сестра дала брату история
Откровение сестры
Около полугода читаю Пикабу, но зарегистрироваться решила только сегодня. И не просто так, а для того, чтобы рассказать о своих чувствах, узнать мнение других людей по теме и, возможно, получить какие-либо советы. Я никому не рассказывала того, чем сейчас хочу поделиться с вами (даже самой близкой подруге) и надеюсь спрятаться за анонимностью, ибо и без того понимаю, что тема, затрагиваемая в моем рассказе, очень сильно осуждается обществом. Простите за сумбур, но мне хотелось рассказать практически всё, не оставляя без внимания даже самые малейшие детали.
Дело в том, что я испытываю вполне явное сексуальное влечение к старшему брату. Это началось, я думаю, лет с 12-13, но из-за юного возраста я просто ничего не осознавала, но уже тогда моё отношение к брату начало меняться.
Ну и, естественно, я с самого детства ужасно, просто до скрежета зубов, ревную М ко всем остальным девочкам. Когда мои собственные подруги признаются мне, что им нравится мой брат, я специально всячески стараюсь его огородить, говоря, что ему нравится другая девочка или даже рассказывая про него всякие совсем не романтичные гадости (например, что он громко и бесстыже пердит при всех или вытирает козявки об диван).
Не смотря на то, что я отталкивала мысли об М, как о парне, я всё же не могла окончательно побороть в себе желания быть к нему несколько ближе, чем сестра. Конечно, это были всё такие же невинные прикосновения/обнимашки или быстрые пробегания мимо в одной футболке и трусах с демонстрацией ног, но факт моего неправильного отношения к брату оставался фактом, как бы сильно я этого не стыдилась (наверное монашки примерно с такими же мыслями рукоблудствуют, а потом ползают в покаянии у икон). Я надевала его поношеные футболки, мотивируя это тем, что мне нравится в них спать больше, чем в пижамах и что мне идет такой «пацанский» стиль, но при этом вещи из мужского отдела себе я покупать не собираюсь, раз могу экономить, таская одежду брата. Наверное вы уже догадались, что причина еще и в фетише на запах и общем удовольствии от ношения одежды М.
Сам же М, я думаю, ничего не подозревает. По крайней мере его поведение никогда не говорило о том, что он «напрягался» из-за каких-либо моих действий. Видимо, он привык, что я очень бурно выражаю свою любовь к нему и теперь даже не замечает, как мои развратные ужимки стали более настойчивыми. Признаюсь, меня даже начало задевать, что он не видит во мне девушку, хотя я даже перед ним обнажалась (как бы случайно, конечно). Когда в гостиной шел ремонт я настояла, чтобы компьютер перенесли в мою комнату, якобы потому что у меня больше места и что я всегда буду разрешать брату сидеть за ним хоть весь день и всю ночь. Тогда я специально обставила компьютерный стол некоторыми своими девичьими вещами среди которых было довольно большое зеркало на подставке. Я специально заранее выбрала его положение так, чтобы в отражении было видно почти всю комнату из-за плеча сидящего перед компьютером, и чтобы оно не мешало (соответственно, чтобы брат его не передвинул). Дожидаясь, когда М сядет за комп, я выдерживала какое-то время (обычно шла в душ), после чего включала более яркий свет и начинала как можно громче рыться в шкафу, доставая вещи для сна, чтобы привлечь его внимание. Для пущего эффекта я попросила его не поворачиваться, и уведомляла, что переодеваюсь, если он не сидел в наушниках. Проделывала я такое несколько раз. Не знаю смотрел ли он в зеркало в те моменты или нет, но я думаю, что только слепой бы не заметил возможности подглядеть. Я специально переодевалась полубоком, не смотря в его сторону, медленно обнажаясь полностью, тщательно обтираясь от оставшихся капель воды полотенцем. В любом случае это доставляло мне некоторое удовлетворение, хоть и я не замечала никаких признаков возбуждения с его стороны. Хотя брат все же никогда не двигал зеркало и сидел ровно на таком месте, чтобы можно было идеально всё видеть… Порой мне действительно кажется, что и он кайфует от всего этого, хоть и не подает виду (а может мне просто хочется так думать). Он ничего не говорит, когда я прижимаюсь к нему грудью (17 лет, уже растет) во время объятий и вообще никогда не отталкивает и не злится на мою приставучесть с телячьими нежностями (хоть я и пытаюсь соблюдать меру), мы делаем друг другу массаж и мне порой кажется, что я чувствую его легкий стояк своим копчиком. Также как-то раз, еще когда комп стоял у меня, я в полудреме заметила, что М дважды сфотографировал спящую меня на телефон (были звук и вспышка). Не знаю зачем он это сделал. Может я смешно лежала и он хотел мне это показать потом, но передумал (хотя это маловероятно, ибо я старалась засыпать в его присутствии «красиво»). Может у кого-то есть еще доводы?
Я полностью осознаю, что моя любовь к брату неправильна, но вот ничего сделать не могу. Пока я не задумываюсь о будущем, о том, что может случиться, если я вдруг с ним пересплю, но у меня есть надежда, что это всё пройдет, если я его таки «добьюсь» и потеряю азарт, возникший из-за чувства недосягаемости объекта вожделения. Я почти уверенна, что так оно и будет. Сейчас я подумываю споить брата, когда мы семьей поедем в загородный домик справлять НГ и под предлогом пьяного угара заняться с ним сексом (я при этом буду на деле трезвой, чтобы всё контролировать и тупо не спалиться). Дом достаточно большой, трехэтажный, поэтому места много, да и родители будут на праздничном расслабоне (уже заготавливаются выпивкой), так что план практически идеальный.
Рассказ 12 Сестра разрешает мне ходить голышом и снова Тенистый пляж Часть 2
Рассказ 12 Сестра разрешает мне ходить голышом и снова Тенистый пляж Часть 2
А на следующий день я попал в переделку со своим дружком. На косогоре, за пустырём, с автобазы сбросили старые скаты. Наверное понадеялись, что селяне из-за речки заберут по домам для хознужд. Но мы подсобили работникам сельского хозяйства. Поднимали тяжёлые скаты и толкали по склону к реке. Скаты весело прыгали по кочкам и некоторые даже перелетали на другую сторону не широкой реки. Но, на нас накричали какие-то мужики и мы бросились наутёк.
Дома я почувствовал боль в районе яичек. Сестре ничего не говорил, ждал мамы. Вскоре мама пришла и конечно же отругала меня, что сестре не сообщил, она бы позвонила ей и мама может, что ни будь подсказала. Потом занялась медосмотром. Интересно, что сестричка не ушла, а наоборот подсела ближе на стул и начала с интересом наблюдать. Мама стянула шорты и трусы и заставила меня лечь на спину. Потом начала надавливать пальцем вокруг дружка и на яички. Болело оказывается в промежности и верх ноги с внутренней стороны.
– Вроде бы обошлось. Боялась, что грыжа. По-моему, растяжение – говорила мама, одновременно ощупывая яйки.
– Яички в порядке. Боль от растяжения. Это излечимо, а вот голова не лечится. Ну, что тебя везде тянет, где не нужно – начала мама читать мне мораль.
Но тут меня поразила сестра. Она как-то уверенно, так сказала ей:
– Мама. Ну ведь мальчик же. И не может в девочку превратиться, как бы нам этого не хотелось.
Я с удивлением и благодарностью посмотрел на неё и мама тоже, но как-то непонимающе, развела руками и спокойно сказала:
– На тебе массаж, от растяжений и будешь яйки контролировать. Сейчас по горячему может и ничего не видно, а дальше. Короче утром посмотрим, может на приём придётся идти. А пока смотри – и мама начала показывать, где нужно прощупывать яички, чтобы определить отвердение, в случае обострения.
– А теперь в душ, а я пока примочку приготовлю – сказала мама, отправляясь на кухню.
