страшные истории про зайца
Страшные истории
Про зайца
Моя история произошла 24 года назад, но до сих пор её очевидцы не могут найти достойного объяснения случившемуся. Мне было 6 лет, мы жили большой дружной семьёй — мама, папа, я, бабушка, дедушка — в частном доме с садом. Из очередной командировки папа мне привёз в подарок лесного зайца, он просто сидел на дороге и особо не убегал. Я очень обрадовалась такому питомцу, но он был абсолютно дикий и местами даже агрессивный и держать его приходилось в клетке, которая стояла в саду. Мне очень нравилось играть с ним старой кожаной перчаткой, набитой поролоном, и насаженной на палку. Этот гаджет просовывался в клетку через дверцу и заяц мог боксировать с ней до бесконечности. Ни о каких других контактах с этим животным и речи быть не могло-перчатка, после месяца игр, была изодрана в клочья. Несмотря на недружелюбность моего питомца, я любила его так, как могут любить только маленькой девочки.
Всё тянулось своим чередом, как вдруг в нашей семье произошло несчастье-заболел мой дорогой дедушка, его парализовало. Дедушка нереально любил меня, свою не первую, но самую любимую внучку. Он так баловал меня, играл со мной, в любые даже самые напряжённые дни находил для меня время. Не удивительно, что и я любила его очень- ведь детская душа очень отзывчива на проявления к ней любви и участия, хотя при этом,как никакая другая, чувствует фальшь.
Итак, мой любимый дедушка был парализован. Высшие силы сжалились над ним, и он пролежал всего три дня. На четвертый- моего дедушки не стало.Он умер вечером.
А утром, когда папа зачем-то пошёл в сад, он увидел моего зайца, который всё так же находился в абсолютно целой, закрытой клетке, но был разорван на четыре части.
Конечно же мне, ребёнку, сказали тогда, что зайчик сбежал, и только много лет спустя папа рассказал мне эту историю. Но за это время он так и не придумал логического объяснения тому, что произошло с моим любимцем. Не могу найти этого объяснения и я.
Страшные истории и мистические истории
Трэш-сказки
Автор: Kpuxo от 5-08-2021, 13:20
Мальчик размером с чверть мизинца захотел стать повелителем мух. И вот он оседлал первую попавшуюся муху и полетел на ней. Летит, радуется, смеётся.
Муха увидела свежую собачью неожиданность и устремилась к ней. Приземлилась на неё да так, что мальчик с чверть мизинца полетел головой вниз. Погряз он, да так, что одни маленькие ножки болтаются. Но и те через минуту перестали шевелиться.
Один кузнечик захотел жениться, но не на кузнечихе. Не привлекали его себе подобные. Он влюбился в красивейшую бабочку и уже мечтал как будут выглядеть их дети. Лапки у них будут как у него, стройные, чтобы высоко прыгать, а крылышки как у бабочки. Это будет самый настоящий кузнебаб.
Предложил кузнечик бабочке свою идею, а та и отвечает: «Я согласна. Только если это будет не кузнебаб, а бабакуз».
Ужасные сказочки. Сезон 5. Сказка 2. Хорошее лекарство
Автор: armani1120 от 12-06-2020, 15:15
Добрый Зайчик однажды не выдержал и поздно ночью решил, что нужно котенку срочно горлышко прочистить и побежал в лес, собрал веточек и гвоздиков и принялся ветки на тёрке тереть, а гвоздики в ступе толочь.
Когда лекарство было готово, размешал со сладенькой водичкой и сказал всё это выпить.
Двенадцать братьев заек
Двенадцать смелых зайцев
Гуляли по вокзалу,
Упал один под поезд,
Одиннадцать их стало.
Одиннадцать косых,
Бухали целый месяц,
Один напился насмерть
И их осталось десять.
С похмелья десять зайцев
Пошли девчонок клеить,
Один поймал заразу,
И их осталось девять
Первая гласная в алфавите
Автор: LucyHorror от 5-07-2018, 13:02
Вокруг ржавые трубы. С них капает вода, звуки эти разносятся далеко по тоннелю. Мы с Тимой стоим по колено в холодной грязной воде, наверху шатаются тусклые лампы. Пахнет мочой и. чем-то еще.
Ужасный запах.
Как я тут оказался? Что происходит? Почему у Тимы разбита левая бровь, а у меня на колене эти обрывки тины и ссадина?
Песенка Шоколадного Зайца
Автор: Каратаева Дарья от 15-04-2018, 15:15
Бредятина
Автор: капля крови. от 23-10-2017, 13:35
Жил-была девочка Надя, она провалилась в пещеру. Потом мальчик пошел по лесу, наткнулся на пенёк, потом гриб стал зеленый. Лиза увидела красивый топор! Поэтому пошла убивать врачей.
Когда она пришла на стройку и начала убивать строителей, она увидела зайчика.
Она сказала:
— Какой милашка, надо из него кашку сварить! Наверно вкусные мозги.
Но произошло несчастье, Зина поймала собаку и высосала мозги, и начала блевать, и вдруг она почувствовала, что на самом деле купается в крови, а не в воде.
Мы не одни. 4 часть
Автор: Amellian от 7-08-2017, 00:56
Я очнулась. Открыла глаза. Я находилась в какой-то плохо пахнущей комнате. Где-то я её видела. Я попыталась встать, но мои руки и ноги затекли, тело не слушалось.
Вдруг я услышала шаги, направляющиеся ко мне в комнату. Я снова закрыла глаза.
Дверь открылась, судя по противном скрипу металла. Кто зашёл я не видела, но на всякий случай, решила притвориться спящей.
— Черт, что нам делать с ней?
— Слушай, я не знаю. Она уже больше часа в отключке.
Я прислушалась. Один из голосов мне показался смутно знакомым, но я не могла его вспомнить.
Это такой старый, скрипучий голос, как и у двери. Недавно я его слышала.
Безопасные вызовы 1
Автор: Котенкова от 2-06-2017, 22:32
Всем привет. И это вызовы, которые я пробовала на себе. Тут будет 2 вызова! Ну, а мы погнали.
Совершенно безопасно. Этот вызов уже есть на сайте, но там всё не написано подробно.
Нам понадобятся: белая ткань, стакан молока.
Кладём ткань на пол и кладём на ткань стакан. Потом говорим слова: «Судья ангелов, приди, меня защити». Всё, теперь вас защищает ангел. Главной, чтобы возраст ангела не превышал 13 лет. Посчитаем так к примеру: дата вашего рождения 27.05.2000, считаем так 2+7+0+5+2+0+0+0=16 теперь 1+6=7 (возраст вашего ангела).
Пять ночей у Фредди. Часть 5. Спрингтрап
Автор: Mike666 от 13-05-2017, 17:49
Истории выдуманные за тринадцать минут. История 5. Опасное соседство
Автор: armani1120 от 27-12-2016, 00:32
Не знаю, как вам, но мне реально не нравятся запертые помещения. Может быть у меня клаустрофобия или как его там. Не важно. Но больше всего мне не нравились соседи. Соседи по моему заточению. Я разглядывал их, стараясь не обратить на себя их внимание, присев в уголке.
Все собрались в круг и что-то рассказывали друг другу. От этих историй мне стало очень жутко и неприятно.
Страшные истории про зайца
Я частенько гостил у своих двоюродных братьев — они жили через три остановки от меня в центре моего города в такой уютной большой квартире с длинным коридором. Каждый раз, пребывая в ней, я чувствовал себя уютно и спокойно, много времени в детстве проводил там, играя со своими братьями.
