правдивая история а кью
Онлайн чтение книги Подлинная история А-кью
VII. Революция
На четырнадцатый день девятого месяца в третий год правления Сюань-туна [62] 4 ноября 1911 г. по европейскому летосчислению. В этот день республиканская армия заняла город Ханчжоу, и на родине Лу Синя в городе Шаосине также была провозглашена победа революции. – в тот самый день, когда А-кью продал свой кошелек Чжао Бай-яню, – к пристани у поместья Чжао причалила большая джонка под черным навесом. Джонка приплыла в полном мраке после полуночи, когда в деревне все крепко спали, и об этом никто не узнал. Ушла джонка перед рассветом, и тут ее кое-кто заметил, а любители новостей сумели разведать, что это джонка самого господина цзюйжэня.
Появление джонки заронило тревогу в сердца вэйчжуанцев, и еще до полудня все заколебались, В доме Чжао тайну сохраняли строго, но в чайной и в кабачке уже заговорили о том, что революционеры вступили в город, а господин цзюйжэнь оттуда сбежал, чтобы найти пристанище в Вэйчжуане. Одна только тетушка Цзоу Седьмая отрицала это, говоря, что в джонке господин цзюйжэнь прислал на хранение всего лишь несколько старых сундуков, но почтенный Чжао вернул их обратно. Она, вероятно, была права, ведь, будучи самой близкой соседкой Чжао, она все видела и все слышала лучше других. Господин цзюйжэнь и почтенный Чжао прежде терпеть не могли друг друга и теперь не сочувствовали друг другу в беде.
Однако слухи разрастались. Поговаривали, что хотя господин цзюйжэнь сам и не приезжал, но будто прислал длинное письмо, в котором предлагал покончить с раздорами и перейти к дружбе; а почтенный Чжао, рассудив, решил будто, что в этом нет ничего дурного. Говорили, что он оставил у себя сундуки и спрятал их под кровать своей супруги. О революционерах же некоторые сообщали, будто они в ту ночь захватили город, и в знак траура по императору Чун-чжэну надели белые панцири и белые шлемы. [63] В Китае белый цвет – цвет траура: Чун-чжэн – девиз, под которым в 1628–1644 гг. правил Сыцзун, последний император династии Мин, свергнутой маньчжурами. В период господства маньчжурской династии Цин крестьянские восстания нередко проходили под лозунгом: «Долой Цин, восстановим Мин»; часть крестьян воспринимала революцию 1911 г. как месть маньчжурам за свергнутого ими императора Чун-чягана.
До слуха А-кью еще раньше дошло слово «революционеры», а в этом году он собственными глазами видел, как их казнили. Правда, у него откуда-то взялось представление о том, что революционеры – то же самое, что мятежники, а мятежники были ему не по нутру, и поэтому он «глубоко их ненавидел и презирал». Но когда этих революционеров так неожиданно испугался известный во всей округе господин цзюйжэнь, к ним неизбежно потянулась душа А-кью. Еще больше радости ему доставила паника, охватившая всех мужчин и женщин Вэйчжуана.
«Революция – тоже неплохо… – думал он. – Лишить бы жизни всех этих проклятых… мать их. Я и сам не прочь переметнуться к революционерам!»
В последнее время А-кью здорово поиздержался, и в нем бродило недовольство. Выпив в полдень две чарки вина на пустой желудок, он сразу захмелел. Он шел, ощущая удивительную легкость во всем теле, и о чем-то думал. Вдруг он вообразил себя революционером, а всех жителей Вэйчжуана – своими пленниками и, не сдержав радости, закричал:
Вэйчжуанцы в страхе смотрели на него. Таких жалких глаз А-кью еще не видел, и ему стало так приятно, словно он в жару выпил ледяной воды. Еще больше воодушевившись, он шагал по улице и орал:
– Хорошо. Что захочу, то и будет! Какая мне понравится – та и будет! Тра-та-та! Не стану каяться. Напившись, казнил по ошибке младшего брата Чжэна… Вот досада! Тра-та-та. «В руке держу стальную плеть, хочу тебя сразить. »
Двое мужчин из семьи Чжао с двумя своими близкими родственниками у ворот своего дома тоже рассуждали о революции.
Не заметив их, А-кью прошел мимо, задрав голову и горланя:
– Почтенный А-кью, – тихонько окликнул его, с опаской подходя, почтенный Чжао.
