дача эйзенштейна в кратово
Дача эйзенштейна в кратово
Кратово — дачный поселок в Московской области, в котором в свое время жили Михаил Зощенко, Владимир Шаинский, Сергей Прокофьев, Сергей Эйзенштейн и другие представители советской интеллигенции.
В 1899 году на месте Кратово основан дачный посёлок, названный Прозоровским. В 1910 году владелец Московско-Рязанской железной дороги Николай Карлович фон Мекк выкупил Прозоровский для строительства уникального города-сада. Для осуществления проекта были привлечены знаменитые архитекторы и инженеры-градостроители: А.В. Щусев, А.О. Таманян, В.Н. Семёнов, А.П. Иваницкий.
В 1930 году Прозоровский и находившийся по соседству поселок Юбилейный были объединены в посёлок городского типа, переименованный в честь революционера Ивана Крата.
О ПРОЕКТЕ
Книга «Кратовские дачи» — это результат двух лет работы фотографа Федора Савинцева, который со свойственной ему скрупулезностью изучил дачную архитектуру в знаменитом поселке. В своих фотографиях Федор сумел передать не просто сухую действительность, но и дух этого места, ведь в Кратово прошло его детство.
Проект Федора помог людям по-иному взглянуть на увядающую красоту стародачного поселка. Ежедневные публикации в блоге Федора знакомили зрителей с историями жителей Кратово. Федор документировал реальность, увлекая в мир своего детства, но вскоре стало очевидно, что проект перерастает в нечто большее, чем просто набор постов в интернете. Вскрылся целый пласт дачной эстетики стремительно уходящей эпохи, ведь разрушение домов происходит практически ежедневно: какие-то из них приобретают новые хозяева и безжалостно сносят, какие-то сгорают или же рушатся сами от времени.
Здесь сохранилась история: посмотрите на старые кратовские дачи в фотопроекте Фёдора Савинцева
Идея проекта родилась сама собой — в Кратове жили несколько поколений моей семьи, как по папиной, так и по маминой линии. Один дом принадлежал моему прадеду по отцовской линии Анатолию Долгинову, который был главным инженером на силикатном заводе в г. Жуковский. На этой даче потом жили моя бабушка с дедушкой, там выросли мой отец и моя тетя. Сейчас за домом следит и живет мой двоюродный брат, он трепетно хранит былую атмосферу, за что ему большая благодарность.
Я уже застал другую дачу — ее в 1980-х построил мой второй дед по маминой линии Василий Романов; сейчас там живут мои родители — это место, где мы собираемся всей семьей, место единения.
В целом Кратово сохранилось в том виде, каким я помню его из детства, но поселок постепенно теряет облик: множество домов утрачено, нынешние владельцы хотят комфорта, не задумываясь о сохранении традиций. Это не плохо, но хотелось бы преемственности в архитектуре, сохранения элементов, присущих дачам Кратово. Удручают заборы, огромные барьеры, которые люди возводят, отгораживаясь от мира, соседей, от пространства.
Старые кратовские дачи
Этот дом родом из Австрийских Альп — хозяева зовут его «Отдых». Его привезли после войны, в 1946 году — дом был разобран, пронумерован и доставлен в Кратово, где его воссоздали пленные немцы. Поселок состоял из восьми домов и сторожки. «Отдых» дошел до нас практически в первозданном виде, а другие дома либо снесены, либо перестроены до неузнаваемости. Сейчас здесь постоянно проживает сын хозяина этого дома Климкин Александр Михайлович (1941 года рождения) со своей супругой Ларисой.
Эта потрясающая усадьба была построена в 1950-х годах. Здесь живет Кирилл — внук известного московского врача Сергея Кагана и правнук архитектора Абрама Кагана. Я много раз проезжал мимо этой дачи, пока мне довелось познакомиться с хозяином. Он оказался очень приятным человеком, который ценит историю и бережет прошлое. Несколько лет назад из-за ураганных ветров на крышу дома упали деревья, в результате чего была утрачена настоящая черепица. Хозяин долго пытался найти тех, кто восстановит ее, цена вопроса оказалась велика, и крышу пришлось перекрывать железом. Н о и это не испортило духа дома.
