семья овечкиных захват история
Последний полет Симеонов 30 лет назад мать и 10 детей захватили самолет, чтобы сбежать из СССР
Проблемная семья
8 марта 1988 года в 14:52 по московскому времени экипажу самолета Ту-154, выполнявшего рейс 85413 по маршруту Иркутск — Курган — Ленинград, через бортпроводницу один из пассажиров передал записку примерно следующего содержания: «Экипажу следовать в любую капстрану (Англия). Не снижаться, иначе взорвем самолет. Полет находится под нашим контролем». Самой записки в материалах дела нет — она сгорела вместе с самолетом.
В историю мировой авиации это дело вошло под названием «Семь Симеонов» — именно так назывался семейный джаз-банд Овечкиных. От других подобных историй его отличает одна особенность: вдохновителем операции была 53-летняя крестьянка Нинель Овечкина. Современное поколение не знает, что имя Нинель — один из первых советских неологизмов, получившийся от перестановки задом наперед букв псевдонима вождя мирового пролетариата Владимира Ульянова (Ленина).
Овечкины были простой сибирской семьей, в чем-то даже рядовой. Многодетная, живущая в обычном иркутском деревянно-каменном доме с «удобствами во дворе», как тогда говорили. У них было большое подсобное хозяйство, на котором приходилось трудиться с утра до ночи. Отец, Дмитрий Васильевич, работал слесарем — и, как потом напишут в обвинительном заключении, «на почве злоупотребления алкоголем стал инвалидом и в 1984 году умер».
Мать осталась одна с десятью детьми: семью мальчиками и тремя девочками. Она работала продавцом в винно-водочном отделе. В материалах уголовного дела о захвате самолета есть короткая, ни к чему не обязывающая фраза, «характеризующая», как говорят юристы: «На протяжении длительного времени Овечкина Нинель Сергеевна работала продавцом винно-водочных изделий и все это время занималась спекуляцией спиртными напитками, в том числе дома, в присутствии своих детей, за что привлекалась к уголовной ответственности. Постоянно, любыми способами стремясь к наживе, мать, обладая сильным и властным характером, воспитала детей в духе стяжательства».
Справка об уголовном преследовании Нинель Овечкиной
Справка об уголовном преследовании Нинель Овечкиной.. Ленинградский областной государственный архив в Выборге
На самом деле люди, жившие в Советском Союзе, прекрасно помнят: из-за повсеместного дефицита и нищенских у большинства населения зарплат каждый крутился, как мог: кто-то брал «халтуру», кто-то ночами рукодельничал, кто-то с весны до осени пахал на приусадебных участках.
С этой точки зрения Овечкины абсолютно ничем не отличались от миллионов других семей СССР. В деревнях, да и в маленьких городах, дети с началом посевной и до конца страды больше времени проводили со взрослыми: проблема посещения уроков стояла перед большинством провинциальных школ очень остро. Отсюда — и длинные, не такие, как в остальном мире, летние каникулы.
Но одна и та же работа на приусадебном участке в характеристиках могла отражаться по-разному. Для любимых учеников писали: «Заботливый и трудолюбивый ученик, постоянно помогающий родителям». А для нарушителей то же самое обозначалось совсем другой фразой: «Склонен к пропуску уроков под предлогом помощи семье, склонен к стяжательству».
В характеристиках Овечкиных, собранных оперативниками КГБ СССР, встречаются обе фразы: в частности, для выезда за рубеж на международный фестиваль молодежи и студентов про всех детей указали: «Усидчивые, заботливые, принимают большое участие в общественной жизни, на уроках активно дискутируют с учителями; помогают матери, в том числе — следя за младшими братьями и сестрами». А через год те же самые люди подписывали совсем другие характеристики: «Без уважительных причин пропускал занятия в школе, отрицательно влиял на младших братьев и сестер, вступал в споры с педагогами».
Подобная двойственность была и с уголовным делом в отношении Нинель Овечкиной: сотрудники КГБ СССР изъяли его из архива, а следователь подшил в соответствующие тома. Это характерно для середины 80-х годов прошлого века: сначала участковый под протокол опрашивает несколько местных алкоголиков, и они добровольно и искренне рассказывают, что у Нинель в любое время можно купить водку. Потом такие же показания эти же люди дают следователю милиции. После чего в доме проводят обыск и находят пару бутылок водки.
