самые страшные истории криповые истории

Реальные страшные истории от пользователей Reddit (Часть 3)

Пень

«Это случилось не со мной, а с моим старшим братом, когда ему было года четыре. Однажды моя мама поехала с ним в парк, но мой брат наотрез отказался выходить из машины. Когда мама спросила его, почему он не выходит, брат показал рукой на пень возле дороги и сказал, что там сидит мальчик и смотрит на него. Мой брат был очень напуган из-за этого (paranormal-news.ru).

Позже моя мама пошла в местную библиотеку и стала искать в газетах происшествия, связанные с этим местом. Она нашла заметку о том, что в 1940-х годах в этом парке отец с маленьким сыном играли в прятки и ребенок бесследно пропал. Тщательные поиски ничего не дали.

Много лет спустя в парке рубили старые деревья и в одном из деревьев нашли скелет мальчика. Вероятно он спрятался в дупло, но не смог выбраться. Это было как раз в том месте, где призрак мальчика видел мой брат. Сейчас брату 28 лет, но он до сих пор помнит об этом случае и до сих пор это пугает его».

Закрывающиеся глаза куклы

«Клянусь, что все это было взаправду. Мне тогда было 4 года и это был 1993 год. На мой день Рождения мне подарили красивую куклу со светлыми волосами и с нарисованной улыбкой. Глаза у нее тоже были просто нарисованные, а не вставные, то есть они не были подвижными.

Я взяла куклу в руки и у меня в голове тут же возник телепатический образ, в котором я чихаю кукле в лицо и она ЗАКРЫВАЕТ глаза. Также я услышала голос, который сказал, что кукла исчезнет и я ее больше не увижу. Как назло, мне как раз захотелось чихнуть и я сделала это. Глаза куклы тут же закрылись! Нарисованные глаза!

Я не одна это видела, моя мама была рядом и тоже была в шоке. Она решила, что тут какой-то фокус с краской и пошла мыть кукле глаза под краном с водой. Она терла глаза горячей водой с паром, но они все равно оставались закрытыми. Потом она решила протереть глаза кубиком льда из холодильника, но это тоже не сработало.

В конце концов она отдала мне куклу обратно, сказав «Мне жаль, но похоже кукла сломалась и она не проснется». Я чувствовала себя виноватой и разочарованной. Я отнесла куклу в свою комнату, но положила не туда, где сидели мои любимые игрушки, а в коробку для других вещей. Минут через пять я решила выйти из комнаты, но передумала и решила взять куклу обратно. Но в коробке ее уже не было, она пропала!

Кукла исчезла в никуда и больше я никогда ее не видела. Спустя годы я спрашивала маму об этой кукле, но она сказала, что ничего такого не помнит. Ее память об этом случае словно была стерта, однако в моей голове все отпечаталось навечно и из-за этого случая я потом долгое время верила в то, что все игрушки живые, то есть как в мультфильме «История игрушек».

Лишь когда я стала уже взрослой, я поняла, что вероятнее всего тут имел место случай одержимости и эта кукла была необычной игрушкой».

Мое окровавленное лицо в зеркале

«Это произошло осенью 2017 года. Утром рано я проснулся и пошел как обычно в ванную, но когда посмотрел на свое отражение в зеркале, то вдруг увидел, что все мое лицо покрыто кровавыми отпечатками пальцев и полосами крови.

Я решил, что должно быть во сне случайно поранил себя, порезал кожу ногтем или задел какой-нибудь бугорок. То есть подумал о естественной причине. Потом я решил, что надо хорошо умыться, но едва я начал делать это, как все отпечатки и кровавые полосы исчезли с моего лица буквально на глазах.

В этот момент я по настоящему напугался и страх был так силен, что я никому не рассказывал об этом до сего момента, я блокировал все воспоминания об этом случае в своей голове».

Происшествие в морге

«Это было в середине сентября и я работал уборщиком в больничном морге. Я уже привык к подобному и это меня не беспокоило, но в тот раз было уже 2 часа ночи и я переработал свою норму, но мне сказали, что домой я не уйду, пока не помою полы в морге.

Когда я приехал на лифте на этаж морга в подвал, там было мрачно и темно, мне сразу же стало не по себе. Но я включил свет и начал доставать из шкафа моющие средства. Потом я вышел из этой комнаты буквально на несколько секунд, а когда вернулся, свет был выключен.

Я решил, что дело в неисправной проводке, в основном ради того, чтобы успокоить себя и не начать думать о всех тех трупах, что лежат тут в холодильных камерах. Потом я начал мыть полы и вдруг услышал звук, словно одна из дверей холодильника открылась.

Я замер и спросил вслух «Есть тут кто-то?». Мне никто не ответил. Я был напуган, но продолжал свою работу и тогда громко зазвонил телефон на столе. Я схватил рубку и там был доктор, который сказал ужасную вещь «Мы допустили жестокую ошибку, поместив в камеру тело женщины, считая, что она мертва, но она возможно была просто в коме. Вы можете проверить это?».

Я сказал врачу оставаться на линии, а сам пошел к камерам, туда где слышал странный звук. И едва я открыл дверцу этого холодильника, как оттуда на меня выскочила женщина и заорала так, что ранее я никогда не слышал ничего более страшного.

У нее были светлые волосы и она была одета в джинсы и майку. Я отпрянул от нее, а она крикнула «Как отсюда выбраться?». Я дрожа указал ей в сторону лифта и она выбежала из морга так быстро, как могла. А я после этого не выдержал и потерял сознание».

Цветочный призрак

«Эта история может показаться странной и ранее я никогда еще не слышала ни о чем подобном. Однажды летом я решила посадить в своем дворе лилию и когда она расцвела, она стала пахнуть очень сильно, запах шел по всему дому.

Когда стемнело, я оставила дверь на двор приоткрытой и вдруг услышала как мой кот во дворе кричит так громко и страшно, как никогда не было. Я решила, что он дерется с енотом или еще с кем-то, но когда я прибежала туда, там никого не было.

На моем пути назад я шла через гостиную и вдруг на моих глазах один из стульев буквально перевернулся сам по себе. Я подумала, что это странно, но продолжила свой путь, по пути закрыв все окна и двери.

Через некоторое время сама по себе упала картина с цветами со стены. Еще часа через два упала вторая картина и тоже с изображением цветов (я люблю цветы). Тогда это меня стало напрягать и я подумал, что наверное не смогу заснуть. Однако потом было тихо.

Но наутро, когда я встала, третья картина с цветами упала со стены. Тогда я решила позвонить отцу и поделиться с ним этой пугающей историей, также спросив, не мог ли быть к этому причастен цветок лилии на дворе.

И мой папа сказал, что вероятно запах лилии притянул все это. Поэтому я сорвала цветок, положила в сумку, а потом выбросила его в мусор. После этого ничего необычного в доме не происходило».

Ночной кошмар

«У меня никогда не было проблем со сном, если я засыпал не в своей комнате. А в моей комнате все это началось когда мне было лет шесть и закончилось, когда мне исполнилось тринадцать. Сначала все это было как чьи-то шаги и голоса на потолке. Причем моя комната находилась прямо под крышей, то есть выше моего потолка чердака не было.

Я не помню, что говорили эти голоса, но это вероятно не было особо важным или страшным, иначе я бы такое запомнил. Но спустя несколько лет к этому добавилось красное свечение в окне. Оно было похоже на светящиеся глаза, но это точно не были глаза кошки, наша квартира была на 10 этаже. И внешне это было не похоже на кошачьи глаза, и на глаза человека тоже были не похожи. Сложно объяснить, что это могло быть.

Потом я как-то ночью услышал звук, похожий на жужжание от циркулярной пилы, а наутро проснулся с рукой, покрытой царапинами. А когда нечто схватило меня за ногу ночью, я так напугался, что убежал спать в комнату сестры. Моя сестра, к слову, ничего необычного по ночам не видела, но иногда слышала, как кто-то стучится в окно.

После этого несколько недель все было спокойно, но потом в том же месте, где были глаза, я увидел ночью силуэт человека. Вскоре после этого мы переехали в другой дом и это наконец прекратилось.

Однако мне сейчас 25 лет и я до сих пор боюсь смотреть в сторону окна, а моя семья реагирует на мои слова равнодушно «Да, мы помним, ты рассказывал об этом». И недавно я снова начал видеть силуэт человека в окне и я не знаю, что это такое, игры моего мозга или что-то иное».

Человек-собака

«Сегодня я ездила в магазин и наслаждалась своим выходным днем. По дороге домой я решила заехать в Макдональдс за бургером и получив заказ, продолжила путь.

И когда я ехала мимо тротуара со скамейками, я увидела, что на одной из них сидит мужчина с низко опущенной головой. Он посмотрел на меня, когда я проезжала мимо, подняв голову, и я клянусь, вместо лица у него была собачья голова!

Я проехала чуть дальше, а когда оглянулась на скамью, она была уже совсем пустая. Тогда я завернула на парковку, остановилась и пешком прошла до этой скамьи. Там никого не было и рядом тоже.

Я не знаю, что это было, схожу ли я с ума или нет, но я продолжаю верить в то, что видела именно человека с головой собаки».

Призраки в доме престарелых

«Я работаю в доме для престарелых в небольшом городке штата Айова. Обычно моя смена вторая, но иногда я остаюсь и в третью смены, в ночь. И первое, что я расскажу, это что многие наши постояльцы регулярно видят мальчика с красным шариком. Причем видят они его обычно незадолго до своей смерти.

Я сам не видел ничего подобного и мои коллеги тоже, но если кто-то из стариков видит его, мне передают это.

Однажды я работал в ночную смену и шел по длинному коридору со скрипучими полами. Я вошел в отделение для супружеских пар, чтобы помочь постояльцам, а чтобы общая дверь не захлопнулась, поставил блокатор. Однако он упал и я не стал заново ставить его, я закрыл эту дверь и пошел в одну из комнат.

Когда я вскоре вышел обратно, я увидел, что дверь отделения приоткрыта и там надежно стоит дверной блокатор. Сначала я решил, что это сделал кто-то из дежурных медсестер, но никого поблизости не было и полы в коридоре не скрипели под шагами того, кто мог быть тут и ушел обратно.

Когда я вернулся к столу дежурной медсестры и ее помощницы, я спросил, ходил ли кто из них в то отделение и они сказали, что никто этого не делал».

Источник

Реальные крипи истории, от которых стынет кровь

Мир полон непостижимых загадок, жутких убийств и глубоко тревожащих правдивых историй о непознанном. У большинства из нас есть хотя бы один хороший ужастик, которым можно поделиться на вечеринке или в темную ночь у костра. Если вы ищете что-то действительно будоражащее воображение, чтобы не спать всю ночь (и, конечно, так и будет!), прочитайте эти короткие крипи рассказы. «Валтасар» публикует истории, рассказанные реальными людьми.

1. Заброшенная психбольница

«Как- то мы с друзьями отправились ночью в заброшенную психиатрическую клинику, не надеясь на то, что столкнёмся с привидениями или с чем-то в этом роде. Мы влезли в больницу через одно из заколоченных окон, и когда мы были внутри, то услышали голоса. Мы полагали, что другие люди были там, поэтому мы не шумели, чтобы не привлекать к себе внимания. Мы шли по коридору и слышали, как какая-то женщина снова и снова шепчет: «Почему ты забрал моего ребенка?».

В этот момент я заметил, что сильно дрожу, мое сердце очень сильно билось. Вскоре мы обнаружили, откуда исходит голос. Заходим в эту комнату, в которой стояла огромная клетка. В ней кто-то был! Это выглядело как один из тех оборотней из фильмов ужасов, но размером с человека. Конечно, мы бросились бежать.

Я не знаю, что, черт возьми, случилось той ночью. Я на самом деле не верю, что там разговаривали мертвые люди или монстры, но само по себе это было слишком невыносимо для психики».

2. Наблюдатель

«Мой двоюродный брат и его семья (жена и маленький ребенок) жили в своем доме около 5 лет. Однажды его жена повела ребенка в детский сад, так как уходила на смену, но поняла, что оставила свой телефон дома. Вернувшись домой, она повернула за угол в прихожую и чуть не столкнулась с раскрывающейся чердачной лестницей, которая была полностью вытянута. Они никогда не пользовались чердаком, так как он был заполнен рыхлой изоляцией. Моего двоюродного брата дома не было, так как он ушел на работу на несколько часов раньше жены. Лестницу выдвинул кто-то, возможно, злоумышленник?

Она тихо вышла из дома, поехала за угол и позвонила в полицию.

Когда полиция провела расследование, был обнаружен передатчик ближнего действия, соединенный с несколькими камерами, спрятанными по всему дому. Светильник в душе, потолочный вентилятор над кроватью, даже дырка в детской комнате посылали видео в соседний дом.

Их сосед, находившийся в нескольких домах от прежних владельцев, держал у себя ключ от соседского жилища. И когда дома никого не было, он установил оборудование для наблюдения, как только узнал их рабочее расписание.

