самая ужасная трагедия в истории беларуси
«Задние ряды напирали: „Давай! Давай! Мокнем“». Выжившие на Немиге о том, как получилась давка
До мая 1999-го концерты у Дворца спорта в Минске проводили довольно часто. Например, за год до случившегося свой праздник организовала компания Philips. Пришло более 10 тыс. человек, и все они остались живы. На выступлении «Манго-Манго» было в раза три-четыре меньше людей, и все закончилось трагедией. Как так получилось? Рассказы от непосредственных участников тех событий.
Сразу оговоримся, что найти очевидцев, которые согласились бы встретиться и рассказать о том, как попали в давку, было очень сложно. Нам отказывали десятки. Кто-то отказывался сразу, кто-то соглашался, а потом передумывал. Объяснение у всех было простым: «Слишком больно и тяжело». Поговорить обо всем в открытую решились только трое.
«Снизу кричали: „На-зад! На-зад!“ Но это не подействовало»
Праздник 30 мая был сборной солянкой. Супермарафон с розыгрышем призов от производителя сигарет Magna, дегустация белорусского пива «Оливария», двухлетие радио «Мир» и концерт российской группы «Манго-Манго». Гуляния начались в 12:00, а закончиться должны были в 22:30 большим розыгрышем призов.
— Бесплатное пиво «Оливария» наливали, если ты принесешь 10 крышечек от верхней части пачек сигарет Magna, золотой или серебряной. Такой вот «супермарафон»,— вспоминает Петр. На тот момент ему было 18 лет, он учился на втором курсе техникума. Вместе с друзьями он пришел на праздник практически в самом начале.
— После трагедии говорили, что молодежь споили, но я вам так скажу, этим бесплатным пивом напиться было сложно. Палаток там было совсем немного, и к ним были огромные очереди. Поэтому дождаться того бокала светлого было сложно, — рассуждает он, когда мы идем к месту концерта.
Петр говорит, что многие пили более крепкие напитки во дворах домов на противоположной стороне. А потом уже «нагретые» приходили на концерт. Правда, подчеркивает: сильно пьяных было немного.
— Сцена находилась прямо вот за этим зданием, тут совсем недалеко от перехода, — минчанин ведет за здание центра физвоспитания и спорта. Действительно, от места, которое показал Петр, до перехода примерно 150—200 метров. В тот день с 17:00 здесь выступали белорусские исполнители, а в 20:00 начался концерт российской группы «Манго-Манго».
— Ограждения были, но довольно-таки небольшие. Они просто помогали условно регулировать поток людей и, видимо, сдерживать массы. Когда начали выступать «Манго-Манго», я стоял вон там, где фонарный столб, — показывает мужчина. — От сцены было недалеко, но ближе пробраться уже было нереально: люди стояли очень плотно.
Буквально после пары песен Петр увидел, как из-за домов на противоположной стороне проспекта надвигается туча. По его словам, небо затянуло минут за пять-семь. Начался дождь.
— Сначала просто моросил. Мы поняли, раз черные тучи, нужно прятаться, и двинулись в сторону выхода из метро. Концерт частично продолжался. Затем пошел град, довольно сильный, у меня потом на руках синяки от кусочков льда были, — жестикулирует он. — Спрятаться было особо и негде: ни навесов, ничего. Под зданием ближе к метро уже стояли люди, но там козырек совсем узкий, не поместиться. Через дорогу перебегать не было смысла, там укрытия тоже нет особенного. Остался самый простой и близкий вариант — переход метро. Люди стали бежать, мы тоже. Дождь и град валил стеной, было очень шумно, ничего не видно.
Как сейчас помню картину: не доходя до метро, падает девушка, а люди прямо по ней бегут в обуви. Какой-то мужчина пытался ее поднять, но, видимо, понял, что невозможно, потому что толпа могла затоптать и его самого. Стало уже страшно. Запомнилось, что почему-то все бежали по центру тротуара, сбоку еще можно было пройти.
Уже возле метро Петр потерял своих друзей из виду. Единственный из компании, он попытался сбоку по перилам протиснуться в переход, но не удалось. Парня быстро зажали, он смог пройти только один пролет.