В марте 1984 года Куйбышевский РОВД города Иркутска возбуждает уголовное дело по статье «Спекуляция». Сама хозяйка дома поясняет, что спиртное хранит для личных нужд. Полгода в уголовном деле не появляется никаких новых бумаг, а в январе 1985-го (когда формируются составы делегаций от Иркутска на международный фестиваль молодежи и студентов) следователь принимает решение — освободить Нинель Овечкину от уголовной ответственности, так как она мать-героиня и может исправиться с помощью коллектива.
Понятно, что такое уголовное дело было просто определенной формой давления на работников или жильцов. Можно, конечно, предположить, что Нинель дала взятку следователю. Как бы то ни было, сейчас правды мы уже не узнаем. Дети видели все происходящее — и о многом знали со слов родителей и друзей. Двуличность власти проецировалась на двуличность каждого полноправного члена передового советского общества.
И, кстати, в семье Овечкиных царствовал культ мужчины. При том, что все работали на равных, лучшее всегда шло мужчинам. Дочери готовились всю жизнь быть на вторых ролях. Хотя сама Нинель Овечкина, по отзывам тех же соседей, была очень властной и решительной женщиной. Но продавщица винно-водочного отдела и не может быть неженкой… Именно из-за некоего «привилегированного» положения все мальчишки Овечкины с детства занимались музыкой в кружках. По словам матери, все ее сыновья были талантливы, хотя допрошенные позже педагоги это не подтверждали.
На джазовой волне
Как бы там ни было, но в начале 1982 года Овечкины создали джаз-банд «Семь Симеонов»: в честь героев одноименной сибирской сказки про семерых братьев-близнецов, приглянувшихся местному царю своей удалью. В него вошли семь братьев — девочек не взяли. Старшему, Василию, в тот момент было 20 лет, младшему, Сереже, — три года.
Из материалов уголовного дела
Ленинградский областной государственный архив в Выборге
Собственно, именно внешние данные и необычный для Советского Союза репертуар — не слишком популярный тогда джаз — привлекли к Овечкиным внимание. В родном Иркутске они были достаточно популярны, но не у всех: так, в аэропорту из пассажиров их узнали всего три-четыре человека, в основном — по музыкальным инструментам. А из всего экипажа захваченного самолета только бортпроводник Александр Дворников знал, кто они такие, и рассказал всем остальным. Как следует из показаний экипажа, о «Семи Симеонах» слышали все, но в лицо не знали и даже с творчеством знакомы не были.
Тем не менее отличная анкета (дети из крестьянской семьи, ставшие в молодом возрасте блестящими музыкантами), схожесть лиц и контраст возраста, необычный репертуар и юношеский задор, а также отзывы общественных и комсомольских организаций, которые активно приглашали ансамбль с непривычным репертуаром, сыграли свою роль — Овечкиных заметили. Как тогда говорили, они «попали в струю», которая понесла их наверх.
В 1985 году они вошли в культурную делегацию Иркутска на Международный фестиваль молодежи и студентов в Москве. Про делегатов этого мероприятия снимали репортажи — и Овечкиных заметили. В том же 1985 году про них сняли документальный фильм, лейтмотивом которого стали крестьянские руки, выделывающие удивительные рулады. Ну и, конечно, — интервью Нинели Сергеевны (с орденом «Мать-героиня» на груди) и сестер, которые гордятся братьями и говорят большое спасибо родным партии и правительству, сумевшим раскрыть талант в простых землепашцах.
Это было фасадом. За ним — многие жалобные письма: директору дома пионеров с просьбой принять в музыкальную секцию на льготных условиях, в Госконцерт — помочь приобрести музыкальные инструменты по льготным ценам, в горком комсомола — выделить фонды на пошив концертных костюмов… В Иркутский горисполком — с просьбой выделить две квартиры. Овечкина, будучи работником советской торговли, лучше многих других знала, что значит «плыть по течению». И как это надо делать.
