принцип альтернативности в истории опирается на

Альтернативность в истории

А. обращена не только к изучению прошлого. В особенности она значима для понимания переломных эпох, когда общественные отношения еще не устоялись и существуют различные возможности тех или иных их поворотов. В такой эпохе живет постперестроечная Россия. В современной российской действительности присутствуют, по крайней мере, четыре возможности ее трансформации: 1) утверждение рыночной экономики в ее чистом варианте, без всякого вмешательства государства; 2) реставрация плановой экономики и присущих ей социально-политических ценностей; 3) т. н. консервативный путь, акцентирующий необходимость модернизации страны; 4) смешанная экономика, основывающаяся на социал-демократических ценностях. Каждая из этих альтернатив коренится в объективных и субъективных условиях жизни российского общества. Каждая имеет своих идеологов, организаторов, сторонников, партийно-политические объединения, и свои шансы на победу. В их противостоянии вершится новейшая история, чей переломный этап может продлиться несколько десятилетий. Так определяется научно-познавательное и практически-политическое значение категории «альтернативность».

Определение понятия цитируется по изд.: Теория и методология исторической науки. Терминологический словарь. Отв. ред. А.О. Чубарьян. [М.], 2014, с. 12.

Бородкин Л. И. История, альтернативность и теория хаоса// Одиссей. Человек в истории. История в сослагательном наклонении? М., 2000; Волобуев П. В. Выбор путей общественного развития: теория, история, современность. М., 1987; Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд. Т. 21, особ. С. 91; Там же. Т. 25. Ч. II, особ. С. 354; Могильницкий Б. Г. Введение в методологию истории. М., 1989.

Источник

Всемирная история

Принципы изучения исторических данных

Объективность исторического познания обеспечивается и научными принципами. Принцип можно рассматривать как основное правило, которое необходимо соблюдать при изучении всех явлений и событий в истории. Основными научными принципами являются следующие.

Принцип историзма требует рассмотрения всех исторических фактов, явлений и событий в соответствии с конкретно-исторической обстановкой, в их взаимосвязи и взаимообусловленности. Всякое историческое явление следует изучать в развитии: как оно возникло, какие этапы в своем развитии прошло, чем, в конечном счете, стало. Нельзя рассматривать событие или личность одновременно или абстрактно, вне временных позиций.

Принцип объективности предполагает опору на факты в их истинном содержании, не искаженные и не подогнанные под схему. Этот принцип требует рассматривать каждое явление в его многогранности и противоречивости, в совокупности как положительных, так и отрицательных сторон. Главное в обеспечении принципа объективности – личность историка: его теоретические взгляды, культура методологии, профессиональное мастерство и честность.

Принцип социального подхода предполагает рассмотрение историко-экономических процессов с учетом социальных интересов различных слоев населения, различных форм их проявления в обществе. Этот принцип (еще его называют принципом классового, партийного подхода) обязывает соотносить интересы классовые и узкогрупповые с общечеловеческими, учитывая субъективный момент в практической деятельности правительств, партий, личностей.

Принцип альтернативности определяет степень вероятности осуществления того или иного события, явления, процесса на основе анализа объективных реальностей и возможностей. Признание исторической альтернативности позволяет по-новому оценить путь каждой страны, увидеть неиспользованные возможности процесса, извлечь уроки на будущее.

Только при соблюдении и сочетании всех принципов и методов познания могут быть обеспечены строгая научность и достоверность в изучении исторического прошлого.

Источник

§ 5. Альтернативность в истории

Незапрограммированность исторического процесса, присут­ствие в нем случайности, а главное — многообразная деятель­ность человека обусловливают его многовариантность. Мате­риалистическое понимание истории не имеет ничего общего с вульгарными прогрессистскими представлениями об истори­ческом процессе как безостановочном однолинейном поступа­тельном движении. 29 Гуревич А. Я. Об исторической закономерности //Философские проблемы исторической науки. М., 1969. С. 77.

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 2. С 91.

Эта многокрасочность, многовариантность истории порож­дает одну из важнейших методологических проблем историче­ской науки — проблему альтернативности исторического разви­тия, рассмотрение которой имеет существенное значение для более глубокого понимания природы и характера историче­ской закономерности.

Альтернативность истории означает существование в каждый данный момент различных, в том числе и прямо ис­ключающих друг друга, возможностей дальнейшего разви­тия общества, каждая из которых может превратиться в дей­ствительность, быть реализованной в исторической практике людей. Эти возможности мы и обозначаем как тенденции-аль­тернативы.

Представление об альтернативности исторического развития очень широко распространено в современной буржуазной исто­риографии. Исходя из признания решающей роли случайности в истории, буржуазные теоретики утверждают возможность одновременного существования любого числа самых различных альтернатив, каждая из которых имеет равные шансы реализа­ции в исторической действительности, ибо, по их убеждению, все зависит от непредвиденного случая, способного радикально изменить весь ход истории.