— Я держался за боковые перила и стоял лицом к стене. Все было забито людьми, — рассказывает минчанин. — Кричали, что там перекрыто. Видел, как передавали ребенка по рукам и кричали: «Стойте! Стойте!»
Потом снизу начали скандировать: «На-зад! На-зад!» Но это не подействовало. Потом была вспышка, то ли молния, то ли еще что-то. Это был толчок. Толпа снова попыталась хорошенько продвинуться внутрь.
Меня придавили к перилам еще сильней. Понял: нужно выбираться.
Петр потихоньку подтягивался по перилам к выходу и все-таки смог выбраться из толпы. Недалеко его ждали друзья, которые в переход не попали.
— Все произошло как-то быстро, буквально за 15—20 минут, — объясняет он. — Движение перекрыли, мы перебежали дорогу и пошли в переход со стороны кафедрального собора. Спустились, и первое, что поразило, — абсолютная темнота с той стороны, света не было, как будто действительно загорожено. Вдоль стен что-то лежало. Мы подошли ближе и увидели людей. Сразу даже не поняли и не осознали, что случилось. Ну мало ли, просто пострадавшие или выпившие лежат. Сейчас им окажут помощь. Мы пошли в метро (пускали без жетонов) и уехали домой. О том, что случилось, я узнал только утром, когда приехал в техникум.
Каждый год переживаю эти события и воспоминания. Для меня это день трагедии. Ее не должно было быть, хотелось, чтобы этого дня не существовало. Я все думал, как это могло произойти. Наверное, в каком-то моменте была допущена фатальная ошибка, возможно, был какой-то пробел в организации. А потом упал один, второй — и образовался завал…
«В том месте, где кончаются перила, был какой-то вал из человеческих тел. Они все были как будто спутанные»
Группу «Манго-Манго» Алексей любил. Поэтому на концерт тогда еще 30-летний мужчина решил сходить. Вместе с женой и однокурсником они съездили искупаться, а потом приехали ко Дворцу спорта. Машину поставили у ратуши и оттуда пешком двинулись на праздник.
— «Манго-Манго» тогда популярными были со своими песнями «А пули летят, пули» и так далее, — вспоминает он.
Когда начал накрапывать дождь, жена Алексея с однокурсником решили подождать его у метро. Мужчина же остался послушать еще одну песню «Товарищ Щорс». Но дождь усилился, и Алексей пошел к машине.
— Народ бежал, все мокрые, разгоряченные, — рассказывает он. — Толпа становилась плотнее.
Люди бежали к переходу, напирали и кричали: «Давай! Давай! Мокнем».
В этом потоке было невозможно куда-то свернуть. Я попытался это сделать, как-то выйти, но уже не смог. Люди стояли очень плотно, давили друг на друга.
Уже на ступеньках было невозможно идти. Алексей через раз касался земли. Толпа просто тянула его.
— Пытался стать нормально, но не получалось: под ногами все время что-то было, — говорит мужчина. — Были крики, шум… Люди падали… Я находился уже под козырьком, когда меня стало разворачивать, тело уже было под углом, фактически лежал горизонтально лицом кверху. Другие люди тоже стояли или лежали друг на друге, дышать было уже очень трудно. То тут то там стали появляться синие лица, как у баклажанов. Заметив это, многие стали кричать: «На-зад! На-зад!» Но нас продолжали давить. Невозможно было никому помочь, продвинуться куда-то, кого-то вытащить. Чисто физически этого сделать нельзя было никак.
Алексей потерял сознание. Сколько он так пролежал, сказать не может. Когда очнулся, лежащий на нем мужчина каким-то образом поднялся и потянул его за руку, а он потянул лежащего возле него соседа, и они стали пробираться к выходу.
— По моим ощущениям, давка заняла минут 30—40, потом приехала первая скорая, — вспоминает он. — Я сразу подумал про жену и товарища. Стал их искать. Больше всего людей лежало еще до дверей метро. Дальше переход не заполнили. В том месте, где кончаются перила, был какой-то вал из человеческих тел. Они все как будто спутались. Лежали и те ребята-студенты с голым торсом, которые толкались… Живых уже не было. Пытался кого-то вытащить, но не смог.
