голубое небо и поле
Это всё моё родное..
Я узнал, что у меня
Есть огромная семья —
И тропинка, и лесок,
В поле каждый колосок!
Речка, небо голубое —
Это все моё, родное!
Это Родина моя!
Всех люблю на свете я!
(Владимир Натанович Орлов)
Где раздолье вешних далей,
Да земель родных приют.
Где слова любви звучали,
Песни птицы где поют.
В предрассветной дымке ранней
Где едва забрезжит свет,-
Все сбываются желанья,
Край где я душой поэт.
Может этой жизни сутью
Обретеньем вечных чувств,
Мир светлей, добрее будет,
И прекрасней будет пусть..
Россия, Русь душой воспета!
В ней дух сияет и растёт.
Той высшей волею завета
Земля вновь силу обретёт..
И этой вере нет предела,
Она в веках всегда жива.
Хранит так преданно и смело
Всю суть любви и естества..
Это всё душе родное
Глубиною чувств простых,
Что в себе никак не скрою
Думой вечной слов святых.
Ничего прекрасней нету
Чувства страстного поэта.
Я в душе своей не скрою-
Это всё моё родное.
Я вобрал в себя всё это,
Что теплом любви согрето.
Чувство доброе, земное,
Нам дано познать с тобою.
Видно так, что у меня
Вся страна моя родня,
И конечно без Кремля
Не прожить мне даже дня..
Ничего нету сердцу роднее
И от этого хочется жить
Здесь душой я и телом сильнее
Только эту мне землю любить!
Я узнал, что у меня
Есть тропинка, и лесок,
Как огромная семья —
В поле каждый колосок!
Это Родина моя!
Речка, небо голубое —
Наша русская земля!
Здесь на век мне всё родное!
Как мне землю не любить
Где душе моей отрада
Только здесь могу я жить
И другой земли не надо..
Мир событий мысль маня,
Изменяет вновь меня.
День и ночь, зима и лето,
Время суть как скорость света..
Новостей людских потоки,
Жизни вечные истоки..
Города, моря и реки,
Всё что связано навеки.
Мир вещей такой привычный,
Но по сути необычный.
В нём наверно всё возможно,
Что понять бывает сложно.
Человек видать не знает
Разум что его меняет.
От частиц и до планет
Всё меняет знаний свет.
Мы прикованы к экранам,
Нас влечёт мир этот странный.
Чтоб простую вещь понять,
Нужно всё на свете знать..
Широка страна моя родная,
Много в ней лесов, полей и рек!
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек.
Ты скажи за что мы любим землю,
Те края где русский дух живёт,
И не зря душа просторам внемлет,
Широтой окинув небосвод?.
Так всегда гордились наши деды
Красотой лесов, полей, и рек
Дух страны в веках не будет предан
Где свободой дышит человек.
Наши земли взглядом не окинуть,
Души наши силой не сломить.
Мы верны великому почину,
Что нас учит Родину любить.
С чего начинается Родина
Так сразу не просто понять.
Она ведь не дядина, тётина,
Она нам по сути как мать.
И странно порой что в неверии,
Ругаем родную страну..
Она заслужила доверие,
Пройдя сквозь огонь и войну!
Владимир Орлов — Я узнал, что у меня есть огромная семья: Стих
Первый вариант
Я узнал, что у меня
Есть огромная семья
И тропинка и лесок
В поле каждый колосок
Речка, небо голубое —
Это все мое родное
Это Родина моя,
Всех люблю на свете я!
Примечание: наиболее известное стихотворение, прозвучавшее в фильме «Брат-2».
Второй вариант
Я узнал, что у меня
Есть огромная родня:
И тропинка, и лесок,
В поле — каждый колосок,
Звери, птицы, и жуки,
Муравьи и мотыльки…
Всё, что рядышком со мною, —
Это всё моё родное!
Как же мне в краю родном
Не заботиться о нём!
Примечание: этот вариант был опубликован в журнале «Колобок» 1987 года, №10, стр. 10.
Читать похожие стихи:
Не плохо было бы нашим солдатам использовать этот стих на марше, во время тренировок. Воспитание это ого-го.
Спасибо, мы с братом за 3 минуты выучили и маме рассказали и она порадовалась.
А фильм действительно просто ОГОНЬ.
Стих хороший. Фильм де…мо.
