пусти погреться страшная история
Впусти, милок, погреться
Зима в этом году оказалась на редкость бесснежной и морозной, а порывы сильного ветра продували любую одежду. Самое разумное, что может сделать человек в такую погоду – не выходить из дома. Так я и поступил этим вечером. Запасясь бутылкой коньяка и черным шоколадом, я засел за компьютером.
Поговаривают, что пить в одиночестве – первый признак грядущего алкоголизма. Смею вас заверить, врут. Человек не может всё время оставаться трезвым, если он не мазохист. Иногда нужно размягчить сознание, чтобы спокойно вспомнить былое и подумать о грядущем. Шумные компании для этого не подходят, в них никто и никогда не оставит тебя один на один со своими мыслями. Для воспоминаний и размышлений необходимо три составляющих: коньяк, одиночество и меланхолия.
Полноценно насладиться ими мне не дал звонок домофона. Неспешной походкой, успевшей стать шаткой от нескольких бокалов коньяка, я поплёлся в прихожую. Более неподходящего времени для своего визита ночной гость выбрать не мог. Сняв трубку домофона, я грубо произнёс:
– Что нужно?
– Впусти, милок, погреться, – ответил мне очень ласковый голос старушки.
Было в этом голосе нечто особо теплое, родное, хорошо знакомое, на какое-то мгновение мне показалось, что я говорю с собственной бабушкой.
– Вы к кому? – поинтересовался я, стараясь говорить как можно вежливее.
– Милок, впусти погреться, – ответил мне всё тот же ласковый голос.
Я включил экран домофона. У двери подъезда стояла старушка, одетая в грязный пуховой платок и старую меховую дублёнку. Платок был когда-то белоснежным, а сейчас полностью бурый с небольшими налипшими на нем комками грязи, под ним шапка на пару размеров меньше, такие обычно носят подростки. Она выглядела абсолютно беспомощной, замерзшей и обреченной умереть от холода, если я не впущу её в подъезд. В моём воображении появилась картинки о том, как дворник утром находит её окоченевшее тело, потом вокруг тела образуется толпа зевак, затем уже я, выводя из дома, вижу мёртвое тело несчастной, всеми брошенной старухи, жизнь которой я мог спасти нажатием одной кнопки.
– Впусти, милок, погреться, – произнёс ласковый, родной голос.
Я, не мешкая, нажал кнопку, открывающую дверь в подъезд.
Степанычу было 62, он был мужиком невысокого роста и обладал добродушным, располагающим к себе характером. За семь лет жизни в этой квартире я никогда не видел его полностью трезвым. Нет, Степаныч не был классическим алкоголиком, всегда выглядел вполне аккуратно, постоянно подрабатывал на разных халтурках и никогда не был замечен валяющимся в отрубе на лужайке. Просто Степаныч пил, пил каждый день и обязательно с утра, будто выполняя какие-то неведомые мне заповеди алкогольного бога. Когда-то я его спросил о причинах его пристрастия. Он рассказал о том, что пьёт хоть понемногу, но почти каждый день вот одиннадцать лет, начиная со дня смерти его жены. Растроганный я был готов выразить самое искрение сочувствие этому человеку, на которое только был способен. Но Степаныч быстро добавил: «Знаешь, я вот думаю, что женщина – первое и единственное творение Сатаны на этой планете. Она выпьет твою кровь, сожрет сердце и высосет мозг через соломинку. Кто же его знает, сколько ты сам будешь пить горькую, вытравливая воспоминания о ней?». Пока я, опешивший, пытался придумать ответ, он быстро скрылся за дверью своей квартиры.
Двумя часами позже, распивая початый мною коньяк у Степаныча, я наконец-то начал приходить в себя.
– Ты, это, прости за окно, – немного смущенно сказал Степаныч.
– Степаныч, ты за что извиняешься-то? Хрен с этим окном, если бы не ты, я бы тут не сидел. Ты прям как Ван Хельсинг, мля.
– Да ладно тебе. Вот когда в деревне с моей женушкой покойной отдыхали, там такие жуткие упырихи среди её местных подруг попадались. Даже если сейчас вспомнить, то кровь в жилах стынет.
– Степаныч, и чё совсем не испугался? – спросил я и осушил свой бокал в пару глотков.
– А чего мне бояться было? Я тридцать лет со сводной сестрой Сатаны в браке прожил.
Когда наступает ночь.
Когда наступает ночь.