– Тра-та… – А-кью и подумать не мог, что это его назвали «почтенным», и, решив, что он ослышался, прошел мимо, продолжая кричать.
– А-кью! – Сюцаю пришлось окликнуть его просто по имени.
А-кью остановился и, обернувшись, спросил:
– Почтенный А-кью! Теперь вы, – у почтенного Чжао не хватало слов, – вы теперь… разбогатели?
– Разбогател? Конечно! Что захочу, то и будет.
– Старший брат А-кью… ведь для таких, как мы, бедных друзей, неважно, если… – со страхом заговорил Чжао Бай-янь, видимо, пытаясь выведать намерения революционной партии.
– Бедные друзья? Денег-то у тебя побольше, чем у меня, – ответил А-кью и пошел дальше.
Все у ворот разочарованно замолчали. Потом Чжао-отец с сыном вошли в дом и совещались до тех пор, пока в доме не зажгли лампу.
А Чжао Бай-янь, вернувшись домой, вытащил из-за пояса кошелек и велел жене спрятать его на самое дно сундука.
А-кыо же весь день носился, не чуя ног под собой, и, лишь протрезвившись, вернулся в храм Бога земли. В отот вечер и старик-сторож оказался необычно приветливым и даже предложил А-кыо чаю. А-кыо спросил у него пару лепешек, а проглотив их, потребовал и свечу в четверть фунта весом с подсвечником. Он зажег свечу и улегся один в своей каморке. Насколько все казалось ему новым и радостным, он не сумел бы высказать. Свеча горела, будто фонари в новогоднюю ночь, пламя прыгало, как и мысли А-кыо.
«Мятеж? Интересно… Придут революционеры рядами, в белых шлемах и белых панцирях… в руках у них стальные мечи и стальные плети, бомбы, заморские пушки, трезубцы, пики с крюками. Они подойдут к храму и позовут: „Идем с нами, А-кыо! Идем с нами!“ И он пойдет… Вот когда можно будет посмеяться над вэйчжуанцами. Все мужчины и женщины толпой станут на колени и начнут молить: «Пощади, А-кыо!«Но кто их будет слушать! Первым делом надо уничтожить Маленького Дэна и почтенного Чжао, а еще сюцая с Поддельным заморским чертом… Кого же оставить в живых? Пожалуй, Бородатого Вана… Впрочем, и его жалеть нечего…
А вещи? Прямо пойти и открыть сундуки. Драгоценности, деньги, заморские ткани… Перетащить в храм сначала кровать жены сюцая, отличную кровать нинбоского образца, [64] Мебель, изготовляемая мастерами города Нинбо в провинции Чжэцзян, считается лучшей в Китае потом столы и стулья из дома Цяня… можно и от Чжао. Сам он и пальцем не шевельнет – пусть все перетащит Маленький Дэн, да попроворнее, не то получит оплеуху…
Сестра Чжао Сы-чэна – уродина… А вот дочка тетушки Цзоу Седьмой… подрастет – тогда и поговорим! Жена Поддельного заморского черта? Тьфу, дрянь, спит с бескосым мужчиной. У жены сюцая – на веке шрам… У-ма что-то давно но видно, куда это она запропастилась?… Жаль, ноги у нее чересчур велики…» Так и не обдумав все до конца. А-кыо захрапел. Свеча весом в четверть фунта успела обгореть лишь на полвершка и теперь освещала ровным красным пламенем его открытый рот.
– Хо-хо! – вдруг вскрикнул А-кью и, приподнявшись, быстро посмотрел по сторонам. Но, увидев горящую свечу, снова лег и уснул.
На другой день А-кью встал очень поздно. Выйдя на улицу, он увидел, что вокруг ничего не изменилось. В желудке у него по-прежнему было пусто. Попытался что-то придумать, но безуспешно. Потом вдруг, то ли с умыслом, то ли просто так, зашагал к обители «Спокойствие и Очищение».
У монастыря с его белой стеной и черными лакированными воротами царила такая же тишина, как и в прошлый раз, весною. Подумав, А-кью подошел к воротам и постучал. Залаял пес. Тогда А-кью быстро собрал обломки кирпича и стал стучать сильнее. И лишь когда черный лак покрылся царапинами, за воротами послышались шаги.
Зажав в руке кирпич и расставив ноги, А-кью приготовился к сражению с большим черным псом, но пес не выскочил. Сквозь приоткрывшиеся ворота А-кью увидел старую монахиню.
