джио россо кафельный пол
Джио россо кафельный пол
Стихи давно забытого поэта запись закреплена
кафельный пол, на стенах трещины,
водопроводная грязь.
я бы любил тебя, даже если бы
ты
не родилась.
даже если бы
ты появилась на свет
мужчиной,
чудовищем,
дьяволом,
деревом,
птицей,
одной из комет,
стрелой,
отчаяньем,
яростью,
стихией, что прячет в недрах земля —
я бы любил тебя.
даже если бы
ты не была
моей,
а была
подневольной,
чьей-то женой,
подарившей ему дочерей,
сыновей.
обезумевшей,
слабой,
смертельно больной,
собиравшей в ладони искры огня —
я бы любил тебя.
даже если бы ты создана
ветром,
пеплом,
порохом,
бурей в пустыне,
островом,
океаном,
планетой,
городом,
той, никогда не любившей меня —
я бы любил тебя.
кафельный пол, на стенах трещины,
тусклый, мигающий свет.
я буду любить тебя, даже если
даже если
тебя
нет.
Не любить тебя сложно, но я учусь.
Пусть пока по предмету выходит »два».
Джио россо кафельный пол
Я не буду требовать от тебя верности, преданности. Не спрошу, из какой темноты ты приходишь ко мне по ночам.
Почему твои руки холодные, губы обветренны — мне нельзя придираться к таким мелочам.
Я не буду пытаться тебя удерживать, спрячу страх за улыбку, и пусть он остался в глазах.
И в порыве по детски отчаянной смелости, поцелуй я оставлю на теплых от солнца плечах.
Мне не страшно когда за тобой закрываются двери, боль приходит чуть позже, когда догорает рассвет.
Я боюсь просыпаться в пустой и …
… показать весь текст …
Кафельный пол, на стенах трещины,
водопроводная грязь.
Я бы любил тебя, даже если бы ты не родилась.
Даже если бы ты появилась на свет
мужчиной,
чудовищем,
дьяволом,
деревом,
птицей,
одной из комет,
стрелой,
отчаяньем,
яростью,
… показать весь текст …
Моя любовь умеет убивать.
Прости, что не сказал об этом раньше.
Когда вжимал в скрипучую кровать
и целовал покусанные пальцы.
Моя любовь тягучая, как мёд,
и сладкая, и горькая, и злая.
Она тебя когда-нибудь убьет,
… показать весь текст …
Можно тебя на пару ночей?
Можно на пару снов?
Тёплыми пальцами на плече, солнцем, что жжёт висок.
Тенью, проникшей в дверной проём, правом на поцелуй,
спешно украденный под дождём из острых взглядов-пуль.
Можно тебя на короткий вдох,
выдох, мурашек бег?
Время плести из мгновений-крох, стряхивать с шапки снег.
Общими сделать табак и чай, поздний сеанс в кино.
Петь под гитару, легко звучать музыкой общих нот.
Можно тебя в неурочный час,
в самый отстойный день?
… показать весь текст …
cегодня в полночь на перекрестке,
где Веге встретился Альтаир,
я буду ждать тебя. Целый космос,
дрожит и тонет в моей любви.
дай угадаю — ты будешь в белом,
в руках — букет полевых цветов.
ты будешь нежной, смешной и смелой,
и пахнуть вишнями и весной.
мы зашагаем с тобой по звездам,
сминая пятками млечный путь.
и горько-сладкий подлунный воздух
нас поцелует в гортань и грудь.
и будут мимо лететь кометы,
хвостами вмиг разрезая тьму.
… показать весь текст …
…Я обменял спокойный сон на невесомый поцелуй. Пока ты в комнате со мной — целуй меня, целуй, целуй…
Целуй меня, пока темно, пока зашторено окно, под звуки старого кино, под всепрощающей Луной. Когда на нас глазеет Мир, в троллейбусах, такси, метро, под осуждением людским, под брань старушек, гул ветров. Под визг клаксонов, вой сирен, под грохот скорых поездов, прижав ладонь к дорожкам вен, не позволяя сделать вдох, к моим обветренным губам прильнув и затопив собой. Пускай в висках гремит тамтам…
… показать весь текст …
Прошлое — это прекрасно, моя Мари,
только с собой его, милая, не бери.
