дача тарковского в голицыно
Фестиваль памяти Арсения и Андрея Тарковских прошел в Голицыне
В Голицыне прошел фестиваль, посвященный памяти Арсения и Андрея Тарковских. Известная семья жила в подмосковном городе, а их дом сохранился в первозданном состоянии. Недалеко от здания находится кинотеатр, в котором шел показ фильма «Андрей Рублев».
В культурной жизни Голицына радостное событие — сестра Андрея Тарковского, Марина, передала в дар городской библиотеке книгу о своей семье под названием «Осколки зеркала». На фестиваль «Дар», приуроченный к этому событию и посвященный знаменитой семье, пришли почитатели таланта Тарковских.
Арсений Тарковский, поэт и переводчик, выпустил несколько сборников стихотворений. Он — автор текста к одной из самых популярных песен советской эстрады. Композицию на его стихи исполнила София Ротару.
Поэт и переводчик родился на Украине, в течение своей жизни он успел пожить в Москве, Ленинграде, Ашхабаде, Баку и даже Грозном. Но одновременно с этим он часто проводил свое время в доме в Голицыне — на Пролетарском проспекте. Там располагался его рабочий кабинет.
«Очень часто в разных источниках мы попадаем на такую информацию, что якобы это дача, которую Тарковский снимал. Нет, это его личная собственность», — рассказала писатель Лена Арто.
Источник фото: телеканал «360»
В подмосковном доме жил и работал Арсений Тарковский, а Андрей и Марина часто к нему приезжали. Тарковский-младший даже привез свой фильм «Андрей Рублев» и устроил показ в местном кинотеатре «Октябрь», который располагается на той же улице, что и дом.
Почитатели творчества Тарковских отмечают: далеко не все жители Голицына знают, что в их городе жили известные люди, которые так много сделали для культуры России. Поэтому они хотят исправить эту ситуацию.
«Культура — это основополагающее нашего общества, и не хотелось бы, чтобы мы забывали таких личностей из глубинок нашей великой страны, и чтобы наша районная администрация, и администрация города Голицыно нас поддержали в этом и продолжали нашу идею», — поделилась организатор фестиваля Анастасия Шадрина.
Целая улица в Голицыне носит огромное культурное значение не только для этого города, но и для всей страны. Поэтому организаторы фестиваля считают, что городу необходима ежегодная традиция почитания Тарковских, а лучше — улица, названная в их честь, или памятник.
Дача тарковского в голицыно
«Культурно-досуговый центр «Октябрь» запись закреплена
К 150-летию Голицыно. АРСЕНИЙ И АНДРЕЙ ТАРКОВСКИЕ.
Тарковский любил природу Подмосковья, которой мог в полной мере наслаждаться на своей даче в нашем Голицыно. Вот, что он пишет о своем дачном саде:
«…У нас идёт яблочный град (яблоки почти созрели), они сыпятся, как говорят, от старости. Тепло было только один день, а этого мне очень мало, да и всем в наших местах тоже. Я наспециализировался печь яблоки в духовке – с сахаром и мёдом…».
Предлагаем вашему вниманию небольшую викторину по творчеству Тарковских. Ответы можно писать в комментариях)
1. Кто автор этого стихотворения, посвященного памяти Андрея Тарковского? (приведен фрагмент)
«…и горечь прежних пыток – лишь привкус лебеды под всхлипы у калиток заоблачной воды, в которой наши слёзы прощальные текут и белизну берёзы из привидений ткут…»
2. Это стихотворение российского писателя, одного из пионеров постмодернизма в русской литературе, построено на образах фильмов Андрея Тарковского (туман, стекающие вниз капли, чердачное окно, детский плач) и повествует о том, как сложно было фильмам Тарковского найти своего зрителя. Кто автор знаменитого стихотворения и как оно называется?
…Он зрит в чердачное окно
И слышит снизу плач ребёнка.
Так начинается кино.
И в это время рвётся плёнка.
3. Многие киноведы, занимающиеся исследованием творчества кинорежиссера, «прочли» в его фильмах сразу несколько «пророчеств» или «предчувствий». Одно из них сбылось через полгода после съемок «Жертвоприношения», другое – через 10 лет после «Сталкера», третье – через 20 лет после «Андрея Рублева». Назовите их.
7. Почему ежегодно проходящий в Ивановской области кинофестиваль имени Андрея Тарковского назван «Зеркало» и были ли другие варианты названий?
9. Перечислите деятелей российского кино, которые в разное время занимали пост Президента кинофестиваля «Зеркало».
10. Назовите имя любимого актера Андрея Тарковского. Его режиссер приглашал на съёмки всех своих фильмов: даже если для него не было подходящей роли, Тарковский её выдумывал.
11. Какую известную фразу из популярной советской комедии повторял Тарковский, когда у него было хорошее настроение?
12. Какие фильмы Тарковского получили международные награды?
