дача сталина в успенском
Дача сталина в успенском
Взгляд в историю: Дальняя дача Сталина в Одинцовском районе
Вблизи Усово, на высоком берегу Медвенки, неподалеку от ее впадения в Москву-реку, находится деревня Калчуга (в разные времена – Пустошь, Петрушкино, Колчуга), возникшая на месте выселок из Усова. По одной версии, название деревни Калчуга произошло от искаженного «кольчуга» – в далекие времена в этом селе жили мастера-кольчужники, по другой – деревню назвали по имени протекавшей тут некогда речки Кольчуги и название ее происходит от колчи — кочка, кочковатое болото, бугристая поверхность. Деревня известна с начала XIX века как выселки села Узкое, принадлежала сёстрам Вельяминовым. В то время там проживало 32 души мужского и 36 женского пола.
Участок, где позже возникла усадьба Зубалово, находящаяся в деревне Калчуга, в исторических документах известен с 1806 года, когда владелец деревни Усово гвардии капитан Дмитрий Михайлович Лассенгефнер продал его графу Николаю Ивановичу Салтыкову. В 1852 году здесь было две усадьбы: первая ― калежского ассесора Абрама Петровича Хвощинского (22 человека крепостных), и вторая ― Анны Дмитриевны Зандгален, построившей в усадьбе химический завод, выпускавший глауберову соль и селитру.
В 1857 году она продала 8 десятин здешней земли крестьянам Щавелеву из Барвихи и Кондратьеву из Луцкого (их потомки живут и сейчас в Барвихе и Жуковке). В давние времена в Калчуге Кондратьев и Щавелев пытались развить начатое семейством Зандгален производство удобрений, но из этого ничего не вышло.
В 1892 году они были вынуждены продать свою землю, прилегающую к деревне Калчуга, бакинскому нефтепромышленнику-миллионеру Льву (Левану) Константиновичу Зубалову (Зубалашвили), который здесь, на высоком холме, по обе стороны живописного урочища Медвенки, в конце 1890-х – начале 1900-х годов построил четыре дома – для себя, отца, брата и дяди. Проектировали их в псевдоготическом стиле архитекторы Н.Н. Чернецов и П.С. Бойцов. В этом же стиле выдержаны и хозяйственные постройки. Усадьбы в Калчуге были обнесены каменной оградой. Зубаловы хорошо знали Барвихинский край – здесь жили их родственники Майендорфы и Трапезниковы. Вместе с Майендорфами они владели лесопилкой в Усове. Зубаловы стали прихожанами усовской Спасской церкви и щедро ей помогали.
Когда-то десятикилометровое Красногорское шоссе называлось Зубаловским, и местные старожилы охотно рассказывали, что его еще до революции проложили меценаты Зубаловы, состоявшие в родстве с баронами Мейендорфами из Барвихи. Князь Кирилл Голицын в своих записках, изданных в 1997 году, пишет о Зубалово: «Увидел я загородное владение миллионера-нефтяника издали в 1923 году. Случилось это так. Примерно через месяц после смерти моей матери, в июне 1923 года, нас с отцом потянуло к родным в Москву, так как в Петрограде никого из близких уже не осталось. В Москве никого не застали — Голицыны были на даче, которую сняли в селе Знаменском, расположенном на правом берегу Москва-реки напротив родового голицынского Петровского. Станция Усово помещалась тогда в старом товарном вагоне без колес, одиноко стоявшем возле путей.
Там перед отправлением поезда продавались билеты. А приехавшему в Знаменское предстояла от Усова прогулка пешком — около трех километров. Однако здесь, между станцией Усово и Знаменским, с дореволюционных времен стояла усадьба Зубалова, которую он укрепил не хуже, а может быть, и лучше своего московского дома. И эти укрепления сыграли свою роль в истории владения. Именно благодаря мощной стене, железным воротам и «персональной» железной дороге «Зубалово» в советское время стало одной из первых «высоких резиденций».
После Октябрьской революции усадьба стояла без пригляда, пока на лето 1924 года сюда не приехал с женой Ф. Э. Джержинский. Дзержинскому место понравилось, и по его инициативе здесь создали образцовый совхоз Горки-2 для снабжения госаппарата сельскохозяйственными продуктами. Постепенно сюда переместились на летний отдых, а после и на постоянное жительство И. В. Сталин, К. Е. Ворошилов, Н. И. Бухарин, А. И. Микоян и другие. И. Сталин перебрался отсюда в 1932 году на кунцевскую дачу после самоубийства жены Надежды Аллилуевой.
В книге «Двадцать писем к другу» Светлана Аллилуева вспоминает: «Солнечный дом, в котором прошло мое детство, принадлежал раньше младшему Зубалову,нефтепромышленнику из Батума. Анастас Микоян с семьей и детьми, Ворошилов и несколько семей старых большевиков разместились в Зубалове-2, а отец с мамой ― в Зубалове-4, неподалеку, где дом был меньше. Осенью 1941 года было взорвано наше дорогое Зубалово, так как ждали, что вот-вот подойдут немцы. Мы поселились во флигеле». Это о Зубалове-4. А Зубалово-2, где жил Микоян летом 1963 года, ещё сохранялось.
Племянник жены Сталина В. Ф. Аллилуев вспоминает: «В предвоенные годы Светлана жила в Зубалове со своей няней Александрой Андреевной Бычковой, там же жили дед (С. Я. Аллилуев), бабушка (О. Е. Аллилуева)… Одна из комнат на первом этаже дома была особенно светлой, так как её стена, выходящая в сад, была стеклянной… В комнате было множество занятных вещей — поделки замысловатые, инструмент и главное — верстак, установленный вдоль стеклянной стены. Дед любил эту комнату и проводил в ней все время, он вечно что-то мастерил, строгал. Писал он здесь и свои воспоминания „Пройденный путь“…».
В другой зубаловской усадьбе, так называемой Зубалово-4, на левобережье Медвенки с 1919 по 1932 год, до самоубийства жены, жил И.В. Сталин с семьей. Главный въезд в усадьбу был со стороны Знаменской дороги (современного Красногорского шоссе), которая соединяла Одинцово с селом Знаменским. Дорога шла через глухой девственный лес, тот, что остался и сейчас. На пути встречалась только одна деревня – Лайково, она была в полутора километрах от усадьбы. Дорога и местность вокруг очень живописны.