У этого дома интересная история на две семьи. На фотографии запечатлена половина, которая принадлежит Юрию, он внук Ашавского Александра Михайловича — профессора, специалиста по горному делу и автора множества научных работ и патентов, которые используются и по сей день. Дом достался Юрию в увядшем состоянии, и он понял, что если его не восстановить, то он будет утрачен. Заморозив строительство нового каменного дома, он совместно с хозяевами второй половины отреставрировал старый — его поднимали целиком с заменой нижних венцов. Элементы декора заказывали в мастерских по образцам. Это хороший пример, как можно восстановить старину новыми материалами, чтобы она не утратила эстетику.
Очень люблю этот дом. У него сложная и интересная судьба: насколько мне удалось выяснить, долгое время он принадлежал министерству тяжелого машиностроения, но, в отличие от других министерских дач, он не относится к типовой архитектуре. Мне рассказывали, что дом отобрали у репрессированных и потом передали министерству. Какое-то время часть особняка принадлежала какому-то замминистра, а потом его сыну, музыканту. Сейчас эта половина пустует, якобы какое-то юридическое обременение. Лет пять назад участок продавался. К сожалению, зарос совсем.
Еще один домик из детства — мы знатно проводили здесь время с соседскими детьми, играя в прятки. Сейчас у дома новые владельцы, купившие его лет 15 назад. К сожалению, они не знакомы с его историей и даже не интересовались, но надо отдать должное — они сохранили его внешний вид.
Чем больше общаюсь с домами, тем больше начинаю считывать их характер и образ. Вот с виду ничем особым не выделяющийся дом, но, я не знаю, почему-то ощущение четкое, что это она — дача, такая нежная, но в то же время подчеркнутая, изящная.
Увидеть этот дом с дороги практически невозможно. Я обратил внимание на него совершенно случайно, когда ехал на машине и увидел краем глаза кусочек окна. Полез смотреть — забор метра три, хозяев нет. По одной из версий, в этом доме собирались художники-авангардисты, шли беседы, встречи, обмен творческими планами и идеями. Я это слышал от одного человека вскользь, и не факт, что речь шла именно об этом доме, но я в процессе поиска и уточнения информации.
Это представитель генеральских дач. Раньше здесь жили две семьи, но до наших дней дожила лишь супруга одного генерала. Каверза в чем? А в том, что на даче никого нет, а соседи смогли рассказать лишь эти крупицы информации.
Подтверждение
Представила себе на секунду Сергея Михайловича, поливающего огурцы. это ж увидеть и умереть!
В пробковом шлеме. вывезенном из Мексики и белом костюме))
Оказывается по этой ссылке есть ещё про Эйзенштейна, интересно и не очень доброжелательно)
А вот здесь моя убеждённость о б Эйзене-трезвеннике всё больше и больше рассеивается 
Вспоминая Щукина, заодно вспомнила нашу встречу с Эйзенштейном в Москве сразу после войны. Встретились мы с Сергеем Михайловичем, выходя из Дома кино. Ромм предложил:
Пойдем к нам. Пойдем.
И вот мы пришли к нам, на полуразоренную войной, но все равно уютную квартиру на Полянке. Сели за круглый стол, на который бросала свой мягкий свет круглая люстра. С едой было еще плохо, и я сказала:
— Угощать вас нечем. Есть бутылка водки и витамин «С»
Я поставила на стол бутылку, рюмки и необычную литровую банку с красивой этикеткой. На ней был нарисован молодой американец с мускулами как веревки. Одной рукой он поднимал два колеса от грузового автомобиля, а в другой держал банку с витаминами. Эйзенштейн внимательно разглядел картинку и сказал:
— Ну что ж, я готов. Если после сегодняшнего вечера у меня станут такие мускулы, мне будет легче отбиваться от моего начальства-Стали пить и закусывать жесткими кислыми шариками. В голове, может быть, от такой закуски, появилась необычайная легкость, и стало казаться, что сию минуту мы сможем сдвинуть с места горы.