Я покачал головой. А она, бросив яйки, начала гладить промежность до попки, нежно, пальчиками, касаясь дырочки. Потом другой рукой живот до прутика, задевая его. Надо сказать без вранья, я отреагировал весьма чутко. У меня даже в голове помутилось, до того было хорошо. Хотелось, чтобы это, не кончалось. А сестричка, положив руку уже прямо на прутик опять посмотрела на меня. Было видно, что ей тоже нравится такой массаж. Я как-то, интуитивно, кивнул и она начала медленно и аккуратно водить рукой взад вперёд, всё сильней и сильней сжимая ладонь. Я, конечно, пробовал как-то баловаться, но то, что делала сейчас сестра было бесподобно. По мере ускорения ладони она, обняв другой рукой попу, приближала меня всё ближе к себе. Так продолжалось каких-то пару минут. У меня начала кружиться голова. Сестра только сильней работала ладонью. Тут меня передёрнуло. Необычайно приятное, знакомое с моря, чувство возникло в кончике дружка. Он начал дёргаться и я, вместе с ним. Через это чудесное ощущение тупо чувствовалась боль в промежности. Но блаженство, усиливаемое каждым подёргиванием прутика, сводило боль на нет. Всё это время сестричка держала моего дружка, не выпуская из ладошки.
– Извини. Я не думала, что так получится. Думала немного поглажу, тебя жалея – она действительно разволновалась и судя по виду, даже испугалась.
– Хорошо, что упал у тебя. Мама бы увидела. Мне несдобровать – сказала сестричка.
– Я бы сказал, что сам это делал – произнёс я решительно и добавил:
– У меня, он и без твоих рук поднимается. Иногда.
Сестричка посмотрела на меня провинившимся взглядом, подошла поближе, и поцеловала в губы. Поцелуй получился простой, не такой как с Меседрой или мамой, но какой-то честный и откровенный. Она хотела отойти, но я не пустил её и потянув к себе поближе, тоже поцеловал, но крепче чем она. Груди сестрички щекотно касались моего тела.
– Я бы хотел, как тогда, на кухне. У тебя такие соски классные.
Сестра отстранилась, засмеялась и мы обнялись. Постояв так какое-то мгновение, она сказала:
– Мне тоже понравилось. Я автоматически грудь тогда подставила. Ты так смотрел на меня.
И бросив взгляд на дверь, продолжила:
– Давай только быстренько. А то мама увидит.
– Маме я тоже соски целовал. И на кухне, и на море – сказал я как-то буднично и принялся за грудь сестры.
Сказать, что сестричка удивилась, будет мало. Она выкатила глаза и даже рот приоткрыла. Эта новость, о маме, её ошарашила. А я ещё добавил:
– И тёте тоже. И дома. И на море, когда она, на солнце обгорела. А потом и на пляже, когда загорала.
Похоже сестричка потеряла дар речи.
– Ну ты даёшь …- только и сказала.
– А ещё – не унимался я – Мне, на море, в первый заезд, докторша говорила, чтобы при торчке, сам, рукам волю не давал, а говорил маме, а она знает, как и что делать. Значит, ты, сделала мне это, вместо мамы.
Сестра вновь, посмотрела на меня взглядом, который выражал, что-то среднее между удивлением и шоком. Она отстранилась от меня и спросила:
– И что? Мама тебе уже делала так?
Я отрицательно покачала головой:
– Я ей, ещё, не говорил об этом.
Сестричка улыбнулась и смешно скривила лицо, типа – знай наших:
– Всё, одеваюсь. Скоро мама звать будет. Что на меня нашло? Как я успела? – это, она за мой стоячок. А за грудь добавила поговоркой:
– Послушный телёнок двух мамок сосёт.
– Трёх – подсказал я – О тёте забыла.
Мне стало весело и смешно. Глядя на меня, заразилась и сестричка. А я подумал, что не вспомнил за Лору и её восхитительную грудь. И хорошо, а то упомянув об этом, можно было нарваться на разговор с сестрой. Неизвестно, как бы она на это отреагировала. А вдруг запретила бы голышом ходить.
Я осторожно перелез через край ванной, обул тапочки и приоткрыл дверь. В спину себе, услышал:
– Принеси мне трусы со спальни. Эти немного намочились.
Я вышел и прямиком, через зал, в спальню, к шифоньеру. Только открыл, как сзади подошла мама и положив мне на плечо руку спросила:
– Неужели одеться решил?
Я обернулся. Мама уже одела свою, любимую, ночнушку. Короткая и воздушная, она очень молодила маму.
– Вы там случайно, не вместе купались? – начала донимать мама, копаясь в шифоньере. Она тянулась к полкам и ночнушка задиралась, показывая попу и покрытый, уже отросшими, коротенькими волосами, треугольник. Мама не одела трусов. Но, меня, это, уже не волновало, как раньше. Я начал привыкать.
Потом мы пошли в ванную. Сестричка стояла совсем голая, ждала меня с трусами. Мама посмотрела на неё, на меня, но ничего не сказала и дала сестре бельё:
– Пойдёмте на диван – просто сказала.
Положив на диван клеёнку, а на неё простынь, мама велела мне лечь на спину и после того, как я это сделал, присела рядом, забыв одёрнуть ночнушку, которая немного задралась, показав короткие волоски на лобке. Но мама, поймав мой взгляд, нацеленный на низ её живота, не стала одёргивать ее, а начала процедуру осмотра. Потрогала яички, надавила пальцами в промежности и узнав, что сильной боли нет, начала ставить компресс.
Подошла сестричка. Она была в трусиках и лёгкой майке, на которой, отчётливо, выдувались сосочки. Мама увидев это, сказала:
– И ты скоро голой начнёшь по квартире ходить? Тогда и стиральной машины не надо.
Сестра покрылась лёгким румянцем, но ответила:
– Сама-то – и показала на приподнятый подол – Ночнушка, скоро, в лифчик превратиться, а внизу-то, не прикрыто.
Мама одёрнула подол и начала давать наставления дочке. Как ставить компресс, не забывать щупать яйки, на предмет утолщения, как последствие травмы. Сестричка внимательно слушала и повторяла, мамины, движения. А мне, мамина ночнушка, стала нравиться ещё больше. При малейших движениях она, снова, лезла вверх, да и в разрезе декольте стали мелькать красивые сосочки. Но, похоже, мама об этом не думала.
Об улице, на время, мне пришлось забыть.
Я так и проходил все моё лечение, голышом. Даже трусы не натягивал. Сестра смеялась, когда я примерял новые шорты и брюки, которые купила мама. Она привыкла ко мне голому и подшучивала на до мной, насчёт одежды. Сама же, голой, так и не ходила. Правда перестала носить платье, но всегда в трусиках и в майке или лифчике. Я же нашёл, что мне так даже нравится, с ней рядом, полуголой. Тем более, что сестра всегда приглашала меня потереть ей, голенькой, спинку и сделать массаж. При этом призывала меня не быть скованным, а быть по-смелее и с удовольствием подставляла мне грудь или ложила мою руку на свою писю. Тогда я гладил её и засовывал палец в дырочку попы.
Но приближалось время второй поездки на море. Оставалась пара недель.
Сестра дала брату история
3. Разбойники
Епископ Герфорд держит путь
через Шервудский лес.
Отважный Робин говорит:
Баллады о Робин Гуде.
В некотором отдалении стояла Таня, рядом с ней стояли ещё две девчонки. Денис было удивился, откуда третья, но разобрался, что одной из них, в платьице, лет одиннадцать, ну двенадцать максимум, так что она была наверняка пристяжной. Вообще, если быть честным, Денису нравились такие девочки. У них были наивные нежные мордочки, Денис прозвал их про себя мамины дочки, у них были замечательно тоненькие фигурки, в которых почти всё (кроме грудей) было на месте, всегда круглые попки (куда что потом девается?), и не было презрительного отношения к парням. В метро (опять метро!) Денис всегда старался облапать таких девочек, так как шума они не поднимали, а либо молча старались отодвинуться, либо просто не замечали. Они были основным его нечастым урожаем (ну, часто ли встретишь в транспорте, пусть даже в автобусе, симпатичную девчонку одиннадцати–двенадцати лет, и чтобы была толпа, и чтобы она была рядом, и чтобы рядом не было его родителей, препятствовавших его перемещениям. И чтобы ей не сразу удалось вырваться из Денискиных рук. Бывало, впрочем…) Вторая девчонка была другого, чем Таня, типа. Ладная, крепкая фигурка, ростом чуть ниже, чем Денис, очень светлые волосы, за что Денис немедленно дал ей про себя прозвище Беленькая. Впрочем, не только поэтому. Раньше она, видимо, могла относиться к разряду маминых дочек, о чём свидетельствовали яркие голубые глазки, смотревшие на мир просто и весело. Яркие, будто накрашенные губы (может, правда накрашенные?), веснушки через тонкий нос. Немного, но есть. В целом она производила впечатление именно девчонки, несмотря на то, что и грудь у неё уже заострилась, и попа была существенно покрупнее, чем у Тани, и ноги покрепче. При этом правильность фигуры сохранялась, и она не выглядела ни тяжёлой, ни толстой. Может быть, за счёт достаточно длинных ног и достаточно тонкой талии. Фигуристый бабец, как сказал бы Дима. Жаль, шорты на ней были явно жёстче и длиннее, чем на Тане.