Летом в Голицыне. Маленькое воспоминание и неизвестное стихотворение Арсения Тарковского
Однажды летом я навестил Арсения Александровича на его голицынской даче (где много позже мне пришлось по приглашению Тарковских в одиночестве провести полгода, но тогда это ещё были для меня малознакомые места). Очевидно, этот эпизод относится к июлю или августу 1974-го года (дневника я, увы, не вёл, но так, примерно, выходит по моим хронологическим выкладкам).
arseniy_tarkovskiy.jpg
Подмосковный день был прекрасен, роскошен, солнце сияло, то и дело выглядывая из кучевых облаков, деревья шумели, шелестели и наделяли своим бодрящим вдохновением; усидеть в закрытом помещении было невозможно. Тарковский сидел во дворе, за вкопанным в землю круглым столом, под дряхлеющей, теряющей кору и дрожащей мелкой дрожью березой, и что-то писал или чертил на листе бумаге. При ближайшем рассмотрении выяснилось, разумеется, что это было начатое стихотворение.
Вероятно, Арсений Александрович мог бы посетовать на то, что моим визитом нарушен, так сказать, творческий процесс. Но в те годы, предшествовавшие веющему еще чуть поодаль времени последних удач, последнего взлета, писал он мучительно и с чувством глубокого недовольства собой. Увидев меня, он выразил живейшее удовольствие и отодвинул в сторону черновик. На стол была поднята опиравшаяся на березу бутылка сухого красного вина. Марку забыл, но оно было отличным на вкус и быстро пьянящим – может быть, доставленное из Грузии. Увлекшись вином и разговором и постепенно переходя на другую бутылку с напитком меньших достоинств, мы настолько забылись, что в паузе невзначай оба опустили свои стаканы на позабытую рукопись.
Стихотворение об участи российских ремесел Тарковский читал мне и раньше. Между прочим, с юношеской ещё дерзостью я предлагал произвести перемены в одной строчке. Вместо «Наблюдать умиранье ремесел – /Всё равно что себя хоронить» сделать менее изысканное, простое, более, может быть, современное: «Тяжело, как себя хоронить». Но Тарковский, поразмыслив, не согласился. И был, как однажды мне стало понятно, прав. Поскольку, дорожил не только оттенком смысла, но и этим звуком – варьирующимся «р». Кажется, придающим скорбной строке большую протяженность.
Однако, в новом варианте текста Арсений Александрович сам произвел другое, в конце концов, несравненно более важное изменение. Притом в заключительной строке. Стало: «И уже электронная лира/ От своих программистов тайком/ Сочиняет стихи Кантемира,/ Чтобы собственным кончить стихом». Но я помнил первоначальную редакцию: «Чтобы Блоковским кончить стихом». Это было красиво. И даже, пожалуй, несмотря на мировой пессимизм автора «Стихов о Прекрасной Даме», как-то оптимистично. И, конечно же, я спросил, куда делся «Блоковский стих»? Но творческое решение уже было бесповоротно принято. И верно: кто мог бы тогда (впрочем, и сегодня) угадать причуды искусственного разума! И уж вряд ли кремниевая цивилизация повернётся своим непредсказуемым ликом к Блоку.
Нет. Я вижу, что четверостишие с перечеркнутыми строчками и словами, в соседстве с перечёркнутыми же набросками следующей строфы, живо.
Дальше на листе следуют четыре перечеркнутые строчки, в которых речь идет о жизни и смерти (впрочем, о том же, самом главном, и все поздние стихи Тарковского). «Такт в сапожках сафьяновых…» Кончик строки залит вином, только спектральный анализ мог бы помочь. Зачеркнуты слова «ну давайте» и «смерть», зачеркнут и зачин разбегающейся последней строчки: «А сапожки у жизни…». Но нет, не вышло. И не думаю, что из-за моего вторжения. А потому, мне кажется, что в оставшемся, выписанном четверостишии уже есть некоторая завершенность, не требующая продолжения. Думаю, что это маленькое, но законченное стихотворение о жестокости бытия, и сущностного, и исторического:
Мир стоит на крови, города – на костях.
Книга правды лепечёт своё, как ребёнок,
Жизнь-флейтистка играет, едва из пелёнок,
На могилах отцовских – у смерти в гостях.
…Вот и десятилетия пролетели, и жизнь прошла с большим ускорением. И где же она там и что же наконец споёт электронная лира?
Пунктир Москва – Голицыно – Переделкино 1978-1989
Москва – Голицыно – Переделкино 1978-1989
Из воспоминаний и дневников Александра Лаврина
Годы дружбы с Арсением Тарковским были удивительны. Первое время я приезжал к Тарковским, как на праздник – Арсений Александрович был щедр на общение, остроумен и бодр, Татьяна Алексеевна поражала красотой и элегантностью. Даже когда обострялись какие-то болячки, Тарковский не показывал этого при посторонних. Потом он стал напоминать старого льва – почти как в стихотворении любимого им великого грузинского поэта Важи Пшавелы.