Спуск к Зубалову больше напоминает горный серпантин. Особенно красив этот спуск ранней весной, когда тает снег и по обочинам возникает множество маленьких водопадов. Красива дорога и в начале мая, когда по берегам Медвенки цветет черемуха. Красоту этому месту придает и популярный родник. Невозможно понять, что за таинственная жизнь идет сейчас за зловещей, поросшей седым мхом стеной. За ней видны только вековые ели. Даже птиц не слышно в этом малопривлекательном месте, где таились от глаз людских победившие вожди революции. Зубаловы когда-то укрывались в этой усадьбе от экспроприаторов, а сами экспроприаторы по достоинству оценили крепость, возведенную под Москвой их классовым врагом.
Как начиналась Рублёвка
Адрес главы государства: Зубалово — «дальняя» дача Сталина
Запад Подмосковья издавна славился живописными ландшафтами, вдохновлявшими русских зодчих на великие творения. Сколько храмов, усадеб, дворцово-парковых ансамблей было здесь создано за минувшие столетия. Не остались без внимания эти «остатки царской роскоши» и после Октябрьской революции. В бывших усадьбах вдоль Москвы-реки, Старой Смоленской дороги и близ Звенигорода разместились дачи, дома отдыха, санатории тех, кого привечала советская власть. Только вождь пролетариата оставался в имении «Горки» нынешнего Домодедовского района, остальные селились западнее столицы, где и сформировалась своеобразная «зона отдыха» советской, а впоследствии и российской элиты.
Жители Одинцовского района знают, что их земляками в разные годы были Сталин, Хрущев, Брежнев, Андропов, Черненко, Горбачев, Ельцин. Официальная загородная резиденция Президента Российской Федерации В. В. Путина также находится в нашем крае, невдалеке от села Усово. О нескольких адресах, по которым проживали главы нашего государства, мы расскажем в выпусках тематической страницы «Одинцовская земля».
Одним из первых руководителей страны Советов, обосновавшимся на Рублево-Успенском шоссе в 14-ти километрах от Кунцева, стал Иосиф Виссарионович Сталин, избранный в 1922 году Генеральным секретарем ЦК ВКП(б). Он занял госдачу «Зубалово-4» — не самую большую из зубаловских замков: два этажа, 12 комнат, около 500 квадратных метров площади.
История «Зубалова» (название это никогда не принадлежало какому-либо из населенных пунктов района) начинается в середине XIX века. Когда-то здесь находились две усадьбы: коллежского асессора Абрама Хвощинского и Анны Задгален, устроившей тут химический завод. Затем этот участок земли купили крестьяне соседней деревни Барвиха Щавелев и Кондратьев, а в 1892 году его хозяином стал бакинский нефтепромышленник Л. К. Зубалов. Последний был психически болен и страдал манией величия, поэтому возвел на купленной земле несколько зданий, схожих по архитектуре со средневековыми замками, а всю территорию обнес кирпичной стеной с башенками. С тех пор усадьба стала именоваться «зубаловской».
А на противоположном от Зубалова берегу Москвы-реки расположилось имение Петровское (ныне — Петрово-Дальнее), принадлежавшее князьям Голицыным. Последним его владельцем был князь А. В. Голицын, родившийся в 1876 году. После окончания медицинского факультета Московского университета в 1901-м, он совершенствовался в качестве хирурга в Старо-Екатерининской больнице в Москве, а впоследствии практиковал в Петровском имении, устроил там амбулаторию, приют для неизлечимых больных, церковно-приходскую школу и богадельню.
Во время Первой мировой войны доктор Голицын, состоявший членом постоянной врачебной комиссии при Московском губернаторском комитете всероссийского земского союза помощи больным и раненым воинам, стал главным хирургом лазарета, размещавшегося в имении «Зубалово». По рассказам современников, в лазарете царили чистота и порядок. Голицын настаивал, чтобы не только военные, но и простые крестьяне обращались к нему за врачебной помощью, не стесняясь, в любой момент. И помогал им бесплатно.
После революции 1917 года «Зубалово» недолго оставалось бесхозным. По свидетельству историка А. Латышева, В. И. Ленин дал секретное указание соорудить здесь для него и для других высших руководителей страны персональные дачи, а “рядом совхоз поставить на ноги” для поставки свежих продуктов.
В мае 1922 года Ленин писал Сталину: “Не пора ли основать 1-2 образцовых санатория не ближе 60 верст от Москвы? Потратить на это золото; тратим же и будем тратить на неизбежные поездки в Германию. Но образцовыми считать лишь те, где доказана возможность иметь врачей и администрацию пунктуально строгих, а не обычных советских растяп и разгильдяев.
P.S. Секретно. В Зубалово, где устроили дачи Вам, Каменеву и Дзержинскому, а рядом устроят мне к осени, надо добиться починки жел-ветки к осени и полной регулярности движения автодрезин. Тогда возможно быстрое и конспиративное и дешевое сообщение круглый год”.
Вскоре на дальних и ближних подступах к Москве были построены не один-два, а несколько санаториев для разраставшейся всевозможной номенклатуры и ее семейств. Происходило все это в условиях жесточайшего голода и разрухи, царившей в стране. «Совхоз», кстати, организовали уже в 1924 году. Это было подсобное хозяйство ОГПУ «Горки-2», сформированное по личному указанию Ф. Э. Дзержинского на базе бывшего имения Трапезникова, снабжавшее партийные дачи яйцами, молоком, мясом и овощами. «Под крылом» ОГПУ-МГБ-КГБ это хозяйство находилось еще долгое время.
Кроме Сталина, там проживали родственники его первой жены Екатерины Сванидзе, родители второй жены Надежды Аллилуевой. В своей книге «Двадцать писем к другу» дочь Сталина Светлана Аллилуева вспоминает о тех днях: «Как-то раз — это была редкость — мама провела целый день с нами в Зубалове; должно быть, нужно было заменить учительницу. Она что-то убирала, что-то шила, что-то обсуждала с няней, проверяла мои тетрадки. Сентиментального сюсюканья с детьми она терпеть не могла, но зато, когда у нас в Зубалове делали детскую спортивную площадку, то уж она сама выдумывала, как ее интереснее устроить. И “Робинзоновский домик” на деревьях, наверное, возник не без ее участия. Она любила фотографировать и хорошо это делала. Все наши семейные фотографии в Зубалове и в Сочи сделаны ею. Она снимала детей, природу вокруг, сам дом. Благодаря ей остались фотографии нашего дома в Зубалове»… Особенно Светлана вспоминала об одном из фотоснимков: «Мама опять в шали на плечах, за столиком в Зубалове — это домашнее фото было увеличено после ее смерти по желанию отца. И большие увеличенные фотографии были развешаны по всем комнатам нашей новой квартиры в Кремле».