Любопытный опыт такого альтернативного прочтения истории предпринял один из крупнейших английских истори­ков XX в. А. Тойнби. Как известно, Александр Македонский умер в июне 323 г. до н. э. в разгар своих завоевательных похо­дов в возрасте 33 лет, вскоре после чего созданная им огром­ная империя быстро распалась. Исходным пунктом рассужде­ний Тойнби явилась посылка, что Александру удалось справить­ся с болезнью и он прожил еще 36 лет, продолжая свои завоева­ния. В их результате возникла громадная держава, включаю­щая в себя все страны Средиземноморья и Передней Азии, Индию, Китай. Так было осуществлено политическое единство мира, которое дополнялось его культурным объединением на основе модифицированного „лучшими умами Эллады» буд­дизма. Пока Александр предавался завоеваниям, его министры создали совершенную систему государственного управления, которая легко пережила незначительные беспорядки, вспых­нувшие после смерти полководца в 287 г. до н. э., и стала осно­вой последующего расцвета мировой державы, в которой гармо­нично слились Запад и Восток.

Яркими красками рисует английский ученый этот расцвет. Он пишет о блестящем прогрессе науки, которым человечество обязано младшему сыну македонского полководца Птолемея,

52ставшему основателем и первым ректором университета в Александрии. Этот прогресс спустя три столетия привел к изобретению „александрийским профессором Героном» паровой машины, преобразившей все общество. При этом, подчеркивает ученый, огромную роль сыграл Александр XIII, „внедривший изобретение теоретика Герона в промышленность». „Первым и непревзойденным министром здравоохранения» мировой державы стал Ашока.

Едва ли эта модель заслуживает серьезной критики, тем более что и сам Тойнби, по-видимому, относился к ней с легкой иронией. Но она интересна как логическое завершение представ­лений об абсолютной альтернативности, когда весь ход истори­ческого развития отдается на волю слепого случая, а демиур­гом, творцом истории провозглашается отдельная личность.

Исторический процесс является инвариантным в своей глав­ной тенденции, рассматриваемой во всемирно-историческом масштабе и выражающейся в неодолимости экономического и социального прогресса человеческого общества. Однако эта

32 Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 205.

тенденция не реализуется автоматически, по мере достижения обществом определенного уровня развития производительных сил, а пробивает себе дорогу в острой борьбе с тенденциями противоположного порядка. Причем если во всемирно-истори­ческом плане представляется возможным говорить о поступа­тельном экономическом и социальном развитии как законе истории, то это отнюдь не означает, что в каждом данном случае (в конкретных условиях места и времени) обязательно торже­ствует прогресс. Истории известны многочисленные факты дли­тельного социального-экономического регресса и даже гибели

Следовательно, историческая альтернативность в марксист­ском ее понимании является объективной категорией. Историк-марксист не конструирует бесконечное количество альтернатив по принципу „могло быть и так», а обнаруживает их в реальной действительности с целью ее более глубокого и разносторонне­го познания.

Существование в историческом процессе противоположных объективных тенденций-альтернатив объясняется его внутрен­ней противоречивостью. В реальной исторической действитель­ности одновременно существуют и противоборствуют различ­ные экономические и социальные структуры, порождающие соответствующие им различные альтернативы будущего разви­тия. Но эти же структуры определяют и границы альтернативно­сти в истории.

Иными словами, в исторической действительности суще­ствуют лишь такие альтернативы ее развития, которые выте­кают из объективных условий жизни общества. Альтернативой феодализму, например, в ранее средневековье не мог быть ка­питалистический строй, так как в раннесредневековой действи­тельности отсутствовали такие социальные и экономические

S5структуры, которые могли породить буржуазные отношения. Зато в этой действительности существовали первобытнообщин­ный и рабовладельческий уклады, порождавшие соответствую­щие тенденции в историческом развитии европейского общества. В противоборстве этих трех тенденций-альтернатив (первобыт­нообщинной, рабовладельческой и феодальной) и формиро­вался облик средневековой Европы.

Мы знаем, что в конечном итоге победила феодальная альтернатива: в Европе восторжествовал феодальный способ производства (хотя и далеко не сразу — феодальная альтернати­ва окончательно побеждает здесь только в X—XI вв.). Но в раз­ных ее регионах феодальные отношения характеризовались заметным своеобразием. Понять же это своеобразие можно лишь с учетом специфического соотношения указанных тенден­ций и соответствующих им укладов в различных частях Европы. Например, замедленность феодального развития в Северной Европе объясняется сильными позициями, которые долго сохранял здесь первобытнообщинный уклад. Коренившаяся в нем тенденция-альтернатива хотя и не возобладала, но благода­ря устойчивости вызвавших ее к жизни структур смогла ока­зать значительное влияние на утверждавшиеся здесь феодаль­ные отношения, в определенной мере деформируя их. Еще более своеобразный характер феодальные отношения приобретают за пределами Европы. Объяснить их можно лишь в свете пред­ставления об альтернативности исторического развития.

Приведенные примеры показательны и в другом отношении. Нередко побежденная альтернатива не исчезает бесследно, но накладывает более или менее существенный отпечаток на побе­дившую тенденцию общественного развития. Именно так и обстояло дело со многими разновидностями феодализма, вос­принявшими в разной степени значительные элементы пред­шествовавших общественных отношений, прежде всего общин­ную организацию, причем не в виде „пережитка», а в качестве необходимого структурного элемента нового общественного строя.

