стихи об истории россии русских поэтов

Стихи об истории россии русских поэтов

Новинки

Популярное

Современным школьникам, которые привыкли пользоваться смартфонами, носить кроссовки, ездить в машинах и автобусах, кажется, что без всех современных благ жизнь была скучной. Отчасти поэтому, слушая рассказы учителя про князей и царей, многие начинают зевать. Исправить ситуацию помогут исторические стихотворения, преподносящие информацию в доступной форме. Ведь рифмованные строчки очень легко воспринимаются на слух и откладываются в памяти, даже не приходится ничего зубрить. Кроме того, сборник стихотворений по истории помогает воспитать в старшеклассниках чувство патриотизма, гордости за подвиги наших дедов. Наслаждайтесь поэзией!

Я что-нибудь скажу,
Они подхватят разом:
— Да здравствует король!
Да здравствует король!
Потом мне принесут
Подписывать указы,
И я их подпишу,
А что, мне жалко что ль.

Но только, вот беда,
История учила,
Потом простой народ
Ворвется во дворец:
— Ааа! Где он тут, король?!
Долой его. На мыло.
И вздернут короля!
И мне придет конец?

И солнышко меня
Наутро не разбудит.
И птички не споют
Мне больше ни о чем.
И не узнаю я
Про то, что дальше будет…
Нет, дудки! Лучше я
Не буду королем!
Р. Алдонина

…Первобытная морковка на зубах хрустела,
По лужайке шел олень, иволга свистела…
Я свою морковку ем
И желаю скрытно:
Вот бы нам пожить бы всем
Снова п е р в о б ы т н о!
Л. Фадеева

Он мог бы въехать на коне
Под Триумфальну арку!
Но насморк подкузьмил его —
И всё пошло насмарку.

Мог победить Наполеон,
Когда бы не форсил
И вместо треуголки
Ушанку бы носил.

Не пил бы он воды сырой,
Оделся бы теплоо —
И никогда б не проиграл
Тот бой при Ватерлоо!
Спайк Миллиган, перевод — Г. Кружков

В его руке стремительная шпага,
Военный плащ клубится за плечом,
Пернатый шлем откинут, и отвага
Зажгла зрачки немеркнущим огнем.

Бежит трамвай по Кировскому мосту,
Кричат авто, прохожие спешат,
А он глядит на шпиль победный, острый,
На деловой военный Ленинград.

Держа в рядах уставное равненье,
Походный отчеканивая шаг,
С утра на фронт проходит пополненье
Пред гением стремительных атак.

И он — генералиссимус победы,
Приветствуя неведомую рать,
Как будто говорит: «Недаром деды
Учили нас науке побеждать».

Несокрушима воинская сила
Того, кто предан родине своей.
Она брала твердыни Измаила,
Рубила в клочья прусских усачей.

В Италии летела с гор лавиной,
Пред Фридрихом вставала в полный рост,
Полки средь туч вела тропой орлиной
В туман и снег на узкий Чертов мост.

Нам ведом враг, и наглый и лукавый,
Не в первый раз встречаемся мы с ним.
Под знаменем великой русской славы
Родной народ в боях непобедим.

Он прям и смел в грозе военных споров,
И равного ему на свете нет.
«Богатыри!» — так говорит Суворов,
Наш прадед в деле славы и побед.
Всеволод Рождественский

В этом ветре — вся судьба России,
Страшная, безумная судьба.
В этом ветре — гнет веков свинцовых,
Русь Малют, Иванов, Годуновых,
Хищников, опричников, стрельцов,
Свежевателей живого мяса,
Чертогана, вихря, свистопляса,
Быль царей и явь большевиков.
М.Волошин

Был ты видом — довольно противен.
Сердцем — подл… Но — не в этом суть:
Исторически прогрессивен
Оказался твой жизненный путь.

Ты в Орде по-пластунски лазил.
И лизал — из последних сил.
Покорял ты Тверского князя,
Чтобы Хан тебя отличил.

Подавлял повсюду восстанья…
Но ты глубже был патриот.
И побором сверх сбора дани
Подготавливал ты восход.

Правда, ты об этом не думал.
Лишь умел копить да копить.
Но, видать, исторически-умным
За тебя был твой аппетит.

Славься, князь! Все живем мы так же —
Как выходит — так и живем.
А в итоге — прогресс… И даже
Мы в историю попадем.
Наум Коржавин

Мы были с ними, были вместе,
Когда надвинулась гроза.
Пришла Невеста… И невесте
Солдатский штык проткнул глаза.
Мы утопили, с визгом споря,
Ее в чану Дворца, на дне,
В незабываемом позоре
И в наворованном вине.

Ночная стая свищет, рыщет,
Лед на Неве кровав и пьян…
О, петля Николая чище,
Чем пальцы серых обезьян!

Рылеев, Трубецкой, Голицын!
Вы далеко, в стране иной…
Как вспыхнули бы ваши лица
Перед оплеванной Невой!

И вот из рва, из терпкой муки,
Где по дну вьется рабий дым,
Дрожа протягиваем руки
Мы к нашим саванам святым.
К одежде смертной прикоснуться,
Уста сухие приложить,
Чтоб умереть — или проснуться,
Но так не жить! Но так не жить!
Зинаида Гиппиус

