дача симонова в переделкино
«Пастернак вел себя неадекватно» Как жилось в элитном поселке, который Сталин построил для писателей
Советский дачник в трико, калошах и с лопатой — фигура эпохальная. В свое время страну охватила настоящая дачная лихорадка, и те, у кого загородного участка не было, обязательно о нем мечтали. Ну а пределом таких мечтаний был подмосковный поселок Переделкино. Дача в Переделкине считалась настоящей роскошью, ведь там жили не только большие начальники, но и сливки интеллектуальной элиты СССР: поэты, писатели, драматурги. «Лента.ру» и компания Rehau рассказывают, как было основано Переделкино, за что его полюбила советская интеллигенция, какие удивительные истории там происходили и как изменился поселок в наши дни.
Дача как культурный феномен
Дача для россиян — это не просто загородный дом, а особый образ жизни, социальный феномен, о котором знают даже иностранцы. Слово dacha вошло в английский язык наряду с tsar и balalaika. Первые дачи появились в России несколько сотен лет назад, но особенного размаха дачное движение достигло в советское время.
В 1949 году Совет Министров СССР принял постановление, где впервые упоминаются знаменитые шесть соток — размер земельного участка, который выделяли рядовым советским гражданам. Поначалу жилые постройки там возводить запрещалось, только небольшие домики для садовой утвари. Но горожане все равно с нетерпением ждали воскресенья, чтобы вырваться из тесных коммуналок и однотипных пятиэтажек на загородную дачу.
Тишина, свежий воздух и работа на земле были для советских людей не только своеобразной медитацией, но и способом обеспечить себя продуктами впрок. Никому не хотелось зимой покупать в универмаге лежалую мерзлую картошку или морковку. А консервированные овощи, варенья из фруктов и ягод со своей дачи считались деликатесом, ими угощали гостей, их подавали к праздничному столу.
Дачи были и у советской номенклатуры, знаменитых артистов и писателей. Такие участки были гораздо крупнее стандартных шести соток, лучше обустроены, на них стояли полноценные загородные дома, а не хлипкие хижины. Туда ездили не полоть грядки, а отдыхать — читать книги, разговаривать об искусстве, принимать гостей.
Именно такие дачи строились в подмосковном Переделкине, который долгое время был неофициальным загородным клубом для интеллектуальной элиты СССР.
С чего начиналось Переделкино
Считается, что идея создания Переделкина появилась в 1933 году во время разговора Сталина с Максимом Горьким. Кира Васильева, автор книги «Переделкино. Сказание о писательском городке», вспоминает такую легенду: якобы Сталин спросил у Горького, как живут писатели за границей. «На дачах живут, — ответил Горький. — Уезжают от городской суеты». Сталин ответил, что в таком случае у советских писателей тоже должны быть дачи, и поручил составить для него список 40-50 самых достойных кандидатов на получение загородного участка.
Место для поселка выбрали около реки Сетунь, где раньше была деревня Передельцы. С XVII века тут находились судоремонтные верфи, на которых переделывали челны и баржи — отсюда и название. Здесь же раскинулся густой сосновый лес, благодаря которому в Переделкине такой чистый воздух. В 1939 году в поселке построили дом отдыха, а позже на его базе основали санаторий и госпиталь.
Уже к осени 1935 года в Переделкине построили около полусотни домов и в них стали въезжать жители — знаменитые писатели и поэты. Руководство страны выделяло им дачи пожизненно. Однако загородные дома, построенные по немецким проектам, оказались довольно холодными для суровых русских зим, а из-за болотистой почвы их часто затапливало.
Чтобы мороз не испортил отдых в дачном доме, он должен оставаться за порогом. Сохранить тепло домашнего уюта помогут окна Rehau с особой системой теплоизоляции, которая защищает даже от температур ниже 40 градусов.
В 1936 году в Переделкине, на улице Тренева, поселились Борис Пастернак и его семья. Но эта дача оказалась слишком сырой, поэтому в 1939 году писателю пришлось переехать в дом номер 3 на улице Павленко.
