прибежали в избу дети второпях зовут отца обманул нас фукуяма нет истории конца
Консервация фобий Нужно ли верующим бежать от мира
Прибежали в избу дети.
Второпях зовут отца:
Обманул нас Фукуяма!
Нет истории конца…
Этот стишок развеселил часть аудитории социальных сетей, склонную осмысливать будущее в свете ценностного поиска.
И впрямь — гипотеза о торжестве либеральной цивилизации, означающем устранение идейных и иных противоречий (то есть конец истории) не подтверждается. До полного решения задач социальных инженеров и политических стратегов дело не дошло. Новые вызовы испытывают на прочность идеалы современного мира.
Они включены в Маастрихтский договор о создании ЕС. И являют, как считают стратеги и проектировщики союза, его ценностную основу: уважение человеческого достоинства, свобода, демократия, равенство, правовое государство и соблюдение прав человека, включая права меньшинств… Плюрализм, отсутствие дискриминации, терпимость, справедливость, солидарность, равенство полов.
Таково «культурное, религиозное и гуманистическое наследие Европы». Оно дает повод считать, что — да, ее народы в их разнообразии объединяют валюта, рынок и гражданство. Плюс внешняя политика и система безопасности. Также «пространство правосудия без внутренних границ и свобода передвижения». Но основа единения — эти идеалы. Универсальны ли они? Вопрос. Их сторонники есть везде. Но свои они не для всех.
Для миллионов людей жизнь — это модернизация и развитие. В ней все меньше табу и фобий. Но в то же время быт иных миллионов диктуют страхи и запреты. Эти спрашивают: почему нет? Те: почему — да?
Марксовский тезис «бытие определяет сознание» — не для всех истина в последней инстанции. Разве мало тех, кто отвергает то, что для других членов одного с ними общества — норма? Примеров много. Насмешки над женщиной за рулем — вызов ценности равенства полов. Попытки контролировать творчество, информацию, стиль жизни, вероисповедание — неприятие ценности свободы. Злобность к расам, этносам, классам — отказ от идеала терпимости. А связанные с ним репрессии и запреты — отрицание прав человека (включая права меньшинств).
Взаимное неприятие ценностей (плюс конфликт интересов, этническая рознь, культовый фанатизм, боязнь «чужого») веками ссорит Восток и Запад, Север и Юг, мусульман, индусов, иудеев, христиан. Как и разные ветви ислама или конфессии христианства. Верующих и атеистов. Секулярную среду и прихожан.
В XVII веке в России церковные и светские реформы патриарха Никона и царя Алексея, а вскоре и проекты императора Петра, многих повергли в ужас. Кто-то принял новые времена за последние. И ринулся из «царства антихриста».
Исправление обрядов и книг, ликвидация патриаршества, «немецкое» платье, бритье, табак, быстрые перемены в обиходе, пугали народ. И самые боязливые пошли в глушь. К религиозным консерваторам — раскольникам. Их крайнее крыло сулило спасение в самосожжении и добровольном смертном посте. Надо «гибнуть “за един аз”!» – учили они. Ибо «от правильности буквы и обряда зависит спасение души», а правильно «лишь то, что исстари употреблялось…» Умеренное же крыло звало строить общины вдали от блудной Москвы и гиблого мира.
Схожие призывы слышны и сейчас. Из Штатов. Прежде протестант и католик, а ныне православный Род Дреер, пишущий для ресурса The American Conservative, советует покидать постхристианский мир. Уносить с собой нормы и запреты, что исстари употреблялись. Стать как Бенедикт Нурсийский — общий для православных и католиков святой, бежавший в VI веке от мира и основавший первый монашеский орден.
Но от чего хочет бежать Дреер?
От мира, погрязшего в пучине сексуальной революции.
Да и есть ли она? Сильно ли она страшнее оргий Калигулы, шалостей византийских матрон, грез Коллонтай, проказ хиппи. Общество переварило их. И пошло дальше.
В другой революции — технологической — сомнений нет. Но пугает она немногих. Христиане легко находят применение ее плодам. Прежде в храмах горели лишь свечи. Теперь сияет электричество. Духовенство и паства освоили компьютер и интернет быстрей, чем станок Гуттенберга. Печатная икона никого не удивляет. Еще меньше — христианские сайты. Вряд ли удивит и образ, скажем, святого Николая Чудотворца объемный и в полный рост, созданный электронной оптикой. Конструктор ракет Сергей Королев глубоко веровал. И я не уверен, что кого-то смутит новость о священнике, что получив благословение, пройдет курс подготовки космонавта. Не так давно в ходе солидной богословской дискуссии возник вопрос: как нести свет Христов в дальние миры.