Утро ясно встает над Москвою,
Солнце ярко кресты золотит,
А народ еще с ночи толпою
К Красной площади, к казни спешит.
Чу, везут! Взволновалась столица,
Вся толпа колыхнула волной,
Зачернелась над ней колесница
С перекладиной, с цепью стальной…
Атаман и разбойник мятежный
Гордо встал у столба впереди.
Он в рубахе одет белоснежной,
Крест горит на широкой груди.
Рядом с ним и устал, и взволнован,
Не высок, но плечист и сутул,
На цепи на железной прикован,
Фрол идет, удалой эсаул;
Брат любимый, рука атамана,
Всей душой он был предан ему
И, узнав, что забрали Степана,
Сам охотно явился в тюрьму.
А на черном, высоком помосте
Дьяк, с дрожащей бумагой в руках,
Ожидает желанного гостя,
На лице его злоба и страх,
И дождался. На помост высокий
Разин с Фролкой спокойно идет,
Мирно колокол где-то далекий
Православных молиться зовет;
Тихо дальние тянутся звуки,
А народ недвижимый стоит:
Кровожадный, ждет Разина муки —
Час молитвы для казни забыт…
Подошли. Расковали Степана,
Он кого-то глазами искал…
Перед взором бойца-атамана,
Словно лист, весь народ задрожал.
Дьяк указ «про несказанны вины»
Прочитал, взял бумагу в карман,
И к Степану с секирою длинной
Кат пришел… Не дрогнул атаман;
А палач и жесток и ужасен,
Ноздри вырваны, нет и ушей,
Глаз один весь кровавый был красен,—
По сложенью медведя сильней.
Взял он за руку грозного ката
И, промолвив, поник головой:
— Перед смертью прими ты за брата,
Поменяйся крестом ты со мной.
На глазу палача одиноком
Бриллиантик слезы заблистал,—
Человек тот о прошлом далеком,
Может быть, в этот миг вспоминал…
Жил и он ведь, как добрые люди,
Не была его домом тюрьма,
А потом уж коснулося груди,
Раскалённое жало клейма,
А потом ему уши рубили,
Рвали ноздри, ременным кнутом
Чуть до смерти его не забили
И заставили быть палачом.
Омочив свои щеки слезами,
Подал крест атаман ему свой —
И враги поменялись крестами…
— Братья! шепот стоял над толпой…
Обнялися ужасные братья,
Да, такой не бывало родни,
А какие то были объятья —
Задушили б медведя они!
На восток горячо помолился
Атаман, полный воли и сил,
И народу кругом поклонился:
— Православные, в чем согрубил,
Все простите, виновен не мало,
Кат за дело Степана казнит,
Виноват я… В ответ прозвучало:
— Мы прощаем и бог тя простит.
Поклонился и к крашеной плахе
Подошел своей смелой стопой,
Расстегнул белый ворот рубахи, Лег…
Накрыли Степана доской.
— Что ж, руби! Злобно дьяк обратился,
Али дело забыл свое кат?
— Не могу бить родных — не рядился,
Мне Степан по кресту теперь брат,
Не могу! И секира упала,
По помосту гремя и стуча.
Тут народ подивился немало…
Дьяк другого позвал палача.
Новый кат топором размахнулся,
И рука откатилася прочь.
Дрогнул помост, народ ужаснулся…
Хоть бы стон! Лишь глаза, словно ночь,
Черным блеском кого-то искали
Близ помоста и сзади вдали…
Яркой радостью вдруг засверкали,
Знать, желанные очи нашли!
Но не вынес той казни Степана,
Этих мук, эсаул его Фрол,
Как упала рука атамана,
Закричал он, испуган и зол…
Вдруг глаза непрогляднее мрака
Посмотрели на Фролку. Он стих.
Крикнул Стенька:
— Молчи ты, собака!
И нога отлетела в тот миг.
Все секира быстрее блистает,
Нет ноги и другой нет руки,
Голова по помосту мелькает,
Тело Разина рубят в куски.
Изрубили за ним эсаула,
На кол головы их отнесли,
А в толпе среди шума и гула
Слышно — женщина плачет вдали.
Вот ее-то своими глазами
Атаман меж народа искал,
Поцелуй огневыми очами
Перед смертью он ей посылал.
Оттого умирал он счастливый,
Что напомнил ему ее взор,
Дон далекий, родимые нивы,
Волги-матушки вольный простор,
Все походы его боевые,
Где он сам никого не щадил,
Оставлял города огневые,
Воевод ненавистных казнил…
Владимир Гиляровский

Источник

Наша древняя столица. Стихи об истории России

Слава нашей стороне!
Слава русской старине!
И про эту старину
Я рассказывать начну,
Чтобы дети знать могли
О делах родной земли.

ГДЕ ТЕПЕРЬ МОСКВА-СТОЛИЦА, ЖИЛИ РАНЬШЕ ЗВЕРЬ ДА ПТИЦА

Над Москвой-рекой, на круче,
Где стоит наш Кремль теперь,
Был когда-то бор дремучий,
А в бору водился зверь.
Много было в чаще бора
и волков и лебедей,
Опускались на озера
стаи уток, лебедей.
Коршун вился над лугами,
и лосиною тропой
Зверь с могучими рогами
выходил на водопой.

1147 год

У МОСКОВСКИХ ДРЕВНИХ ВОД ПОСЕЛЯЕТСЯ НАРОД

Поселялись люди редко
На реке в глуши лесной,
Только предки наших предков
Появлялись тут весной
То ль в ладьях они приплыли,
то ль верхами, то ль пешком.
Посидели, обсудили,
Осмотрели все кругом
и решили: «Места много,
Есть что есть и есть что пить!»
Помолились люди Богу
Стали строиться да жить.

ДЕДЫ СТРОИЛИ СЕЛЕНЬЕ – ВНУКИ СТРОЯТ УКРЕПЛЕНЬЕ

Вот, он первый Кремль сосновый,
за бревенчатой стеной.
Так родился город новый,
И назвался он Москвой.
Да не город – деревушка,
На пригорке – церковушка,
Кучка княжьих теремов
Да десятка два домов.

БЫЛИ ДЕБРИ ДА ЛЕСА-СТАЛИ В ДЕБРЯХ ЧУДЕСА

Появились у медведей
Очень шумные соседи:
Провели они дороги,
Что ни шаг — то дом да двор.
Из насиженной берлоги
Зверь уходит дальше в бор.
И под стенами Кремля
Пашут пахари поля,
Пашут землю деды наши
Русской древнею сохой.
На приволье первых пашен
Хлеб родится неплохой!
Водят скот и рыбу ловят,
Добывают воск и мед,
Срубы новые готовят,
И Москва растет, растет.

1156 год

КТО НАШ ГОРОД ЗАЛОЖИЛ, КТО СТЕНОЮ ОКРУЖИЛ?

Пращур Юрий Долгорукой
Строил древний городок;
Послужил ему порукой
Перекресток всех дорог.
Повела к Москве дорога
Из соседних городов —
На Руси их было много:
Тверь, Чернигов, Суздаль, Псков,
Переславль, Рязань и Киев,
Муром, Полоцк и другие,
Я их всех не назову,
Путь от них шел на Москву.

1156 год

С КЕМ ПРИШЛОСЬ ВЕСТИ ВОЙНУ НАШИМ ДЕДАМ В СТАРИНУ

Как за Волгой, на востоке,
Были земли басурман,
Кочевал в степях широких
Злой Батый — татарский хан.
И татары не имели
Деревень и городов,
По ночам в степях сидели
У кибиток и костров.
Спал татарин без перины,
На снегу и под дождем,
Ел сушеную конину,
Что хранил он под седлом.
Был татарин хищным, смелым,
Был наездником умелым.
Про него мы скажем так:
«Хитрый враг, опасный враг!»
И была тогда могучей
Басурманская орда,
Налетала черной тучей
И сжигала города.