– Ты зачем опять пришел? – испуганно спросила она.
– Теперь революция… ты знаешь? – пробормотал А-кью.
– Революция! У нас уже совершили революцию… Что еще вы хотите здесь изменить? – Глаза у монахини покраснели.
– Как так? – удивился А-кью.
– Разве ты не знаешь, что к нам уже приходили и все изменили?
– Кто приходил? – Он еще больше удивился.
– Сюцай с Поддельным заморским чертом.
От неожиданности А-кью опешил, монахиня же, заметив, что пыл его несколько поостыл, быстро захлопнула ворота. А-кью снова налег па ворота, но они не поддавались, постучал – никто не отозвался.
Все события, как оказалось, произошли здесь еще утром. Сюцай был в курсе всех новостей и, проведав, что революционеры ночью заняли город, поспешил закрутить на макушке косу и спозаранку отправился к заморскому черту – Цяню. Прежде они не ладили, но с наступлением эпохи «всеобщего обновления» [65] «…с наступлением эпохи „всеобщего обновления“ – слова из конфуцианской канонической книга «Шуцзин» («Книга преданий»). быстро поняли друг друга, приспособились и договорились заняться революцией сообща.
Они долго думали и, наконец, сообразили, что в первую очередь надо уничтожить драконову таблицу с надписью: «Десять тысяч лет и еще десять тысяч по десять тысяч лет императору!», хранившуюся в обители «Спокойствие и Очищение». И тут же отправились в монастырь совершать революцию.
Вздумавшую было сопротивляться и протестовать старую монахиню они сочли маньчжурским правительством и порядком поколотили. Придя в себя после их ухода, она увидела на полу сломанную драконову таблицу, а также обнаружила, что исчезла бронзовая курильница времен Сюань-дэ, [66] Сюанъ-дэ («Всеобъемлющая добродетель») – девиз правления, под которым в 1426–1435 гг. правил минский император Сюань-цзун. стоявшая перед алтарем богини Гуанинь.
Обо всем этом А-кью узнал слишком поздно. Он очень жалел, что проспал, и возмущался тем, что его не позвали.
«Неужели, – думал он, – они еще не знают, что я решил переметнуться к революционерам?»
Правдивая история а кью
Подлинная история А-кью
Бот уже не один год я собираюсь написать подлинную историю А-кью, но все колеблюсь, и уж одно это доказывает, что я не из числа тех, кто «оставляет поучение в слове».[1] Всегда так бывает: кисти бессмертных пишут о бессмертных; люди становятся бессмертными благодаря бессмертным произведениям, произведения становятся бессмертными благодаря бессмертным людям, и теперь уже совершенно непонятно, что от чего зависит. И все же дернул меня черт взяться писать биографию А-кью.
Но едва я взялся за кисть, чтобы написать это недолговечное сочинение, как передо мной сразу же возникли непреодолимые трудности.
Первая – как назвать сочинение. Еще Конфуций сказал: «Если название неправильно, то и слова не повинуются».[2] На это следует обратить особое внимание. Названий для подобных биографических трудов очень много: биография, официальная биография,[3] автобиография,[4] частная биография,[5] неофициальная биография,[6] дополнительная биография,[7] семейная биография,[8] краткая биография[9]… жаль только, что все они не подходят для моего сочинения. «Биография»? Но мое сочинение недостойно того, чтобы его ставить в один ряд с биографиями великих людей, и оно не войдет в «династийную» историю. «Автобиография»? Но ведь я не А-кью. «Неофициальная биография», «Официальная биография» – тоже не годится. Ведь «Неофициальная биография» обычно пишется о святом, а А-кью вовсе не святой. Просто «Официальная биография»? Но А-кью никогда не удостаивался правительственной награды в виде указа президента республики, предписывающего департаменту геральдии[10] составить его генеалогию. Хотя и утверждают, что в исторических анналах Англии нет «биографий игроков», но знаменитый писатель Диккенс все же написал «Частную биографию игрока».[11] Однако то, что дозволено прославленному писателю, совершенно Непозволительно такому, как я. Затем идет «Семейная биография». Но я не знаю, есть ли у меня с А-кью общие предки, а его потомки никогда не просили меня написать его биографию. Может быть, озаглавить мое сочинение «Краткая биография»? Так ведь у А-кью не было другой, «Полной биографии». Скорее всего это, пожалуй, будет «Генеалогия». Но само содержание, грубый стиль и язык, как у «возчиков и уличных торговцев соей»,[12] не позволяют мне назвать так свое сочинение. Писатели, не принадлежащие ни к трем религиозным школам,[13] ни к девяти философским течениям,[14] обычно пишут: «Довольно праздных слов, перейдем к подлинной истории!» И вот я решил озаглавить мое сочинение двумя словами: «Подлинная история». Если же кто-нибудь спутает его с теми названиями, которые в древности присваивались сочинениям других жанров (например, «Подлинная история каллиграфического искусства»[15]), то здесь уж ничего не поделаешь.
