Как появился христианство на руси

Крещение Руси — основа духовного единства славянских народов

Крещение Руси в 988 году и последовавшее за ним учреждение епархий во главе с митрополитом стольного града Киева положило начало новой Поместной Церкви в рамках Вселенского православия. Приняв святое крещение и наставление в истинах Христовой веры от византийских иерархов русские, украинские и белорусские народы были привиты к древу Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви. Благодаря живой связи с греко-славянским православным Востоком Русская церковь восприняла богатейшее византийское наследие.

С конца X столетия православие формировало культуру русского народа, участвовало в развитии искусства и формировании государственности. Православные духовно-нравственные ценности становились сутью государственной идеологии в период Киевского государства в Х-ХП вв., формирования и укрепления русского государства с центром в Москве (XIV-XVI вв.), возрождения России в XVII веке после периода Смутного времени, шведско-польской интервенции и пр. Православие не раз спасало Русь и российскую государственность от гибели. Принятие христианства в 988 г. было актом политическим и, возможно, позволило сохранить Киевской Руси свою государственность и национальную независимость до XIII века, а в XI-XII вв. она (благодаря приобщению к православной культуре) наряду с Арабским Халифатом и Византией стала принадлежать к наиболее развитым странам того времени и пережила период своего расцвета.

С Крещением Руси на Руси вместе с просвещением ее светом христианства появляется «учение грамоте» и «учение книжное». Перевод священных книг, написание исторических, художественных, педагогических книг, согласованные действия князей и духовной власти по просвещению населения обеспечили широкое распространение грамотности и более высокого образования на Руси в домонгольский период, результатом чего стал расцвет древнерусской культуры.

К X веку на Руси складывается ситуация, когда необходимым является введение обязательного элементарного образования. Причины этого историки видят в том, что в это время был составлен славянский алфавит, а этнографическое единство славянских племен помогло распространению письменности. Основной причиной чаще всего называют введение христианства на Руси и перевод с греческого на русский Священного Писания и других книг. Новая вера, которая была выбрана Владимиром, должна была быть принята всем народом. Поэтому первые училища на Руси были открыты князем Владимиром по совету митрополита Михаила. В доказательство этих фактов можно привести летописные свидетельства, где говорится о том, что первые училища являлись не только учебными, но и воспитательными учреждениями. Используя летописи, характеризующие жизнь Новгорода, можно сделать вывод о том, что грамотность стала неотъемлемой частью русских городов.

Д. С. Лихачев в своих работах доказывает высокий уровень развития культуры, литературы и просвещения на Руси. Основной причиной, повлекшей за собой культурный переворот, он считает введение единой письменности. Письменность нужна была для развития государственного аппарата, торговли, для частной переписки. Христианство, в отличие от язычества, было религией с высокоразвитой письменностью, поэтому его введение повлекло за собой культурный переворот.

Таким образом, на этом этапе развития государства и просвещения роль Православной церкви можно считать основополагающей для развития и становления первых учебных заведений.

Несмотря на неблагоприятные условия для развития образования русская школа, руководимая духовенством, продолжала существовать и в период монголо-татарского нашествия. Особенно усилилась роль монастырей, при которых сохранились школы.

После введения христианства в Древней Руси начинают осуществлять новые подходы к проблемам нуждающихся, строящиеся на основе греческих церковных законоположений, но при этом традиции и обычаи предков еще много веков служат для разрешения всевозможных споров и тяжб. С образованием российской государственности появляются царские указы, регламентирующие отношения церкви и государства, отдельных категорий нуждающихся и власти. В 1551 году в Стоглаве появляется не только статья о нищепитательстве, но и ряд статей, регулирующих жизнедеятельность различных слоев общества: людей церкви, странников, вдов, “бельцов”, нищих.

Появляются законы, направленные на упорядочение связей и отношении разнообразных групп населения в период массового голода, эпидемий.

В Х-ХШ вв. происходит изменение направления помощи. Создавшаяся культурно-историческая ситуация потребовала иных принципов интеграции и новых форм поддержки и защиты нуждающихся. Внешняя экспансия христианского мира внесла свои коррективы в трансформацию общественных отношений, что нашло отражение в княжеской защите и попечительстве, в церковно-монастырской поддержке, приходской системе помощи.

Историческое значение княжеского благотворения и нищелюбия заключается в том, что формирующаяся централизованная власть ищет пути развития социальной политики в отношении субъектов, не связанных родовыми отношениями. Можно добавить, что с принятием христианства осуществлены не только попытки “социального реформирования” в сфере помощи и поддержки. Первоначально этот процесс протекал в рамках дружинных традиций, языческих братчин. Однако постепенно осознается невозможность со стороны княжеской власти единолично претворять в жизнь христианское социальное реформирование, поскольку общество было неоднородным и в нем существовало двоеверие. Бинарная оппозиция веры практически приводила к оппозиции уклада, что, в свою очередь, вело к невозможности “рядить” по законам, которые также должны иметь не только свои положения, но и своего правового субъекта.

Власть в силу различных причин: и политических, и военных — отходит от самостоятельного проведения идей социального христианского реформирования, подключая к этой деятельности церковь. Она не только наделяет ее юридическими полномочиями, но и оказывает ей, как нарождающемуся институту, поддержке, финансовую помощь в виде “десятины”, отчислений от различных видов налогов. Власть делегирует и расширяет полномочия церкви в отношениях с клиентами, которых со временем становится все больше.