Наутро было много звонков друг к другу с пристальным интересом к работе желудка.
Сосны, салки на мопедах и легенда о мертвой корове: истории профессорских дач в Кратово
Изначально на территории поселка Кратово хотели построить город-сад для работников железной дороги, но вместо этого появились десятки тенистых дач, где проводили лето советские ученые и работники культуры с семьями. Их потомки до сих пор приезжают в Кратово — одно из самых популярных и престижных загородных направлений Подмосковья.
Кратово находится в 20 км от МКАД между Жуковским и Раменским. Чтобы добраться туда с Казанского вокзала, нужно ехать на электричке до станций Кратово, Отдых или 42 км. Неофициально Большое Кратово делится на две части — платформу Кратово и платформу Отдых. В каждой из них есть своя «Тверская» — главная улица, по которой когда-то каждый вечер прогуливались знаменитые отдыхающие. В Кратово это улица Горького, в Отдыхе — Комиссарова.
Кратово было дачной местностью ещё в XIX веке, этими землями владел князь Голицын-Прозоровский, и в честь него дачный посёлок до 1930 года назывался Прозоровским. В 1910 году Николай фон Мекк, владелец проходящей рядом Московско-Казанской железной дороги, выкупил эту территорию. Он мечтал построить там современный город-сад для служащих железной дороги — с собственными школами, церковью, больницей.
Фон Мекк привлёк к проекту молодых звёзд архитектуры: над проектом работал Владимир Семёнов — будущий главный архитектор Москвы, Алексей Щусев — автор Казанского вокзала и Мавзолея, мост-плотину спроектировал Александр Таманян. Смотрителем города-сада был Ипполит Чайковский, брат великого композитора.
Главными улицами стали три луча, расходящиеся от железнодорожной станции. Центральный шел от вокзала до центральной площади, боковые лучи должны были связать церковь, больницы, школы, подходы к пруду и Москве-реке. Планировалась большая церковь на 500 человек, но построили только цокольный и первый этажи — полноценный храм возвели тут только в конце девяностых, а в старом здании открыли церковную лавку.
Больничный городок выстроили полностью, здания сохранились, сейчас это территория подмосковного Жуковского. В одном из них — театр «Стрела», в другом — авиационный техникум. Из школьных построек сохранилось здание начальной школы на улице Фаустовской. На Симбирской улице находилось управление строительством города-сада, сейчас там подворье храма Державной иконы Божией Матери.
Первая мировая война и революция помешали реализовать план города-сада полностью, стройка прекратилась
А после 1917 года здесь стали строить и выдавать дачи старым большевикам: в Кратово жили революционеры Ян Стэн, Феоктист Березовский, Владимир Антонов-Овсеенко. Позже многие из них были репрессированы во время Большого террора.
Казанская железная дорога, окружённая сосновыми лесами, была модным дачным направлением, и в тридцатых годах Кратово начали активно застраивать. Дома теперь выдавали профессорским семьям и работникам культуры. У Сергея Эйзенштейна была дача в Кратово, и, по некоторым данным, он хранил там архив Мейерхольда после его ареста. В разные годы здесь жили Михаил Зощенко, композитор Владимир Шаинский, автор «Волшебника Изумрудного города» Александр Волков. В шестидесятых в Кратово гостили Марк Донской, Григорий Чухрай, Александр Галич, Юрий Визбор.
Достопримечательность Кратово — детская железная дорога. Её почти полностью построили силами пионеров и открыли в 1937 году. Линия длиной 5 км до сих пор действует под началом «РЖД», школьников здесь учат железнодорожным профессиям — дети сами заменяют машинистов, стрелочников, проводников.