Разумеется, не только феодализм характеризуется много­образием своих конкретных форм. В разной мере такое мно­гообразие присуще любой общественно-экономической форма­ции. Как отмечал К. Маркс, „. один и тот же экономический базис — один и тот же со стороны основных условий — благода­ря бесконечно разнообразным эмпирическим обстоятельствам, естественным условиям, расовым отношениям, действующим извне историческим влияниям и т. д. — может обнаруживать в своем проявлении бесконечные вариации и градации, которые

Эти „бесконечные вариации и градации», воплощающие конкретные исторические закономерности, и составляют пред­мет изучения истории как науки. Ведь она имеет дело не с фор­мациями вообще, а с конкретными закономерностями, которые складываются, конечно, в рамках определенной формации, но никогда не выражают ее в „чистом» виде. В сущности, вся­кая историческая закономерность и выступает конкретным результатом противоборства альтернатив, выражающих различ­ные тенденции в развитии данной формации, порождаемые теми бесконечно разнообразными эмпирическими обстоятель­ствами, о которых писал К. Маркс. Различный же исход этого противоборства в каждом конкретном случае и определяет во многом „многоцветность» истории.

Вследствие этого большое научное значение приобретает вопрос о факторах и условиях, обеспечивающих победу той или иной тенденции-альтернативы и, следовательно, утверждение определенной конкретной закономерности как реализованной исторической возможности. Сложность ответа на этот вопрос связана с тем, что победа какой-либо одной из противоборствую­щих тенденций-альтернатив не запрограммирована в истори­ческом процессе. Она всегда выступает как результат сложного взаимодействия объективного и субъективного факторов, их определенной комбинации, складывающейся в ходе раз­личных форм деятельности людей. Было бы при этом упроще­нием полагать, что необходимо побеждает тенденция, в наиболь­шей степени отвечающая назревшим потребностям развития общества. Нередко происходит наоборот. Достаточно вспомнить победу фашизма в Италии и Германии или военно-фашистскую диктатуру в Чили.

Очевидно, что ответ на вопрос о причинах победы той или иной альтернативы нельзя искать исключительно в сфере разви­тия производительных сил общества или демографических, национальных, религиозных и других факторов. Чтобы убедить­ся в этом, достаточно обратиться к современной политической картине в Латинской Америке. Примерно одинаковый уровень развития производительных сил породил здесь многообразие политических и социальных форм, которые в свою очередь никак не сводятся к национальным, религиозным, демографи­ческим и тому подобным различиям. Следовательно, для того, чтобы понять, почему в Латинской Америке наряду с. социа-

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 25. Ч. II. С. 354.

57листической Кубой существуют страны с диктаторскими режи­мами фашистского толка, а между этими полюсами — множе­ство переходных форм, необходимо искать причины иного порядка.

Эти причины лежат в сфере действия субъективного факто­ра. Подобно тому как не существует исторической закономер­ности вне прямой деятельности масс, классов, партий, отдель­ных личностей, так и эта деятельность оказывает решающее влияние на торжество той или иной исторической альтернативы, превращая, таким образом, возможность определенного ряда событий, составляющих данную историческую закономерность, в действительность.

Но это означает, что проблема альтернативности в истории является проблемой непосредственного политического действия, вследствие чего она имеет далеко не одно только научное зна­чение. Изучение обстоятельств, оказывающих решающее влияние на реализацию в исторической действительности той или иной объективной возможности, играет не менее важную роль в сфе­ре практической политики, что определяет особую актуальность рассматриваемой проблемы.

Источник

Понятие и сущность альтернативности в историческом процессе

Альтернативность развития событий в историческом прошлом является не только аналитическим ходом мысли и исторической рефлексией, но и обозначает особые конкретно-исторические явления. Идея альтернативности играла важную роль в развитии советской методологии истории, эта важность остаётся актуальной и в современный период. Главной особенностью изучения проблемы альтернативности является её междисциплинарный характер, требующий синтеза самых различных концепций и методов и глубокой методологической рефлексии.

Проблема альтернативности исторического развития неотделима от проблем социальной модернизации. От оценок исторического выбора прошлого в историческом сознании современников, зависит их поиск вариантов будущего развития. Очевидно, также, что модернизационные процессы в политике, экономике, культуре в целом влияют на изменения и теоретических подходов и языков историописания, продуцирующих саму проблему альтернативности в истории.

Изучение проблемы альтернативности требует обращения к нетрадиционным подходам. При создании систематизированной теоретической базы изучения альтернативности истории наиболее важными для методологического анализа явились категории «свобода воли», «историческая случайность», «историческая возможность», «историческая вероятность», а также анализ проблемы соотношения выбора историка и выбора субъектов исторической деятельности.