Материалы по теме
Очередь за чудом
Христианство находит применение технологическим и научным достижениям, так как оно — не зона запретов, а сфера свободы. Свободы отказа от зла во имя блага. Христиане не клеймят, а скорбят о том, что пугает Дреера и таких как он. И знают: «…более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках…» (Евангелие от Луки, 15:7).
Допустим, Дреер или его последователи организуют полностью закрытые общины и откажутся от масс-медиа — радио, кино, ТВ, сети? Как же тогда читать его в The American Conservative? Или беглецы создадут образцово благочестивый интернет последних времен? Лишенный прелести интернета века сего.
В Евангелии от Иоанна Христос говорит ученикам: «Я избрал вас от мира» (15:19), но велит не скрыться, а трудиться: «Я поставил вас, чтобы вы шли и приносили плод…» (15:16).
Это — лучший ответ Дрееру. Место христианина — в мире. Ему не надо там адаптироваться. И нечего бояться. Поскольку мир принадлежит ему так же, как и другим верующим. И атеистам.
Писание возвещает христианам спасение и Праведного Судию. Так в чем же смысл — в бегстве от мира? Или — в обретении в этом мире Святого Духа, чему учит св. Серафим Саровский?
Прочее зависит от верующего — американца ли, россиянина ли и любого другого — если он вдохновлен советом апостола Павла «сбросить ветхого человека» и обновиться в вере «где нет ни эллина, ни иудея… варвара, скифа… но все и во всем Христос» (Колосс. 3:10-11).
А что же Фукуяма? Да, конца истории не видно. Но, похоже, он не обманул. Просто поспешил.
Обманул нас Фукуяма — нет истории конца…
Вчера компартия Китая отмечала своё 100-летие. В этот день в 1921 году в Шанхае проходила первая встреча делегатов Коммунистической партии Китая. Тогда Поднебесная вслед за «старшим братом» Советским Союзом вставала на революционные рельсы истории. Брат давно сошел с пути, да и старшим быть перестал. Но тут другое важно — круглая дата символически означает, что единого пути развития у мирового сообщества всё же нет.
Не помню автора кавер версии Пушкинских строк, но они сегодня очень даже уместны.
«Прибежали в избу дети.
Второпях зовут отца:
Обманул нас Фукуяма!
Нет истории конца…»
Футуролог Фрэнсис Фукуямы в конце 1980-х— начале 1990-х усматривал в конце холодной войны идеологическую победу демократии и либерализма. А после развала Советского Союза так и вовсе ставился крест на двуполярном мире, но… оказалось, что шампанское по поводу кончины оппонентов системного либерализма открыли рано — на арену вышел Китай!
Сегодня в Пекине и по всей стране будет широкое празднование юбилея. Ещё бы, после объявленного «конца истории» и кончины коммунизма, КПК не только сумела выжить, но и развила собственную систему управления, став сверхдержавой. И никаких признаков, указывающих на скорый развал этой системы, не наблюдается. Все цветет и пахнет.
И сам факт существования Китая в том виде, в котором он существует, констатирует…
Во-первых, рыночная экономика бывает без демократии и многих гражданских свобод.
Во-вторых, «несвободный мир» может быть более эффективен в ответах на современные вызовы вроде пандемии ковида.
В-третьих, как следствие, наметившийся кризис демократий может стать затяжным для многих стран…
Любопытен ещё один момент, в котором можно усмотреть сходство Китая с Россией. Официальный китайский нарратив, отраженный в преамбуле к Конституции, опирается на «век унижений». Он начинается в 1840 году, когда ослабленная Империя Цин подверглась нападению западных держав во время двух Опиумных войн. — А Мао Дзэдуну удалось воссоединить Китай, изгнав националистическое правительство Гоминьдана, бежавшее на Тайвань в 1949 году…
Есть что-то, напоминающее риторику о развале СССР как «величайшей геополитической катастрофе» и периоду «лихих 1990-х», которые стали нашим «веком унижений».
Такое наше родство — не плохое и не хорошее. Но, возможно, оно отчасти объясняет сегодняшний «исторический выбор» между Западом и Востоком в пользу последнего. Возможно и правда «обманул нас Фукуяма»?