Этот дом был Пастернаку очень дорог. «Это именно то, о чем можно было мечтать всю жизнь. В отношении видов, приволья, удобства, спокойствия и хозяйственности, — это именно то, что… настраивало поэтически», — писал Пастернак своему отцу. На даче в Переделкине Пастернак писал роман «Доктор Живаго», тут родились циклы стихов «Переделкино», «Земной простор», «На ранних поездах».
Природа — источник вдохновения. Наслаждаться живописным загородным пейзажем без помех поможет панорамное остекление от Rehau.
Именно в переделкинском доме 23 октября 1958 года Борис Пастернак узнал о том, что ему присуждена Нобелевская премия по литературе.
Борис Пастернак и большой террор
В Переделкине Борис Пастернак встретил 1937 год, начало большого террора — самых суровых политических репрессий в СССР.
«В то жуткое время все в Переделкине запирали калитки и отгораживались друг от друга забором, потому что боялись: кого заберут завтра? — рассказывает заведующая «Дома-музея Б. Л. Пастернака» Ирина Ерисанова. — В эти годы Пастернак вел себя, как сейчас бы сказали, абсолютно неадекватно! Он демонстративно ходил в гости к человеку, над которым уже нависла беда, часами с ним разговаривал, здоровался на улице и пожимал руку. Пастернаку было важно сохранить лицо, не потерять себя в этом страхе».
Через дачу от Пастернака жил драматург Александр Афиногенов. «Его жизнь складывалась довольно благополучно, какое-то время Афиногенов был в фаворе у Сталина, лучший театр страны ставил его пьесы. Однако в 1937 году Афиногенов внезапно оказывается в опале. Летом 1937 года он сидел на даче и с ужасом ждал, когда его арестуют. Многие его избегали. Единственным человеком, с кем он тогда общался, был Борис Леонидович. При этом раньше они не были друзьями, Пастернак появился в жизни Афиногенова как раз в это время», — говорит Ирина Ерисанова.
В своем дневнике Афиногенов писал, что «разговоры с Пастернаком навсегда останутся» в его сердце. Драматург упоминал, что Борис Леонидович не любил уезжать из Переделкина в город, а хотел бы все время жить в поселке: гулять в одиночестве, смотреть на звезды, размышлять об искусстве и работать над своими произведениями.
Почему Корней Чуковский — леший
Через два года после Пастернака, в 1938 году, в Переделкине поселился Корней Чуковский. С тех пор вся жизнь писателя находилась в поселке, а в московскую квартиру Чуковский ездил только по делам.
Юлия Сычева, автор проекта о семье Чуковских «Chukfamily» рассказывает: «Во время жизни в Переделкине Корней Иванович строго соблюдал режим дня, это помогало ему бороться с бессонницей. Писатель вставал очень рано, работал, затем не меньше двух часов гулял по Переделкину. Вечером, чтобы уснуть, Чуковский просил кого-нибудь читать ему вслух. Сначала читали дети писателя, потом внуки, а потом и правнуки. Иногда даже гости читали ему на ночь, особенно любил Корней Иванович английские детективы».
Аркадий Райкин вспоминал, что Чуковский, прогуливающийся по поселку, «был как бы частью переделкинского пейзажа. Когда он гулял по переделкинским улицам (а гулял он в любую погоду, даже в трескучий мороз), то походил на лешего, осматривающего свои владения».
Принимать гостей Чуковский очень любил, его дом в Переделкине посетили множество известных писателей. «Корней Иванович получил звание доктора литературы в Оксфорде, что было очень почетно, и привез из Англии оксфордскую мантию с шапочкой. Он очень любил в нее наряжаться и встречать в таком виде гостей. Еще у него был настоящий индейский головной убор из перьев, в котором он тоже встречал посетителей. Причем это были не дети, а взрослые люди», — говорит Юлия Сычева.