— Это Денис, — сказала Таня, — мой двоюродный брат. Это Ира, а это Лена, её сестра. Пошли? — И они пошли. Чтобы не молчать, Денис спросил:
— А речка тут у вас далеко?
По тому, как уверенно отвечала Ирка, Денис понял, что простота её внешности в значительной степени обманчива.
— Если прямо, то вон, — она махнула рукой, но там камыш и вообще… А там, где песок — это туда, — она снова махнула рукой, — но идти минут десять–пятнадцать.
— Головастики… — Ирка пожала плечами.
— А где вы в разбойников играете? — Вопрос произвёл поразительный и неожиданный эффект. Лена разинула рот, глядя на Дениса, Таня смутилась, а Ирка, остановясь, посмотрела на Дениса ошарашено, затем на Таню, как на дуру, и вдобавок ещё покрутила пальцем у виска. Таня бросила быстрый взгляд на Дениса, подхватила Ирку под руку и увела её вперёд, шепча что–то убедительное на ухо. Лена и Денис двинулись не торопясь за ними. Лена совершенно бездумно жевала травинку, а Денис рассматривал шагающие перед ним попки. Поизящнее — Танина, повыразительнее — Иркина. Денис мог бы сказать, что именно Иркин тип привлекал его взгляды и руки. Таня — не в счёт, она — аномалия. А так — берёшься, так чувствуешь, за что берёшься. Не в смысле жирно, а в смысле каждая часть тела имеет свой неповторимый профиль. У Дениса появилось ощущение, что Таня рассказывает про сегодняшний случай. На душе у него заскребли кошки. Конечно, они не договаривались о молчании, но, кажется, это и так было ясно. Конечно, Денис мог бы рассказать о том, как он подглядывал за Танькой, но если бы даже это и сравняло бы счёт (в чём он сомневался), то Ирке всё равно было интереснее слушать про обратное. Впрочем, всё равно придётся делать вид, будто ничего не произошло, а даже если и произошло, то, в конце концов, это она плясала голой, а не он. Всё равно обидно, чёрт возьми. Дуры они, эти девчонки. Ничего не соображают. Где им понимать, что такое разбойничье братство…
— Ну хорошо, — сказала громко Ирка, и обе остановились. Ира оглядела Дениса тем самым оценивающим взором, Таня пошла рядом с Денисом в весьма хорошем настроении, а Ирка отвела вперёд сестру и что–то, тоже шёпотом, ей втолковывала минуты две. Сестра заученно кивала, и Денис понял, что она полностью подчинена старшей. После разговора Лена смотрела на Дениса, как ему показалось, с некоторой опаской и любопытством. Тем временем они подошли к речке. Денис не понял, откуда на Тане взялся купальный лифчик, Ирка полностью оправдала Денисовы представления о её теле, а Лена порадовала его тем, что купалась в простых белых трусах. То, что было у неё на груди, внимания не заслуживало, так, две припухлости, а вот мокрые трусы просвечивали даже очень. Денис (опять–таки) в первый раз видел воочию то, что ему так нравилось в двенадцатилетках, и считал, что ему повезло третий раз за два дня, так как витринообразие своих трусов Лена обнаружила только спустя некоторое время, и это заставило её покраснеть и надеть платье. Вода в речке была холодная, как из–под крана, и окунувшись пару раз и обсохнув, Денис остался на берегу. Ира с Таней пошептались ещё, наступила пауза. Её прервала Ирка. Лёжа на песке и демонстративно глядя в небо, она безразличным голосом спросила:
Моя любимая сестра
Лирическая версия рассказа «Страстный брат у сестры»
Предисловие автора:
Почему общество, воспринимает интимные отношения между родственниками, как шок. От чего мы ужасаемся инцесту? В моём небольшом романе-рассказе взята романтическая связь брата и сестры. Я написал эту историю, чтобы немного рассеять лишний страх людей строго осуждающих близкие связи родственников, и одновременно с этим непонимание их оснований. Я ставлю вопрос: почему брату и сестре недопустимо любить, желать друг друга. Я не думаю, что выгляжу сумасшедшим извращенцем, я показываю, даю тему для размышления. Так ли вредна половая любовь, между братом и сестрой, как кажется. Хотя в этой версии рассказа, нет никаких половых актов. Не нужно оценивать эту любовь с медицинской и религиозной точки зрения, потому что в ней нет болезни и зла, а есть добро и желание приятного. Лучше оценить и рассмотреть этих брата и сестру человеческим чутьём, мягким и романтическим.
НАЧАЛО
Она спустилась в моё сознание как что-то высшее, неземное, необычное…
Мы жили тогда в небольшой деревне, под провинциальным городком ярославской области, в этой деревни жила её мама, родная сестра моей мамы. А сама она, Елена, приезжала к нам из далекого Димитровграда, где всегда жил её муж. Елена редко навещала нас, раз в полгода, раз в год, и каждый её приезд мы принимали за праздник. Моя мама торжественно говорила: скоро к нам Елена приедет на поезде, послезавтра наверное будет здесь. Бабушка переспрашивала, на чём приедет Елена? Мама повторяла: на поезде, или на машине, если приедет с Алексеем. Я подходил к небольшому окну в деревянном доме, и устремлял свой детский взгляд через трассу, далеко в лесной ряд, вдоль которого проходила железная дорога, где постоянно слышался стук колёс загадочных поездов. Я прислушивался к далёкому шуму, и мне казалось, Елена едет к нам, где-то там, перед деревней мчится в вагоне… За высоким густым лесом, за тёмно-алым солнечным закатом…едет Елена, сказочная принцесса… Она почти всегда приезжала с мужем, Алексеем, высоким стройным парнем. В день приезда Елены, наши родственники устраивали праздник, преображались в красивые одежды, готовили вкусную еду, выпивали вино, танцевали под весёлую музыку. Застолья собирались прямо на улице, возле дома, ведь Елена приезжала летом. Дом моей тёти, мамы Елены, находился на краю деревни, вдали от нашего дома. Вечером детей не отпускали далеко гулять, особенно на взрослые торжества, но мы с пацанами умудрялись тайком пробираться тропинками огородов к шумным весельям. Я вообще любил затевать авантюрные приключения, наслушавшись сказок. Бегал с соседскими мальчишками к заброшенным домам искать клады. Частенько мы гуляли до глубокой ночи, даже когда наши мамы и папы кричали на нас и загоняли по домам. Красиво праздники проходили летом, музыка поднималась высоко в тёмно-синее небо, все были довольны, никто не дрался, не хулиганил. Мне очень нравились такие вечера, музыка, красивые одежды на гостях довольные улыбки, общее понимание… А красивей всех, выглядела Елена… Не было равных ей… Никто не мог сравниться с ней ни в волнистых белоснежных волосах ниже плеч, ни в стройной фигуре, ни в мягком голосе с южным наречием. Ей тогда было лет восемнадцать, или двадцать, а мне около пяти-шести. Глядя на неё, я чувствовал в своей груди особенную свежесть, входящую откуда-то издалека, с другой планеты. Лёгкость её движений в танце, блестящая улыбка, осыпающая беленькими огоньками, и доброта синих глаз, вносили в моё сознание чарующее одеяние. Елена рассказывала смешные и весёлые истории, голос её звучал с небес. Она заходила в дом моей бабушки несколько раз: навещала нас в свой приезд, прогуливаясь со своим мужем, в день рождения моей бабушки, и перед своим отъездом. Елена разговаривала в основном с моей мамой, я мало что понимал, для меня их разговоры были непонятными, меня волновало её белоснежное лицо, светлые глаза и алые губы. Она всегда одевалась в яркие открытые платья, которые обтягивали её, и делали ещё красивей. Синие, красные, зелёные, из импортного бархата наряды, выделяли Елену из толпы обычных людей. Перед нами стояла не девушка, а неведомая белоснежка! Королева. Елена сидела на диване, в свете