Аргумент, что «всё в истории могло быть только так, как и было», не имеет сколько-либо веских оснований и чаще всего является заблуждением или непониманием существа проблемы. Использование идей антиномизма И. Канта показало равнодоказуемость тезиса и антитезиса антиномии свободы и необходимости. Последовательное понимание позитивистского абсолютного детерминизма, в свою очередь, показало равнонедоказуемость этих тезисов. Выводы, сделанные в рамках философской традиции интуитивизма А. Бергсона, Н.О. Лосского, С.А. Левицкого и экзистенциализма в лице С. Киркьегора, М. Хайдеггера, Ж.П. Сартра доказывают сущностную первичность человеческой воли в актах выбора альтернатив действий.

Результатом поиска связи метафизических смыслов свободы воли и её конкретно-исторического изучения стал вывод, о том, что индикатором свободы воли могут служить колебания субъекта выбора между равноценными в его восприятии альтернативами своего поведения. Поэтому исследование исторических альтернатив необходимо начинать с изучения сомнений при принятии решений субъектами исторического действия, со споров между людьми, преследующими одинаковые цели, их сожалений о сделанном. На свободу воли влияет скорость развития событий. В сознании субъекта в момент неизбежности действия может перевесить ценность той альтернативы, которая в действительности оказывается невыгодной и вредной для этого субъекта. Но невыгодность и вредность часто можно оценить только после того, как альтернатива реализовалась. Именно такие закономерности порождают понятие «исторической ошибки» и мотивы «суда над прошлым» в историческом исследовании.

При поиске определения понятия «историческая возможность» достаточно функциональным для использования в эмпирическом конкретно-историческом исследовании является следующее определение: возможность – это такое состояние (или такая ситуация), когда имеется одна часть детерминирующих факторов, но отсутствует другая их часть. Имеющуюся часть детерминирующих факторов можно определить как условия, благоприятствующие реализации возможности, а отсутствующую часть опосредованно установить через реально существующие условия, которые не благоприятствуют или препятствуют реализации возможности. В классификации исторических возможностей были рассмотрены обратимые и необратимые возможности. Обратимость может быть формальной, абстрактной и конкретной. Обратимость и необратимость – две диалектически неразрывно связанные характеристики для каждой конкретной исторической возможности. Обратимость победы одних социальных сил и тенденций, одновременно может означать необратимость сохранения преимуществ и превосходства противостоящих социальных сил и тенденций. Историческая обратимость порождает новую альтернативность новых событий, а не сохраняет изначальную безальтернативность прежних событий.

Историческая возможность не существует вне исторического сознания. В связи с этим при изучении исторических альтернатив прошлого первостепенное значение приобретает анализ соотношения выбора историка и выбора субъектов исторической деятельности. В качестве исторических альтернатив должны рассматриваться не наши модели «переделанного» прошлого, а варианты действия, которые моделировали в своих намерениях и желаниях исторические деятели или люди, составлявшие социальные группы. Исследовательское поле при изучении исторических альтернатив будет представлять собой пересечение этих вариантов действий, то есть то, как планировали действовать одни индивиды, при условии определённых действий, планируемых другими индивидами или их группами. Если мы не в состоянии установить из-за недостатка источников, что представляла собой вышеуказанное пересечение вариантов планируемых действий, то допустимо исходить из правдоподобности гипотез относительно желаний и поведения субъектов исторической деятельности. Правдоподобность таких гипотез связана в частности с учётом времени, когда о возможности и вероятности событий, рассматриваемых в качестве альтернатив, преждевременно выносить суждения. Преждевременность связана с тем, что не существует субъектов выбора изучаемой альтернативы, либо эти субъекты ещё не рассматривали анализируемые историком исторические возможности в качестве альтернатив своих действий. В правдоподобных гипотезах историк также не рассчитывает на то, что участники исторических событий станут принимать только оптимально верные решения, так как людям всегда свойственно в чём-то ошибаться из-за недостатка информации и из-за иррациональных мотивов поведения. Будет ошибочным также пытаться судить о мотивах поведения людей исторического прошлого, беря за основу мотивы поведения современных людей. Чтобы избежать этого необходимо по мере возможности восстанавливать ментальность эпохи, в которой развёртывалась та или иная историческая альтернатива.

При изучении соотношения выбора историка и выбора субъектов исторической деятельности в контрфактическом моделировании установлено, что в большинстве гипотетических допущений в контрфактической модели истории, как правило, будут нарушаться несколько взаимосвязанных принципов системного анализа: целостность, эмерджентность и открытость систем. Построить адекватную модель несостоявшейся истории невозможно ни математическими методами (из-за недоопределения всех переменных), ни литературно-художественными приёмами (из-за того, что контекст причинно-следственных связей в исторической ситуации разрушается требованиями развития литературного сюжета по авторскому замыслу). Однако контрфактическое моделирование имеет определённую научную значимость и практическую продуктивность. Они состоят в освобождении от историографических штампов и стимулировании аналитического подхода к описательным историческим данным. Тем не менее, обращаться к несостоявшейся истории нерационально, если не в полной мере изучена состоявшаяся история. Изучение альтернативности исторического развития в пределах состоявшейся истории подразумевает изучение исторических вероятностей.