Однажды, сидя за чайным столом практически всей семьей, кроме младшего брата (он находился в детской), мы услышали смех и веселые крики как раз из детской. Мы подумали, что ребенок играется, ничего необычного — но мне стало страшновато, а потом страшно стало всем остальным, потому что младший начал натурально разговаривать. Ему было лет семь, может, больше. Ребенок обладал бурной фантазией — это понятно, но он говорил очень оживленно, иногда с вопросительной интонацией, а затем хохотал, словно получил смешной ответ на свой вопрос. Знаете, как дети умеют своей беззаботностью нагнетать атмосферу, смотря за твою спину, когда ты с ними разговариваешь, будто там стоит кто-то? Так вот, именно это и получилось у младшего — мы все явно ощутили присутствие второго человека (?) в детской.
В комнате, конечно же, никого не оказалось, кроме кучи разбросанных игрушек и, собственно, моего младшего брата. Случай забылся, все успокоились. Но однажды мы, снова сидя за чайным столом, вспомнили про тот случай. Тогда моя тетя начала рассказывать то, чего не рассказала бы, если бы сама не столкнулась. Эта женщина вообще никогда не увлекалась сверхъестественным или чем-то подобным: она смотрела фильмы ужасов с каменным лицом, скептично реагировала на истории — в общем, была просто непробиваемой. Она рассказала, что у ее сына (нашего младшего брата) есть игрушка — большой сиреневый плюшевый заяц, и что она замечает излишнюю привязанность ее ребенка к этой игрушке. Он берет его буквально повсюду с собой, обнимает его как человека и задает ему вопросы, а потом обижается, когда в ответ получает молчание. Дело происходило посреди лета, стояла сильная жара, моя тетя сидела в зале на диване и читала книгу, к ней прибежал младший с этим зайцем и сел рядом, пристроив игрушку между собой и мамой. Тетя сказала ему:
— Сына, убери зайца, и так жарко невыносимо.
Через секунду после этого — тетя готова была поклясться в этом — она услышала писклявый, еле слышный ответ:
Она оцепенела. Спустя еще пару секунд ответил младший:
Тут-то мы и вспомнили, что когда мы сидели на кухне в прошлый раз и слушали диалог младшего в детской, игрушка тоже была там.
И ладно бы на этом все закончилось, но нет. Игрушку, конечно, забрали и спрятали куда-то глубоко в доме сразу после случая с жарой. Все снова забыли про это и зажили дальше. Шли года, ребенок взрослел и все больше забывал об игрушках. Настало время, когда им пришлось переехать в другой город, квартиру они оставили пустовать до поры до времени. А через пару месяцев уже в моем доме затеяли капитальный ремонт. Когда образовался такой сильный бардак, что в доме даже ночевать уже стало невозможно, мы с матерью переехали в ту квартиру на одну неделю. Я тогда учился в школе с девяти утра до обеда и почти все школьные годы проводил дома один. В своем доме я чаще всего выходил во двор и гулял со сверстниками, но на этот раз двора не было как такового, да и вообще, никто не гулял из сверстников на улицах около этого дома. Приходилось сидеть одному. Когда я впервые вернулся из школы в эту квартиру, я понял, что мне было уютно и хорошо здесь только тогда, когда в доме находилось хотя бы три человека. Пока тут жили мои братья, дом никогда не пустовал, тут всегда было много людей, но сейчас я оказался в квартире не уютной, а в мрачной, пустой и холодной.
То, что мне пришлось пережить в этом доме за одну неделю, отпечаталось в моем сознании на всю жизнь, наверное. До сих пор, когда мы с друзьями сидим в баре или в гостях и заводим речь о страшных случаях из жизни, я вспоминаю именно эту квартиру и начинаю в очередной раз рассказывать некоторые истории, связанные с ней, и каждый раз с энтузиазмом, как будто они раньше их не слышали. В моих воспоминаниях случаи в этой злосчастной пятикомнатной огромной квартире моих двоюродных братьев как будто происходили вчера. Честное слово, хоть хорроры сочиняй про нее. Эта неделя была немного схожа с книгой «1408», где писатель должен был провести ночь в номере отеля в Нью-Йорке, где люди погибали при загадочных обстоятельствах — все в итоге переросло в настоящий ад и кошмар. Книгу, кстати, экранизировали.
Рассказывать все случаи придется слишком долго, так что я просто продолжу историю с зайцем. До съезда из этого дома оставался всего один субботний день. Начиная с четвёртого дня после въезда каждый раз, возвращаясь со школы, я выкидывал портфель в прихожую, даже не переступая порог, и сразу же выходил на улицу на мороз и зяб, сидя на скамейке на автобусной остановке, вплоть до 10-11 часов вечера, когда мама возвращлась домой. Все, что можно рассказать про квартиру, я пережил как раз в эти самые первые четыре дня.
В субботу был выходной, и на улице просиживать пришлось бы уже с утра до ночи. Я проснулся дома совершенно один — мама уже уехала на работу. Я решил хотя бы полдня просидеть в доме, потому что мороз стоял лютый. Встав с постели, я пошел готовить себе чай, умываться и готовиться к последнему дню в этом аду. Теперь я воспринимал этот дом именно как ад — все его очарование и уют улетучились в первую же ночь, которую я провел один в комнате. Я выпил чай и от безделья решил сделать уроки. Забыл упомянуть, что перед отъездом моя тетя выключила кабельное телевидение, а мы подключать другое всего на неделю не стали. То там, то здесь в квартире не горели лампы, из-за этого дом создавал впечатление заброшенности. А тот длинный коридор, по которому я любил скользить в шерстяных носках, теперь являлся для меня туннелем смерти — он не освещался в принципе.
Я делал уроки, когда услышал странный звук из детской. Детскую, кстати, перед отъездом переоборудовали в склад, где лежал весь тот хлам, который не стали брать с собой. Там лежали поломанные настольные лампы, несколько предметов мебели, много канцелярских мелочей, игрушки и прочая ерунда, которая никому оказалась не нужна. Дверь в детскую всегда была закрыта, и я всю неделю туда не заходил. Оттуда и начали доноситься звуки, как будто книжка в твердом переплете упала с полки. Сначала упала одна книга. Я не стал обращать на это внимание, продолжал читать учебник по истории и усиленно игнорировать разбушевавшуюся фантазию. Спустя две минуты упал второй, но уже не в глубине комнаты, а у самого входа. Я вскочил что было скорости, кое-как напялил пуховик и ботинки, схватил ключи и начал судорожно тыкать ими в замок входной двери. Самых диких усилий для меня стоило не смотреть в сторону детской или коридора. Когда замок, наконец, поддался, я услышал, что третья и четвертая книга с сильнейшим хлопком ударились о дверь детской с промежутком в 1-2 секунды. Я пулей выскочил в подъезд и перед тем, как захлопнуть дверь, взглянул все же в поглощающую жуткую темноту в конце коридора, где находилась дверь в детскую, всего на долю секунды. Выбежал на улицу и начал реветь.
Дождавшись маму, я наотрез отказался возвращаться туда. Я умолял отвезти меня домой, я был готов спать на грязном вонючем полу своего дома, только бы не возвращаться. Наконец, ближе к ночи мама меня успокоила, пообещав завтра же с утра забрать на работу с собой. Обычно такие выходки детей не воспринимаются родителями всерьез, но не в этом случае, потому что моя мать тоже кое с чем сталкивалась, ночуя в этом доме. Несколько раз она вставала посреди ночи, как она рассказывала позже, от чувства необъяснимой тревоги.