Он наблюдал за ними годами, до тех пор, пока его случайно не обнаружили. И ходил по дому, как по своему собственному».

3. Слепая старуха

«Я работала в колл-центре по связям с общественностью. Мы помогали немощным людям, пенсионерам, молодым матерям. Доставляли еду и делали для них другие покупки. Во время обучения один из опытных сотрудников рассказывал о том, как вести себя с клиентами, и поведал такую историю.

Старая слепая леди, она была очень чистоплотной. Она часто делала уборку в своей квартире и чистила и протирала все, чтобы поддерживать порядок в доме. Однажды управляющий пришел, чтобы сделать техническое обслуживание впервые за много месяцев. Что он увидел! В каждой комнате в ее квартире, над головой, была толстая паутина, в которой прятались гнезда черных вдов. Сотни и сотни!

Вы можете представить. Дотошная к порядку старуха, которая слепо ходит по комнатам, и думает, что ее квартира безупречно чиста. Но на потолке кишит безумный кошмар».

Автор истории: Марго

4. Шумы за дверью

«Это на самом деле случилось с моей подругой. Раньше она жила в совершенно другом городе, когда была моложе, а за шкафом в ее комнате была какая-то странная дверь. И моя подруга говорила мне, что она слышала звуки из-за этой двери всякий раз, когда ложилась спать. Она рассказала мне, что несколько раз пыталась сказать своим родителям, что слышит эти шумы, но они никогда ей не верили.

Прошло некоторое время, и однажды ее родителям позвонили из полиции, потому что они только что арестовали бездомного. Это был не просто бомж. Этот бездомный человек жил в каком-то туннеле, который идет прямо к той двери в ее шкафу. Так что время от времени по какой-то причине этот человек заходил через эту дверь в комнату и смотрел на мою спящую подругу».

5. Миссис Блэк

«Моя бабушка, которая живет в деревне, гостила как-то у своей сестры в городе, делала покупки и выполняла различные поручения. По дороге домой она встретила одну из своих соседок, занимающуюся цветами и садом, остановилась, спросила, как у них дела, они поболтали, и бабушка поспешила домой.

Когда она вошла в дом, то мой дедушка спросил, как дела в городе, встречала ли она кого-нибудь в пути. Бабушка заговорила о соседке, и дедушка прервал ее: «Миссис Блэк? Мы были на ее похоронах две недели назад ».

Видимо, бабушка чуть не потеряла сознание, как только поняла, что она говорила с умершей соседкой!»

6. Под кроватью

«Правдивая история о моей бабушке, которая произошла до того, как у них появились дети.

Мой дедушка (Даррелл) работал в ночную смену, поэтому моя бабушка (Дора) большую часть ночи была дома одна. Ее невестка Роуз иногда приходила, чтобы составить ей компанию. Однажды Дора решила лечь спать пораньше. Роуз пришла той ночью, чтобы посмотреть, как у нее дела. Она вошла в спальню Доры после того, как позвонила ей, и получила ответ: «Я в кровати, просто заходи». Войдя в комнату, Роуз начала вести себя странно и сказала, что она хочет, чтобы Дора встала с постели и пришла помочь ей с чем-то на кухне. Дора уже лежала в кровати, и очень не хотела вставать. Роуз же была непреклонна, она заявила, что это срочно и неотложно.

В конце концов Дора встала и последовала за Роуз на кухню. Когда дверь за ними закрылась, Роуз прошептала в панике, со слезами на глазах: «У тебя под кроватью мужчина с ножом».

7. Раннее утро

«Моя подруга была в гостях у своей сестры. Они жили в сельской местности штата Мэн, и однажды утром она проснулась раньше всех и решила пробежаться. Через 30 минут подруга повернула назад и заметила фургон, следующий за несколько домов позади нее. Она подумала, что это странно, поэтому решила «запутать» следы и начала хаотично сворачивать в проулки, но фургон следовал за каждым ее движением. Она начала бежать, и фургон тоже ускорился.

Она побежала к первому встретившемуся дому и начала стучать в дверь. Ответа не было. Она перепрыгнула загородку и начала колотить в заднюю дверь. Собака в доме залаяла на нее, но никто по-прежнему не ответил. Она запрыгнула в пустой бассейн на заднем дворе и спряталась там, набирая 911.В это время перед домом припарковалась машина, и какой-то мужчина вышел и начал звать ее, предлагая ей прокатиться с ним.

Собака в доме теперь лаяла как сумасшедшая, и человек ушел примерно через минуту. Фургон он бросил у калитки. Появилась полиция и отвезла ее к родственникам. Фургон был опознан соседним предприятием HVAC. В тот день он был украден».

Понравилась статья? Порекомендуйте ее друзьям!

Источник

Подборка криповых историй

— Я тогда жила на улице Одесской. Через пару частных домов от меня жила старенькая бабушка, которая вскоре умерла. После ее смерти, буквально через пару дней, в отделение полиции поступил звонок, в трубке услышали детский голос: «Помогите!»

Вызов был на тот самый адрес. Сотрудники выехали на место, но в доме они, естественно, никого не обнаружили, а на столе лежала телефонная трубка, а в ней гудки… Неизвестно, что это было.

Истории с домовыми или барабашками, которые любят пошалить, можно услышать практически от каждого, благо мало кто с ними сталкивался в реальности. А кто не сталкивался, то вот вам пример того, что эти встречи не всегда бывают приятными.

Еще одна история, связанная с этим злополучным местом на улице Севастопольской.

Считается, что душа человека после его смерти бродит по нашему миру еще 40 дней, обходя самые важные для нее места. Многие люди, потерявшие близких, признавались в том, что во снах видели, как умерший в этот день прощается с ними, говорит о том, что уходит навсегда.

Немало людей также утверждали, что после 40 дней смерти они перестают чувствовать присутствие умершего рядом: больше не слышно шагов и вздохов, не чувствуется запах человека. После смерти моего дедушки на тот момент прошла всего пара дней.

Я тогда жила в двухэтажном частном доме, в котором сразу же после его смерти стали происходить странности, например, любимые часы, которые он носил практически всю свою жизнь, просто остановились и перестали работать при всем нашем желании их починить. Но самая главная странность случилась где-то на пятый день после его похорон, когда мы с мамой сидели на втором этаже дома.

Внизу заиграла гармонь, которая раньше принадлежала деду. При этом инструмент находился в чехле. Да и в комнате никого не было. Дед в последние дни был уже не в состоянии играть на нем. Обычная гармонь, которая заиграла в темной и пустой комнате. Нам было жутко, мы не стали спускаться вниз. А наутро мы обнаружили, что гармонь не в чехле, как будто бы на ней кто-то играл…

CreepyStory

5.4K поста 28.6K подписчиков

Правила сообщества

1. Подпишись на наше сообщество, чтобы не пропустить интересные истории от новых авторов!

2. Правила сообщества в целом идентичны правилам Пикабу:

3. Нетематические посты подлежат переносу в общую ленту.

5. Неинформативные посты, содержащие видео без текста озвученного рассказа, будут вынесены из сообщества в общую ленту.

6. Прямая реклама ютуб каналов, занимающихся озвучкой страшных историй (крипистори), с призывом подписаться, продвинуть канал, будут вынесены из сообщества в общую ленту.

Гроб на колёсиках выезжает. И уезжает в закат.

Через пару частных домов от меня жила старенькая бабушка, которая вскоре умерла

Я даже не читал. Баба+суверия = гремучая смесь. Такое надо обходить стороной.

Жуткие истории. Меня тоже домовой мучил: садился на кровать, когда я лежал с закрытыми глазами, а когда открывал, то никого не было. Так много раз. Но мат подействовал.

Низких сущностей отпугнуть матом? Бугагашеньки! Да они им питаются!

Чо, с Рен-ТВ и третьего мистического канала людей стали выгонять и они сублимируют на Пикабу?

Исполнители желаний

В последний год Виктору пришлось непросто, сначала развод с этой дурой, племянницей финансового директора, затем обструкция со стороны коллег, пляшущих на задних лапках перед руководством, выговор в трудовую, было тяжело однако он справился. Где надо, оборонил лишнее слово, куда нужно, занёс, а кому-то и папочку с компроматом на стол положил. Не зря, ох не зря, Виктор собирал порочащие начальство факты! Благодаря им, теперь уже он новый финансовый директор, а старый отправился на биржу труда, как и некоторые его излишне рьяные подхалимы. Осталось лишь дождаться первых рабочих дней января.

Однако не нужно спешить, ведь впереди Новый Год! Сдобренный успехами, это будет по настоящему волшебный праздник. Надо не забыть поздравить с ним генерального, к счастью достойный подарок к смене дат готов. Виктор перевёл взгляд на полку напротив, где в керамическом кашпо находился чудесный бонсай из сакуры, привезённый прямиком из Японии. Гендир являлся страстным коллекционером мини-деревьев, только в его рабочем кабинете их стояло с полдюжины, однако такого экземпляра у него точно не было. Несмотря на не самое подходящее время, замысловато изогнутая вишня цвела и благоухала.

Нежная трель дверного звонка прервала цепь приятных размышлений. Кто бы это мог быть? Посторонних можно не ждать, на них есть консьерж и служба охраны, если не являешься жильцом комплекса, то просто так сюда не попадёшь. Может быть кто-то из соседей решил заглянуть на огонёк? Хорошо бы та певичка из квартиры напротив, молодая и аппетитная обладательница чарующего контральто, давно уже пора подбить к ней клинья.

Дед Мороз глянул на напарницу, та быстро кивнула и произнесла одно слово:

Аниматор сделал шаг и резко толкнул Виктора. Хозяин квартиры отлетел назад, споткнулся и упал. Вслед за ряженым в прихожую скользнула Снегурочка, захлопнула дверь и заперла её на замок. Дед Мороз тем временем извлек наручники и приблизился к поднимающемуся финансисту.

— Лучше не дёргайся, иначе будет больно!

Недалёкий ублюдок не знал, что Виктор с детства занимался боксом. К удивлению директора, от первого удара аниматор профессионально ушёл, а вот второй угодил прямо в челюсть. Ряженый отшатнулся, тряхнул головой и пошёл в клинч, он был крупнее и сильнее Виктора, но менее техничен. Спустя четверть минуты топтания по паркету, финансисту удалось повалить противника на пол и оказаться сверху. Он занёс руку, намереваясь отправить врага в нокаут, но внезапно о его голову разбилось кашпо с вишней, комья земли и осколки керамики разлетелись по залу.

Сознание возвращалось медленно, сначала пришли голоса. Мрачный мужской:

Злой женский в ответ:

— Откуда я знаю? Я всего лишь клофелинщица, опыта ударов по голове у меня нет, маньяк-убийца у нас ты!

— Замолчи, дура! На тебе мертвецов не сильно меньше моего.

— Не ори на меня! Хоть спасибо бы сказал, что спасла! Лучше взгляни на клиента, он очнулся. Начинай делать дело!

Приближающиеся шаги, Виктору наконец удалось сфокусировать взгляд и увидеть как над ним склонился Дед Мороз. Совсем близко, да не дотянуться, руки сцеплены в наручники за спиной, ноги связаны, не побрыкаешься. Остаётся последнее:

— Что вам нужно? Отпустите меня, я готов заплатить, любые деньги, нал или безнал, выбирайте сами. Я забуду про вас, только отпустите. Уладим что угодно, клянусь!

У Виктора от вида хищно блестящих инструментов сердце ушло в пятки и он взвыл:

— Если вы от Миланы или Олега Анатольевича, я готов признать свою ошибку, позвоните им, прошу! Я извинюсь и компенсирую им всё! Слышите, всё!!

— Что? Это ошибка! Я не знаю никакого Олега Викторовича! Отпустите меня, вы ошиблись!

На бумаге кривым детским почерком со множеством ошибок и исправлений было выведено именно то, что и озвучено. Виктор сглотнул, его била нервная дрожь. Какой-то дикий сюрреализм, подумал он, кошмар от которого надо очнуться. Директор зажмурил и открыл глаза, но ничего не изменилось, ряженые никуда не делись, по прежнему находились рядом и с холодным безразличием разглядывали его.

Откуда то сбоку прозвучал голос Снегурочки:

— Наталья с сыном погибли в этом году в автомобильной катастрофе. Ты не был на похоронах и вообще про это не знал, правда? Вот так ты интересовался собственным сыном.

— Не забудь про условия, всё должно походить на сатанинский ритуал.

Тяжело вздохнув, Снегурочка принялась за уборку, ничего не поделаешь, у каждого своя работа.

Завершив с резными промыслами, маньяк отложил скальпель, порылся в мешке и достал оттуда мешочек молотого мела, пять плошек и свечей. Обойдя труп, аккуратно и осторожно рассыпал мел, так, чтобы получился ровный белый круг с телом в центре, расставил через равные промежутки плошки и поджёг в них свечи. К концу оформления художественной композиции, Снегурочка как раз завершила уборку, последним делом забросив остатки маленького деревца в мусорный мешок.