В 1955 году в Переделкине построили Дом творчества писателей, куда во время прогулки любил заходить Чуковский. «Вокруг Корнея Ивановича, как всегда, толпятся люди, каждый его приход в Дом творчества — событие», — пишет в своих воспоминаниях сатирик Александр Раскин. Одну из таких встреч, во время которой Чуковский решил подшутить над приятелем и «упрекнуть» его в безделье, Раскин описывает в рассказе «Гаданье на поездах»:
— Не верьте ему! — своим высоким тенором восклицает Чуковский. — Он ничего не делает! Это мне достоверно известно. Все сочиняет его дочь Саша, талантливый ребенок. Он даже не переписывает, а так прямо и посылает в редакции. И все ему говорят: «У вас такой детский почерк». И он сам вздыхает: «Да, у меня такой детский почерк…» Недурно устроился, а?
Смех стоит вокруг нас, смеюсь и я: разве можно обижаться на Корнея Ивановича?
Рай Булата Окуджавы
Постепенно Переделкино разрасталось. После окончания Великой Отечественной войны в поселке построили около 20 новых домов, где впоследствии поселились многие поэты-шестидесятники: Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Белла Ахмадулина, Булат Окуджава.
Окуджава получил дачу на улице Довженко в 1987 году. Здесь поэт и бард провел последние десять лет своей жизни, написал многие поздние стихи, рассказы и автобиографический роман «Упраздненный театр», получивший Букеровскую премию.
Иллюстрации к книге
Иллюстрации к книге
Интересно, о чем я думаю накануне своего трехлетия? Война уже далеко от Переделкина, но заклеенные бумажными полосками стекла — память о ее начале. 1943 г.
Дача в Переделкине. Перед домом вся наша тогдашняя (младший сын еще не родился) семья. Первенец — на руках матушки. 1943 г.
Все (или многое) изменилось во мне и вокруг меня. Но кошек я люблю по-прежнему. Середина 1950-х гг.
Отец в пору успеха. Павел Нилин, автор повестей “Жестокость” и “Испытательный срок”. Конец 1950-х гг.
Наш знаменитый Самаринский пруд. Отец еще курит, значит, — середина 1950-х гг.
Сказочник Евгений Пермяк сам построил дом, вырыл маленький прудик и решил прокатить на резиновой лодке соседа Нилина.
Мое раннее — в два года — знакомство с Корнеем Ивановичем Чуковским. Слева — мама Матильда Иосифовна. Знакомство пришлось на 7 ноября 1942 г., что удостоверено знаменитым военным фотографом Виктором Теминым.
“Как у наших у ворот…” У ворот дачи Чуковских мой отец и Николай Корнеевич. Конец 1950-х гг.
Корней Иванович Чуковский с внуками: младшим Дмитрием, старшим Николаем (по-домашнему Гулькой) и Евгением (Чукером). Переделкино, 1947 г. (ГЛМ)
Таким Чукера отчетливее всего помню. В те времена — начало 1950-х гг. — он был очень близок с дедом.
Детская библиотека наконец открыта. В центре — Корней Чуковский и Павел Нилин. 1957 г.
Дача А. А. Фадеева в Переделкине (проезд Вишневского, д. 3). Дома этого уже нет, но в истории и писательского городка, и литературы он остается. 1946 г. Фото Д. Шварцмана. (ГЛМ)
Александр Александрович с сыновьями: старшим Александром (Шуней) и младшим Мишей.
Фадеев-отец был примером для сыновей и в физической выносливости.
Одиночество Александра Фадеева… На берегу Самаринского пруда.
Ангелина Осиповна Степанова, народная артистка СССР — в роли мамы Миши. 1946 г. (ГЛМ)
А здесь в роли посложнее — матери двух очень разных сыновей.