Я никогда не видел столько мертвых людей. Было много хрупких девочек лет 14—16. У них шансов не было, они просто задохнулись под людьми. Друзья пытались их вытаскивать, кричали, плакали, не знали, что делать. Мне не верилось, что они мертвые. Казалось, что сейчас врачи им помогут, приведут в сознание. А врачи тоже ходили растерянные, смотрели на это все. Было видно, что тоже никогда такого не видели.
Алексей вспоминает, первое время в растерянности были и сами милиционеры. Казалось, они не знают, что делать и как быть.
— Потом появился какой-то офицер в камуфляже, в берете, видимо, из ОМОНа. Он моментально скомандовал, милиционеры выстроились цепочкой и стали быстро выносить людей на газон. Уже было оцепление, никого не пускали, — вспоминает он. — Меня попытались выгнать из перехода, но я попросил: «Не могу, у меня тут жена, друг, их ищу». Я все рассматривал и рассматривал погибших, думал, может, из-за этих синих лиц я их не узнаю. Тут почувствовал, что ноги отдавлены, не могу стоять. Подошел к боковым перилам и повис на руках. Милиция продолжала выносить тела. Я бросался и каждого смотрел. Моих не было.
Тогда Алексей поднялся наверх. На траве лежали десятки погибших. Много женщин, девушек (из 53 погибших 40 — женщины).
— В основном молодые и одна женщина постарше. Практически у всех были дырочки, как от пуль, — добавляет он.
На улице его окликнули жена и друг. Они успели проскочить до того, как началась давка. Алексей еще смог сесть за руль и отвезти всех домой. Но там ему стало плохо: ноги еле шли. Он отправился в шестую больницу, но врачи только отмахнулись, мол, ничего страшного, идите домой.
— Дома стали телевизор смотреть, думали, что-то покажут, такая трагедия, десятки человек погибли. В часов десять вечера сказали, что был концерт и случилась давка. Никаких прямых включений списка пострадавших, ничего такого. Уже потом появлялись статьи в газетах, говорили по радио и все остальное, — говорит он. — Через несколько месяцев мне позвонили следователи из прокуратуры. Больница сообщила правоохранителям, что я обращался. Был главный вопрос — кто виноват и кого наказать? Я сказал, что это стечение обстоятельств, милиция охраняла концерт и сделала свое дело. Никаких решеток или заграждений в метро не было, да и само метро не было закрыто. Тут они невиноваты. В общем, видно, мой ответ был не в тренде, меня больше не вызывали, на этом для меня все закончилось.
— Знаете, всегда казалось, что такие страшные случаи могут случиться с кем угодно, но только не с тобой. Для меня этот день — напоминание о том, что в любой момент именно с тобой может такое произойти. Никто не застрахован от этого…
«Люди умирали, а другие снимали с них кольца и цепочки»
Ольге тогда было 19. Студентка второго курса, будущий психолог, она пришла на праздник вместе с подругами.
— Группу «Манго-Манго» я особенно не любила. Как и многие, мы пришли потусоваться. Да, здесь стояли палатки с пивом, но пьяных я особо и не помню, — говорит она. — Уже во время концерта пошел дождь. Самое интересное, что туча была небольшая, практически только над концертной площадкой. С других сторон небо было чистое. Я даже не знаю, почему все ломанулись в переход. Наверное, был эффект толпы. Побежало пару человек — и побежало все «стадо».
Ольгу тоже понесла толпа. Выбраться из нее девушка не смогла. Как и Петра, ее прижали к перилам. Сзади девушку поддерживал какой-то парень. Фактически он ее и спас.
— Двери в метро были закрыты, люди начали толпиться. Здесь, на этом пятачке, стояло не менее 500 человек. Огромная плотность.
Ни вперед, ни назад, никак не выбраться. Сзади напирали, не видя, что происходит внизу. Внизу люди падали, на них наступали, давили. Девушки кричали, что им плохо, что они умирают, стоял такой сплошной крик, но толпу уже было не остановить… — дрожащим голосом говорит Ольга. — Никто толпой не управлял, ни в мегафоны ничего не говорили, ни со сцены никого не предупреждали, ничего… Мне кажется, если бы кто-то сказал «стоп», организаторы, милиция, наверное, могли бы этого всего избежать.