Институт Церкви сыграл свою особую роль в формировании христианских подходов к благотворению и милосердию к ближнему. С принятием христианства в Древней Руси начинается новый этап общественного попечения. Помощь имеет различные стратегии поддержки: от материальных до изменения сценариев жизни нуждающегося. Христианские каноны милосердия расширяют парадигму помощи и поддержки, выстраивают ориентиры защиты, исходя не только из витальных, но и духовных потребностей индивида.

Крещение Руси принесло изменения и в институт семьи. Государство издавна пыталось строить отношения с семьей, проводя определенную семейную политику. Первым, наиболее ярким опытом конструирования и реализации “семейной политики” явилась деятельность русского государства и церкви после принятия христианства на Руси, целью которой была реорганизация всех сфер жизнедеятельности языческой семьи, начиная с имущественных отношений и заканчивая сексуальным поведением супругов. Условно началом процесса «реформирования» семейно-брачных отношений можно считать конец X века. В целом же этот процесс занял не одно столетие. В результате реорганизации языческой семьи сформировалась основа для будущего развития русской классической патриархальной семьи, которая в течение последующих столетий определяла менталитет русского народа, его отношение к повседневным общественным и экономическим проблемам жизнедеятельности.

В отличие от язычества, во времена которого официально существовал институт наложничества, христианская церковь проповедовала, что прелюбодеяние является грехом. Ограничив, а потом и вовсе запретив наложничество, прелюбодеяние и добровольный развод (которые в языческие времена были традиционными), церковь ввела новую модель брачного поведения, основанную на христианской любви. Эта модель предполагала духовное, а не плотское начало в браке. Исходя из идеи о том, что семья — плод христианской любви одного человека к другому (единственному), церковь запретила полигамный брак. Основной нормой нового типа семейно-брачного поведения стала моногамная семья. Фундаментом такой семьи был христианский брак, который в православной церкви является одним из семи таинств. В сознание человека постепенно формировалось понимание того, что семейный союз должен быть освящен церковью в таинстве венчания. Так как вступают в брак по истинной любви друг к другу, то он соединяет мужчину и женщину на всю жизнь, а потому христианский брак не может быть расторгнут.

Таким образом, Христианство изменило саму сущность семейно-брачных отношений, утверждая, что цель брака в том, чтобы супруги помогали друг другу и дополняли друг друга. А так как главная цель человеческой жизни это спасение души, то супруги должны поощрять друг друга к христианскому образу жизни.

Русская церковь, приняв христианство от православного Востока, явило миру высокие примеры монашеского подвига в духе и силе древнего монашества, давшего нам великих святых. Наряду с первыми храмами в Киевской Руси тотчас появились иноческие обители. С утверждением христианства в Древней Руси в сознание русских людей прочно вошел и монашеский идеал. Очень многие стремились завершить дни своей жизни, приобщившись к монашескому лику. В этом, быть может, есть что то особое, национально русское.

Киево-Печерская Лавра может быть названа русским монашеским Вифлеемом, откуда иночество стало распространяться по всей тогдашней Руси. С именем этого монастыря тесно связана жизнь одного из основоположников монашества на Руси, ровесника ее Крещения – преподобного Феодосия Печерского. Получив “назначение книжное” в одной из первых церковных школ XI века в городе Курске, Феодосии сам стал в дальнейшем учить “правде и любви и зачалу премудрости, страху Божию, чистоте и смиреномудрию”.

После себя он оставил несколько письменных поучений, которые стали шедеврами древнерусской нравоучительной литературы для иноков и мирян. Став игуменом Киево-Печсрского монастыря, Феодосии вводит здесь принципы монашеского общежительного устава Федора Студита. Преподобным Феодосием Печерским было установлено, что десятая часть всех доходов монастыря выделялась на содержание существовавшей при монастыре богадельни. К Феодосию приходило множество бедных, больных, нуждающихся в помощи. Всех их он принимал ласково, всем подавал просимое. Целый двор отделил он около монастырской церкви св. Стефана для этих бедных людей. “Аще видеши нага, или голодна, или зимою, или бедою одержима, еще ли будет еврей, или сарацин, или волжский болгарин, или еретик, или католик, или любый язычник – всякого помилуй и от беды избави, яко же можеши” – передает нам слова преподобного Киево-Печерский Патерик. (ЖМП, 1988, № 2, с. 45)

Святая Русь явила миру многих защитников родного Отечества. Среди них великий полководец и талантливы дипломат и государственный деятель святой благоверный князь Александр Невский. XII век: начиналось самое трудное время в истории Руси: с востока шли монгольские орды, с запада надвигались рыцарские полчища. В этот грозный час Промысел Божий воздвиг на спасение Руси святого князя Александра — великого воина-молитвенника, подвижника и строителя земли Русской.

Православная Церковь считает Александра Невского чудотворцем. Именно это качество, по мнению Церкви, помогало ему творить чудеса, постоянно побеждая малыми силами значительно превосходящего противника. Участвуя лично, возглавляя и сражаясь впереди своего войска, он вышел победителем более чем в двадцати сражениях, оставаясь невредимым, и не потерпел ни одного поражения. Любовь к ближним простиралась у святого Александра до самопожертвования. Его высоко ценили как друзья, так и враги. Хан Батый в 1249 году после беседы с князем Александром сказал своим вельможам: “всё, что мне говорили о нем, всё– правда. Нет подобного этому князю”. Батый предлагал Александру Невскому стать его зятем и приемным сыном, чтобы стать его преемником в Золотой Орде. Так высоко ценил он способности молодого, рослого, сильного, красивого, умного, мудрого, с зычным голосом русского князя-полководца. Однако великий князь, как истинный патриот своего Отечества, ответил отказом, а в конце своей жизни принял монашество и постригся в схиму с именем Алексий.