Притомился лев, притомился,
Наступила старость на горло,
Наложила подать на мышцы,
Когти царские поистерла…
Думаю, переводя эти строки, Тарковский в какой-то мере чувствовал и себя этим львом, который некогда
Всю державу свою рычаньем
Потрясал от края до края…
Приведу некоторые выдержки из моих дневников тех лет, связанные с Арсением Александровичем и Татьяной Алексеевной. Некоторый романтизм ранних записей объясняется тем, что был я тогда еще в юношеском возрасте.
Итак! Вчерашний день вошел в историю.
Я был у Арсения Ал. Тарковского! «Последний из могикан». Рассказ об этом дне я наговорил на магнитофон. Мы говорили о многом и очень отрывочно. Некоторые высказывания Тарковского: «Пушкин как-то вне русской литературы. Это скорее итальянский Ренессанс».
Стихотворение «Первые свидания» назвал слишком роскошным. 2 апреля 1978 г.
Тарковский на мой вопрос, кто из современных пишущих стихи, может считаться поэтом, ответил:
– Давид Самойлов, да еще, пожалуй, Владимир Соколов, но последние его стихи не очень.
15-го возил в Переделкино Марка [Рихтермана]. Он сидел на стуле прямой, высокий, длинные волнистые волосы зачесаны назад. Тарковский сказал, что он сейчас очень похож на Шуберта.
18-го числа в 5 часов вечера ко мне приехал Радковский и мы помчались в Переделкино. Тарковского и Т. А. нашли в баре. Они сидели за столиком с двумя гостями – народным поэтом Дагестана Аткаем (Тарковский когда-то переводил его стихи) и молодым поэтом, протеже Аткая, Задруддином Магомедовым.
Задруддину лет 30. Лицо римлянина, по замечанию Тарковского.
Был два раза у Тарковских, отвез им книгу о Николае II и Александре, березовый сок и шиповник.
А. А. прочитал мне поэму «Чудо со щеглом». Читал замечательно, получая от чтения огромное удовольствие. Рассказал, что каким-то чудом «Чудо со щеглом» удалось напечатать в «Крокодиле» – это была идея Алексея Пьянова, который, кажется, работал ответственным секретарем журнала.
Тарковский очень любит этот день, день своего рождения. «Настал июнь, мой лучший месяц». Пробыл у него почти весь день – и весь день кто-то приезжал из Москвы, приходили другие обитатели Дома творчества и переделкинских дач. Кто-то подарил игрушечную обезьянку – Арсений очень их любит; у него в Москве целая «семейка» таких игрушек, и он заботливо, как в детстве, сажает их в изголовье своего дивана.
Возил Тарковских в Москву и обратно. К Арсению Александровичу приезжал юрист – Марк Келлерман (если не путаю фамилию). Он, как выражались в старину, ведет дела Тарковского, т. е. следит за тем, чтобы в издательствах вовремя и правильно выплачивали гонорары А. А. Это особенно касается публикаций переводов в республиканских издательствах. За это юрист берет 10 % от всех гонораров за книжные публикации Тарковского, включая даже собственные книги А. А.
– Пруст скучен, – сказал сегодня Тарковский. В четверг у него вечер в институте информатики.
За ужином Тарковский рассказывал:
– Чуковский (Корней Иванович) был большой штукарь. Встретились мы с ним один раз на Ново-Басманной около Гослитиздата. Он по одну сторону ворот, я – по другую. Я ему поклонился по-восточному, чуть не в пояс, он мне тоже – еще ниже, я – еще ниже, и он не отстает. В конце концов, мы стояли на коленях на асфальте и кланялись друг другу до земли.
Вчера Тарковский дал мне письмо к директору издательства «Худ. литература» Вал. Осип. Осипову с просьбой о включении в план 2-томника его стихов, поэм и переводов. 3-го числа надо заехать к Т. А. Кудрявцевой, взять рукописи для Татьяны Алексеевны.
Арсений Александрович подарил мне трость с вырезанной змеей и инкрустированными чешуйками. Рассказывал, что когда-то тросточку своей матери подарил Анне Ахматовой. А та, будучи в Англии, передарила ее Саломее Николаевне Андрониковой (той самой, которой посвящено стихотворение Мандельштама «Когда, соломинка, не спишь в огромной спальне…»).
В пятницу с Володей Волковым ездили на могилу Пастернака. Познакомился с удивительным человеком по имени Эммануил Ефимович, который уже 10 лет совершенно бескорыстно ухаживает за могилой. Ежедневно ездит из Москвы (а живет он рядом с «Войковской»), носит воду из ручья (это очень далеко.), чтобы поливать цветы на могиле.
В субботу был у Тарковских. О Пастернаке Арсений Александрович рассказывает две примечательные истории.