Конец истории
Еще сравнительно недавно, на свежих развалинах биполярного мира, Френсис Фукуяма провозгласил в книге «Конец Истории», что безусловная победа либеральной доктрины, дальнейшему расширению которой после распада СССР и соцблока уже ничего не мешало, давала ему все основания верить в светлое завтра. «Наблюдаемое ныне — это, возможно, не просто окончание холодной войны или завершение какого-то периода всемирной истории, но конец истории как таковой…». Уверенность в этом будущем не поколебали даже тектонические разломы экономики 2007-2008 годов, списанные на издержки роста. Концепция «сияющего Града на холме» удачно завершили возведение нового миропорядка. Некоторый отказ от суверенитета, принятие либеральных ценностей, включение в цепочку глобального производства и товарообмена, а взамен — рост уровня жизни, повышение личных свобод, прямой и ясный путь в светлое будущее.
То, что Фукуяма — дурачок, было очевидно сразу.
Но, как обычно, не всем.
Goblin рекомендует заказать лендинг в megagroup.ru
Еще сравнительно недавно, на свежих развалинах биполярного мира, Френсис Фукуяма провозгласил в книге «Конец Истории», что безусловная победа либеральной доктрины, дальнейшему расширению которой после распада СССР и соцблока уже ничего не мешало, давала ему все основания верить в светлое завтра. «Наблюдаемое ныне — это, возможно, не просто окончание холодной войны или завершение какого-то периода всемирной истории, но конец истории как таковой…». Уверенность в этом будущем не поколебали даже тектонические разломы экономики 2007-2008 годов, списанные на издержки роста. Концепция «сияющего Града на холме» удачно завершили возведение нового миропорядка. Некоторый отказ от суверенитета, принятие либеральных ценностей, включение в цепочку глобального производства и товарообмена, а взамен — рост уровня жизни, повышение личных свобод, прямой и ясный путь в светлое будущее.
Квинтэссенцией происходящего является кризис СМИ. Еще недавно «вершители судеб» и «властители мыслей», они явно теряют свои лидирующие позиции – и прежде всего в США. Выволочка, устроенная Дональдом Трампом журналистам сразу после избрания, могла бы показаться спровоцированной личной обидой на предвыборные потоки грязи. Но, фактически лишь является одним из признаний разрыва между реальностью и картиной мира, рисуемой СМИ. Поэтому же «разорванная в клочья» Россия коварно избирает Трампа, Brexit состояться не может, а ИГ является меньшей проблемой, чем кровавая тирания Асада. Современный потребитель медиа-продуктов меняется, он еще верит всему, но уже не верит никому. Социальные сети и мессенджеры вытесняют телевидение в область развлечений, подрывая статус СМИ, как трансляторов истины. Но они же окончательно размывают контуры общей картины, заменяя их мозаикой излишне подробных деталей.
В итоге, даже среди экспертного сообщества пока не сформировалось адекватного восприятия кризисных явлений, что наглядно иллюстрируют череда ошибок в прогнозах. При этом фактически отсутствует консенсус по теоретическому осмыслению происходящего, а существующие попытки носят преимущественно описательный характер.
Причем именно идеологический компонент уже оказывает определяющее влияние на политическую жизнь, где пресловутый Brexit и победа Дональда Трампа были, как оказалось, лишь верхушкой айсберга. «Трампизм» уверенно шагает по Европе, бывшей недавно если и не эталоном стабильности, то уж точно образцом либеральных норм. «Евроскепсисом» поражены и Нидерланды, и Франция, и даже сама Германия — не говоря уже о прочих Австриях и Венгриях. И все это наслаивается и на процессы в политически неустойчивых Италии и Греции, усугубляя общий кризис. Латинскую Америку лихорадит череда смен правительств и курсов, приближая её к состоянию устойчиво нестабильной Африки. После «арабской весны» тлеет (а местами полыхает) Ближний Восток, трясет Закавказье и Среднюю Азию, хронически больны Афганистан и Ирак, нарастает напряжение в трегольнике Пакистан-Индия-Китай. А сам Китай дополнительно будоражит соседей в Южно-Китайском море. Причём ситуация еще обострится, если Трамп, в рамках выполнения предвыборных обещаний, продолжит повышать градус конфронтации. И это все без упоминания проблем Восточной Украины.