Мы вернулись домой. Я не отходил от матери ни на метр. Спать легли мы в одной комнате, к моему великому счастью. Ночь прошла спокойно, я даже ни разу не проснулся. Наступило утро, и я собрался на улицу еще до того, как проснулась мама. Весь день я провел, сидя в кабинете своей мамы, которая на тот момент работала швеей. Чувствовал себя совсем щеглом, раньше меня брали сюда только тогда, когда мама думала, что я не смогу позаботиться о себе один дома. Как оказалось, на работе некоторые мамины коллеги уже были в курсе про мое «сумасшествие» насчёт это квартиры, и советовали даже батюшку пригласить, чтобы он очистил дом от нечисти. Тогда я был с ними согласен — тогда я был бы согласен с абсолютно любой идеей.
Следующую ночь я провел дома у подруги моей мамы, и все потому, что я снова не захотел вернуться туда. Мама обещала, что к утру соберет все мои и свои вещи и будет ждать моего прихода, чтобы сразу же двинуться домой. Утром меня и отвезли к матери. Когда я зашел, я увидел сумки перед входом, маму, стоящую у порога, держа связку ключей. Среди ключей, кроме ключа от входной двери, была еще куча других. Дело в том, что каждая дверь в этом доме могла открываться и закрываться на ключи — такой вот элитный дом, что скажешь. При виде этой связки я вспомнил, что где-то в ней ключ от детской. Было утро, в квартире светло, все шторы нараспашку — явно мама позаботилась. Сама мать стоит в паре метров от меня — что может случиться. Я взял ключи и перед тем, как уйти отсюда навсегда, решил отпереть дверь в детскую и заглянуть туда одним глазком.
Итак, я открыл дверь. В комнате лежала куча всякого хлама, все покрыто толстым слоем пыли, никаких книжек не лежало, более того, в комнате вообще не было книжек. Весь хлам приобрел блеклый оттенок из-за пыли. Я стал оглядываться и заметил вещицу, выделяющуюся цветом. В углу на запыленной табуретке стояла сиреневая плюшевая игрушка, абсолютно целая. Это был зайчик — раньше он казался большим, но теперь я увидел, что это просто небольшая мягкая игрушка. На ней не было пыли, сиреневая шерсть сверкала на солнце, словно ее каждый день моют и расчесывают, и на ней не было никаких следов повреждений, хотя в период отъезда и до него не осталось вещи, которая не претерпела бы поломку и износ. Игрушка была словно абсолютно новая. Она стояла лицом ко мне на расстоянии 5-7 метров и улыбалась. В голове прокрутился случай с младшим братом, случай с моей тетей, все, чего я натерпелся в этом проклятом доме — и все это я прокручивал, смотря в пластмассовые белые глаза плюшевого зайца. Потом я спокойно вышел из комнаты, запер дверь на ключ и ушел с мамой восвояси. Отходил от этого я примерно около месяца, сначала был под диким впечатлением, рассказывал всем и вся. Пару раз снились кошмары. С тех пор стал сильно бояться темноты, но, как ни странно, не игрушек. У меня лежало много старых мягких игрушек, и я совершенно спокойно на них смотрел. Бояться я начал именно темноты. И больших квартир тоже.
Не так давно я со своей девушкой, прогуливаясь по центру города, решил заглянуть в ту квартиру. Теперь там стоял домофон, но он не работал. Лифт тоже давно уже не ездил. Мы поднялись пешком до нужного этажа, и я постучал в дверь. Честно говоря, я думал, что квартира все еще пустует, и даже проскочила мысль как-нибудь захватить камеру, собрать своих друзей и переночевать там с пивом и чипсами. Но на стук отозвался мягкий женский голос:
— Сиреневый заяц, — я сказал первое, что пришло в голову. Моя девушка вопросительно взглянула на меня.
— Уходите! — она сказала так, будто отрезала, коротко и раздраженно.
Уходя, я подумал про себя: «Интересно, он все еще там?».
DARKER
онлайн журнал ужасов и мистики
Новости и анонсы
Авторские колонки
Мероприятия
Дмитрий Мордас «Зайчик»
Иллюстрация Ульяны Колесовой
— Ешь скорее, остынет!
Антон черпнул каши и с завистью глянул на Олю. Та уже позавтракала и теперь хрустела печеньем так, что крошки летели через весь стол. Осилив еще пару ложек, он перевел взгляд на окно. Там, среди морозных узоров на стекле, ясно различалась мохнатая лисья голова.
— Где? — Оля вскочила со стула и подбежала к окну.
— Да не на улице! Смотри: вот нос! Вот…
— Ну-ка доедай! — сказала мама, оторвавшись от журнала.
— Ничего не вижу, — сказала Оля.
— Доедай, совсем немного осталось!
Антон послушно набрал каши и с полным ртом указал на лису.
— И совсем не похоже!
Мальчик издал звук, который должен был означать: «Похоже!».
— Антон! — Мама отложила журнал и сердито смотрела то на Олю, то на сына.
Чуть позже, расправившись с кашей, он снова попытался отыскать лису, но та пропала, ушла. Теперь на стекле остались лишь узоры, похожие на вытянутые листья крапивы.
— А у меня на окне сова! — сказала Оля.
— Опять ты со своей совой! — Отец вошел на кухню и стал выдвигать ящики шкафа. — Милая, ты ключи от машины не видела?
— Правда-правда! Сова! Ты же вчера мне верил!
— Я их в корзину положила, возле телефона. Потеряешь ведь.
— Спасибо. И не было там никакой совы.
— Была. Глазюки — во! — Оля изобразила пальцами нечто размером с яблоко. — И светятся!
— Ну даже если и вправду сова. Чего она тебе сделает?
Оля надула губы, ушла, топоча по ступенькам, и громко включила на видике «Русалочку».
С тех пор как ей впервые привиделась сова, она спала только с родителями, и ни хитростью, ни уговорами не удавалось заставить ее лечь в новой комнате. Антон тоже плохо спал. Ворочался, непривычный к огромному деревянному дому, к его скрипам, и все думал о том, что скоро нужно будет идти в школу. Он ни разу еще не бывал новеньким, но подозревал, что ничего хорошего его не ждет. Особенно если принять во внимание его очки с толстенными стеклами.
А прошлой ночью с ним случилась странная вещь. Он услышал музыку. Где- то далеко, на самой границе восприятия, звучала флейта.
Он поднялся с кровати и выглянул в окно. Под яркой луной видна была черная опушка леса и белое, укрытое снегом поле, отделявшее от нее дом.
Там, в поле, кто-то танцевал. Темные, едва различимые фигуры прыгали, катались в снегу, ползали на четвереньках. Антону вспомнились истории о волках, играющих под луной, но это были не волки. Они вставали на ноги, они брались за руки и кружились, вздымая снежные вихри, исчезали и появлялись вновь. Вдруг музыка стихла. Фигуры замерли и, Антон был в этом уверен, уставились на него.
Задернув шторы, он бросился в кровать, и всю ночь ему чудилась под окном какая-то возня, слышалось хлопанье огромных крыльев и скрежет подоконника. Вот почему в это утро он не смеялся, как раньше, над Олей и этой ее «совой».
Он допил чай и хотел уже подняться в зал, к сестре. Смотреть «Русалочку», раз уж Оля первой добралась до видика, но в дверь позвонили.
Мама пошла открывать, а Антон выглянул в коридор. Он думал, что, может быть, это отец опять что-то забыл, но на пороге стояли двое милиционеров. Антон спрятался и, как ни вслушивался, не мог разобрать, о чем они говорят.
— Тоша! — позвала мама, и ему пришлось выйти в коридор. — Ты видел этого мальчика?
Милиционер протянул фотографию. На той был рыжий паренек лет восьми, на фоне ковра. На руках он держал полосатую кошку и широко улыбался.