Однажды Тарковский, Пастернак, Ираклий Абашидзе, Симон Чиковани и кто-то еще из грузинских поэтов, стихи которых они переводили, выступали от Бюро пропаганды советской литературы на каком-то химическом заводе в Грузии. Поэтам показали производство. Пастернак увидел, что рабочие трудятся в страшных, невероятно вредных условиях, и ужаснулся. Когда наконец все собрались в заводском Дворце культуры слушать поэтов, Пастернак вместо приветственной речи и стихов сказал:
– Дорогие мои, как же вы тут работаете? Бегите отсюда, скорее бегите!
Другой случай, связанный с Пастернаком, таков. Он всегда раздавал в гостиницах и ресторанах слишком большие чаевые. Однажды Тарковский и Пастернак оказались вместе в Тбилиси на каком-то поэтическом празднике, жили в одной гостинице. Арсений Александрович смущенно попросил Пастернака не давать такие большие деньги горничным и официантам, поскольку он, Тарковский, не может давать столько же и потому чувствует себя неловко.
– Милый! – удивленно вскинул брови Пастернак. – У вас нет денег? Возьмите у меня!
У Тарковского хорошее настроение. Читали Д. Хармса. Под вечер пришла Суламифь (?) и стала попрошайничать. Выпросила у Тарковского фотографию, потом стала просить «Вопли»[98] № 7 c интервью, но Ар. Ал. отшутился – у него было всего 2 экз.
Ночевал у Тарковских в Голицыне. Приехал поздно – значительно позже, чем обещал.
Арсений Александрович очень волновался. Сказал:
– Нельзя заводить кошек, собак и друзей – за них вечно переживаешь.
Записка А. А. Тарковского, адресованная составителю сборника «День поэзии» В. Д. Кострову
Вышла книга Тарковского «Зимний день» – в основном стихи последних лет плюс «Чудо со щеглом».
«Советский писатель» расщедрился на 25-тысячный тираж. Но книгу, разумеется, в магазинах не сыщешь. Самое потрясающее стихотворение —
Тот жил и умер, та жила
И умерла, и эти жили
И умерли. К одной могиле
Другая рядом прилегла…
Кажется, что оно задало вообще тональность книги. И Арсений надписал мне книгу очень грустно: «Милому Алику на помин души автора этой книжки с сердечным приветом».
Был в гостях у Тарковских (на «Маяковке») – познакомил их с актрисой из Минска Ниной Черкес и ее женихом, польским пианистом Яношем. У Арсения и Яноша есть две общие темы – музыка и Шопен. Нина с восторгом рассказывает о Вене Ерофееве, но А. А. равнодушен к его творчеству. Для него русская проза XX века – это Олеша, Платонов, из современников – Андрей Битов.
19 сентября 1980 г.
Вчера и позавчера был у Тарковских. Говорили с Арсением Александровичем о разном, в т. ч. о похоронных обрядах. Играли в нарды. Слушали магнитофонную запись: Тарковский читает свои стихи.
Боже правый, неужели Вслед за ним пройду и я В жизнь из жизни, мимо цели, Мимо смысла бытия?
Я спросил, что это значит – мимо цели? Тарковский:
– Он же (Пушкин) был неверующим. А смысл бытия – это Бог. Жаловался, что никак не может расписаться.[99]
– Верно, надо писать белые стихи. Это очень хорошее средство, чтобы расписаться.
А. А. сказал, что несколько лет назад ему помогал «расписаться» хороший психоаналитик.
Раздобыл вторую книгу Тарковского – «Земле земное», это 1966 год. Хорошее издание, симпатичное оформление, прекрасный шрифт. Таким образом, у меня теперь есть все стихотворные сборники А. А. По традиции попросил автограф, и Арсений торжественно сочинил: «Надписываю: дорогому Саше Лаврину с неизменным расположением и пожеланием добра. 12 октября 1980 г. А.Тарковский».
Почти всегда он надписывает автографы шариковой ручкой, хотя очень любит перьевые – у него их целая коллекция: старые китайские, еще 50-х годов, пара паркеровских, еще какие-то неизвестных мне фирм.
Сегодня ездили с А. А. в Дом книги, чтобы заказать экземпляры его «Избранного». Здесь его очень любят. Зам. директора Алла Александровна растаяла, когда он со светской учтивостью поцеловал ей руку.
Днем Тарковскому звонили из ЦДРИ – предлагали участвовать в вечере, посвященном Александру Блоку. А. А. отказался:
– Я сейчас разлюбил Блока и боюсь, что наговорю про него одни гадости…
Его фраппируют блоковские строчки типа «Так вонзай же, мой ангел вчерашний, // В сердце острый французский каблук…» и «И перья страуса склоненные // В моем качаются мозгу…»
– Перья страуса в мозгу – какой ужас!
Говорили о поэтах ХХ века. «Самым-самым» он считает Ахматову. Потом Пастернака. Упомянул также Александра Добролюбова.[100]
Позавчера с А. А. ходили на почту за журналами. На углу Садового кольца и улицы Чехова нас не пропустили милиционеры, т. к. в этот день хоронили Косыгина и почти весь центр оцепили. Мы добрались до почты дворами. Потом хотели поехать на Пушкинскую (в магазин пишущих машинок), долго ловили такси, но таксист не повез, поскольку и там движение транспорта перекрыли.