Одним из величайших из святых Руси называют преподобного Сергия Радонежского. Вот уже в течение, более 600 лет это имя известно каждому русскому человеку.

Здесь надо вспомнить, что за время для Руси XIV век. В предшествующем XIII веке татары разгромили Русь. Бедствие варварского нашествия принесло не только материальное, но нравственное разорение. Воспоминания о мирной трудовой жизни ушли так далеко в прошлое, что походили на легенды. Никакой надежды на улучшение жизни в будущем не чувствовалось в народе. Татарские набеги, междоусобицы князей, предательства, разорение – и так жило уже не одно поколение русских. Казалось, выхода нет из этой безнадежности. Люди беспомощно опускали руки, умы теряли бодрость.

Для того, чтобы сбросить татаро-монгольское иго, построить прочное независимое государство, нужно было самим русским людям стать на уровень высоких задач, приподнять свои внутренние силы, оторвать устремления людей от сиеминутных земных забот. Вот этому нравственному воспитанию народа и посвятил свою жизнь Сергий Радонежский.

Сергий, в юные годы ушедший из мира в леса, со временем оказался в центре общественно-политической жизни второй половины XIV века. Он был сподвижником великого князя Дмитрия Донского в собирании русских княжеств вокруг Москвы. Он уже в немолодые годы не один раз ходил к князьям нижегородскому, рязанскому, суздальскому и тихими, кроткими речами усмирял их воинственные сердца. Сергий благословил Дмитрия Донского на его битву с Мамаем и дал князю двух монахов из бывших бояр – Пересвета и Ослябю, Именно поединком Александра Пересвета с Чолубеем началась Куликовская битва. Летопись свидетельствует: в течение всей кровавой куликовой сечи братия монастыря молилась, Сергий же со своей прозорливостью сообщал братии о ходе битвы!

Среди святых земли Русской нельзя обойти вниманием еще одного подвижника и чудотворца – преподобного Серафима Саровского.

Родившийся в середине XVII века в Курске, почитаемый широко еще при жизни, преподобный Серафим стал одним из самых любимых святых. Это не удивительно. Его духовный путь отмечен большой скромностью, присущей русским святым. С детства он шаг за шагом шел к духовному совершенству. Восемь лет послушнических трудов и восемь лет храмового служения в сане иеродиакона и иеромонаха, пустынножительство и столпничество, затвор и безмолвие сменяют друг друга и венчаются старчеством. Подвиги, превосходящие естественные человеческие возможности, гармонично и просто входят в жизнь святого. Преподобный Серафим оставил богатое духовное наследие – это краткие наставления, записанные им самим, слышавшими их. Драгоценным вкладом подвижника в сокровищницу русского святоотеческого учения явилась “Беседа преподобного Серафима Саровского о цели христианской жизни”, впервые опубликованная в 1903 году. Кроме учения о сущности христианской жизни, в ней содержалось новое изъяснение многих мест Священного Писания. На Руси издавна существовали неписаные правила, по которым жили подвижники земли русской. К таким правилам относились кротость и смирение, неустанный труд и молитва, соблюдение церковных предписаний и совершение подвигов, дар прозорливости и способность исцелять, конечно же, наставления и наличие учеников.

Полезно вспомнить некоторые духовные наставления старца. “Надобно всегда терпеть все, что бы ни случилось, Бога ради, с благодарностью. Наша жизнь – одна минута в сравнении с вечностью. Оскорбления от других переносить должно равнодушно и приобучаться такому расположению духа, как бы их оскорбления не до нас, а до других касались. В молчании переноси, когда оскорбляет тебя враг, и единому Господу открывай тогда твое сердце”. Каждого приходящего преподобный встречал словами приветствия “Радость моя! Христос Воскресе!”, а заветные слова “Стяжи мирный дух и тысячи спасутся вокруг тебя” вот уже на протяжении двух веков дают мятущимся умам ответ на вопрос о смысле человеческой жизни.

Более полутора тысяч имен сонма святых дал Русской Православной Церкви XX век. Новомученики и исповедники российские как древние христиане отдавали свою жизнь ради торжества Веры православной в период гонений от богоборческой власти, являя нам пример стойкости, преданности родному Отчеству и безграничной любви к Богу.

1020 лет назад святой князь Владимир вывел свой народ из тьмы язычества к свету обетованной земли христианства. Внутреннее единство Древней Руси оказалось скрепленным не только кровным родством, но и религиозным единством, начало которому положила купель вод Днепра.

Христианство стало тем руслом, по которому потекла в древнерусскую землю культура самой развитой цивилизации того времени – Византии. В Киевской Руси получила быстрое развитие письменность, начала создаваться национальная литература. Древнерусское государство стало на один уровень с государствами Западной Европы, а во многом и превзошло их.