1238 год

ШЕЛ БАТЫЙ ИЗДАЛЕКА, ВЕЛ К МОСКВЕ СВОИ ВОЙСКА

По глухим лесным дорогам,
По лесам и перелогам
Хан Батый к Москве спешит.
Скачут тысячи копыт,
Топчут нивы золотые.
Где пройдет орда Батыя,
Выгорает всё дотла —
Только кости да зола.

К берегам Москва-реки
Хан Батый привел полки.
И татарин хитрый, смелый,
До зубов вооружен,
Мечет огненные стрелы,
Лезет в Кремль со всех сторон.
Он в ворота бьет тараном,
Он у стен костры кладет.
Нету сил бороться с ханом,
Пропадает наш народ.
Занялись у стен пожары,
Загорелся Кремль свечой,
Всё дотла сожгли татары
И умчались саранчой.

СНОВА ГОРОД СОЗДАЕТ НЕПРЕКЛОННЫЙ НАШ НАРОД

В дебри, в заросли густые,
Где сычи кричат в ночи,
От свирепого Батыя
Схоронились москвичи.
Их укрыли сосны, ели
На худые времена.
С высоты на них смотрели
Звезды, солнце и луна.
Елки ветками качали,
В тишине звенел ручей.
У ручья в войну играли
Дети наших москвичей.
Эти самые ребята,
Что в лесу росли когда-то,
Сами строили потом
На Москве за домом дом.

О ДЕЛАХ РОДНОЙ ЗЕМЛИ ПРЕДКИ ЛЕТОПИСЬ ВЕЛИ

В монастырской келье узкой,
В четырех глухих стенах,
О земле о древнерусской
Быль записывал монах.
Он писал зимой и летом,
Озаренный тусклым светом.
Он писал из года в год
Про великий наш народ
И про то, как люди жили,
Как татарам дань платим;
О нашествии Батыя
Написал он в грозный час,
И слова его простые
Сквозь века дошли до нас.

Раньше Русь была удельной:
Каждым городом отдельным,
Всех соседей сторонясь,
Управлял удельный князь,
И князья не жили дружно.
Жить им в дружбе было б нужно
И большой семьей одной
Защищать свой край родной.
Побоялась бы тогда
Нападать на них орда!

1325 год

Хан Батый наделал бед,
Но прошло немного лет —
И на старом пепелище,
На кремлевском городище,
Вырастают снова срубы
С крепостной стеной из дуба,
За стеною — терема,
И амбары, и дома,
Белокаменные храмы
С золотыми куполами.
И Москва назло всем ханам
Засияла красотой.
Управлялась князь Иваном,
Князь Иваном Калитой.
Чтобы княжествам отдельным
От набегов не пропасть,
Князь Иван князьям удельным
Объявил единой власть.
Тут и стала мать Москва
Всем уделам голова!

1325 год

НЕ ПРИШЛА ЕЩЕ ПОРА НАМ ВОЕВАТЬ С ТАТАРСКИМ ХАНОМ

Князь поехал в стан татарский,
Князь повез подарок царский.
Только с ханом неспроста
Подружился Калита.
Русь была в то время слабой,
Защищаться не смогла бы,
Если б ханская орда
Разоряла города.
Надо было бить изрядно,
Бить за Волгою орду,
Чтоб ей было неповадно
Жечь и грабить на ходу.
А чтоб русским крепче бить,
Надо силы прикопить.
А чтоб силы прикопить,
Надо с ханами дружить.
А чтоб с ханами дружить,
Надо золота нажить.
А чтоб золота нажить,
Надо данью обложить.
Крупной данью год от года
Князь уделы обложил.
И за это у народа
«Калитою» прозван был —
Так звалась в те времена
Сумка, золота полна.

НА ВЕТРУ МОСКВА-КРАСА ВСЯ СГОРЕЛА В ДВА ЧАСА

Сорок лет земель московских
Не топтал татарский конь,
Но у старых стен кремлевских
Был опасный враг — огонь.
Раз в засушливое лето
Загорелось что-то где-то,
И пополз огонь бедой
В слободу за слободой.
Тын за тыном, дом за домом,
По лачугам, по хоромам —
До Кремля огонь добрался,
По дворцам разбушевался.
Велика Москва была —
Да сгорела вся дотла!

КАК ПОСТРОЕН БЫЛ ВЕСНОЮ КРЕМЛЬ ЗА КАМЕННОЙ СТЕНОЮ

Сказке сказываться скоро,
Делу делаться — не скоро.
И прошло сто тридцать лет,
Прежде чем увидел свет
Кремль московский, только новый,
Не дубовый, не сосновый;
Дмитрий-князь, Ивана внук,
Переделал всё вокруг.
Загудел, зашевелился
Под Москвою старый бор,
Снова в бор народ явился,
Застучал в бору топор.
На дороге, близ Коломны,
День-деньской народ снует:
Для Кремля с каменоломни
Возят камень целый год.
И былой стене на смену
Строит каменную стену,
Строит башни и мосты
Внук Ивана Калиты.

1366 год

НОВЫЙ КРЕМЛЬ ПОСТРОЕН ТАК, ЧТО ВОЙТИ НЕ МОЖЕТ ВРАГ

НАЧАЛ ДМИТРИЙ СОБИРАТЬ ПОД МОСКВОЙ БОЛЬШУЮ РАТЬ

Кличет Дмитрий всю страну
На священную войну:
«Не довольно ль, братцы, даром
Отдавать добро татарам?
Сбросить иго не пора ж?
Сколько лет вас обирали!
Сколько сел у вас сожгли!
Скольких в рабство увели!
Отстоим святую Русь,
Я вас в бой вести берусь!»
И откликнулись тогда
Все соседи-города,
Все, от севера до юга:
Кострома, Киржач, Калуга,
Углич, Пронск и Ярославль,
Галич, Дмитров, Переславль.
И под городом Коломной
Все князья до одного
Ратью встретили огромной
Полководца своего.
Собралось в лесную глушь
Полтораста тысяч душ.