Тогда мы вернулись домой, купив по пути горячих бубликов (в «Бубличной» напротив магазинчика «Союзпечати», куда А. А. всегда заглядывает, чтобы прикупить марок для своей коллекции). Потом пили чай с «горячими» бубликами (они, конечно, успели остыть) и смотрели по TV похороны Косыгина. И Арсений Александрович сказал:
– Кто бы ни умер, все равно жалко. 7 января 1981 г.
5-го вечером (в шесть часов) позвонил Тарковский; они приехали на ночь в Москву. Просил привезти книгу Тейяра де Шардена и заодно купить по дороге еды. Тарковский был бодр, весел по-настоящему. В начале десятого приехала Нина Бялосинская. А. А. отдал ей написанное им предисловие к стихам Марка Рихтермана для публикации в «Дне поэзии».
26-го, на Пасху ездили с Радковским в Переделкино. Тарковского встретили на крыльце Дома творчества. Погода была чудесная (впервые за много дней), и мы пошли в парк. Побрели сначала по дорожке, а потом по траве, похожей на свалявшуюся овечью шерсть (выражение Тарковского), до заброшенного теннисного корта. Сидели на скамье, грелись на солнце, говорили. О Нарбуте, Шестакове… Радковский высказал мысль, что Ходасевич полностью, на сто процентов реализовал себя как поэт, а вот Сельвинский, который был куда более одарен, реализовался лишь на сотую долю процента; потому, мол, и не стал большим поэтом. Тарковский с этим совершенно не согласился. Он сказал:
– Ранний Ходасевич – это, конечно, слабые стихи; он развивался очень постепенно. Но то, с чего Ходасевич начинал, – до этого Сельвинский и в конце жизни не дошел.
Вообще Тарковский считает Ходасевича одним из лучших русских поэтов и ставит его рядом с Ахматовой.
После обеда приехал Ревич; он привез в подарок Тарковскому томик Петрарки. Заговорили о переводах. Радковский сказал, что переводная литература – это фикция, миф… Ревич горячо возражал. Завязался спор. Татьяна Алексеевна сказала Радковскому в ужасе:
– Саша, что вы говорите! Вы хотите сказать, что Арсений Александрович почти всю жизнь занимался ничтожным и ненужным делом? Но не будь переводов Тарковского, кто бы сейчас знал Абу-ль-Аля аль-Маарри? Кто из русских читал бы Махтумкули?
Ревич обмолвился, что Тарковский тоже считает переводную литературу (поэзию) малозначащей; сам же он придерживается иного мнения. Пока шел разговор, А. Т. больше помалкивал, не выказывая никакого интереса к предмету спора.
В среду был в Переделкине. Возил на визирование Арс. Ал. его интервью для «Химии и жизни». Там были Саша Радковский и племянник Капицы,[101] который безостановочно фотографировал А. А. Он приехал с целью пригласить Тарковского выступить с чтением стихов у него на квартире.[102]
Были в Переделкине. Еще издали заметили Татьяну Алексеевну, сходящую с крыльца Дома творчества. А напротив, на скамье рядом с дорожкой, сидели: А.П. Межиров, Арс. Ал., Лев Славин и его жена Софа. Со Славиным я познакомился год назад, здесь же, в Переделкино. Помнится, тогда у нас зашел разговор о Нарбуте. У меня была камера и я принялся фотографировать всю компанию в закатных лучах.
Слева направо: Александр Межиров, Ирина Лаврина, Арсений Тарковский, Софья Славина, Лев Славин, Татьяна Озерская-Тарковская. Переделкино. 15 мая 1981 года. Фото А. Лаврина
17 сентября 1981 г.
Тарковские в середине августа уехали в Голицыно, на днях вернулись. С 20-го у них путевка в Переделкино. Часто бываю у них. Играем в нарды, ведем бесконечные беседы. Арс. Ал. и Т. А. отредактировали рукопись моих детских рассказов «Одуванчиковый мед». Я и рад, и смущен. Но как было отказаться!
30 сентября 1981 г.
Сегодня с Ришей были у Тарковских в Переделкине. Сидели в баре, отмечая мой день рождения. Я привез малиновую настойку и кипрское вино. Настойку оценили много выше. – Гармония небес, – сказал Тарковский.
28-го октября умер Алеша, сын Тат. Алексеевны. Около 6 вечера. Обнаружил Боря, еще живого. Пока дозвонились до Переделкина, Алеша умер. Я приехал домой в 10 вечера и, узнав о смерти, сразу же помчался на «Аэропорт». Тарковские уже уезжали из Алешиной квартиры. Поехал с ними на «Маяковку». Две ночи подряд ночевал на полу в комнате Арс. Ал.
В воскресенье 1 ноября похоронили. С утра в морге вышла история – выдали чужой труп. Отпевали на «Соколе», во Всехсвятской.