вечернего солнца, падающего в боковое окно… она говорила, улыбалась… Каждое движение её нежных худеньких рук, развода небольших губ, лёгкого взгляда – зажигали наш дом в ночной карнавал, и умиляли мою душу! О. Сколько неисчислимых лучей не обжигаемого солнца изливала эта девушка! Их не видел и не ощущал никто кроме меня, даже её муж не осознавал всю ПРЕЛЕСТЬ своей жены. Что понимал детским умом я? Намного больше, чем должен был. Мы с ней очень мало разговаривали, «как дела», «всё хорошо», «молодец», «так держать». В её поле зрения, я был маленьким домочадцем, двоюродным братиком. А сердце моё, и душа, были необъятно очарованы одной только ей. Но даже без взаимных чувств, мне доставляло удовольствие смотреть на неё, думать о ней… Мы жили с Еленой совершенно разными уровнями, противоположными характерами и натурами. Моя непорочная любовь оставалась одиноко моей, только моей, с проезжающими по деревенской дороге автобусами по мокрому после дождя асфальту, спешащими на огороды соседями. Они шутили между собой, смеялись, мне не понятны были их шутки, они были для меня чуждыми, бессмысленными. Я думал о Елене. На меня смотрели и говорили: скоро Сашенька в школу пойдёт, взрослым человеком будет. А мне без разницы была какая-то там школа, мои мысли смотрели не в школу, а уносились в далёкий Димитровград. Я не знал, что это за город, но он казался мне очень красивым и большим, потому что в нём жила Елена. Подруги моей мамы часто говорили обо мне, о моём мужском предназначении, о том, какой я красивый, весь в папу, такой же жгучий брюнет. Соседские пацаны часто звали меня играть в «войнушку», а я лениво отказывался. Я чувствовал, что никто не видит и не знает того, что хочется мне. Никто не понимает моего настроения! Качаясь на качелях под густыми ветками расцветающей сирени возле дома, я мечтательно смотрел в небо, в сторону дома моей тёти, мне думалось, это особенный дом, потому что там бывает моя сестра. В двух комнатах дома моей тёти, пахнет чудными духами прекрасной Елены. Раскачиваясь на качелях сильней, я поворачивался к дороге, смотрел на проезжающие машины, а потом смотрел дальше, туда, где ходили поезда. Мои мысли знал только я. Мои нежные мысли хранились в моей груди, они тихо выходили по утрам и вечерам, с восходом и заходом солнца, и соединялись с Еленой в моменты лирического мечтания, у маленького окна. Мои коричневые глаза глядели в гущу леса, и ожидали очередного поезда, в котором могла ехать к нам Елена…
Шли годы, время листало дни и человеческие дела, как секундная стрелка совершает круговорот по циферблату часов. Время, – это такое паскудное явление, которое не щадит никого и ничто. Оно вытворяет все жизненные фрагменты, все радости и печали. Оно поднимало меня, вытягивало мой рост и возраст, запускало в школу, училище, институт, взрослую жизнь, в другой город. Со временем мои нежнейшие и светлейшие чувства к моей двоюродной сестре изменились. Стали чёткими, реальными. Я понимал, что она моя родственница, и стать любимой девушкой не сможет. Нам не суждено быть парой. Часто в моих хрустальных воспоминаниях, вспыхивала Елена, медленными и тонкими нотами небесного инструмента, божественно сидящая на деревенском диване, как на праздничных облаках, легко и изящно о чём-то рассказывающая. А иногда танцующая. Голубые глаза, алые губы, белоснежная кожа и нежные руки… ах, как она была красива. В старших классах её неземную красоту начали закрывать другие девушки, мои одноклассницы, а позже студентки из института и случайные женщины. Мне очень многие женщины приходились по вкусу, как и многим нравился я! Я бросался на симпатичных женщин, как ярый волк, а они отдавались мне, как сражённые наповал овечки. Меня закрутило в светской жизни, влиятельные люди разглядели мой талант и устроили руководителем в театр. Многие культурные мероприятия проводились под моим руководством, я был консультантом. Деньги, развлечения, интереснейшие знакомства! Елена улетела из моей детской памяти на тысячи километров, я перестал думать о ней…
Июнь, – особый месяц, в нём я родился, в день, когда началась великая отечественная война. До моего личного праздника оставалась неделя, как раз выдалось свободное время, я отдыхал от суетливой работы, и расстался с девушкой. Мы поругались из-за её строптивого характера. Ей нравился своевольный вульгарный стиль жизни, и курить сигарету за сигаретой, а я на дух не переносил табачного дыма и капризных людей. Когда стал свободным, я отсыпался, отъедался и гулял, и никто не говорил мне про ранние подъёмы на работу, не требовал денег и не ворчал на ухо. Вчера мне захотелось сходить в кино, а после старенького боевичка со Сталлоне, побродить по парку. Домой пришёл поздно и заснул не раздевшись. Утро началось с триумфальной просьбы моей любимейшей, и самой лучшей в мире мамы
– Шурик! Вставай, надо тебе съездить к Анжелике, помочь ей…
– В чём помочь? – позевал я, потягиваясь в кровати.
Анжелика, это моя двоюродная сестра, родная сестра Елены. Она жила в новом микрорайоне города.
– Вчера Елена приехала к ней, они мебель купили. Съезди, посмотри, помоги собрать.
При имени Елена, я проснулся как от бокала кофе! Нет, как от контрастного душа! Как от утренней пробежки… Елена! – тысячи моментов моей жизни перелистнулись, и открылась та, что попала в мою душу в детстве. Светловолосая улыбчивая куколка. О, неужели она приехала. От этой новости, в моё окно проник свет, словно из рая. Спустя многие годы. Мои ноги сами встали с кровати и понесли меня в ванную.
– Побрейся, сынуля, всё лицо у тебя чернотой заросло, – посоветовала моя мама.
– Так красивей, – крикнул я, глядя на чёрную густую щетину на щеках.
– Чёго красивого. Как моджахед.
– Щетина украшает мужчину.
Елена… сколько лет мы не виделись. На этот раз она приехала не в деревню, а к своей родной сестре Анжеле, они часто с ней встречались. Нервная дрожь пробежала по моему телу, я умыл лицо, уложил руками волосы и закрыл полотенцем сырое лицо. Около двадцати лет… да… двадцать лет, или чуть меньше мы не виделись с ней, с нежной, красивой и изящной Еленой. Моё сознание помнило её ту, молоденькую девушку, образ моей детской святой любви! Какая она сейчас. Узнает ли меня, своего двоюродного брата? Как я погляжу на неё? Что скажу? Хватит ли сил воззреть на неё?
На улице нависла испепеляющая жара, градусник шокировал отметкой тридцать пять в тени, лето в этом году выдалось особо горячее. Я надел белые брюки, белую рубашку и белые плетёнки. Сегодня у меня праздничный день! Пока добрался до дома Анжелы, промок насквозь, на лестничной площадке подувал холодненький сквознячок. С дрожью я нажал пальцем на кнопку звонка, моё сердце стучало и вылетало из груди… Сейчас моим глазам, предстанет Елена! И не важно, кто откроет дверь, главное она здесь. Замок щёлкнул дважды, деревянная дверь открылась… в тёмном проёме прихожей, стояла невысокая женщина, лет сорока… О, радостный пот проступил на моём лбу. Всё те же светлые вьюнки волос закрывающие шею, те же голубые глаза и ямочки на щёчках. Она мало изменилась, посерьёзнела. Лицо выражало усталость, но красота, привлекательность, по-прежнему светились из всей её фигуры! Великолепие Елены невозможно было похитить временем, ситуацией. Елена очаровывала с первых секунд. Я поплыл от женской божественности.
– Привет, – протянула она тоненьким голосочком церковного клироса, – Проходи.
Она узнала меня. Узнала спустя столько лет!
– Привет, – тихо ответил я.