Историю эту услышала от знакомых. Но решила немного поэкспериментировать и попробовать написать ее от первого лица. В общем, читайте: история из жизни (я надеюсь!) в какой-никакой литературной обработке…
А вы когда-нибудь боялись ложиться спать? Смотрели ли со страхом на часы, мысленно умоляя их, чтобы ночь никогда не наступала? Зарывались лицом в подушку, мечтая лишь об одном: пусть скорее придет утро? Нет? Тогда вы вряд ли сможете понять меня. Но все же…
Родители всегда говорили мне, что нужно помогать людям. Я согласно кивала и благополучно пропускала их слова мимо ушей. Нет, не потому, что так не считала! Просто в голове было полно других, более важных, мыслей и заповедей. Ах, как же многого я тогда не понимала!
Мне было шестнадцать лет, когда… Когда наступила та памятная зима. Когда ударили морозы, совершенно непривычные для наших краев. Когда в дверь моей квартиры раздался звонок. Я открыла. На пороге стояло нечто, с головой закутанное не то в огромную потрепанную шаль, не то в покрывало. Мне стало страшно. Я хотела захлопнуть дверь, но тут услышала тоненький, дрожащий голосок:
— Доченька, пусти погреться!
На часах уже перевалило за одиннадцать. Родители задерживались в гостях, дома я была одна. Впускать в квартиру незнакомого человека мне совсем не хотелось… Да и вообще, с какой стати!? Почему какая-то грязная нищенка будет греться в моей прихожей? Нет уж, пускай идет к соседям и просит помощи там!
Но я была непреклонна. Не знаю, откуда взялось во мне столько злости, но в тот момент я почему-то не могла сдержать себя…
— Вон отсюда, я сказала!
Следующей ночью я не могла заснуть. Лежала, отвернувшись к стене, и все пыталась отогнать от себя мрачные мысли. В какой-то момент я почувствовала жуткий холод по всему телу. Неведомая сила заставила меня обернуться. В нескольких шагах от моей кровати стояла та самая старушка, укутанная в свой плед. Она не двигалась, не произнесла ни звука. Ее мертвые неподвижные глаза в упор смотрели на меня. Мне захотелось закричать от страха, убежать, но я не смогла сделать этого. Тело отказывалось слушаться, крик словно застыл в горле… Не помню, сколько я пролежала вот так, глядя на нее… Очнулась только под утро будто бы после тяжелого, неприятного сна. Наверное, я и приняла бы это за сон, если б она не явилась ко мне и на следующую ночь… Тогда все повторилось в точности: я снова не могла ни двигаться, ни кричать… С тех пор я не помню такой ночи, чтобы она не приходила к моей кровати. Это продолжается уже несколько лет. Она по-прежнему молчит, а я… Я не знаю, как еще сохранила ясный рассудок…
Каждый день я задаю себе вопрос: а что, если бы я пустила ее тогда? Наверное, все было бы иначе. Она пожила бы еще… Ну, или хотя бы умерла счастливой… Но после каждого дня приходит ночь. Боже, как я боюсь ее наступления!
«Впусти, милок, погреться»
Зима в этом году оказалась на редкость бесснежной и морозной, а порывы сильного ветра продували любую одежду.
Самое разумное, что может сделать человек в такую погоду – не выходить из дома. Так я и поступил этим вечером. Запасясь бутылкой коньяка и черным шоколадом, я засел за компьютером. Поговаривают, что пить в одиночестве – первый признак грядущего алкоголизма. Смею вас заверить, врут. Человек не может всё время оставаться трезвым, если он не мазохист. Иногда нужно размягчить сознание, чтобы спокойно вспомнить былое и подумать о грядущем. Шумные компании для этого не подходят, в них никто и никогда не оставит тебя один на один со своими мыслями. Для воспоминаний и размышлений необходимо три составляющих: коньяк, одиночество и меланхолия.
Полноценно насладиться ими мне не дал звонок домофона. Неспешной походкой, успевшей стать шаткой от нескольких бокалов коньяка, я поплёлся в прихожую. Более неподходящего времени для своего визита ночной гость выбрать не мог. Сняв трубку домофона, я грубо произнёс:
— Что нужно?
— Впусти, милок, погреться, – ответил мне очень ласковый голос старушки. Было в этом голосе нечто особо теплое, родное, хорошо знакомое, на какое-то мгновение мне показалось, что я говорю с собственной бабушкой.
— Вы к кому? – поинтересовался я, стараясь говорить как можно вежливее.
— Милок, впусти погреться, – ответил мне всё тот же ласковый голос.