Вторая трудность состояла в том, что, по установленному порядку, каждая биография должна начинаться словами: «Такой-то, по прозвищу такой-то, родом оттуда-то…» А я не знал даже фамилии А-кью! Однажды я подумал было, что его фамилия Чжао, но уже на следующий день усомнился в этом. А дело было вот как: сын почтенного Чжао добился, наконец, ученой степени сюцая, и об этом, под удары гонгов, официально оповестили всю деревню. А-кыо, который только что влил в себя две чашки желтого вина, размахивая руками, заявил, что это и для него почет, так как он, в сущности, принадлежит к одной фамилии с почтенным Чжао. и если тщательнее разобраться в родстве, так он на три степени старше, чем сюцай. После этого заявления все присутствующие сразу же прониклись уважением к А-кью. Ведь никто не знал, что на следующий день староста деревни позовет А-кью в дом почтенного Чжао и что почтенный Чжао, едва увидев его, покраснеет и закричит:
– А-кью, тварь ты этакая. Ты хвастал, что принадлежишь к нашей фамилии?
Тут почтенный Чжао так разъярился, что подскочил к нему и заорал:
– Как ты смеешь нести такой вздор? Разве могу я быть одного с тобой рода? И разве твоя фамилия Чжао?
А-кью продолжал молчать, придумывая, как бы улизнуть, но тут почтенный Чжао вплотную подошел к нему и дал пощечину:
– Воображает, что он из рода Чжао! Да разве достоин ты такой фамилии?…
А-кью и не пытался настаивать на том, что его фамилия действительно Чжао, и лишь молча потирал щеку. Наконец, в сопровождении старосты, А-кью выбрался па улицу. Тут он получил от старосты должное внушение и отблагодарил его двумястами медяков на вино. Узнавшие об этом происшествии решили, что взбалмошный А-кью сам напросился на пощечину и что вряд ли его фамилия Чжао; но даже окажись его слова правдой – все равно было бы глупо болтать об этом, раз уж в деревне живет почтенный Чжао. После этого случая никто больше не интересовался фамилией А-кью. Так она и осталась неизвестной.
Третья трудность – я не знал, как пишется имя А-кью. При жизни все звали его А-кыо, а после смерти его имени вообще никто не поминал. Где уж тут быть «древним записям на бамбуке и шелке»![16]
Это сочинение можно считать первым сочинением об А-кью, и потому естественно, что передо мной сразу же возникла означенная трудность. Я долго думал, как пишется это самое «А-кью»: «А-гуй» – через иероглиф «гуй», обозначающий «лунный цветок», или «А-гуй» – через «гуй», обозначающий «знатность». Если бы его звали «Юэ-тин»[17] – «лунный павильон», или если бы он родился в августе, когда цветет «гуй», «лунное дерево»,[18] тогда я, конечно, написал бы «А-гуй» в значении «лунный цветок». Но ведь у него не было даже прозвища (а может быть, и было, но никто его не знал). Неизвестен был также день его рождения, поскольку писателям никогда не рассылались извещения с просьбой сочинить что-нибудь в честь этого дня, так что писать «А-кью» иероглифом «гуй» в значении «лунный цветок» значило бы допустить вольность. Вот если бы у него был старший или младший брат, по прозвищу «А-фу» – «богатство», тогда по аналогии можно было бы написать его имя иероглифом «гуй», означающим «знатность». Однако родни он не имел, значит, писать так тоже не было оснований. Как-то я заговорил об этом с господином сюцаем, сыном почтенного Чжао. Но кто бы мог подумать, что такой высокообразованный человек окажется несведущим?