На крыльце фадеевской дачи сплошные знаменитости: от Ванды Василевской (ныне забытой) до Валентина Катаева. На оси мизансцены: Фадеев, Степанова и Александр Корнейчук (кое-кто его еще помнит). 1949 г. (ГЛМ)
Этот семейный снимок всегда висел над изголовьем кровати Ангелины Осиповны. 1950 г. (ГЛМ)
А. Фадеев подписывает свою лучшую книгу «Разгром» землякам с Дальнего Востока. 1950 г. (ГЛМ)
“Я один, все тонет в фарисействе…” Борис Пастернак. Переделкино, 1956 г. Фото А. Лесса. (ГЛМ)
Борис Леонидович, Зинаида Николаевна и пес, в дачном обиходе — Мишка Пастернак. 1958 г. (ГЛМ)
Наши соседи по улице Беговой — Николай Алексеевич и Екатерина Васильевна Заболоцкие, запечатленные у своего дома осенью 1956 г. их сыном Никитой. (ГЛМ)
Автор нестареющих “Двух капитанов” Вениамин Александрович Каверин — его сын Коля (по переделкинскому “Килька”) женился на Наташе, дочери Заболоцких. Москва, 1948 г. (ГЛМ)
Дачные соседи Павел Нилин, Валентин Катаев и Лев Кассиль ближе к объективу, чем друг к другу. У входа в Колонный зал. Москва, 1958 г.
Валентин Петрович Катаев. 1947 г. Фото Д. Шварцмана. (ГЛМ)
Павел Нилин с Юрием Карловичем Олешей. Дом творчества писателей “Переделкино”. 1958 г.
И опять Дом творчества. В столовой после обеда Константин Георгиевич Паустовский рассказывает что-то интересное Александру Яшину и Павлу Нилину. 1960 г.
Актриса и поэт — Константин Симонов и Валентина Серова. 1949 г.
Фото Я. Рюмкина. (ГЛМ)
Толя Серов с отчимом. 1948 г. Фото Е. Ряпасова. (ГЛМ)
“Общим местом было мнение о неистовой трудоспособности Константина Михайловича”. Фото Я. Халипа. (ГЛМ)
К. Симонов. Переделкино, 1948 г. Фото Г. Зельдина. (ГЛМ)
Переделкинские классики Константин Федин (с трубкой) и Леонид Леонов (с тростью) на прогулке. 1950 г. Фото А. Лесса. (ГЛМ)
Новосел Сергей Сергеевич Смирнов с дачными старожилами Ираклием Андрониковым и Корнеем Чуковским. Конец 1950-х гг.
Под лестницей Дома творчества (возле каморки с телефоном): Ярослав Смеляков, Сергей Смирнов и Павел Нилин. 1960 г.
Наталия Ильина (в центре) привезла в Переделкино свою парижскую племянницу Веронику Жобер. Рядом с ней К. Чуковский. Слева мы с отцом. 1966 г.
Этот снимок Сергея Сергеевича Смирнова с попугаем Арой стоял на письменном столе отца.
Семейный портрет в интерьере. Шуточная фотография семьи Смирновых. Сергей Сергеевич и Виргиния Генриховна с их старшим сыном Андреем, студентом ВГИКа. Начало 1960-х гг.
Сергей Сергеевич с младшим сыном Константином (Котей). 1960 г.
Ответственные роли разбойников в фильме исполнили отец режиссера и один из героев обороны Брестской крепости — Алексей Романов.
“Смирнов-фильм”. Будущий знаменитый режиссер Андрей Смирнов снимает первое кино. В главной роли — брат Костя. Конец 1950-х гг.
Не нравлюсь я себе на этом снимке — мало похож на отличника учебы. Впрочем, я им и не был. 1954 г.
Судя по тому, что за спиной у меня решетка ограды здания Московского университета на Моховой, высшее образование я все-таки получил… 1964 г.
С Александром Авдеенко мы дружили шестьдесят четыре года… Начало 1960-х гг.
Олег Ефремов и Александр Авдеенко на празднике в театральном журнале. Начало 1990-х гг.
Три моих друга на всю жизнь — Вася Захарько, Алик Марьямов и Саша Авдеенко. Конец 1970-х гг.
Максим Шостакович, пошедший по стопам отца, — пианист и дирижер. Начало 1990-х гг.