Я включил экран домофона. У двери подъезда стояла старушка, одетая в грязный пуховой платок и старую меховую дублёнку, платок был когда-то белоснежным, а сейчас полностью бурый с небольшими налипшими на нем комками грязи, под ним шапка на пару размеров меньше, такие обычно носят подростки. Она выглядела абсолютно беспомощной, замерзшей и обреченной умереть от холода, если я не впущу её в подъезд. В моём воображении появились картинки, как дворник утром находит её окоченевшее тело, потом вокруг тела образуется толпа зевак, затем уже я, выходя из дома, вижу мёртвое тело несчастной, всеми брошенной старухи, жизнь которой я мог спасти нажатием одной кнопки.
— Впусти, милок, погреться, – произнёс ласковый, родной голос.
Я не мешкая нажал кнопку, открывающую дверь в подъезд.
Продолжать пить мне полностью расхотелось. Порывшись двадцать минут на кухне, я нашел банку с растворимым кофе. Банка конечно же была на столе, прямо перед глазами. Ну где же ещё может быть вещь, которую долго ищешь? Включив газовую плиту на максимум, я направился набирать чайник. Раздался дверной звонок. Да уж, сегодня ночь визитов.
Заглянув в глазок, я увидел ту же самую старушку, которую недавно впустил в дом.
— Впусти, милок, погреться, – произнес невероятно ласковый, самый родной и близкий голос. А в голове вновь появились картинки, как я утром направляюсь в магазин и нахожу прямо перед своей дверью тело несчастной старой женщины. Тело женщины, которую я бы мог спасти, не будь я такой эгоистичной мразью, мне всего лишь нужно было впустить в её квартиру. Волны раскаяния накатили на меня, а на глазах выступили слёзы.
— Милок, впусти погреться, – произнес самый родной голос на свете, оборвав моё видение.
Поворачивая дверной замок, я был полностью уверен, что открываю дверь СВОЕЙ бабушке, тело которой я найду утром прямиком у двери, если не впущу сейчас.
Моя рука замерла, когда замок был уже наполовину открыт, а в душе зародилось очень нехорошее предчувствие, которое мой разум, отуманенный коньяком, не мог осмыслить. В происходящем было что-то абсолютно неправильное. Повернув замок в исходное положение, я отшатнулся от двери. Ко мне начало возвращаться ощущение реальности. Я вспомнил, что моя бабушка умерла, когда мне было 11 лет, а впустить себя в квартиру просит абсолютно незнакомая женщина.
— Впусти, милок, погреться, – вновь произнес такой же ласковый и родной голос. Но на это раз ничего кроме возрастающей тревоги он не вызвал.
Так и не решившись открыть или отойти от двери, я стоял возле неё уже 15 минут, а просьбы всё звучали и звучали. Тон голоса оставался всё таким же ласковым, что не на шутку пугало. Человек не может стоять под дверью 15 минут и просить его впустить, ни разу не изменив интонацию, нечем не выдав своё раздражение, так не бывает.
На 100% уверенный в том, что никогда не открою старушке дверь, я, наконец, решился взглянуть в дверной глазок.
Поношенные кирзовые сапоги, меховая дублёнка и пуховой платок с налипшей на нём грязью. Только теперь из платка торчала длинная, как у лисы, морда с кроваво-красными глазами и рядом острых клыков.
— Впусти, милок, погреться, – прозвучало у меня в голове, при этом морда не двигала челюстями, лишь хищно оскалилась, зная, что я смотрю на неё.
— Иди на хрен! – неожиданно для самого себя прокричал я, не отрываясь от глазка.
Тварь издала утробное рычание и кинулась усердно молодить дверь большими когтистыми лапами.
Несмотря на громкое рычание и удары по двери, до меня донеслись звуки древнего лифта, который неспешно поднимался на мой последний этаж. Так, на лестничной клетке живёт три человека: я, Степаныч и молодая миниатюрная шатенка, которая недавно переехала в квартиру напротив. Как же её правильно описать? Она была красивая, даже очень, конечно, красивых девушек тысячи и тысячи, но её среди них выделяло то, что при её появлении вокруг будто становилось больше света и тепла.
Лифт остановился. Раздался звук открывающихся массивных дверей.
— Святая б**дь! Что за х**ня!? – прокричал чей-то хриплый голос.
Наверное, даже миниатюрные шатенки матерятся и иногда у них бывают хриплые голоса, наверное, но вот не узнать фирменную манеру речи Степаныча я не мог.