Г…но ты. Фильм — огонь
Стих зачет и фильм зачет
Да фильм криминал. Но впереди будет жесть. И мои дети будут там жить после меня. Так что это пособие для хороших людей для выживания. Поверьте много пережил жизни и смерти. Теперь просто. Родина моя по любому это семья. А дальше как не странно. Все…
Очень душевно,глубоко. Душа просто поет.
2 последние строчки зачем вставили? они из фильма брат
Спасибо, что указали на это. Нашли журнал «Колобок» и дополнили другим вариантом. У этого стихотворения несколько вариаций. К сожалению, книгу за 1999 год, где также было опубликовано стихотворение мы не нашли.
Огромная база, сборники стихов известных русских и зарубежных поэтов классиков в Антологии РуСтих | Все стихи | Карта сайта
Родное
Я узнал, что у меня
Есть огромная семья —
И тропинка, и лесок,
В поле каждый колосок!
Речка, небо голубое —
Это все мое, родное!
Это Родина моя!
Всех люблю на свете я!
Владимир Натанович Орлов,
стихотворение «Родное»
Сильный поступок – отпустить человека, которого ты любишь. Будь то свобода или, возможно, чувства к другому человеку, но ты отпускаешь и даришь ему в том числе и свою любовь, заклятую в последнем слове «Люблю». Даришь безвозмездно, с цветами в красках пастельной живописи, с душой, неотрывно связанной только с Ним, тем, кто тронул за живое.
Ты всё ещё сжимаешь кулак, сдавливаешь эмоции прессом мускулатуры, разжимаешь, а она такая маленькая и крошечная эта крупица, проросшее зёрнышко в ладошке. А что делать? Не прижилось.
Любое живое существо на планете охотится, строит мосты, гнёзда, дома, семьи, стаи, целью которых является одно стремление. Стремление – защищать, оберегать, хранить.
Но… Есть и будет всегда один маленький союз «но», возникающий от обстоятельств окружающего мира. Дабы не нарушить гармонию, мораль и права, а в человеческом мире эти факторы играют значительную роль, кто-то всегда жертвует собой. Одна из двух или трёх величин проигрывает.
Наш мир взаимозаменяемый, оттуда и параллель гармонии с ним. Природный характер не предугадать, как и человеческий. С утра небо чистое, ни одно облака, вечером гроза, дождь и ураган. То же самое с нами: меняемся на глазах, единственное, мы можем скрывать своё настроение, чувства и намерения независимо от погодных условий. В связи с этим закрываем глаза в самый важный момент жизни и слепо, безнравственно действуем. Попал – не попал! Срастётся!
Голубое поле под голубыми небесами
Произведения В. П. Астафьева (1924—2001) наполнены тревогой за судьбу родной страны, переживающей период «всяческих преобразований и великих строек, исказивших лик святой Руси, превративших ее в угрюмую морду, покрытую паршой всяческих отходов, блевотиной грязной плесени и ядовитыми лишаями»; за человека, утрачивающего человеческое лицо, совесть, достоинство. Автор призывает остановиться, вглядеться в свое лицо: куда уведет этот путь? Не от самого ли себя? А ведь счастье – в честности и верности своим принципам, в простых человеческих радостях, умении любить.
Оглавление
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Голубое поле под голубыми небесами предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Льняное поле в цвету
Голубое поле под голубым небом.
Закрою глаза — и вот оно явственно передо мною. Слабенькая с виду зелень, отраженная от другой, более буйной, напористой растительности. Тишина поля открыта доверчивому сердцу. Древняя во всем покорность жизни царствует здесь — солнцу, свету небесному, от которого набирается поле скромного, домашнего и тоже доверчиво-тихого цвета. Но эта ненадоедная однотонность, однообразность и уединенность его кажущаяся, застенчивость вкрадчивая. Уже в близком отдалении поле разливается в мглисто-небесную ширь, чем далее к горизонту, тем яснее сияющую, и уже не понять: где поле, где небо — живая, все в свою глубь погружающая синь.