Принятие христианства сблизило наш народ с другими славянскими народами, воспринявшими веру Христову трудами просветителей славян святых равноапостольных Кирилла и Мефодия. Братские народы, близкие нам по языку и традициям, во многом содействовали усвоению нашими предками христианских истин и культурных ценностей.

Согласно православному Преданию, единство Церкви заключается не в централизации церковного управления и не в единообразии церковной жизни; оно есть тождество веры, а, следовательно, верность Духу истины, созидающему Церковь Христову и пребывающему в ней. Таким образом, с крещением Руси братские русские, украинские и белорусские народы не только восприняли неисчерпаемые сокровища церковно письменности – Священное Писание, творения святых отцов, жития святых и богослужебные книги, но обрели основу для своего духовного единства.

Источник

Крещение Руси князем Владимиром как феномен древнерусской истории

Однако рассказ наш был бы непоследователен, если прежде не представить те условия, в которых проникало и утверждалось у нас христианство и с каким религиозным миром, а именно язычеством, пришлось столкнуться на Руси христианской проповеди.

Итак, языческий культ древних славян не представлял в сущности ничего строго регламентированного. Поклонялись стихиям видимой природы, прежде всего: Даждь-богу (божество солнца, податель света, тепла, огня и всяческих благ; само светило называли Хорсом) и Велесу (Волосу) — скотьему богу (покровитель стад). Другим важным божеством был Перун — бог грозы, грома и смертоносной молнии, заимствованный из балтийского культа (литовский Перкунас). Ветер олицетворялся Стри-богом. Небо, в котором пребывал Даждь-бог, звалось Сварогом и считалось отцом солнца; почему Даждь-богу и усвоено было отчество Сварожича. Почиталось также божество земли — Мать-земля сыра, некое женское божество — Мокош, а также податели семейного блага — Род и Рожаница.

Тем не менее образы богов не получили у славян той ясности и определённости как, например, в греческой мифологии. Не было ни храмов, ни особого сословия жрецов, ни каких-либо культовых сооружений. Кое-где на открытых местах ставились вульгарные изображения божеств — деревянные кумиры и каменные бабы. Им приносились жертвы, иногда даже человеческие, этим и ограничивалась культовая сторона идолослужения.

Неупорядоченность языческого культа свидетельствовала о его живой практике среди дохристианских славян. Это был даже не культ, а натуралистический способ мировидения и мировоспрятия. Именно в тех областях сознания и мировосприятия, в области которых ранним русским христианством не была предложена некая альтернатива, языческие представления сохранялись вплоть до новейшего времени. Лишь во второй половине XIX ст. с развитием земской системы образования этим устойчивым мировоззренческим формам была предложена иная, более христианизированная (как бы школьная) форма этнического и натуралистического сознания.

Уже в древний период эти стойкие мировоззренческие категории были адаптированы христианством, как бы трансформировались в христианские символы, приобретая порой вполне христианское знаковое наполнение. В результате, например, именем Хор(о)са, символизировавшего солнце как некий огненный круг (хоро, коло) на небе стали называть округлое паникадило, источающее свет в церкви, расположенное, между прочим, под куполом, также символизирующем в храмовой символике небосвод. Подобные примеры можно было бы множить, что, впрочем, не является целью данного очерка, важно лишь в конечном итоге дать этому явлению адекватное объяснение.

Подразумевается, что мировоззренческий синкретизм не был продолжением язычества в русском христианстве, но лишь неким «инструментарием». В процессе восприятия христианских символов волей-неволей использовались категории более традиционные для славянского мировоззрения, словно некие рецепторы, которыми славянин (будь-то воин, пахарь или церковнослужитель) воспринимали абстракции нового для них учения.

Однако взаимопереплетение (синкретика) символов не обязательно свидетельствовало о массовом проникновении языческой идеологии в христианское вероучение у новообращенных славян, чему яркое свидетельство утрата культа одного из самых популярных славянских божеств Даждь-бога, связанного с анимистическим (животным) пониманием смены света и тепла (лета и зимы). Причем такая синкретика мировоззренческих и обрядовых традиций была характерна не только для славян, но и для греко-римского мира, восприявшего христианство как бы из первых рук.

Ещё более культа видимой природы у восточных славян был развит культ предков. Давно умерший начальник рода обоготворялся и считался покровителем своего потомства. Звался он родом или щуром (пращуром). Ему также приносились растительные жертвы. Такой культовый порядок зародился и существовал в условиях родового быта древних славян. Когда же в более поздние времена дохристианской истории родовые связи начали распадаться, и семьи обособлялись в отдельные дворы, привилегированное место рода заступил семейный предок — домовой, покровитель двора, невидимо управляющий его хозяйством. Древний славянин верил, что души умерших продолжают бродить по земле, населяя поля, леса, воды (лешие, водяные, русалки) — вся природа казалась ему наделённой некоей душой. Он стремился к общению с ней, участию в её переменах, сопровождая эти перемены праздниками и обрядами. Так создался годичный круг языческих праздников, связанных с почитанием природы и культом предков. Наблюдая правильную смену зимы и лета, славяне чествовали дни осеннего и весеннего равноденствия праздниками коляды (или овсень), встречали весну (красная горка), провожали лето (купала) и т.д. Параллельно шли праздники об умерших — тризны (застольные поминки).