1380 год

КАК МАМАЙ, ТАТАРСКИЙ ХАН, УБЕЖАЛ ОТ МОСКВИТЯН

НОВЫЙ ВРАГ ИДЕТ С ВОСТОКА, ЧТОБ ГРОМИТЬ МОСКВУ ЖЕСТОКО

Пишет летопись монах
О событиях-делах,
Пишет славные страницы
Желтой, старческой рукой,
Как с победою в столицу
Возвратился князь Донской.
И не ведает чернец,
Что набегам не конец.
Не успели звон победы
Отзвонить колокола —
Снова горе, снова беды:
На Москву орда пошла.
Снова в Кремль бежит народ:
«Тохтамыш войной идет!»
Войск у Дмитрия немного,
Не осилить одному.
Мчится Дмитрий за подмогой
В Переславль и Кострому.
А татары тут как тут,
А бояре прочь бегут —
Под кремлевскими стенами
Тохтамыш стоит с войсками.
Но в Москве герой-народ
Держит Кремль, не отдает!
А народ собрался всякий:
Кузнецы и гончары,
Мукомолы, кожемяки,
Водовозы, столяры.
Из бойниц в татар стреляют,
Кипятком их обливают.
И грохочет над Кремлем
Русских пушек первый гром.

БЕЗ ИЗМЕНЫ НИКОГДА НЕ ВОШЛА БЫ В КРЕМЛЬ ОРДА

Бьются русские, как надо.
На четвертый день осады
Бой затих. Настала тишь.
Подсылает Тохтамыш
К осажденным двух князишек,
Двух предателей-трусишек.
К москвичам пробрались те
И клянутся на кресте:
Тохтамыш-де не желает
Никому из русских зла.
Пусть ворота отворяют,
Чтобы в Кремль орда вошла.
Что татары, мол, не воры,
Пусть не прячется народ,
На дворцы и на соборы
Хан посмотрит — и уйдет.
На беду, была тогда
Москвичам нужна вода.
«Не отворим! — думал каждый. —
Пусть хоть все умрем от жажды!»
Но изменники нашлись,
И ворота подались.
А врагу того и надо:
Лишь добраться до посада
И разграбить каждый дом
И спалить его огнем.
Город был богатый, чудный,
Многоцветный, многолюдный,
И за сутки ничего
Не осталось от него.
Отошли богатство, слава
От Москвы от златоглавой,
Жизнь и радость отошла —
Груды камня да зола.
Как в обратную дорогу
Собирался Дмитрий-князь,
В Переславле на подмогу
Рать большая собралась.
Скачут люди день и ночь,
Чтоб успеть Москве помочь.
Не дождалася Москва —
Тохтамыш увел войска.
На коне своем, как птица,
Князь в столицу прилетел —
Кремль в развалинах дымится,
Пепел, прах и груды тел.
Окружен своей дружиной,
Дмитрий-князь сошел с коня:
«Ох ты, горе! Ты, кручина!
Не дождался Кремль меня!»
Князь припал к родной землице
И заплакал над столицей,
Где погибло от мечей
Двадцать тысяч москвичей.
А татары гнали к морю
Всех людей живых на горе:
К персам, к туркам их везли,
Погрузив на корабли.
Турки пленных у татар
Покупали, как товар.

КАК БАЮКАЛА ТУРЧОНКА НАША РУССКАЯ ДЕВЧОНКА

За горами, за морями,
На турецкой стороне,
Русской девочке Ульяне
Кремль привиделся во сне.
То-то радость и удача
По Кремлю во сне гулять!
Да чужой младенец плачет,
Не дает Ульяне спать.
Спать Ульяне не дает,
И она ему поет:
«Спи, турчонок, баю-бай!
Спи, турчонок, засыпай!
И чего тебе не спать?
У тебя отец и мать,
У тебя богатый дом,
Ты живешь в краю родном.
А Ульяна — сирота,
Пропадает красота.
Злой татарин всё пожег,
В плен Ульяну уволок.
Злым татарином она
На базаре продана
За турецкую деньгу
На чужом на берегу.
Лихо горе, засыпай!
Спи, турчонок, баю-бай!»

ЖИВ НАРОД И РУСЬ ЖИВА, И ОПЯТЬ ЖИВЕТ МОСКВА!

1478 год

ДЛЯ ПОСТРОЕК МОСКВИЧИ СТАЛИ ДЕЛАТЬ КИРПИЧИ

Век прошел. Сто лет прошло,
Время горе унесло.
За дремучими лесами,
За зелеными холмами
Крепнет, ширится Москва,
И растет о ней молва.
Правнук Дмитрия Донского
Древний Кремль отстроил снова.
Для построек москвичи
Стали делать кирпичи.
Князь Иван Васильич Третий
Русским людям услужил —
Перестроил стены эти,
Рвом глубоким окружил.
Для постройки стен кирпичных,
Башен, храмов и дворов
Князь Иван позвал отличных
Русских зодчих-мастеров.
Девятнадцать грозных башен
Простоям пять веков,
Никакой им враг не страшен,
Сколько б ни было врагов.
Сохранились эти стены.
До сих пор они стоят,
Неприступны, неизменны,
Как и пять веков назад!

Всюду речки да пруды,
Огороды да сады.
Вот Неглинная-река.
Хоть она неглубока,
Но быстра и полноводна,
По Москве течет свободно.
Москвичам она нужна:
Вертит мельницы она.
Мост Кузнецкий, мост старинный,
Назывался неспроста:
Были кузни на Неглинной
Возле этого моста.
В древних русских колымагах
Люди ездили тогда,
В буераках да оврагах
Не дорога, а беда!
И возницам молодецким,
Тем, что едут на авось,
На Неглинной, на Кузнецком
За гроши починят ось.
В старину дома, бывало,
Люди строят где попало,
Выбирают место сами,
Да и строятся рядами.
Но любой боярин мог
Дом поставить поперек.
Всем мешает этот дом:
Обходи его кругом!
И в московских переулках
Сохранились с той поры
Тупики и закоулки
И проезжие дворы.
Лет четыреста назад
Был таким Охотный Ряд.
А у площади Свердлова
Вот такой был раньше вид,
У театра у Большого —
Там, где сквер теперь разбит.
А на площади на Трубной
Раньше торг был лесорубный,
Обыватели на нем
Покупали целый дом.
Вместо площади Восстанья
Было Кудрино-село.
Там народное гулянье,
Там веселье в праздник шло.
Там на масленой неделе
Под Новинской слободой
Собирался на качели
Люд веселый, молодой.
А студеною зимою
Под кремлевскою стеною
Шла в кулачный бой на льду
Слобода на слободу.
Не на зло, не на расправу —
На потеху, на забаву.
Были предки-москвичи
Драчуны и силачи!
Возле центра, все мы знаем,
Площадь Пушкина теперь.
Это место было краем —
Путь отсюда шел на Тверь,
По нему свои возки
Гнали к Твери ямщики.
На дворах на постоялых
Оставались ночевать,
Лошадей менять усталых
И с рассветом — в путь опять.
По дороге кони скачут,
Путник вдаль глядит, вперед,
Бубенцы как будто плачут,
А ямщик поет, поет.