Лучше оставь его в бабушкином сундуке,
или у мамы в шкатулке, но в рюкзаке,
что ты несешь за плечами, его не храни,
слишком тяжелый камень, моя Мари.
Прошлое — это как детство, скажи прощай,
изредка воскресеньями навещай.
Но никогда в глаза ему не гляди,
прошлое — это зараза, моя Мари.
Белый осколок чашки, причуда, пыль,
и на земле лежащий сухой ковыль.
… показать весь текст …
Не важно, как ее звали,
важнее, что я из стали,
она — из пастилы.
важней, что она красива,
и пахнет цветущей сливой,
но жгучая, как крапива,
и легкая, как туман.
и это победа Пирра,
когда я теряю силы,
целуя ее курсивом
и веря в ее обман.
… показать весь текст …
Мой друг, одинокий и странный парень, рожденный в руках сентября, цветные тату прячет под рукавами, под темными стеклами — взгляд. Он дальний потомок индейцев апачи, вихрастый и юный зверь. Похож на котов, горделиво-бродячих, на брошенных всех детей. В его рюкзаке ты отыщешь конфеты, блокнот на полсотни страниц. Он верный хранитель чужих секретов, не помнящий чисел и лиц.
Он тянет меня — то взобраться на гору, то вдруг — покорить океан. Да только нельзя отпроситься с работы, аврал и не выполнен…
… показать весь текст …
Мы играли весело целый год: я стоял на месте, ты шла вперёд. Ты держалась курса, я метил в цель. В промежутках были: коньяк, постель, сигареты, кофе, цветной экран, поезда, подземки, огни реклам. Кавардак, сумятица, ерунда;
ничего о нежности,
ни-ко-гда.
Это было правилом для двоих: ничего не значащий перепих. Не касаться сердца, не лезть в нутро, счёт вести по станциям на метро. Знать привычки тела, но не души, нет обета верности — нет и лжи. Не учить, не строить, не приручать. Проходить ма…
… показать весь текст …
смотри, какая здесь темнота — луна под бархатным колпаком. скривив невесело угол рта, умело травишься табаком. вокруг отличнейший антураж: промозглый ветер, противный дождь. и кожа щёк до того бела, что мнится, тронешь — как лист прорвёшь. давай, соври, что ты камень, сталь, что ты не сломлен, не слаб сейчас. и что не липнет к тебе печаль, как к материнской груди дитя. за ворот свитера льёт вода, стекает прямо на теплый бок, а в пальцах, что холоднее льда, трясётся спичечный коробок. и где-то та…
… показать весь текст …
Но когда он приходит домой избитый и пьяный,
… показать весь текст …
Бесцельно,
безжалостно,
как в кино.
Ты мой Стокгольмский синдром.
Захлопни глаза и зашторь окно,
спали этот чертов дом.
Держи меня в клетке,
корми с руки
и хлестко бей по щекам.
Мы разной породы, а значит — враги,
кто жертва — не знаю сам.
Я был убит трижды.
… показать весь текст …
Привет, молодые и глупые, смешные, босые и пьяные. Идущие стаями, группами, и те одиночки упрямые, что мечутся между высотками, скрывают глаза капюшонами, пытаются быть беззаботными, но курят ночами бессонными. Привет, дети солнца и воздуха, потомки известных мечтателей, рожденные вспышками космоса, в утробе галактики-матери. Беспечные, хрупкие, колкие, с щеками, от холода красными, с забитыми книжными полками, с глазами тревожно-опасными.
Привет, я пишу из столетия, где дальние тропы исхожены,…
… показать весь текст …
Кладбище кораблей
Там, где сила воды встречается с силой земли, и над лбом океана восходит небесный пожар, там лежат на песке погибшие корабли, их большие бока день за днем поедает ржа. Там летают над волнами чайка и альбатрос, и горячее солнце тянет к воде лучи, обжигая вонзенный в песок корабельный нос, а вода в океане вибрирует и урчит. Там спокойно и тихо, и мягко поет прибой. И как будто огромные туши мёртвых китов, там лежат корабли, что уже не придут домой, вспоминая давно покинутых моряков.
Они снятся мн…
… показать весь текст …
Выпито лето одним глотком.
Август. Последний день.
