной войне – как раз свидетельствуют об обратном! И многие современные воины являются христианами, носят православный крест. Почти в каждой воинской части – православная часовня. А когда я был призван в 1982 году в армию, из 130 человек, бывших на призывном пункте, крест был только на мне. Но тогда общество было атеистическим, сегодня же все иначе, и в нашей армии, в силовых структурах много верующих людей. Так что говорить о трусости христиан в корне неверно. Просто они не пытаются в повседневной жизни доказывать свою силу, бравировать этой силой. Потому что мудрый человек – это не тот, кто умен. Чем отличается мудрый от умного? Умный знает, как найти выход из любой сложной ситуации, а мудрый не влипнет в саму ситуацию. Слово «трус» ни в коем случае не синоним слова «христианин».
– Видимо, те, кто говорит о трусости христиан, имеют в виду некую их забитость, отсталость: женщины в платочках, сосредоточенны, мужчины серьезны, не улыбаются, не смеются…
– Это же штамп, причем неизвестно кем навязанный! Посмотрите на молодежь Покровского храма! За 10 лет его существования уже 55 семейных пар сложились на нашем приходе. Посмотрите, как наши прихожане проводят время, как они общаются со своими сверстниками, как они общаются между собой! Обыкновенные люди. Просто у них есть еще что-то, чего нет у человека, который лишен веры.
– Христианин должен смиряться, и считается, что смириться – это проявить какую-то слабину, слабохарактерность. Скажите, чем отличается смирение от слабости?
Найти в себе силы смириться может только очень смелый человек
Еще философ Демокрит сказал: «Многие люди господствовали над городами и в то же время были рабами женщин». Потому что великая сила – победить свои собственные страсти. Взять верх над своими страстями, своим гневом, например. В миру считается, что сильный человек – это тот, кто может постоять за себя своим ревом, своим тявканьем, тем, что стукнет кулаком об стол или в дверь… А что он решает-то? Он решил проблемы в своей собственной семье? В своей собственной семье, в личных отношениях никакой силой, никакой смелостью ничего решить нельзя. Кто-то из смелых людей сказал: «Говори громко, чтобы тебя услышали! Говори тихо, чтобы тебя послушали!» Ты, смелый человек, орать будешь на жену, на друзей, на сына, на дочь? Они послушают тебя или нет? Больше сил и смелости требуется для того, чтобы перебороть это мнимое превосходство над другими людьми, особенно над слабыми. Поэтому еще Достоевский сказал: «Смирение – это страшная сила!»
Это страшная сила, которая способна многие вещи переменить. Я задумался над словом «страшная». Достоевский ведь не мог сказать тавтологично – «сильная сила». И потому «страшная», то есть очень-очень большая. Вот такова сила смирения.
Но нужно различать, дифференцировать, когда мы с друзьями или если кто-то обижает слабого человека, девушек, если на нашего друга «наехали», если топчут флаг Российской Федерации, как английские фанаты. Не обязательно сразу бить в глаз, но бортануть плечом от флага надо, чтобы отлетел, но отлетел мне в руки, не на асфальт головой… Я такой простой бытовой пример привожу. Тут тоже должна быть смелость, когда мы за страну, за близких нам людей заступаемся.
Но мы на футбол не ходим, в таких ситуациях не оказываемся, где надо было бы друг за друга стоять. И есть замечательное правило духовной жизни: не лезь туда, куда тебя не просят. Тот, кто ищет приключений, в эти приключения обязательно попадет. Искать приключений у нас смелости нет. Но если вдруг, не дай Бог, вы в этой ситуации оказались, то надо иметь силы и смелость за себя постоять.
Когда тебя ложно оклеветали, это тебя ударили в правую щеку. Поэтому вспомни свои неправые дела и прими это как наказание
Вспомню такой, казалось бы, простой пример, однако на самом деле очень сложный. Вот расхожая цитата, которая оправдывает пацифизм Толстого: если кто ударил тебя в правую щеку, подставь тому и левую. Как исполнять это в нашей повседневной жизни? Тут, в самой цитате, не так всё просто. Дело в том, что когда тебя бьют правой рукой, то попадают в левую щеку. А тут «если кто ударил тебя в правую щеку» – значит, это не совсем про наши физические отношения. Старец Амвросий это толковал так: «Когда тебя ложно оклеветали, это тебя ударили в правую щеку. Поэтому вспомни свои неправые дела, за которые тебе пришло это наказание, только чуть позже, и эту критику прими с должным отношением, потому что в этом есть своя справедливость». Вот это принятие критики и есть «подставить левую щеку».