КАК ЦЕРКОВНЫЙ ГРАМОТЕЙ В СТАРИНУ УЧИЛ ДЕТЕЙ

В СТАРИНУ У МОСКВИЧЕЙ ВОВСЕ НЕ БЫЛО ВРАЧЕЙ

Без больницы люди жили.
Знахари больных лечили:
От озноба — зверобоем,
От зубов — льняным настоем,
От ожогов — бузиной,
А от ран — землей родной.
Варят старые знахарки
Из лечебных трав припарки,
Сушат в печке ножки жабьи,
Приговоры знают бабьи.
Набормочут разных слов —
И, глядишь, больной здоров!
Жив-здоров и сам доволен.
Он, видать, и не был болен!

Из пустыни к волжским водам
Шла татарская орда,
Оседала год за годом,
Стала строить города.
И над всеми городами
Старший город был — Казань.
Мы с орды не брали дани,
Мы орде платили дань
И скотиной, и товаром,
И пушниной, и казной.
Пусты русские амбары
Были каждою весной.
Князь Иван Васильич Третий
Изменил порядки эти
И сказал послам в ответ:
«Мы платили двести лет,
Ну и хватит с нас, довольно!
Нам самим нужна казна.
Пусть отныне снова вольной
Будет наша сторона!»
Каблуком перед послами
Растоптал он ханский знак:
«С глаз долой! Не то и с вами
Мы поступим точно так!»
Летописцы в толстых книгах
Записали в этот год:
«Нет над нами больше ига,
Сбросил иго наш народ!»

КНЯЗЬ ЗА УТКАМИ К БОЛОТУ ВЫЕЗЖАЕТ НА ОХОТУ

Спит еще Москва-столица,
На засовах ворота.
Над рекой туман клубится,
Площадь Красная пуста.
В чистой утренней прохладе
Дремлет русская земля.
Князь в охотничьем наряде
Выезжает из Кремля,
А за ним в кафтанах белых —
Сто сокольничих умелых,
В шапках, шитых серебром,
Отороченных бобром.
И у каждого по птице
На расшитой рукавице.
Смирно дремлет на руке
Белый сокол в колпачке.
Вот спустился князь под горку,
За Мясницкой слободой
Переехал князь Чечорку —
Речку с мутною водой.
И пошли поля, болотца,
А за ними княжий бор,
Что «Сокольники» зовется
И хранится до сих пор.
Подъезжает князь к болоту.
Вот где славная охота!
Угнездились здесь весной
Тучи птицы водяной.
Князь взмахнул сафьянной плеткой,
Конь помчался рысью четкой.
Из прибрежной осоки
С шумом прянули чирки!
Князь сокольничим кричит,
Соколов пустить велит.
Над Чечоркой клекот птичий,
Крылья острые свистят.
Ловят соколы добычу,
Только перышки летят.
Утка крылья распластает,
Поднимаясь тяжело, —
Сокол снизу подлетает,
Бьет под левое крыло,
Когтем вспарывает грудку,
Крепким клювом в горло бьет,
Опрокидывает утку,
Жадно кровь из горла пьет.
После полудня с добычей
Отъезжают от болот.
И сегодня много дичи
Князь к обеду привезет.

КАК ПОСЛОВ ИЗ РАЗНЫХ СТРАН УГОЩАЕТ КНЯЗЬ ИВАН

Приглашает князь к обеду
На вечернюю беседу
Трех послов венецианских,
Двух венгерцев, трех датчан,
Четырех послов миланских.
Да еще из дальних стран
Немец Поппель прискакал
(Нашей дружбы он искал).
Собираются в палатах
Много знатных москвичей,
Воевод, бояр богатых,
Княжьих дьяков, толмачей.
Толмачи — народ толковый,
Ходят-бродят там и тут.
Чужеземец скажет слово —
Толмачи переведут.
Князь Иван сидит на троне,
Видит всех как на ладони.
Перед ним стоят столы,
За столами — всё послы.
Кто важней — к нему поближе,
Кто подальше — чином ниже.
Поначалу все молчат,
Лишь посудою стучат.
Драгоценную посуду —
Золотой чеканки блюда
Мастерили для двора
Наши деды-мастера.
Тришка, мастер знаменитый,
Кубки делал хороши.
Им из золота отлиты
Эти чарки и ковши.
Даже в Африке, на Ниле,
Знали Тришку и ценили.
Гости хвалят вина, пиво,
Морсы, вкусные на диво,
И на блюде весом в пуд
Трое стольничих несут
Диво-дивное такое:
Лебедь в перьях, как живой,
А под перьями — жаркое
Из лебедки молодой.
Гости кушали руками,
Утирались рушниками —
Полагалось это встарь.
Вилкой кушал князь да царь.

НА ПРИЕМЕ «ПТИЧИЙ ХОР» РАЗВЛЕКАЕТ КНЯЖИЙ ДВОР

После сытного обеда
Веселей пошла беседа,
И задумал князь Иван
Поразвлечь гостей-датчан:
«Эй! Позвать сюда скорей
Скоморохов, дударей!
Пусть они играют в дудки,
Говорят нам сказки, шутки!
Да позвать сюда ребят —
Тех, что птицами свистят!»
И минуты не проходит,
Свистунов в палаты вводят.
Вот в расписанных палатах
При боярах и гостях
Восемнадцать бородатых
Мужиков стоят в лаптях.
Умолкает разговор,
И вступает чудный хор
Птичьих высвистов искусных,
Звонких, смелых, нежных, грустных,
Каждый в голосе своем:
Кто залетным соловьем,
Кто щеглом, кто жаворонком,
Кто дроздом просвищет звонким,
Кто малиновкой лесной
На заре в лесу весной.
И как будто бы в палатах
Стены в росписях богатых
Оживают: там и тут
Птицы райские поют.
И висят, качаясь сами,
Ветки с райскими плодами,
И порхают мотыльки,
Многоцветны и легки.
Чужеземцы, в удивленье
От такого представленья,
Рты разинувши сидят
И во все глаза глядят.
Мужички же досвистели
Птичьи высвисты и трели,
Поклонились до земли
И, попятившись, ушли.
В наступившем вдруг молчанье
Поднялись послы-датчане,
Поклонились и сказали:
«Лучший в мире птичий хор!
Мы такого не слыхали,
Не встречам до сих пор!»
А один из иностранцев,
Из послов-венецианцев,
Вдруг по родине в тоске
Разрыдался в уголке.