С точки зрения обыденной логики (здравого смысла): чем больше благоприятствующих факторов, и меньше препятствующих, тем вероятнее событие. Этой логикой осознанно или неосознанно руководствуется каждый историк. Но более перспективным представляется включение элементов математической логики в обыденную логику. Такое включение продиктовано следующими соображениями. Если в повседневной жизни мы имеем дело с непрерывно меняющимся потоком информации о событиях и с возможностью влиять на события, то от исторического прошлого сохранилась уже неизменяемая статичная информацию о событиях, на которые мы уже не сможем повлиять. Поэтому мы можем формализовать данную информацию и производить над ней логические операции, не опасаясь, что внешние силы нарушат логику этих операций.

Для вычисления математической вероятности каких-либо элементарных событий базовым является принцип, что вероятность вычисляется при равности всех прочих неучитываемых условий данных событий. Для исторических событий мы заведомо предполагаем, что условия реализации разных возможностей скорее всего нельзя считать равными. Аналогам принципа «при прочих равных условиях» для нашей методики предлагается считать принцип: «вероятность устанавливается при данном объёме известной информации». Основой для такого принципа послужило то, что мы не можем предугадать, приведёт ли открытие новых источников или применение новых методов анализа источников к увеличению количества известных благоприятствующих исторической альтернативе факторов или, напротив, к увеличению количества известных препятствующих факторов.

Сразу оговоримся, что вычисление вероятности в предлагаемой методике не столько цель, сколько средство построения систематизированной картины исторической ситуации.

На первом этапе построения вероятностной картины исторической ситуации предлагается использовать классическую или элементарную концепция вероятности. Прежде всего, необходимо установить конкретно-историческое содержание и количество событий благоприятствовавших и событий препятствовавших осуществлению какой-либо исторической альтернативы. Соотношение благоприятствовавших и препятствовавших факторов сравнивается отдельно для разных уровней исторической масштабности.

Границы между уровнями должны быть размыты. В каждом конкретном спорном случае, при решении к какому уровню отнести то или иное событие, по-видимому, стоит учитывать размеры влияния на все остальные события.

Важно подчеркнуть, что присвоение событию статуса исторического или неисторического не зависит от его масштабности, а только от того, включено ли это событие в деятельность и духовный мир человека.

Для каждого уровня исторической масштабности вычисляется вероятность осуществления исторической альтернативы, в случае решающего влияния на это осуществление событий именно данной масштабности. Вероятность вычисляется как отношения суммы благоприятствующих факторов к сложению всех учитываемых факторов. По соображениям корректности нулю может быть равно только одновременно и количество благоприятствующих, и количество препятствующих факторов, но не одно из них в отдельности. Произведение вероятностей для всех уровней исторической масштабности означает вероятность того, что все перечисленные события могли бы совместно произвести решающее влияние на реализацию исторической альтернативы. Эта вероятность будет мала, так как главное решающее влияние, делающее альтернативу либо неизбежной, либо невозможной, оказывают, скорее всего, события какого-то одного уровня исторической масштабности.

Сравнение всех полученных вероятностей даст информацию об общей вероятности осуществления исторической возможности. Чем больше вероятностей, близких к единице, тем больше общая вероятность осуществления исторической возможности.

Обращение к концепциям вероятностной логики необходимо потому, что историк, рассуждая о возможном, невозможном или неизбежном, неявно и иногда неосознанно использует процедуры некоей вероятностной логики. Эти процедуры можно сделать явными с целью усовершенствовать их, либо доказать их неправомерность применительно к изучению истории. Деконструкция вероятностной логики в историческом познании позволяет выявить несколько типов исторической вероятности.

Частотная (статистическая) вероятность связана с повторяемостью в истории. Эта повторяемость может проявляться, в том, что процессы, происходящие в одной стране, повторяют и подтверждают то, что происходит в другой стране, а также в том, что процессы, происходившие в прошлом, могут нести информацию об аналогичных процессах происходивших позднее. Использовать частоту повторяемости однотипных исторических событий в разных регионах и социальных системах при вычислении вероятности исторического события мы будем иметь основания, если примем постулат о том, что человечество – это единая система. В этом, и только в этом случае корректно будет рассматривать повторение в историческом прошлом как одинаковые «исходы» для разных «испытаний» с одним и тем же объектом. Если же мы примем положение, что каждая цивилизация или этнос – это независимые системы, имеющие свои особые закономерности развития, то о повторяемости в истории можно будет говорить только как о цикличности в пределах одной цивилизации, этноса или государства. При рассмотрении повторяемости в истории следует учитывать, что в социальном познании практически невозможно использовать строгую аналогию, которая требует точного совпадения сравниваемых признаков и независимости признаков от специфики сравниваемых объектов. Поэтому историку в поиске аналогичных исторических альтернатив приходится ограничиваться нестрогой аналогией.