Сколько времени прошло, когда люди немного схлынули, Ольга не помнит. Помнит, как сидела в шоке на ступеньках в одной босоножке. Что с подругами, где они, она в тот момент сказать не могла…
— Уже на месте были сотрудники милиции, врачи, скорые быстро приехали, ничего не могу сказать. Они стояли прямо у самого перехода. Ко мне подошли, спросили, нужна ли помощь. Я сказала, что не нужна, — вспоминает девушка. — Вся трава была усеяна живыми или мертвыми, а их выносили и выносили, скорые не успевали забирать людей. Мне кажется, что погибших было гораздо больше, чем 53 человека. По неофициальным данным, речь вообще шла о более чем 190 жертвах.
К слову, слухи о том, что погибших на Немиге в несколько раз больше, по Минску ходили еще несколько дней. Один из составителей книги «Трагедия на Немиге» Андрей Юревич поехал в морг больницы скорой помощи и поговорил с санитаром. Слухи о заниженном числе погибших тот не подтвердил.
— Знаете, что для меня было самым большим шоком? — после паузы продолжает Ольга.
Люди умирали, лежали там, а были и такие, кто подходил к ним, снимал цепочки, кольца… Это был какой-то ужас!
Их не останавливали, потому что и медики, и милиция отделяли живых от мертвых, чтобы кого-то спасти. Понятно, что им было не до того, чтобы смотреть, кто и что там снимает.
О том, что стало с подругами, она узнала уже наутро. Одна попала в больницу, ей продавили грудную клетку, еще одна, Таня Кашицкая, умерла…
— Утром меня стало рвать и трясти. Во второй больнице не было мест, поэтому я поехала в «десятку», — говорит она. — Два месяца я лежала в 10-й больнице. Выписалась только в августе, сессию сдавала уже в сентябре… Еще год потом я работала с психологом. У меня была постоянно депрессия, слезы, я сидела на антидепрессантах.
У меня до сих пор в карточке стоит красная метка «Немига». Она пожизненная теперь.
После трагедии Оля до сих пор не ездит в метро, а Немигу старается объезжать и обходить стороной. Даже спустя 20 лет страх массовых мероприятий у нее не прошел. Иногда ей приходится бывать на хоккее в «Минск-Арене». И каждый раз для Ольги это целое испытание.
— Мы с подругами и знакомыми обсуждали эту ситуацию, разбирались, почему так произошло. Пришли к выводу, что рано или поздно такая трагедия должна была случиться. Дождь, толпа, неподготовленность служб… — говорит она. — Может ли повториться трагедия сейчас? Мне кажется, да, если службы будут не подготовлены. Если перекрывать метро, так уже полностью, чтобы люди даже на ступеньки не могли попасть. Потому что поручни, которые поставили, мне кажется, все равно не спасут.
Что происходило дальше?
31 мая в Беларуси объявили двухдневный траур. По всей стране приспустили флаги, в Минске приостановили показы фильмов в кино, отменили все культурно-массовые мероприятия. Тогда еще в списках погибших значилось 52 человека, 53-й, Сергей Саладкевич, умер в больнице 11 июня 1999 года. Пострадавших было около 400.
Утром 31 мая состоялось экстренное совещание у президента. Он заявил, что подобную трагедию Беларусь переживает впервые. Лукашенко обратился к белорусскому народу с просьбой стойко перенести это горе и не пытаться искать виновных, так как правоохранительные органы и органы здравоохранения сделали все возможное в первые минуты трагедии.
По его распоряжению создали госкомиссию по расследованию обстоятельств трагедии. Ее возглавил председатель Совета министров Сергей Линг. В состав вошли глава Администрации президента Михаил Мясникович, госсекретарь Совбеза Виктор Шейман, председатель Мингорисполкома Владимир Ермошин, а также руководители правоохранительных органов и Минздрава. Контролировал комиссию генеральный прокурор страны Олег Божелко. Разобраться в причинах и обстоятельствах трагедии комиссия должна была до 10 июня.
В 8:30 Лукашенко приехал к переходу на «Немиге». Он возложил цветы и назвал случившееся страшной и необъяснимой трагедией и подчеркнул, что претензий не может предъявить никому.
«О причинах говорить нечего. Я претензий предъявить ни к кому не могу. Потому что через десять минут после случившегося мне сразу же доложили, — цитировала „Белорусская деловая газета“ Александра Лукашенко в номере за 2 июня 1999 года.