КАК В СТОЛИЦЕ В СТАРИНУ НЕМЦЫ СВАТАЛИ КНЯЖНУ

Как посол немецкий Поппель
За обедом захмелел,
Ковш последний с брагой допил —
Не на шутку осмелел.
С главным дьяком в эту пору
Он завел переговоры:
«Я имею цель одну:
Как бы русскую княжну
За курфюрста выдать замуж.
Пусть ваш князь назначит сам уж
Одного из сыновей
Императорских кровей!»
Но не выгорело дело,
Хоть и взялся Поппель смело
Князь велел ему сказать,
Что девице не под стать
Их немецкие князья,
Хоть и лезут к нам в друзья.
И что есть у нас другие
Женихи — из Византии,
А что лучше ей всего
Выходить за своего!

ЧТО НИ ТЕРЕМ, НИ ИЗБА-ПОЗОЛОТА ДА РЕЗЬБА

Терем, терем, теремок,
Он затейлив и высок,
В нем окошки слюдяные,
Все наличники резные,
А на крыше — петушки,
Золотые гребешки.
А в перилах на крылечке
Мастер вырезал колечки,
Завитушки да цветки
И раскрасил от руки.
В терему резные двери,
На дверях цветы и звери,
В изразцах на печке в ряд
Птицы райские сидят.
По стенам резные лавки
И дубовый стол резной.
Возле печки сохнут травки;
Собирали их весной
Да настой варили, чтобы
Пить зимою от хворобы.
Рядом с горницей передней
Спальня в горнице соседней,
И постель в ней высока,
Высока — до потолка!
Там перины, одеяла,
И подушек там немало,
И стоит, покрыт ковром,
Ларь с хозяйкиным добром.
Душно в тереме высоком
От натопленной печи:
Не откроют в холод окон
Наши предки москвичи.

В теремах бояре жили,
Пили, ели, не тужили.
Был боярин сыт, здоров,
Жил трудом своих рабов.
На него весь век трудились
Землепашцы, как рабы,
Умирали и родились
В нищете курной избы.
В этих избах печи были
Без трубы, не как теперь.
Их по-черному топили:
Дым клубился в окна, в дверь.
Неустройство, голод, беды —
Трудно жили наши деды,
А зимой, в холодный год,
Там, где люди, там и скот.
У хозяев почестнее
И крестьянам посытнее,
А когда крестьяне мрут,
Значит, барин скуп да лют.
На боярство нет управы:
Раб прикован был к труду,
Мужики имели право
Уходить лишь раз в году.
В Юрьев день они могли
Перейти с одной земли
На другую. К пашням, к дому
И к хозяину другому.
Вот какой тогда была
Крепостная кабала.

ВОТ В КАКОЙ ЧУДНОЙ ОДЕЖДЕ МОСКВИЧИ ХОДИЛИ ПРЕЖДЕ

Ой вы, гости-молодцы,
Длиннополые купцы!
И бояре и дворяне,
Горожане и крестьяне,
Кто в сорочках и штанах,
Кто в коротких зипунах.
И такие франты были:
Длинный охабень носили,
Рукавами до земли
Пыль по улице мели.
А зимой, в мороз, в Москве
Надевали шубу, две.
А боярыня, бывало,
По три шубы надевала.
Любят в праздники рядиться
Наши русские девицы:
Ожерелья, серьги, бусы,
Ленты в косах до земли.
А молодки под убрусы
Прячут волосы свои:
В старину была коса
Только девичья краса!

1535 год

НОВЫЙ ГОРОД ОСНОВАЛСЯ, КИТАЙ-ГОРОДОМ НАЗВАЛСЯ

Расширяется столица,
И растет за домом дом.
Каждый хочет поселиться,
Хоть и тесно, под Кремлем.
Но приходит час войны.
Чем дома защищены?
Вот тогда-то на реке,
От Кремля невдалеке,
Новый город основался,
Китай-городом назвался.
Было в городе Китае
Сотни две больших дворов,
А вокруг стена крутая,
Под стеной глубокий ров.
Там и церкви, и дворцы,
И усадьбы, и сады.
Понастроили купцы
Там торговые ряды:
Птичий, пряничный, калачный,
И суконный и башмачный,
Коробейный и седельный,
Самопальный и котельный.
Тут ряды с железом, с медью,
Там ряды со всякой снедью:
Мясо, рыба, требуха
И горячая уха.
На углях жаровни с мясом,
Бочки с пивом, жбаны с квасом.
Здесь торгуется народ,
На ходу и ест и пьет.
И повсюду, как старушки,
Колокольни, церковушки
Меж палатами стоят
И звонят, звонят, звонят.

СТОРОЖА-МОНАСТЫРИ И МОНАХИ-ЗВОНАРИ

Под Москвою на дорогах,
Средь лесов и пустырей
В старину стояло много
Сторожей-монастырей.
В них отцы-монахи жили,
В храмах каждый день служили,
Да была у них земля,
Огороды и поля.
Там, бывало, рожь-пшеница
Выше роста колосится,
Выше пояса — овес,
По колена — сенокос.
Монастырские угодья
Сразу видны издали —
Так и пышет плодородьем
От монашеской земли.
А работает в полях
Не звонарь и не монах —
Пашут поле батраки,
Крепостные мужики.
Для монаха все готово:
И от рыбного улова
И от пчельника доход
В монастырь несет народ.
Скот разводят для монаха,
Сосны рубят для монаха.
На крестьянских на кормах
Тунеядцем стал монах.
За крестьян он молит Бога,
От крестьян дохода много,
Все, что видно вдаль и вширь, —
Всем владеет монастырь.
Но лишь пыль начнет клубиться
По дороге на столицу,
Лишь блеснут издалека
Копья вражьего полка,
На коне монах-гонец
Мчится вихрем во дворец —
Объявить, что под Москвою
Показалась вражья рать,
Чтоб готовы были к бою
Те, кто будет защищать.
А крестьяне между тем
С монастырских крепких стен
Путь в столицу защищали,
Метко били из пищалей,
И нежданно под Москвой
Враг вступал в горячий бой.
Много раз за стены эти
Укрывались бабы, дети.
Как объявится беда,
Весь народ бежит сюда.
Древнерусские твердыни
Сохранились и поныне.
Поезжай и посмотри
Под Москвой монастыри:
Новодевичий, Данилов,
И Андроньев, и Донской.
Эти стены вражью силу
Оттесняли под Москвой.