Псевдоаниматоры уселись на большой диван в зале перевести дух и на пару минут установилась мёртвая тишина. Синхронный звук входящих смс на телефоны заставил вздрогнуть обоих.

Сообщение было таким же как и всегда:

«Хорошая работа. Я вами доволен. Крампус.»

Далее следовал линк на пост на форуме, где содержались новые инструкции. Линк и форум раз от раза менялись, как и номера телефонов.

Снегурочка хмуро взглянула на напарника исподлобья, но подняла свой телефон и прошла по ссылке. Мужчина внимательно наблюдал за женщиной и заметил как кровь отхлынула от её лица, оно исказилось гримасой ужаса и отвращения, а руки начали едва заметно дрожать.

Дочитав до конца, напарница с силой грохнула телефон о паркет и, вскочив с дивана, принялась его топтать.

— Когда это прекратится, господи, когда?!

Снегурочка одним движением свернула крышку и сделала три глотка, постепенно приходя в себя.

— Хорошо. Так что там у нас, выходной?

Женщина отрицательно мотнула головой.

— Нет, ещё одно дело, которое следует сделать. Потом свободные сутки и последние три дня до Нового Года работаем без перерывов.

— Твой коллега, маньяк-педофил на другом конце города. Исполнить надо до утра.

— Тогда собирай своё барахло и пойдём отсюда.

Две фигуры молча шли под светом уличных фонарей в направлении мусорки. Морозный воздух пощипывал лицо, снег послушно скрипел под ногами, в пронзительно ясном небе сияла луна, если бы не обстоятельства, этот вечер можно было назвать похожим на сказку.

— Хочу понять на кого мы работаем, это и правда новогодний бес или нам дурят голову какие-нибудь спецслужбы?

Брошенная мать-одиночка, без родственников, кола и двора, отсутствие алиментов, кредиты, нищета, голод, петля и трое детей оказались в детдоме. Старший сын, которому исполнилось одиннадцать лет имел основания полагать из-за кого так получилось и когда воспитатели предложили написать письмо Деду Морозу, не стал стесняться.

Двое уходили в наступающую ночь, их ждали дела, а в мусорке, где-то в глубине пакета замерзала привезённая из Японии маленькая вишня.

Я работаю в частном музее для богатых и знаменитых. Детям здесь не место (часть 2 из 5)

В играх богатых ублюдков так легко стать случайной жертвой. Или не случайной. Не знаю, что двигало людьми, отправившими ребенка в этот ад, но я не позволю причинить ей боль.

Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек

Сегодня я стою в одиночестве на экспозиции океанских тварей.

Рыба-удильщик нарезает бесконечные круги в темной глубине своего аквариума в поисках выхода, который никогда не найдет. Я стою по ту сторону стекла титановой тюрьмы, а он бьется лбом с люминесцирующей приманкой в прозрачную стену. Он улыбается мне, показывая тонкие зубы. Привет, дружок.

Я никак не могу уйти отсюда. Не могу оторваться от наблюдения за бесцельно крутящемся в своем маленьком кусочке мира существом. Ему никогда не узнать, как и зачем он оказался в этом музее. Он и не стремится. Просто плывет. Плывет, врезается в стекло и надеется, что однажды оно треснет. Хотя бы самую малость.

Я здесь для того, чтобы ухаживать за экспонатами. К счастью, кормление косматой рыбы-лягушки не занимает много времени. Желтая рыба поднимает облака песка со дна своей тюрьмы желтыми плавниками и несется к еде на “ножках” неуклюжей походкой пожилого лабрадора. В этом отвратительном музее трудно найти хоть крупицу счастья, но глубоководная выставка всегда заставляет меня улыбаться.

Я поднимаюсь наверх. Нужно уделить пару часов бумажной работе. И, видимо, в какой-то момент вырубаюсь прямо на столе. Я не улавливаю мгновения, когда проваливаюсь в сон, но очень скоро плачу за это кошмаром.

– Я красивая, папочка? – гремит глубокий приглушенный голос.

Мясные мухи роятся на ее лице, обрамленном золотистыми локонами. Черные кишащие пятна отблескивают слюдяными крыльями в провалах глаз и рта.

Она не похожа на Софи. Оболочка моей мертвой дочери, не более того. Наверное, ей трудно говорить: мухи облепили все горло. Она продолжает, а мухи жужжат и лопаются с мерзким звуком:

– Папочка? Ты снова задремал? – хихикает она не своим голосом.

Мухи ползают по ней, беспрерывно жужжа.

Жужжа, пока я не прихлопываю одну, ползущую по моей руке.

Я резко просыпаюсь от собственного удара. На запястье расцветает ярко-розовое пятно. По бескрайнему фойе музея все еще гуляет эхо хлопка.

Документы раскиданы по столу. Теперь они так же легко приводят меня в угрюмое возбуждение, как вогнали в сонливость некоторое время назад. Списки пострадавших на прошлой неделе. Заметки и информация о сегодняшних гостях. Жалобы. Невыносимая скука. Один из бланков отлепляется от руки и планирует вниз на первый этаж с моего небольшого балкона. Океанская выставка и бессознательный эскапизм, который приносит сон, – единственные способы ненадолго освободиться из пут музея. Конечно, до того, как они обращаются кошмарами.

Я поднимаю руку, чтобы взглянуть на часы, и понимаю, что прихлопнул не муху. От стеклянной бабочки остались лишь мелкие кусочки полупрозрачного крыла, блестками покрывающие мои пальцы. Я отряхиваю руки, и прозрачное конфетти грациозно плывет вниз по мраморной лестнице, колыхаясь в потоках воздуха, как крошечные пылинки, и сверкая в лунном свете, льющимся со стеклянного купола потолка. И в этот момент я забываю о мясных мухах, вылетающих изо рта моей мертвой дочери.

Рон, Джилл и весь остальной персонал уже ушли, шум и суета стихли. Больше мне ничего не остается, кроме как ждать прибытия богатых, презренных гостей. Я снова один – единственная живая душа в музее. И я позволяю себе ненадолго нырнуть в воспоминания. Воспоминания о том времени, когда я только стал здесь гидом.

Но вот уже пора открывать двери. Я причесываюсь, поправляю воротник рубашки, забившийся под жилет, начищаю ботинки. Спускаюсь по мраморной лестнице, поднимая облачка светящейся пыли.

Часы бьют шесть. На этот вечер музей открыт для горстки богачей, ожидающих снаружи. Я распахиваю высокие двери, петли стонут, и эхо в огромном фойе музея вторит им.

Семь аристократов надменно вплывают внутрь: трое мужчин, четыре женщины. Все одеты в вечерние наряды и пальто по последней моде. Одному из них требуется больше времени, чем остальным, чтобы подняться по крутым ступеня крыльца, опираясь на трость.

– Экскурсия начнется без промедления. Слева от вас гардероб, можете оставить… – Я умолкаю.

В дверь застенчиво заглядывает девочка лет восьми-девяти в крошечном черном костюмчике. Она украдкой осматривается, глаза блестят как два мраморных шарика.

Ее не должно быть здесь. В реестре гостей не было никаких детей. Вроде бы. У нее нет шансов в этом месте.

Я опускаюсь на колени и говорю:

Девочка застенчиво выглядывает из-за косяка входной двери. Ее кожа такая бледная, почти как мрамор пола. Наверное, она – первый ребенок, ступивший в это Богом забытое место. И на то есть веские причины.

– Кто из этих людей ваши родители? – Я изо всех сил стараюсь держать на лице теплую искреннюю улыбку.

Нет ответа. Девочка просто смотрит на меня из-за завесы белокурых волос.

– Она не разговаривает, сынок, – говорит человек с тростью. – Не говорила всю дорогу сюда. И сейчас не начнет

– Она вообще ни на что не реагирует, вообще-то. – Высокомерная женщина с крючковатым носом вешает пальто в гардероб. – Похоже, глухая.

Ненадолго я погружаюсь в раздумья. По лицу пробегают волны нерешительности. Оглядываюсь на миллиардеров, сбившихся в небольшую кучку, – они уже готовы вонзить свои крепкие зубы в сегодняшние экспозиции. И не только. Взять ребенка с собой на общую экскурсию – безумие.

К счастью для девочки, одно из требований моей работы – знать основы как минимум двадцати языков, чтобы иметь возможность коммуницировать с любыми гостями. Включая язык жестов. Вот только я почти его не понимаю, максимум основные слова. Я снова опускаюсь на колени и показываю свой вопрос жестами.

Девочка отвечает, что мама и папа отправили ее в музей, пока сами уехали на встречу в Дубаи.

“Хорошо. Женщина с большим носом очень шумная”. – Девочка захихикала и показала, что мне не обязательно делать знаки руками – она может читать по губам.

Она уже мне нравится: больше не приходится удерживать улыбку – она ползет на лицо сама собой, несмотря на то, что я все еще застрял в этом неумолимом месте вместе с ребенком. И она была лишь испуганным кроликом, бегущим по открытому полю, под прицелом ястребиных когтей зловещих выставок. И, что еще хуже, неутолимой жажды крови богатых и свободных.

И тут я вспоминаю пункт договора с музеем: проводить по одной экскурсии в каждый день вернисажа.

Широко и уверенно жестикулируя, будто в своем праве, я открываю лазейку к безопасности ребенка:

– Примите мои глубочайшие извинения, дамы и господа! Из-за непредвиденных обстоятельств, вечерняя экскурсия сегодня отменяется.

Недовольные стоны из толпы.

В том самом пункте моего контракте не указано, сколько людей я должен взять с собой.

– Черт! Да мы же только пришли! – ревет один из мужчин.

– Не волнуйтесь, музей полностью в вашем распоряжении. – Я повожу рукой в сторону выставки глубоководных рыб. – Прошу. Только не будите рыбу-удильщика.

С радостным визгом и топотом толпа разбегается по коридорам.

Звездный свет льется сквозь витражи, освещая бледное личико моей гостьи. Она вся сияет от волнения и предвкушения.

– А теперь мы можем спокойно начать экскурсию.

Однако нам отмерена лишь иллюзия покоя. Кучка богатеньких засранцев без присмотра очень скоро найдет сотню способов продемонстрировать, что они могут вести себя намного хуже любого ребенка, не говоря уже об ангеле, стоящим передо мной. И эта демонстрация, скорее всего, закончится чьей-нибудь смертью.

– Чем бы ты хотела заняться?

“Рисовать,” – показывает она.

– Я знаю кое-что подходящее.

Мы долго исследуем музей этим вечером. Девочку зовут Рози, и ее очень пугают страшные выставки. Мы останавливаемся в перекрестке коридоров между художественной и музыкальной экспозицией, около запертой двери.

“Что там? – Она указывает пальчиком в темный коридор. – За металлической дверью. Что там?”

– Я знаю этот музей как свои пять пальцев, но никогда не был там, – неохотно говорю я. – Дверь закрыта. Ключа нет.

“О. Ладно”. – Рози обиженно кивает.

Я улыбаюсь, чтобы подбодрить ее, и веду на выставку искусств. Такого она никогда еще в своей жизни не видела – глаза девочки так сияют, что могли бы светить здесь вместо ламп.

Высокие стены и потолок художественной экспозиции покрыты занавесом песка. Плавно текущие волны пульсируют с легким шипением. В какой-то момент на стенах появляется ожившая картина Ван Гога “Звездная ночь”. Желтые и голубые песчаные волны извиваются, разбиваются и складываются в новое великое произведение. Слева от нас на стене появляется “Крик” Эдварда Мунка. Рози подставляет ладонь под песчаный водопад, и он струится между пальцами, как соль.

“Красиво!” – Девочка смотрит на потолок, разинув рот.

Я дотрагиваюсь до ее плеча, чтобы она могла прочитать по губам:

– Здесь не только картины, посмотри вот сюда.

Я опираюсь одной рукой на маленький стеклянный ящичек и предлагаю девочке заглянуть внутрь. Две яркие туфельки стоят на шелковой подушке цвета слоновой кости, переливаясь под мягким свечением песочного полотна. И сияют так пронзительно, что невольно раскрывают свою истинную сущность: они из хрусталя. Под витриной табличка:

Рози не особо впечатлена. Но только пока я не хлопаю по стеклу.

Туфли оживают. Они постукивают и пританцовывают по шелковой обивке. Один танец сменяется другим, они кружатся, показывают самые узнаваемые па из страстного танго и заканчивают представление знаменитой лунной походкой.

“Вау! Что это такое?” – Она прижимается к стеклу. Если бы не прозрачная перегородка, туфли легко могли бы пнуть ее.

– У некоторых людей может быть хороший голос. Фантастический голос фантастического певца. – Я достаю атласную салфетку и полирую стекло витрины. – В других живет врожденное чувство ритма. А вот эти туфли… они просто перекидывают мост через пропасть.

Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами и внимательно слушает. И туфли слушают вместе с ней.

– Их создали где-то между шестидесятыми и семидесятыми годами. Для отличных певцов, абсолютно неспособных к танцам. Туфли давали им преимущество, танцуя за них, и прокладывали мост к титулу суперзвезд.