Правда, он заметил, что исследовать интересующий меня вопрос невозможно, потому что издаваемый Чэнь Ду-сю журнал «Новая молодежь» стал ратовать за иностранные буквы,[19] отчего наша культура утратила свою самобытность. Тогда я прибег к последнему средству – поручил одному моему земляку исследовать судебные документы, связанные с делом А-кью. Восемь месяцев спустя он ответил мне, что в этих документах не упоминается человек с таким именем. Не знаю, Действительно ли там нет такого имени или он не сумел найти его, – во всяком случае, у меня не оказалось других способов eзнать об этом. Мне очень совестно, но если даже господин сюцай не знает, какой нужно писать иероглиф, то чего же требовать от меня? Боюсь, что китайский фонетический алфавит[20] еще не приобрел у нас широкой популярности, поэтому мне приходится прибегнуть к «заморским буквам»: A-Quei, сокращенно же – A-Q.[21] Пытаясь написать это имя, я прибег к распространенной английской транскрипции. Это, безусловно, может показаться слепым подражанием журналу «Новая молодежь», о чем очень сожалею, но если даже господин сюцай несведущ, то могу ли я успешно выйти из положения?
«…оставляет поучение в слове» – один из трех видов деятельности человека, которые, согласно конфуцианскому учению, могли обессмертить его имя и стать образцом для подражания. В комментарии «Цзочжуань» говорится: «В глубокой древности утверждали себя в добродетели, потом утверждали себя в подвигах, потом утверждали себя в слове…» Например, легендарные императоры Хуан-ди, Яо, Шунь про славились своей добродетелью: покоритель потопа император Юй – своими подвигами, связанными с покорением стихии; мудрые советники Ши И, Цзан Вэнь-чжун знамениты своими поучениями.
«Если название неправильно…» – слова из книги «Луньюй».
Официальная биография (лечжуанъ) – составлялась придворным историографом и включалась в биографический отдел официальной династийной истории.
Автобиография (цзычжуань). – Примером произведения в атом жанре может служить «Автобиография Цзы Лю-цзы» танского поэта Лю Юй-си (772–842).
Частная биография (нэйчжуань) – беллетризованное жизнеописание, концентрирующее внимание на событиях, не нашедших достаточного отражения в официальной биографии. Примером может служить «Частная биография ханьского У-ди», приписываемая историку Бань Гу (32–92), но на самом деле представляющая собой позднейшую подделку (IV–V вв. и. э.); в центре повествования – рассказ о поездке У-ди к владычице Запада Сиванму за эликсиром бессмертия.
. Неофициальная биография (вайчжуань) – противопоставляется официальной; примером может служить «Неофициальная биография Цай Янь», составленная Ван Жэнь-цзюнем при династии Цин. Цай Янь (II–III вв.) – известная поэтесса.
Дополнительная биография (бечжуань) – или отдельная биография, составлявшаяся, как правило, в дополнение к официальной, включенной в династийную историю. Например, в «Истории Поздней Хань» («Хоу Хань шу») есть официальная биография комментатора конфуцианских книг Чжэн Сюаня (127–200), но Хун И-юань при династии Цин составил еще «Дополнительную биографию Чжэн Сюаня».
Семейная биография (цзячжуань) – семейная хроника, чаще всего составлялась по просьбе родственников и имела целью сохранить для потомков память об особо отличившихся представителях рода. Примером может служить «Семейная биография Чзнь Лун-чжэна», составленная Чэнь Куем. Чэнь Лун-чжэн жил при минской династии.
Краткая биография (сяочжуань) – противопоставлялась полной официальной. Танский поэт Ли Шан-инь (813–858) составил «Краткую биографию Ли Хэ» – другого танского поэта, жившего в 790–816 гг.
Департамент геральдии – ведомство при дворе императора, занимавшееся распределением титулов и предоставлением привилегий.
«Частная биография игрока». – Под таким названием в 1907 г. в переводе Чэнь Да-чэна был издан роман А. Конан-Дойля (1859–1930) «Родней Стоун», авторство которого Лу Синь по ошибке приписал Ч. Диккенсу; впоследствии, в письме к Вэй Су-юаню от 8 августа 1926 г. он сам указал на допущенную ошибку.
Слова из открытого письма, с которым писатель Линь Шу (1852–1924) обратился в марте 1919 г. к тогдашнему ректору Пекинского университета Цай Юань-нэю (1868–1940): «Если упразднить древние книги и использовать в литературе простонародную речь, то это значит снизойти до языка, на котором говорят возчики и уличные торговцы соей».
Три религиозные школы… – конфуцианство, даосизм и буддизм.