Есть канавка на поляне
Возле Сретенских ворот.
Там толпятся горожане,
Там и судится народ:
Там сидит приказный дьяк,
Он и судит за пятак.
Встанут правый и неправый
По краям большой канавы
И друг друга за вихры
Тянут вниз до той поры,
Что какой-то перетянет, —
Он и в деле правым станет.
В этой тяжбе у канав
Кто сильнее, тот и прав.
Справедливым суд считался,
«Божьей правдой» назывался.
Вот как было, говорят,
Много лет тому назад!

ПРО «СУДЕБНИК» И ПРО СУД, ГДЕ СУДИЛСЯ РУССКИЙ ЛЮД

В старину, бывало, в суд
Люди жалобы несут.
Кто соседа за потраву
В суд потащит на расправу,
Кто притянет должника
За четыре пятака.
И князья в своем уделе
Всех судили, как хотели:
«Тот — виновен. Этот — прав!»
Что ни город — свой устав.
Князь Иван Васильич Третий
Изменил порядки эти,
Он во всей стране тогда
Ввел «Судебник» для суда.
С той поры людей судили
Не по слабости и силе,’
А по чести и по праву,
По единому уставу.

1538 год

ПРО БОЯРСКОЕ ПРАВЛЕНЬЕ, ПРО НАРОДНОЕ ТЕРПЕНЬЕ

В нашем древнем Русском царстве,
В древнем Русском государстве
Жил царевич молодой,
Был он с детства сиротой.
Сиротою стал он рано,
Был он внуком князь-Ивана,
Сам Иваном назван был
И на деда походил.
За ребенка-государя
Русью правили бояре,
А меж ними с давних пор
Были смуты да раздор.
Каждый род тянулся к власти,
Разорвать готов на части
Всех бояр, соседей всех,
Чтобы не было помех.
А народу было худо:
Враг грозился отовсюду,
И татарин — сильный враг,
И ливонец, и поляк.
Нет в стране от них защиты,
А боярин родовитый,
Не жалея свой народ,
Восемь шкур с него дерет.
В смутах, спорах время длилось.
А Иван-царевич вырос
И к шестнадцати годам
Стал страною править сам.

БЫЛ В МОСКВУ ИЗ ДАЛЬНИХ СТРАН ПРИВЕЗЕН ПЕЧАТНЫЙ СТАН

Царь Иван ученым был,
Книжки царь Иван любил,
По ночам сидел над ними
И читал о Древнем Риме,
О неведомых морях,
О египетских царях.
И надумал царь суровый
На Руси ввести печать,
Чтоб народ по книжке новой,
По печатной, обучать.
За Китайскою стеной
Государевой казной
Был построен двор Печатный,
В башнях весь, в резьбе занятной.
Дьякон Федоров Иван
Изучал печатный стан,
Стал на нем печатать книжки,
Чтоб народ не понаслышке
Знал про наши все дела,
Чтобы грамота была.
А кому-то не по нраву
Были выдумки царя.
Про него худую славу
Распускали, говоря:
«Царь наш с нечистью связался!
Царь наш дьяволу предался!
На Печатном-то дворе
Черти пляшут на заре!»
Распускали эти страхи
Переписчики-монахи:
Помешала ведь печать
Им работу получать.
То какую-нибудь книгу
Год писал монах-старик,
А станок оттиснет мигом —
Будет сразу много книг!

ГРОЗНЫМ ЗВАЛ ЦАРЯ НАРОД И ПОНЫНЕ ТАК ЗОВЕТ

Ходит в гневе и печали
По палатам царь Иван:
Два боярина сбежали
В королевский польский стан.
Изменили государю,
И отчизне, и Кремлю,
Польше предались бояре,
Сигизмунду-королю.
Царь кричит: «Бояр на плаху,
Коль они уходят к ляху!
Перевешать их пора —
Нам от них не ждать добра!»
И боярина иного
Царь лишал земли и крова,
А за черные дела
Плаха недруга ждала.
И к ответу шли порою
Не один, а сразу трое:
Был боярин виноват —
Отвечал и сват и брат.
Царь грозе уподоблялся,
И народ его боялся,
И боялся и любил,
Царь в народе Грозным слыл.

1552 год

БЫЛЬ О ГРОЗНОМ ОБ ИВАНЕ, ПОКОРИТЕЛЕ КАЗАНИ

То не песня, не сказанье,
То живая наша быль.
Шли войска из-под Казани,
Поднимали в поле пыль,
Развевались те знамена,
Что вели войска в поход,
И на Яузе студеной
Кличем встретил их народ:
«Слава, слава нашим людям!
Славим батюшку-царя!
Охранять мы крепко будем
Наши земли и моря!»
Грозный тут остановился,
Слез с коня, перекрестился
И на царский свой престол
По Москве пешком пошел.

В ЧЕСТЬ ОДЕРЖАННОЙ ПОБЕДЫ ХРАМ ВОЗВОДЯТ НАШИ ДЕДЫ

Грозный царь в воспоминанье
О победе над Казанью
Двум прекрасным мастерам
Приказал построить храм.
И воздвигли люди эти
Небывалый в целом свете,
Пестрый, сказочный собор,
Что стоит и до сих пор.
Он свидетель древней славы —
Этот храм девятиглавый,
Он четыре сотни лет
Над рекой встречал рассвет.
Как увидишь — удивишься,
Вот какая красота!
И глядишь — не наглядишься
С Москворецкого моста.
Двое зодчих — Посник с Бармой
Создавали этот храм.
Москвичи им благодарны —
Слава русским мастерам!

НАС ЛИВОНСКИЕ ПИРАТЫ В МОРЕ ГРАБИЛИ КОГДА-ТО

Корабли плывут по морю.
Чисты, ясны небеса.
Ветер веет на просторе,
Надувает паруса.
И плывет из дальних стран
Наш торговый караван.
Но не всякому удача —
Коль судьба решит иначе,
Не доходят корабли
До своей родной земли.
Хитрый немец, вор завзятый,
Караулит нас везде,
И ливонские пираты
Грабят встречных на воде.
Черный парус появился
На просторе голубом,
Гром по водам прокатился,
Из пиратских пушек гром.
Бьют и пушки и пищали.
Вот и мачты затрещали
И сломались, будто спицы,
И корабль в седом дыму
Обескрыленною птицей
Накренился на корму!
И тогда разбойник черный
К кораблю идет проворно
И на борт к себе берет
И товары, и народ.
Люди, грузы и суда
Исчезали без следа.