Евгений Чуковский, — уже не “в детстве”, а профессиональный кинооператор. Конец 1990-х гг.
Мой одноклассник — Виктор Кузькин, хоккеист, трижды олимпийский чемпион. Середина 1970-х гг.
Писатель Андрей Кучаев до сих пор остается по-настоящему непрочитанным. А он этого заслуживает… Конец 1980-х гг.
“Книги на тщательно проверенном справочном материале напишут другие, а ты, Саша (я то есть), полагайся на эксклюзив собственной памяти”.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Продолжение на ЛитРес
Читайте также
ОБ ЭТОЙ КНИГЕ
ОБ ЭТОЙ КНИГЕ Солдатами невидимого фронта назвал работников милиции автор одного из очерков, собранных в этой книге.Мы, советские люди, за полвека своей истории вынуждены были так часто воевать, столько раз отражать вооруженные нападения врагов, что слово «фронт»
В период описываемых в книге событий
В период описываемых в книге событий Das Reich, Berlin, March 26, 1944.Der Bund, Bern, February 17, 1953.Der Spiegel. “The Painstaking Forger.” December 26, 1956.Hamburger, Philip. “Winds across the Pampas.” New Yorker, December 1948.Life magazine. “A Dictator Goes A-Wooing.” May 25, 1953.L’Unita, Rome, May 25, 1945.Revue magazine, West Germany, August 1961.Saturday Evening Post. “Eisenhower’s Six Great Decisions.” July 13, 1946.Time magazine.
В период описываемых в книге событий
В период описываемых в книге событий The Associated Press, Moscow, February 1, 1944.The Associared Press, London, July 25, 1944.The Associated Press, «An East Coast Port,» published in the Deseret [Utah] News, January 8, 1945.The Associated Press, “RAF’s Jets Slash German Airfield,” London, published in the New York Times, April 24, 1945. http://select.nytimes.com/gst/abstract.html?res=F40ElFF B3C5F1B7B93C7AB178FD85F418485F9.The Associated Press, Madrid,
Предисловие к книге «Сто писем»
Предисловие к книге «Сто писем» В этой книге собраны сто писем, которые я получил от читателей. Я выбрал их из тысяч: они показались мне наиболее важными, как свидетельства душевного состояния нашего народа. Я не взял писем, в которых чувствуется попытка творчества —
О КНИГЕ
О КНИГЕ Посвящается особо моему другу Альфреду Шварцу и всем, чью беззаветную помощь я с благодарностью познал после постоянной поддержки родителей. Вильгельму Адлеру, Проф. д-ру Жансу Адлеру,Лоре Альберт, Клаусу Антесу,Эльзе Арнольд, Йозефу Беккеру,Д-ру Вольфгану
Иллюстрации к книге
Иллюстрации к книге Дом на ул. Гоголя № 14. Выкупленные коммуны Дом на ул. Гоголя № 14. Вид снаружи Чешский дирижёр – герой Труда Мемориальная табличка В.К. Блюхера Сгоревший корпус скульпторов Памятник А.И. Маринеско Дом, где жил А.И. Маринеско Научная библиотека им.
В книге использованы следующие источники:
В книге использованы следующие источники: Газеты: «Советская Россия», «Правда», «Завтра», «Комсомольская правда», «Московский комсомолец», «Новая газета», «Московские ведомости», «Аргументы и факты», «Культура», «Совершенно секретно», «Мир новостей», «Век», «Женские
О книге и ее адресате
О книге и ее адресате Назначение любого предисловия – рассказать о новизне книги, поведать о грандиозности труда и вызвать читательское расположение. С этой целью принято пускаться во всевозможные глубокомысленные фантазии, оправдания и самовосхваления, доказывая: эта
ОТЗЫВЫ О КНИГЕ «НЫРЯЮЩИЕ В ТЕМНОТУ»
ОТЗЫВЫ О КНИГЕ «НЫРЯЮЩИЕ В ТЕМНОТУ» Книга Ныряющие в темноту Роберта Кэрсона об аквалангистах, исследовавших останки затонувших судов в районе побережья Нью-Джерси, — это захватывающий рассказ о подлинных приключениях и настоящей тайне. Помимо того, что каждая
О КНИГЕ УИЛЬЯМА МАНЧЕСТЕРА (От издательства)
О КНИГЕ УИЛЬЯМА МАНЧЕСТЕРА (От издательства) 22 ноября 1963 года выстрелом из винтовки с оптическим прицелом с чердака склада школьных учебников в городе Далласе был убит 35-й президент Соединенных Штатов Америки Джон Фитцджеральд Кеннеди. Пуля, посланная убийцей, не только
Словарь терминов, употребляемых в книге
Основные сокращения, встречающиеся в книге.