— Ясно, — вздохнул милиционер и дал маме какую-то бумажку. — Если что — звоните.
— А что им нужно было? — спросил Антон, когда они ушли.
— Да мальчика искали. Говорят, в лесу заблудился.
Смотреть мультики Антону больше не хотелось; посидев немного в своей комнате, он надел куртку.
— Я пойду погуляю! — крикнул он.
— Только к лесу не подходи!
Он обогнул пару раз дом, побросал снежки в забор, затем отпер скрипящую калитку на заднем дворе и вышел в поле, похожее на укутанное в снег озеро с застывшими белыми волнами.
Следов в поле не виднелось, так что те фигуры не могли быть ничем иным, как сном. Он прошел половину пути до леса и встал, по колено в снегу, примерно там, где видел вчера эти странные танцы. Было тихо, и только ветер гонял по полю ледяную пыль. Щурясь от солнца, Антон заметил неподалеку что-то темное. Он подобрался ближе и увидел вязаную варежку.
— Во-ва! — донеслось из леса.
— Воооооооо — ваааааааааа! — словно сами деревья звали кого-то. Крик прокатился по полю и рассеялся вдали.
— Во — ва! — подхватил кто-то уже ближе.
Антон развернулся и побежал домой, набирая полные ботинки снега.
Скоро настал день, которого Антон боялся больше всего. Школа. Он уже бывал там, когда они только переехали и мама водила его записываться, и позже, когда ему выдавали учебники. Тогда были каникулы. Коридоры пустовали, и двухэтажное, окруженное тополями здание казалось очень даже уютным. Но теперь, глядя на курящих у входа старшеклассников, Антон думал иначе.
Возле расписания висел черно-белый листок, распечатанный на принтере:
«Внимание! Пропал ребенок»
Его звали Вова Матюхин. Четвертый класс. На зернистом отпечатке Вова был мертвецом с черными глазами и ртом.
Антон нашел нужный кабинет и принялся ждать. Дети потихоньку собирались, затем, когда двери открылись, шумно повалили внутрь. Среди всех выделялся рыжий толстяк с прыщавым красным лицом, до странности напоминавшим гранат. Когда какой-то паренек чуть замешкался в проходе, рыжий толкнул его:
Антон дождался, когда все рассядутся по местам, набрал полную грудь воздуха, чтобы успокоить колотящееся сердце, и подошел к учительнице. Она оторвалась от журнала и посмотрела на него поверх очков:
— Новенький, что ли? Фамилия как?
— Как-как? Громче говори!
Голос у него дрожал, но он ничего не мог с этим поделать.
— Точно не ошибся? — Учительница уткнулась носом в журнал. — В списках такого нет.
Теперь она всматривалась Антону в лицо, точно старалась уличить в обмане.
Антон опустил глаза и выдавил:
— Мне сказали, 204 кабинет. Лилия Павловна. Пятый «Б».
— Странно, — сказала учительница. — Ладно, подожди. Я сейчас.
Оставшись один у доски, он чувствовал на себе внимание всего класса. Кто-то что-то шепнул, и по комнате прокатился тихий смех.
— Доску вытри! — послышался голос. И снова смех.
Антону не понадобилось поднимать глаза, чтобы понять, кто это.
— Ты че, не только слепой? Глухой еще? Доску вытри, говорю!
Антон залился краской и не знал, куда деваться. Наконец вернулась учительница:
— Куда же тебя посадить? Сядь-ка пока в конце с Семеном.
— Еще чего! — хмыкнул толстяк и поставил рюкзак на соседний стул, а Антону пришлось сесть еще дальше, за самую последнюю парту. Рядом с ним из-под стола торчали рулоны с какими-то плакатами.
— Вот и хорошо, — сказала учительница. — Начнем урок. Тема: традиции русской и мировой литературы в рассказе Паустовского «Кот-ворюга».
Толстяк обернулся и поглядел на новенького. Взгляд его не сулил ничего хорошего.
Уже на четвертом уроке в тетради Антона обнаружился растекавшийся амебой желтоватый плевок.
После занятий он специально задержался подольше, чтобы не идти домой вместе со всеми. Он поставил рюкзак в коридоре на подоконник и перебирал учебники.
— Привет! — сказал кто-то над самым ухом.
Антон обернулся и увидел девочку в зеленом свитере с вышитым на нем жирафом. На уроках она сидела за второй партой, и несколько раз он ловил на себе ее взгляд.
— Привет! — Антон залился краской.
Антон не ответил и принялся складывать книги в сумку.
— А ты за рекой живешь? В том деревянном доме?
— Там, наверное, очень страшно… да еще через лес приходится ходить. Я бы не смогла.
— Да нет, все нормально, а что такого с лесом?
Девочка замялась, а потом, улыбнувшись, ответила:
— Ничего. А меня, кстати, Полиной зовут.
Следующая неделя стала для Антона настоящим кошмаром. «Ой, извини!» — говорил Семен, толкая его на лестнице, да так, что и шею недолго было сломать, или: «Я случайно!» — опрокидывая на него стакан с компотом в столовой. И так каждый день. Антон ни на секунду не смел расслабиться из-за потока «случайностей». И с ужасом понимал, что это лишь начало и что дальше будет только хуже, если он ничего не предпримет, но сделать ничего не мог. Он ходил по школе, опустив глаза в пол, и считал минуты до конца уроков. Лишь иногда, поймав на себе взгляд Полины, он задыхался от стыда и готов был врезать обидчику, но ничего, как назло, не происходило. Потом запал иссякал, и все продолжалось по-старому.
Домой Антон ходил один, через поселок, а после речки и моста уже начинался лес. Минут десять дорога ползла в окружении деревьев. Прохожих не было, только медленно, боясь завязнуть в снегу, проезжали иногда машины. Антон старался не задерживаться на этом участке, потому что при движении мимо белый снег на ветках и черные стволы создавали странную иллюзию: казалось, кто-то бродит по лесу, кто-то высокий, неуловимый, готовый в любой момент вытянуться деревом или упасть на землю сугробом, а потом, когда внимание к нему ослабнет, вновь продолжать свой путь вдоль дороги.
В пятницу вечером Антон сидел за уроками. Самое сложное он уже сделал, и оставалось только рисование. Нужно было изобразить какое-нибудь сказочное существо. Сперва он хотел нарисовать дракона, но кисточка сама собой потянулась к оранжевой краске, и на бумаге появилась лиса. Она стояла у забора на задних лапах и хитро улыбалась. Закончив рисовать, Антон долго и удивленно смотрел на рисунок, словно не мог понять, откуда она взялась. Чем дольше он глядел на нее, тем страшнее казалась ему ее улыбка, напоминавшая улыбки тех женщин из грязных журналов, что иногда в открытую лежат в газетных киосках, но при этом злобная, хищная.
Глаза лисы были красными, налитыми кровью, и выглядели совсем как дырки от пуль, какими их показывают в боевиках. Антон не помнил, чтобы рисовал такие глаза. Он отодвинулся от стола, и свет лампы отразился на влажной краске, так что показалось, будто лиса следит за ним. Антон с отвращением скомкал рисунок и швырнул в корзину. Потом, немного оправившись, нарисовал дракона. Глаза ему он сделал голубыми.
Закончив уроки, Антон поужинал и отправился спать, слушая, как Олю уговаривают лечь в ее комнате, а она все твердит: «Там сова, сова». Дело дошло до слез, и в конце концов родители сдались.
Птица помахала ему рукой-крылом.
Костюм был сделан искусно — видимо, из настоящих перьев или меха. Антон и в самом деле хотел спуститься, чтобы разглядеть его получше. Да и что ему может сделать такой малыш? Уже отходя от окна, он увидел, что у забора стоят и другие тени. Кто они, было не различить, но не вызывало сомнения — они таились, ждали его. Что-то замышляли.