Собственно, группа «Семь Симеонов» звезд с неба не хватала, но была выгодна и удобна во многом потому, что оставалась любительской и не требовала финансирования. В итоге все были довольны: и музыканты, которые становились популярными и востребованными, и местные власти, обнаружившие самородков, и Нинель Овечкина…
Из обвинительного заключения: «Обладая музыкальными способностями, братья Овечкины с помощью городских организаций в 1982 году создали семейный музыкальный ансамбль «Семь Симеонов», однако преследовали при этом только одну цель — избавиться от непривлекательного, на их взгляд, труда в своем подсобном хозяйстве, зарабатывая деньги в составе ансамбля. (…) Вскоре ансамбль Овечкиных получил известность, но заработная плата не устраивала корыстные стремления семьи. И даже когда братьев Василия, Дмитрия, Александра и Олега в порядке исключения приняли в музыкальное училище имени Гнесиных, а Игорю и Михаилу предоставили возможность обучения в школе имени Дунаевского, они, проучившись один семестр, оставили учебу и вернулись в Иркутск, так как мечта о больших заработках отодвигалась на неопределенное время».
За железным занавесом
В ноябре 1987 года «Семь Симеонов» в составе культурной делегации Иркутска поехали на гастроли в Японию. По негласному, но строго соблюдаемому в СССР правилу, всей семьей за границу выехать было нельзя, и в Токио полетели только сыновья: мать и сестры остались в Иркутске.
В обвинительном заключении указано, что в Японии братья Овечкины намеревались обратиться в посольство США с просьбой о предоставлении им убежища, но не смогли найти для этого приемлемого способа и отказались от своего намерения. Из показаний обвиняемых Ольги и Игоря Овечкиных следует, что старшие братья действительно хотели просить политического убежища за границей, но обязательно — всей семьей, оставлять мать и младших сестер в СССР они не хотели. Как бы то ни было, но «попыток в период пребывания в Японии в ноябре 1987 года связаться с посольством США со стороны Овечкиных компетентные органы не зафиксировали».
Из материалов уголовного дела
Осмотр места испытания самодельной бомбы.. Ленинградский областной государственный архив в Выборге
Однако именно после возвращения из Страны восходящего солнца в семье Овечкиных задумались об эмиграции. Тем более что «Семь Симеонов» не только совершенно свободно приобрели там очень дефицитные и эталонно-качественные радиоприемники и кассетные магнитофоны, но и привезли их в СССР, где очень выгодно продали. Сначала мечты были абстрактны, по принципу «хорошо бы пожить там…» Потом они стали обрастать конкретными деталями.
Из обвинительного заключения: «Первоначально мать и сестра Ольга не поддержали это решение, но затем под воздействием уговоров остальных членов семьи согласились, и в середине февраля на семейном совете было принято окончательное решение — захватить в полете самолет и вынудить экипаж совершить посадку за пределами СССР. С этого момента началась активная подготовка Овечкиных к осуществлению своего плана: члены семьи, в том числе Игорь, начали распродавать различные домашние вещи, мебель, радиоаппаратуру, ковры, личные вещи и т.п., а Ольга 2 марта 1988 года закрыла свой лицевой счет в сберегательной кассе г. Иркутска».
Из материалов уголовного дела
Мундир военного медика, сидевшего во втором ряду и раненого при штурме самолета.. Ленинградский областной государственный архив в Выборге
Следствие кропотливо восстанавливало последние месяцы жизни Овечкиных — и малейшие признаки того, что они стали готовиться к захвату самолета, действительно появились лишь в феврале 1988 года, менее чем за месяц до 8 марта.
Накануне
Из материалов уголовного дела
Еще три похожих детали «по знакомству» им сделал токарь гаража Иркутского облпотребсоюза — также под видом музыкальных противовесов. Снарядив гранаты порохом, братья провели их испытание: в городском саду взорвали дерево. Береза устояла, но, судя по всему, Овечкины остались довольны достигнутым эффектом.
В начале 70-х годов в СССР было несколько случаев захватов самолетов и угона их за границу. Об этом тогда почти не писали, но много говорили в народе. Самым ярким подтверждением правдивости баек была введенная система досмотра: все аэропорты Советского Союза за короткий период оснастили рентгенустановками (интраскопами) и ручными металлоискателями, а выход на посадку переделали так, что пройти без досмотра стало невозможным. Овечкины, которые несколько раз летали на выступления в Москву, перевозя с собой музыкальные инструменты, знали и особенности проверки, и порядок перевозки крупногабаритного багажа.
Из материалов уголовного дела
Одновременно Овечкины спешно распродавали все имущество. Когда сразу после захвата оперативники КГБ СССР пришли с обыском в их дом, они обнаружили буквально пустые стены: не было ни ковров, ни радиоаппаратуры, ни часов и ценностей. Судьба драгоценностей и денег неизвестна, скорее всего, они сгорели вместе с хозяевами.