Впрочем, нравы древних славян «особым» благочестием не отличались, к примеру, практиковалась кровная месть. Вплоть до Ярослава Мудрого княжеская власть на Руси судебных функций не имела, а наказание виновного было делом родственников потерпевшего. Государство, разумеется, в такой самосуд не вмешивалось, рассматривая его как элемент обычного права (пережиток догосударственных родовых отношений). Кроме того, распространялась торговля невольниками. И, хотя это не составляло основную отрасль экспорта, как, например, у норманнов, однако не гнушались этим и славяне, пусть не в столь широком масштабе.

Главный вывод, который должны мы сделать, — славяне не имели и отдалённого представления о едином Боге-Творце, которое имеет христианство. Языческая религия славян была отнюдь не богоищущей, как, например, язычество античных греков, а природоведческой, удовлетворявшейся наблюдением и поклонением неведомым природным стихиям. Этот факт, пожалуй, наиболее красноречиво свидетельствует о характере восприятия нового для славян христианства и его связи с традиционным язычеством. Таким образом, то, что всем славянам, в том числе и нашим, суждено было принять св. Крещение, есть великое участие промысла Божья, иже всем человеком хощет спастися и в разум истины приити (1 Тим 2: 4).

Ошибочно также было бы представлять, что Крещение Руси «принесло» христианство на Русь. Напомним, что это было лишь политическим утверждением Христовой веры и Церкви на землях, лежащих вдоль знаменитого караванного пути «из варяг в греки», где христианство не могло не быть известным уже хотя бы в силу активного социо-культурного обмена, связанного с международной торговлей и рынком рабочей силы (гл. обр., военной). Что же представляло собой довладимирское христианство и каковы источники его проникновения.

Во всяком случае, нам известно, что Ярополк, будучи правителем политически «некрещеного» государства, весьма покровительствовал христианам: христианом даде волю велику, как читаем в Иоакимовской летописи. Таким образом, есть все основания полагать, что в 80-е гг. X в. в Киеве уже не только многие варяги и бояре, но и отчасти простые горожане, не говоря уже о купцах, крестились и были христианами. Но большинство жителей, как древней столицы, так и других крупных городов, бесспорно, были язычниками, довольно мирно уживавшимися с христианским меньшинством. Наиболее консервативным было население деревень; культивирование языческих верований здесь сохранялись ещё многие столетия.

Особо следовало бы остановиться на последних двух десятилетиях перед Крещением. У прославленного завоевателя Святослава, сына Игоря и св. Ольги, было три сына. Старшего, Ярополка отец ещё при жизни посадил в Киеве (предпочитая проводить жизнь в военных походах вдали от столицы), Олега — в Овруче, а младшего, Владимира — в Новгороде. Но по малолетству назначил им в управители своих воевод: Ярополку — Свенельда, а Владимиру — его дядю, Добрыню. В точности не известно, в силу каких причин между братьями возникла ссора, следствием которой была гибель Олега и бегство Владимира за море к варягам, но более правдоподобно было бы относить её, скорее, к интригам воевод-регентов, нежели на совесть юных князей.

Так или иначе, Ярополк при этом воцарился в Киеве и ненадолго явился единодержавным князем (972–978). Между прочим, его правление было ознаменовано рядом важных событий. Так, в 973 г. русские послы были направлены с богатыми дарами в резиденцию Германского императора Оттона I. Цель посольства нам не известна, но вероятнее всего император Священной Римской империи (как это официально называлось) выступал неким посредником в переговорах Руси с Римом. Без протекции этой важнейшей персоны центральной Европы непосредственные контакты между «варварами» и «римлянами» даже по вопросам миссионерства в то время были вряд ли осуществимы. В результате в 979 г. в Киев прибывает посольство от Папы Бенедикта VII. Это было первым прямым сношением Руси с Римом, хотя и не принесшим никаких результатов, т.к. годом ранее в Киеве произошёл переворот, на некоторое время заморозивший христианскую политику Киевских князей. А именно, используя предательство воеводы Блуда, Владимир, убив Ярополка, сумел воцариться в Киеве.

Сразу после переворота Владимир объявил себя ревностным язычником, что обеспечило ему поддержку языческой части киевлян, вероятно, недовольной прохристианской политикой Ярополка. Временное торжество язычества на Руси вряд ли было лишь политической игрой Владимира на религиозных антипатиях с целью оказать давление на «Ольгинско-Ярополкову» христианскую верхушку. Дело в том, что во время бегства в Скандинавию Владимир успел не только возмужать возрастом и жениться на дочери варяжского конунга (князя), но и вовсе отвыкнуть (хотя и не забыть) от христианских начал, приобретенных в окружении своей бабки княгини Ольги, понабравшись у норманнов их морали и обычаев, взращённых культом войны и пиратской наживы.

В результате в Киеве наряду с традиционными славянскими идолами князь-«варяг» стал вводить культ бога войны и громовержца Перуна. Этот балтийский Марс, как оказалось, требовал кроме обычного поклонения ещё и человеческих жертв. В 983 г. после удачно осуществлённого похода на ятвягов (литовское племя, жившее в районе совр. Гродно) Владимир решил принести благодарственные жертвы богам, на что старейшины и бояре постановили бросить жребий на отрока и на девицу, и на кого падёт жребий, того и принести в жертву. Жребий отрока пал на сына одного варяга, бывшего христианином. Сына он, конечно же, не отдал и заперся у себя дома. Тогда пришла толпа и растерзала их обоих — и осквернися кровьми земля руська, как передаёт древнейшая летопись (ПВЛ). Источники того времени не сохранили имён наших первых мучеников и места их погребения: и не свесть никтоже, где положиша их, но позднейшие святцы называют их — Феодор и Иоанн варяги (память чтится 12 июля).