— Все были на месте. За эту ночь, что прошла, я не могу предъявить никому претензий. Что касается мер безопасности, было сделано все, что необходимо. На месте находилась милиция, на месте находилось достаточное количество других войск. Не надо искать, что кто-то напился, что-то не так делали. Даже ни одного человека из погибших мы не обнаружили в состоянии алкогольного опьянения».
Александр Лукашенко заявлял: милиция сделала все, что смогла. Охрану правопорядка на празднике нес специальный отряд ОМОНа в количестве 150 человек. Сотрудники ОМОНа были рассредоточены по периметру и не успели перегруппироваться.
«Все происходило слишком быстро, в течение 10—15 минут. Когда толпа бросилась к метро, дорогу ей преградила жиденькая цепь омоновцев, которая была смята в считанные секунды. Двое сотрудников милиции в результате погибли, — сообщало издание. — Прибывшие позже наряды милиции успели лишь к тому, чтобы вытаскивать трупы и выносить с места трагедии тела пострадавших».
В этот же день при Мингорисполкоме и администрациях районов создали специальные комиссии для помощи пострадавшим. Речь шла о том, чтобы выделить каждой семье погибших 100 млн рублей, а каждому пострадавшему — 30 млн.
Как альтернатива был создан общественный комитет по расследованию трагедии. Инициаторами выступили Лявон Борщевский и Винцук Вячорка.
Весь день к переходу шли люди. Они плакали, несли цветы, свечи, игрушки, крепили к стенам фотографии погибших, писали на стенах слова соболезнования. «Милая сестренка! Прости, что меня не было рядом. Господи! Почему ты забираешь к себе самых лучших?»
«Миша, прости меня. Алеся, и ты прости. Я тебя не удержал…», «Саша, прости, что я не подала тебе руку», «ОМОН, мы сделали все, что смогли». Но самая пронзительная надпись была на листке бумаги: «Не забывай, что 30 мая, не желая того, мы убили тут ни в чем не повинных людей».
«Маша так и умерла стоя, ее просто задавили». Родственники погибших на Немиге о самой жуткой трагедии в истории страны
Трагедия в переходе станции метро «Немига» — одна из самых масштабных в истории современной Беларуси. 53 человека были затоптаны до смерти, более 400 получили ранения, еще сотни — психологические травмы на всю жизнь. За неделю до страшной даты мы запускаем проект «Немига. 20 лет спустя». Все это время на Onliner будут говорить герои того дня — очевидцы, выжившие, медики, правозащитники и многие другие. Сегодня слово родственникам погибших.
Коротко. О чем тут речь
«Здравствуй, Светочка, Анечка, Ниночка», — обнимаются уже немолодые женщины. Мы встречаемся на Кальварийском кладбище, где похоронены их дети. Всего здесь покоятся 6 погибших на Немиге, еще 11 — на Восточном кладбище, 9 — на Чижовском, 3 — на Северном. Остальные 24 человека похоронены не в Минске.
— Вот и Женя наша идет. У нее на Немиге невестка погибла вместе с родной сестрой, а внука Владика успели вытащить, — встречают они подругу с молодым крепким парнем, тем самым Владиком.
— Люба не пришла, хотя хотела, она после операции на консультацию пошла и никак не смогла. Внук Анны Петровны Леша, которого отец из толпы спас, сейчас работает в гимназии, тоже не смог, — подруги усаживаются на лавку недалеко от памятника.
— 30 мая было воскресенье. Было тепло, и мы с друзьями собирались на Вячу. У нас тогда две дочки было — старшая Аня и младша Маша, — но они с нами не поехали. Машу попытались уговорить, но она сказала, что пойдет к бабушке и встретится с подругами. Она взяла роликовые коньки и ушла. Ни о том, что пойдет на Немигу, ни о концерте какой-то группы она не говорила, — вспоминает Нина Инькова.
Наша собеседница — бывшая жена скульптора Михаила Инькова, автора мемориала на Немиге. В подземном переходе в тот день погибла их младшая дочь Маша. Ей на тот момент было 15 лет, она только-только окончила 9-й класс и собиралась сдавать экзамены.
Так и не уговорив дочек, Иньковы уехали на Вячу. Вернулись только под вечер. По дороге заехали в магазин и купили любимый Машин торт «Минский».