Статистические законы, не показывая необходимости возникновения объясняемого события, не могут объяснить и того, почему произошло именно это событие, а не какое-либо иное. Восполнить эти недостатки может индуктивная вероятность гипотез или степень их доказательности и подтверждаемости. Индуктивная вероятность интерпретируется как степень разумной субъективной уверенности. Использование индуктивной вероятности в связано с использованием при объяснении событий априорных «нормативных», «обобщающих» и «охватывающих» социологических и исторических закономерностей. Недостатком является то, что использование индуктивно-статистических закономерностей предполагает возможность неограниченного увеличения длины ряда повторяющихся исходов, в то время как повторяемость типически схожих исторических явлений и событий имеет ограниченные эпохальные рамки и хронологически фиксирована. В ходе анализа частотного понимания исторической вероятности было доказано, что она может иметь нелинейный характер, то есть увеличение числа повторений аналогичных исторических событий может привести к уменьшению вероятности следующего повторения.

В частотном и индуктивном подходах к вероятности не предусматривается изменение величины вероятности одного и того же события во времени в зависимости от изменения условий. Этот недостаток преодолевается в использовании классического определения вероятности. Особенностью изменения во времени вероятности исторической возможности часто является её нелинейный характер. Иногда, чем больше вероятность события в начале альтернативной ситуации, тем меньше она может быть в конце и наоборот.

Такое положение вещей обусловлено спецификой исторической вероятности. Субъекты исторического действия сами оценивают шансы достижения своих целей. С этой точки зрения начало и завершение альтернативной исторической ситуации, допустимо сравнить с началом и исходом испытания, в котором объект над которым производится испытание, одновременно является «измерительным прибором», измеряющим вероятность альтернативных исходов собственных превращений.

При установлении силы влияния одного события на другое встаёт проблема ценностного измерения событий. Ценностное измерение исторических событий опосредуется полнотой информации о них, правдоподобностью и убедительностью объяснения влияния каких-либо условий на изучаемую историческую возможность. Степень уверенности субъекта в осуществлении события характеризует субъективная вероятность. Учёт субъективной вероятности должен быть направлен на изучение лакун в описании прошлого. В связи с этим поставлена задача создания карт плотности известной информации для пространственно-временных точек и причинно-следственных цепочек исторического прошлого.

Обращение к теории нечётких множеств и лингвистических переменных (Л. Заде) позволило сделать вывод, что конкретно-историческое событие может быть описано только как нечёткое размытое множество мелких событий. При этом количественная обработка исторической информации и результаты этой обработки могут и должны описываться на естественном литературном, но строго структурированном языке.

Обращение к теории марковских процессов (А. А. Марков) показало, что историк может неосознанно руководствоваться немарковской логикой, если будет рассуждать о прямой причинной связи между событиями, далеко отстоящими друг по времени. Опровергнуто предположение о продуктивности использования в историческом исследовании логики немарковских процессов (зависимости вероятности события не только от начальных условий, но и от вероятностей предшествующих событий). Память об историческом прошлом не может выступать аналогом немарковских цепей, поскольку представления о вероятностях осуществления уже произошедших событий непостоянны.

Вектор социальных изменений определяется состоянием системы в данный момент времени; взаимосвязями между компонентами системы, управляющими параметрами и случайными событиями. Все четыре фактора (но особенно – четвертый) приводят к тому, что в развитии общества возможно резкое изменение стереотипа поведения. В результате по следствиям нельзя однозначно указать причину. Причинно-следственные связи столь сложны и удалены по времени, что невозможно осуществить «прямую линию свершающегося прогресса», поскольку малозначительное событие, свершившееся в отдаленном прошлом способно кардинально изменить будущее (бабочка Брэдбери). Тем самым представление об истории как присущей ей цепочке причинно-следственных связей, выявленных и проанализированных историками и философами, становится уже недостаточным.

Рождение альтернативы, ситуации выбора, может быть связано как с внешними по отношению к данной социальной системе причинами (природными или социальными), так и внутренними детерминантами или их комбинациями. По справедливому наблюдению Н.С. Розова социально-значимые события, создающие ситуацию выбора, можно разделить на чисто природные (к примеру, стихийные бедствия, такие как ураганы, землетрясения, наводнения), социально-природные (экологические изменения вследствие человеческой жизнедеятельности) и чисто социальные (разного рода столкновения между индивидами и группами, географические и научные открытия, появления, превращения и исчезновения вещей и процессов, значимых для функционирования технологий, социальных форм, образцов и ментальностей): «Все остальные сущности (системы) в рамках модели составляются только из указанных первичных – базовых сущностей, их комбинаций и процессуальных изменений. В то же время нет ограничений на появление новых отношений и структур. Нет ограничений также на появление новых потребностей и ценностей, новых культурных образцов, технологий и социальных форм».

Вариативность реальности, окружающей человека наряду с ветвлением времени в будущее означает, что «ход Истории имеет альтернативы, и в каждой точке ветвления человек имеет возможность совершить выбор. В этом также заключается один из смыслов случайности будущего в противоположность предопределенному будущему, где не может быть ни случайности, ни выбора».

Вообще говоря, категория случайности традиционно занимает важное место в структуре современного философского знания. К индетерминистам в понимании общественного развития можно отнести К. Поппера, Д. Белла, Ч. Пирса, Т. Парсонса и др. Для них характерно отношение к случайности как к «определенному углу зрения, одному из подходов к действительности».