«Это розыгрыш, — подумал Антон. — Это все проклятый Семен. Если я сейчас выйду, они меня снегом накормят».
Глаза совы горели совсем как у настоящей.
Он задернул шторы и лег на кровать, бормоча все известные ему ругательства, когда послышался стук. На шторах лунный свет четко обрисовывал силуэт ребенка. Каким-то образом тот сумел подняться на второй этаж и стоял теперь на подоконнике снаружи.
Антон натянул одеяло на голову. Стук прекратился, зато вскоре послышалась та же далекая мелодия, что он слышал в том странном сне. И от нее захотелось встать и бегать по комнате, а еще лучше — выйти на улицу и носиться по снегу. Он не заметил, как уснул, и во сне танцевал, взявшись за руки с огромной красноглазой лисой.
Следующим утром по дороге в школу Антон услышал крик из леса.
На втором уроке в класс пришла женщина из милиции и спрашивала, видел ли кто-нибудь Катю Смирнову из третьего «А» класса. Она вчера не вернулась из школы. Антон старался не смотреть на женщину и вообще не поднимал глаз от тетради, непонятно почему боясь, что его могут в чем-то обвинить.
На перемене девочки сбились кучкой за одной из парт и шептались, не обращая на Антона внимания.
— Ее позвал кто-то! Алина рассказывала. Ее сестра с этой Катей в одном классе учится. Говорит, они после школы в лес пошли через мост. Думали, там уже появились подснежники. А Катя стала говорить, что ее кто-то зовет из-за деревьев. Ее держали, но она вырвалась.
— Жуть какая. А чего за ней не пошли?
— Испугались. Ты бы не испугалась?
— А еще говорят, запах был странный. Собакой, что ли, пахло… или еще каким-то зверем.
В этот день Антона не доставали, и, хотя он никогда не признался бы в этом, атмосфера всеобщей подавленности нравилась ему. Ему было уютно глядеть на заснеженную улицу, слушать, как шепчутся по углам одноклассники, и чувствовать, что он тоже боится. Не один, а вместе со всеми.
После занятий Антон, как обычно, задержался, а когда выходил со школьного двора, к нему прибилась маленькая черная собачка. Опустив голову, она молотила хвостом по тощим бокам. Антон достал из рюкзака пакетик с остатками маленьких безвкусных зефирок, который носил с собой уже несколько дней, и кинул ей немножко. Собака понюхала, вильнула хвостом и снова посмотрела на Антона слезящимися глазами.
— Ну же, ешь! — сказал он. — У меня больше ничего нету.
Из ворот вышла Полина.
— Я знаю, — ответил Антон, надеясь, что голос его не дрогнул. — Просто, кажется, он очень голодный.
Девочка достала из рюкзака бутерброд и кинула псу. Тот в один присест смахнул его и завилял хвостом, выпрашивая добавку.
— Мне папа их все время подсовывает, а я их видеть не могу уже. А ты чего домой не идешь?
— А нам вроде бы по пути немного.
— Ты раньше этой дорогой не ходила, — заметил Антон.
— Ходила. Я просто на музыку часто остаюсь. Папа хочет, чтобы я на скрипке играла. Как мама.
За разговором они миновали ларек, возле которого стояли Семен и Рома Пятифан, похожий на хищного зверька с кривыми желтыми зубами. На переменах он почти не отставал от друга, выдумывая для Антона новые издевательства. Заметив их, Антон весь сжался, но они лишь молча проводили парочку взглядами.
— А ты не боишься ходить там? — спросила Полина, когда они подошли к мосту.
Это звучало как продолжение их первого разговора. Антон хотел храбро сказать, как и в прошлый раз, что не боится, но вместо этого ответил:
— Мне тоже страшно. Летом тут ничего. Красиво. А сейчас — даже не знаю… эти деревья похожи на пальцы. Встанешь между ними, а они сожмутся. Схватят.
— Никогда о таком не думал.
— А еще эта девочка, Катя… говорят, ее позвали.
— Мне почему-то кажется, что это они ее позвали. — Она кивнула в сторону леса. — Эти деревья, и теперь она там, с ними.
«Кааааатя!» — раздалось откуда-то издалека.
Торопливо попрощавшись, Антон пошел домой. Он все боялся того, что кто-нибудь окликнет его из леса.
Дома к нему бросилась Оля.
По спине у Антона пробежали мурашки.
— То сова, то лиса! — крикнула мама из кухни.
— Правда-правда! Такая пушистая! Она у забора стояла. На задних лапах. Она меня позвала, а тут мама вышла, и лиса убежала.
— Не было там никакой лисы.
— Не подходи к ней! — шепнул Антон.
— Ты чего, Тош? — Оля округлила глаза.
— Не подходи, слышишь?!
Мама вышла в коридор и удивленно посмотрела на Антона.
— Ну лиса ведь может укусить, — смутился он. Ему смутно припоминались детские сказки, в которых лисы воровали детей.
— Но это же не настоящая лиса, расскажи ему, Оль.
— Она на двух ногах ходила и в платье была. Только она была взаправду.
— Видишь? — Мама улыбнулась, словно это все объясняло.
Антон тоже выдавил улыбку, но, оставшись с сестрой наедине, шепнул:
— Еще раз увидишь ее — беги.
На следующей неделе ударили морозы, дошло до минус тридцати, но занятия не отменяли. В школе все было по-прежнему. Семен с дружками не давали Антону проходу, зато несколько раз после уроков, когда не было занятий по музыке, удавалось возвращаться с Полиной. Она рассказала, что живет с отцом — мама умерла два года назад. Отец много работал, иногда даже оставался в ночные смены, и Полина целыми днями сидела дома, готовила и убиралась. Антон рассказывал ей об Оле и о том, как они жили до переезда.
Во время очередной прогулки, когда они остановились у моста и болтали о всякой всячине, Полина вдруг спросила:
— А не хочешь зайти ко мне?
Антон замялся и сказал:
— Мне еще уроки делать.
— А… ну хорошо… — помрачнела Полина. — Тогда до завтра. Пока.
Он чувствовал себя полным болваном, хотелось догнать ее и крикнуть: «Да, конечно, хочу!» Антон не мог объяснить себе, почему ответил «нет».
Поднявшись на мост, он глянул вниз. Там, на укрывшем лед снегу, кто-то вытоптал два имени:
Поднялся ветер, и мост застонал.
Сглотнув подступивший к горлу комок, Антон двинулся дальше. За поворотом дороги случилось то, чего он давно боялся. Его окликнули.
Антон остановился. От деревьев отделились темные фигуры. Семен и Рома.
— Слышал, ты с Полинкой мутишь? — спросил Семен, дружески улыбаясь. — А? Жених и невеста? Все дела?
Толстяк подошел и без лишних разговоров ударил Антона в живот. Мальчик согнулся, пытаясь восстановить дыхание.
— Мне-то на тебя похрен, а вот Рома обижается. У него на нее планы. А ты…
Антон с трудом выпрямился.
— Да что с тобой говорить! — сказал Семен и врезал Антону в лицо. Мир вокруг вспыхнул красным. Антон повалился в снег, очки слетели, и он, чуть не плача, ползал на коленях и пытался отыскать их на ощупь.
— В общем, ты к ней больше не подойдешь, понял? По-хорошему ведь прошу.
Семен присел на корточки и дружески приобнял Антона за плечи.
— Понял, — едва сумел выдавить Антон сквозь душившие его рыдания.
— Молодец. А теперь извинись перед Ромой.
— Этот гондон нас послал! — послышалось сверху.