Я указываю на следующий предмет выставки около стены. На мгновение улавливаю счастливый блеск в ее глазах, белокурые волосы искрятся… И это напоминает о моей дорогой умершей дочери, наполняет мою душу давно забытым теплом. Рози, держу пари, я сейчас еще счастливее тебя.

Она садится на стул.

“Что это, мистер гид?”

На столе перед ней на каменной пластине, покрытой графитной пылью и пеплом, лежит маленькая белая ручка. Я указываю на край стола, под ним табличка:

Девочка в нетерпении поворачивается ко мне.

– Попробуй. – Я киваю, и она хватает ручку. Пластина встречается с наконечником с гулким стуком.

Стена песка вдруг превращается в подобие холста, светлого цвета с персиковыми разводами. Рука девочки вертится по пластине, и черные вихри возникают и кружатся на стене вслед за ней.

– Нарисуй что-нибудь, Рози. Пластина знает, что ты хочешь изобразить, и будет тебя направлять.

Неуверенная поначалу, она несколько раз встряхивает золотистыми локонами. Восьмилетний перфекционист. Я улыбаюсь, представляя, как она сейчас закатает рукава своего костюмчика, чтобы точно сделать все идеально. И она действительно их закатывает, а я не могу удержаться от смеха.

– Это я? – Я удивленно смотрю на песчаную стену. На ее пульсирующей поверхности появляется мужчина с каштановыми волосами, одетый в пижонский бордовый жилет. Да, должно быть, это я.

Этот рисунок намного более детальный и продуманный, будто его рисовала не восьмилетка, но за это стоит поблагодарить каменную пластину. Но и сама Рози отлично справлялась.

– Ух ты! Рози, картинка просто прекрасная. – Девочка продолжает рисовать, а я не могу отвести глаз. – А кто это рядом со мной?

В песчаных волнах, возвышаясь над человечком, возникает неуклюжее черное пятно, складывающееся в непропорционально вытянутую фигуру. Смутно знакомую. И чертовски пугающую. Его черные руки заканчиваются длинными когтями.

Не обращает внимания. Просто остервенело царапает ручкой по пластине.

На рисунке существо нависает над моей фигуркой. Песок струится, и оно растет, растет и растет. Как в омерзительном мультике. Нижняя челюсть твари свободно болтается где-то на уровне плеч.

Существо поглощает мою голову. Тонкие, как карандаши, зубы прорезают тонкое горлышко, и песок вдруг окрашивается красным. Стена будто закашливается и выплевывает комья пыли, засыпая рубашку Рози кровавым дождем.

– Рози! – Я хватаю ее за руку. – Что ты, черт подери, рисуешь?

Она смотрит на меня огромными от ужаса глазами. В них закипают слезы.

“Это не я!” – показывает она.

Я поднимаю ее с сиденья и ставлю на пол, усыпанный красным песком. Она тычет пальцем в свой рисунок:

Сердце бешено колотится. Неужели музей заставил ее нарисовать это?

“И, – Рози медленно переводит палец, указывая теперь на черную фигуру, – это мистер Дрема.”

Теперь меня тошнит. Я так старался оградить ее от этого хаоса, но музей все же атаковал.

– Идем, – строго говорю я. Девочка берет меня за руку.

Мы быстро спускаемся вниз на лесную выставку. Нужно сделать так, чтобы Рози была в безопасности. Чтобы больше не случилось никаких эксцессов. Я не говорю ей, что, когда мы уходили из художественного зала, мистер Дрема на стене повернул голову сам по себе и уставился на меня пустыми жуткими песчаными глазницами.

По пути в лесной зал мы видим вдалеке нескольких посетителей. Они кричат и покатываются со смеху. Я веду девочку мимо, крепка держа за руку.

На какое-то время мы и правда оказываемся в покое под сенью плененного леса. Я объясняю Рози, что в этой комнате содержатся и птицы, а днем им светит солнце через стеклянный потолок.

Но сейчас уже ночь, и только лунный свет льется сквозь витражи. Мы идем вглубь, кора хрустит под нашими ногами, пробуждая и пугая птиц.

“Рози, не шуми. – В этот раз я перехожу на язык жестов. – Нужно вести себя очень тихо”.

Я указываю на витрину неподалеку. Стеклянный шкаф стоит между двумя подстриженными деревьями. Вокруг сумрак, но внутри можно разглядеть неясный черный силуэт.

“Это дерево похоже на человека”.

– Да, так и есть, – шепчу я девочке, наклонившись ближе, и ее глаза блестят. – Он – ошибка эксперимента. Мы разместили его здесь, чтобы дать уснуть. Он больше не человек. И ест то, что могут добыть корни из земли. Или тех, кто достаточно глуп, чтобы приблизиться к нему.

В темном лесу не шелестит ни один лист. Никаких звуков, кроме хруста листьев под ботинками Рози и визга стекла, когда она прижалась к нему ладошками.

– Рози, – шепчу я, – не шуми.

– У него нет имени. – Я мягко оттаскиваю ее от экспоната. – Хотя некоторые гости зовут его Сонным вампиром. Он относительно безобиден. Но один из уборщиков как-то заснул здесь в один из долгих вечеров. И больше не проснулся.

Девочка крепче сжимает мою руку.

– Говорят, он пожирает человека через его сны, – шепчу я. – А если человек очень уставший, даже не обязательно спать, чтобы он пришел.

Да, этого достаточно. Девочка поспешно тянет меня за руку к двери. Прости, Рози. Прости, что напугал тебя.

Мы почти добираемся до задней двери. Пара голубых бабочек вспархивает с земли и садится Рози на волосы. Она подхватывает одну, пытается пересадить на мой палец…

Позади хрустят листья.

Один из жестоких богачей нашел нас. Он мечется в темноте, неспособный видеть после яркого света коридоров. Натыкается вслепую на стеклянную витрину и проводит по ней пальцами с мерзким гулким скрипом.

Звон. Мерзавец разбил стекло.

С хихиканьем он убегает из лесного зала обратно в коридоры. Рози в панике пытается вырвать у меня руку и убежать, но я держу крепко.

– Рози, все хорошо. К задней двери. Идем.

Мы быстро бежим через плененный лес, под хруст коры и листьев, под недовольные вскрики разбуженных птиц. И мы бежим и бежим, не оглядываясь.

Вот мы уже у двери.

Кто-то запер нас снаружи.

Я дергаю ржавую ручку, но безрезультатно. Замок не сопротивляется, но я не могу приоткрыть дверь даже на сантиметр.

– Они чем-то подперли дверь!

Внезапно девочка несколько раз ударяет меня кулаком по ноге.

Я оборачиваюсь на нее и вижу, как белокурая головка пытается спрятаться за меня, неотрывно вглядываясь в темную линию деревьев.

Там, над верхушками сонного леса, возвышается угольно-черная гора покореженной плоти. Челюсть отвисает до самых плеч, пустые белые глазницы. Оно смотрит прямо на нас.

– Рози… – Я обнимаю девочку за плечи и поворачиваю к себе: – Рози, все хорошо. Он нас не тронет.

Она смотрит на меня блестящими от слез глазами:

– Он не страшен тем, кто хорошо выспался. Главное, не засыпать, и все, понимаешь? – Я тепло гляжу на нее, но тревога сквозит в моем взгляде.

Мы долго смотрим друг на друга, пока она не опускает глаза.

– Рози. Сейчас ответь пожалуйста на мой вопрос. И не волнуйся. – Мне то и дело приходится отрываться от нее, чтобы посмотреть, что происходит в лесу.

Рози шмыгает носом и кивает.

– Ты хорошо выспалась, пока летела сюда?

Движение позади привлекает мое внимание. Гигант идет к нам, с трудом переставляя ноги, похожие на стволы древних дубов. И с каждым шагом его туловище кренится и изгибается с тошнотворным треском, будто каждая кость в теле скручивается и стонет. И его челюсть теперь висит так низко, что Рози сможет встать в ней в полный рост.

Будто снова провалился в один из своих кошмаров, я вижу, как мясные мухи роятся в провалах ее глаз и рта. Прямо как у моей мертвой дочери. Я красивая, папочка?

Я стряхиваю оцепенение.

Щелк. Щелк. Щелк. Щелк.

Нужно вытащить ее отсюда. Я не могу потерять ее. Только не снова.

Я поднимаюсь с колен, беру ребенка на руки и стремглав бегу к другой двери. Она оглядывается туда-сюда, сначала безрезультатно, а потом мы вдруг оба видим его. Сонный вампир совсем близко, маячит в двадцати шагах. Туловище раскачивается под невидимым ветром и отчаянно трещит.

– Держись! – Я прижимаю Рози к груди и изо всех сил бью ногой в дверь. Кричу, проклиная все и всех, но не могу заглушить мерзкий треск. И могу думать только о том, что должен вытащить девочку отсюда. А еще о том, что шаги монстра звучат так, будто он топчет тысячи улиток.

В этот раз у меня получается приоткрыть забаррикадированную дверь. Сам я в щель не протиснусь, но она сможет.

– Пролезай! – Детские ботиночки шлепаются об землю.

Богатые ублюдки все еще там, и это беспокоит меня, но я отмахиваюсь от этих мыслей. Все это место – один нескончаемый кошмар.

И вот, наконец, у меня получается открыть дверь настолько, чтобы вылезти самому.

Чертовы богачи, наблюдавшие за нашими попытками, рассыпаются кто куда, как тараканы из под тапка. И с хохотом ныряют в коридоры.

– Почти попались! – кричит мне один из них, заворачивая за поворот.

Ну уж нет. Это тебе с рук не сойдет.

Я не позволю им мучить меня и музей только ради своего противоестественного удовольствия.

– Жди здесь, – говорю я Рози. Она лежит на земле маленьким дрожащим клубочком и ни на что не реагирует.

Денежный мешок бежит, скрежеща ногтями по стеклянным стенам тесного коридора с оранжереей по обе стороны.

Я почти догоняю его. Он уже на расстоянии вытянутой руки.

Он подворачивает ногу на полной скорости. Врезается в стену, отталкивается от нее и влетает в противоположную. Стекло разбивается, и паршивец наполовину вываливается в теплицу.

Очки слетают с его лица, кровь из многочисленных порезов стекает по лицу. Он висит головой вниз, зацепившись за осколки стекла. Звездный свет окрашивает его кожу в зеленоватый оттенок.

– Давай, помоги мне, – грубо молит он. Тянет ко мне руку, страстно желая оказаться в безопасном месте, подальше от стекла.

Там за ним Холли – наша гигантская венерина мухоловка. Она изгибается и хищно вытягивается в призрачном свете. Огромное, красивое растение. И очень голодное.

Мужчина откидывает голову назад и видит ее. Он испуган. Извивается и крутится, пытаясь слезть с острой пики стекла, проткнувшей его насквозь, как булавка бабочку.

Я протягиваю ему руку, но останавливаюсь.

В моем сознании возникает улыбка Рози, нестерпимо сияющая, словно раскаленная сталь. У моей дочери Софии была такая же улыбка. И эту улыбку он хотел навсегда погасить.

– Вытащи меня отсюда! – хрипит он. – Быстрее!

Я смотрю на него, не мигая. Через мгновение все будет кончено.

Одним быстрым рывком Холли поглощает его торс. Лист-ловушка обхватывает его, как замшелый бинт.

Мой контракт теперь разорван. И я буду наказан.

Она засасывает его все глубже. Капли густой слизи капают с ее губ, руки и ноги богача беспорядочно дергаются…

Я возвращаюсь к Рози, беру ее за руку и больше не отпускаю до конца вечера. Держу ее рядом всю ночь, пока не приходит время уезжать.

Снова оставшись в одиночестве, я привожу музей в порядок. Обычно нужно подмести разбитое стекло витрин и собрать разбежавшиеся экспонаты. Именно этим я и занимаюсь несколько часов.

Теперь мне остается только сесть за свой стол на балкончике в приемной и ждать рассвета. Контракт разорван – я позволил гостю умереть от моей руки. И не жалею. Все они достойны всяческого презрения, но этот должен был умереть за содеянное.

Тепло от присутствия Рози, так внезапно охватившее меня ночью, рассеялось через несколько часов после того, как воцарилась тишина. Теперь здесь только холод.

Я скучаю по своей дочурке. Прости, что не смог защитить тебя, как Рози.

На следующей неделе я стану главным развлечением для богатых гостей. И нет никакого выхода. Я вспоминаю выставку глубоководных рыб, которую рассматривал так недавно и как будто очень давно. Чем я отличаюсь от рыбы-удильщика?

Весь разбитый и в синяках, я падаю за свой стол. Кладу голову на сложенные руки и готовлюсь провалиться в сон.

Надеюсь, на этот раз ты не приснишься мне, девочка моя. Я не хочу снова видеть мясных мух.

Какое-то время ничего не происходит.

А потом случается нечто весьма любопытное.

Впервые за пятнадцать лет в музее звонит телефон.