Руки, испачканные песком,
к рыжим лучам воздень.
Солнце исследует языком
контур твоих ключиц.
Я наблюдаю за ним тайком,
не преступив границ.
Воздух вибрирует от жары,
слышится тихий вздох:
не нарушая баланс игры
летний уходит бог.
… показать весь текст …
Он раздевает ее с какой-то глухой тоской,
будто бы жажда его — это его проклятие.
Будто бы преступление — видеть ее нагой,
Богом судимо больное желание взять ее.
А она говорит: »мне холодно, холодно, холодно!
Что ж ты трясешься, как будто меня боясь?»
И запрокидывает свою медно-рыжую голову,
страшно и зло, почти сатанински смеясь.
Ему кажется, будто он погружается в лаву,
будто плавятся кости, мускулы и хрящи.
И церковное золото, коим он был оправлен,
под руками ее ломается и трещит.
… показать весь текст …
Джио Россо
Кафельный пол, на стенах трещины,
тусклый, мигающий свет.
Я буду любить тебя, даже если
даже если
тебя
нет.
Похожие цитаты
Hopelessly I’ll love you endlessly
Hopelessly I’ll give you everything
But I won’t give you up
I won’t let you down
And I won’t leave you falling
If the moment ever comes
Безнадёжно… Я буду любить тебя бесконечно.
Безнадёжно… Я буду дарить тебе всё на свете,
И я не брошу тебя,
Не подведу тебя,
Я не дам тебе упасть,
Если однажды настанет для этого момент.
— Я буду любить тебя, пока не умру.
— Люби меня, пока не умру я.
Я спрячу свои крылья, чтоб не пугать тебя,
Я буду такой сильной, чтоб защитить тебя,
Я спрячу свои страхи, чтоб ты никогда о них не узнал,
Я буду такой сильной, чтоб ты любил меня.
Enough of the fright
Enough of the fuss
I’ll be awake if he finds us
Needless to say
I’ll stand in your way
I will protect you
and I.
I’ll take the shot for you
I’ll be the shield for you
Needless to say
I’ll stand in your way
I’ll take the shot for you
I’ll give my life for you
I’ll make it stop
I’ll take the shot for you
For you
Хватит бояться,
Хватит беспокоиться.
Я буду настороже, если он отыщет нас.
Нет нужды говорить —
Я приму твою сторону,
Я буду защищать тебя,
И я.
Я сделаю попытку ради тебя.
Со мной ты будешь, как за каменной стеной.
Нет нужды говорить —
Я приму твою сторону,
Я сделаю попытку ради тебя,
Я отдам свою жизнь за тебя,
Я остановлю это,
Я сделаю попытку ради тебя,
Ради тебя.
LiveInternetLiveInternet
—Метки
—Рубрики
—Цитатник
простые рамки для записи Ваш текст источник ВераНик Ваш текст источник ВераНик
«Астры и мечты». Натюрморты Риты Бекман. Астры — искры, астры — звезды, Космоса цветы.
Картина дня. William Henry Gore RI (1857–1942, English) William Henry Gore Молитва.
Друзья уходят… Друзья уходят… Не простившись, молча, Туда, откуда и возвра.
—Ссылки
—Музыка
—Подписка по e-mail
—Поиск по дневнику
—Друзья
—Постоянные читатели
—Сообщества
—Статистика
Прошлое — это прекрасно, моя Мари,
только с собой его, милая, не бери.
Лучше оставь его в бабушкином сундуке,
или у мамы в шкатулке, но в рюкзаке,
что ты несешь за плечами, его не храни,
слишком тяжелый камень, моя Мари.
Прошлое — это как детство, скажи прощай,
изредка воскресеньями навещай.
Но никогда в глаза ему не гляди,
прошлое — это зараза, моя Мари.
Белый осколок чашки, причуда, пыль,
и на земле лежащий сухой ковыль.
Это товар без возврата, пробитый чек,
смуглый мальчишка с родинкой на плече,
что целовал под саваном темноты,
первый бокал мартини, табачный дым.
Всё, что когда-то выгорело костром:
истина, безмятежность, невинность, дом.
Прошлое — это так больно, моя Мари,
всё, что нельзя исправить и изменить.
Каждое грубое слово, кривой совет,
тот утонувший в море цветной браслет.