Степанычу было 62, он был мужиком невысокого роста и обладал добродушным, располагающим к себе характером, за семь лет жизни в этой квартире я никогда не видел его полностью трезвым. Нет, Степаныч не был классическим алкоголиком, всегда выглядел вполне аккуратно, постоянно подрабатывал на разных халтурках и никогда не был замечен валяющимся в отрубе на лужайке. Просто Степаныч пил, пил каждый день и обязательно с утра, будто выполняя какие-то неведомые мне заповеди алкогольного бога. Когда-то я его спросил о причинах его пристрастия. Он рассказал о том, что пьёт хоть понемногу, но почти каждый день вот одиннадцать лет, начиная со дня смерти его жены. Растроганный, я был готов выразить самое искрение сочувствие этому человеку, на которое только был способен. Но Степаныч быстро добавил: «Знаешь, я вот думаю, что женщина первое и единственное творение Сатаны на этой планете. Она выпьет твою кровь, сожрет сердце и высосет мозг через соломинку. Кто же его знает, сколько ты сам будешь пить горькую, вытравливая воспоминания о ней?». Пока я, опешив, пытался придумать ответ, он быстро скрылся за дверью своей квартиры.
Выстрел. В ушах зазвенело. Я открыл глаза. Тварь стояла у зажженной газовой плиты с дырой в животе, а на пороге кухни стоял Степаныч с обрезом. Следующий выстрел закинул тварь на зажженную конфорку плиты, пуховой платок и дубленка из дешевого синтетического меха вспыхнули как факел. Оно с громким визгом начало носиться по кухне. Степаныч не мешкал, прикладом разбив окно, он двумя выстрелами в упор отправил пылающую тварь в свободное падение с одиннадцатого этажа.
— Ну что, согрелась!? – в состоянии полнейшего шока произнес я, глядя, как тварь летит вниз.
Двумя часами позже, распивая початый мною коньяк у Степаныча, я наконец-то начал приходить в себя.
— Ты это, прости за окно, – немного смущенно сказал Степаныч.
— Степаныч, ты за что извиняешься-то? Хрен с этим окном, если бы не ты, я бы тут не сидел. Ты прям как Ван Хельсинг, мля.
— Да ладно тебе. Вот когда в деревне с моей женушкой покойной отдыхали, там такие жуткие упырихи среди её местных подруг попадались. Даже если сейчас вспомнить, то кровь в жилах стынет.
— Степаныч, и чё, совсем не испугался? – спросил я и осушил свой бокал в пару глотков.
— А чего мне бояться было? Я тридцать лет со сводной сестрой Сатаны в браке прожил. Чего уж бояться?
Незнакомка
История эта произошла в 90-е гг. Обычная семья в частном доме – муж с женой, и двое детей. В тот вечер муж был на дежурстве в воинской части. Дети – мальчик и девочка, возились на полу, играя с котенком, их мама, Аня, коротала время за вязанием и просмотром какого-то сериала. Было около десяти вечера, когда в дверь дома кто-то постучал.
Аня была медсестрой, и не редко соседи обращались с просьбами – кому давление измерить, кому укол поставить, случалось, заглядывали и на ночь глядя. В этом не было ничего удивительного, кроме одного: собака во дворе, Туман, обычно встречал гостей заливистым лаем, теперь его не было слышно. Это было довольно странно.
На крыльце стояла незнакомая девушка, которая, не смотря на крепкие морозы, была одета в длинный осенний плащ, из-под которого было видно темное платье, похоже, тоже не для зимы. На нищенку девушка не походила. Она была выше хозяйки, стройная, можно было даже назвать ее красивой, если бы не какая-то не естественная бледность красивого лица с тонкими чертами. Длинные черные волосы подчеркивали это.
-Вам кого?— Спросила Аня.
-Я на поезд опоздала, на улице холодно, пустите погреться.— Произнесла незнакомка красивым мелодичным голосом.
В принципе такое могло быть вполне, электричка ушла минут двадцать назад. Вот только почему просится погреться в доме чужих людей? Если в гости приехала к кому – логичнее вернутся к этим людям, а если нет – то остаться на вокзале в зале ожидания, дождаться ночную электричку через два часа…
Ее взгляд остановился на детях, которые выглянули в коридор, и в темных глазах гостьи заблестел на миг какой-то огонек, от которого Ане стало не по себе. Хотя странно, что ей могла сделать хрупкая с виду девушка, все же не здоровый мужик. Чувство страха усиливало то, что Туман, который не боялся никого и ничего, теперь жалобно скулил в будке. Что так напугало большого сторожевого пса? Учитывая это, молодая женщина решила не впускать в дом нежданную визитершу.
-Нет, я вас не впущу.— Твердо произнесла Анна, собираясь захлопнуть дверь. Но от девушки оказалось не просто отделаться.
-Нет, уходите.— Твердо произнесла Аня.— Идите греться на вокзал в зале ожидания, там тепло.
Лицо незнакомки исказила злоба, и хозяйка поспешила захлопнуть дверь, и запереть ее изнутри. Аня занялась домашними делами, стараясь отогнать от себя впечатления от нежданной гостьи, но история на этом не закончилась.