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

А еще, если хотите, вы можете поддержать проект и дальнейшее его развитие, за что мы будем вам благодарны

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Я работаю в частном музее для богатых и знаменитых. И сегодня захотел бросить все (часть 1 из 5)

Я работаю в этом музее уже давно и видел всякое. И всяких. Здесь гостям можно все, и я не могу отказать. Но у любого терпения есть предел.

Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек

P.S.: на Хэллоуин мы праздновали год проекту. Поэтому поводу мы сделали небольшое видео о команде, если кому интересно, то посмотреть можно тут, там же был опубликован кроссворд по мотивам наших рассказов. А еще там есть новости для тех, кому понравилась серия рассказов ТАТТЛТОЙ. WELCOME =)

Музей открывается только для избранных. Раз в неделю, ровно в шесть вечера, ни минутой раньше, ни минутой позже. Неважно, какие у гостей оправдания (даже если их частный самолет сегодня был особенно нерасторопен), и неважно, как долго и упорно они спорят: внутрь войдут лишь те, кто ровно в шесть стоит у двери.

Никто не знает, где находится эта гигантская игровая площадка для богачей, даже Бог. Здесь и нет места Богу. Здесь правят Богатые и Знаменитые. И они безжалостны и жестоки.

В день, когда музей открывает двери, внутри всегда только я один. Ни охраны, ни персонала. Только горстка гостей, я и грандиозная арена беззакония и вседозволенности, построенная для одного процента лучших из лучших. И все это только для того, чтобы они могли вдоволь повеселиться без осуждающих взглядов.

Я поправляю свой форменный темно-бордовый жилет, причесываюсь, начищаю до блеска ботинки. Все как и в любой другой день вернисажа. В пять пятьдесят девять спускаюсь вприпрыжку по мраморной лестнице. Не от радости, скорее от нервозности и страха. Сегодня музей снова станет их комнатой для игр, а я – игрушкой. И в очередной раз мне остается только молиться, чтобы они были достаточно увлечены, и не пожелали увидеть паранормальные реликвии, пока не пробьет полночь. Мне остается только молиться, чтобы они никого не выпустили.

Огромное фойе раскидывается передо мной. Высокие золотые колонны вырастают из мраморного пола цвета слоновой кости и тянутся до витражного стеклянного потолка, преломляющего свет звезд.

Опершись на массивную дверь высотой в три человеческих роста, я смотрю на наручные часы. Шесть.

Четверо напыщенных джентльменов и две шикарно одетые леди входят внутрь, излучая самодовольство. Меха, крокодилья кожа, бриллианты от макушки до пят… Откровенно комичное зрелище, честно говоря. Но не для меня. Я вижу это не первый раз. Один мужчина позади основной группы, однако не стремится выпятить свое богатство. Его наряд идеально вписался бы в интерьер захолустного супермаркета: синие потертые джинсы, зеленая футболка. Я на мгновение задаюсь вопросом, чем он зарабатывает на жизнь, но тут же гоню от себя эти мысли. Все равно ответа мне не узнать. А вот о чем гадать не приходится, что написано на его лице, – он хочет моей смерти. Хоть бы и просто из спортивного интереса.

– Экскурсия начнется без промедления. Слева от вас гардероб, можете оставить там личные вещи. Не рекомендую разбредаться. Я должен объявить вам, что все должны следовать за мной, однако это совершенно не обязательно. – Слова выходят заученными.

Экскурсия начинается, как и любая другая. Я веду богатые задницы по левому крылу музея. Мы идем мимо залов, посвященных истории и войнам, мимо живой стены, мимо выставки фауны Марианской впадины… В огромных герметичных титановых резервуарах, под грандиозным, но таким привычным для них, давлением, здесь дрейфуют самые разные морские твари. Эта экспозиция мне очень нравится, но задержаться не получается.

В день вернисажа коридоры музея всегда наполнены пугающей тишиной. Вокруг простираются километры заповедных земель, и даже шум случайной машины или голос одинокого запоздалого путника не утешают одинокого разума в такие долгие ночи, как эта. Здесь только я, богатые дикари и экспонаты.

Мы ныряем в перекресток коридоров и останавливаемся. Слева – выставка паранормального. Справа – инсектарий.

Пожалуйста, не смотрите туда, пожалуйста, пожалуйста, только не туда…

– Проследуйте сюда, пожалуйста.

Ну почему вы все остановились?!

Я знаю, почему. Они увидели стеклянную витрину, возвышающуюся у двери в зал паранормального. Любопытство манит их. Требует откинуть чехол и увидеть, что там. Я знаю что. И это лучше не трогать.

– Можно посмотреть, что там? – звучит тихий вопрос за моей спиной. И что-то внутри меня разбивается, как опрокинутая ваза.

Продолжай улыбаться. Сломаться в самом начале экскурсии… ничем хорошим это не кончится.

– Мы вернемся сюда после полуночи. Как только закончим с основной экспозицией…

– Мы заплатили немалые бабки! – кричит один из мужчин. – Покажи нам!

Я дергаю себя за волосы так сильно, удивительно, что клок не остается в руках.

Пожалуйста, не заставляйте меня снимать покрывало… Я не хочу будить ее.

– Давай, открывай! – Все новые капризные голоса врываются мне в уши. Я тоже не новичок в словесных баталиях, но правила запрещают вступать в конфликт с посетителями.

Я с трудом сглатываю и медленно отвечаю:

Неохотно, будто к банке со скорпионами, я тянусь к чехлу. Приоткрываю его и включаю подсветку.

Флуоресцентные лампы вспыхивают одна за другой, мерцая в стеклянном прямоугольнике, нависающем над нами. Внутри покоится женщина. Омерзительно вытянутая, не меньше двух метров ростом. Будь она хоть чуточку крупнее, ей пришлось бы склонять голову набок, чтобы не упереться в потолок стеклянной тюрьмы. Иногда она так и делает.

Черные волосы женщины струятся по бледным блестящим плечам, как ветви плакучей ивы, обрамляя шелковисто-гладкое пластиковое лицо – кукольную плоть. Под витриной табличка:

Один из мужчин, очень громкий толстяк, стоит, запрокинув круглое пятно лица, завороженный худой, возвышающейся над нами фигурой.

– Как… – сипит он, прокашливается. – Как она умерла?

Я ненадолго погружаюсь в мысли. На моем лице в тусклом свете ламп, наверное, отражается течение мысли. Лампы щелкают и снова мигают, на мгновение оставляя нас в полумраке. Кик-кик-кик.

– Мне больно говорить об этом, но когда-то она была гидом в этом музее. – Я касаюсь рукой холодного стекла. – К сожалению, после нескольких лет работы у нее случился нервный срыв. И она скончалась.

Несколько вздохов вырывается у моей небольшой группы.

– Скончалась? – Женский голос из толпы.

– Она… – Я стискиваю челюсти до боли. – Она ввела себе смертельную дозу пластифицирующих веществ. На самом деле, это одна из причин, почему мы можем экспонировать ее тело здесь. Оно состоит теперь скорее из пластика, чем из плоти и крови.

– Сейчас он загорится снова, – успокаиваю я гостей.

– Это какая-то бредовая история, – гремит мужской голос.

– Скорее печальная, но прискорбно правдивая. Вторая причина – ее собственная воля. Она хотела стать частью музея так же, как… музей стал частью ее самой.

Подсветка в витрине снова загорается. А у меня сердце уходит в пятки.

Не лампы издавали те щелчки.

Это скрипели и щелкали ее пластиковые суставы, сгибающиеся и скручивающиеся. Старый пластик трещал сам по себе, как у проклятой статуэтки из семидесятых. Ее голова теперь наклонена на бок. А стеклянные глаза, не мигая, смотрят прямо на меня.

Черный чехол пропитывается потом от моей ладони. Я едва успеваю накинуть ткань обратно, скрывая Мариэтту от глаз гостей, прежде чем они поймут, что она изменила позу в темноте.

– И что, все? – произносит кто-то.

– Можно ее потрогать? Я хочу коснуться ее упругой пластиковой кожи. У меня прям мурашки от этого!

– Мы идем дальше. – Я повожу рукой в сторону второго коридора. – Сюда, пожалуйста.

Душераздирающие детали о некоторых экспонатах я предпочитаю оставлять при себе. Рассказать им подробности – все равно, что плеснуть масла в огонь. Они заронят в разуме гостей семена интриги, интрига раздразнит неудовлетворенное любопытство. А любопытство всегда убивает кошку. Не важно, бродячую или породистую. Я не сказал богачам, что кукла ненавидит свою стеклянную тюрьму. Не сказал, что ее веки должны быть закрыты, чтобы она могла уснуть.

Следующие несколько часов все идет гладко. Я разрешил богачам подержать огромных мадагаскарских жуков, прекрасных созданий, размером с ребенка, будто флуоресцирующих солнечным светом, льющимся через хрусталь. Я так увлечен экскурсией, что почти забыл о щелкающей пластиковой шее Мариэтты.

Мистер Джонс (тот самый мужчина, одетый скорее для посещения супермаркета, чем музея) вдруг говорит, прищелкивая языком:

– Эй, э-э… гид. – Он тычет большим пальцем через плечо. – Мы пойдем туда, взглянем на кое-что.

Я неохотно киваю. Он вместе с одной из женщин исчезает в коридоре, стуча заношенными кроссовками по мраморному полу.

Пока что все тихо. Я даже запускаю одну из женщин в инсектарий, в котором содержатся стеклянные бабочки. Величественные насекомые, полупрозрачные, почти невидимые человеческим глазом, но ужасно ядовитые.

Остальная группа богатых засранцев откровенно скучает. И в глубине души я прекрасно знаю, на что они хотят посмотреть. Сердце сжимается у меня в груди: именно в такие моменты я начинаю ненавидеть свою работу.

Звон стекла из коридора разрывает тишину.

Любопытство убило кошку.

– Прошу прощения, – бормочу я на ходу, бегом выскакивая в коридор. Это в темном коридоре у зала паранормального

И только спустя несколько секунд понимаю, что оставил двери в инсектарий бабочек открытым. Когда позади меня комната взрывается воплями гостей, пытающихся убежать от прекрасных полупрозрачных убийц, пытающихся спасти свои жизни, избежать ядовитого укуса. Теперь они сами по себе, слишком поздно бежать им на помощь. И я продолжаю бежать, с ужасом понимая, что ждет впереди. Спокойствие вечера распалось прахом.

Завернув за поворот, я натыкаюсь на женщину, скрючившуюся на полу у окна. Двумя руками она держится за голову, вся в слезах.

– Что, черт возьми случилось?!

– Она… – Женщина с трудом выдавливает слова через сжатое спазмом горло. – Я ничего не делала… Я не виновата… она… оно…

Я осматриваюсь: пол и стены покрывают осколки стекла, будто здесь прошел дьявольский град. В нескольких шагах от меня графитово-черный чехол наполовину прикрывает острые края зияющей дыры в витрине. Лампы мерцают сквозь ее разверстую пасть, словно насмехаясь надо мной.

Я бросаю взгляд на часы и с трудом борюсь с тошнотой: еще не полночь. Еще не полночь, а витрина Мариэтты разбита. И она исчезла. И прямо как у женщины, рыдающей неподалеку, мое горло будто сжимает невидимая ладонь.

– Идемте, – говорю я, протягивая женщине руку.

Мы бежим. Бежим, пока дыхание окончательно не срывается около выставки морских гадов и живой стены.

– Что это за… штука? – говорит женщина, уставившись на нежную персиковую поверхность стены.

– Не дотрагивайтесь, пожалуйста.

Я не могу мыслить ясно. Она где-то там. Бродит, щелкая пластиковыми суставами. Ей нужна новая плоть. Еще больше плоти, которую можно превратить в пластик, и наконец стать идеальной куклой чревовещателя. Как та, на которой она так зациклилась, работая здесь. Она станет куклой, и мы будем играть с ней. А она – с нами.

– Она, похоже… живая? – Женщина тянется к скользкой, покрытой жирной пленкой стене.

Я не знаю, куда кинуться! Дыхание свистит в горле, и это все слишком. Слишком! Бабочки. Мариэтта. Богатые безумцы, ломающие все вокруг себя ради забавы, без каки-либо для себя последствий…

Похожие на потеки щупальца тянутся к женщине – толстые черви мерзкого цвета гниющих абрикосов, ищущие тепла.

Я шлепаю ее по руке:

– Нельзя это трогать!

Она пораженно ахает, и я понимаю свою ошибку. Похоже, я только что разорвал свой контракт и сам положил голову на плаху.

– Не смей ко мне прикасаться! – выплевывает она мне в лицо. Вены жгутами вздуваются на ее белой шее.

Я поднимаю руку в примирительном жесте:

– Эм, прошу прощения. Эта стена сделана из живых клеток. – Неосознанно я возвращаюсь к сценарию экскурсии, несмотря на полный душевный раздрай. – Вот эта штука, которую вы пытаетесь потрогать, может съесть ва…

– Я не желаю ничего слышать.