Елена стояла передо мной в тонкой сорочке, не покрывающей колен, в тот же миг я остолбенел от красоты её проглядывающей груди, талии и широких бёдер… Ватные от волнения ноги перешагнули порог.
– Как дела? – спросила Елена той же приятной южной интонацией, что много лет назад…
– Да ничего, пекло сегодня на улице, весь сырой.
– А у меня пекло в голове, погуляли вчера, мой приезд отметили, мебель новую купили.
– Хочешь, схожу за холодненьким пивом?
– Сходи, было бы здорово, а я пока душ приму. Ты стал совсем взрослый, красивый. Сколько мы не виделись, лет десять?
– Нет, около двадцати, – говорил я с радостью, что вижу Елену не во сне.
Елена обглядела меня с головы до ног, и потормошила по тёмным волосам. Я отошёл на пару шагов, посмотрел на неё и понял, насколько она красива! Не припомню ни одной женщины, с такими захватывающими, поглощающими линиями. Она прошла мимо окна, так же грандиозно, как много лет назад в деревне… Яркое солнце из большого окна сегодня, осветило Елену всю! Словно специально для моих алчущих жизни света глаз, показались сокровенные формы! О, Елена, день твоего рождения был самым главным в жизни людей ожидающих идеальную красоту. Её ровная спина, лёгкое углубление перед возвышенностью мягких ослепляющих ягодиц, прервали моё дыхание огненным ураганом! Неожиданно для себя, я понял, что смотрю и удивляюсь Еленой уже не тем детским чистым взглядом, восхищенным непорочной любовью, а мужским, похотливым, грязным. Нет, я не утерял к ней искренней любви, нет! Эта женщина по-прежнему виделась в моих глазах девушкой с загадочных небес.
– Лена, – робко вымолвил мой расслабленный язык, – Ты стала ещё лучше, чем я тебя помню.
– Да брось, старой тёткой я стала, с морщинами и толстым животом, – иронично ухмыльнулась она над собой, щупая средний животик, и прекрасные ноги, – Одни зубы остались крепкие, – улыбнулась Елена, и покусала белыми челюстями.
–Нет, ты ошибаешься, ты цены себе не знаешь, ты настоящая красавица! Принцесса…
– Спасибо, Саш, большое. Сходи пожалуйста за пивом.
– Ах, да, прости, заболтался. Видишь, что делает твоя красота? Даже забываю, что хотел сделать, – проговорил я весёлым тоном, и направился в магазин.
Моё настроение возвышалось выше облаков! И в мечтах моих не виделось такого чуда! Елена, та, которую я любил больше всего в жизни, теплей солнца и дождя, мило меня сегодня приняла. Она меня узнала сразу, и я узнал её. Я шёл жары не замечая, пот не мешал каплями на бровях, в подмышке нёс холодненькое пиво, сестрёночке любимой, милой, дорогой. Поднявшись через две ступеньки на пятый этаж, я надавил на звонок, хотел как можно скорей снова видеть лицо моей прекрасной Елены! И снова с замиранием сердца ждал, когда она откроет дверь, с улыбкой скажет «проходи». Она не открывала. Мои пальцы судорожно нажали второй раз на звонок, послышался щелчок.
– Саш, я ж не закрывала на замок, дёрнул бы посильней.
– Да ничего страшного. С лёгким паром.
– Спасибо. Проходи в зал, садись где хочешь, я сейчас волосы немного уложу и приду.
– Хорошо, жду тебя.
Я плюхнулся в широкое кресло, и вздохнув, вытер потное лицо. Открыв полторашку янтарного пива, я разлил пенную жидкость в два фужера, расслабил ноги и закрыл глаза. А впрочем, о каком расслаблении я говорю? Ни один мой мускул не мог расслабиться от сегодняшнего внезапного везения! Елена придёт и посмотрит на меня, обольёт голубым небом глаз, закружит и уволочёт далеко-далеко, высоко-высоко… Послышались лёгкие шаги, сестра вошла в комнату и подошла к столику.
– О, уже разлил, спасибо.
– Присаживайся, Лена. А ты одна? Где Анжела? Саша? Лёша?
– Анжела в семь утра уехала в Москву, у неё дела с недвижимостью, риэлторы вызвали. Саша уехал в командировку в Чечню. А с Лёшей мы расстались…
Меня пронзил и жар и холод! Моя сестрёночка развелась со своим мужем?! Вот, это новость! Прожив почти двадцать лет! Что ж, всё что делается, всё к лучшему.
– Значит, ты одна? Одна одинёшенька, – проговорил я медленно, и тут же по мне раскатилась приятная тёплая волна, моё тело расслабилось полностью.
– В принципе, да… А вобщем-то не одна, а с тобой, – улыбнулась она перекладывая ногу на ногу, – Рассказывай, как живёшь, чем дышишь?
Я отглотнул холодное пиво, проследил, как оно улеглось в моём желудке и голове. После её вопроса меня охватило удивление, что сказать. Как давно я мечтал поговорить с ней вот так, близко, по-дружески? Она спрашивает, какая у меня жизнь, чем я дышу? Елена очаровала меня своей простотой, и не связуемой с ней красотой. Она была для меня богиней, феей с небес. И вот, она сидит сейчас в полуметре со мной, не во сне, наяву! И очень просто, по-приятельски говорит со мной. Спустя много лет, мои глаза, вживую видят натуральное лицо моей любимой женщины. Крупным планом светятся белокурые волосы, ясные синие глаза, ровные алые губы. Я вцепляюсь ногтями в кресло до боли, чтобы убедиться, что я не сплю, что мы с Еленой в реальности!
– Работаю понемногу, в развлекательном досуговом центре. Веселю народ.
– Да. Интересно. Ну, а как в личном плане? Не женат?
– Нет. Девушек много, но толку в них мало, пустые они…
– А какой толк ты в них ищешь?
– Добрый, тёплый, скромный, бескорыстный, неизбалованный, – развёл я руками в фантазии, – Что б как ты была, вот, какая мне нужна девушка.
Елена посмотрела на меня, в окно, и тихо засмеялась.
– Саш, ты серьёзно?
– Да.
– Ну перестань, ничего такого во мне нет, обычная женщина.
– Нет, Лена, ты не обычная, я помню тебя, какая ты была чудесная тогда, когда приезжала в деревню.
– Была… – поставила она акцент, – Сейчас совсем другая. Ты помнишь меня в то далёкое время? – открыла моя сестрёнка рот и расширила глаза, – Я уже и не помню себя в те годы. Мне тогда лет, наверное, восемнадцать было…
– А я помню. Ты была настоящей принцессой, я женился бы на тебе, и мы были бы самой счастливой парой.
– Саш, ты правда видишь во мне красивую женщину? – спросила Елена, серьёзно, с сомнением.
– Да, да, и ещё раз да!
– Ты меня к жизни возвращаешь… – подняла она тёмные брови, и выпила фужер пива до дна, – Я думала, вся моя красота ушла давно.
– Я рад, – посмотрел я на её довольное лицо, и мне самому стало легко, – Ты всегда в моих глазах казалась единственной и неповторимой. Я жил, когда думал о тебе…
– Саш, ну перестань, какая из меня неповторимость? – махала она рукой, не совсем понимая мои последние слова, – Средняя я. У тебя сейчас девушка есть?
– Мы расстались. Она дымила табак как паровоз, носила джинсы и считала себя центром вселенной.
– Понятно. Я тоже курила, недолго правда. И тоже джинсы ношу… – улыбнулась Елена, считая мои претензии нелепыми, и джинсовые штаны вполне нормальными для женщин.
– Но ты ведь не думаешь, что ты всегда права во всём, и умней всех?
– Не-еет, – отмахнулась она обеими руками, – Поругались вы, значит. Один теперь?
– Пока да.
– Мужчине нельзя оставаться одному, ему ласка нужна, забота. Вы дичаете одни.
– А что делать…
– Да ничего, встретишь другую. Девчонок море, ты парень видный. Налей ещё пива, поухаживай за сестрой, – показала она глазами на пустые фужеры с маленьким капризом.
Елена сделала несколько глотков, и с облегчением вздохнула. По появившемуся блеску глаз, стало ясно: она пришла в себя.
– Ты, правда, помнишь меня в то далекое время, в деревне?