Стабильности в ситуацию могла бы добавить экономика, побеждая телевизор холодильником, однако и здесь не все гладко. Пока тревожные голоса приутихли настолько, что реальностью стало ожидание цикла повышения ставок ФРС. Мол, основные проблемы с финансовой системой решены, занятость и оплата труда близки к целевым значениям, и созревший к скачку рост экономики может привести к всплеску инфляции или перегреву экономики. Однако, по факту, многолетние и беспрецедентные программы стимуляции, пока привели в реальной экономике только к вялому боковому тренду, особенно если «очистить» статданные. Инфляция не достигает желательных уровней, и скорее придавливает спрос, а производство, хотя и превысило «докризисные» показатели, совсем не демонстрирует провозглашаемого оптимизма.
Экономическая аналитика до недавнего времени обещала нам рост — и Китай (а потом и США) в качестве локомотива, но пока — увы. Китай отошёл в сторону, занявшись пузырями в «on shore», а американская экономика бодрилась было ожиданиями спурта биотехнологий, роботов и новой энергетики, однако их результаты всё ещё слишком скромны – темпа для прорывного развития явно не хватает. Инвесторы первых раундов часто фактически не могут выйти из вроде бы успешных проектов, вроде Uber, складываются «в ноль» фавориты ожиданий, такие как Theranos. Отдача идёт из сферы entertainment, куда и текут основные инвестиции. Не зря налоговые инициативы Трампа так всколыхнули рынок – «традиционная» экономика намного тяжелее восстанавливается, чем можно было бы заподозрить, глядя на цифры роста ВВП.
Зато есть другие процессы, менее наглядные, но, достаточно существенно влияющие на ситуацию. Например, происходит ползучая экспансия новой парадигмы потребления, которая тесно связана со сменой парадигмы производства. Сейчас потребитель, хотя и меняет быстро один гаджет на другой, но не накапливает их, как раньше. В условиях жесткой конкуренции за его внимание, клиент становится все более избирательным, его пристрастия — еще более индивидуальными, а потребности — все более изощренными. Им все труднее угодить – и прежняя производственная парадигма с ее лозунгом «Качественного продукта, побольше и подешевле» явно сдает позиции. Нынешние технологии позволяют очень быстро и эффективно предлагать все новые образцы, при этом время от разработки до производства непрерывно сжимается. А быстрому продвижению новых продуктов дополнительно способствует жесткая и нарастающая конкуренция, когда новая фирма внезапно врывается на уже поделенный рынок, оттесняя существующих там монстров. Это означает преимущество небольших и гибких кампаний перед прежними неуклюжими производственными гигантами
При этом, именно в финансовой сфере продолжают накапливаться проблемы, хотя на ее нормализацию и выделялись триллионы долларов. Масштабные вливания спасли банковские балансы, но вернули все предпосылки, приведшие к кризису 2008 года. Например, для тех же США, где происходит постепенное формирование новых пузырей (фондового рынка, студенческих и авто- кредитов) и деформация старых, например в сланце. И хотя банковская система санирована — но в основном за счет перераспределения долгов на государственный уровень. Вот только решить эту проблему пирамиды государственных долгов и деривативов монетарными методами практически невозможно, тем более на фоне проблем с экономикой, назревающих (и уже реализуемых) торговых и валютных войн.
Негласный и молчаливый консенсус заключается в признании невозможности возврата долга, но основывается на постулате, что их обслуживание не является проблемой для всех качественных заёмщиков. Однако, во всех развитых странах население стареет, усиливая нагрузку на пенсионную систему и социальное обеспечение, а долги зачастую существенно превышают ВВП. Не говоря уже о том, что далеко не все заемщики являются качественными – или, что зачастую, проблемы долгов усложняют геополитическую ситуацию (как в случае Китая и США).
Нестабильность усугубляет и то, что раньше так помогало росту – гипермобильность капитала. Развитие IT-технологий, размытие границ и широкое распространение глобализации, привело к появлению новой формы капитала, который далеко ушёл от марксовской трактовки «фиктивный». Это стимулировало рост оборачиваемости и ликвидности, значительное облегчение доступа на рынки и вовлеченность широкого круга инвесторов, разбухание и самодостаточность рынка деривативов. Собственно, во многом именно этот капитал с новыми свойствами и сформировал ту пирамиду долга, которая замечательно обеспечивала рекордные темпы экономического развития всего мира. Но теперь, приходится нести издержки «финансового плеча». В случае повышения базовых ставок усложнение обслуживания и рефинансирования долговой нагрузки будет пропорциональным, вне зависимости от готовности экономики соответствовать этим изменениям. Это само по себе чревато серьёзным кризисом для всех рынков.