Льняное поле в цвету словно бы вслушивается в себя, бережно, как бы даже чуть тайно наливает свои слабые на вид стебельки ситцевым дождевым крапом, и неназойливая, но непоборимая уверенность присутствует в поле и над полем — никто не сможет облететь его, пройти мимо, всяк задержится на нем взглядом, приостановит шаг, залюбуется им, помягчает сердцем, пожалеет о чем-то прошедшем и решит, что не все еще в жизни утрачено, раз есть на земле эта, всем доступная, обнадеживающая красота. Над цветущим полем льна даже пчелы и шмели смиреют, летают неторопливо, долго усаживаются на гибкий стебелек, сосредоточенно прицеливаются к цветку и, нашарив его бледную, лучистую сердцевину, замирают в сладкой дреме. Жаворонок выберет минуту, освободится от семейных хлопот, взовьется в небо и звенит над полем, сзывает всех сущих и зрящих подивиться на него; стремительный ястреб, высмотрев в гущах льна мышку, падет вдруг сверху, и дрогнет поле от его вихревых крыльев, катится по нему голубая волна, разымаясь пашенным пластом до самого межника; от струящегося из впадин прохладного воздуха ходят беззвучные молнии по льну, брызгами осыпая подножье стеблей, и стоят льны по колено в синей, раскрошенной воде.
Короткой летней ночью объявится на небе всеми забытая луна, и тогда идет к ней от поля голубое свечение, и остановятся, замрут сами в себе ночное небо, ночная луна, оберегая мир поднебесный от волнений и тревог, и это робкое, тайно сияющее поле оберегая.
Уймись и ты, тревожный человек, успокойся, мятущаяся душа. Слушай! Внимай! Любуйся! В мире царствует благодать. Поверь в незыблемость и вечность его. И не говори никаких слов. Не плачь, не стенай — сон и покой кругом.
Голубое небо и поле
Льняное поле в цвету
Голубое поле под голубым небом.
Закрою глаза — и вот оно явственно передо мною. Слабенькая с виду зелень, отраженная от другой, более буйной, напористой растительности. Тишина поля открыта доверчивому сердцу. Древняя во всем покорность жизни царствует здесь — солнцу, свету небесному, от которого набирается поле скромного, домашнего и тоже доверчиво-тихого цвета. Но эта ненадоедная однотонность, однообразность и уединенность его кажущаяся, застенчивость вкрадчивая. Уже в близком отдалении поле разливается в мглисто-небесную ширь, чем далее к горизонту, тем яснее сияющую, и уже не понять: где поле, где небо — живая, все в свою глубь погружающая синь.
Льняное поле в цвету словно бы вслушивается в себя, бережно, как бы даже чуть тайно наливает свои слабые на вид стебельки ситцевым дождевым крапом, и неназойливая, но непоборимая уверенность присутствует в поле и над полем — никто не сможет облететь его, пройти мимо, всяк задержится на нем взглядом, приостановит шаг, залюбуется им, помягчает сердцем, пожалеет о чем-то прошедшем и решит, что не все еще в жизни утрачено, раз есть на земле эта, всем доступная, обнадеживающая красота. Над цветущим полем льна даже пчелы и шмели смиреют, летают неторопливо, долго усаживаются на гибкий стебелек, сосредоточенно прицеливаются к цветку и, нашарив его бледную, лучистую сердцевину, замирают в сладкой дреме. Жаворонок выберет минуту, освободится от семейных хлопот, взовьется в небо и звенит над полем, сзывает всех сущих и зрящих подивиться на него; стремительный ястреб, высмотрев в гущах льна мышку, падет вдруг сверху, и дрогнет поле от его вихревых крыльев, катится по нему голубая волна, разымаясь пашенным пластом до самого межника; от струящегося из впадин прохладного воздуха ходят беззвучные молнии по льну, брызгами осыпая подножье стеблей, и стоят льны по колено в синей, раскрошенной воде.
Короткой летней ночью объявится на небе всеми забытая луна, и тогда идет к ней от поля голубое свечение, и остановятся, замрут сами в себе ночное небо, ночная луна, оберегая мир поднебесный от волнений и тревог, и это робкое, тайно сияющее поле оберегая.
Уймись и ты, тревожный человек, успокойся, мятущаяся душа. Слушай! Внимай! Любуйся! В мире царствует благодать. Поверь в незыблемость и вечность его. И не говори никаких слов. Не плачь, не стенай — сон и покой кругом.
Тихое-тихое поле. Дивная даль. Россия.