Некоторое время мы просто стоим, оба не в состоянии ни говорить, ни мыслить. Я не мигая смотрю на стену. Как пламя костра, ее плоть колеблется, меняется, волнами перетекает с места на место. Словно приглашая меня подойти поближе. Внизу поблескивает табличка:

Я встряхиваюсь и вырываюсь из плена манящих волн.

Ричард Джонс возвращается к нам. Зеленая футболка разорвана на шее, глаза запавшие, в них плещется что-то неопределенное. Может быть, ужас?

– Гид, выход заперт. Нам нужен твой ключ.

– Сию минуту, – киваю я и бегу трусцой в фойе.

Но по мрамору стучат только мои шаги.

– Мистер Джонс? – Я поворачиваюсь к нему.

Ричард Джонс стоит около женщины, несколько мгновений назад лившей слезы рядом со мной. Он молча смотрит прямо мне в глаза, в тусклом звездном свете, льющемся через окно.

А когда он кладет ей руку на спину и хищно улыбается, я понимаю, что уже ничего не смогу исправить.

Он с силой толкает ее.

Женщина визжит и падает головой вперед прямо на липкую персиковую кожу живой стены.

Толстые пальцы-черви обхватывают ее шею и спину. Кости хрустят и сминаются в их смертельных объятиях. Живая персиковая плоть льется ей в рот свободным потоком, замедляясь только чтобы запутаться между зубов, будто отрывая мясо с сырой кости. Она отчаянно вопит, пока может. Но крики быстро превращаются в придушенное бульканье мерзкой слизью.

Стена целиком поглощает ее, оставляя лишь неясный отпечаток лица и комки плоти тут и там на липкой поверхности. Кусочки прервавшейся жизни, подвешенные на пульсирующем покрывале боли и голода.

Ричард смеется. И он смеется, смеется и смеется, не прекращая. Он из тех, кто точно может купить счастье за деньги. Ужасающее, омерзительное счастье.

Тошнота подкатывает к моему горлу.

Из стены доносится голос. Глубокий и поначалу трудноразличимый. Женский голос, завязший глубоко в скользких расщелинах.

Весь подобравшись, я готов рвануть прочь от убийцы, но его и след простыл. Мне ничего не угрожает. Он получил удовольствие, которого жаждал и сбежал.

Эти завывания ничем не заглушить. Можно только переждать. Сломленный ужасами сегодняшнего вечера, я сворачиваюсь клубком под окном, заткнув уши. Сердце рвет грудную клетку, в желудке будто сплетаются скользкие угри. Я не хочу больше быть гидом!

И вот я бегу, бегу и не оглядываюсь. Взлетаю вверх по лестнице с такой скоростью, что чуть не ломаю ноги.

В эту ночь музей наполняют крики.

Вернисажи всегда были долгими и наполненными ужасными событиями. Это не стоит никаких денег. Придя в сознание, я понимаю, что в забытье забился в чулан уборщика на втором этаже.

Наконец, мерзким психопатам музей больше не интересен. Оставшиеся в живых гости идут мимо моего жалкого убежища к выходу, и я слышу, как Джонс отпускает шутку о женщине, поглощенной стеной. И смеется. Остальные вторят ему. И они будут смеяться, спускаясь вниз, и всю дорогу домой в свои огромные поместья, на своих частных самолетах, рассыпая противоестественную радость над городами.

Наступила полночь. Мариэтта заснула, и я закрываю ее пластмассовые веки. А теперь нужно подмести стекло и починить витрины.

Я в очередной раз убеждаюсь, что кошмары живут не в сени этих стен. Кошмары живут внутри людей, посещающих музей. В их нездоровой погоне за кровавыми развлечениями и жестокими играми. А я просто их игрушка. Дорогая Мариэтта, мне так жаль, что они сегодня играли и с тобой.

Экспозиция, после которой я в очередной раз понимаю, что хочу уйти, продемонстрировала отвратительную сторону истинной человеческой свободы. И такое представление разворачивается для меня одного каждую неделю.

Но Мариэтта будет бродить по коридорам каждую ночь без своей стеклянной тюрьмы.

Она будет медленно-медленно передвигать ноги, вертеть головой туда-сюда, как кукла чревовещателя. Ее стеклянные глаза будут метаться влево-вправо, перекатываясь в глазница, как два мраморных шарика, в поисках новой плоти. Чтобы поглотить ее и стать еще лучше. Чтобы стать идеальным экспонатом.

Наверное, пока что я не могу уйти. Нужно починить витрину и поправить здесь все.

Прежде, чем запереть двери, я задумчиво оглядываю шикарное фойе. Огромный, горестный храм терпимости. На мгновение на моем лице мелькает гримаса сожаления от воспоминаний о тех временах, когда, чтобы удовлетворить любопытство гостей, достаточно было показать им насекомых. Я так давно работаю здесь… Истории льются со стен бесконечным потоком ужаса.

Думаю, мне есть что вам рассказать.

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

А еще, если хотите, вы можете поддержать проект и дальнейшее его развитие, за что мы будем вам благодарны

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Кунак-Сурут

Валерка не помнил, когда это все началось. Ну разве что только примерно, хотя точный день не назвал бы. Но что он знал наверняка, так это то, что все изменилось после поездки в Вертаново. Тогда они собрались всей семьей: мапа, папа, старший брат Макс. Все, как обычно, но вот только та поездка обычной точно не была – в этом Валерка не сомневался.

Ну, хотя бы потому, что он вообще не помнил, когда они выехали и как добирались до поселка. И сам поселок в памяти тоже не отложился, лишь дорога обратно да смутный образ мрачной стены леса, из которой вырулила их машина – вот как раз в тот момент Валерка как будто проснулся.

Дальше тоже все было как в тумане – они очень долго ехали, несколько дней, наверное, папа все время сидел за рулем и почти не спал. Валерка вспоминал остановки на заправках, те редкие часы, когда папа все-таки отдыхал, а мама в это время тревожно всматривалась в окна, будто опасаясь кого-то там увидеть. Обычно разговорчивый и веселый Макс лишь мрачно глядел на маму и крепко сжимал Валеркину руку.

Позже мама сказала, что в те дни Валерка болел (затемпературил, когда они уже успели выехать из города), а потому и не помнил ничего – бредил все время и постоянно проваливался в сон. Ну а на вопросы про обратный путь родители и вовсе отвечали неохотно, даже сердились почему-то. Макс сказал, что тогда Валерке стало лучше, но все равно не до конца, так что мрачный лес, долгая дорога и остальные странности ему просто привиделись. Ну или приснились, это уже не важно.

Валерка бы и готов был в это поверить, но с той поездки в их доме все изменилось, и эти перемены мальчика пугали.

В первые дни после возвращения все было почти как раньше, разве что мама с папой ходили мрачные и дерганные, да и брат казался нервным – разговаривал мало и часто молча пялился в окно. Но все же в доме все стало как-то не так – Валерка чувствовал это, но не мог понять, что именно его беспокоит. Будто в самом воздухе повисло что-то – нечто тяжелое, тягучее и темное.

Мама и папа строго-настрого запретили Валерке выходить из дома. Даже из квартиры на лестничную площадку нельзя было. Как-то раз курьер привез им еду – Валерка шел мимо прихожей, когда раздался звонок, так что первым побежал открывать дверь. Но ручку он повернуть не успел – папа непривычно грубо оттолкнул его, а мама с причитаниями оттащила его в комнату. Валерка хотел было возмущаться и даже плакать, но взглянул на мамино лицо и в миг передумал, затих – это было не лицо, а бледная маска, перекошенная от ужаса.

— Тебе сказали – нельзя! Говорили же? Не подходи к двери! – не своим голосом рявкнула мама и быстро ушла.

Оставшись один, Валерка все-таки заплакал – он не понимал, что происходит, и от этого становилось нестерпимо больно и грустно.

Мама и папа тоже перестали выходить на улицу. Все продукты заказывали с доставкой на дом, на работу тоже больше не ездили – папа сказал, что они взяли отпуск, но Валерка почему-то не верил.

Макс, любитель гонять круглыми сутками на велике и пропадать с шумной компанией друзей, тоже сиднем сидел в квартире. Наверное, это удивляло даже больше, чем то, что родители неожиданно бросили работу.

Через несколько дней Валерке осточертело сидеть в четырех стенах. Он хотел в школу (сентябрь ведь уже, он должен пойти во второй класс!), хотел гулять, хотел просто подышать свежим воздухом! Но родители не разрешали даже окна открывать. Ни на сантиметр… Оттого в квартире было душно, но приходилось терпеть и это.

Делать было совершенно нечего, так что Валерка пытался вспомнить хоть что-то из той поездки в поселок. Сколько бы он ни старался – все одно ничего не выходило. В памяти словно дыру пробили. Он помнил, как готовился к школе – мама купила ему красивый новый рюкзак с супергероями, тетрадки всякие и книжки (Валерка обожал этот запах новой бумаги), а Макс учил его кататься на велосипеде. Потом… Потом – ничего. Большое белое пятно и мрачный лес за окнами машины.

Родители сказали, что перед началом учебного года они решили свозить его в Вертаново – на родину папы. Погулять, посмотреть на уральскую природу. Вдохнуть полной грудью целебный воздух. Сам папа в последний раз бывал там очень давно, еще до рождения Валерки. А, может, даже до рождения Макса. Словом – вечность назад. Ему самому хотелось посмотреть на родные места, пусть даже за столько времени там все изменилось. Ну, кроме природы, конечно.

А потом… Потом Валерка приболел и забыл всю поездку. Папа говорил, что так бывает, ничего тут страшного нет. Но Валерка знал – в поездке с ними что-то случилось. Что-то плохое, поэтому теперь все стало не так. И оттого дыра в памяти злила его еще сильнее. Что же там было?

Где-то через неделю после возвращения из Вертаново все стало только хуже. Одной ночью Валерку разбудил крик – он сразу понял, что кричала мама из комнаты родителей. Макс сразу же вскочил с кровати и бросился в коридор, закрыв дверь комнаты прямо перед носом Валерки. Да еще снаружи чем-то ее подпер. Послышались шаги, вскрики, а потом приглушенные разговоры. Зажегся свет. Валерка слышал, что папа что-то втолковывал маме и Максу, а потом свет выключили, брат вернулся в комнату и велел мальчику ложиться в кровать.

— Спи, все хорошо. Маме просто кошмар приснился.

Но это был не кошмар – Валерка понял это потому, что на следующий день его родные совсем уж помрачнели и даже ели неохотно. Мама постоянно оборачивалась и украдкой глядела в сторону спальни, а отец ее одергивал, гладил по руке.

Родители вообще изменились. Перед едой (что на завтрак, что на обед, что на ужин) они теперь всегда читали непонятную молитву – длинную и непонятную. Валерка не разбирал ни слова, а когда пытался что-то спросить, то родные (даже Макс) раздраженно на него шикали.

Двери по всему дому теперь всегда закрывались – на кухню, в ванную, в комнаты. Всегда и без исключений. Вышел – закрой за собой дверь, и не важно, остался ли кто-то, скажем, на кухне, или нет. А перед тем, как открыть дверь, мама и папа сначала что-то говорили себе под нос, потом приотворяли дверку буквально щелочкой и заглядывали внутрь. Только потом можно было заходить.

А затем во всей квартире стали перемещаться вещи. Поняли это не сразу, но когда нашли утюг в стиральной машине, чайник в обувнице, а набор кухонных ножей воткнутыми в стену в прихожей – сомневаться стало глупо.

Валерка спрашивал родителей, как такое может быть, но они не отвечали. Только однажды отец кратко бросил:

— Это пройдет, не переживай.

И все на этом. Хотя по лицу папы мальчик видел, что тот сам не верит в свои слова.

Той ночью Валерка встал в туалет и случайно услышал голоса мамы и папы из их спальни. В ином случае он ни за что бы не сделал ничего подобного, но сейчас больше не мог терпеть – он осторожно прокрался к двери и приник к ней ухом.

Слышно было плохо, но кое-что Валерка разобрал. Родители говорили про Вертаново и еще про чего-то… Точнее – про кого-то, но его имени мальчик разобрать не мог.

— Как он нас нашел? Как? Мы же все сделали!

Это голос мамы. Испуганный и, кажется, заплаканный.

— Я не знаю. Он… Многое может. Но мы переживем. Все закончится. Надо только потерпеть.

А это уже папа. Голос неуверенный и хриплый.

Потом послышались шаги – похоже, кто-то из родителей встал с кровати, так что Валерке пришлось быстро (и по возможности тихо) сматываться.

С каждым днем странностей становилось все больше. В комнате мальчиков, в углу у шкафа, стали темнеть обои – сквозь полотно будто бы проступало что-то черное и масленое. Поначалу пятно казалось бесформенным, но потом стало четче. Мама пыталась оттереть его губкой, но папа ей запретил, да и все равно у нее ничего не получалось. Родители сказали, что это соседи виноваты – что-то сделали со стеной у себя в квартире. Что папа потом купит новые обои, поклеит их, и пятно исчезнет. Да и пятно это вполне обычное, просто клякса без формы.