У Тарковских – радость. Татьяна Алексеевна на седьмом небе от счастья – наконец-то вышла книга Маргарет Митчелл «Унесенные ветром», которую она перевела вместе с Татьяной Кудрявцевой. Книге долго не давали ход – мол, воспевает рабовладельческий юг США, чуждые нам ценности и т. д. Арсений весьма горд за Татьяну. В издательстве ей разрешили выкупить 50 экз., еще 20 я привез из книжной лавки писателей. Но у Тарковских столько друзей, что не хватит подарить и половине. Говорят, на черном рынке эта книга (двухтомник) стоит 100 рублей.
Наконец-то пришел тираж худлитовского однотомника Тарковского (стихи и переводы). Я ездил за экземплярами для Арсения в издательство и в книжную лавку писателей. Книга замечательная, за двумя исключениями – дешевая, желтоватая бумага и опечатки. Арсений очень переживает из-за них. Особенно из-за двух, совсем уж анекдотичных: в стихотворении «Степь» вместо «дохнет репейника ресница» напечатали – «дохнет репейника десница», а в одном из переводов – вместо «убежище пророка» – «убежище порока». В поэме «Слепой» вообще пропущено название! И это – лучшее издательство страны! Арсений надписал книгу: «Моим дорогим друзьям – Рише и Сашеньке, чтобы они были счастливы своей любовью – с любовью и благодарностью».
Вчера поздно вечером позвонил Тарковский. Днем он не мог разыскать меня по телефону (меня не было дома) и приехал в Москву из Переделкино на такси. Приехал один, Т.А. приболела и осталась в Доме творчества. Попросил отвезти его в боткинский морг и на кладбище – умер Виктор Виткович, его давний друг.
В морг мы приехали рано, минут за сорок до назначенного часа.
Провожать Витковича собрались люди «иного времени». Арсений познакомил меня с Инной Лисянской.[103] Она и ее муж Семен Липкин – среди авторов скандального альманаха «Метрополь». Когда за участие в «антисоветском» альманахе из Союза писателей исключили Виктора Ерофеева и Женю Попова, Липкин и Лиснянская в знак протеста тоже вышли из Союза. После морга мы поехали на кладбище, где-то в районе Химок. Могила была не близко от входа. Арсению тяжело идти, протез то и дело «черпает» землю, но он идет и идет, опираясь на палку и мою руку.
Был у Тарковских в Переделкине. Заходил к ним Вознесенский, подарил свой худлитовский трехтомник. Арсений равнодушен к его стихам, если не сказать больше, но как к человеку относится к Андрею дружелюбно. И хотя иногда подсмеивается, но не злобно.
Вышла книга Айры Уолферта «Банда Тэккера» в переводе Татьяны Алексеевны. Я в какой-то мере причастен к этому изданию – помог Т. А. написать заявку на переиздание (последний раз книга выходила в конце 1940-х). Нашел «убийственный» аргумент для издательства «Правда» – в мемуарных записях Юрия Трифонова говорится, что в послевоенной Москве все зачитывались американским романом «Банда Тэккера». Редакторов издательства это очень впечатлило. Татьяна Алексеевна сделала на книге трогательную надпись: «Дорогому Саше с любовью, нежностью, вечной благодарностью за подлинно-драгоценную дружбу и пожеланием счастья».
Вчера с Михаилом Поздняевым были у Тарковских в Матвеевском. А. А. понравилась книга Поздняева «Белый тополь», он довольно вяло сказал об этом. Конечно, А. А. уже «не тот»; раньше на хорошие стихи он отзывался куда живее.
Был у Тарковских, привез им писательские пайки из «Стола заказов». Ценит наше правительство «прослойку» творческих людей, и то верно – на всех хорошей еды не хватит. Но уж, конечно, кто заслужил такую помощь – так это Тарковский.
Долго играли с Арсением в нарды, пили чай. Проигрывая, он переживает, торопится начать новую партию.
Татьяна Алексеевна подарила книгу Агаты Кристи, куда включен ее перевод романа «Убийство Роджера Экройда» – как всегда, с трогательной дарственной надписью: «Дорогим моим верным и неизменным – Саше и Рише с горячей благодарностью за всегда протянутую руку помощи. От всей души, от всего сердца желаю вам Большого Счастья и Твердого Успеха. Всегда Ваша Т. Озерская».
А. А. подписал отказ от наследства Андрея в Инюрколлегию. Татьяна Алексеевна все еще переживает из-за письма Марины в Союз кинематографистов. Марина заявила, что отцу не нужен Дом ветеранов кино, а нужно жить дома, на «Маяковке». Киносценарист Анатолий Гребнев звонил Татьяне Алексеевне и говорил: «Мы все в бытовой комиссии были потрясены этим письмом. Но вы не волнуйтесь – мы на вашей стороне».
Татьяна Алексеевна о Марине: «Неужели она не понимает, что, убивая меня, она тем самым убивает и Арсюшу?»