Впрочем, не стоит понимать под этим жертвоприношением особое языческое усердие кн. Владимира. В принципе, кумир Перуна стоял в Киеве и задолго до него, а человеческие жертвоприношения были делом вполне обычным у норманнов, да и для славян не слишком уж диковинным. К тому же, как видим, идея кровопролития принадлежала вовсе не Владимиру, а озлобленной на христиан за многолетнее правление христианских князей жреческой верхушке — старейшинам, а исполнительская миссия, как всегда возлагалась на толпу, традиционно отличающейся животным фанатизмом. Как ни парадоксально, но именно Владимиру Русская земля оказа­лась впоследствии обязана своим христианским Крещением.

Трудно определённо сказать, что же всё-таки убедило Владимира отказаться от своего буйного нрава и принять Христову веру. Первые годы своего княжения он прямо-таки благонравием не отличался, по крайней мере, летопись охарактеризовала его довольно развращённым молодым человеком. Следует, впрочем, иметь в виду, что летописец сознательно описывал Владимира до его обращения в особенно мрачных тонах с целью более рельефного представления величия его нравственного преображения после Крещения. Как бы то ни было, как это не редко случается, к 30-ти годам мужчина, тем паче прошедший нелёгкую военную школу, порой, оглядываясь на свою жизнь, видит в ней не совсем то, чем она являлась ему ранее. Возможно, нечто подобное пришлось испытать и нашему просветителю.

Историки часто рассматривают Владимирово обращение в формально-историческом контексте — как поступательный процесс христианизации прочих центрально-европейских правителей. Действительно, в 960 г. Крещение принял польский князь Мешко І, в 974 — датский король Гарольд Блотанд, в 976 — норвежский конунг (с 995 г. король) Олаф Трюгвассон, в 985 — венгерский герцог Гёза. Все эти правители были непосредственными соседями Руси, в определенное время, как союзниками, так и врагами. Однако и это в достаточной мере не раскрывает причин Крещения нашего просветителя, так как не учитывает фактор конфессиональной альтернативы Владимира, ведь кроме соседей на западе у киевского суверена были такие же соседи и союзники на причерноморском юге и степном востоке. Главное направление союзнических связей было обращено именно к степным соседям Руси язычникам-половцам, а главным торговым конкурентом были волжские булгары — с 922 г. магометане (не говоря уже об иудеях-хазарах, разбитых отцом Владимира Святославом). Таким образом, сфера культурных контактов киевского князя была куда более разнообразной, что позволяет рассматривать версию его Крещения по принципу «подражания» как малоубедительную.

О том, как именно крестился Владимир и как он крестил свой народ, существовало много преданий, но наиболее вероятно, что Владимир, в сущности, крестился если не тайно, то без особой помпы, как представляли это наши летописи спустя столетие. По крайней мере, сам летописец уже в начале XII века не мог привести достоверных сведений о том, где именно произошло это достопамятное событие: глаголют, яко крестился есть в Киеве, инии же реша: в Василеве, друзии же инако скажут (ПВЛ). Наиболее популярное, хотя и не столь надёжное предание представляет этим местом крещения Владимира г. Херсонес в Крыму (в окрестностях нынешнего Севастополя). Кроме того, Владимир мог принять Крещение в своей княжеской резиденции в Василеве (совр. г. Васильков Киевской обл.), как считает, к примеру, известный дореволюционный историк Е.Е. Голубинский. Такая версия не лишена оснований, поскольку своим названием этот городок был обязан именно событию св. Крещения Владимира, в котором он был наречен Василием.

Дело в том, что львиную долю информации о Крещении Руси нам приходится черпать в древнейшей из дошедших до нас летописей — Повести временных лет, которая, во-первых, составлялась спустя почти 120 лет после означенного события, во-вторых, содержит множество противоречивых данных. Однако, всё же не настолько противоречивых, чтобы не попытаться восстановить действительные обстоятельства хотя бы в общих чертах.

Итак, летопись начинает описание Крещения Владимира с сюжета «испытания вер» великокняжескими послами в разных странах, а именно — наблюдения за тем, где кто како служит Богу. Для нас сегодня это казалось бы весьма диковинным, ибо трудно представить себе познание другой веры, созерцая внешний церемониал её богослужений, не говоря уже о том, чтобы оказаться убеждённым в её истинности. Кроме того, был ли смысл отправляться за православием «за море», когда в самом Киеве существовала местная довольно многочисленная христианская община, имеющая главным своим храмом (вероятно, не единственным) соборную церковь св. пророка Илии на Подоле, известную ещё со времён кн. Игоря. Тем не менее, летописное сказание заставляет Владимира, человека, надо сказать, недюжинного государственного ума, быть убежденным подобным «испытанием вер» и на этом основании принять Крещение. При этом Владимиру доводится креститься, лишь совершив победоносный рейд на Корсунь (Херсонес) в Тавриде.