— Она обожала этот торт с грибочками, ей нужно было обязательно слизать весь верх, а остальное, мол, ешьте сами, — улыбается женщина. — Дома была старшая дочь Аня и ее парень Арсений. Они смотрели телевизор. Я еще обратила внимание, что стало темно, туча такая черная стояла. Мы сели попить чаю, съели по кусочку торта, больше не стали, оставили Маше.
В девять вечера Нина Степановна забеспокоилась: младшей дочери строго-настрого велели приходить не позже этого времени. Она выглядывала во все окна, ждала. Дочь так и не пришла.
Позвонила свекрови, к которой должна была заходить дочь, та только сказала: что-то случилось на Немиге. Что и как, она не знала. Тогда Иньковы обзвонили Машиных подруг. Одна из них, у которой отец был милиционером, отказывалась говорить до тех пор, пока Маши не будет дома. Ее отец тоже ничего внятного не сказал, только посоветовал обзванивать больницы.
В больницах как заведенные отвечали одно: Иньковой нет. Тогда пара решила ехать искать дочь. Сосед отвез их во вторую больницу. Она в то время находилась напротив оперного театра. Возле входа уже толпились люди, но внутрь их не пускали.
Шел какой-то чиновник в рубашке с коротким рукавом, тоже, видимо, кого-то искал. А знаете, у меня тогда были длинные ногти, и вот этими ногтями я уцепилась ему в руку. Сказала, что не отцеплюсь, пока не пройду дальше.
Их пустили вместе, но Маши в «двойке» не было. Врачи отправили Иньковых в «девятку» на Семашко. Маши не оказалось и там. В «девятке» посоветовали ехать в «десятку», куда тоже отвезли много пострадавших. К часу ночи Иньковы добрались туда. Маши среди выживших не нашли. Медики отправили родителей в морг. По их словам, туда привезли где-то около 40 погибших.
— Морг был с обратной стороны от главного входа. Там уже дежурила милиция, было много людей, но никого из родных не пускали. Говорили, пустят завтра. Иньков пытался уговорить меня поехать домой и приехать утром, но какое же завтра, если мне нужно ребенка найти. Я не знаю, откуда у меня силы взялись, какой бес в меня вселился.
Я взяла два камня и сказала: «Если вы меня не пустите, я буду бить все до тех пор, пока не пройду и не посмотрю». Мне было все равно, заберут меня в милицию или еще куда-то, было на всех плевать. Милиция махнула рукой: «Пропустите эту ненормальную». Меня, мужа и соседа пустили.
По дороге домой у Нины Степановны случилась истерика. Сосед Иньковых гнал с такой скоростью, что несколько раз его останавливали сотрудники ГАИ. Узнав про горе пассажиров, его отпускали без штрафа. Дома на рыдания и крики женщины сбежались соседи. Так о страшной смерти Маши узнал весь дом.
— Уже потом, когда я знакомилась с материалами уголовного дела, а там было 25 томов, я прочитала заключение судмедэксперта. Оказалось, что дочь умерла фактически стоя. Ее сдавили, и она задохнулась, — плачет Нина Степановна. — У нее была сильно сдавлена грудь, но внешне никаких повреждений на теле не было. Знаете, что самое страшное? Она 30 или 40 минут была в коме. Как раз в тот момент, когда их грузили в грузовую машину. Она была еще жива тогда, понимаете, ее можно было спасти.
Машу хоронили на Кальварийском кладбище. Со скандалом и большими трудностями Иньковым и родственникам погибшей Насти Савко дали место недалеко от главного входа.
Маша почти окончила 9-й класс, оставалось только сдать экзамены. Она собиралась выучиться на скульптора, как отец и старшая сестра, которая в то время уже была студенткой Академии искусств. Нина Степановна говорит, что у Маши был талант: она могла за вечер слепить то, что ее старшая сестра делала целый день.
— Маша была не по годам взрослая. Муж мой тогда не работал, учился и собирался поступать в аспирантуру. В семье работала я одна, возила группы в Венгрию, Польшу и так далее. Так вот, когда я уезжала, Маша готовила, выгуливала собаку, поднимала мужа и дочку и убегала учиться, — вздыхает Нина Степановна. — Мы с ней были очень близки. Она мне все-все рассказывала…