Конечно, хотелось бы поддержать господствующие осторожные и оптимистичные трактовки происходящего. Но, весь этот мировой конгломерат проблем и кризисных явлений, как-то однонаправлено выстраивается в единый мультисоставляющий процесс глобального кризиса (или просто Кризиса). Причем, каждый из перечисленных кризисных компонентов развивается по своим законам и, теоретически мог бы быть преодолен эволюционным путем. Но, суммируясь и потенцируя друг друга, как в отдельных странах, так и в общемировой динамике, они скорее создают ситуацию «абсолютного шторма». И, если это так, то переоценить масштабность и важность этого комплексного процесса сложно.
Пока понять значение происходящего мешает не только отсутствие исторических аналогов и его неспешность, хотя, с точки зрения самой истории, это развитие происходит весьма быстро. И не только его масштабность и многообразие составляющих – все-таки «великое видится издалека», а принцип слепых мудрецов, изучающих слона, никто не отменял. Тут, скорее, по-человечески понятное нежелание видеть всю глобальность грядущих перемен – и, тем более, их принять. Так что что пока господствуют многочисленные варианты существенно более оптимистичных ожиданий, типа, что проблема сама собой рассосется. Регуляторы (в широком смысле) пока реагируют по факту, основные усилия направлены на контрциклицеские действия поддержания status quo, а СМИ, вместо «кризис» и «депрессия», по-прежнему предпочитают писать «переходный период» и «новая экономическая реальность».
Но психологический барьер неприятия уже прогибается, процесс осознания пошел, хотя пока осторожно — и как бы сквозь зубы. Лучше бы, конечно, чтобы это осознание пришло раньше, но нарастающие изменения, похоже, начнут требовать включения их в повестку дня уже не в ближайшие годы, а месяцы.
Конечно, годы экономического роста воспитали поколения оптимистов, для которых любой кризис и откат – всего лишь отход для разбега и взятия новой высоты. Но не хотелось бы заблуждаться по поводу текущей «как-бы-паузы» – вполне возможно, что новой волны затяжного роста не случится. Более того, похоже, что общее положение сейчас соответствует прохождению «ока урагана». Это когда некое затишье после нескольких волн фактически является предвестником нового, и даже более разрушительного наката. Причем, следуя логике развития, можно сделать некие предположения по дальнейшим срокам его формирования. Поскольку основные составляющие кризиса сформировались в последние 5-8 лет — то далее есть основания предположить, что кризисные явления, после некоторой паузы, займут примерно столько же времени.
Соотетственно, уже сейчас весьма значимо понимание дальнейшего развития процессов. Именно в этом, а не просто в признании кризисных явлений (или даже Кризиса) состоит на сегодня главная трудность. И здесь стоит вновь вернуться к теории Фукуямы, перефразируя его в соответствии к текущим реалиям. Используя его фразеологию, наблюдаемое ныне — это, «возможно, не просто завершение какого-то периода Всемирной Истории». И даже не финальная точка «идеологической либеральной демократии Запада», — но начало новой Истории как таковой. Причем не просто коррекции, некой антиФукуямы. Судя по динамике, следует ждать скорее именно глобальной смены идеологических воззрений, политических и экономических структур. Новая История знаменует их дальнейшее формирование в потенциально новом виде, мало привязанного к старым формам. При всей спорности этого положения, если судить по динамике, то ожидать его проверки долго не придется. Где точно находимся — узнаем уже скоро, существенно важнее – куда идти.
Френсису Фукуяме было существенно проще сформулировать свою теорию — у него перед глазами уже был образец будущей модели. Фактически он экстраполировал на весь мир дальнейшее нарастающее доминирование США и существующей западной идеологии – и тогда оказался прав. Перед теми, кто будет заниматься этой проблемой сегодня, задача стоит куда сложнее. Исторических аналогов в столь глобальном масштабе нет ни современному кризису, ни путям его преодоления, ни будущей новой модели общества. В какой-то мере, схожей можно признать ситуацию на территории бывшего СССР — когда после распада Союза, в России одновременно наложились друг на друга идеологический, политический и экономический кризисы. И уже ее пример показывает, насколько разрушительна оказывается их внезапность, и насколько труден процесс выхода из этого состояния.