Такое сказание, расходящееся с иными источниками, давно вызывало недоверие у историков, хотя никто, разумеется, не обвинял летописца в выдумке, ведь событие и повесть отделяет огромный для той эпохи временной промежуток. По мнению одного из авторитетнейших дореволюционных историков С.Ф.Платонова, в летописи начала XII в. оказались объединены три разновременных, но вполне достоверных предания:

а) о том, что Владимиру предлагали принять свою веру послы Волжских булгар (мусульман), хазар (иудеев), немцев (западных христиан, вероятно, от того же Германского имп. Оттона I) и греки (восточные христиане, скорее всего болгары);

б) о том, что Владимир был поражён физической слепотой, но после Крещения чудесно прозрел сразу духовными и телесными очами;

в) об осаде Владимиром важнейшей византийской фактории в Крыму г. Корсуни. Все эти предания имеют в своей основе косвенные исторические свидетельства.

Начнём по порядку. Как уже упоминалось, в 979 г. ко кн. Ярополку было направлено ответное посольство от Папы, разумеется, с предложением Крещения Руси, но застало оно на престоле уже не Ярополка, а Владимира. Возможно, что именно тогда прозвучал ответ Владимира латинским миссионерам, запечатлённый летописью: идите назад, ибо отцы наши сего не принимали (ПВЛ). Этот риторический пассаж летописи, как не странно, но также имеет свой исторический резон. Как известно, в 962 г. потерпела неудачу отправленная на Русь миссия латинского епископа Адальберта вследствие отказа кн. Ольги принять духовное подданство Папы Римского. Слова отцы наши, брошенные Владимиром, в данном случае не противоречат тому, что речь идёт, скорее всего, о бабке кн. Владимира Ольге, ибо в древнерусском языке отцами назывались родители вообще (напр.: богоотцы Иоаким и Анна).

Что же касается других миссионеров, то более ранние источники о них умалчивают, равно как и о соответствующих посольствах для своего рода «испытания вер» Владимиром, что определённо не должно было ускользнуть от внимания, по крайней мере, византийских дипломатов, если бы к ним действительно было направлено такое посольство. Впрочем, нет ничего удивительного в том, что Владимира — монарха крупнейшей европейской державы, пытались сманить в свою веру и магометане, и наголову разбитые его отцом хазары, фактически оставшиеся на тот момент без государства, и, тем более, представители Ватикана. Известны несколько посольств Владимира в разные страны, но в сугубо дипломатических целях, а не ради изучения богослужебных обрядов.

Особого внимания в связи со сказанием о слепоте Владимира заслуживает известие о пиратском нападении черноморских варягов в 830-е гг. на крымский г.Сурож (совр. Судак). Тогда разграблению был подвернут главный городской храм, где почивали мощи местного святого — еп. Стефана Сурожского. Однако в самый разгар «торжества» вандализма, как описы­вает Житие св. Стефана, вождь нападавших был неожиданно поражён параличом (ему судорогой свернуло шею, что имело весьма болезненный эффект). Варягам пришлось в страхе не только вернуть награбленное и освободить плен­ников, но и дать богатый выкуп, прежде чем их конунг был освобождён от наказания. После происшедшего, вождь со всей своей дружиной принял в том же храме св. Крещение. Не могло ли случиться нечто подобное, правда, в более мягкой форме, и с нашим просветителем, чтобы тот сознательно уверовал и привёл к правой вере свой народ? Житие называет Владимира русским Савлом: последний также, перед тем, как стать апостолом Павлом, в слепоте телесной познал Христа и прозрел, чтобы проповедать Евангелие язычникам (см. Деян., гл.9).

Наконец, наибольший интерес и важность представляет для нас последнее летописное предание, так как оно содержит, пожалуй, самый сложный вопрос — о времени Крещения Руси и самого кн. Владимира. Так, «Повесть временных лет» датирует принятие крещения Владимиром под 988 годом, однако, смешивая это событие с корсунским походом и в результате заставляя кн. Владимира креститься в Корсуни и именно с этой целью осуществить сам поход. Однако, более ранние источники, например «Память и похвала Владимиру» Иакова Мниха (кон. XI в.) и византийские хроники говорят, что Владимир взял Корсунь на третье лето по своему Крещению. В самом деле, крещеному князю незачем было ходить в Крым за Крещением. Подобный нонсенс в ПВЛ встречается неоднократно. К примеру, принятие христианства княгиней Ольгой, согласно летописи, происходит в Царьграде от патриарха и не иначе как с императором в восприемниках. Судя по всему, придворным летописцам XII в. трудно было представить себе победоносных Киевских князей Х века, принимающих св. Крещение без лишней помпы от простого попа и, судя по неясности данных, вполне по домашнему (если кн. Владимир вообще не был крещён в детстве во времена своей бабки княгини Ольги-Елены). Но при чём же тогда Корсунская кампания?

Сюда вплетено ещё одно важное обстоятельство. В середине 980-х гг. внешняя угроза и внутренние мятежи поставили Византийскую империю в крайне затруднительное положение. Вдобавок ко всему в 987 г. вспыхнуло восстание полководца Варды Фоки, объявившего себя василевсом (царём). В конце 987 — начале 988 г. братья-соправители Василий II и Константин VIII вынуждены были обратиться к Киевскому князю за военной поддержкой против мятежников. Владимир согласился отправить в Византию довольно многочисленное войско взамен на обещание императоров выдать за него замуж свою сестру — царевну Анну. Как политик, Владимир мыслил безукоризненно — породниться с Византийской династией означало бы практически уравнять русских князей если не с римскими василевсами, то по крайней мере с великими европейскими монархами того времени и значительно укрепить мировой авторитет Киевской державы.