– Разве такую красоту можно забыть? Для меня ты сходила с небес, всякий раз, когда приезжала из своего Димитровграда. И город этот я полюбил, только потому, что ты там жила.
– М-да, такого мне ещё никто не говорил. Чтобы из-за меня полюбить город, – растаяла Елена, опустив глаза вниз, будто ей преподнесли огромный букет редких роз, – Я мало жила в Димитровграде, много ездила, в зарубежных странах была, любила путешествовать, характер был неугомонный, стремилась к новым ощущениям, хотелось всё посмотреть.
– Ай, путешественница ты, прекрасная. Если никто тебе не говорил таких слов, значит мало любили.
– Почему? Мой Алёшка мне ноги мыл. Но таких слов не говорил.
Елена встала, и слегка пошатнувшись, задела ногой столик, бутылка с пивом упала на пол.
– Ой, что я наделала?!
– Не волнуйся, дорогая, я сейчас всё вытру, – сказал я, и быстро пошёл в ванную за тряпкой.
– Саша, ты такой милый, – удивилась Елена, наблюдая, как я впитываю в тряпку пролитую жидкость на ковре, – Давай я сама вытру, – взяла она у меня тряпку и стала вытирать ковёр, – А ты фужеры подними.
Я подобрал упавшую посуду и посмотрел на Елену, присевшую на корточки. Она водила тряпкой по коричневому ковру… Мой тонус взбудоражился до невыносимости! Я едва мог стоять на ногах, я хотел притронуться к сестре, обнять её чудесное тело. Моя любимая сестра убирала остатки пятна от пролившегося пива, вот он! Долгожданный момент, когда Елена полностью в моём распоряжении, когда никто нам не мешает, когда мы близко, в родном общении. Она подняла голову и увидела, как я смотрю на неё и улыбаюсь. Мои колени сами упали на пол, возле неё… я обнял её за талию, мои истомлённые губы поцеловали неповторимую сестру в губы, щёки, шею! Поцелуи были настолько нежными и воздушными, что Елена не противилась, она посмотрела в мои глаза и осторожно обняла меня за шею. Моя ладонь притронулась к её лицу, ощутила мягкую кожу. За многие годы! За многие годы мечтаний о Елене, я гладил её чудесное лицо и талию, мою волшебную фею… Тысячи светильников огромной величины разом вспыхнули в моей душе! С моей чарующей сестрой не сравнилась ни одна моя прежняя женщина. Ни-ког-да (!) я не видел, и не чувствовал такой гладенькой нежной кожи, таких нежных влажных губ, подобных цветку алоэ. Её спасающие и уносящие в дивные просторы голубые глаза, зеркально отражались в моих. Мои жаждущие пальцы ощутили её, мою любимую сестру. Стебель страсти пустил по моему телу тепло, но я прогнал грязную похоть.
–А-ах, братик мой… Что мы делаем, – осудила разомлевшая Елена, наш нежный поцелуй, – Нам же нельзя.
– Мы делаем себе приятное, самое приятное в жизни, драгоценная моя.
Мы прижались, щёки сомкнулись, и я сорвал запрет на родственную связь, смёл с пути все предрассудки. Кто они такие, чтобы помешать, разлучить, остановить нас? Наши пресветлые чувства? Было бы несправедливо зажимать желание, слушаясь благочестивых лицемеров. Моё сердце никого не любило так сильно и ярко, как эту женщину! Я любил Елену все мои годы… Эти небесные голубые облака-глаза, румяные щёчки, ровненькие губки изрекающие хрустальные звуки, – они продлевали мне жизнь. О, да! Сегодня я родился на свет второй раз! Увидел жизнь близко, обнял её. Мне было страшно, что Елена прервёт мои действия, или кто-нибудь придёт и нарушит нашу долгожданную встречу. Возле меня на ковре, была богиня, она чуть слышно постанывала и дёргала животиком. Ох, как хорошо! Такое великое счастье бывает раз в жизни! Мои губы сливались с её губами, я готов был целовать это белоснежное лицо всю свою жизнь! Все свои дни и ночи сливаться языком с её губами, соприкасаться щеками…
– Брат мой, – всхлипнула моя прекрасная леди, когда моя рука гладила её волны волос.
Леди, это высокое звание красивых женщин, но в сопоставлении с Еленой, оно звучало ничтожно низко. За бестолковую немощь банальных слов, я возненавидел человеческий язык, не способный обрамить мою любимую женщину подобающей гаммой.
Елена подняла подбородок и открыла рот, когда я целовал её глаза. Она превосходила всех моих женщин! Негромкие чувственные стоны, глубокие вздохи, нервная дрожь колен и живота. Мне не верилось, что я обнимаю её драгоценное тело. О, сестрёночка моя. Святыня моя. Я покидаю этот мир, растворяюсь в твоей несметной красоте.
– Брат мой. Мне так хорошо, – начала она шептать, и водить своими пальцами по моим губам.
– Прелесть моя… – высказал я, сосредоточив в этом слове теплоту и преданность.
– Вот это братик, вот это да. Ты мне уже не братик.
– А кто я тебе, прелесть моя?
– И сама не знаю, – выгибала она с тихим стоном свой живот, облизывала губы и дарила мне ответные поцелуи.
– Милая моя, я ждал тебя с первых минут нашей встречи, – признался я на ушко любимой женщине, не переставая целовать её голубые глаза и алые губы.
– Ах, братик мой, – провела она горячей бархатной ладонью по моей щетинистой щеке.
– Прелесть моя, – сказал я в агонии, и в этот миг, время для меня остановилось, даже повернулось вспять. О, моя любимая сестрёночка.
Я чувствовал её нутро, её эмоциональность, настроение.
– Прелесть моя, девочка моя, – шептал я в очередной раз жарче всех разов, и гладил сестрёночку по лицу.
После этих слов, Елена обняла меня крепче. Казалось, мы оба сходили с ума! Со скучного, банального и серого земного ума! Елена глубоко вдыхала и постанывала.
– А. Мальчик мой… Братик… О-о-о…
Я боялся сделать что-нибудь не так, боялся, что Елене будет больно и неприятно.
– Лена, ты самая моя любимая из всех женщин, остальные и взгляда твоего не стоят, – вынимал я слова из тайника своей души, между поцелуями в губы, – Ты непревзойденная девочка.
– Братик мой, я с ума схожу, ты вводишь меня в сказку. Мы делаем, что-то не то…
– Перестань, всё хорошо, – успокаивал я мою сокровенную мечту детства, – Всё превосходно, девочка моя.
Я медленно облизывал её уши, шею… Елена схватила меня за шею и вздохнула.
– Тебе не хорошо? – насторожился я, и приостановился.
– Мне хорошо, братик мой.
– Леночка, радость моя, миленькая куколка моя.
Сейчас я впервые держал её щёчки в своих ладонях, гладил и целовал, целовал те алые губки, которые любил в детстве.
– Мальчик мой. Ах… – открывала она ротик, вставляла свои пальчики в мой рот, и тихо постанывала.
– Леночка, я давно уже не мальчик, далеко не мальчик, – смеялся я на её прозвище моего гулящего организма, и облизывал её пухленькие пальчики с накрашенными ногтями.
– Ну и что, всё равно мальчик, для меня, мальчик.
Елена покачивалась, смотрела мне в лицо, улыбалась, и обнимала мою спину.
–Как же давно мы не виделись, ненаглядная моя Леночка, любимая моя сестрёночка.
– М-м-м… – закрыла она глаза, и притянула мою голову к себе для поцелуев.
Меня целовали губы моей любимой королевы…. глубоко, крепко, горячо. За это время я вспомнил всё, что было в детстве, деревню, сады с сиренью, запах цветов, играющую музыку…. прошедшие годы встряхнули и перевернули во мне все эмоции!
– А… Ле-но-чка… – проговорил я шёпотом, задыхаясь от жара возрождающего огня, и стиснул в руках свою сестру, – Жизнь моя.