Существует достаточно много классификаций случайности по разным основаниям. А.С. Богомолов, к примеру, предлагает различать следующие виды случайности: 1) беспричинность; 2) отсутствие цели (наличие только действующих причин (толчок, давление и т.д.)) – спонтанность; 3) судьба как стечение обстоятельств (закономерное, роковое или случайное); 4) совпадение – пересечение причинных рядов.

Иного подхода придерживается О.Б. Шейнин, представляющий случайность как: 1) нечто возможное; 2) уклонение от законов природы; 3) отсутствие предназначения, цели; 4) пересечение цепей событий; 5) нечто равномерно возможное; 6) неустойчивость движения; 7) результат действия сложных причин; 8) результат действия незначительных причин, приводящих к значительным последствиям; 9) «неустойчивость, при которой незначительные причины приводят к существенным последствиям и к невозможности предсказания».

Что касается роли и места случайности в выборе варианта, то наиболее адекватным представляется подход, представленный синергетикой, базирующийся на представлениях о генезисе внутреннего развития на основе спонтанного порядка и равновесия в системе, а также природе хаоса с его двойственностью созидания и разрушения.

Случай в синергетике – это прежде всего начало самоорганизации – флуктуация – малое воздействие «на выходе» системы, дающее, как правило, большие последствия. «Именно случайности способствуют, таким образом, появлению новых структур, форм, вещей и явлений как в природных, так и социальных системах». Случайность как атрибут точки бифуркации – фактор коренного и сущностного, качественного изменения динамики развития системы. «Точки бифуркаций … дробят однозначный ход явления, превращая его в «дерево возможностей»… На «дереве возможностей» реальный путь развития системы из прошлого до настоящего может быть нарисован сплошной неразветвленной линией, возможные, но не реализовавшиеся пути – пунктиром. А вот из настоящего в будущее ведут только разветвляющиеся пунктирные линии». С позиций синергетики правомерно рассматривать случайность как «скрытые параметры», она может выступать в роли элемента энтропии, хаоса в отрицательном значении, «шум», противоположность детерминированного поведения. При этом случайность как деструктивный элемент сам по себе не приводит к деградации, хаосу, нестабильности, но стоит у истоков выбора, альтернатив, которые позволяют человеку развиваться.

Как справедливо заметили В.А. Шуков и Г.Н. Хон, случайность «является обязательным фактором развития, основой разнообразия и, следовательно, неизбежным условием творческого новообразования, поскольку она и только она доставляет материал для выбора возможных путей развития, т.е. оказывается свободой».

С точки зрения системного похода исторический выбор Европы может быть определен как деятельность элементов или подсистем общества, направленная на изменение отдельных характеристик (или их сохранение в условиях вероятного изменения), приводящая, в конечном счете, к перерождению самой системы, переходу ее в новое состояние. Само понятие исторического выбора вне контекста многовариативности теряет смысл.

В процессе своей трансформации общественная система в силу своей сложности и специфики способна существенно снизить энтропию на стадии неравновесности, взамен этого породив неопределенности другого порядка.

Механизм выбора варианта помимо наличия необходимости изменения системы и объективных условий для реализации программы включает в себя необходимость понимания (осознания) этой необходимости обществом, без чего невозможно формирование собственно субъекта выбора и выработка возможных стратегий.

Наличие соответствующим образом интерпретированного исторического опыта других народов является одним из важнейших элементов выбора стратегии развития, в значительной мере облегчающего элите, ответственной за принятие решения, транслирование этого решения в массы. Существующие ограничения в его использовании лишь подчеркивают значимость проблемы учета многообразия (различия форм политических проявлений; полиморфизм социально-экономической жизни и мультикультурность социума) для возможной нейтрализации элементов «несовместимости» еще на стадии выработки варианта, когда и происходит рефлексия социального опыта, его анализ и систематизация.

Познание вариабельности социального развития и механизма осознанного выбора способствует более полному использованию цивилизующего потенциала опыта прошлого в настоящем и будущем.

1.2 Механизм выбора варианта исторического развития

Механизм альтернативности – это определенный тип «ответов» на «вызов» истории. Если возможности цивилизации исчерпаны, то “запускается «аварийный механизм» выбора новой альтернативы, связанный с определенным риском”. Смысл альтернативной ситуации заключается в том, что господствующему общественному порядку, исчерпавшему свои потенциальные возможности и не способному вследствие этого найти надлежащий ответ на вызов времени, а иногда и не замечающему этот вызов, противостоит иная альтернатива, представляющая такой ответ.

В результате изучения проблемы альтернативности был сделан вывод – возрастающая альтернативность истории – ее важнейший закон.

Исследователи отмечают, что понятие альтернативы “сопряжено с критическими «точками», в каких совпадают, скрещиваясь и сталкиваясь, разномасштабные, разноуровневые детерминанты процесса и где разрешающую роль способны играть величины, на первый взгляд незначительные и случайные, своего рода спусковые крючки эпохальных перемен Альтернативы обладают неотторжимым от истории свойством «ветвиться», попадая как бы ненароком в ситуации мировых развилок, где происходит смена направления, «вектора» развития. Отсюда берет начало представление о невозможности навязывания обществу пути развития, о необходимости осознания и реализации их собственных тенденций развитии. Таким образом, проблема альтернативности – не что иное, как проблема способности общества к саморазвитию, а, следовательно, к устойчивому поступательному движению.