«Повеселились хорошо, вымокли жутко»
Олег Амитров, 16 лет, в будущем — доктор геолого-минералогических наук
3 мая 1953 года:
«Снова были в Кратове, на этот раз всем семейством, но приехали порознь — сначала мама, потом я, потом папа и Никаха с Нюрой. Они привезли бутылку шампанского и еду. Занимался я мало, хотя захватил учебник и тетради по истории. На участке работали много: сожгли огромное количество хвои, окучивали и удобряли клубнику, белили яблони, но работы ещё осталось много. После закуски с шампанским мы с Никахой, Сашкой и Кирой Мироновой пошли на болото. Сначала мы с Сашкой залезли на сосну, и девчонки обстреливали нас шишками и моими тапочками; мы им отвечали. Потом они спрятали одну тапочку в кустах, а мы сняли доску-мост через Хрипань и издали наблюдали, как они будут перебираться. Но им кто-то поставил мост. После этого мы играли в весёлую игру: девчонки заняли один берег Хрипани, мы — другой и „перестреливались“ кусками дёрна, стараясь бросить его в воду и как можно сильнее обдать его „врагов“ брызгами. Кроме того, снимали и вновь ставили мост, совершали вылазки на вражеский берег, таскали друг у друга обувь и одежду, снятые во время битвы и брошенные на берегу. Повеселились хорошо, вымокли жутко, о времени, назначенном родителями, забыли, так что они бегали, разыскивая нас, по посёлку и спускались к болоту. Нам с Никахой попало от мамы, но очень скоро её злость прошла».
Настроение в Кратове было весёлое, подготовка к вечеру шла полным ходом. Начали мы вечер с еды. Вина, семи бутылок, оказалось маловато. Тосты поднимали идейные, друг за друга, за нашу дружбу и ещё за что-то хорошее. Казалось, что у нас очень много продуктов, но за ночь мы с ними расправились полностью. Много танцевали. Играли часа полтора во флирт. Саша помирился с Таней, на которую вначале дулся, и танцевал в основном с ней. Под утро они ушли вниз ставить чайник, а мы, Инэсса, Света, Лёка, Володя и я, сидели в маленькой комнате и рассказывали анекдоты и случаи, не всегда приличные (Инэсса то и дело повторяла: «Хамство какое»), но от которых мы катались по полу со смеху.
Когда лучи восходящего солнца осветили вершины сосен, мы пили чай и открыли последнюю бутылку вина. Потом с прежним азартом и энергией продолжались танцы, отчасти на террасе, хотя и было холодно. Некоторое время играли в жмурки.
В половине восьмого мы вышли из дачи и отправились провожать Милу. Шли довольно медленно, дошли минут за сорок. Обратно возвращались по шоссе через горку, по дороге болтая лениво, но весело. Придя домой, все завалились спать».
«У нас второй этаж, у соседей — первый»
Тихон Дзядко, главный редактор телеканала «Дождь»:
«Значительная часть Кратово — это поселок профессоров. Наш прадед Цви Фридлянд был первым деканом истфака МГУ и красным профессором, и ему дали в Кратово дачу. Когда его расстреляли, в конце тридцатых, дачу и участок отобрали. После его реабилитации, в начале шестидесятых, дачу вернули его сыну — нашему деду Феликсу Светову, но это был уже другой участок.
У нас большой тенистый сосновый участок, главная прелесть которого в том, что, когда летом в Москве пекло и плавится асфальт, здесь довольно прохладно. На участке почти никогда ничего не выращивали: родители моего отца пытались сделать тут какой-то огород, пытался и наш отец, и наш брат Тимофей, но этим нужно либо усиленно заниматься, либо смириться. Здесь всё в соснах и не так много солнечного света, поэтому мы смирились. Есть яблони и одна вишня, но они дают довольно условные плоды.
На даче часто жил наш дедушка, и сюда, в частности, к нему приходили с обыском, когда сажали (в 1985 году. — Прим. ред.)