Уже летом 988 г. с помощью русских легионов царям удалось нанести поражение бунтовщикам, а в апреле следующего 989 г. окончательно подавить мятеж. Однако, избавившись от смертельной опасности, цари вовсе не спешили выполнять своего обещания — царевна Анна в далёкую «варварскую» Русь словно и не собиралась. Прождав всё лето 989 г., Владимир понял, что просто обманут… Но в таком случае, речь шла уже не об укреплении мирового авторитета Киевской державы, а об оправдании за нанесенную её в прямом смысле дипломатическую пощёчину. Вот тут-то Владимир и вынужден был двинуть войска на византийские колонии и силой вынудить Константинополь к выполнению своего обязательства (вспомним, как 12 годами ранее Владимир, будучи унижен отказом полоцкого князя Рогволда выдать за него дочь Рогнеду, отправился походом на Полоцк, следствием чего было пленение города и убийство Рогволда с сыновьями).

Итак, осенью 989 г. Владимир, как сообщает летопись, собрав вои многы из варяг, словен, чюди, кривичей и черных болгар, осадил важнейшую торговую факторию Византии в Северном Причерноморье г. Херсонес. Пользуясь зимними черноморскими штормами и, соответственно, невозможностью получить подкрепление морем из Византии, Владимир взял город в полную осаду и к маю 990 г. вынудил его полностью капитулировать. Более того, Владимир пообещал привести войско к стенам самого Константинополя. В конце концов, византийские суверены не выдержали предпринятого против них силового давления, и вскоре Владимир венчался в том же Херсонесе на царевне Анне, а в качестве «вена» (выкупа) за невесту возвратил императорам город, заложив в нём прекрасный храм (и поныне его развалины свидетельствуют о красоте и великолепии святыни). Однако корсунское духовенство он всё же взял с собою в Киев в помощь для дальнейшей христианизации.

Кроме того, в свите цесаревны Анны прибыли поставленные в Константинополе на Русские кафедры архиереи. Так началась Киевская митрополия, что в формальном смысле и было началом Русской Церкви. Проф. Е.Е. Голубинский в своём роде прав, предлагая считать именно 990 год датой Крещения Руси. Однако в действительности кн. Владимир предпринял «крещение» как утверждение христианства государственной верой на Руси, по сути, сразу после своего личного обращения, то есть уже в 988 г.: Крестися Владимир сам, и чада своя, и весь дом свой святым крещением просвети («Память и похвала Владимиру» Иакова Мниха), крестились и придворные, дружина, горожане (разумеется, те, кто ещё оставался в язычестве).

Может возникнуть вполне обоснованный вопрос, на кого могло быть возложено просвещение вчерашних язычников и самого князя, ведь греческое духовенство не знало русского языка, да и было весьма немногочисленным. Этот вопрос разрешается в контексте культурно-политических контактов Руси на протяжении всего Х ст. Наиболее существенное направление этих контактов было связано с Первым Болгарским царством (680-1018), где правили наследники царя Бориса-Симеона — первого христианского правителя Болгарии (†889). Именно болгарские миссионеры осуществляли на протяжении всего этого времени активную катехизическую программу на Руси, вплетая, таким образом, своего могущественного северо-восточного соседа в орбиту культурного влияния Охридской архиепископии (патриархии). По крайней мере, нам неизвестен греческий митрополит ранее Феопемта, прибывшего в 1037 г. на Киевскую кафедру действительно от патриарха Константинопольского.

Напомним также, что Болгария была крещена более чем столетием ранее (ок. 865) и ко времени нашего просвещения имела богатую святоотеческую библиотеку, переведённую на славянский язык, а также развитую традицию греко-славянского культурного синтеза (вспомним хотя бы творения Иоанна экзарха, Черноризца Храбра, Константина Преславского и др. выдающихся духовных писателей). Болгарская Церковь, надо заметить, вообще сыграла огромную роль в деле Крещения Руси. В том-то и секрет относительной лёгкости распространения у нас христианства (сравнительно с Западной Европой), что вера усваивалась народом на его родном славянском языке, максимально приближенном к разговорному, в духе кирилло-мефодиевской христианской традиции. Кроме того, ко времени своего Крещения кн. Владимир стяжал в народе огромный авторитет победоносного правителя и мужа глубокого государственного мышления. В этой связи достаточно достоверно выглядит влагаемая в уста киевлянам летописная фраза: аще бы се не добро было, не бы сего князь и боляре прияли (ПВЛ). Хотя рассуждали так лишь те, кто не сильно упорствовал в язычестве.

До Корсунского похода катехизация носила лишь частный характер (как и до Владимира), вероятно, не особо выходила и за стены стольного Киева. Корсунская победа принесла официальное утверждение Русской Церкви, и лишь тогда 31 июля 990 года киевляне услышали почти ультимативный призыв князя: аще не обрящется кто заутра на реце, богат ли, убог ли, или нищ. противен мне да будет (ПВЛ).

Так, в Крещении Владимировом зародилась Русская Церковь, и не столько храмы или новый политический менталитет, сколько великое начало всего того, что ныне связывается с древнерусской культурой и духовностью, и не только древней — по выражению историка Л.Н. Гумилёва: «победа православия подарила Руси её тысячелетнюю историю».

Источник