Слёзы на выпускном и последний вальс.
Что-то хорошее тоже, но в том и фарс:
это есть якорь, что тянет тебя ко дну,
в прошлый четверг, в растаявшую весну.
Если не сможешь и не шагнешь вперед,
то, что давно истлело, тебя сожрёт.
Брось его в пламя, гляди, как оно горит,
полку освободи для другой любви.
Прошлое — это прекрасно, моя Мари,
только с собой ни за что его не бери.
https://www.inpearls.ru/author/24742
Художник Меружан Хачатрян 
Джио россо кафельный пол
Часть из них посвящено Мэри. Это как блоковская Прекрасная Дама. Читала, что это «собирательный образ» Женственности. Но точно это не известно..)))
Вокруг имени Джио пока больше загадок, чем ясности. Мистическо-романтическая личность.
Его страничка в ВК:
https://vk.com/public73639582
Мой любимый у него
«Если бы..»
Кафельный пол, на стенах трещины,
водопроводная грязь.
Я бы любил тебя, даже если бы ты не родилась.
Даже если бы ты появилась на свет
мужчиной,
чудовищем,
дьяволом,
деревом,
птицей,
одной из комет,
стрелой,
отчаяньем,
яростью,
стихией, что прячет в недрах Земля —
я бы любил тебя.
Даже если бы ты не была
моей,
а была
подневольной,
чьей-то женой,
подарившей ему дочерей,
сыновей.
Обезумевшей,
слабой,
смертельно больной,
собиравшей в ладони искры огня —
я бы любил тебя.
Даже если бы ты создана,
ветром,
пеплом,
порохом,
бурей в пустыне,
островом,
океаном,
планетой,
городом,
той, никогда не любившей меня —
я бы любил тебя.
Кафельный пол, на стенах трещины,
тусклый, мигающий свет.
Я буду любить тебя, даже если
даже если
тебя
нет.
Стихи буду выкладывать отдельными постами. Так удобнее.
 |
Не стоит читать мои мысли, у вас будут кошмары…
|
Достоинства жены восхищали его, а недостатки умиляли. Это и называется браком.
|
«Моя любовь умеет убивать»
Моя любовь умеет убивать.
Прости, что не сказал об этом раньше.
Когда вжимал в скрипучую кровать
и целовал покусанные пальцы.
Моя любовь тягучая, как мёд,
и сладкая, и горькая, и злая.
Она тебя когда-нибудь убьет,
уже сейчас немного убивая.
И как теперь смотреть в твои глаза,
покрытые янтарной рыжей крошкой?
Весь город спит и стихли голоса,
и ночь легла на крыши черной кошкой.
А ты идешь, твой нос укутан в шарф,
и каблуки сбивают лёд с асфальта.
И я срываюсь вслед, ускорив шаг,
осатаневшей и голодной тварью.
Я одержим, и болен, и простыл,
в изгибе твоей шеи грею губы.
И те слова, что в общем-то, просты,
цепляются за стиснутые зубы.
Так съешь меня, и выпей, и сожги,
и расскажи об этом своим детям.
Что в прошлом был один такой дебил,
и он любил, и он же был в ответе
за зацелованную кожу век
и красные следы на голой шее,
Что это был ужасный человек,
похожий на затравленного зверя.
Так улыбайся, ласково, как черт.
Рука моя — твоя, и там же сердце.
Танцует на замёрзшей глади вод
Луна, как на тарелке рыжий персик.
Взлетают в небо дети птичьих стай.
Я был когда-то так же беззаботен.
Моя любовь умеет убивать.
Твоя — сжигать.
А значит, мы в расчете.
|
|
Я не буду требовать от тебя верности, преданности.
Не спрошу, из какой темноты ты приходишь ко мне по ночам.
Почему твои руки холодные, губы обветренны —
Мне нельзя придираться к таким мелочам.
Я не буду пытаться тебя удерживать,
Спрячу страх за улыбку, и пусть он остался в глазах.
И в порыве по детски отчаянной смелости,
Поцелуй я оставлю на теплых от солнца плечах.
Мне не страшно когда за тобой закрываются двери,
Боль приходит чуть позже, когда догорает рассвет.