Льняное поле в конце лета
Но потускнели пашни. Унялось и остыло небо. Посерело с окраин. Льняное поле поспело, стебли сникли, мелкими птичьими глазками смотрятся в землю. Слитный шорох катится по полю. Черствая, издержанная земля к полудню нагреется от скупого уже, но в зените все еще знойного солнца, и тогда сыпкая, едва слышная звень разносится по округе. Рдеет теплая пыль над вызревшим льном, в каждой капельке круглого, медного шеркунца бьется звонкое семечко. И когда в ночи остынет и отмякнет под студеной росой старчески сморщенная земля, травы и последние цветки, еще живые в корешках, дружно отвернутся от студеной речки к спелому льняному полю, над которым почти до рассвета ходят волны печного, сытого тепла, реют сны пашенного успокоения.
Идешь вдоль поля, невольно протягиваешь руку, греешь ладонь на теплом льне. Вдруг с грохотом, мохнато махая крыльями, выбивая семя из коробочек, взовьются над полем и разлетятся в разные стороны дикие голуби. Следом за ними тяжело разбежится и, разрывая золотистое поле льна, взлетит глухарь, напуганный шумом.
Долетев до межевой каменной гряды — дальше не может, ожирел от обильного корма, — птичий великан, угромоздившись средь малинника и отсохшего кипрея, хмуро оглядится вокруг — откуда опасность? Кто помешал ему подбирать и склевывать с земли такие вкусные зерна? Смежный камень, как загнета в давно протопленной русской печи, чуть еще тепел, и, оглядывая из-под бурой брови окрестности, глухарь сморенно оседает на брюхо, льнет пером к теплу, сыто задремывает на камне.
Пойдешь за малиной или по смородину к речке, глухарь недвижен и незаметен, что камень, на котором он угрелся и приютился. Сойдешься вплотную, он так загромыхает крыльями, что невольно вздрогнешь, сердце подпрыгнет в груди. Но, поняв напрасную причину страха, уж просто так, для облегчения, выдохнешь: «А чтоб тебе пусто было!» — и проводишь птицу взглядом до леса. Влетев в ровный осинник, сронив ворохи листьев, грузная птица долго, вроде бы неуклюже громоздится на дереве, потом что-то на себе шевелит клювом, поправляет какое-то перо и, успокоившись, смотрит сверху на привычную землю, на дальние леса с токовищем в сосновом бору, на желтое поле, залитое расплавленным золотом.
Обложенное с четырех сторон грядами давно убранных, мшелых, растрескавшихся камней, поле, полное шорохов и звона, с непременной дорогой посередке и мутной водой в колдобинах, живет своей вечной, неизменной жизнью. И облик этой вечности наполняет древнюю птицу чувством покоя и уверенности в том, что они неразделимы: земля и поле, птица и лес, небо и свет небесный.
Льняное поле в осеннюю пору
Но что это там, за полем, вдали? Какое движение на дороге? Что за гам и шум?
Люди. Приехали из райгородка убирать лен. «Ахти мне!» — если б умел, воскликнул бы глухарь, увидев автобус, возникший из вороха пыли, и на всякий случай рванул в густые ельники.
Школьники старших классов и студенты текстильного техникума, увидев торопливо отлетающую в укрытие темную птицу, закричали:
— Реликт! — сказала учительница старших классов и попробовала занимательно поведать своим учащимся о птице каменного века — глухаре. Но тут не школа, не класс, тут воля. Парни и девчата не стали слушать учительницу, включили транзисторы и сперва, танцуя или борясь, потоптались по льну, затем полежали на меже в обнимку, после чего в обнимку же вошли в лен, местами уже полегший, спутанный, чернеющий проволочно-крепкими стеблями, с вершинок которых сыпались круглые коробочки и выранивали из пересохшего нутра сердечки семян.
Там, где лен не полег, он ровно клонился от спелой тяжести. Казалось, кто-то причесал поле и оно уже отмолилось и приготовилось к кончине.
Вид поля являл собою полное согласие с тем, что взошло, отцвело, созрело растение, пора ему на покой, в сушку, в мялку, в расческу и куделею на прялку. Потом ниткой в клубок, с клубка на ткацкий станок, а там уж чего швеи-мастерицы решат: рубахой ли быть льну, в онучах ли износиться, полотном ли отбеленным сделаться и вышитыми петухами украситься, может, половичком под ноги молодых постелиться, саваном укрыть жницу иль швею, может…