После трагической смерти жены в 1932 году Сталин практически перестал видеться с детьми, которые жили в «Зубалово» под присмотром экономки Каролины Тиль. Начальнику своей личной охраны Николаю Власику он отдал распоряжение ежедневно докладывать о поведении детей. Власик отнесся к приказу с рвением — поручил надзор коменданту зубаловской дачи Сергею Ефремову. Тот составлял подробные отчеты, докладывал о малейшей провинности. Василий (Сталин) очень быстро усвоил и перенял эту манеру общения. Вскоре он тоже строчил записки начальнику охраны и отцу. «Товарищ Власик! Вы доложили отцу, что я довел вчера Пупка (так Сталин называл дочь Светлану) до слез. Этого не было. Товарищ Ефимов ввел вас в заблуждение».
Иногда, уже после 1932 года, кремлевский вождь приглашал в «Зубалово» родственников покойной жены. Вот как об этом вспоминала Кира Павловна Аллилуева, племянница Сталина, осужденная позже тройкой Особого совещания на пять лет лагерей: «Мы жили в одном доме, и я видела Сталина каждый день. Там, на втором этаже, они все по ночам и заседали. Иногда звонил: “Павел, приходите с Кирой на шашлыки”. И сам хлопотал у мангала. Однажды мы сидели в саду: я, папа и Сталин. Я при пионерском галстуке, перед нами три рюмки, Сталин разливает коньяк: “Ну что, выпьем?” — “Иосиф Виссарионович, я же пионерка!” — “Так ты за меня не выпьешь?” — “Я пионерка”. — “Ну и черт с тобой. Не пей. Молодец”. Он обиделся».
Соседом Сталина по госдаче был Анастас Иванович Микоян, занимавший замок «Зубалово-2», в котором отдыхал вплоть до 1965 года, пока не оставил пост председателя Президиума Верховного Совета СССР. Этот замок, в отличие от сталинского, был больше площадью, с мраморными статуями, привезенными прежними хозяевами из Италии, старинными гобеленами, разноцветными витражами.
Завязывались в «Зубалове» и романы. Летом 1934 года сюда была приглашена семья секретаря Горьковского райкома партии Андрея Жданова. Его сыну Юрию шел 15-й год, а Светлане Аллилуевой было всего восемь. Долгое время после зубаловского знакомства они не виделись, а в 1948 году встретились на вечеринке у балерины Ольги Лепешинской. К тому времени, после развода с Григорием Морозовым, Светлана осталась с трехлетним сыном Осей, а Юрий Жданов был холостым демобилизованным майором, ассистентом МГУ. Позже он вспоминал: «По поводу нашего брака много было всякой клеветы: вот, мол, породнились две династии партийных правителей! Но мой отец к тому времени уже умер. На самом деле все было и проще, и сложнее, чем пишут. Я любил ее, поэтому и женился».
В октябре 1941 года «дальнюю» дачу Сталина, как называли «Зубалово», (ближняя была в Кунцеве, недалеко от Поклонной горы), по слухам, взорвали. Однако она и по сей день стоит за четырехметровой красной кирпичной стеной на Рублево-Успенском шоссе. Жители близлежащих домов говорят, что по сталинской дорожке уже в наши дни гуляли работники российской генпрокуратуры, а сегодня здесь чаще видят бойцов в форме кремлевского полка. Жизнь продолжается и, возможно, история этой усадьбы раскроет нашим потомкам новые тайны.
Глава 6 ДАЛЬНЯЯ ДАЧА СТАЛИНА
ДАЛЬНЯЯ ДАЧА СТАЛИНА
Тот край, что прозван дивным,
Хорош в наряде зимнем
И лета в изумрудной полосе.
Есть в имени Зубалов
И шарм парижских залов,
И шелест Красногорского шоссе.
Если провести прямую линию от Петрова-Дальнего на юго-восток, то линия эта пересечет Москву-реку и всего лишь в трех с половиной километрах от Петрова-Дальнего упрется в Рублево-Успенское шоссе. Здесь, на берегах речки Медвенки, дорожным указателем отмечена деревня Калчуга. В далекие-далекие времена селились тут мастера-кольчужники, выделывавшие кольчуги — этот своеобразный аналог современного бронежилета, служивший безопасности наших предков-воинов. От несколько искаженного слова «кольчуга» произошло дошедшее до нас имя деревни Калчуга.
У Даля это слово объясняется следующим образом: «Кольчуга — броня, кольчатая рубаха, доспех из мелких колец, сеткою; каждое стальное колечко бывает на заклепке, отчего место это походит на змеиную головку. Кольчугой зовут иногда также кожаный кафтанчик, с зашитою в нем охранною молитвою или заговором». В Калчуге жили творцы кольчуг обоих видов. Как видим, сделать кольчугу с сотнями стальных колечек — задача весьма непростая, и труд кольчужника высоко ценился в народе. Кольчужником именовали также и воина в кольчуге, выступавшего в этом снаряжении для защиты отечества на поле брани. Рубашка из металлических колец спасала и от вражеской стрелы, и от удара мечом.
Пушкин вспоминает кольчугу в своих стихах:
Но клики раздались. идут в дали туманной! —
Звучат кольчуги и мечи.
(«Воспоминания в Царском Селе»)
Вплотную к деревне Калчуге примыкает великолепная усадьба Зубалово, расположенная на гористом правом берегу речки Медвенки. Думаю, поэтичное название речки происходит от обилия медвяных трав по ее берегам. А название Зубалово идет от известных нефтепромышленников и благотворителей Зубаловых, отстроивших имение и поселившихся здесь на рубеже XIX–XX веков. Имение это можно сравнить со сказочной крепостью, каким-то чудом оказавшейся на берегу речки Медвенки. Ныне каждый проезжающий деревню Калчугу по Рублево-Успенскому шоссе, двигаясь в сторону области, видит слева от дороги красивую ступенчатую ограду из старого кирпича с башенками, крытыми черепицей. Это и есть ограда имения Зубалово, ограда, которой в 2011 году исполнилось ровно 100 лет. Из-за нее выглядывают остроконечные кровли строений, напоминающие крыши старых замков.