Там, где надо за себя постоять, надо за себя стоять
Там, где надо за себя постоять, надо за себя стоять. Если человек понимает, что ты на его агрессию не отвечаешь не по слабости, а потому что с ним, дураком, связываться не хочешь и лучше по-мирному разойтись, – это одно. А когда человеческого отношения не понимают, тогда надо защищать себя и тех людей, которые находятся с нами. Вопрос тут такой достаточно тонкий, потому что лучше немножко получить по башке, защищаясь, чем вообще остаться без башки, не защищаясь; лучше прыгнуть в воду и убиться, чем дожидаться, когда тебя убьют.
Тот, кто уступает, тот приобретает. Вот уступить – это сила или трусость?
Мы должны быть с самими собой смелыми людьми, а мы часто трусим признать свои ошибки
И еще: мы должны быть с самими собой смелыми людьми. Потому что мы часто бываем очень трусливы признать свои ошибки, свой непрофессионализм, свои недостатки; мы будем биться до последнего, оправдываясь.
– Нам стыдно признаться в своей неправоте…
– Тут не столько стыд, сколько именно трусость. Сильный человек, который может признать свои ошибки, может признать свои недостатки, не убаюкивает свою совесть. О ком-то из героев Достоевский сказал: «У него не было собеседования с совестью». Собеседования – в каком смысле? Он совесть не уговаривал, он ее не убаюкивал, у него не было спора с совестью. Вот это одна из великих вещей и одна из сильных сторон человека, которая показывает, что он не трус. Когда человек не уговаривает свою совесть, не пытается с ней договориться, признает свои ошибки – это тоже большая-большая смелость.
– Когда речь заходит о нашей бытовой жизни, хамство должно быть остановлено силой, если аргументации словесные закончились. Когда человек идет на агрессию, такого человека надо, можно и нужно остановить. Почему? Потому, во-первых, чтобы самому не быть покалеченным, а во-вторых, если дело касается тех, кто находится рядом с тобой под твоей защитой, ты просто обязан их защитить. Поэтому здесь есть дифференциация. Одно дело – совладать со своим гневом, другое дело – поведение с людьми, которые тебя и такое твое подставление щеки никогда не поймут, и иное дело – поведение с единомышленными нам людьми, с нашими родными, которые поймут, что это подставление щеки – уступка им из благородных чувств. А когда это на человека не действует, когда все средства исчерпаны, тогда надо защищаться и защищать других. Вот как в армейском правиле предписано: два предупредительных выстрела и только потом на поражение. Мы сначала договариваемся, пытаемся остановить ситуацию, остановить хама, остановить насильника, но если не получается, должна применяться сила, потому что мы добро, а добро надо защищать, и правду надо защищать.
– Что говорят о трусости святые отцы, в чем ее корень?
Каждый святой был подвижник, а подвижничество изначально подразумевает смелое отношение к жизни, особенно к духовной
– В святоотеческом опыте трусости не было. Святые отцы шли на подвиги и во внешней жизни, и во внутренней, они не жалели себя. Отсюда эти невероятные подвиги святых отцов в посте, в молитве, да и просто в труде. Примеров этому много, возьмите хоть современный Патерик Афона. Каждый святой был подвижник, а подвижничество изначально подразумевает некоторое смелое отношение к жизни, особенно к духовной.
– Но ведь святые люди тоже испытывали страх. Как апостол Петр, например.