В девяностые мы сюда приезжали примерно на месяц в году, в августе. Был ещё только старый дом, без удобств, с печкой, с туалетом и душем на улице, поэтому жить здесь зимой возможности не было. В девяностых каждую зиму в дом залезали, пытались что-то украсть, хотя красть было решительно нечего.
Нужна ли нашим детям дача так, как нужна была нам
У нескольких наших друзей тоже дачи в Кратово, другие друзья снимали здесь дачи. В детстве мы играли в футбол, в «Монополию», в какой-то момент все решили, что они страшные толкинисты, и делали мечи и щиты и бегали по посёлку. Купаться здесь особо негде: есть речка Хрипань глубиной примерно по щиколотку и Кратовский пруд у станции, про который, когда мы были маленькие, ходила легенда, что в этом пруду плавает мёртвая корова. Корова там, наверное, не плавала, но это была иллюстрация, что в пруд лучше не заходить — настолько он грязный. Мы там плавали на лодках и катамаранах».
«Дача, откуда бесконечно раздаются звуки рояля»
Лика Кремер, основательница студии подкастов «Либо/либо»:
«Участок в Кратово получил в кооперативе «Культотдых» мой прадедушка Василий Васильевич Горностаев в 1928 году. Он работал в ВЦСПС — органе управления профсоюзами.
Сначала на участке ничего не было. Дома тогда строили не в центре участка, а вдвоём с соседями, с общей стеной: построить дом стоило 600 рублей — немыслимые деньги, поэтому так экономили. Поставили небольшой сруб по типовому проекту, на две комнаты: две у нас, две у соседей. Этот сруб до сих пор видно сквозь все надстроенные сверху конструкции. Отдельно была летняя кухня — это потом она стала называться летней, вообще она была единственная. Отдельно туалет, тоже на улице. Моя прабабушка Лена посадила на участке какие-то дорожки из декоративных растений, но потом мы всё это забросили. У нас заросший участок: ни огорода, ни цветов. Но мне всегда приятно видеть, что эти растения, посаженные бабушкой Леной, до сих пор растут на тех же местах.
Кухня в доме и крыльцо были частично построены на деньги, которые я заработала в пять лет, когда снималась в фильме «Карантин»
А в девяностые моя бабушка, профессор консерватории, которая регулярно преподавала за границей, накопила денег, чтобы выкупить дом: соседи как раз продавали свою часть. Это была моя детская мечта — прорубить туда дверь, на вторую половину, и в конце девяностых мы действительно прорубили две двери на первом и втором этажах.
Нашим соседом по дому был журналист Александр Борин, его папа — высокопоставленный строитель Борис Бакман. В восьмидесятых им на дачу провели телефон. В детстве для меня это была совершенно безумная ситуация: стоит дача, обычный деревянный дом, и в этом доме моя мама — в восьмидесятые! — брала трубку и говорила: «Люсь! Зальцбург можешь дать?» Это означало, что мама звонит папе: он уже эмигрировал из России, но они держали связь и дружили. Сам факт, что на даче есть телефонная связь, был удивительным, а мама еще дружила с телефонистками, и было вот это вечное «Люсь!».
Отопление было печное, комнаты часто освещали керосиновыми лампами, но можно было взять трубку и связаться с каким-то магическим Зальцбургом — это было невероятное ощущение
Все в семье, кроме меня, пианисты и музыканты: и бабушка, и мама, и брат. Поэтому на даче до сих пор стоят, наверное, три рояля и четыре пианино. Вся дача разделена на места, где пианисты — мои родственники, их ученики, их однокурсники и друзья — могут заниматься. Это дача, откуда бесконечно раздаются звуки рояля.
Летняя кухня, где когда-то стоял чёрно-белый телевизор — моё первое в жизни воспоминание о телевизоре, как мы смотрим по нему закрытие Олимпиады в Москве или что-то такое, — тоже стала студией для занятий. На веранде, которую купили у соседей, тоже теперь стоят два рояля. В общем, такая консервато́рская дача.