Основные сокращения, встречающиеся в книге. А — армияАвиация ГК — авиация Главного командованияАвиация ДД — авиация дальнего действияад — артиллерийская дивизия, авиационная дивизия (ВВС)адн — артиллерийский дивизионадп — артиллерийская дивизия прорываАЗ —
Читателю о книге
«В комнатах стояли нары». С чего начинались писательские дачи в Переделкине
«Дача» в этом году — главное слово для всех отпускников. Так почему бы не рассказать о легендарных дачных местах вокруг Москвы, подумали мы. И решили начать с Переделкина — культового места с 85-летней историей, поселка, где рождались книги Пастернака и Чуковского, впервые читали свои стихи Ахмадулина и Рождественский и гостили Высоцкий, Солженицын и Плисецкая.
Поселок Переделкино расположен в 5 километрах от МКАД, сегодня он часть Новой Москвы. Но к новостройкам, с которыми обычно ассоциируют данный столичный округ, это место, конечно, никакого отношения не имеет. Одноименная платформа была открыта тут еще до образования СССР, в XIX веке. Никакой организованной сельской жизни с удобствами на рубеже веков в Переделкине, правда, не было, но зато потом она буквально забила ключом — и поселок стал центром притяжения столичной интеллигенции. По крайней мере, в летние месяцы точно.
В начале 1930-х вокруг Москвы стали появляться первые дачные кооперативы — в них давали дома писателям, художникам, ученым. Принято считать, что идея создания отдельного писательского городка такого типа принадлежала Максиму Горькому: он якобы рассказал Сталину о том, как живут европейские литераторы в своих загородных резиденциях, и в 1933 году Совнарком учредил постановление «О строительстве „Городка писателей“». К 1935 году в Переделкине построили около 30 деревянных писательских дач. Дома были довольно простыми: одно- или двухэтажными, но зато с просторными светлыми террасами; за проект отвечал немецкий архитектор Эрнст Май.
Стать жителем Переделкина, просто придя с улицы, было невозможно. Каждую дачу закрепляли за отдельным писателем — пожизненно и бесплатно
Правда, после смерти хозяина семья должна была покинуть дом в течение полугода: дача переходила к другому его коллеге.
В первой волне поселившихся в Переделкине были Исаак Бабель, Илья Эренбург, Илья Ильф и Евгений Петров, Артем Веселый и даже Лев Каменев — некоторые из них были вскоре репрессированы, и дома перешли к новым хозяевам.
Живыми легендами Переделкина считались Борис Пастернак и Корней Чуковский: оба прожили там до конца своих дней, а в их домах теперь располагаются мемориальные музеи. Дом Чуковского, впрочем, еще при жизни писателя был центром притяжения: все переделкинские дети помнят праздничные костры в начале и в конце лета, которые устраивал «дедушка Чуковский». А взрослые вспоминают многочисленных именитых гостей Корнея Ивановича, среди которых, например, неоднократно бывал Солженицын.