– Безусловно. Были и моменты падений, и проявление трусости, и боязнь за свою жизнь… Инстинкт самосохранения у нас у всех есть. Но вот кто-то сказал: если у человека нет принципов и нет внутренней убежденности, у него не будет и смелости. Когда нет принципов и нет убежденности! А каких принципов? И христианских, да и любых других. Есть замечательный пример. В банке работали служащие, пришел новый управляющий и говорит: «Ребята, мы тут в финансах немножко теряем, поэтому в воскресенье до обеда должны поработать». Вышли в одно воскресенье, потом в другое, чтобы дела поправить… Хотя есть такая поговорка: всех денег не заработаешь. Но тут человеческая жадность сработала. Наконец один клерк, православный христианин, говорит: «Я не могу больше по воскресеньям выходить на работу». Действительно, одно дело – когда аврал, совсем другое – когда работа по воскресеньям становится нормой. У него спрашивают почему. Тот: «Я христианин». – «Ну и что?» – «Воскресенье – это мое личное время, я посвящаю его Церкви». – «Тогда вы будете уволены. Выбирайте, что для вас дороже: свободный воскресный день или работа в банке». – «Я подумаю». Через неделю юноша пришел к управляющему: «Я выбрал: моя вера и мои убеждения для меня дороже». – «Хорошо. Вы уволены». Проходит три месяца, и к этому банкиру приходит знакомый и говорит: «Мне нужен очень верный человек на должность начальника департамента казначейства». Банкир: «Верного и честного тяжело найти». – «Я знаю, что тяжело, поэтому и обратился к тебе за советом». – «Постой-постой, – говорит, поразмыслив, банкир. – Я знаю одного человека, для которого убеждения дороже денег». И рекомендовал этого юношу – его сделали начальником департамента казначейства. Такая вот история. Пример того, что и безбожник, материалист ценит убеждения.
Человеку для того, чтобы не быть трусом, надо иметь убеждения. Это прежде всего стержень.
– Известно, что святой Паисий Святогорец боялся кладбища и боролся с этим своим страхом интересным способом: он ночевал на кладбище. Когда к вам обращаются прихожане, вы наверняка даете какие-то советы, как бороться со страхом, с трусостью, с нерешительностью, со слабохарактерностью. Поделитесь ими, пожалуйста.
– Вопрос такой неожиданный… А пример вот какой приходит на память. Я все время родителям говорю, чтобы мальчика воспитывали как мальчика, а девочку воспитывали как девочку. Когда мальчик только за компьютером, когда мальчик не имеет мужественности и смелости, когда повседневная обстановка не располагает к проявлению мужественности, мальчик вырастает женоподобным. И я привожу пример из архиепископа Иоанна (Шаховского), Зарубежной Церкви, – он вспоминает о своем воспитании. У его семьи было имение в Тульской губернии, и его мама заставляла его лазить по деревьям, объясняла, как залезть на второй этаж усадьбы, так воспитывая в нем мужчину. Он потом участвовал в Белом движении на Дону. Мать понимала: мальчик должен вырасти мужественным.
А мужественность воспитывается с детства, она не приходит ниоткуда. Мужчину надо растить. И хорошо, что есть секции, которые воспитывают умение постоять за себя: самбо, бокс, легкая атлетика, тяжелая атлетика… Человек с детства должен приучаться к трудностям. Один из писателей, кажется Диккенс, сказал: «Пока человек не поймет, что труд – это аксиома нашей жизни и трудности, связанные с трудом, – это наша повседневность, он никогда не выработает в себе адекватного отношения к жизни. А если он примет трудности как аксиому, то найдет в себе и волю преодолеть их». Проблемы – это наша повседневность, для преодоления их мы родились. И надо найти в себе волю и смелость их мужественно преодолевать.
– Вы привели пример с воспитаем мужественности у мальчиков. А как быть с девочками?
– В девочках должна, прежде всего, воспитываться женственность. А это, во-первых, скромность, умение слушать, не перебивая… А у нас девочка – это всегда эпатаж, она все время на первом месте, ей уделяется излишнее внимание. Я однажды такую мысль нашел: мальчиков должно бесконечно жалеть, любить и ласкать; а девочек, наоборот, – держать в ежовых рукавицах. Почему? Потому что если мальчик с детства будет приучен к любви, а не к ненависти, не к строгому отношению, он потом будет это возделывать в своей собственной семье, все будет решать любовь. А избалованная девочка потом эту свою избалованность пронесет через всю жизнь. Выйдя замуж, она начнет «качать права» перед мужем… У нее и то не так, и это. Отсюда множество проблем в семейной жизни. Вы старца Паисия упомянули. Он об отношениях в семье написал замечательную статью. У нас сейчас весь мир находится в двоичной системе – единица и ноль; так вот число, присвоенное мужу, – это единица, число жены – ноль. Когда жена пытается встать впереди мужа, то оценка такой семьи – 01; когда жена стоит позади мужа, то есть ноль за единицей, то оценка семьи – 10. И обращаясь к женщине, старец говорит: вот и смотри, какую хочешь дать оценку своей собственной семье, хочешь ли ты быть впереди мужа или хочешь быть все-таки за мужем.