Антон рыдал теперь во весь голос, слезы застилали глаза. Все плыло и кружилось.
— На первый раз прощаю, — продолжил голос. — Валяйся тут. А очки твои себе возьму. За моральный ущерб.
Смех затих вдалеке.
Антон плакал, привалившись к дереву, и никак не мог остановиться, пока не услышал сквозь плач хриплое дыхание прямо у себя над ухом. В нос ударил запах зверя. Мокрой шерсти. Пота.
Кто-то пришел к нему из леса.
Антон вскочил и вслепую попытался вскарабкаться к дороге, но, съехав по горке, повалился на спину. Свет померк, все заслонил расплывчатый черный силуэт. Мальчик чувствовал на себе дыхание — обжигающе горячее, смрадное, словно рядом была дверца раскаленной печки, наполненной гниющим мясом.
Он закрыл глаза. У него не было сил ни кричать, ни сопротивляться. Что-то влажное, скользкое прошлось по его лицу. До Антона дошло, что незнакомец лизнул его.
А придя в себя, мальчик понял, что все еще лежит под деревом. Сверху по дороге проехала машина, но водитель не заметил его — видимо, тоже старался не смотреть на эти деревья. Он поднялся, выкарабкался из оврага и побрел домой. Его трясло.
В тот день мама повезла Олю в город, и, к счастью для Антона, они еще не вернулись. Первым делом он отыскал старые очки, которые не носил с третьего класса, затем осмотрел себя. В носу запеклась кровь, на животе уже начал чернеть синяк, но этого родители не заметят. А вот как объяснить пропажу очков?
Когда приехали мама с Олей, он как ни в чем не бывало делал уроки. Насчет очков сказал, что уронил их с моста, когда играл, возвращаясь со школы, молча стерпел все упреки, а после ужина сразу отправился в постель, уверенный, что никто ничего не заподозрил.
Ночью в окно постучали. В этот раз Антон не испугался — наоборот, решил драться. Можно издеваться над ним в школе, можно караулить на улице, но приходить домой, заглядывать в окна. Это слишком. Антон готов был швырнуть незваного гостя вниз, прямо со второго этажа, но когда он отдернул штору, за стеклом никого не было, только на припорошенном снегом подоконнике лежали очки.
Антон открыл окно, взял их и выглянул во двор. Как и в прошлый раз, там стоял ребенок в костюме совы. Он помахал крылом.
Протерев очки, Антон надел их вместо старых, затем влез в свитер, прокрался по лестнице на первый этаж и, отыскав в темноте куртку, вышел на улицу. Дыхание сразу перехватило от холода, и колени под пижамными штанами затряслись.
Совы на заднем дворе не было, не было и следов, но калитка, ведущая в поле, стояла распахнутой, а на снежной равнине, вдалеке, стояли фигуры. Антон побрел к ним, и, приблизившись, понял, что все они в масках. Сова, Лиса, Медведь, какая-то Птица с красными щеками, Волк и черный бородатый Козел с длинными позолоченными рогами.
— Долго же тебя ждать пришлось, зайчик. — сказала Лиса. Голос у нее был тягучим, со сладкой ленцой, и совсем не подходил к ее холодному взгляду.
Антон никак не мог сообразить, как же устроены их костюмы, как крепятся к лицам маски, не уверен был даже, дети они или нет. То они казались маленькими, его роста, то вытягивались выше любого взрослого.
— А он ли это? — спросила Птица, щелкнув клювом с такой силой, что могла бы одним махом перекусить Антону руку.
— Он, — ответил Волк. — Я его пробовал.
— Кто вы такие? — спросил Антон. Он не боялся, хотя его и трясло. Дрожь была от холода и еще от охватившего его странного волнения, предвкушения чего-то невероятного.
— Мы ветер, — ответил Козел. — Летаем туда-сюда, обрываем листья.
Медведь фыркнул, точно услышал шутку.
— Мы друзья. — сказал он.
— Хочешь поиграть с нами? — Лиса протянула мальчику руку с длинными черными когтями. — Смотри!
Сова подпрыгнула высоко, выше роста Антона.
— И ты так можешь! Попробуй.
Антон подпрыгнул и, к своему удивлению, оказался почти вровень с верхушками деревьев, а потом упал в снег, но больно не было.
— Говорил же! Это он, — прорычал Волк.
Звери засмеялись, а мальчик поднялся и прыгнул еще раз. Теперь у него получилось приземлиться на ноги, он оттолкнулся и прыгнул еще; казалось, если приложить усилие, он долетит до самых звезд, ставших вдруг огромными и до странности близкими.
Антон прыгал и прыгал в надежде дотронуться до них, когда понял, что слышит музыку. Снова оказавшись на земле, он увидел, что звери кувыркаются в снегу, прыгают, борются и пляшут, и лишь один, Козел, сидит скрестив ноги и играет на флейте.
От музыки тело само задвигалось в танце, и чувство потери контроля было удивительно приятным. Тело хотело танцевать и танцевало, и это была настоящая свобода. Он кружился, и снег, деревья, звезды и звериные морды кружились вместе с ним.
Когда музыка стихла, Антон обнаружил, что лежит в сугробе под ярким лунным светом. С трудом приподнявшись, он увидел, что все звери, кроме Козла, повалились от усталости в снег, и от их хриплого дыхания в воздухе клубится серебристый пар.
Антон чувствовал себя опустошенным, словно эти прыжки и танцы отняли у него нечто, выжгли самую его суть, оставив только одно: желание как можно скорее заполнить чем-то эту пустоту.
— Ну как, нравится? — спросила Сова.
— Да, — едва слышно ответил Антон.
— Я все еще могу его съесть. — Лиса подползла к нему и смотрела прямо в глаза.
— Моя очередь угощать, дорогая. Оставь его! — велел Волк. Он встал и пошатываясь побрел к лесу, а когда вернулся, на плечах у него был мешок. Бросив его посреди поляны, он поманил Антона.
Звери встали и возбужденно зашептались.
— Пусть зайчик первый попробует, — распорядился Волк.
Кто-то подтолкнул Антона к мешку. Мальчик сунул в него руку и вытащил ломоть мяса с толстым слоем желтого жира.
Раньше его вырвало бы от одного вида такого угощения, но не сейчас.
— Кушай, — пропищала Сова. — Это вкусно.
Антон положил кусок в рот и почувствовал, как по телу разлилось тепло. Мир вдруг переменился. Мальчик понял, что все вокруг по-настоящему живое. Он услышал, как стонет под снегом сухая трава, увидел, что у деревьев и звезд есть лица. Деревья ухмылялись, а звезды корчились в страхе.
— Правильно! — сказал он громко. — Бойтесь! Я допрыгну до вас и …
«Так, наверное, чувствуют себя пьяные, — подумал он. — Так, наверное… ». Но мысли обрывались, уступая место образам. Он забывал слова. Деревья двигались. Снег под ногами бугрился и полз.
Звери с воем бросились к мешку, они толкались, рычали, лезли мордами внутрь и жрали мясо. Только Козел не ел, он все так же сидел, скрестив ноги в снегу, и смотрел вдаль на поля, казавшиеся теперь бескрайним белым морем.
— А вы почему не едите? — спросил Антон, с трудом подбирая слова.
— Почему же? Мы едим. Мы всегда едим.
Он повернулся, и в глазах его отразились силуэты зверей, рвущих мясо.
Проснувшись по будильнику, Антон привычным жестом нащупал на тумбочке очки. Надел их, потом снял и удивленно на них уставился. Это были новые очки, те самые, что забрал Семен. Задрав пижаму, он увидел, что синяка, расплывавшегося вчера чернильным пятном, не было.