Мы легли привязанные объятиями, и желанием быть вместе. Елена была слаще мёда, вина и лимонада. Прижимаясь своими губами к её губам, мой разум встречал невообразимую волну иного мира! Среди людей существует торжественная атмосфера, они подогревают её вином и ощущают балдёжные минуты. Мы с Еленой сейчас не были обычными людьми, потому что узнали другое состояние. Праздник всех праздников в едином соединении. Я целовал свою сестру нежно в губы, шею, моя душа пылала, осчастливливалась! Елена, Елена, Елена. Её душистый аромат вошёл в каждую клетку моего тела. Ну почему, мы не встретились раньше? Почему любовь между братьями и сёстрами запрещена?! Такое табу не честное! С большим трудом оторвавшись от магических(!) губ, я целовал её плечи. Поднявшись на колени, измеряя свою королеву с головы, я заключил абсолютнейшую истину: ни одна моя женщина не достойна и части прекрасной принцессы моего детства. И нет здесь никакой извращенности, никакой болезни инцеста, а есть чистые чувства.
–Ой, братик мой, чего ж мы с тобой наделали? – задумчиво покачала она растрепанной головой.
– Мы утонули в море удовольствия. Леночка моя, любимая.
– Ага, в море удовольствия. Что на тебя нашло?
– Любовь к тебе, дорогая моя, – объяснил я.
– Мы ж с тобой родственники.
– Ты жалеешь, что мы это сделали?
– Да нет, приятно было. Но мы ведь родные.
– Плевать, главное чувство. Пойдём примем душ.
– Ну, пошли.
Обычная ванная комната, на этот раз превратилась в чудотворную обитель: со мной вошла в неё моя драгоценнейшая, любимейшая девушка! Она легко сняла халатик и шагнула в ванну, качнув своей прелестной попой. Елена разделась просто, не попросила отвернуться, закрыть глаза, без доли дикого смущения. Я влюбился в неё сильней.
– Ты давно меня так полюбил? – интересовалась Елена, настраивая душ.
– Я полюбил тебя, как помню себя, как увидел тебя первый раз в деревне. Ты мне сразу понравилась, показалась необычной, красивой.
– Я тебя помню, но не думала, что у моего братика такие сильные чувства ко мне.
– Ты для меня всегда была королевой. Откуда-то издалека, неведомой красочной страны. Ты смотришься прекрасней всего в мире.
Я смотрел на неё и восхищался, в ней не содержалось ни малейшего элемента на обвислость кожи, складок в талии и неровности в осанке.
– Любовь моя, Лена, – шепнул я сестре, и поцеловал её в плечо.
– Братик мой, какой ты ласковый, – с улыбкой прикрыла она глаза, обняла меня за торс, – О-о-о. – мелодично вывела Елена звуки благодати, поднимая лицо под воронку душа.
– Лена, мне не хочется выпускать твоё дивное тело из своих рук, – глянул я в её влажное лицо, – Можно, я буду держать тебя вечно?
– Ага, для этого нам нужно будет вечно сидеть в этой ванне, – пошутила сестра, – Давай я тебя помою.
Тёпленькая струйка воды потекла по моей волосатой груди, животу. Нежные пальчики сестры направили воду ниже, мне стало нестерпимо приятно!
Душ расслабил нас обоих, сблизил, сроднил.
*** *** ***
– Тебя, наверное, моя мама попросила приехать сюда? – спрашивала Елена, вытирая меня полотенцем, – Я ей вчера сказала, чтобы она нашла кого-нибудь, чтобы стенку собрать.
– Твоя мама позвонила моей маме, а моя мама пробудила меня часов в девять и сказала, что приехала ты, я чуть с ума не сошёл от радости.
– Так я тебя, значит, от дел каких-нибудь отрываю? – приостановилась она вытирать меня.
– Нет, не беспокойся, Лена, не беспокойся, всё в порядке, – погладил я её по влажным волосам и поцеловал, – Нет у меня ничего важней, чем быть рядом с тобой. Ты рада, что мы с тобой встретились вот так?
– Да, рада. Давай, одевайся, я пока пойду, чай поставлю.
Мы попили чаю и легли на разложенный диван. Нам не требовалось близости, животной страсти. Мы хотели просто быть вместе, лежать рядом, держаться за руки и слышать голос друг друга. Я глядел на неё и вспоминал своё счастливое детство… Елена жила в моём сознании праздничной гостьей, особенно в новый год, при виде наряженной ёлки с зажженными гирляндами, я думал о ней. О невысокой стройной прекрасной женщине со светлыми волосами и алыми губами. Я словно был с ней, слышал её тонкий звонкий голос, видел белоснежную улыбку. Она жила рядом со мной. Когда я смотрел на длинную дорогу, уходящую далеко в неизведанные места с проезжающими машинами, я видел её, мчащуюся к нам. Я хотел к ней…
Хорошо было бы, если бы этот потолок был зеркальным, – мечтательно глядел я в пенопластовую плитку.
– И что было бы? – не понимала Елена.
– Мы видели бы себя.
– Да ты романтик, братик! – вскрикнула Елена, будто увидела давно ушедший исторический экземпляр, – Для мужчин это редкость.
– А что, это плохо?
– Нет, это сентиментально, очень даже хорошо для мужчины. Только сейчас таких мало. Романтики не умеют с неприятностями бороться. А ты, умеешь?
– Когда как, по настроению. Бывает наплевать на всё, отвернёшься к стене и лежишь, забывая, что ты живёшь в этих трудностях. А в другой раз, принципиально на рожон лезешь, чтобы нос кому-нибудь утереть.
– Мой Алёшка такой же, ему хоть трава не расти. А мне хочется на таран идти, побеждать, бороться.
– Леночка, эти качества совсем неженственные, и уж никак не сочетаются с твоей нежной красотой.
– Интересно, а какие качества сочетаются со мной?
– Скромность, покорность, спокойствие, домашность. Последнего тебе явно недостаёт, а суетливость и заботы лишние, это не твоё.
– Да, точно, одни заботы.
– Ты лидер, наверное? Милая моя?
– Да! – восторженно согласилась сестра.
– Может быть это и хорошо, но мне не нравятся женщины лидеры.
– А какие женщины тебе нравятся? – повела она своё обаятельное лицо на меня.
– Мягкие, дипломатичные, спокойные.
– Так чего ж я тебе понравилась?
– А вот и представь себе: насколько сильно я полюбил тебя, что принимаю все твои минусы идущие категорично мне в противовес.
– Спасибо, братик.
Мы повернулись лицом к лицу и улыбнулись. Сию же секунду, моя память потеряла навсегда всех моих самых привлекательных женщин. И только Елена, Её улыбка, Её глаза, губы.
– Лена, почему так в этой жизни непутёвой бывает? Тот, кто душой и сердцем любит, тот страдает, а кто использует людей, тот в масле как сыр купается?! – смотрел я на свою сестру, как бы сквозь, уныло.
– Ты о чём?
– Я тебя полюбил в детстве, и не мог выразить своё чувство, потому что меня никто не слушал, да и всё равно, ты не ответила бы тогда взаимностью. Столько лет понадобилось, чтобы быть сейчас с тобой, и целовать тебя.
– За эти годы ты узнал женщин, понял их суть, познал страсть, разочарование. Ты увидел людскую подлость. Теперь ты будешь ценить жизнь по-другому.
– Сегодня я живу не в этой жизни.
– А в какой? – приподняла она голову, и прислонилась к моей тёмной щетинистой щеке.
– В высшей какой-то. В ней нет счёта времени и негативных переживаний. В ней нет старости и болезни, в ней есть постоянство и достаток во всём.
– Кто этот достаток тебе дал?
– Ты, ты его дала.
Елена некоторое время о чём-то думала, её лицо было задумчивым, серьёзным.
– Что делать будем? – сказала она тихо и спокойно.
– Ты о наших отношениях?
– Да.
– Если ты любишь меня, давай жить вместе?
– У меня в голове ничего не укладывается. Мне понравилось то, что у нас было, только это ведь неправильно.
– Хорошо, что не кричишь и не выгоняешь меня. Лена, в любви не бывает неправильного. Нам хорошо, и это главное.
– Я представляю, как будут кричать наши родственники.
– А что мы такого натворили?
– Стали больше чем брат и сестра, – отвернулась она.
– Значит, так должно быть, потому что мной управляла любовь, а не страсть.
– Ладно, давай не будем заморачиваться, пошли, погуляем, проветримся.
– С удовольствием.