Поэтому в девочке должно воспитываться вот такое отношение. Ну и ее, конечно, многому надо учить, она должна все уметь. Я поражаюсь, когда прихожу в семью, где хозяйка не умеет готовить пироги, а ей уже 30–35 лет, не умеет готовить борщ, не умеет что-то заштопать и что-то простое сшить. Мол, в наше время можно все что угодно купить, зачем шить. А готовить еду? Не умеют. Не умеют вести хозяйство абсолютно. Кто в этом виноват? Виноваты родители: ими умение вести домашнее хозяйство в дочери не воспитано.
В этом тоже есть смелость – встать на свое место
Мужчина, муж должен уметь зарабатывать деньги, должен иметь ремесло, которое приносило бы деньги в семью, а девушка должна готовиться к тому, что она будет матерью не с одним-двумя детьми, должна в высоком порядке содержать дом и уметь бытовые проблемы решать наилучшим образом. Вот в этом и смысл женственности. И в этом тоже есть смелость – встать на свое место. Это тоже смелость, а не слабость. Потому что, в конце концов, сила женщины в ее слабости. Ведь мужчины ничем так не трогаются, как женскими слезами. Поэтому женские слезы – тоже сила. Но не надо этим пользоваться. Не надо этим злоупотреблять.
– Святые отцы учат нас, что диавол держит людей в плену у страха. Это страх смерти, страх социальной несостоятельности – страх оказаться неудачником в жизни. Некоторые гуру различных тренингов так и говорят: избавляйтесь от тех друзей, которые недостаточно успешно себя реализовали. Как с этим быть? Ведь от ярлыка неудачника очень сложно избавиться, а он легко сейчас прилипает к людям.
– То, что говорят и чему учат разные гуру, это абсолютно не важно. Апостол нам так и сказал: «Не любите мира, ни того, что в мире» (1 Ин. 2: 15). Потому что все, что в мире, – это похоть плоти, похоть очей и гордость житейская. А что касается неудачников и того, как к ним относиться… У нас есть наши собственные законы, наше собственное кредо жизни. Об этом апостол Павел говорил: «Мы, сильные, должны сносить немощи бессильных и не себе угождать» (Рим. 15: 1). Поэтому признак сильного человека в том, что он может протянуть руку слабым, защитить того, кому другие руки не подают.
В русской литературе есть замечательный пример – жизнь Достоевского. Он написал сначала повесть «Бедные люди», а потом из-под его пера вышел ряд неудачных рассказов, то есть сначала был взлет, он возомнил о себе, а потом – неудача. Но многие его поддержали, не отвернулись от него.
В нашей повседневной жизни мы, имея определенный успех или положение, должны помогать другим, не дожидаясь, когда нас об этом попросят. В этом тоже сила. У древних философов было такое выражение: «Когда тебя попросили о помощи, ты уже опоздал, ты должен был сам это понять, увидеть и услышать». Это признак сильного человека.
Мы творчески должны подходить к ситуациям и понимать, кому мы можем быть полезными. Еще Сократ говорил: «Истинная жизнь – жизнь не только для себя». Ты имеешь успех, ты имеешь здоровье, ты имеешь талант, ты имеешь положение, ты имеешь связи, ты имеешь возможности – помоги другим. «Истинная жизнь – жизнь не только для себя». Сократ был далек от христианства, но на пути к нашему христианскому духу.