Девять философских течений – девять философских школ древнего Китая: конфуцианцы, даосы, натурфилософы, легисты, софисты, монеты, дипломаты, эклектики, аграрники; эту классификацию предложил ученый и библиограф Лю Синь (ок. 46 г. до и. э. – 23 г. н. э.).
«Подлинная история каллиграфического искусства» («Шуфа чжэн-чжуань») – руководство по каллиграфии, написанное каллиграфом XVII в. Фэн У. Слово «подлинная» употребляется здесь в значении «достоверная», «надежная».
«Древние записи на бамбуке и шелке». – В древности в Китае писали на бамбуковых планках и на шелке; здесь это выражение приобретает иронический оттенок: незачем искать имя безродного А-кью в древних анналах.
Если бы его звали «Юэ-тин» – «лунный павильон». – В старом Китае образованные китайцы имели обыкновение брать себе второе имя (цзы), а также псевдоним (хао), один или несколько.
«Лунное дерево» – так китайцы называют коричное дерево, которое, согласно легенде, растет и на луне; здесь речь идет об омонимах (гуй), которые записывались разными иероглифами.
Журнал «Новая молодежь» выступал за реформу иероглифической письменности и за введение фонетического письма на базе латинского алфавита. Эти призывы вызвали раздражение у консерваторов, обвинивших участников «Новой молодежи» в посягательстве на пресловутую «чистоту национального духа». Чэнь Ду-сю (1880–1942) – один из основателей и редакторов «Новой молодежи», активный деятель литературной и культурной революции периода «4-го мая» 1919 г… профессор Пекинского университета; в первый период китайской революции участвовал в пропаганде марксизма и в создании Коммунистической партии Китая. До 1927 г. был генеральным секретарем ЦК КПК. В 1929 г. за троцкизм и правый оппортунизм был исключен из КПК.
Китайский фонетический алфавит (чжуинь цзыму) – состоял из 38 букв и был введен в 1913 г. для записи чтения иероглифов и унификации произношения, в дальнейшем подвергался некоторым усовершенствованиям (например, была добавлена еще одна буква). По своей графике этот алфавит напоминает простейшие иероглифы или их составные элементы.
В данном издании A-Q обозначено русскими буквами.
Подлинная история А-кью
Предлагаемый сборник произведений имеет целью познакомить читателя с наиболее значительными произведениями великого китайского писателя Лу Синя – основоположника современной китайской литературы.
«Подлинную историю А-кью», повесть о душе китайского народа, следует отнести к высшим достижениям мировой литературы ХХ века. Ирония автора, безупречный юмор, несоответствие возвышенного тона повествования ничтожной сущности происходящего производит комический и страшный эффект. На всем облике А-кью лежит отсвет печали самого Лу Синя.
Бот уже не один год я собираюсь написать подлинную историю А-кью, но все колеблюсь, и уж одно это доказывает, что я не из числа тех, кто «оставляет поучение в слове».[1] Всегда так бывает: кисти бессмертных пишут о бессмертных; люди становятся бессмертными благодаря бессмертным произведениям, произведения становятся бессмертными благодаря бессмертным людям, и теперь уже совершенно непонятно, что от чего зависит. И все же дернул меня черт взяться писать биографию А-кью.
Подлинная история А-кью скачать fb2, epub бесплатно
Предлагаемый сборник произведений имеет целью познакомить читателя с наиболее значительными произведениями великого китайского писателя Лу Синя – основоположника современной китайской литературы.
Предлагаемый сборник произведений имеет целью познакомить читателя с наиболее значительными произведениями великого китайского писателя Лу Синя – основоположника современной китайской литературы.
Предлагаемый сборник произведений имеет целью познакомить читателя с наиболее значительными произведениями великого китайского писателя Лу Синя – основоположника современной китайской литературы.
Предлагаемый сборник произведений имеет целью познакомить читателя с наиболее значительными произведениями великого китайского писателя Лу Синя – основоположника современной китайской литературы.
«Вдохновило меня, пожалуй, сочувствие к энтузиастам-борцам. Мысль у них была верная, но они были одиноки. Вот я и подал свой голос им в помощь… В своих произведениях я старался избежать всего мрачного и озарить их проблеском надежды. Так появились тс четырнадцать рассказов, которые позже вошли в отдельный сборник „Клич“. То были, можно сказать, „произведения, следующие определенным указаниям“. Но указаниям не императора, не доллара и не меча, а авангарда революции, которые я выполнял с уважением и по собственному желанию».