Впрочем, вполне вероятно, что название деревни Калчуга, так же как название соседней деревни Жуковки, произошло от имени протекавшей тут некогда речки. А тот факт, что была тут наряду с Медвенкой речка Кольчуга, зафиксирован в известной книге А.Н. Греча «Венок усадьбам»: «…от дворца в Усове мы прошли пешком к Москве-реке и, переправившись через речку Кольчугу, пошли берегом Москвы-реки по направлению к Петровскому, отстоящему от Усова в расстоянии около 4 верст…» Речка эта сейчас значительно обмелела, заросла травой, даже в устье превратившись в ручей. Но вокруг каждой травинки течение воды образует правильное колечко. Множественность этих колечек при взгляде на водную гладь в самом деле порождает впечатление серебристой кольчуги.
Как это принято говорить теперь, недвижимость в имении Зубалово — и здания, и гаражи, и водонапорную башню, и, наконец, саму ограду — проектировал и строил известный московский зодчий Николай Николаевич Чернецов (1874–1944). Хотя в паспортах некоторых домов стоит дата 1890 год, что позволяет сделать вывод о том, что хозяин поселился в своем загородном владении еще до построек Чернецова. Мне эти места хорошо знакомы, поскольку и детство и отрочество мои прошли в подмосковном поселке Одинцово, ныне превращенном в современный город и районный центр.
Кажется, что совсем еще недавно Одинцово было пристанционным поселком, прилегающим к одноименной железнодорожной станции. Двухэтажное здание было тут большой редкостью — в основном были «дачки-садочки». Улица с названием Красная Горка, на которой мы жили, шла вдоль одной стороны шоссейной дороги, а по другую ее сторону поднималась дубовая роща. Шоссе так и называется по названию улицы — Красногорское. Длина его ровно 10 километров, и идет оно от станции Одинцово до Рублевки и далее к селу Знаменскому на берегу Москвы-реки. Я с удовольствием преодолевал этот путь на велосипеде, и мне особенно нравился срединный участок дороги, когда шоссе резко уходило вниз, к Решетникову пруду, и можно было перестать вращать педали и мчаться навстречу ветру.
Все одинцовские жители в ту пору по старинке именовали Красногорское шоссе Зубаловским, а на мои расспросы, откуда такое название, разъясняли, что были-де до революции здесь хозяева по фамилии Зубаловы (правильно — Зубалашвили) и что именно они проложили эту шоссейную дорогу. Но отвлечемся на время от Зубаловского шоссе в Одинцове, чтобы продолжить историю этой славной фамилии теперь уже в нашей столице.
Есть в Москве близ метро «Красные Ворота» замечательный квартал между Хоромным тупиком и Садовой-Черногрязской улицей. Еще одной своей стороной квартал примыкает к Юсуповскому дворцу, что в Большом Харитоньевском переулке. Все это пространство уже многие годы принадлежит Всероссийскому научно-исследовательскому институту электромеханики (ВНИИЭМ). Здания, которыми застроено пространство, каждое по-своему интересны. Мне не однажды приходилось здесь бывать и по долгу службы, как доктору технических наук, и в качестве председателя московского Юсупово-Княжеского благотворительного фонда. В одном из этих зданий ВНИИЭМ, украшенном Юсуповским гербом, прежде размещались княжеские конюшни, а ныне разрабатываются самые современные геофизические ракеты. Разрабатывают их здесь, а делают в Истре.
Историческим по праву можно назвать здание, стоящее тут же, поблизости, и относящееся к XVIII веку. Это был дом известной Авдотьи Петровны Елагиной, матери славянофилов братьев Киреевских. A.C. Пушкин был частым посетителем ее литературного салона, собиравшегося именно в этом доме. Современник свидетельствует: «Ее салон был средоточием и сборным местом всей русской интеллигенции, всего, что было… самого просвещенного, литературно и научно образованного».
И наконец, главное наше внимание, в связи с темой моего рассказа, мы обратим на находящийся здесь же роскошный особняк по Садовой-Черногрязской, № 6. Его построил архитектор Николай Михайлович Вишневецкий в 1884 году для старшего сына железнодорожного магната Павла Николаевича фон Дервиза Сергея Павловича. На фасаде дворца красуется вензель из букв S и D — Сергей фон Дервиз. Работу над интерьерами дворца проводил в 1890 году выдающийся архитектор, мэтр московского модерна Ф.О. Шехтель (1859–1926). По некоторым данным, он же занимался интерьерами и в подмосковном Зубалове.
В 1904 году происходит знаковое событие: С.П. фон Дервиз уезжает в Ниццу и продает свой особняк у Красных Ворот нефтяному мультимиллионеру Льву (Левану) Константиновичу Зубалову (Зубалашвили). И если и при фон Дервизах особняк блистал своей парадной лестницей, роскошными покоями и художественно отделанными каминами и светильниками, то при Зубаловых роскошь преумножилась стократно. Теперь это имя стояло первым не только в списках московских богачей, но и в списках московских благотворителей. А их дом у Красных Ворот москвичи называли «Царством красоты», хотя после трагических событий 1905 года он был надежно укрыт глухой высокой оградой от посторонних глаз. Но в 1918 году жена Зубалова Ольга Ивановна передает этот особняк в дар Румянцевскому музею и там открылся его филиал. В 1920 году в здании размещается особое техническое бюро ВСНХ (Высший совет народного хозяйства), а позднее НИИ-20. В сентябре 1941 года особняк был передан ВНИИЭМ, которым руководил академик А.Г. Иосифьян. Сейчас в роскошном особняке Дервиза — Зубалова за высоким забором находятся банк и какие-то не афиширующие своих названий организации, — словом, попасть туда практически невозможно, хотя номинально здание причислено к памятникам архитектуры, охраняемым государством.
Ряд исследователей видят в зубаловских стенах прообраз тех заборов, которые ограждают нынешние особняки на Рублевке. Разница, однако, существенная: для Зубаловых проектировали ограждения их дворцов выдающиеся мастера архитектуры, каковым являлся, например, H.H. Чернецов, и ограды эти до сей поры воспринимаются как прекрасные художественные творения, чего, естественно, не скажешь о нынешних высоченных глухих заборах.