При этом альтернативы складываются только тогда, когда в действительности содержатся существенно отличные возможности перехода к новому и когда имеется субъект выбора – общественные силы, ведущие борьбу за реализацию предпочтительных возможностей (или, по крайней мере, не препятствующие этой реализации). Одни объективные предпосылки еще не создают альтернативы. По мнению И.Д. Ковальченко, для ее возникновения необходимо наличие субъективного фактора, т.е. определенных общественных сил, которые деятельно стремятся претворить существенно отличные возможности в реальность, что неизбежно приводит к столкновению разных общественных сил, к их борьбе. Борьбе за реализацию той или иной возможности предшествует ее выбор, сделанный на основе анализа исторической действительности. Другой вопрос: насколько этот анализ адекватен. Как заметил В.А. Черняк, в историческом развитии выбор той или иной возможности осуществляется в процессе практически-эмпирического, обыденного познания действительности. Выбор, таким образом, осуществляется не отдельными личностями или узким их кругом, но широкими кругами исторических субъектов, целыми классами и социальными слоями.

Ситуация выбора возникает в тот момент исторического развития, когда происходит переход от данной реальности к новой реальности, от данной качественной сущности к новой, и эта новая сущность может иметь разные формы или достигаться разными путями. Это положение должно предохранять от необоснованного расширения круга исторических альтернатив.

При этом даже осознанная пассивность, возникающая вследствие отчуждения от пропагандируемых интересов (нашедшая свое выражение в поговорке «паны дерутся, а у холопов чубы трещат»), также может выступать как разновидность волевого акта. Происходит своеобразная передача права решения, права выбора постольку, поскольку не очевидно влияние этих решений на интересы классов и социальных слоев.

В широком смысле всякое сознательное социальное действие «обеспечивается» субъективным фактором. Конкретно же роль субъективного фактора проявляется прежде всего в выборе определенной возможности и в организации людей по осуществлению этой возможности, что в свою очередь в принципе связывает проблемы социального выбора с проблемами управления. Механизм принятия решений выступает как фактор структурирования общества, позволяющий выделить следующие уровни:

1) принятия решений и выработка (поиск) модели;

2) понимания и пропаганды возможного варианта;

3) усвоения и осуществления (активной реализации или несопротивления) избранной модели.

Об исключительно важной роли управления в процессе организации и функционирования социальных систем свидетельствует то обстоятельство, что дающая санкцию на оформление управляющей подсистемы сословная стратификация возникает, как правило, раньше, чем классовая. Наряду с усложнением социально-экономических отношений одним из главных факторов, обусловивших возникновение исторически первых государств, стало усложнение функций управления обществом. Потребовалось создание особого, привилегированного сословия, которое осуществляло управленческие и организаторские функции (монополизируя их фактически до момента возникновения буржуазных государств). Интересный пример дает в этой связи деятельность князя Владимира, консолидировавшего государство путем ликвидации племенной системы управления, включая разрушение старых племенных градов и создание новых административных центров.

Проблема факторов выбора в значительной степени связана с идеей закономерности и каузальности исторического процесса. Как причины, движущие силы процесса определения будущего пути развития факторы представляют собой элемент исторической причинности. Речь идет не об упрощенном детерминизме, для подтверждения которого часто ссылаются на известную формулу Л.Н. Толстого из «Войны и мира»: «… событие должно было свершиться только потому, что оно должно было свершиться». И не о волюнтаризме, которого не удалось избежать даже детерминисту П.Гольбаху, заявлявшему, что «излишек едкости в желчи фанатика, разгоряченность крови в сердце завоевателя, дурное пищеварение у какого-нибудь монарха, прихоть какой-нибудь женщины – являются достаточными причинами, чтобы заставить предпринимать войны, чтобы посылать миллионы людей на бойню, чтобы разрушать крепости, превращать в прах города, чтобы погружать народы в нищету и траур, чтобы вызвать голод и заразные болезни и распространять отчаяние и бедствия в длинный ряд веков».

Влияние природных условий, состояния общества и самого человека на исторической развитие настолько очевидно, что задача социально-философского анализа в настоящее время заключается, как представляется, не в обосновании этой очевидности, а должна быть сведена к обнаружению и систематизации как факторов изменчивости, содействующих изменениям социальных систем, так и факторов устойчивости, препятствующих наступлению таких изменений. Взаимопереплетение этих факторов, изменение их соотношения является объектом исследования многих отраслей обществознания.

Любая возможность предстает как порождение определенной необходимости, как особая, специфическая форма проявления необходимости. При этом историческая необходимость не осуществляется автоматически, она реализуется в деятельности конкретных личностей, социальных групп, масс и в реальной жизни предстает в виде конкретных процессов, явлений, ситуаций. Реальная историческая практика дает тому массу примеров. Следовательно, историческая необходимос

Источник