Предлагаемый сборник произведений имеет целью познакомить читателя с наиболее значительными произведениями великого китайского писателя Лу Синя – основоположника современной китайской литературы.
Предлагаемый сборник произведений имеет целью познакомить читателя с наиболее значительными произведениями великого китайского писателя Лу Синя – основоположника современной китайской литературы.
Предлагаемый сборник произведений имеет целью познакомить читателя с наиболее значительными произведениями великого китайского писателя Лу Синя – основоположника современной китайской литературы.
«Рассказ о волосах» в известной мере автобиографичен. При создании образа господина X. прототипом Лу Синю служил его прямой начальник в министерстве просвещения
Предлагаемый сборник произведений имеет целью познакомить читателя с наиболее значительными произведениями великого китайского писателя Лу Синя – основоположника современной китайской литературы.
Предлагаемый сборник произведений имеет целью познакомить читателя с наиболее значительными произведениями великого китайского писателя Лу Синя – основоположника современной китайской литературы.
В письме своему другу Лу Синь писал о «Записках сумасшедшего»: «Некогда говорили, что Китай всеми своими корнями связан с учением о морали и добродетели. Последнее время подобные взгляды получили широкое хождение. Если исходить из этого, то чтение истории дает возможность легко решать многие вопросы. Потом я как-то случайно просматривал „Всеобщее зерцало“ и понял, что китайцы все еще остаются нацией людоедов. Вот тогда я написал этот рассказ».
Предлагаемый сборник произведений имеет целью познакомить читателя с наиболее значительными произведениями великого китайского писателя Лу Синя – основоположника современной китайской литературы.
Предлагаемый сборник произведений имеет целью познакомить читателя с наиболее значительными произведениями великого китайского писателя Лу Синя – основоположника современной китайской литературы.
Предлагаемый сборник произведений имеет целью познакомить читателя с наиболее значительными произведениями великого китайского писателя Лу Синя – основоположника современной китайской литературы.
Предлагаемый сборник произведений имеет целью познакомить читателя с наиболее значительными произведениями великого китайского писателя Лу Синя – основоположника современной китайской литературы.
Лу Синь писал: «Развязка „Снадобья“ совершенно отчетливо песет в себе какую-то мрачность и холодность, характерные для Андреева. Андреев писал свои рассказы, чтобы напугать читателя. В заключительной части моего „Снадобья“ чувствуется его влияние».
Предлагаемый сборник произведений имеет целью познакомить читателя с наиболее значительными произведениями великого китайского писателя Лу Синя – основоположника современной китайской литературы.
Предлагаемый сборник произведений имеет целью познакомить читателя с наиболее значительными произведениями великого китайского писателя Лу Синя.
Предлагаемый сборник произведений имеет целью познакомить читателя с наиболее значительными произведениями великого китайского писателя Лу Синя – основоположника современной китайской литературы.
К трем часам ночи, вконец измучившись, он резко встал, оделся, чуть было не вышел на улицу, как был, без галстука и в домашних шлепанцах. Он приподнял воротник пальто, стал совсем похожим на тех людей, что прогуливают своих собак по вечерам или рано утром. Затем, очутившись во дворе дома, который он за два месяца так и не смог ощутить своим, машинально взглянув наверх, обнаружил, что забыл погасить свет. Но У него не хватило духу вернуться.
Что там сейчас у них происходит наверху, у Ж. К. С.? Началась ли рвота у Винни? Вполне вероятно. Обычно она при этом стонет, сначала глухо, потом все громче, пока не разражается истеричными, нескончаемыми рыданиями.
Уильям Мейкпис Теккерей
Диккенс во Франции
Увидев на стенах домов громадную афишу, возвещавшую о том, что в театре «Амбигю-Комик», на Больших Бульварах пойдет «Николас Никльби, или Лондонские воры», и, прочитав в «Журналь де Деба» чрезвычайно суровую, можно сказать, даже свирепую критику на вышеозначенную драму и ее предполагаемого автора, бедного мсье Диккенса, я рассудил за благо выложить пятьдесят су на приобретение места в креслах, дабы удостовериться собственными глазами в достоинствах и недостатках сей пьесы.
Уильям Мейкпис Теккерей
Доктор Роззги и его юные друзья
Записки мистера М. А. Титмарша
Доктор и его заведение