Книгу о Зубаловых задумал написать грузинский автор В. Утургаури. Он назвал ее «Зубаловские миллионы», очевидно, по аналогии с известным романом писателя Д.Н. Мамина-Сибиряка «Приваловские миллионы». Отрывки из книги Утургаури разместил в Интернете в июне 2004 года. Я приведу оттуда некоторые сведения, присовокупив к ним собственные изыскания.
Список организаций, в пользу которых шли пожертвования благотворителей Зубаловых, включает сотни наименований. В числе адресных переводов значительных денежных средств видим Сербию, Черногорию и Болгарию, армянскую и грузинскую общины в Москве. В память о российских меценатах улица в Тбилиси носит имя братьев Зубалашвили. В этом списке их добрых дел видим и Императорское Техническое училище (ныне МГТУ им. Н.Э. Баумана), где были организованы Зубаловские стипендии для студентов, и Московский университет, в пользу которого организовано Общество пособий нуждающимся студентам. В том списке и находившийся рядом с московским домом Зубаловых храм Трех Святителей, где крестили М.Ю. Лермонтова и отпевали освободителя болгар знаменитого русского генерала М.Д. Скобелева. Не обошли своим вниманием Зубаловы и Князь-Владимирский монастырь, где покоятся князья Святополк-Четвертинские, хозяева соседнего с Калчугой села Успенского. Замечу кстати, что кроме Калчуги Зубаловы владели (и тоже на нынешней Рублевке) еще и селом Большое Сареево. Они состояли в родстве с коннозаводчиком Трапезниковым (Горки-2) и с баронами Мейендорфами (Барвиха).
После кончины Льва Константиновича Зубалова в 1914 году славное дело благотворительности продолжили его супруга и сыновья. Помощь оказывалась и лучшим парижским музеям, и раненым русским воинам. Денежная поддержка направлялась и вдовам умерших в госпитале солдат. Вот письмо вдовствующей Ольги Ивановны Зубаловой, адресованное князю Александру Владимировичу Голицыну, руководителю госпиталя, размещенного в период Первой мировой войны в имении Зубалово (см. рассказ о князе в предыдущей главе):
«2 мая 1915 года. Главному врачу Зубаловского Одинцовского госпиталя. Глубокоуважаемый Александр Владимирович! При сем посылаю меню обеда для раненых, принятого в нашем госпитале в Москве и одобренного покойным моим мужем. Прошу Вас согласно его желанию впредь по возможности придерживаться такового. Кроме того, считаю нужным напомнить, что покойный Лев Константинович неоднократно выказывал желание, чтобы деньги из пожертвованного им капитала расходовались не только на чисто лечение, но и другие нужды солдат, как-то одежду при выписке. Уважающая Вас О.И. Зубалова».
Нам известно и то, чем кормили раненых солдат в госпитале над речкой Медвенкой. Продукты поставлялись из лучших магазинов Москвы. Вот образец меню, составленного заботливой рукой Ольги Ивановны Зубаловой:
«Завтрак, обед, ужин. Котлеты с макаронами. Картофель с мясом. Яблочный мусс. Мясо с кашей. Щи свежие или кислые. Щи свежие с мясом. Крупеник. Котлеты с отварным картофелем. Рассольник с мясом. Котлеты с кашей. Печенка жареная. Горох с мясом. Борщ с мясом. Каша пшенная. Котлеты с рисом. Вермишель с мясом. Щи кислые с мясом. Чай и хлеб ржаной». Как видим, очень неплохой рацион.
Обосновавшийся в Париже Яков Константинович Зубалов немалую часть своих доходов с нефтепромыслов также тратил на благотворительность. Дары Якова Зубалова в виде шедевров живописи и скульптуры Лувру, Малому дворцу, Музею декоративного искусства и многим другим музеям и коллекциям Парижа насчитывают 581 произведение. Издательство Альбера Моранса с предисловием Гийома Жано выпустило подробный каталог под названием «Дар Жака Зубалова французским музеям». В одном из залов Лувра висит мраморная доска, на которой рядом с именами знаменитых и щедрых дарителей со всего мира значится имя Якова Константиновича Зубалова.
В 1897–1900 годах в Париже возвели Малый дворец (Petit Palaice) — выставочный павильон проходившей во французской столице в 1900 году Всемирной выставки. Малый дворец находится близ моста Александра III через Сену, и сейчас в нем располагается городской музей изящных искусств. Дары Якова Зубалова парижскому Малому дворцу, в их числе полотна знаменитых импрессионистов и античная скульптура, оказались столь весомыми, что один из потрясающих воображение залов дворца по справедливости именуется Зубаловским залом. Умер Яков Константинович Зубалов в 1941 году и похоронен на кладбище Неий-сюр-Сен.
Обращусь далее к «Запискам князя Кирилла Николаевича Голицына», изданным в Москве в 1997 году. «Записки» интересны воспоминаниями, относящимися к началу 20-х годов XX века, когда еще некоторые из князей Голицыных «не мешали» советской власти и могли относительно свободно перемещаться по родной земле. Вот что пишет о знакомых нам местах нынешней Рублевки князь Голицын:
«А теперь обратимся к загородному владению миллионера-нефтяника. Оно так и называлось — „Зубалово“. Увидел я его, правда, издали в 1923 году. Случилось это так. Примерно через месяц после смерти моей матери в июне 1923 года нас с отцом потянуло к родным в Москву, так как в Петрограде никого из близких уже не осталось. Недолго думая, мы собрались и поехали в Москву. В самом городе никого не застали — Голицыны были на даче. Они сняли ее в селе Знаменском, расположенном на правом берегу Москва-реки напротив родового голицынского Петровского (нынешнее Петрово-Дальнее. — Г.Б.).
До 1917 года попасть в Петровское можно было двумя путями: либо по Александровской железной дороге до станции Одинцово, либо по Виндавской — до станции Павшино. В 1923 году добраться до Знаменского можно было единственным путем — по Белорусской дороге до станции Немчиновка и далее по проложенной от этой станции ветке протяженностью в 14 километров до станции Усово. Состав из четырех пассажирских вагонов 3-го класса совершал по этой ветке редкие — один раз в сутки — челночные рейсы: Немчиновка — Усово— Немчиновка. Полагаю, что сейчас ветки этой не существует, а в начале 20-х годов на ней было даже две промежуточных остановки.