Я боюсь просыпаться в пустой и измятой постели,
Потому что все проще простого — тебя больше нет.
Изучаю тебя до линий над переносицей,
До привычек, улыбок и самых дурацких примет,
Я боюсь, что однажды ты просто окажешься гостем,
Прилетевшим с далеких пустынных планет.
Может я тебя выдумал, выписал, выучил —
Теоремой на клиньях тетрадных чернильных полей,
Может быть ты забрался в меня отравляющим вирусом,
Выбрал жертву в толпе постоянно спешащих людей.
Я не знаю тебя, твоего настоящего имени,
Для кого создал Бог ярче синего неба глаза.
Я не стану ложиться под ноги твои замерзающим инеем,
Твои крылья ломать, не пуская к родным небесам.
Я не буду просить теплоты, обжигающей нежности,
Задыхаясь от слез, прижиматься к тебе по ночам,
И в порыве бессмысленной яростной дерзости,
Подносить твои тонкие пальцы к горящим свечам.
Я останусь удобной, понятной обителью,
Через стекла, как зритель, смотреть на твою красоту.
Мне не важно, мне нужно немногое — просто любить тебя,
Принимая за счастье одну на двоих пустоту.
© Джио Россо
|
Можно тебя на пару ночей?
Можно на пару снов?
Тёплыми пальцами на плече, солнцем, что жжёт висок.
Тенью, проникшей в дверной проём, правом на поцелуй,
спешно украденный под дождём из острых взглядов-пуль.
Можно тебя на короткий вдох,
выдох, мурашек бег?
Время плести из мгновений-крох, стряхивать с шапки снег.
Общими сделать табак и чай, поздний сеанс в кино.
Петь под гитару, легко звучать музыкой общих нот.
Можно тебя в неурочный час,
в самый отстойный день?
Куртку неловко стащив с плеча, молча отдать тебе.
трогать ботинком осколки льдин, времени сбросив счёт.
По переулкам пустым бродить до покрасневших щёк.
Можно тебя на недолгий срок
в комнате для двоих?
Следом руки украшать бедро, выстроив ровный ритм.
Звёзды ловить, захватив балкон, кутаясь в темноту,
и перекатывать языком вкус твоих губ во рту.
Можно тебя, крепко сжав ладонь,
вывести за порог?
Выменять скучно-спокойный дом на пыль больших дорог.
Взять напрокат развалюху-додж и превратить в постель.
Громко смеясь, выносить под дождь жар обнажённых тел.
Можно тебя без тревог и мук,
без бесполезных фраз?
Знаешь, я всё говорил к тому:
можно тебя сейчас?
|
Я исключительно терпелива, при условии, что в конце концов будет по-моему. М. Тэтчер
|
…Я обменял спокойный сон
На невесомый поцелуй.
Пока ты в комнате со мной —
Целуй меня, целуй, целуй…
Целуй меня, пока темно,
Пока зашторено окно,
Под звуки старого кино,
Под всепрощающей Луной.
Когда на нас глазеет Мир,
В троллейбусах, такси, метро,
Под осуждением людским,
Под брань старушек, гул ветров.
Под визг клаксонов, вой сирен,
Под грохот скорых поездов,
Прижав ладонь к дорожкам вен,
Не позволяя сделать вдох,
К моим обветренным губам
Прильнув и затопив собой.
Пускай в висках гремит тамтам,
Я знаю: так звучит Любовь.
Целуй меня, когда я слаб,
Когда я болен и простыл,
Когда тоска из цепких лап
Не отпускает, и нет Сил.
Когда я выхожу на след,
Когда выигрываю бой,
Под шёпот старых кинолент,
Под песни, что поёт прибой.
Пусть за порогом бродит чёрт,
Пусть порт покинут корабли,
Пусть будет хлеб и чёрств, и твёрд,
И гравитация Земли
Исчезнет, Мир затянет льдом,
Застынут стоки медных труб,
Мы будем греть друг друга ртом,
Дыханием с замерзших губ.
Пусть солнце плавит небосвод,
И пусть болит, и пусть грызёт.
Я поцелую — всё пройдет.
Ты поцелуешь — всё пройдет…
|
Прошлое — это прекрасно, моя Мари,
только с собой его, милая, не бери.