О КРАЯХ ТВОИХ ЗАКОННЫХ, О ВРАГАХ ТВОИХ ИСКОННЫХ

Там, куда заходит солнце,
У балтийских берегов,
Были крепости ливонцев,
Наших западных врагов.
За подъемными мостами
В замках прятались они.
Латы с черными крестами
Надевали в дни войны.
Был ливонский рыцарь страшен,
Занимался грабежом.
Худо было людям нашим
За ливонским рубежом,
Где немецкие бароны
Русских грабили купцов,
Нарушали все законы,
Уводили в плен гонцов.
А когда-то, все мы знаем,
Этот край был нашим краем.
Улучили немцы час —
Землю отняли у нас.
Мы на эти притязанья
Не ответили тогда,
И немецкие прозванья
Получим города.
Город Юрьев был в печали,
Имя Дерпта получив.
Нарвой немцы называли
Русский город Ругодив.
Не прогнали мы ливонцев
С берегов балтийских вод:
Посулили нам в червонцах
Дань платить из года в год.
Но проходит много лет —
У ливонцев чести нет:
Притворяются друзьями
И не платят ничего
И смеются над князьями
В башнях Дерпта своего.
За кремлевскими стенами.
Рассердился царь Иван:
«Мы расправимся с врагами
За коварство и обман.
Воевать пора!» И вот
Начинается поход.

1558 год

ОТ МОСКОВСКИХ ДРЕВНИХ ВОД ГРОЗНЫЙ К БАЛТИКЕ ИДЕТ

Сквозь метели и бураны,
В снегопадах декабря
Шли войска царя Ивана
Завоевывать моря.
Шли в морозы, в непогоды,
От зари и до зари
И князья, и воеводы,
И стрельцы, и пушкари.
У казны доспехов нету,
Все по-разному одеты:
Воевода — князь богатый,
Сверх мехов надеты латы,
А крестьянин надевай
Легкий стеганый тягляй!
И не снилось этим людям,
Что, поднявшись в небеса,
Этот самый путь мы будем
Пролетать за три часа!
Что в любые непогоды
Без упряжки, без коня
Самоходы, вездеходы
Этот путь пройдут в три дня.

Наши предки от столицы
Целый месяц шли к границе,
Увязая в снег по грудь.
До чего ж тяжелый путь!
А считалось в эту пору,
Что войска шли очень скоро!
И когда пробились травы
На проталинах весной —
На ливонскую державу
Русь нагрянула войной!
Бьют по немцам наши пушки,
Под огнем гудит набат,
От подножья до макушки
Замки рыцарей дрожат.
Смотрят русские, дивятся,
Что за страсти тут творятся!
Враг-то, видно, чародей,
Не похожий на людей.
Вот он встал, огнем объятый,
Весь закован в шлем и латы.
Уж не чёрт ли этот враг?
Смерть неймет его никак!

«Врешь!» — сказал стрелок в тягляе,
Лук на немца направляя
И стрелу пуская в цель —
Прямо в шлем, в глазную щель.
И, стрелою пораженный,
Рыцарь, в латы снаряженный,
Покатился в ров с водой,
А за ним упал другой,
За вторым скатился третий.
Пусть узнают вражьи дети,
Каковы стрелки у нас:
Бьют не в бровь, а прямо в глаз!
И пошли на приступ наши,
Был теперь им чёрт не страшен.
И в ливонское добро
За ядром летит ядро.
Первой крепость Нарва пала,
Дерпт вторым знамена сдал.
Снова море русским стало,
Зашумел балтийский вал,
Зашумел, заволновался,
С русским ветром повстречался.
Под волной пески шуршат,
А гонцы в Москву спешат.
Рано утром до дворца
Доскакали три гонца.
Бухнул колокол кремлевский,
Разбудил народ московский,
И пошел со всех сторон
Колокольный перезвон.
По цареву приказанью
Началось в Москве гулянье.
От зари и до зари
За работой звонари!
Солнце светит над столицей,
А кремлевские бойницы
В честь победы залп дают —
Это первый наш салют!

О КУПЦАХ И О БАЗАРАХ, О ДИКОВИННЫХ ТОВАРАХ

РУБЕЖИ РОДНОЙ ЗЕМЛИ НАШИ ПРЕДКИ СТЕРЕГЛИ

На засеки, на границы
Царь поставил сторожей,
Чтоб хранили, как зеницу,
Землю наших рубежей.
Вот он, верный русский воин,
Долг несет сторожевой.
Он уверен, он спокоен,
Пограничник верховой.
Лук его натянут туго,
Шлем и меч не тяжелы.
Сбережет его кольчуга
От нечаянной стрелы.
Впереди чужие земли
И чужие берега.
Зоркий глаз его не дремлет,
Не пропустит он врага.

«СЛАВЕН! СЛАВЕН ГРАД МОСКВА!»

Спит Москва, Руси столица.
Сон спокойный людям снится.
Караулы там и тут
В колотушки глухо бьют.
Темны улицы кривые,
Лают псы сторожевые.
Торопясь, домой идет
Запоздалый пешеход.
И под звездным небосводом —
Кремль, построенный народом.
Словно сторож над страной,
Он стоит в тиши ночной.
Все ворота на засовах,
И стрельцы из войск царевых
Караулят пять ворот
Днем и ночью, круглый год.
Вот они — страны охрана,
Дети Грозного Ивана,
Наши русские стрельцы,
Удалые молодцы.
И у всех пяти ворот
Перекличка в свой черед.
У Фроловских начинают:
«Славен град Москва!» кричат.
У Никольских отвечают:
«Славен Киев!» говорят.
И у Троицких не спят:
«Славен Новгород!» кричат.
«Славен Псков!» — у Боровицких.
«Славен Суздаль!» — у Тайницких.
И гремят в ночи слова:
«Славен! Славен град Москва!»
Славен город наших дедов,
В жизни многое изведав,
Много войн и много бед,
Много радостных побед.
И над всеми временами
Древний Кремль, хранимый нами,
Нас хранит из года в год —
Наша гордость и оплот!
Ну-ка, снимем шапки, братцы,
Да поклонимся Кремлю:
Это он помог собраться
Городам в одну семью,
Это он нам всем на славу
Создал русскую державу,
И стоит она века,
Нерушима и крепка.
Времена теперь другие,
Как и мысли и дела —
Далеко ушла Россия
От страны, какой была.
В наше время, в наши годы
Против злобных вражьих сил
Все советские народы
Русский Кремль объединил.
Говорит он новым людям:
«Вечно в дружбе жить мы будем!»
Умный, сильный наш народ
Далеко глядит вперед,
А преданья старины
Забывать мы не должны.
СЛАВА РУССКОЙ СТАРИНЕ!
СЛАВА НАШЕЙ СТОРОНЕ!

Источник