Сильный человек смотрит, кого бы взять еще на свои закорки и чуть-чуть подтащить, кому еще поднести рюкзак или сумку по жизни… И даже если ты слаб, но у тебя еще есть какая-то сила, ты можешь тоже немного помочь. Так в нашей христианской жизни. Не делать вид, что я не вижу слабого, чтобы из-за него не потерять какое-то время, на него не потратить какие-то силы и этим вниманием ослабить свой повседневный успех. Ничего подобного! Везет по жизни тому, кто везет. Вот так. А в светском мире немножко другая ситуация: чтобы было у меня поменьше проблем…
– Чтобы поудобнее устроиться самому.
– Совершенно верно. Поменьше работы – побольше денег – это девиз современной жизни. Нет. В духовной жизни, в физической жизни трудностей бояться не надо. Наоборот, человек имеет благодать и везение от Бога, когда он делится своими силами и своими возможностями с другими людьми. Это признак сильного человека.
– Батюшка, вы вспомнили апостолов, их борьбу, их опыт. Сегодня нет тех страшных гонений, которые были даже в XX веке. Сейчас, на ваш взгляд, какие стоят вызовы перед нами? В чем мы, христиане, трусливы?
Надо иметь силы заявить о себе как христианине. Но этого мало – надо за эти слова отвечать
– Мы трусливы быть самими собой. Вот вы приводили в пример гуру… Да, одежда, мода… Мы подстраиваемся под этот мир: все так – и я так. Вот у всех корпоратив – и я пойду на корпоратив, хотя он Великим постом или под Рождество. Надо иметь силы заявить о себе, что я христианин. Но этого мало – надо за эти слова отвечать.
Вот самая большая трусость в наше время: мы не позиционируем себя как христиане. Потому что, с одной стороны, нам стыдно. Ведь нам тут же скажут: «А какая же ты христианка? Какой же ты христианин?» – потому что мы поступаем не так, как должен поступать христианин. И мы не хотим порочить веру, потому не объявляем себя христианами: мы ведь самые худшие представители Православия. Из неблагорассудства думаем: пусть не догадываются. Но надо, чтобы догадывались, знали, видели, что поступаешь не так, подсказывали. Это, в конце концов, смелость признать свои недостатки.
– И признать то, что я трус…
– И что я трус, и что я не соответствую имени «христианин». Но со временем я начну к этому подтягиваться. Если так поступать, то другие скажут: слава Богу, хоть есть один нормальный человек, который в своих убеждениях стоит до конца. И это будет уже проповедь без проповеди. Без слов человек будет своими делами показывать, своим поведением, не только словами, которые произносит, но и тем, что не произносит, свидетельствовать о том, что он христианин. И это будет тоже смелость – позиционировать себя в этом мире христианином. Это большая смелость, никак не трусость.
Главная наша трусость в том, что мы себя не ведем по-христиански. Кто-то сказал: выходя из храма, женщина снимает платок и, к сожалению, с ним снимает с себя и христианство. Вот такого состояния быть не должно. Даже по внешнему поведению и по внутреннему нашему состоянию другие должны догадываться: это Божии люди.
– И с ними хорошо…
– Да. Это не значит, что должен быть какой-то эпатаж, нет. Без эпатажа. Но пусть наше христианство будет видно. Вера без дел мертва. Пусть о вере догадаются не потому, что мы говорим о вере, а потому, как мы поступаем, имея веру. И это будет самой убедительной проповедью. Потому что слова назидают, но только дела влекут.
– Чего же должен на самом деле бояться человек?
– Есть такая очень ценная мысль: не бойся никого, кроме Бога одного. Надо бояться того, чтобы ради нас не хулилось имя Божие, чтобы никто нам не сказал: какой же ты христианин или какая же ты христианка?! Вот этого надо больше всего бояться.
Чтобы наша вера не расходилась с нашей жизнью. Потому что когда это касается лично нас, это одно; а когда мы постоянно среди других людей, порой далеких от веры, то это будет для них очень большим соблазном. Сказано: один проповедник может сделать очень мало, чтобы привести людей к Богу, но один отступник может сделать очень много, отвратив людей от веры. Поэтому личный пример и христианские достоинства и смелое несение по жизни своего христианского имени – это очень большая ответственность, но этого не надо бояться, потому что мы дети Божии.
– Отец Мелхиседек, благодарим вас.