Так говорили родители и Макс. Но Валерка-то видел, что в этом пятне четко проступают черты человеческого тела. Огромного, ростом под потолок.

Потом начали коптиться стекла во всей квартире. Как в окнах, так и в дверцах кухонных шкафчиков. Стекла просто покрывались чем-то, с виду напоминавшим пепел или золу – Валерка видел такую на даче, грядки ей посыпал. Мама пыталась и это отмыть, но быстро сдалась – копоть появлялась вновь.

А однажды ночью Валерка проснулся со странным ощущением – будто в комнате есть кто-то еще, помимо него и Макса. Кто-то третий.

Он медленно оглядел комнату, привыкая к темноте, а когда добрался взглядом до пятна на обоях, то стиснул ладонью свой рот, лишь бы не заорать.

Из пятна на стене что-то лезло. Оно как бы вздыбилось, стало объемным, распирало полотно обоев изнутри. Неприятный мокрый шорох (по-другому Валерка не смог бы это описать) стелился по комнате и пугал до дрожи.

Краем глаза Валерка заметил, что Макс тоже проснулся и смотрит на пятно. Точнее – на темное нечто, что пыталось прорваться внутрь, к мальчикам. Брат осторожно встал с кровати, подошел к Валерке и шепнул на ухо:

— Только не ори. Понял? Никак нельзя. Сейчас тихонько вставай, и иди к двери.

Валерка и рад бы, но тело его совершенно не слушалось. Ноги и руки окаменели, мальчик не мог двинуть даже пальцем. Слишком страшно…

Макс потянул его за руку, подхватил подмышки, поставил на пол. Только коснувшись голыми ступнями холодного пола, Валерка вновь почувствовал свое тело. Макс сжал его ладонь в своей, приложил палец к своим губам (Тихо!) и вместе они медленно пошли к двери.

Валерка старался не смотреть в сторону пятна, но все равно не смог удержаться. Уже когда они с братом выходили из комнаты, он заметил, что из стены появились длинные запутанные волосы, которые свисали прямо до пола. Или это только было похоже не волосы…

Макс аккуратно закрыл на ними дверь, а потом быстрым шагом потащил Валерку к родителям.

В ту ночь семья Синицыных больше не спала. Все четверо сидели в спальне взрослых – свет включать не стали. Отец сказал, что возвращаться в комнату нельзя. Пока, до утра. А потом он сам проверит, все ли там нормально.

В комнате мальчиков слышалась возня – что-то скрипело, падало, трещало. Иногда казалось, что там двигают мебель, а порой раздавались глухие удары по оконному стеклу.

Мама тихо плакала, папа пытался ее успокоить, а Макс просто держал Валерку за руку и не собирался отпускать. Так всю ночь и провели.

Утром комнату Валерки и Макса было не узнать. Все перевернуто вверх дном – даже кровати. Вещи разбросаны по полу, люстра разбита, а на оконном стекле непонятные черные разводы.

Пятно на обоях осталось таким же, каким было сутки назад – темным и плоским. Больше из него никто не появлялся.

Когда Валерка собирал одежду с пола, то на полу рядом с перевернутой кроватью заметил что-то странное. На досках красовались черные знаки, целый ряд. Вроде букв, но такого языка мальчик точно не знал. Буквы были кособокие, вычурные, со множеством конечностей, палочек и черточек. Валерка хотел рассмотреть их поближе, но папа не дал – он тоже их заметил и тут же выгнал сына из комнаты.

Мебель даже не стали ставить на место – мальчикам постелили в спальне родителей, а в комнату возвращаться строго запретили. Временно, конечно, как говорил папа, но Валерка давно перестал ему верить.

Однажды, когда он и Макс сидели на кухне вдвоем (родители тем временем прибирали квартиру), Валерка все-таки не выдержал и завалил брата вопросами: что происходит? Почему все это? Что делать?

Макс отнекивался, отмалчивался, но потом вдруг спросил:

— Ты слышал о Кунак-Суруте?

Валерка опешил. Нет, конечно, о таком он ничего и никогда не слышал. Что это еще такое?

— Ну папа же рассказывал. Хотя… Короче, это такой бог. Ну или не совсем… В общем, в него верят там, где папа родился. В Вертаново, ну и вообще там везде. Местные. Вот. Говорят, что у него можно попросить что угодно, и он исполнит. Ну вот мы и попросили тогда. Не помнишь?

Валерка покачал головой. Дыра в памяти так и не рассосалась.

— Ясно. В общем, это все из-за этого. Из-за того, что мы попросили. Папа говорит, что надо потерпеть и все пройдет. Только ему не рассказывай, ладно? Он меня прибьет тогда.

Папе Валерка и так бы рассказывать ничего не стал. Знал, что он только разозлится. И на Макса, и на него. Так зачем?

Кунак-Сурут… В этом имени было что-то нехорошее, Валерка чувствовал всем сердцем. И когда это папа про него рассказывал? И что они могли у него попросить? У них и так все было хорошо.

Утром следующего дня Валерка услышал, как папа ругается в прихожей. Они ждали очередного курьера с едой, и он уже позвонил в дверь, но вместо того, чтобы забрать заказ, папа теперь стоял и громко ругался.

Потому что двери больше не было. Вместо нее оказалась аккуратно оклеенная обоями сплошная стена. Папа шарил по ней ладонями, надорвал обои и резко содрал целый лоскут, но под ними увидел кирпичную кладку. Ни следа входной двери.

Мама рыдала, глядя на отчаянные попытки отца сделать хоть что-то. Макс побелел и крепко сжал губы. А Валерка уже почти ничего не чувствовал. В последние недели он и так жил, как в кошмарном сне, так что его разум просто отказывался воспринимать новые странности.

— Что же нам теперь делать? Что мы есть будем? – запричитала мама.

Отец зло ткнул кулаком в стену, поморщился от боли.

— Ничего. Скоро все закончится. Мы все правильно делаем, он уйдет.

Но он не ушел ни в этот день, ни на следующий. Запас продуктов в доме еще был, но надолго их бы все равно не хватило. Валерка заметил, как папа порой смотрит в окно, вниз, на площадку перед домом. Оценивает – можно ли спуститься? Пятый этаж все-таки. И, наверное, он бы все же решился, но просто не успел.

Через двое суток после того, как пропала дверь, вечером вся семья, как обычно собралась на кухне ужинать. В ход шли всякие крупы и тушенка – все, что долго хранилось. Валерка, папа и Макс как раз сидели за столом, когда мама (она раскладывала еду по тарелкам) с криком уронила кастрюлю на пол и дрожащей рукой указала на потолок.

Почему-то Валерка был готов к тому, что он увидит. Знал уже, что Кунак-Сурут от них не отстанет, кем бы он ни был на самом деле.

Часть потолка будто бы стала зыбкой, текучей, превратилась в полужидкую массу. И из этой массы вниз медленно сползало нечто.

Если бы Валерка и хотел, то все равно не смог бы описать, как оно выглядело. Его образ словно постоянно менялся, уходил из поля зрения, смотри на него хоть в упор. Нечто оказалось здоровым, ростом под потолок, грязно-черным и каким-то неровным, рваным. Кажется, мальчик видел множество длинных тонких отростков, свисавших с тела твари, которые он тогда ночью принял за волосы.

Когда нечто спустилось окончательно, то замерло в нескольких шагах от стола. Тело его мерцало и дергалось, точно помехи в телевизоре. В ноздри ударил противный запах – смесь земли, хвои и разлагающейся плоти.

Мама закрыла рот ладонями и тихо скулила, не отрывая взгляда от твари у стола. Отец побелел, как полотно, а Макс отвернулся к двери, чтобы не видеть это страшное чучело. При этом он тянул Валерку за рукав, показывал, мол, отвернись тоже, не смотри на него!

Сложно сказать, сколько времени они так просидели. Валерке показалось, что прошла вечность, прежде чем папа наконец-то сказал не своим голосом:

— Аня, сядь. Сядь рядом со мной. Слышишь? Садись, говорю!

Мама послушалась – осторожно отодвинула свободный стул и уселась рядом с папой, спиной к твари. Она мелко дрожала, из ее глаз, начисто размывая тушь, текли слезы.

Теперь папа повернулся к Максу и Валерке.

— Макс, сядь ровно. Развернись. Не смотри на него, смотри в тарелку. Но развернись, так надо.

Макс несколько секунд колебался, но все-таки сделал так, как просил папа. Поднять глаза на тварь он явно боялся.

Еда не лезла в глотку, но Валерка заставлял себя отправлять в рот ложку за ложкой. На нечто за спиной мамы он старался не глядеть, но оно само все равно мелькало где-то на периферии зрения.

Тварь тем временем начала медленно покачиваться из стороны в сторону. А затем резко шагнула в сторону. Раз, другой, третий. Валерка точно не видел, чем оно шагает, если ли у этого вообще ноги, но оно двигалось. Сначала совсем медленно, но потом все быстрее и быстрее.

Тварь словно водила хоровод вокруг стола, постепенно, сантиметр за сантиметром, приближаясь к людям.

Макс зажмурился и отложил ложку в сторону. Папа шевелил губами – наверное, понял Валерка, опять читает свою молитву. А мама, всхлипывая, смотрела в пустоту.

Когда тварь подобралась настолько близко, что со скрипом задела один из свободных стульев, мама вскочила на ноги и закричала:

— Я так больше не могу! Хватит с меня!

В тот момент время для Валерки словно замедлилось. Он видел, как мама с ножом в руке летит в объятья к твари, но тут же останавливается прямо у мерцающей черной массы, будто парализованная. Масса отростками захлестывает ее голову и тянет, погружая в себя. Вот голова мамы целиком уходит в тело твари, мама начинает вырываться, бьет кулаками по черноте.

Валерка слышит ее хрипы – она задыхается внутри массы, но не может выбраться наружу. Какое-то время она еще пытается бороться, но потом обвисает, словно мешок. Ее руки и ноги судорожно подергиваются.

Папа рыдает, но не оборачивается. Он не видит этой сцены, но все слышит и понимает. До Валерки доносится его голос:

— Надо терпеть, надо терпеть, иначе конец…

Кожа мамы синеет. Когда она перестает дергаться, тварь с силой выплевывает ее из себя – мама отлетает к стене. Что-то громко хрустит, и Валерка не хочет думать, что именно.

Теперь папа видит, что стало с мамой. Он кричит в ярости и тоже вскакивает с места, бросая мальчикам:

Валерка не может бежать. Он уже вообще не понимает, что происходит – это сон, или реальность? Если сон, то когда он закончится? И почему же он такой страшный?

Макс хватает его за руку, тянет за собой. Ноги не слушаются, но брат помогает – вместе они выбегают из кухни. Макс захлопывает дверь как раз в тот момент, когда папа с ревом кидается к твари.

Они прячутся в спальне родителей. Макс заложил дверь, придвинул к ней комод, кресло, набросал сверху всяких вещей.

Макс трясет его за плечи, что-то говорит, но Валерка не сразу разбирает слова.

— Слышишь? Слышишь ты меня? Что бы ни случилось – сиди тут. Понял?

Валерка кивает. Куда ему идти?

На кухне слышны глухие удары, хруст и папины крики. По ушам резанул звон разбитого стекла.

— Он тебя не тронет, слышишь? Кунак-Сурут не берет тех, кто… Короче, слушай. Помнишь, я говорил, что мы у него что-то просили? Так вот – он и правда все исполняет, но не просто так. Мы же там клялись ему тогда… Это типа как игра. Прятки. Если спрячешься от него, то считай, что выиграл. Если нет – он берет свою цену. Так папа говорит.

На слове “папа” голос Макса срывается, но он продолжает, как заведенный:

— Мы тогда несколько дней путали следы, кругами ездили, петляли. Думали, что не найдет. Но он нашел. Но потом еще есть шанс – если вытерпеть все. Да, теперь уже поздно.

Оно закончило с папой и теперь пробивается к ним.

Макс коротко обернулся на дверь, сглотнул и быстро сказал:

— Я пойду. Может, получится.

Брат подбежал к окну, распахнул его. В комнату хлынул поток студеного воздуха с улицы – такого долгожданного и приятного.

Комод у двери дрожал, сотрясаясь от ударов. Почему-то Валерка думал, что тварь может легко пройти к ним хоть через стену, но сейчас просто играется. Ее это забавляет.

Макс залез на подоконник, обернулся к Валерке. —

— Тебя он не тронет. Ты только жди – я вернусь. Слышишь? Я вернусь.

На его глаза навернулись слезы. Макс утер их тыльной стороной ладони. Дверь тем временем трещала от ударов все громче.

— Ты только не злись на нас, Валер. На это все. Мы ведь… Мы для тебя просили у него, понимаешь? У нас выбора не было, последний шанс! Все, жди меня.

И с этими словами Макс свесил ноги с оконного проема, поколебался немного и прыгнул вниз.

А Валерка теперь понял, откуда у него взялась эта дыра в памяти. Он ничего не забыл, нет. Просто у него не было тех воспоминаний. Совсем не было.