Из материалов уголовного дела
В таком виде обнаружили сотрудники КГБ квартиру Овечкиных в Иркутске.. Ленинградский областной государственный архив в Выборге
Маршрут в Ленинград был выбран не случайно: в отличие от рейсов на Москву, самолеты в город на Неве летали регулярно и часто, но полупустые. Для захвата это было важно: вся семья могла собраться вместе в удобном месте салона, окружив себя заложниками.
8 марта 1988 года в 06:05 по местному времени Овечкины приехали в аэропорт Иркутска…
В лучшую жизнь
Рейс из Иркутска в Ленинград делал промежуточную посадку в Кургане. Через час после вылета из этого города Овечкины передали бортпроводнице записку, написанную на вырванном из школьной тетради в клеточку листке: «Экипажу следовать в любую капстрану (Англия). Не снижаться, иначе взорвем самолет. Полет находится под нашим контролем». Сразу после этого кто-то из девочек Овечкиных зачем-то наклеил на перегородку в салоне два отрезка лейкопластыря — так, что они образовали белый крест. Зачем это было сделано, выяснить так и не удалось, — но именно этот белый крест лучше остального запомнили все участники трагедии: и пассажиры, и экипаж.
В 14:52 по московскому времени записка была передана командиру воздушного судна Василию Куприянову. Прочитав ее, он сразу нажал специальную кнопку «бедствие», а чуть позже доложил по радио в Вологодский центр управления воздушным движением: в зоне его ответственности на высоте 11 600 метров в это время находился самолет.
Из протокола допроса командира воздушного судна Куприянова: «Сразу после получения записки я выгнал бортпроводников из кабины, запер дверь, затем мы с экипажем зарядили табельные пистолеты и прочитали инструкцию о действиях в случае захвата. После этого я попросил бортпроводницу доложить обстановку в салоне. Васильева доложила, что захватчики — группа из 11 человек, в том числе трое детей в возрасте 9-10-11 лет. Они вооружены двумя обрезами, на панели слева наклеен крест. Мы с экипажем договорились имитировать полет за границу».
В 15:19 на переговоры с террористами пошел бортинженер Илья Ступаков — он был самый старший из экипажа и самый представительный. «Когда я вошел в салон, на меня сразу же наставили два обреза и запретили подходить. Я сказал, что мы идем на дозаправку, так как топлива даже до границы СССР не хватит. В ответ от меня потребовали дозаправляться в любой стране за пределами соцлагеря, кроме Финляндии. Я сказал, что у нас не хватит керосина никуда, и тогда преступники согласились на Финляндию», — записано в протоколе его допроса.
В 15:24 в Северо-Западном военном округе СССР был объявлен план «Набат». Подробности в материалах уголовного дела не отражены. В 15:25 была объявлена тревога группе «Альфа». В 15:30 по тревоге стали собирать офицеров выборгских отделов милиции и КГБ СССР.
Из материалов уголовного дела
Ленинградский областной государственный архив в Выборге
В это время самолет, чтобы имитировать длительный полет в Финляндию, предельно снизил скорость…
Около 15:45 борт стал снижаться. Только в это время бортпроводники объявили пассажирам, что самолет захвачен и по требованию преступников летит за границу. Но к этому моменту уже многие догадались — происходит что-то странное: те, кто пытался пойти в туалет, видели двух молодых людей, вооруженных обрезами, причем на груди одного из них висел странный цилиндрический предмет.
Аэропорт Вещево в то время был воинской частью. Ее командир, получив сигнал тревоги, приказал личному составу оцепить взлетно-посадочную полосу. Ему никто не сказал, что этого делать нельзя (потом в газетах писали, что солдаты за несколько минут превратили советский военный объект в некое подобие финского маленького города, — но это неправда).
Из протокола допроса стюардессы Васильевой: «Перед самой посадкой Нинель Овечкина, а затем и Ольга Овечкина потребовали от мужчин-преступников, чтобы они убедились в том, что самолет садится в Финляндии. Однако под предлогом нехватки топлива экипаж сразу пошел на посадку. Наблюдавшая в иллюминатор Ольга Овечкина увидела солдат и закричала, что самолет садится на советский аэродром».