Станция Усово помещалась тогда в старом товарном вагоне без колес, одиноко стоявшем возле путей. Там перед отправлением поезда продавались билеты. А приехавшему в Знаменское предстояла от Усова прогулка пешком — около трех километров. Когда мы с отцом отправились в этот путь, то оказалось, что рельсы не заканчивались у вагона с билетами, а, минуя его, шли дальше — некоторое время рядом с дорогой в Знаменское, и примерно через полкилометра, повернув влево и пройдя еще 150–200 метров, упирались в наглухо закрытые сплошные железные ворота какой-то необычного вида усадьбы. Кирпичная арка ворот продолжалась в обе стороны высокими кирпичными же стенами, за которыми видны были деревья и самый верх причудливого здания с башенками, похожего на замок. Дальше дорога на Знаменское довольно долго тянулась вдоль этой высокой стены до того места, где стена поворачивала и под прямым углом уходила в глубь леса.
На усадьбах у помещиков иногда практиковалось сооружение оград, но в большинстве случаев их возводили в тех частях усадебной земли, которые граничили с проезжими дорогами. Иногда невысокими оградами отделяли постройки парадные от служебных, но даже в очень богатых поместьях, сколько я знаю, не обносили сплошной стеной участки леса или лугов. Вообще, русские помещики не имели обыкновения отгораживаться от крестьян.
Однако здесь, между станцией Усово и Знаменским, с дореволюционных времен стояла не просто усадьба — это было загородное владение Зубалова, которое он укрепил не хуже, а может быть, и лучше своего московского дома. И эти укрепления сыграли свою роль в истории владения. Именно благодаря мощной стене, железным воротам и „персональной“ железной дороге, „Зубалово“ в советское время стало одной из первых „высоких резиденций“…
В 30-х годах мы с семьей жили в Дорогомилове. К Большой Дорогомиловской улице с запада примыкало Можайское шоссе, а на востоке, минуя Бородинский мост и Смоленскую площадь, она вливалась в Арбат, пересекала Арбатскую площадь и через бывшую Знаменку достигала Кремля. Этим путем для поездок за город пользовался „великий“, „гениальный“ и „любимый“… Не лишенные юмора москвичи прозвали этот путь „Военно-грузинской дорогой“, а иные, пораженные обилием разного рода агентов, которые стояли и прохаживались здесь по тротуарам, дали ему и другое имя: „Шпикадилли“.
Не раз доводилось мне видеть здесь и главное „действо“ — проезд „самого“! В первый раз, помнится, он промчался мимо меня на „линкольне“ с борзой на радиаторе. Позади, едва поспевая, мчался наш первый газик, до отказа набитый охранниками. Впоследствии машины менялись: „линкольн“ сменился „паккардом“, а газик — ЗИСом-101. Иногда уличное движение препятствовало „самому“ мчаться на большой скорости — тогда еще не было принято вообще перекрывать движение. Однажды, помнится, из-за нерасторопности милиционера автомобиль был вынужден не только замедлить ход, но даже на несколько секунд вовсе остановиться. Я был шагах в пяти от автомобиля и успел разглядеть все хорошо. „Он“ ехал один, сидя не на заднем сиденье, а посредине автомобиля на откидном кресле. Лицо его было обращено вперед, и „любимый профиль“ рисовался весьма четко.
Теперь-то я точно знаю, что Сталин ездил мимо моего дома в „свое Зубалово“. Но тогда только догадывался об этом. Было известно — об этом говорили, — что специально оборудованная зубаловская территория была прочно облюбована представителями советской элиты. Рассказывали, что кто-то регулярно въезжает в ворота бывшей зубаловской „крепости“ на комфортабельной мотодрезине. Позже, когда появились надежные автомобили, надобность в дрезине, а стало быть, и в рельсах, отпала…
Интересно, что Зубалово послужило неким эталоном для организации множества подобных уютных усадеб за могучими стенами. Страшно подумать, во что обошлось народу и сооружение, и содержание таких „имений“! Ведь они не мыслятся без сплошных, замкнутых ограждений, без охраны (собаки, люди), без специальной сигнализации, без телефонов, вахтеров, пропусков… Убежден, что любой помещик сбежал бы из своего имения, создай ему такие условия жизни…»
Вскоре после революции, в 1919 году, Зубалово сделалось загородной резиденцией И.В. Сталина и А.И. Микояна. Сталин жил и работал здесь вплоть до 1932 года, когда перенес свой подмосковный кабинет на Ближнюю дачу в Кунцеве. Эта история усадьбы Зубалово подробно отражена в книге дочери вождя Светланы Аллилуевой «Двадцать писем к другу». А.И. Микоян жил в Зубалове гораздо дольше — с 1919 по 1964 год, и в памяти местных жителей крепость над речкой Медвенкой поныне осталась как «дача Микояна». Говорят, что Анастас Иванович очень переживал, когда эту дачу ему предложили освободить…
Обратимся к воспоминаниям Светланы Аллилуевой:
«Солнечный дом, в котором прошло мое детство, принадлежал раньше младшему Зубалову, нефтепромышленнику из Батума.
Он и отец его, старший Зубалов, были родственниками Майндорфа, владельца имения в Барвихе — и сейчас там, над озером, стоит его дом в готическом немецком вкусе, превращенный в клуб. Майндорфу принадлежала и вся эта округа, и лесопилка возле Усова, возле которой возник потом знаменитый птичий совхоз „Горки II“. Станция Усово, почта, ветка железной дороги до лесопилки (теперь запущенная и уничтоженная), а также весь этот чудный лес до Одинцова, возделанный еще лесником-немцем, с сажеными еловыми аллеями по просекам, где ездили на прогулки верхом, — все это принадлежало Майндорфу. Зубаловы же владели двумя усадьбами, расположенными недалеко от станции Усово, с кирпичными островерхими, одинаковой немецкой постройки, домами, обнесенными массивной кирпичной изгородью, крытой черепицей.
А еще Зубаловы владели нефтеперегонными заводами в Батуме и в Баку. Отцу моему и А.И. Микояну хорошо было известно это имя, так как в 1900-е годы они устраивали на этих самых заводах стачки и вели кружки. А когда после революции, в 1919 году, появилась у них возможность воспользоваться брошенными под Москвой в изобилии дачами и усадьбами, то они и вспомнили знакомую фамилию Зубаловых.