Мы шли вдоль улицы, ведущей к высокому железобетонному мосту, соединяющему две части города дорогой, под этим мостом пролегали пути для поездов. К этому месту любили приходить многие влюблённые пары, здесь витал дух романтики, особенно летними вечерами.
– Саша, скажи мне, что ты хочешь быть со мной, скажи мне, что у нас не просто сильное влечение, – подняла брови сестра.
– У нас не просто сильное влечение, Лена, нам хорошо вместе, и мы должны быть вместе. Я буду постоянно с тобой, заботиться о тебе, беречь тебя. А остальное ерунда. Сестра моя дорогая, – взял я её руки, и поцеловал их, – Как только я тебя увидел, в моей груди появилось необыкновенное тёплое чувство. Я держал его в себе многие годы. Я хочу быть с тобой, быть везде и всегда. Лена, давай снимем квартиру, неважно где, в этом городе, или твоём. Нам нужно быть вместе, ты же чувствуешь это.
Елена долго смотрела мне в глаза, гладила щёки, шею, целовала в губы. Она говорила со мной своим теплом. Беспокойство уходила из её глаз, и приходила радость. Я отвечал ей тоже поцелуями, в плечи, талию.
– А если то, что у нас получилось, всего лишь временная страсть? И как у многих, быстро пройдёт? Я не хочу простых встреч, я хочу любви, преданности. Сейчас мне кажется, что я люблю тебя больше своего бывшего мужа, но надолго ли это? Сегодня и завтра мало, надо послезавтра, через неделю, год. Мне нужно видеть тебя рядом с собой, утром, днём, вечером и ночью. Ходить по магазинам держась за руку, ощущать тебя в плохом и хорошем настроении. Знать, что ты не исчезнешь, не уйдёшь в один ужасный день к женщине, которая тебе понравится больше чем я, которая моложе меня. Мне хочется чувствовать себя около тебя постоянно.
– Так и будет, сестрёночка моя миленькая, я не намерен отказываться от тебя, ты нужна мне, а наше родство меня не волнует.
– А меня волнует… – озабоченно посмотрела она в сторону.
– Ну, мы же не будем докладывать это всем встречным?
– Саша, ну, подумай, как мы будем сохранять наши отношения? – продолжала волноваться моя Елена, – Всё равно ж будем знать, что мы брат и сестра. Даже если никому не говорить, всё как-то не так. Нужно перекраивать всю жизнь, привыкать. Ну, придём мы с работы домой, сядем за стол, и как поведём себя? Ох, братик, братик… И терять тебя теперь не хочу, и не знаю как ситуацию уложить.
– Лена, любимая моя, я всё понимаю, у тебя дети, травма с мужем. Понимаю, что у нас с тобой индивидуум. Клянусь тебе: я люблю тебя, и сделаю всё необходимое, чтобы трудности нас не разлучили, вытерплю косые взгляды родственников, теперь у меня есть главный стимул в жизни! У нас не страсть, пойми, девочка моя, у нас высшие чувства.
Я шёл обнимая Елену за талию, и продолжал тихо успокаивать, через чур мнительную сестру.
– Лен, я не мог терпеть, не мог удержаться от твоей красоты. А в душе моей, только любовь к тебе. Да, это очень странно и необычно, но ты мне дороже всего! А то, что про нас могут узнать наши родственники – пусть знают, это будет их головной болью. Знаю, что по нашей религии нельзя жить брату и сестре вместе, но мне плевать на запреты, если они подавляют любовь. Я не одержим, а если и одержим, то высоким чувством. Оно ведёт меня к тебе. А как мы будем видеться, обговорим позже.
Мы встали, я прижал Елену к груди.
– Ты любишь меня, Лена?
– После наших прикосновений, поцелуев, я начинаю в тебя влюбляться. Саш, я не могу до конца всё осознать, так неожиданно… Мне приятно с тобой.
– Приятно?? – огорчился я, прохладным ответом на мой пыл.
– Очень, очень приятно, Саша! Просто у нас вышло так странно и быстро.
– Сколько ты пробудешь здесь?
– Завтра днём должна ехать обратно.
О… У нас очень мало времени, как всегда оно беспощадно и безостановочно к власти влюблённых.
– Разреши мне сегодня остаться с тобой до завтра?
– Оставайся. Со мной, завтра поедешь? Или будешь ждать меня? Только я не знаю, когда приеду сюда, братик мой.
– Любовь моя… – произнёс я на весь мир, – Я поеду с тобой.
Я подхватил Елену в руках и закружил как невесту.
–Саш, расскажи что-нибудь о себе. Ты говорил, что людей развлекаешь? – расспрашивала меня Елена тихим голосом, обнимая меня за спину.
– Лена, у тебя очень красивый акцент, даже приятней укрАинского, а голос… он такой мягкий и мелодичный, каждое твоё слово ласкает мой слух. Сначала я подрабатывал разнорабочим, потом потянуло к торжествам, их организациям. Однажды написал сценарий проведения новогодней ёлки, но засомневался и выкинул его, не дойдя до конторы дома культуры. Оказывается, каким-то чудом, мой сценарий нашли, и показали администратору. Ему понравился мой замысел, и праздник устроили по моей разработке. С этого всё и началось. Работал методистом, заведующим молодёжным отделом в газете, диджем в клубе, а затем пришёл к должности консультанта руководителя театра. А ты, сестра моя, чем на хлебушек с маслицем зарабатываешь?
– У меня высшее экономическое. Я директор фирмы по недвижимости.
– Ох, какая ты у меня грамотная и цивильная оказывается. А по всему виду и не скажешь.
– А я никогда не выпендриваюсь. Ты живёшь чувствами?
– Да, не пытаюсь горы сворачивать.
– Я заметила. Но одну гору, ты свернул.
– Какую.
– Убедил меня, что в наших отношениях нет ничего плохого и опасного. Никогда не думала, что влюблюсь в своего брата.
– Я рад, что тебе хорошо, любовь моя, – шепнул я в ушко Елене.
Мы пошагали домой, по закату солнца, отмахиваясь от жужжащих комаров…
САМАЯ СЧАСТЛИВАЯ НОЧЬ
– Ты открыл во мне новое чувство… Оно прекрасное, необъяснимое, как ромашки… Ромаа-ааа-ашки… – пропела моя сестрёночка, закрывая глаза, – В них много удовольствия, как в тебе, и оно такое жёлтенькое, но в тебе оно другое, тёплое, жаркое и яркое, как утреннее солнышко. Ромаа-аааа-ашки…Ты знаешь такую песню, братик мой?
– Знаю. А мне больше нравятся чёрные тюльпаны.
– А я люблю, ро-маш-ки… – улыбалась моя королева, и жмурилась, подёргивая ресничками.
– Любовь моя, ты, самая прекрасная ромашка в этом мире, – высказался я с пылающими чувствами, и лёг с сестрёнкой, – Я хочу, хочу, хочу быть с тобой, и никогда не расставаться.
– Братик мой любимый, – нежно погладила Елена меня по голове.
Ох, как же мне нравился её шёпот, когда она называла меня «любимым братиком», и совала свои пальчики мне в рот! В эти моменты, я проваливался в то далёкое прошлое, в ту деревню, в ту комнату, где Елена светилась в лучах своей красоты. Тогда уже не существовало никого в этом мире, кроме нас двоих. Мне доставляло громадное удовольствие смотреть на довольное лицо Елены, осознавать то, что она со мной, и то что нам обоим хорошо вместе. Я брал её руки и обсасывал пальчики, целовал ладони и запястья, ноги.
– Братик мой, братик мой, какой ты сладкий…
– Это ты сладкая, родная моя.
– Мальчик мой, мой милый…
Да, я преклонялся перед ней… Перед её именем, перед её голосом, глазами, губами и ногами.
– Лена, у меня нет никаких сомнений, мы должны, просто обязаны быть вместе. Везде, повсюду! – торжественно сказал я.
– Отлично, братик мой. Завтра едем в Димитровград.
– Я люблю тебя, Леночка…
– Я люблю тебя, Санечка…
О, Елена, моя прекрасная, детская, искренняя и последняя любовь! Двадцать лет нам предстояло пробыть в разлуке, чтобы понять, что мы ближе, чем брат и сестра.
Милая моя, дорогая, родная…