Он долго сидел на кровати, силясь понять, что более реально — весь вчерашний день или этот странный сон. Выходило, что сон.
Антон спустился вниз, сказал удивленной маме, что все-таки отыскал очки. Безо всякого аппетита съел кашу, а когда собирался уже уходить, сверху спустилась, вся в слезах, Оля.
— Что случилось? — подбежала к ней мама.
— Мне сон приснился страшный.
— Мне приснилось, что Тоша стал чудищем.
Мама рассмеялась и обняла ее, а Антон застегнул куртку и, не попрощавшись, выскочил на улицу. Идти через лес он больше не боялся.
На первом уроке Семена не было, а на второй пришли из милиции. Оказалось, что он вчера вечером отправился к другу играть в приставку и не вернулся. Антон невольно провел рукой по ободу очков и поймал на себе испуганный взгляд Ромы Пятифана.
Поползли слухи: говорили о маньяке, о том, что занятия отменят и что милиционеры будут водить детей домой группами, но уроки шли своим чередом, а когда они закончились, Антон направился домой вместе с Полиной.
Дорогой к ним прибилась собака, которую они прежде кормили зефиром и бутербродами. Откупиться от ее умоляющего взгляда удалось лишь печеньем.
— Теперь не отвяжется. — сказала Полина. — Она тут живет, за школой. Ей будку даже построили.
В этот раз он проводил ее до самого дома и, стоя у ворот, спросил:
— А ты веришь в маньяка?
— Не знаю. — Полина немного помолчала, словно раздумывая, говорить или нет, но в конце концов добавила: — Я один раз видела кого-то под окном. В маске… вроде как птица…
По дороге домой Антон остановился на мосту и поглядел вниз, ожидая, что там появится еще одно имя, но снег был чист, и даже старых имен на нем не осталось.
Теперь Антон из ночи в ночь ждал прихода зверей, и когда однажды в начале февраля услышал стук, без колебаний распахнул окно.
На подоконнике стояла Сова.
Антон спустился во двор, и все повторилось. Он плясал со своими новыми друзьями, прыгал высоко-высоко и в прыжке тянулся руками к звездам, пытаясь сорвать их, как спелые яблоки, а Козел играл на флейте.
Антон веселился, но в глубине души знал, что все это затеяно ради одного — разбудить аппетит.
В этот раз угощал Медведь, и Антон больше не стеснялся. Он упал на колени вместе со всеми и рвал зубами мясо, а когда насытился, лежал в снегу, который казался сейчас теплым, как пуховая перина.
— Теперь ты понял, зайчик? — С зубов Лисы на снег падали крупные капли крови. — Понял наш голод?
— А почему у него до сих пор нет лица? — спросила краснощекая Птица.
— Будет! — сказал Козел. — Следующей ночью. О… я помню эту ночь. Чудесная, восхитительная ночь, а угощение… — Он облизнул свою флейту, и только сейчас Антон заметил, что это была длинная кость, вся в кровавых подтеках.
— Все звучат по-разному, — добавил Козел, заметив взгляд Антона. — В этом и суть.
— Не забудь об угощении. В следующий раз твоя очередь. — Медведь погладил свое непомерно раздувшееся пузо.
— Угощение? — переспросил Антон.
— Да! — Медведь поднял со снега длинный кровавый ошметок, показал его Антону и забросил в рот. — Покажи, что ты умеешь, зайчонок. Нам нахлебники не нужны.
Когда звери ушли, поднялся ветер, заметая следы недавнего пиршества. Антон побрел домой. Ему хотелось свернуться калачиком прямо здесь, в снегу, и спать до следующей ночи, и лишь усилием воли он заставил себя идти. Во дворе он поднял глаза и увидел в окне своей комнаты лицо Оли. Та прижалась к стеклу и смотрела, похожая на привидение, с распахнутым в ужасе ртом.
Антон поднес палец к губам. Тс-с-с! Он почувствовал, что губы у него липкие и все еще покрыты кровью. Зачерпнув горсть снега, он утерся, а когда опять посмотрел на окно, сестры уже не было.
Он вошел в дом и, не особо таясь, поднялся в спальню родителей. Оля лежала между ними, притворяясь спящей. Антон долго стоял в дверном проеме, ожидая, когда же она выдаст себя, но так и не дождавшись, ушел в свою комнату и сразу уснул.
Сестра теперь сторонилась его. Родители стали чужими, и порой, глядя на лес, Антон думал о том, как хорошо было бы жить там. И снег казался таким мягким и теплым, а дом — вонючей клеткой. Лишь с Полиной он чувствовал себя хорошо, только так ни разу и не побывал у нее дома. Ему нравилось гулять с ней на улице, по снегу. Нравилось видеть, как холодный ветер румянит ее лицо. А дома? Нет. Дома все по-другому.
«Приходи, когда захочешь», — сказала она, но Антон не решался. Только обещал зайти в следующий раз.
«Скоро все изменится, — думал он. — Скоро у меня будет лицо. Может быть, тогда?»
Антон жил как прежде, вставал по будильнику, ходил в школу, ел в обед, спал ночью, но понимал теперь, что время движется совсем иначе. Оно не имело отношения ни к часам, ни к солнцу, ни даже к циклам луны. Оно было живым, оно текло в черноте между звезд и приходило тогда, когда пожелает. Ночь за ночью Антон терпеливо ждал, и вот одним утром, на исходе зимы, почувствовал его приближение.
Когда это случилось, он готов был танцевать, скакать по партам, кричать и смеяться. Рот его наполнился слюной, и ни взятые из дома бутерброды, ни пирожные из столовой не могли утолить его голод. День пролетел в забытьи, как пустой, ничего не значащий сон, и только вечером, лежа в кровати, он вспомнил об одной упущенной малости.
В этот раз его очередь угощать.
Открыв морозилку, Антон вытащил мясо, разорвал на нем пакет и укусил. Оно было твердое как деревяшка и такое же безвкусное. Пока кусок оттаивал во рту, мальчик посмотрел в окно. Темнело.
Он выплюнул мясо в раковину. Совсем не то. На что способны звери, если не получат угощение? Он вспомнил, как щелкал огромный и острый клюв Птицы, напоминавший ножницы, которыми на уроках труда резали листы железа.
И тут ему в голову пришла идея. Мерзкая, отвратительная.
«Нет!» — сказал он себе.
Он собрал в пакет мясо, положил его обратно в холодильник и вновь посмотрел в окно.
Антон прошел через лес, затем по мосту. Несколько раз мимо проезжали машины, слепившие его яркими фарами. Наконец он подошел к школе. Псина, как всегда, была там и встретила его, виляя хвостом.
— Песик! — позвал он. — Смотри, что у меня есть.
И высыпал на снег содержимое пакета.
Возвращался домой он уже в полной темноте, с пакетом горячего свежего мяса в руке. Из пакета капало, но с этим Антон поделать ничего не мог. Быть может, снег заметет следы к утру, а если нет — все равно. Сегодня у него появится лицо. Подойдя к дому, он тихонько, чтобы не скрипела, открыл калитку, но его заметили. Входная дверь приоткрылась, ударив в глаза полоской света, и в проеме показалась Оля.
«Прыгай!» — произнес в голове голос Лисы.
«Господи, что я делаю?»
Он упал на колени в снег, разглядывая свои руки, перепачканные черной кровью.
— Оля! — сказал он. — Я не…
Оля осторожно, точно к сидящему на цепи зверю, подошла к нему.
— Тоша. Не ходи туда больше. Пожалуйста.
По щекам ее текли слезы.
— Не пойду. Никогда больше не пойду, — борясь с тошнотой, проговорил он.