А.И. Микоян с семьей и детьми, а также К.Е. Ворошилов, Шапошников и несколько семей старых большевиков разместились в Зубалове-2, а отец с мамой — в Зубалове-4 неподалеку, где дом был меньше.
На даче у А.И. Микояна до сегодня сохранилось все в том виде, в каком бросили дом эмигрировавшие хозяева. На веранде мраморная собака — любимица хозяина; в доме — мраморные статуи, вывезенные в свое время из Италии; на стенах — старинные французские гобелены; в окнах нижних комнат — разноцветные витражи. Парк, сад, теннисная площадка, оранжерея, парники, конюшня — все осталось, как было. И так приятно мне всегда было, когда я попадала в этот милый дом добрых старых друзей, войти в старую столовую, где все тот же резной буфет, и та же старомодная люстра, и те же часы на камине. Вот уже десять внуков Анастаса Ивановича бегают по тем же газонам возле дома и потом обедают за тем же столом под деревьями, где выросли его пять сыновей, где бывала и мама, дружившая с покойной хозяйкой этого дома.
В наш век моментальных перемен и стремительных метаморфоз необыкновенно приятны постоянство и крепкие семейные традиции, — когда они где-то еще сохранились…
Правда, все это хозяйство больше занимало отца, чем маму. Мама лишь заботилась о том, чтобы возле дома цвели весной огромные кусты сирени, и насадила целую аллею жасмина возле балкона. А у меня был маленький свой садик, где моя няня учила меня ковыряться в земле, сажать семена настурций и ноготков…»
В начале этой пространной цитаты — целый ряд неточностей. Автор пишет о владельцах замка «Майндорф», а нужно говорить и писать «Мейендорф». Барону Мейендорфу вообще ничего не принадлежало, а хозяйкой всего была его жена, баронесса Надежда Александровна. Клуб из замка несколько лет тому назад вывели, а сам замок после реконструкции превратился в государственную резиденцию. Впрочем, об этом мой отдельный рассказ в следующей главе — о баронессе Мейендорф и ее замке. И еще, по поводу имения Зубалово: «Бросили дом эмигрировавшие хозяева» — это утверждение неверно, Зубаловы дом свой не бросали, их просто выгнала оттуда новая власть, и эти люди, так много сделавшие для Отечества, заканчивали свой век в бедности…
В своих воспоминаниях дочь Сталина пишет о дальнейшей судьбе усадьбы Зубалово: «Осенью 1941 года было взорвано наше дорогое Зубалово, так как ждали, что вот-вот подойдут немцы. Мы поехали посмотреть. Стояли ужасные глыбы толстых, старых стен, но строили уже новый, упрощенный вариант дома, не похожий на старый, — что-то было безвозвратно утрачено. Мы поселились пока что во флигеле, а к октябрю перебрались в только что отстроенный, несуразный, выкрашенный „для маскировки“ в темно-зеленый цвет, дом. Бог знает, как он теперь выглядел: уродливый, с наполовину усеченной башней, с обрезанными террасами. Там мы все и разместились…» Так было с «Зубалово-4». А «Зубалово-2», где жил А.И. Микоян, сохранилось в первозданном виде. Такая ситуация была на момент написания воспоминаний Светланы Аллилуевой, то есть летом 1963 года.
Неподалеку от Калчуги расположились поселки Большое и Малое Сареево. Некогда Сареево записывалось и читалось как Царево, что указывает на царственное назначение этих мест в российской истории, а также определяет положение этих поселков на Царской дороге. В наши дни в Большом Сарееве обосновался олигарх-мультимиллионер Роман Абрамович.
Я, подобно многим, проезжая через деревню Калчугу, часто поглядывал на въездные ворота в той самой кирпичной ограде, художественно спроектированной веком ранее архитектором Чернецовым. И мечтал взглядом историка и культуролога оглядеть старую усадьбу. Но в жизни нет ничего невозможного, и, взявшись за написание этой книги, я пересек магические «две сплошные» и оказался на территории «Зубалово-2».
В доме уже не было мраморной собаки и других мраморных статуй из Италии, о которых пишет С. Аллилуева. Не было также старинных французских гобеленов, но в окнах нижних комнат уцелели разноцветные витражи. В столовой, как память о прежних хозяевах — Зубаловых, сохранился резной буфет и старомодные люстры, на камине — часы, выполненные в виде фигурки бронзового льва, поддерживающего изящный циферблат. Украшает комнату декоративный камин, отделанный розовым с белыми прожилками мрамором, внутри его — искусно выполненный петух с ярким оперением. Венецианские двери в комнатах приятно радуют глаз.
Обратил я внимание и на другой, действующий камин, тоже с мраморной облицовкой и со всеми принадлежностями, как то с вышитым экраном и щипцами разных видов и форм. Стену в гостиной украшает белый барельеф итальянской работы, изображающий Мадонну с Младенцем. Витражи на окнах первого этажа представляют собой многоцветные медальоны с назидательными надписями по кругу на латыни, с изображением сцен из сельской жизни, увеселительных прогулок рыцарей на лодках.
Вообще в усадебных постройках и интерьерах Зубалова доминировал розовый цвет. Правда, теперь, по слухам, новый хозяин Зубалова — Министерство обороны избрало привычную защитную зеленоватую окраску. А при моем посещении двухэтажный дом из розового кирпича с остроконечными крышами был окружен розовыми балконами с желтыми балясинами и встроен в склон горы.
Впечатление усиливали остроконечное украшение на коньке крыши, и оригинально изогнутые старинные решетки во всех подъездах, и даже причудливые водосточные трубы с рельефным рисунком.
Особенный холмистый рельеф местности позволил поместить гараж на уровне второго этажа усадебного дома. Здания искусно соединены подземными переходами.