Вчера возил Тарковских в Голицыно – отмечали день рождения Арсения Александровича. Перед выездом он вдруг сказал мне: «Жизнь прошла, как Азорские острова…» (строчка из нелюбимого им Маяковского).
Были: Ирма Рауш, Анна Петровна, Володя Эфроимсон, Юра Саминский, Александр Тимофеевский с семьей, который сейчас живет на даче Тарковских в Голицыне.
Все было дивно: аромат цветов, зелень, стол, свет… В общем: «Настал июнь, мой лучший месяц…» И все-таки здесь есть и печаль, ибо Арсений Александрович сейчас почти как дитя…
На радио «Россия» прошла передача о Тарковском, которую я подготовил. У А.А. в комнате нет радио. Я приехал с радиоприемником в Матвеевское и слушал передачу вместе с ними. Стихи передавали в чтении самого Арсения.
Тарковского положили в Центральную клиническую больницу (т. н. «кунцевская кремлевка»). Полтора месяца назад я возил его на обследование в поликлинику Литфонда и ничего опасного литфондовские врачи не обнаружили. Правда, Татьяна Алексеевна говорит про литфондовскую поликлинику: «Полы паркетные, врачи анкетные».
Несколько раз в неделю вожу Татьяну Алексеевну в больницу к А. А. У него низкий показатель РОЭ, и лечащий врач подозревает онкологию. Татьяна Алексеевна страшно переживает; утешаю, как могу, но получается плохо.
А. А. по-прежнему в больнице. У него обнаружили рак (кажется, кишечник). По-прежнему ездим с Татьяной Алексеевной в больницу. Она не очень довольна врачами и тем, что его несколько раз перемещали из палаты в палату.
Арсений Тарковский. 1987 год. Фото А. Лаврина
Он умер, но это не значило, что он уже ничего не ощущал, – нет, жизнь постепенно покидала его еще при жизни, и теперь уходила из него с ускоренной постепенностью. Он был уже неспособен оценить свои видения, столь смутные, что им не было определения на языке живых. Они были похожи на обесцвеченные волокна в воде, они колебались, как прозрачные водоросли, не оставляя следа в его сознании, потому что вместе с жизнью он терял и память.
Он чувствовал, что перестает быть. Потом наступил момент, когда на короткое время он почти смог собрать воедино свои видения, и все это замерцало цветными пятнами наподобие картинок, затем понеслось куда-то кругами, словно в гигантскую воронку, и исчезло в безысходности, оставив его навсегда.
Вчера похоронили Арсения Тарковского. Последний поэт в пушкинском, тютчевском, блоковском смысле. Теперь и поэты другие, и поэзия другая.
Похоронили в Переделкино, недалеко от могилы Пастернака. Отпевали в Преображенской церкви там же, в Переделкино. Благодаря стараниям Саши Бугаевского, вхожего в высшие круги РПЦ, отпевать приезжал митрополит Филарет.
Поминки (а днем и гражданская панихида) в ЦДЛ. Вялое слово Александра Михайлова, преувеличенно-драматические биения в грудь Юрия Левитанского и нагнетание «бытового» трагизма в речи Гены Русакова. Все приблизительно и неверно. Много лучше и человечнее говорил актер Михаил Глузский (официально – от Кинофонда, но больше – от себя). И, конечно, прекрасен Михаил Козаков – своей естественной театральностью, любовью к жесту и слову. Думаю, что Тарковский очень любил его за это – за подчеркнутую, порой гротескную артистичность – ведь Арсений Александрович и сам был артистичен (свойство аристократов и талантливых людей, а в Тарковском это соединялось).
На поминках Левитанский завел было прежнюю песню о том, как трагична была жизнь поэта, но я сказал, что Тарковский был счастлив, потому что внутренне он всегда был свободен. Левитанский не унимался, и Михаил Козаков взял на себя роль разъяснителя и примирителя.
Но кто бы и что ни говорил, все собравшиеся на поминках, конечно, глубоко любили Тарковского, любили, как, может, не всегда любили своих близких… И это притом, что от большинства друзей он был абсолютно закрыт! По пальцам можно перечесть тех, в чьем присутствии он не открывался, нет! – лишь приоткрывался. Для большинства же – повторю – поэт был закрыт (хотя всегда был общителен, компанейски весел и отзывчив).
На гражданской панихиде было человек триста, в Переделкино, пожалуй, сотни полторы. Рвался приехать со съезда народных депутатов СССР Евтушенко, просил перенести на час отъезд траурного кортежа из ЦДЛ, но не приехал.
Арсений Тарковский умер естественно, исполнив предсказанное самому себе: «И под сенью случайного крова // Загореться посмертно, как слово».
В конце концов, жизнь каждого из нас – это своего рода жертвоприношение. Иногда осознанное, иногда нет. Но как страшно думать о том, что жертва напрасна, что поступки и слова наши будут разглажены временем, словно пляжный песок – волнами прибоя…
Впрочем, Тарковским, отцу и сыну, это не грозит. Их участь – вечная жизнь и вечное горение:
Я свеча, я сгорел на пиру.