Вместе они вошли в дом, и прежде чем отец или мама смогли увидеть Антона в таком виде, он швырнул куртку с ножом в кладовку, а сам заперся в ванной.
— С тобой все нормально? — спросил отец.
— Да, пап. — Антон старался, чтобы голос его звучал как можно спокойнее. Глянув в зеркало, он понял, как сильно ему повезло, что по дороге никто не встретился. Лицо было все забрызгано кровью.
— Ты что, на улицу ходил? Ты же знаешь, что нельзя.
— Я во дворе был. Совсем недолго.
Антон встал под душ. Он не мог поверить, что действительно танцевал на улице, что ел мясо, что…
Остаток вечера Оля просидела в его комнате, они почти не разговаривали, но были вместе впервые за последние несколько недель, и этого вполне хватало. Она рисовала в альбоме, а Антон со страхом поглядывал на окно, надеясь, что ночь никогда не настанет.
Наконец Олю забрали спать, вскоре родители выключили телевизор, и в доме сделалось тихо, только поскрипывали половицы и стены. Дом ведь был деревянный, и, как говорил папа, живой.
Около двух часов ночи в окно постучали. Настойчиво, сильно, так, что задрожала оконная рама. Антон скатился с кровати и вместе с одеялом забился в угол. Стук не прекращался. Было удивительно, как этот звук, разносящийся, казалось, по всему дому, не разбудил родителей. Гость стучал и стучал с неумолимостью идиота, и в конце концов Антон не выдержал. Он подошел к окну, отдернул штору и едва не закричал.
Да, это была Сова, но теперь она изменилась, один глаз отсутствовал, а в маске, если это была маска, зияли дыры, сквозь которые виднелось розовое мясо. Сова раскрыла клюв.
— Мы ждем тебя, зайчик! — сказала она.
Антон увидел, как под маской движутся оголенные мускулы. Глядя в единственный немигающий глаз гостьи, он неожиданно для себя открыл окно и впустил ее.
Сова спрыгнула с подоконника, зашлепала ногами по полу и стала теснить Антона к выходу. Он спустился вниз, открыл дверь кладовки, достал окровавленную куртку и, словно под конвоем, вышел в поле, где остальные звери ждали его.
Они походили на битые временем игрушки. Лиса стала тощей, наполовину облезлой, медведь ползал по земле, волоча задние ноги как наполовину раздавленный жук, рога у козла были обломаны, и золотые блестки с них облетели.
— Видишь, что с нами стало, зайчик! — сказала Птица, едва ворочая клювом. — Но это ничего. Мы уйдем. Но будет зима, и мы вернемся.
— Его лицо! — прорычал Волк.
Козел, прихрамывая, подковылял к Антону и протянул ему маску. Та изображала морду зайца и сделана была из сваляной шерсти. Видно было, что маска очень старая, на ней едва-едва виднелись нарисованные нос и усы, а на щеке зияла дыра, стянутая толстыми нитями.
— Примерь ее! — велела Сова.
Антон поднес маску к лицу, но что-то в нем противилось этому. Маска была отвратительна. Ужасна. Она еле заметно шевелилась между пальцами.
— Не можешь, — прошипела Лиса. — Я же говорила. Съедим его и уходим.
— Нет! После угощения он ее наденет! — Медведь подполз к нему на передних лапах. — Сможешь ведь?
— Тогда давайте начнем, — прорычал Волк.
Козел заиграл на флейте, только это больше не была мелодия, просто набор звуков, сыплющихся, как камни из ведра, и под это подобие музыки звери начали танцевать.
— Прыгай! — сказала Лиса.
Антон прыгал, а звери кружились вокруг. Лиса падала и поднималась, шерсть с нее сыпалась, как иглы с засохшей елки, Сова волочила крыло, медведь ползал, и мокрый темный след оставался за ним на снегу. Не было больше экстаза, только нелепый, пугающий танец калек. Это длилось совсем недолго, вскоре обессиленные звери повалились на землю. Стоять остались лишь Антон и с усмешкой глядевший на него Козел.
— Попробуй теперь надеть лицо, — сказал Волк.
Антон понял, что все еще сжимает в руках маску. Он поднес ее к лицу. Ему почудилось, что между волокон шерсти ползают какие-то существа, вроде белых червей, которые только и ждут, чтобы впиться ему в кожу.
— Не может! — проскрипела Птица, поднимаясь из снега. — Зря мы ждем. Нужно уходить.
Лиса после нескольких неудачных попыток поднялась. Под рваной шкурой у нее просвечивали кости или, может, палки, которые были у нее вместо костей, челюсть отвисла набок.
— Где угощение, зайчик?
— Да-да, угощение! — хором сказали остальные.
Антон долго не отвечал, раздумывая, а догонят ли они его, если он побежит.
— Я ничего не принес, простите.
Волк оскалился, кожа на его морде лопнула, и пасть с хрустом вытянулась, стала огромной. Никогда ни у одного волка, ни у одного живого существа не могло быть такой пасти.
В ужасе мальчик отступил назад, споткнулся обо что-то и повалился на спину. Он видел над собой глотку, заслоняющую небо и звезды, глотку, которая могла бы проглотить весь мир, если б захотела.
— Подождите! — прозвучал голос Козла. — Я не так все это помню. Потерпи немного, дорогой мой.
Волк замер, и долго висела тишина, в которой мальчик слышал только стук своего сердца.
А потом послышался голос:
— Вот и угощение! — сказал Козел.
Антон почувствовал, что холод глубоко-глубоко проникает в него, до самого сердца, так что он никогда больше не сумеет отогреться.
— Оля, беги! — крикнул он.
— Тоша, с кем ты говоришь?
Антон поднялся и увидел, что звери сбились в кучу, из которой торчали лишь глаза и распахнутые пасти. Теперь казалось, что это один зверь, сделанный из костей, зубов и плешивых шкур. Это нечто обходило Антона и приближалось к Оле.
— Оля, уходи! — Антон заслонил сестру и заорал в темноту: — Не трогайте ее!
— Она наша, зайчик, ты сам привел ее.
— Тоша, пойдем домой, пожалуйста!
— Если ты не отойдешь, мы найдем другого, а тебя съедим, ее съедим, войдем в твой дом и съедим твоих родителей. Отойди. Это твой дар. Твоя плата. Угощение.
Пасти и клювы распахнулись, готовые рвать мясо, но в последний момент Антон крикнул им:
Звери остановились. Мысли бешено вращались в голове. И вдруг он понял, что нужно сказать. Взгляд его уткнулся в козлиную голову, торчащую из темноты. Козел кивнул, словно прочитав его мысли.
— Она не угощение. Она просто пришла. А угощение… оно… оно еще будет.
— Не та ли это падаль, что лежит у тебя во дворе, зайчик?
— Я же говорил, — произнес Козел.
Антон повернулся к Оле, и то ли было что-то в выражении его лица, то ли она наконец увидела Их, но она с криком бросилась домой. Мальчик проводил ее взглядом, и когда в окнах зажегся свет, двинулся к лесу, а звери тронулись следом.
Антон вышел к поселку, темному и мертвому. Нашел нужный дом, перебрался через забор и постучал в дверь. Полина говорила, что отец ее часто работает по ночам, но даже если он дома — какая разница.
Стучать пришлось долго, а звонка Антон отыскать не смог. Наконец за дверью послышался шорох, а потом испуганный голос:
— Это я, — сказал Антон, надевая маску. — Как и обещал.
Поддержите DARKER!
Это важно! Нам нужна ваша помощь. Станьте спонсором DARKER и получите эксклюзивный ранний доступ к материалам из новых номеров и не только!