Позже в Переделкине поселились Белла Ахмадулина, Булат Окуджава, Андрей Вознесенский, Роберт Рождественский, Евгений Евтушенко, Василий Аксенов и другие шестидесятники. Дома у Ахмадулиной собирались не только соседи, но и весь творческий авангард того времени: приезжали Владимир Высоцкий и Майя Плисецкая, гостили иностранные писатели и журналисты, — это было, пожалуй, самое яркое и насыщенное время в жизни поселка.
Сегодняшнее Переделкино утратило былое очарование: рядом с чудом сохранившимися писательскими дачами (их становится все меньше) можно увидеть построенные в 90-х каменные «замки». Но приехать сюда на прогулку можно и нужно — сводить детей в Дом-музей Корнея Чуковского, заглянуть на бывшие дачи Пастернака и Окуджавы (там тоже сейчас музеи), побродить по улицам, как это любили делать все знаменитые жители поселка: сначала по «малому кругу», а потом совершить путешествие «вокруг света».
Тина Катаева, внучка писателя Валентина Катаева:
В те годы было печное отопление, потом постепенно все перешли на уголь, появился водопровод, и после войны поселок организовали так: три основные параллельные улицы — Серафимовича, Горького, Лермонтова — и небольшие переулки. В Переделкине всегда было принято гулять, все писатели приезжали и гуляли. Был «малый круг» — прогулка по двум параллельным улицам, а через все три улицы — большой круг, или «вокруг света». Люди встречались на улицах, практически весь поселок был знаком между собой.
На нашей улице находится дача Чуковского — он был соседом через забор. Дальше была дача Сергея Смирнова, автора «Брестской крепости», а потом — дом Льва Кассиля
Часть писательских семей жила в Переделкине круглогодично, а часть приезжала только на лето. Мои дедушка и бабушка где-то с 1959 года жили там постоянно. В Переделкине всем давали очень большие участки, и в послевоенные годы, когда было голодно, было принято держать сторожа: в сторожку пускали жить людей, которые ничего не платили за аренду, но подметали двор и наводили какой-то порядок на участке.
Мой дедушка финансово помогал семье своего брата Евгения Петрова, автора «Двенадцати стульев», который погиб в войну и у него остались два сына. И семье моей бабушки — у нее две сестры, соответственно, их дети и внуки тоже всегда находились у нас на даче летом. Чтобы всех прокормить, бабушка и дедушка купили корову, и наши сторожа ухаживали за ней, а молоко шло пополам. Потом сторожа завели кур и еще какую-то живность и иногда давали нам, скажем, яйца, но это была уже их собственность. В какой-то момент бабушка с дедушкой держали козу, и когда у нее родился козленок, коза некоторое время жила в крошечной комнатке прямо в доме. Животные тогда были у многих в поселке.
Естественно, был огород, сад: сажали картошку, морковь, кабачки, соседи сажали всё, что только можно: у кого-то росла даже спаржа
Люди друг другу передавали семена, навыки. Остатки огорода были еще в моем детстве, но это скорее было уже баловство. А еще у нас было огромное клубничное поле — уже в пятидесятых. Сначала мама с Павликом, моим дядей, занимались прополкой клубники и срезали «усы» — это была их общественная нагрузка, — а потом уже я.
У большинства людей были собаки и кошки. Собаки бегали сами по себе, знали всех гуляющих: или проходили мимо, задрав нос, или подбегали поздороваться. Даже собаки тут тоже ходили друг к другу в гости. У нас была белая болонка Стёпка и рыжий пёс Мишка, помесь сеттера неизвестно с кем, у нас он назывался «помесь бомбы с мотоциклом». Бабушка ходила в гости с собаками к своей подруге Елене Сергеевне Лаптевой, а те приходили с братом нашего Мишки к нам в гости, и иногда собаки делали подкоп под ворота и удирали друг к другу.