Соберите мой прах поутру,
И подскажет вам эта страница,
Как вам плакать и чем вам гордиться…
…Идут съемки финала «Жертвоприношения». Уже горит дом Александра, когда посредине съемки сцены внезапно отказывает кинокамера. А дом сгорел. Нет дома.
Узнав о неполадке, Андрей в ужасе хватается за голову. Но через минуту решает: строим дом заново.
С великим трудом убеждает продюсера в необходимости переснять сцену. На остров привозят необходимые материалы, и плотники возводят точную копию сгоревшего дома – для того, чтобы он тут же был сожжен.
Гениальная метафора судьбы…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Продолжение на ЛитРес
Читайте также
Арсений Тарковский[246] ПУНКТИР
Арсений Тарковский[246] ПУНКТИР На самом деле это знакомство состоялось в 1940 г.У нас с Мариной были очень добрые отношения. Я познакомился с ней в 1939 году, когда она возвратилась на родную землю. Тогда же вышла в свет книга моих переводов из туркменского поэта Кемине (XIX в.). Я
Пунктир
Пунктир Молодой поэт помнит, какое большое значение имеет в поэзии рифма. Целый ряд его рифм радует свежестью. Слова как будто стояли рядом, и надо было их только соединить… Первая книга вышла – счастливого пути! A. Досталь. «Октябрь», № 12, 1952 Стихи Беллы Ахмадулиной
Из сборника «САМОЦВЕТЫ» (Москва, 1978)
Из сборника «САМОЦВЕТЫ» (Москва, 1978) МУЗА По имени музу просили назвать, Просили наружность ее описать, – Ведь разные музы бывают. Но что я отвечу и как опишу Единственный воздух, которым дышу, И снег, что летает и тает, Когда, леденея в тумане, блестящ Невы беспредельной
Москва, 5 января 1989 года
Москва, 5 января 1989 года Тихо прошуршав шиповкой по морозному, искрящемуся в желтых лучах уличного фонаря снегу, авто застыло перед подъездом. Задернув плотную штору на окне первого этажа, выходящем во двор, я повернулся к родным и обыденно сказал: Все, пора, время не ждет.
Переделкино
Переделкино Не имея собственной дачи, на лето бабушка вывозила меня и брата Андрюшу в Переделкино. Я навсегда полюбила это смешное название. Там мы жили на даче Лидии Сейфуллиной, известной писательницы и бабушкиной подруги. Деревянный дом окружал еловый лес, в овраге был
Переделкино
Переделкино Итак, август 1974 года.В подмосковном посёлке Переделкино, накануне возвращения в Киев, нам было назначено у Лидии Чуковской. До этого дважды уточнялось время посещения, условились, что чая не будет, учитывая занятость знаменитой диссидентки. Некрасовская
Переделкино
Переделкино Отец на балконе переделкинской дачи, конец 40-х гг.Из письма отца уже появлявшемуся на этих страницах Бернарду Котену, февраль 1947 года:«…Вдобавок ко всем делам я был занят осенью еще одним делом: строил себе под Москвой дачу, потому что понял, что если я буду
Переделкино
Переделкино Увидев весною 40-го года на улицах парочки военных с девицами, Пастернак сказал: «Хочется достать часы и посмотреть – сколько еще осталось жить». Его преследовало ощущение завершения жизни. Не только трагическое, но «освобождающее и здоровое, радостное и в том
Пунктир Москва – Голицыно – Переделкино 1977-1989
Пунктир Москва – Голицыно – Переделкино 1977-1989 Из воспоминаний Александра Лаврина Зто было в 1977 году. Я учился в Московском институте культуры. Сокурсница дала мне книгу – «Стихотворения» Арсения Тарковского, открытую на «Первых свиданиях». Я прочитал и был потрясен,
Разлад Москва. 1936–1937 Переделкино. 1943
Разлад Москва. 1936–1937 Переделкино. 1943 Распад семьи, разобщенность отца и матери – вечно болевшая в Андрее тема.Учившаяся с Арсением Тарковским и Марией Вишняковой на Высших литературных курсах Юлия Нейман рассказ об уходе поэта из семьи начинает стихотворными
Марина ВЛАДИ (Сокращенная стенограмма пресс-конференции Москва, 1 марта 1989 г.)
Марина ВЛАДИ (Сокращенная стенограмма пресс-конференции Москва, 1 марта 1989 г.) Сразу после Володиной смерти я стала задавать себе вопрос: «Что случилось? Почему он умер в 42 года?» И я опять попыталась в своей книге, хотя бы частично, ответить на этот вопрос. Решила написать
22. Пунктир судьбы.
22. Пунктир судьбы. Прошло 20 лет как Сергей и Аня уехали из Слободского.Иногда они возвращаются, и тогда у нас наступает Праздник ностальгии по прошедшему времени. Всякий раз по прибытии на РодинуЧиж после первого поспешного застолья в любое время дня и ночи устремляется