Потому что и его самого тогда не было. Не существовало на этом свете.

Комод отшвырнуло в сторону, дверь треснула и разлетелась на щепки. Но Валерка уже не боялся.

Макс прав, Кунак-Сурут его не заберет. Не заберет того, кого сам однажды вернул в этот мир.

Для конкурса рассказов сообщества CreepyStory.

Все дома на моей улицы были копиями друг друга

Недавно что-то потянуло меня в те места, где я жил в детстве. На улицу столь же непримечательную, сколь и необычную. Сэлен-стрит будто приводила вас в другой мир, потому что каждый дом в нашем крошечном районе выглядел точно так же, как остальные. Более того, у нас были совершенно одинаковые почтовые ящики, одинаковые деревянные оконные рамы, а в одинаковых садах росли одинаковые цветы.

Маленькие домики, выкрашенные в один и тот же насыщенный цвет морской волны из самых глубин океана, были причудливыми: узкими, но очень высокими. И казалось, что они все дружно теснятся, чтобы вместить новых жителей, если будет нужно.

Вы бы никогда не подумали, что кто-то в здравом уме будет строить целый район из домов с таким своеобразным дизайном, но что есть, то есть: на улице торчали 20 совершенно одинаковых домиков с абсолютно разными жителями в них. Вы могли бы предположить, что в каждом одинаковом пастельно-желтом гараже стояло по одинаковой машине, но на самом деле только у нас был автомобиль. Ну, или я просто не видел машины ни у кого из соседей.

К счастью, наша улица была не единственным местом в маленьком мире моего детства, иначе я точно сошел бы с ума. Мы вместе со всеми соседями жили высоко на крутом холме с видом на город. А в городе была моя школа, магазины, в которые мы ходили за продуктами, и папина работа. Я обожал спускаться с холма на велосипеде, чувствуя, как крылья вырастают за спиной, а в лицо бьет упругий поток ветра. Но вот дорога домой всегда давалась трудно, особенно потому, что каждый раз, сворачивая на нашу улицу, нужно было внимательно отсчитывать дома, чтобы не пропустить свой. Обычно наш дом был четвертым по левой стороне. Когда мне было шесть или около того, я даже придумал гениальную идею вешать на забор маленькую табличку, чтобы не морочить голову, ну или писать номер мелом на тротуаре, но каждый раз, возвращаясь домой, не находил ни одного знака. Скорее всего, мама убирала их, как только замечала. Она не хотела, чтобы мы как-то выделялись.

Я всегда поражался, когда был ребенком, как родители умудрялись с легкостью находить наш дом среди остальных. Особенно в темноте, когда мы возвращались из города. Я обычно сидел на заднем сиденье машины, глаза уже слипались, мысли путались, будто меня поглощало другое измерение. Папа сворачивал на нашу улицу, и на мгновение я искренне пугался, что мы никогда не найдем дорогу к дому. С жутким чувством, переворачивающим живот, я закрывал глаза и надеялся, что папа возьмет меня на руки и отнесет домой.

Как это место может быть моим домом, если я даже не могу узнать его?!

Но я доверял папе, в глубине души понимая, что он все сделает правильно. А вот у мамы иногда случались осечки. Она никогда не признавалась, но я-то видел, как она то и дело случайно проскальзывает в желтую дверь соседского дома на противоположной стороне улицы. Я был уверен, что это случайность, ведь она не раз твердила мне, что мы ни в коем случае не должны ходить в гости ни к кому из соседей на Сэлен-стрит.

Мир для ребенка – чистый лист. Родители говорят нам, что правильно, а что нет, и нам приходится верить им на слово. Мама запрещала мне приводить друзей домой. А на нашей улице не было детей, кроме девочки, живущей в восьмом доме по правую сторону. Время от времени я видел, как она прогуливается по улице с мамой, та улыбалась мне и махала рукой. Пару раз она даже приглашала меня внутрь и спрашивала, не хочу ли я понянчиться с ее маленькой девочкой, но я всегда вежливо отказывался.

Если я хотел встретиться с друзьями, приходилось спускаться в город. Папа часто подвозил меня, думаю, он понимал, как мне одиноко.

– Держу пари, мы когда-нибудь сможем убедить маму позволить тебе пригласить друзей, – говорил он голосом, полным сочувствия. – Она пытается защитить нас, но, конечно же, не заставит вечно жить на холме в одиночестве. – Конечно, он шутил, но я знал, что и ему бывает не весело от того, что у нас почти никогда не бывает гостей.

Однако вскоре все поменялось. После одного события, к которому я до сих пор не знал, как относиться.

Уроки только закончились, и, хотя обычно папа меня забирал, в этот раз ему пришлось задержаться на работе. Поэтому я решил прогуляться до дома один. Дорога круто забирала вверх, и я уже выбивался из сил, когда добрался до знака “Сэлен-стрит”, но все равно побрел дальше и отсчитал четвертый дом.

Дверь была не заперта.

Она не ответила, и на мгновение я испугался, что она снова перепутала дома. Что она снова была в доме улыбающейся женщины с той стороны улицы. А потом заметил, что в проеме двери, ведущей в сад, как две капли воды похожий на наш, стоит мальчик. И понял, что это я оказался в чужом жилище.

– Ты живешь по соседству, да? – спросил бледный мальчик, весь усыпанный веснушками.

– Да, я Феликс. Вы только переехали?

– Джошуа, мальчик на самом деле не живет по соседству. Его дом просто так выглядит. – Нас прервал мужской голос. Наверное, это был отец мальчика по имени Джошуа.

– Правда? – Лицо Джошуа отражало всю глубину разочарования. – Ты же сказал, что я смогу завести здесь друзей, папа, это несправедливо!

– Ну, может быть, ты покажешь Феликсу свои качели в саду? А если ему понравится, так и быть, он сможет остаться?

Я не знал, как реагировать. Конечно, мама бы не одобрила мое появление здесь, но это же были наши соседи, в конце концов. И Джошуа вроде забавный.

Остаток того дня прошел как в тумане. Помню, как пошел в сад с Джошуа. Там стояло точно такое же дерево, что и у нас в саду, а с толстой ветки свисало что-то, что вроде бы напоминало качели. Не знаю, как это вышло, но веревка качели каким-то образом обвилась вокруг моей шеи. Последнее, что зафиксировало угасающее сознание, – светлую улыбку Джошуа. А потом я очнулся под вопли моих родителей. Папа забрал меня и отвез в больницу. И много дней после этого мое горло было расцвечено всеми оттенками красного и синего и адски болело.

Когда мы вернулись из больницы, папа был безумно зол. Я никогда раньше не видел его таким. Я хотел сказать, что это не моя вина. Что я просто просчитался и зашел не в тот дом. Но никто не захотел меня слушать.

Вместо этого родители отправили меня в комнату. И следующие несколько часов я провел, прижав ухо к двери и слушая их яростную ссору.

– Я построил этот безобразный дом для тебя! Я пытался. Я очень старался, но больше не могу. Это неправильно. Неправильно так жить мне, тебе и, конечно, Феликсу.

– Джордж, я люблю тебя, но ты же знаешь, что не могу уйти. Мне очень жаль, – проговорила мама дрожащим голосом.

– Можешь. И должна! Миррен, тебе пора отпустить это.

Я не слушал, что ответила мама, но в ту ночь она вошла в мою комнату с глазами, почерневшими от слез. Я думал, что она будет уговаривать меня остаться или попытается что-то объяснить, но она просто сказала мне идти с папой. Что я, когда стану старше, смогу навестить ее.

Мой отец никогда не был особенно эмоциональным, и мы никогда не говорили о чувствах. Я знал, что он не хочет слышать о нашей старой жизни на Сэлен-стрит. Я знал, что ему было больно говорить о маме, с которой мы совсем потеряли связь. Но мне уже исполнилось 18, и я стал достаточно взрослым, чтобы самостоятельно решать, простить или не простить свою мать за то, что она предпочла мне дом. Пришло время вернуться, но прежде, чем сделать это, я решил поговорить с отцом о дне, который мы так пытались забыть. О дне, когда я вошел не в ту дверь.

Теперь я стал старше и понимал, что случившееся не могло быть случайностью.

Мы завтракали, когда я сказал папе, что хочу посетить город детства и повидаться с мамой. И, хотя он явно выглядел обиженным, папа меня поддержал. Он в принципе старался быть понимающим, пока я не заговорил о том дне.

– Да, мы должны были поговорить об этом много лет назад. Отправить тебя к психотерапевту, но так и не поговорить – это трусость. Но ты был так юн. Кто же знал, что одиночество толкнет тебя на такое. – На глазах у папы вдруг выступили слезы.

– Пап, о чем ты? У меня же были друзья, я не был одинок. Просто было приятно узнать, что по соседству живет мой ровесник. Я знаю, что мне не следовало входить в дом Джошуа, но, знаешь, такого бы точно не случилось, если бы вы повесили чертов номер на наш, – сказал я полушутя.

– Джошуа? Феликс, я думал, мы уже выяснили, что там нет никакого Джошуа.

– Да, да я знаю. Наверняка им пришлось уехать после такого.

Папины глаза пораженно расширились.

– Феликс, что происходит? Ты говоришь как твоя мать. Рядом с нами никогда не жил никакой Джошуа. Рядом с нами вообще никто никогда не жил, в этом и проблема. Твоя мать заставила меня построить дом на этом чертовом холме и сходила там с ума от одиночества. Очевидно, это передалось и тебе…

– Какого черта, папа? Ты вообще о чем? – Я нервно рассмеялся. – Там было не меньше 20 домов, точно таких же, как наш. Синие, с желтыми гаражами, помнишь? Пап, это не смешно.

Отец положил руку мне на плечо.

– Сынок, я тебя уверяю, что таких домов, как наш, больше не существует. Твоя мама сама нарисовала, как он должен был выглядеть. Я построил его для нее, потому что это был дом ее мечты. Она была так убита горем после смерти своей матери, что, казалось, ничего не сможет заставить ее улыбнуться. А потом появился этот дом. – На долю секунды на его губах мелькнула улыбка. – Я бы смирился с жизнью в одиночестве, смирился со всеми ее странностями, с тем, что нельзя приводить гостей, но когда ты попытался покончить с собой, повесившись на дереве на заднем дворе, а она все еще отказывалась уходить… Я не мог больше этого выносить.

Я знал, что мама была очень молода, когда умерла бабушка. Это произошло еще до моего рождения. Внезапно до меня дошло, почему отец все время смеялся, когда я рассказывал ему о всех этих домах на нашей улице. Он-то думал, что это сарказм, а я даже не понимал, как все было на самом деле. Но мама много раз говорила мне о соседях. Она тоже видела их. И пыталась меня защитить.

Мама не рисовала дом, который придумала. Она рисовала то, что увидела. И то же самое видел и я.

Мои воспоминания о Сэлен-стрит были размытыми, но почему-то одновременно кристально ясными. Я знал, что должна быть причина, по которой мама не хотела покидать это место. И собирался выяснить, почему.

Я ехал вверх по крутой дороге на холм, ведущий на Сэлен-стрит, чувствуя, как в животе сворачивается холодный комок. Поднявшись выше, я уже смог различить ряд темно-синих домов, точно таких же, какими я их помню.

Я попробовал сосчитать дома на левой стороне улицы, но не смог определить, который наш. Прошло много лет, но тут все выглядело точно так же.

А потом я посмотрел направо и увидел ее. Маму. В ее волосах сверкали нити седины, на лице залегли морщинки, но улыбка была все такой же теплой, а лицо таким же любящим. Она сидела на крыльце рядом с женщиной, к которой так часто проскальзывала в дом. Мама постарела, но ее собеседница совсем не изменилась. Никогда раньше я не замечал, как они похожи.

– Феликс, – прошептала мама. Она нерешительно поднялась, ее руки дрожали. В тот момент мне вдруг захотелось накричать на нее, за то, что она бросила меня, но, только взглянув в эти наполненные слезами глаза, я все забыл и бросился к ней в объятия, прямо как в детстве.

И пусть наш дом для кого-то был единственным настоящим на всей улице, но мы с мамой знали, что он был единственной копией. Самозванцем. Нам там было не место. Сэлен-стрит – дом для потерянных душ.

Наверное, когда мама поняла, что бабушка застряла в одном из этих синих домиков, она подумала, что обманет соседей, построив точно такой же дом, как и все остальные. И вот так мы начали жить на улице, которой не существовало. Среди соседей, которых могли видеть только я и она.

Много лет назад она решила остаться тут на страже покоя души своей матери. И, думаю, она заслужила помощь.

Джошуа с отцом все еще живут на другой стороне улицы. Женщина с маленькой дочкой все так же прогуливаются по дороге. Бабушка сидит на крыльце и тепло улыбается нам.

Время от времени становится нелегко определить, какой из домов наш, тем более, что район растет с годами.

Мне просто нужно следить, чтобы не войти не в тот дом.

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

А еще, если хотите, вы можете поддержать проект и дальнейшее его развитие, за что мы будем вам благодарны

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Источник