Яркое впечатление оставила прогулка по парку Зубаловской усадьбы. Под открытым небом расположился бассейн с солнечными часами. К небу поднимались пирамидальные ели. Давним владельцам явно нравились многоствольные, так называемые цыганские деревья, которые ныне разрослись и затенили парк шатрами своих крон. Привлекли мое внимание и два рядом стоящих дерева, на светлой коре которых вырезаны цифры: на одном стволе — 1939, а на другом — 1945. Даты начала и окончания Второй мировой войны, память о которой незримо присутствует здесь, как и невидимая, но порой осязаемая фигура генералиссимуса…
Парк, отделенный от реки старой кирпичной стеной, спускается к Медвенке. Одна из дорожек парка идет параллельно стене. Пройдя по ней, видишь вмонтированную в стену металлическую калитку. Рассказывают, что ею пользовался И.В. Сталин, спускаясь к роднику с исключительно чистой водой. Качество здешней воды оценил некогда еще князь A.B. Голицын — главный врач Зубаловского госпиталя, рекомендуя именно этой водой поить раненых воинов. И все-таки посещение усадьбы оставляет не «сталинское», а «зубаловское» впечатление о том счастливом времени, когда жили здесь спокойной и размеренной жизнью создатели усадьбы Зубалово — труженики и благотворители.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Продолжение на ЛитРес
Читайте также
Глава первая. «Душе все грезится усадьба дальняя»
Глава первая. «Душе все грезится усадьба дальняя» В небогатой русской усадьбе обитало в основном мелкопоместное дворянство. То были люди скромного достатка и по большей части высокого достоинства и самобытной культуры. Что тотчас же и подкупало путника, впервые
Дальняя дача
Дальняя дача Чье сердце большое в работе горит, Лишь тот человек, в СССР знаменит! Кто вырос борцом, кто боролся с врагом, Колхозник и слесарь, пилот и нарком! Да здравствует Сталин, Да здравствует тот, Кто нас от победы к победе ведет! Веди нас его величавый закон, Веди на
Дальняя и Ближняя Тайга
Дальняя и Ближняя Тайга В 1863 г. по р. Накатами на севере Иркутской губернии был зарегистрирован прииск Благовещенский, к которому на долгие годы перешло «лидерство». В этом же году были сделаны заявки на прииски по рекам Бодайбо, притоку Витима, и Бодайбокон. Зимой 1863— 1864
1. Дорога дальняя, казенный дом
1. Дорога дальняя, казенный дом Каторжная история декабристов во многом «раскручена» благодаря женам некоторых из них – тем, кто последовал за мужьями в Сибирь. Сразу предупреждаю: отдельного рассказа об этом в книге не будет. Потому что это совсем другая
Глава 22. ДАЛЬНЯЯ БЛОКАДА ФРАНКИСТОВ (НОЯБРЬ 1937 — ЯНВАРЬ 1939 гг.)
Глава 22. ДАЛЬНЯЯ БЛОКАДА ФРАНКИСТОВ (НОЯБРЬ 1937 — ЯНВАРЬ 1939 гг.) Ликвидация Северного фронта позволила франкистам перебросить все свои морские силы (34 корабля) в Средиземное море. Они сосредоточились в заливе Польенса на Майорке, командовал ими вице-адмирал Ф. Морено
Дальняя дорога
Дальняя дорога Этот день настал. «На выход, с вещами», – услышал я, как слышали это миллионы зэков до меня. Очень не хотелось тогда попадать на этап, но теперь я благодарен судьбе, которая протащила меня по тому великому пути, которым до меня прошли миллионы заключенных –
Глава 5. Самая дальняя украйна
Глава 5. Самая дальняя украйна Амур, как и три другие великие реки Сибири, всегда имел большое значение как исторический путь русских переселенцев. В старину он служил дорогой монголам, маньчжурам и всем приходившим в движение народам востока Азии. Эта река стала
Глава IV «Купол скалы» и Дальняя мечеть
Глава IV «Купол скалы» и Дальняя мечеть «Хвала тому, кто перенес ночью Своего раба из мечети неприкосновенной в мечеть отдаленнейшую, вокруг которой Мы благословили, чтобы показать ему из Наших знамений». Коран — Сура 17:1 Персидские завоевания начала VII в. сильно
Дальняя дорога
Дальняя дорога Шло четвертое лето войны. Я снова собирался к своим старым друзьям-танкистам. С тех пор как мы расстались с ними в исковерканном немецкими бомбами лесочке близ Богодухова, они ушли далеко на запад.Знакомые имена не раз мелькали в приказах Верховного
Дача Летом общество перемещалось на воды или на дачи, где к прогулкам, танцам и концертам добавлялись пикники, совместные поездки, прогулки по галереям минеральных вод и т. д. Учебники хорошего тона строго предупреждали: деревенская жизнь обладает особой
Глава 6. Дальняя дача
Глава 6. Дальняя дача У большинства людей, интересующихся отечественной историей, со словами «дача Сталина» ассоциируется прилагательное «ближняя». И действительно, о московском объекте «Волынское», где по большей части жил, да и умер генералиссимус, знают практически
Что такое дача
Что такое дача Ростокину не суждено было стать дачной местностью, но места выше по течению Яузы стали дачными очень давно — в конце XVIII — начале XIX века.В начале лета 1803 года, в ту самую пору, когда от городской жары и пыли следовало бы уехать в сельскую свежесть и прохладу,
Дальняя блокада
Дальняя блокада «Теперь доказано, — пишет 24 декабря 1914 г. морскому министру адмирал де Ляпейрер, — что не только никакая операция не может быть предпринята в черногорских портах, но даже никакое эскортирование конвоя в Адриатическом море не может быть произведено без
Глава 9 Дача Дурново
Глава 9 Дача Дурново На берегу Невы, совсем недалеко от заводов Выборгского района, стоял двухэтажный дом, окруженный великолепным парком. Вся усадьба с началом революции была захвачена небольшой группой выпущенных на свободу грабителей. И вот вокруг живописного уголка
Глава 4. Схождение линий жизни Сталина и Марра (Линия Сталина)
Глава 4. Схождение линий жизни Сталина и Марра (Линия Сталина) Я так и не смог выяснить, встречались ли при жизни Сталин и Марр непосредственно, беседуя лицом к лицу. Была ли дана Марру личная аудиенция, работали ли они вместе в одной из бесчисленных комиссий Наркомнаца и
Дача И.В. Сталина «Зубалово-4» как образец номенклатурных заборов 20—30-х годов в СССР
Дача И.В. Сталина «Зубалово-4» как образец номенклатурных заборов 20—30-х годов в СССР В начале 20-х годов в селах Жуковка, Усово, Успенское, Калчуга (в то время Звенигородский уезд Московской губернии) под загородные особняки для партийных и военных функционеров высокого