Самолет приземлился в 16:05. Овечкины немедленно потребовали, чтобы пассажиры не вставали и не шевелились. Игорь сразу после посадки переместился к кабине экипажа и потребовал открыть дверь. Затем он залепил глазок в двери жевательной резинкой. Через 15 минут к нему вышел бортинженер, который объяснил, что нужно дозаправиться. В ответ на это Овечкины взяли в заложники бортпроводника-инструктора Тамару Жаркую… Они заставили ее сесть на тот ряд, который занимали сами, и запретили передвигаться.
«Игорь вел себя так: он грозным голосом кричал в салон, чтобы пассажиры не шевелились, а потом поворачивался ко мне и совершенно другим, спокойным тоном, рассказывал про свою жизнь. Затем страшным голосом говорил в кабину экипажа, что через 10 минут они начнут убивать заложников, но потом опять спокойно продолжал разговор со мной. У меня сложилось впечатление, что он только имитировал угрозы», — рассказала на допросе 9 марта бортпроводник Ирина Васильева.
Сразу после посадки командир экипажа передал в центр организации воздушного движения требование террористов — убрать солдат. И их убрали — отвели за пределы взлетно-посадочной полосы и спрятали «в складках местности».
Из материалов уголовного дела
Фототаблица уничтоженного в результате захвата Овечкиными самолета.. Ленинградский областной государственный архив в Выборге
В 16:55 и в 17:16 из аэропорта Пулково вылетели два вертолета — они повезли оперативный штаб к месту происшествия: начальника пограничного округа КГБ СССР, командира Пулковского объединенного авиаотряда, его заместителя по режиму, пятерых офицеров аппарата Ленинградского управления КГБ СССР и троих милиционеров оперативного полка милиции (именно эти три сержанта и были спецназом, но обученным разгонять толпу и пресекать массовые беспорядки, а совсем не умеющим штурмовать не то что захваченные самолеты — даже квартиры). Вертолеты со штабом приземлились в Вещево в 17:22 и 17:45 соответственно.
К 18:00 в кабине экипажа, кроме пилотов, оказались два офицера милиции, вооруженные пистолетами Макарова и пуленепробиваемыми щитами. В 18:30 штаб сообщил на борт, что сигналом к началу штурма станет начало движения самолета по взлетно-посадочной полосе. И запретили двигаться без команды.
Переговоры разной степени интенсивности продолжались до 18:32. За это время к самолету трижды подъезжали топливозаправщики, и под их прикрытием подходили сотрудники милиции и офицеры КГБ. Они просто собирались в слепой зоне. С помощью обычных плоскогубцев они смогли открыть люки багажного отсека, проникнуть в него, обнаружить технологические лючки, ведущие в пассажирский салон. Но, к сожалению, все это хорошо слышали Овечкины.
Команда «начать взлет» поступила в 18:42 — и самолет начал движение.
Находящиеся в кабине экипажа милиционеры распахнули дверь в салон и открыли огонь вдоль прохода. При этом они попали в сидящих на первых рядах пассажиров и ранили в ногу Игоря Овечкина, который стоял возле двери. Василий и Дмитрий в ответ на выстрелы открыли огонь из обрезов — и ранили обоих милиционеров. У обеих сторон кончились патроны, и дверь в кабину была закрыта.
Из протокола допроса несовершеннолетнего свидетеля Михаила Овечкина: «В результате этой стрельбы ранили Сережу, он в это время вместе с мамой и Улей сидел в кресле в третьем ряду с хвоста самолета. Дима тоже один раз выстрелил в ответ. Я хорошо помню, что сначала раздались выстрелы снизу, из-под поднимавшейся ковровой дорожки, а потом ответил Дима. В это время стрельба в первом салоне прекратилась.
Только когда начался пожар, другие пассажиры вскочили и побежали к выходам. Стюардессы смогли развернуть два аварийных трапа, но часть пассажиров через запасной выход выскакивала на крыло и падала вниз.
Из показаний стюардессы Васильевой: «Окружившие самолет военные начинали требовать от некоторых пассажиров, чтобы они ложились на землю, и сковывали им руки. Один военный, опознать которого я не смогу, выстрелил в спину лежащему на полосе мужчине. Особенно хочу отметить, что военные вели себя очень грубо с пассажирами, даже когда все были эвакуированы».