Меня в детстве тоже пытались заставить заниматься и сделать из меня пианиста, поэтому у меня дача ассоциировалась с двумя вещами. Это место, куда взрослые приезжают, чтобы позаниматься, и им до меня нет дела — и слава богу, можно сбежать и погулять. Или это место, где меня будут вылавливать и, вместо того чтобы кататься на велосипедах и мопедах с друзьями, я должна сидеть учиться и пытаться стать такой же великой, как мои родственники.
Иногда под вечер все на веранде играли в карты, но классических интеллигентских вечеров у нас не было
У меня была компания в основном из мальчишек, с которой мы колесили сначала на велосипедах, потом на мопедах, по ночам в том числе, устраивали заезды между Кратово и Отдыхом, играли в салки на мопедах. Это совсем не было интеллигентным времяпрепровождением.
Между Кратово и Отдыхом были дачи фабрики «Красный Октябрь», часть моей компании была оттуда — дети сотрудников шоколадной фабрики. Это были почти коммунальные квартиры — дачи, где на одну комнату одна семья, дома не были у них в собственности. Но в этом плане у меня в семье никогда не было снобизма.
«В комнатах стояли нары». С чего начинались писательские дачи в Переделкине
Однажды мы с парнями обнаружили заброшенный дом и начали туда лазить чуть ли не каждый день. Помню, что я спёрла из этого заброшенного дома учебник по истории 1937 года, и от одного факта, что этот учебник связан с чудовищным временем террора, у меня были мурашки, казалось, что это какая-то книга страшных заклинаний. Там же я спёрла учебник по английскому тридцатых или сороковых годов, и он потом валялся у нас на даче. Позже наш друг, композитор Лёня Десятников, обнаружил этот учебник и написал по словам из него целую симфонию. По учебнику, который я стащила из заброшенного дома».
Иллюстрации: Дарья Фомичёва для «Мела»
Кратовские дачи
Фотограф Федор Савинцев отправился в поселок, в котором прошло его детство, и запечатлел дома, достойные особого места в архитектурной библиотеке России.
Описание
Кратово — дачный поселок в Московской области, в котором в свое время жили Михаил Зощенко, Владимир Шаинский, Сергей Прокофьев, Сергей Эйзенштейн и другие представители советской интеллигенции. В их число входил и дед Федора Савинцева — Петр Савинцев, который был заместителем председателя Союза композиторов СССР Тихона Хренникова.
Все детство Федора прошло в этом поселке, да и сейчас у его родителей здесь есть дача. Каждый приезд сюда как путешествие во времени: многие дома сохранили дух той эпохи.
Кратово ожидало, пока я пойму всю ценность этих архитектурных шедевров. Я тут вырос, у меня тут жили прадедушки и прабабушки, сейчас у родителей тут дача. Поэтому все то, что я показываю, — из детства. Все дома знакомые, просто я на них взглянул по-серьезному, и оказалось, что они достойны особого места в архитектурной библиотеке России, — рассказывает фотограф.
Федор начал ходить знакомыми тропами, снимать дома, предаваясь ностальгическим воспоминаниям, а затем постепенно это переросло в полноценное исследование. Интересно, что проект полностью снят на айфон: получившиеся фотографии Федор загружает в соцсети, иногда сопровождая небольшими рассказами. Иногда в фейсбуке и инстаграме люди узнают соседские дома, а порой — даже дачи своего детства, помогая таким образом восстановить по крупицам историю.
Федор говорит, что многие нынешние владельцы ничего не знают об этих дачах. Некоторые даже и не задумываются о значимости домов, а ведь какие-то из них заслуживают статуса объекта культурного наследия.
Пока проект еще не закончен: информации о кратовских дачах по-прежнему немного. Поэтому Федор призывает всех, у кого есть истории, связанные с этим местом, написать ему. Результатом его масштабного исследования станет книга, которая навеки запечатлит не просто архитектуру и дачные постройки, а то теплое и светлое чувство, которое возникает при воспоминаниях о детстве.