Лучше оставь его в бабушкином сундуке,
или у мамы в шкатулке, но в рюкзаке,
что ты несешь за плечами, его не храни,
слишком тяжелый камень, моя Мари.
Прошлое — это как детство, скажи прощай,
изредка воскресеньями навещай.
Но никогда в глаза ему не гляди,
прошлое — это зараза, моя Мари.
Белый осколок чашки, причуда, пыль,
и на земле лежащий сухой ковыль.
Это товар без возврата, пробитый чек,
смуглый мальчишка с родинкой на плече,
что целовал под саваном темноты,
первый бокал мартини, табачный дым.
Всё, что когда-то выгорело костром:
истина, безмятежность, невинность, дом.
Прошлое — это так больно, моя Мари,
всё, что нельзя исправить и изменить.
Каждое грубое слово, кривой совет,
тот утонувший в море цветной браслет.
Слёзы на выпускном и последний вальс.
Что-то хорошее тоже, но в том и фарс:
это есть якорь, что тянет тебя ко дну,
в прошлый четверг, в растаявшую весну.
Если не сможешь и не шагнешь вперед,
то, что давно истлело, тебя сожрёт.
Брось его в пламя, гляди, как оно горит,
полку освободи для другой любви.
Прошлое — это прекрасно, моя Мари,
только с собой ни за что его не бери.
|
Не важно, как ее звали
Не важно, как ее звали,
Важнее, что я из стали,
Она — из пастилы.
Важней, что она красива,
И пахнет цветущей сливой,
Но жгучая, как крапива,
И легкая, как туман.
И это победа Пирра,
Когда я теряю силы,
Целуя ее курсивом
И веря в ее обман.
Вот мы говорим о софте,
О людях другого сорта,
О том, что нельзя любить.
Как вдруг прорастают когти
И тянутся к ее кофте,
Выдергивая нить.
И рядом сидит нагая,
О выдохе забываю,
И руки цветного мая
Касаются ее ног.
А в воздухе пахнет гарью,
И я обращаюсь тварью,
Голодной и жадной тварью,
Целуя ее в висок.
Танцует цветное лето
И плавится вся планета,
И звери бегут из клеток,
И кружится голова.
На коже чернила меток,
И я сокращаю метры,
Касанья подобны ветру
И вымучены слова.
Не важно, как ее звали,
Не важно, что разрываю
Когтями цветастый лён.
Не важно, что я из стали,
И даже не идеален,
Важнее, что я влюблён.
|
|
***
Он раздевает ее с какой-то глухой тоской,
будто бы жажда его — это его проклятие.
Будто бы преступление — видеть ее нагой,
Богом судимо больное желание взять ее.
А она говорит: »мне холодно, холодно, холодно!
Что ж ты трясешься, как будто меня боясь?»
И запрокидывает свою медно-рыжую голову,
страшно и зло, почти сатанински смеясь.
Ему кажется, будто он погружается в лаву,
будто плавятся кости, мускулы и хрящи.
И церковное золото, коим он был оправлен,
под руками ее ломается и трещит.
Ночь черней его рясы ложится на спящий город,
месяц желтым паяцем танцует на гребнях крыш.
И он чувствует страшный, желудок сжигающий голод,
и хохочет над ним умудренный годами Париж.
Как она хороша, и в миру, и в измятой постели,
(но он видел младенца в горящем на углях котле).
Он целует лицо ее с пылкостью дикого зверя,
(только в ночь всех святых она мимо неслась на метле).
Её красные губы, греховно блестящие губы,
как послание дьявола, дар самого Сатаны.
И он прежде не знал, что способен на злобную грубость,
и он прежде еще не срывался с Господней блесны.
Забывая псалмы, и молитвы меняя на вздохи,
прижимается ближе, теряя последний контроль.
Рассыпая рассудка ослепшего малые крохи,
превращая негромкие стоны в отчаянный вой,
он становится жалким рабом ее черт без изъянов,
ее запаха слаще граната и крепче французских вин.
Он еще не был прежде влюбленным,
и не был пьяным.
(Да вот только отныне не будет никем любим).
Он проснется наутро больным, обессиленным, нищим.
И не видя ни неба, ни света карминной зари,
превратится лишь в хворост, секундную искру в кострище,
в общигающе-жарком
кострище ее любви.