По поселку сначала ходили, а потом уже ездили молочники, и мы у них покупали молоко, из которого делали творог и простоквашу
Бабушка Эстер, моя мама и дядя Павлик были любителями кофе, а дедушка пил то, что он называл «бурдоне», — кофейный напиток из злаков. Соответственно, бурдоне доставалось и мне до 13 лет, пока я не взбунтовалась и не вытребовала настоящий кофе. Обед у нас был в два часа — собирался весь дом. Всегда был суп, обязательно вегетарианский: бабушка брала рецепты у итальянцев, у наших знакомых французов, всегда было что-то навороченное и страшно вкусное. И, естественно, зелень, салаты, овощи. Делали фаршированные кабачки, Эстер делала соте и икру из баклажанов. Я до сих готовлю по ее рецептам.
Обязательным был пятичасовой чай — файвоклок. Бабушка родилась в Париже, во время Первой мировой войны ее семья бежала в Лондон и в двадцатые годы вернулась в Россию. Доставшаяся от матери тобольская традиция чаепитий с пирогами и английский файвоклок были у нее в крови. Поэтому в пять часов у нас делалась или творожная запеканка с изюмом, или пирожки из слоеного теста, но чаще всего бабушка делала настоящий английский пай с яблоками. Это было всегда, не было такого, чтобы чего-то из этого у нас не было на столе в пять часов. Люди знали, что можно позвонить и спросить, можно ли зайти на чаек, и постоянно кто-то приходил.
Естественно, не все соседи дружили, но какими-то группами было принято ходить друг к другу в гости
Среди массы народа, жившей в Переделкине, было несколько человек, которые могли приходить к нам без звонка. Калитка закрывалась на деревянную вертушку, и около этой вертушки была прорезь, то есть формально калитка закрыта, но те, кто хотят, могли просунуть руку и открыть. С Чуковским у нас был общий забор, и там тоже была калитка с такой вертушкой. Корней Иванович всегда мог прийти, как и мы к нему, но чаще всего этой калиткой пользовалась я и нагло сидела у него на голове.
Как сказки сделали Корнея Чуковского любимым детским писателем, но испортили ему жизнь
Корней Иванович — это особая для меня жизнь: помимо прочего, с ним были связаны костры «Здравствуй, лето» и «Прощай, лето». На этих кострах выступала Рина Зеленая, которую мы обожали, выступал Аркадий Райкин, который жил тоже в Переделкине. Я была страшно в 4–5 лет влюблена в Райкина, и дедушка меня повел с ним знакомиться, а я пряталась за его ноги.
Без звонка к нам могли приходить Вознесенский, Евтушенко, Аксенов, Белла Ахмадулина
Те, кого открыл дедушка, когда был главным редактором журнала «Юность», продолжали приходить к нам, даже когда он ушел оттуда. Когда в Переделкине бывали Кайсын Кулиев, Расул Гамзатов, они тоже имели право прийти без звонка. Дом был для многих открыт. Вознесенский периодически приводил к нам знакомых: они могли ввалиться к деду большой компанией, и пока Эстер соображала, что поставить на стол, просто читали стихи. Как-то они привели Окуджаву, по чьим-то воспоминаниям, он у нас пел, но мама и Павлик этого не помнят.
Очень часто дед устраивал такие тусовки летом: выносили столик и дачные плетеные кресла, и собиралось огромное количество народу — «замечательные ребята», как их называла бабушка. Вся эта тусовка жутко творческая, они говорили об искусстве в основном — это было то, чем все болели. Всегда было красное сухое вино — было сложно его достать, и дед закупал огромные плетеные бутыли гамзы — болгарского сухого вина, которые у нас всегда стояли ящиками под лестницей. Делали сифоном содовую воду и вино пили или в чистом виде, или в виде шприца с содовой, но весь молодняк гордо отказывался: «Разведенное вино пить не будем».
В Центральном доме литераторов в Москве был буфет, где продавалось иногда то импортное вино, то мартини, то коньяк, всё это покупали тоже и хранили на случай летних тусовок. Дом всегда был открытым, гостеприимным. В общем, это была очень доброжелательная атмосфера, такой идиллический деревенский быт с единением и общением, картина ушедшего мира, времени, взаимоотношений и ценностей.
Иллюстрация: Дарья Фомичёва для «Мела»