Впрочем, если готовиться к вызовам меняющегося мира, можно начинать уже сегодня – и с самых очевидных мер: назвать кошку кошкой, признать всеобъемлемость нарастающих вызовов и приступить к созданию комплексной антикризисной программы. В идеале этот комплекс мероприятий должны бы быть сформированы на базе уже существующих мировых структур (ООН, МВФ и пр.), как наиболее соответствующих масштабу происходящего. Однако их забюрократизированность, слабость, ангажированность, да и сам процесс деструкции глобального мироустройства фактически сводят на нет перспективы подобного варианта (хотя его отвергать было бы серьезной ошибкой). Более реальной представляется первоначальная возможность их реализация в отдельно взятых странах – и подобный императив маячит в т.ч. для России
Весьма логичным с этой точки зрения может быть создание некоего условного национального антикризисного комитета, с изначально компактной и гибкой структурой. Задачей его могла бы быть не только (и не столько) оценка текущей ситуации, сколько прогнозирование и максимально оперативная разработка уже первых шагов, позволяющих стратегически адаптироваться к потенциально надвигающемуся Кризису. Причем само формирование должно происходить вне существующих бюрократических (в т.ч. научных) структур, так или иначе встроенных в существующую Систему. И не только в силу их изначального противодействия самой этой идее – таки существующие государственные структуры и без того загружены решением текущих задач. Генералы всегда готовятся к прошлой войне.
Кстати, с этой позиции, Трамп и его идея построения «развитого капитализма в отдельно взятой стране» — скорее именно такая попытка. Попытка достаточно серьезной коррекции, интуитивная, м.б. и неудачная, но содержащая все основные компоненты – отчасти идеологический, политический и экономический. Причем, несмотря на достаточную ограниченность поставленных целей, в ней отражаются все грядущие трудности – начиная от сопротивления существующей системы до сложных экономических задач. Что интересно, в России, где генеральная репетиция подобного кризиса прошла в 90-е, а принятие решений часто осуществляется в рамках «ручного управления», аналогичная и лучше подготовленная попытка может принести неожиданно позитивные плоды. Ибо, как известно, предупрежден – вооружен, а удача предпочитает подготовку.
Обманул нас Фукуяма — нет истории конца…
«Прибежали в избу дети.
Второпях зовут отца:
Обманул нас Фукуяма!
Нет истории конца…»
Футуролог Фрэнсис Фукуямы в конце 1980-х- начале 1990-х усматривал в конце холодной войны идеологическую победу демократии и либерализма. А после развала Советского Союза так и вовсе ставился крест на двуполярном мире, но… оказалось, что шампанское по поводу кончины оппонентов системного либерализма открыли рано — на арену вышел Китай!
Сегодня в Пекине и по всей стране будет широкое празднование юбилея. Ещё бы, после объявленного «конца истории» и кончины коммунизма, КПК не только сумела выжить, но и развила собственную систему управления, став сверхдержавой. И никаких признаков, указывающих на скорый развал этой системы, не наблюдается. Все цветет и пахнет.
И сам факт существования Китая в том виде, в котором он существует, констатирует…
Во-первых, рыночная экономика бывает без демократии и многих гражданских свобод.
Во-вторых, «несвободный мир» может быть более эффективен в ответах на современные вызовы вроде пандемии ковида.
В-третьих, как следствие, наметившийся кризис демократий может стать затяжным для многих стран…
Любопытен ещё один момент, в котором можно усмотреть сходство Китая с Россией. Официальный китайский нарратив, отраженный в преамбуле к Конституции, опирается на «век унижений». Он начинается в 1840 году, когда ослабленная Империя Цин подверглась нападению западных держав во время двух Опиумных войн. — А Мао Дзэдуну удалось воссоединить Китай, изгнав националистическое правительство Гоминьдана, бежавшее на Тайвань в 1949 году…
Есть что-то, напоминающее риторику о развале СССР как «величайшей геополитической катастрофе» и периоду «лихих 1990-х», которые стали нашим «веком унижений».
Такое наше родство — не плохое и не хорошее. Но, возможно, оно отчасти объясняет сегодняшний «исторический выбор» между Западом и Востоком в пользу последнего. Возможно и правда «обманул нас Фукуяма»?